Текст книги "Стояло раннее погожее утро…"

– С нами ты сможешь заработать денег на дорогу, и документы мы тебе сделаем.

А что мне оставалось делать? Я согласился. Меня привели в небольшой заброшенный домик. Зайдя туда, я увидел, что там есть электричество. В доме горел свет, а окна были завешены какой-то черной бумагой. Поэтому с улицы дом казался нежилым. Меня умыли, накормили, переодели. Несколько дней мне не разрешали выходить на улицу. Они учили меня неслышно ходить по деревянным ступеням, открывать замки отмычками, ориентироваться в темноте и многому другому. Через несколько дней стали брать с собой. Ребята обворовывали квартиры, а я должен был их предупредить, если появиться милиция. Затем помогал им нести вещи. У меня появились деньги. Но ходить самостоятельно мне пока не разрешали. Но прошло время, и я стал ходить с ними на дело на равных. Доля моих денег при дележке прибавилась, и документы мне сделали, как обещали. Однажды мы шли по парку. Было уже поздно и безлюдно. Подойдя ко мне вплотную, ребята негромко сказали:

– Пора кровью породниться.

– Как? – не понял я. Они дали мне новую блестящую, с наборной ручкой финку. А в спину мне уперлись лезвия двух ножей.

– Видишь, впереди мужик гуляет. Подрежь его, – и ножи больно кольнули спину, толкнув меня вперед.

У меня ослабли ноги, затряслись руки, пот холодными ручейками тек по лицу и щипал глаза. В голове стоял гул, и я плохо соображал, что делаю. Я догнал идущего неспешно мужчину, ткнул ему куда-то в бок свой нож и побежал, не помня себя. Очнулся я от громкого хохота. Я лежал на кровати. Ребята играли в карты и громко ржали, наверное, чего-нибудь накурившись. Увидев, что я открыл глаза, они подошли ко мне и подали вчерашнюю финку:

– Больше не бросай ее. Она тебе еще пригодится. Теперь она твоя кровная.

Я от них убежал на следующий день, вернее, ночью. Я знал, что если они меня поймают, мне не жить. На вокзале показываться было опасно. Я, добежав до леса, пошел по нему пешком. На рассвете я вышел на шоссейную дорогу. Деньги и документы я взял с собой. На попутных машинах я все-таки добрался до своего отца. Его перевели на вольное поселение, и я жил там. А после его освобождения мы приехали сюда».

Вот и все, что рассказал Виталий. Олег общался с ним в школе и иногда приглашал домой. Виталий подарил Олегу на день рождения гантели и книжку с картинками, изображавшими упражнения для тренировки мышц. После летних каникул Олег заметил, что Виталия нет в школе. Думая, что он заболел, Олег сходил к нему домой. Но дом был закрыт на замок. Олег спросил у отца, не знает ли он где Виталий.

– Забрали их, – ответил отец, – отправили в город. Когда к отцу Виталия пришел знакомый и они выпили, у них начался какой-то спор, потом драка. Когда Виталий увидел, что мужчина начал душить его отца, он достал финку и воткнул ее в гостя. Конечно, отец берет всю вину на себя. В общем, увезли их в город – и Виталия, и его отца, и труп этого друга.

Олег Виталия больше никогда не встречал, но с гантелями занимался каждый день.

Закончив восемь классов, Олег устроился на работу к отцу, связистом. Чтобы продолжать учебу, нужно было ехать в город и жить там, снимая комнату. А в поселке была возможность учиться заочно.

Работа связистом была Олегу по душе. Бригада летом копала ямы и ставила столбы, протягивала провода. Ходили устранять порывы или замыкания по линии, уже идущей по поселку. Подбрасывала работу и зона. Когда заключенных переводили на другую вырубку, приходилось ехать туда и в спешном порядке, после ухода заключенных, сматывать несколько километров полевого кабеля, затем вновь разматывать его, прокладывая к новому КПП. Только после звонка связиста к дежурному по лагерю об установке связи, давалась команда привозить и запускать бригады на территорию новой вырубки.

Железная дорога также загружала связистов работой. Уходящей все дальше от поселка дороге требовалась связь со стрелочниками на новых разъездах. Даже лоси иногда прибавляли работы, обрывая своими рогами кабель, протянутый по лесу. И рыбаки иногда крали кабель на переметы. И в самом лагере, хоть и был коммутатор внутренней связи, ремонт проводки, телефонов, сигнализации делали гражданские связисты. У Олега был пропуск беспрепятственного прохода через КПП на территорию лагеря. И он, по специфике своей работы, знал территорию лагеря, наверное, лучше любого заключенного.

Однажды, когда Олег, устранив обрыв телефонного кабеля, доложил об этом сидевшему в кабинете офицеру и собирался уходить, в дверь кабинета постучали. Вошел заключенный (сокращенно ЗК; заключенных местное население называло зек, зеки) и назвал свое имя, фамилию и длинный список статей уголовного кодекса. Офицер посмотрел на заключенного и сурово спросил:

– Почему не вышел на работу?

– Так вот! – проговорил заключенный, показывая рукой на огромный флюс, похожий на воздушный шар. – Зубы! Гражданин начальник.

– А ты что, лес зубами собирался грызть? – с ухмылкой спросил офицер. – Отказчик.

Лицо ЗК дернулось, как будто его ударили по больной щеке. После него зашел высокий худой и очень бледный ЗК. Он двигался так, как будто им управляли, дергая за ниточки. Снова имя, фамилия и еще более длинный перечень статей. Офицер задал тот же вопрос:

– Почему не вышел на работу?

Глаза ЗК округлились, лицо выражало возмущение.

– Я в жизни тяжелей авторучки в руках ничего не держал. А отсидел восемь лет в одиночке и решил поработать, – говорил ЗК, размахивая своими длинными руками с тонкими как у музыканта пальцами. – Вышел вчера на работу, а мне инструмента не досталось. Да я еще отсижу восемь лет в одиночке, но не буду стоять в очереди за топором.

– Отказчик, – сказал офицер.

Когда все закончилось, Олег спросил у офицера, что будет с отказчиками.

– Уменьшат паек, – ответил офицер, – запишут в личное дело, а это негативно скажется при решении по условно-досрочному освобождению.

– А,правда, что этот бледный заключенный восемь лет сидел в одиночке?

– Нет, конечно. Но нервы портил он нам часто, – усмехнулся офицер. – Посадили его в одиночку. На следующий день смотрят, а он гладко выбрит. Обыскали всю камеру, его обшмонали. Ничего острого не нашли. Через некоторое время смотрят, а он снова выбрит. Опять все обыскали и опять ничего не нашли. Через некоторое время все-таки подглядели: у него был спрятан кусочек стекла, размером в несколько миллиметров. Вот он им волосок за волоском и брился, а прятал его в окне – приставлял к уголку стекла, никто внимания и не обращал. Такой вот умелец.

Передвигаясь по лагерю, где сидели заключенные общего режима, жившие в бараках и имеющие возможность ходить по территории лагеря, Олег старался ни с кем не общаться. Он уже знал, что каждое общение, в конце концов, выльется в просьбу принести что-либо с воли. Олега не проверяли на КПП, и он мог пронести что угодно. Но он знал, что за одной просьбой будет другая и так до бесконечности.

На другой половине лагеря, где сидели ЗК особо строгого режима, одетые в одежду с поперечными полосами серого и темно-серого цвета, после привода с работы, они не ходили по территории, а сидели по камерам.

Олег как-то по работе зашел в кабинет надзирателя. Тот сидел за столом и, прикрыв глаза, слушал, как ему играет на гитаре и поет заключенный. Тут прибежал «шнырь»[5]5
  Шнырь (лагерный жаргон) – заключенный, которому общую работу заменили на работу по уборке, как вознаграждение за стукачество.


[Закрыть] и, вставив голову в щель приоткрытой двери, заговорщически проговорил:

– А в четвертой камере чифирят.

– Как чифирят? – вскочил надзиратель.

Они быстро пошли по коридору. Олегу стало интересно узнать, чем это закончится и он поспешил за ними. Когда открыли дверь, камера была полна дыма. Прямо на проходе, между нарами, ЗК рвал листы какой-то книжки и, подбрасывая их в маленький костерчик, пытался сварить в банке из-под сгущенки крепкий чай: чифир (его не заваривали, просто как крепкий чай, его варили долго, пока он не становился черным-черным). Увидев надзирателя, он, закрывая своим телом костер, жалобно молил:

– Ну хоть глоток. Не могу больше терпеть, сердце останавливается.

Конечно, ничего он не получил, только пинок под зад сапогом надзирателя.

Не все так просто в этой жизни. Недаром говорят: «От тюрьмы и от сумы не зарекайся». Вот дядя Олега Владимир попал в лагерь. Он работал, как и его брат Петр, мотовозистом. Когда вырубка ушла далеко от поселка, лес стали привозить длинными составами. Тянули их сразу два мотовоза. Точнее, один впереди тянул, а другой в конце состава толкал. Это было удобней, чем толкать длинный состав одним мотовозом. Потому что во время движения его качало в разные стороны и вагоны часто бурились. Однажды Владимир на мотовозе с порожним составом заехал в разъезд. Увидев, что состав стоит близко к стрелке и это может помешать проходу встречного состава, Владимир подал состав немного назад, метра на два. Но этого оказалось достаточно, чтобы переехать помощника мотовозиста второго мотовоза. Он в это время полез под мотовоз, подтянуть тормозные тяги. Колеса мотовоза перерезали его пополам, оставив целым только комбинезон. Его так и сложили вдвое и, погрузив на мотовоз, отвезли в поселок.

Владимира судили. Дали ему срок за то, что он не подал сигнал перед началом движения. Все понимали, что сигнал все равно никто бы не услышал. Но за эту трагедию кто-то должен был ответить.

Чтобы Владимир мог видеться с семьей, начальство «похлопотало», и Владимир начал отбывать срок в поселке, в лагере общего режима. Олег, имея свободный проход на территорию лагеря, часто виделся с Владимиром и передавал ему и письма, и теплую одежду, и много чего по мелочи, что можно было засунуть под одежду и пронести через КПП. Когда Владимира утром вместе с бригадой вели из лагеря на работу, на пригорке стояла жена с двумя сыновьями и махала рукой. Через несколько месяцев, при встрече с Олегом, Владимир сказал, что просит перевести его в другой лагерь.

– Не могу, – сказал он, – смотреть каждый день на свою семью и не иметь возможности поговорить с ними, приласкать детей. Сердце кровью обливается. Уж лучше их пока не видеть. Может, время не так медленно будет тянуться.

Владимира отправили в другой лагерь и через некоторое время перевели на вольное поселение. Досрочно освободившись, он со своей семьей уехал в Сибирь, на стройку города нефтяников. Там они получили квартиру. Дети выросли. Старший сын уехал в Москву. Учился, женился, устроился на престижную работу. Владимир с женой летали к сыну нянчить внуков. Младший сын, женившись, жил отдельно от родителей, но часто приглашал их посидеть с внучкой, когда нужно было куда-то отлучиться. Владимир часто вспоминал родные места, приглашал всех в гости, но сам уже никогда не бывал в поселке.

В те времена руководство страны решило очистить большие города ото всякого рода «не совсем советских» людей: стиляг, участников неформальных объединений, спекулянтов и им подобных. В лагерь прибыл этап с большим количеством заключенных, которым было едва за восемнадцать. И эта неоперившаяся молодежь попала в контингент, где многие имели уже не одну «ходку на зону». Комсомольская организация поселка забила тревогу. На комсомольское собрание пригласили начальника лагеря. Говорили ему, что общение с закоренелыми уголовниками может дать отрицательный результат в деле перевоспитания молодых заключенных. Все, кто имел возможность быть на территории лагеря, видели, как прислуживают уголовникам молодые ЗК. Начальник лагеря обещал обсудить этот вопрос с областным руководством.

Молодых заключенных поселили в отдельный барак. На лесоповал их не возили, а сформировали из них бригады, работавшие на стройке и в ремонтных мастерских. Было смешно и грустно смотреть, как бригада юнцов шла по поселку, охраняемая солдатами, в робе с перешитыми в «дудочку» узкими брюками. К ним часто приезжали на свидание их родители. Приезжали и подруги. Некоторые из этих подруг, ожидая день свидания, не прочь были пофлиртовать с вольнонаемными механизаторами, которые щедро их за это угощали.

Когда в поселке начиналось строительство, стройку огораживали колючей проволокой. Утром солдаты, приведя бригаду, бегло осматривали стройку и запускали туда заключенных. В это время и появились в поселке несколько женщин, которые зарабатывали тем, что с раннего утра заходили на стройку и сидели там, в укромном уголке, до прихода бригады. Днем они удовлетворяли сексуальные потребности бригады. За эту работу им платили. Об их профессии знал весь поселок. Позже появилась довольно молодая, не испитая, приятной наружности женщина и тоже стала ходить на стройку. В поселке в это время жил приезжий мужчина среднего возраста, работавший нормировщиком. У него умерла жена, и он жил один. И вот этот нормировщик, зная, чем зарабатывает эта женщина, женился на ней. Они купили щитовой домик, который почему-то назывался «финским», поставили его, огородили штакетником, посадили цветы. Никто из жителей поселка не напоминал женщине о ее прошлом. Она родила двух сыновей-крепышей. У этой женщины была одна странная привычка. Она каждый летний день ходила купаться. Когда она подходила к воде, на высоком берегу сидела местная ребятня. Женщина медленно раздевалась догола и входила в воду. Накупавшись, она так же медленно выходила из воды, одевалась и шла домой. Представление было закончено, и ребятня расходилась по своим делам.

Вечерами после работы Олег ходил в школу на консультации. Если их не было, он с товарищами проводил время в клубе или в библиотеке. Здание клуба и библиотеки осталось от старой зоны. После перевода заключенных в новый лагерь, забор разобрали на дрова, а самое большое здание отремонтировали, сделав из него клуб и библиотеку.

Даже если в клубе не шло кино, он всегда был открыт. Здесь репетировали участники художественной самодеятельности, играли в бильярд, проводили собрания. Вечером устраивались танцы под самодеятельный оркестр, состоящий из трех музыкантов, игравших: на аккордеоне, на гитаре и на ударных инструментах. Играли не профессионально, зато громко и весело, современные танцевальные ритмы. В библиотеке иногда устраивали шашечные и шахматные турниры. Молодые библиотекарши делали тематические выставки книг и репродукций картин известных художников. Иногда, собравшись компанией, просто гуляли по дощатым тротуарам. В поселке центральная улица, впрочем, как и все остальные, осталась грунтовой, хотя десятки километров железной дороги были засыпаны щебенкой. Хорошо, что лесовозы перестали возить лес через поселок. После них, особенно осенью, оставались такие глубокие колеи, что перейти улицу можно было, только положив на дорогу доски, сделав из них временный переход. Теперь дорога, выровненная грейдером, стала похожа на нормальную поселковую дорогу, чему больше всех радовалась ребятня, гоняя по поселку на велосипедах.

Все вольнонаемные механизаторы уехали из поселка, и местные также стали покидать поселок в поисках хорошей работы. На мотовозах начали работать бесконвойники – заключенные, работающие без охраны, но возвращающиеся после работы в лагерь.

Проходя мимо станции, Олег увидел как у стоящего мотовоза машинист-бесконвойник давал тумаков своему помощнику. Олег по работе часто ездил на мотовозах и знал всех машинистов. Он подошел и спросил, в чем дело. Машинист рассказал, что они, прицепив порожняк, собрались ехать в лес под загрузку. Перед поездкой почифирили, рассчитывая кайфовать во время поездки. Но помощник неправильно перевел стрелку, и мотовоз забурился. Пришлось вместо кайфа ставить мотовоз на рельсы. А это нелегкая работа. Машинист все сокрушался, что потратили много чая и зря.

Утром, по дороге на работу, Олега остановил комсорг и сообщил, что после обеда вся художественная самодеятельность поедет в соседний поселок с шефским концертом. И что начальство дало на эту поездку «добро».

После обеда пятнадцать человек, собравшись возле почты, ждали машину. Девчата о чем-то оживленно разговаривали и хихикали, поглядывая на ребят. Ребята, уже успевшие сбегать в магазин и закупить провиант на дорогу, спорили: хватит ли закупленных запасов и не пора ли начинать.

День был солнечный, погода располагала к лирическому настроению. Поэтому вскоре было решено выпить по бутылке вина на троих, а остальное взять с собой, так как дорога предстояла не ближняя. Ребята по очереди заходили в коридор почты и, немного погодя, выходили довольные, закусывая конфетами. Девчата от выпивки отказались, им и так было весело. Наконец появилась долгожданная машина. Грузовой «Урал», крытый брезентом. Все с веселыми криками и смехом ринулись покорять эту неприступную высоту. Задний борт был высоким, поэтому некоторых девчат пришлось подсаживать, помогая взобраться в кузов, что стало поводом для шуток, иногда довольно пошлых. Но в веселой суматохе никто не обращал на это внимания. Вскоре все уже сидели на деревянных скамейках в кузове машины. В кабину сел парторг, чтобы представить артистов администрации соседнего поселка. Машина, газанув, тронулась с места и все весело закричали: «Ура! Поехали!».

Пока машина ехала по ровной дороге, ехать было весело и приятно. Все пели, репетируя на ходу, и просто так от хорошего настроения и от того, что собралось вместе много друзей. Затем дорога пошла в гору и шум мотора заглушал пение. Все примолкли, разглядывая открывающуюся панораму. Далеко внизу протекала река. Склон, по которому проходила дорога, зарос густым, начинавшим уже рыжеть молодняком, закрывшим пни, оставшиеся после вырубки. Кое-где стояли одинокие ели, не попавшие под вырубку в виду своей молодости. Вдали темнели вершины гор. Солнце уже уходило за горизонт, когда подул холодный ветер и серые тучи стали затягивать небосвод. Похолодало. Машину трясло на ухабах. Настроение у артистов ухудшилось. Единогласно было принято решение – поужинать. Остановили машину, чтобы не трясло и можно было попасть в стакан, разливая вино. И сбегать «налево» в кусты уже было самое время. Когда все запасы были съедены и выпиты, а настроение вновь стало улучшаться, поехали дальше. Машина, натружено тарахтя двигателем, продолжала подниматься в гору. Девчата, согревшись вином, пели так звонко и громко, что заглушили и голоса ребят, и шум мотора, и шум дождя по брезенту. Дождь пошел неожиданно, сильный и холодный. Вокруг потемнело. Но, как говорится: «Темнота – друг молодежи», поэтому молодежь еще больше развеселилась, позволяя себе некоторые вольности. Кто-то кого-то тискал, кто-то кого-то ущипнул, кто-то получил оплеуху. Несмотря на холод и дождь, в машине слышался визг, хохот, веселые выкрики, разноголосое пение. Машина, немного не доехав до вершины перевала, забуксовала. Колеса беспомощно крутились в мокрой глине, еще больше зарываясь в колею. Ребятам пришлось спускаться с машины и под холодным дождем, в костюмах и туфлях, толкать ее, подбрасывая под колеса наломанные ветки. Машина долго дергалась, пытаясь тронуться с места. Наконец взревев мотором, она медленно, затем все быстрее и быстрее поехала по дороге. Машина остановилась, заехав на вершину перевала. Ребятам пришлось идти к машине пешком, под дождем, по раскисшей дороге. Замерзшие, мокрые, но не потерявшие жизнелюбия они резво забрались в кузов, сожалея, что «запасы» уже кончились.

Машина быстро покатилась вниз по склону. Съехав вниз, она сделала крутой поворот и въехала в поселок. Редкие фонари тускло освещали улицу, в конце которой была небольшая, но хорошо освещенная площадь. Здесь был клуб, и машина остановилась возле него. Народу было много. Наверно, все население поселка, не избалованное развлечениями, пришло поглядеть на приезжих артистов. А артисты, спрыгнув с машины, поспешили за кулисы хорошо натопленного клуба. Здесь стоял веселый гомон. Уточнялась программа концерта, артисты приводили себя в порядок. Парторг и комсорг разговаривали с местной администрацией насчет ужина. И хотя магазин был уже закрыт, ради такого случая был найден продавец, чтобы открыть его и выдать все необходимое.

В зале уже несколько раз нетерпеливо аплодировали с криками: «Даешь концерт!». Но вот хор уже построен вдоль сцены. Руководитель хора, учительница начальных классов, уточняет какие петь песни после прочтения каких стихов. Наконец открыли занавес. Под бурные аплодисменты парторги обоих поселков несколько минут разливают любезности зрителям, артистам, родной парторганизации. Затем руководитель хора звонким голосом, с хорошо поставленной дикцией объявляет, что для зрителей прозвучит литературно-музыкальная композиция: «Родине – Слава!» Прочитав вступительные стихи, она взмахнула рукой и хор запел: «Ты Россия моя, золотые края…».

Во втором отделении концерта выступали танцоры, фокусники, акробаты, пели солисты. Концерт удался. Зрители громко аплодировали, требуя продолжения. За кулисами тоже было весело. Все ходили возбужденные, согревшиеся после дороги и подогревшиеся после ужина и сообща решали, что еще можно показать зрителю. Парторг предложил устроить конкурс на лучший номер. А призом должна стать бутылка коньяка, незнамо откуда появившаяся на столе. На этот призыв откликнулись танцоры – красивая пара Саша и Лена. Они вызвались показать самый современный танец. Танцевали задорно ритмично, и в конце танца партнер так лихо крутанул свою партнершу, что сидевшая на первых рядах молодежь, увидев, как высоко поднялась юбка танцовщицы, от неожиданности закрыли глаза, а когда открыли – танцоры уже кланялись зрителям. Коньяк был вручен этой паре и тут же всеми дружно выпит.

Было уже за полночь, когда концерт закончился. Пообещав приехать еще, провожаемые зрителями артисты сели в машину. Весь обратный путь сидели тихо. Радостное возбуждение прошло, разговаривать не хотелось, пришла усталость. Когда вернулись домой, была глубокая ночь. Водитель развез всех по домам.

Утром, по пути на работу, Олег увидел группу артистов, обсуждающих вчерашнюю поездку. Постояв с ними, пообщавшись, он немного не выспавшийся, но довольный поездкой, пошел на работу. Ему надо было рассчитаться, потому что пришла повестка, в которой говорилось, что он должен явиться в районный военкомат для прохождения срочной службы.

«Вот и кончилась юность, – подумал Олег, – хорошо хоть успел окончить школу и получить аттестат. После армии будет уже другая, взрослая жизнь».

* * *

Стояла поздняя осень. Небо сплошь затянуло серыми тучами. Шел мелкий, холодный дождь. Вечерело. По лугу, по мокрой траве бежали три девчонки. Старшей лет четырнадцать, средней около десяти, младшей лет восемь.

– Все, больше не могу, – сказала, тяжело дыша, младшая и села на мокрую траву. На сестрах было надето по два пальто и несколько платков на головах. Конечно, бежать в таком одеянии было нелегко.

– Вставай, побежали, а то «советики» догонят, – говорила старшая, пытаясь поднять младшую, которая упиралась и не хотела вставать.

– Все равно не убежим, – сказала средняя сестра, показывая на двух молодых людей, спешащих следом. Бежали они явно быстрее сестер и через несколько минут были уже рядом.

– Куда бежите? – спросил по виду командир. Он был одет в кожаную куртку и фуражку со звездой.

– Мы к бабе Мане в гости идем, – ответила, вставая, младшая.

– Никаких гостей, – строго сказал командир, – немедленно возвращайтесь назад.

– А вы у нас одежду не отберете? – спросила младшая.

– Нет, – ответил командир. – Давайте, давайте, шагайте быстрей.

Девчонки развернулись и поплелись обратно, понурив головы. Сестер привели к разрушенному дому. Здесь хозяйничали еще двое «советиков». В стороне стояла мать девочек, со слезами наблюдая за происходящим. «Советики» сняли с сестер лишнюю одежду.

– Ну оставьте, а то зимой замерзнем, – ныли девчонки.

– Не положено, – отвечал старший. – Можно оставлять только по одному пальто на человека.

– А говорил, не будешь отбирать, – сердито сказала младшая.

– Я не отбираю, – ответил старший, – я конфискую.

Сказав это непонятное слово, он бросил снятую одежду в костер, в котором уже догорало все, что можно было сжечь.

– За что вы отца-то забрали? – спросила старшая.

– Ваш отец – враг народа, противник советской власти. Он сам не вступал в колхоз и других отговаривал. Ясно, у кулака и мысли кулацкие. Лишь бы самому разбогатеть, – отвечал командир «советиков». – А в колхозе все общее, все поровну – и земля и хлеб.

– И наша соломорезка, и плуги, и наша корова, которую вы увели, – резко добавила старшая сестра.

Она хотела еще что-то высказать, но мать, дав подзатыльник и закрыв ей ладошкой рот, сказала:

– Молчи! А то заберут как отца.

– А что, и заберем, – осклабился один из «советиков». – Я лично не против поучить ее законам Советской власти.

Старшая прижалась к матери. Ей вдруг стало очень страшно…

– Вот так моя бабушка осталась одна с тремя дочерями без крыши над головой, – сказала Марина.

Олег, внимательно слушавший ее, спросил, что было потом. Они не спеша прогуливались по дощатому тротуару, который шел через весь поселок и одним концом опускался к водохранилищу, другим, поднимаясь в гору, упирался в начинающийся прямо за поселком лес. Сейчас Олег и Марина шли под горку.

– Так что же было дальше? – повторил свой вопрос Олег.

– А что дальше, – продолжила Марина, – жить стали в сарае, из которого увели корову. Печник сделал небольшую печурку, чтобы было тепло и можно было готовить еду. Сделали лежанку, насыпали туда сена и спали вповалку.

Олег и Марина подошли к концу тротуара и смотрели на волны, чередой набегающие на глинистый берег. Постояв немного, полюбовавшись простором водохранилища, окаймленного зелеными горами, они развернулись и пошли вверх, в сторону уходящего за лес солнца. Марина продолжила рассказ:

– Так и жили в этом сарае. Отца они больше не увидели и весточек от него не получали. Девчата, вырастая, выходили замуж. Старшая сестра родила две дочери, средняя – сына. А моя мама была еще молода, жила с матерью и замуж не спешила. Пришла война. Мужей забрали на фронт. А потом пришли похоронки. Так старшие сестры стали вдовами. Замуж больше не выходили, а всю жизнь посвятили детям.

Марина замолчала.

– Ну, хватит на сегодня истории, – улыбнулась она.

Олег познакомился с Мариной, вернувшись в поселок после окончания срочной службы. Была весна. Зеленые ели расправляли колючие лапы, сбросив с себя пушистую зимнюю шубу. На проталинах уже зацветали подснежники, а в низинах еще лежал снег Олег, повзрослевший и возмужавший за время службы, загорелый, гладко выбритый, в хорошо подогнанной шинели, фуражке с голубым околышем, не спеша шел по лесной дороге, стараясь не испачкать свои начищенные до блеска сапоги. Из-за пригорка показалась голубая полоска воды. Водохранилище. Идти осталось совсем немного. С волнением рассматривал Олег знакомые места. Слева от дороги поднималась почти отвесная скала. Внизу у подножия скалы протекала неширокая быстрая речка. Справа от дороги начиналось кладбище. Среди невысокой травы, между березками, виднелось несколько свежих могил. Еще один поворот, и вдали показались серые крыши домов. Олег, сам того не замечая, все ускорял свои шаги. Вот и деревянный мост через речку, впадающую в залив водохранилища. Раньше это был железнодорожный мост, по которому мотовозы возили лес в поселок. Рельсы и сейчас лежат вдоль моста, заржавевшие без работы. А мост зашили сверху досками, сделав его пешеходным.

Пройдя по мосту, Олег вошел в поселок. Он с волнением подошел к родному дому. Дом был закрыт, и Олег решил идти к родителям на работу.

«Есть повод пройтись по поселку в парадной форме», – подумал он.

Шагая по улице, он часто останавливался, чтобы поздороваться со знакомыми. Они поздравляли его с дембелем и расспрашивали о службе. Олег всех приглашал к себе домой отметить окончание службы. Мать, увидев Олега, расплакалась, обняла его, приговаривая:

– Вот и сыночек вернулся. Живой, здоровый. Какое счастье.

Отец, обняв Олега, сказал:

– С прибытием, сынок! Пойду, отпрошусь у начальства с работы и мать кем-то подменю.

Поселок заметно опустел. Из одной половины лагеря заключенных, особо опасных, отослали этапом в другие лагеря. Увозили и технику. Оставшись без работы, многие жители стали уезжать из поселка. Но связь еще требовалась. Поэтому родители Олега, решившие переезжать в другой поселок после возвращения Олега из армии, пока не трогались с места.

Придя домой, Олег подарил родителям сувениры, переоделся в гражданскую одежду, от которой уже отвык, и рассказал о своей службе. Закончив рассказ, он справился о местных новостях. Отец первым делом рассказал о судьбе Светы – Олег хорошо помнил эту полненькую, с большими выразительными глазами, всегда веселую одноклассницу.

– Теперь она с матерью живет в Москве, – сказал отец.

– А что, ее отец получил повышение по службе? – спросил Олег. – Когда я призвался, он был начальником лагеря. Теперь он наверно уже генерал, а Света – дочь генерала.

– Нет, все не так, – ответил отец. – На Октябрьский праздник отец Светы решил, что этот праздник для всех, и пошел в лагерь поздравлять заключенных. Сначала прошелся по баракам в зоне общего режима, затем по камерам в зоне особого режима. Потом ему открыли дверь в штрафной изолятор – ШИЗО. Не успел начальник ничего сказать, а только приблизился к двери, как сидевший в камере заключенный мгновенно кинулся к нему и воткнул ему прямо в сердце заточку, неизвестно как появившуюся в камере. Спасти начальника не смогли. После этой трагедии его семье дали квартиру в Москве. Позже я видел фотографию этой заточки, – добавил отец. – Обыкновенный металлический пруток, только остро заточенный на конце. Как заключенный смог пронести ее с собой в камеру при очень строгом контроле, непонятно. После этого шума, прислали другого начальника. А как говорится: «Новая метла по-новому метет». Вот и он сразу же ввел в поселке сухой закон. Зимой дорога из города одна. При въезде в поселок поставили пост. Несколько солдат проверяли сумки приезжающих и приходящих в поселок. Хорошо хоть только сумки проверяли. После выхода этого закона, при привозе товаров в промтоварный магазин, сразу выстраивалась очередь мужиков за «тройным» одеколоном. Да и водку торгаши умудрялись провозить. А чтобы выручка от рискованной торговли была больше, бутылки с водкой открывали и из двух бутылок делали три, разбавляя водой. Пробки вновь заливали сургучом и вместо печати наверху бутылки делали оттиск любой, подходящей по размеру монетой. Но это было лишь зимой. Летом водку привозили по воде, приносили по лесным тропинкам. Приказ никто не отменял, но уже никто его и не выполняет. Вот такие новости.

Олег отмечал свой дембель больше недели. Пьяным не напивался, а так – посиделки с гитарой, рассказы о службе, прогулки по поселку. Родители уже начали вести с ним осторожные разговоры о работе. Во время этих гуляний Олег обратил внимание на стройную, красивую незнакомку. До армии он дружил с девушкой, обещавшей, как и все, ждать его и писать письма. Но не прошло и года, как она вышла замуж за мужчину много старше Олега. Когда Олег вернулся из армии, всему поселку было интересно: будет он мстить за измену или нет. Олег не собирался никому мстить. Ему было неприятно, что его судьбой интересуется так много людей. Все подходили и что-то советовали. Кто-то советовал: «Забудь. Еще найдешь». Кто-то говорил: «Она тебя по-прежнему любит. Верни ее». Его друзья пригласили в свою компанию мужа Веры, так звали его бывшую подругу, и изрядно его напоили. Затем нашли Олега и сказали, что если он держит зло на мужа Веры, то может пойти и побить его, а они, если что, помогут. Когда он отказался это делать, сказали ему, что у школы его ждет Вера. Олег пошел в сторону школы. Там действительно стояла Вера. Она подошла к Олегу и, улыбаясь, чмокнула его в щеку и сказала тихо: