Текст книги "Стояло раннее погожее утро…"

Но Марина, приняв решение, уже не воспринимала никаких доводов.

– Я там родилась, там и умру, – отвечала она на все попытки Олега отговорить ее от поездки.

В конце концов Олег вынужден был согласиться с решением Марины. Ему очень не хотелось расставаться с родителями, и было стыдно перед ними. Они так ждали его из армии, а он оставляет их одних.

– Ну, ничего, будем ездить друг к другу в гости, – успокаивал себя Олег.

И подготовка к переезду началась. Родители Олега, приехав, помогли им собрать вещи в дорогу, проводили до поезда. Поездка с грудным ребенком была утомительной и долгой.

Наконец, прибыли, и на перроне их встретили родители Марины. Из города до села, где они жили, ехали на легковой машине. По обе стороны дороги зеленели бескрайние поля, разделенные лесополосами на большие квадраты. Олег уже видел эти поля, во время службы в армии, когда ехал в поезде из училища в боевую часть. Село встретило их густой зеленью садов и золотым блеском церковных куполов. Вдалеке голубела река. «Хорошо, – подумал Олег. – Будет куда ходить на рыбалку». Подъехали к дому родителей. Он был небольшой, деревянный, обитый рейками. Покрашенный зеленой краской, он сливался с зеленью больших яблонь, растущих вокруг дома. В этом доме и расположились.

Осваиваясь на новом месте, Олегу и Марине нужно было найти работу, затем написать заявление в сельский совет с просьбой о выделении им земельного участка под застройку дома.

Олег, поездив по городу, устроился электриком на завод. Теперь по утрам все уходили на работу, а Марина готовила ужин Олегу и своим родителям и смотрела за ребенком.

Прошел месяц и мать через знакомых нашла Марине работу в бухгалтерии «Водоканала». Также хлопотами матери получили участок под застройку. Когда Марина вышла на работу, с Сережей оставалась Маринина тетя.

Зимой завезли кирпич, а ранней весной начали строительство дома. Денег было мало, поэтому взяли ссуду. Олег договорился на работе и ходил на завод, пока шла стройка, в третью смену. Днем он помогал кладчикам, которых наняли сложить из кирпича коробку дома. Когда коробка была сложена, и стало видно, что дом будет высокий и просторный, кладчики сказали, что это только половина работы. Еще столько же сил и времени потребует крыша и внутренняя отделка: полы, перегородки, потолок, окна, двери, штукатурка, покраска, и еще много-много другой работы. Олегу казалось, что стройка никогда не кончится.

Осенью дом был построен. И неважно, что не побелены стены и потолок, не крашены полы – это был их дом, Олега, Марины и Сережи. Они тут были хозяева. Они перевезли вещи и стали обустраиваться. Дом получился вместительный: три комнаты и кухня. Еще и просторный коридор. Рядом с домом распахали большой огород. Работы было много и в рабочие дни, и в выходные. Но молодость давала сил, и поэтому времени хватало и на работу, и на отдых. На праздничные дни или на дни рождения собиралось много гостей, и в доме становилось шумно и весело.

Однажды в субботнее утро, когда не надо рано вставать и спешить на работу, в дверь позвонили. Олег встал с постели и, недовольный этим ранним визитом, пошел открывать дверь. На пороге стоял почтальон. Он подал Олегу телеграмму, в которой сообщалось о смерти его отца. Олег быстро собрался и самолетом вылетел на родину. Затем на электричке, автобусе, катере, он добрался до поселка.

Дома его встретила постаревшая, еще сильнее поседевшая мать. Она рассказала, что отец умер от рака легких. Олег ни разу не видел отца курящим. Он помнил, что у отца были камни в почках и случались сильные приступы болезни, а на легкие он никогда не жаловался. Он так и не успел уехать из этого уже малолюдного поселка.

Отца привезли из морга только с вечерним катером. Хоронили на следующий день. Когда пришли на кладбище, Олег увидел, что оно уже заросло травой и молодыми деревцами. Те, кто уехал из поселка, еще навещали могилы своих родных, и живущие в поселке ухаживали за могилами. Но уже было много могил бесхозных, запущенных. Зарастало и кладбище на противоположной стороне дороги, где хоронили заключенных.

Заключенные в поселке еще оставались, но их уже было немного, и ухаживать за могилами было некому. «Так и зарастут и исчезнут из памяти человеческой сотни безымянных могил, – думал Олег, глядя на заброшенное кладбище. – О захороненных на поселковом кладбище еще какое-то время будут помнить родственники. А об этих умерших заключенных не вспомнит никто».

Народу на поминках было мало. В основном старики – пенсионеры, которым некуда было ехать из поселка. Олегу очень хотелось побыть в поселке, пообщаться со знакомыми, поддержать мать. Но нужно было возвращаться, чтобы на работе не было прогулов, и не лишили премии. Поэтому, взяв с собой на память несколько фотографий, Олег попрощался с матерью и отправился в обратный путь.

После похорон отца Олег старался чаще писать письма своей матери и с интересом читал ее ответы. Анна писала, что переехала жить в город, купила там маленький домик. Писала, что вышла на пенсию, но подрабатывает уборщицей в магазине. И жаловалась иногда на головные боли, на высокое давление. Олегу очень хотелось поехать на родину, навестить мать и уговорить ее переехать жить к ним. Но получалось так, что отпускные деньги уходили на покупку чего-либо необходимого. И он все откладывал свою поездку на потом. Когда они уже выплатили ссуду, взятую на строительство дома, и рассчитались по долгам с родственниками, и, казалось, денег должно прибавиться, Марина сказала Олегу о том, что было уличное собрание, на котором председатель сельского совета сообщил, что улицу будут газифицировать.

– Неужели не нужно будет каждое утро чистить котел, не возить каждый месяц на заправку газовые баллоны, не думать каждый сезон, где купить хороший уголь, – Олег не мог поверить этому.

Но верь не верь, а уличный комитет уже начал собирать деньги. Сначала на проект, потом на закупку труб, на оплату работы экскаватора… и пошло-поехало. Все отпускные и Олега, и Марины растаяли, как лед под жарким солнцем. И вот, глубокой осенью свершилось: газ горел голубым пламенем во всех четырех конфорках плиты, нагревал воду в водогрейном котле. Жизнь стала намного комфортней.

На ноябрьские праздники, как всегда, было много гостей. Засиделись допоздна. Сережа уже спал. Наконец все разошлись, а Марина и Олег помыли посуду и легли спать. Среди ночи зазвонил телефон. Ничего не понимая, Олег взял трубку.

– Примите телеграмму, – сказали в трубке.

– А что, до утра нельзя подождать? – спросил Олег, думая, что пришло очередное поздравление с праздником.

– Нельзя, – ответили в трубке и начали зачитывать телеграмму.

У Олега задрожали руки и ноги, он сел на стул, слушая текст – ему сообщили о смерти матери. И снова он летел на родину, и снова не в гости, а на похороны. Олег приехал на электричке в город и, немного поплутав, подошел к маленькому дому, возле которого стояла сестра Нина и несколько соседей.

Нина рассказала Олегу, что мать парализовало, ее положили в больницу, и она там умерла. Соседи расчистили от снега площадку перед домом, а до проезжей дороги вела узкая, протоптанная в снегу тропка. Зима была ранней и снежной. Вокруг были большие сугробы.

Олег и Нина позаботились о подготовке к похоронам – купили материал на обивку гроба и продукты для поминального стола. Затем Олег и муж Нины поехали в морг. Олег смотрел на лежащую в гробу мать, и ему казалось, что она слегка улыбается, такое умиротворенное выражение лица у нее было. Казалось, она просто уснула. Сейчас откроет глаза и скажет, что пошутила.

Погрузить гроб в машину помог водитель. Олег не сел в кабину, а остался в кузове. Когда приехали на место, Олег попросил у соседей санки. Снять гроб с машины помогли рабочие, собравшиеся ехать на этой машине на кладбище, готовить могилу. Если земля глубоко промерзла, то можно за день и не успеть выкопать.

Гроб, поставленный на санки, Олег повез по узкой тропинке. Там, где были сугробы, приходилось просто тянуть гроб по снегу. Наконец, Олег довез гроб до домика. Соседи помогли занести его.

Договорившись о времени похорон и прикинув, сколько и чего готовить на помин, все разошлись. Олег остался один в этом крохотном домике. Почти треть комнаты занимал гроб. Потолки были такие низкие, что Олег, боясь задеть их, ходил, наклонив голову и слегка ссутулившись. Рядом с комнатой, за печкой, была небольшая кухонька, состоявшая из стола с табуреткой и настенного шкафа с посудой. Зато сени были большие. В них лежали дрова, сложенные в поленницу. Это было удобно, не надо за дровами выходить на улицу. Туалет тоже был пристроен к сеням. Вот в этом миниатюрном домике и прожила свои последние годы его мать.

Оглядев жилище, Олег начал обивать материей ладно сделанный из сухих строганных досок гроб. Крышку он обил быстро. Не такой уж сложной оказалась эта работа. И сам гроб снаружи он быстро обил красным материалом. А вот обивать его внутри, белой материей, было сложней. Чтобы заправить ткань вниз, приходилось немного поворачивать покойницу на бок, затем на другой бок. Олег извинялся перед матерью и за то, что тревожит ее покой, и за то, что так и не собрался приехать к ней. Он разговаривал с ней, как с живой, и не замечал, как слезы, скатываясь по щекам, капали на одежду матери.

Закончив обивку, Олег стоял у окна, глядя на улицу. Шел снег. Снежинки быстро пролетали мимо окна, крупные, пушистые. Иногда, подчиняясь воле ветра, они одновременно меняли направление полета, затем, как будто заблудившись, начинали кружить в воздухе, не зная, куда им лететь. Но очередной порыв ветра подхватывал их и нес с такой скоростью, что снежинки сливались в белые нити, которые, сплетаясь в одно большое белое полотно, закрывали горизонт.

Пришла запорошенная снегом сестра. Стряхнув снег, она оценила работу Олега и сказала, что земля на кладбище промерзла не глубоко и могилу уже выкопали. Она подошла к гробу и накрыла покойницу покрывалом, вложила в руки маленькую иконку и крестик, а на лоб положила бумажный венчик. Возле иконы она зажгла лампадку и свечи и сказала Олегу, чтобы он менял догоревшие свечи и подливал масло в лампадку. Сделав все, Нина пошла к машине, чтобы с мужем уехать домой. Там остались дети, хозяйство. Она с семьей недавно переехала жить в другой поселок, потому что тот, в котором Нина вышла замуж, и куда приезжал Олег, уже расформировали. Поселок, в который они переселились, был расположен недалеко от города, поэтому решили на ночь тут не оставаться, а приехать рано утром.

Олег сидел у гроба всю ночь. Утром стал сходиться народ. Мужчины начали расчищать дорожку, чтобы можно было донести гроб до машины на руках. Одна из женщин читала молитвы, а остальные стояли у гроба с зажженными свечами и крестились.

Олег вышел на свежий воздух. Солнце только начало подниматься над горизонтом, освещая желтую пелену угольного дыма, окутавшего город. Снег, выпавший ночью, был еще белым и пушистым, не успев потемнеть от сажи. На столбах, наполовину утонувших в сугробах, провода, покрытые толстым слоем изморози, были похожи на белые канаты. Крыши домов оделись в большие снежные шапки. Слышались шлепки падающего на землю снега. Это какой-то хозяин уже чистил крышу, боясь, что она не выдержит такого веса. Спать не хотелось. Да и уже некогда. Сейчас женщины закончат читать молитвы, и можно выносить гроб. Машина уже ждала, стоя на обочине прочищенной дороги.

Гроб вынесли родственники и поставили его в кузов машины. Машина долго ехала до кладбища, оставляя за собой в морозном воздухе длинный шлейф дыма и пара из выхлопной трубы. Олег, как и большинство провожающих, ехал наверху, в кузове и изрядно продрог. Только помогая засыпать могилку, немного согрелся. Насыпав холмик и поставив крест, положили на могилу венки и тронулись в обратный путь.

Вернувшись в дом, Олег посидел за поминальным столом. Согревшись и расслабившись, присел к стоящей в углу тумбочке и, взяв альбом, стал рассматривать фотографии. И что странно – спать он не хотел. Вторая бессонная ночь прошла в общении с родственниками.

В четыре утра его проводили на электричку. И снова самолет. Олег уснул раньше, чем тот успел взлететь. Проснулся, когда самолет коснулся посадочной полосы. После полудня он был уже дома. Родственники Марины выразили ему соболезнование и, накрыв стол, устроили небольшие поминки. «Ну, вот и все», – подумал Олег, еще сам не понимая, что он имел в виду.

* * *

Петр сидел за столом летней кухни и пил чай. Было тихое теплое летнее утро. Дощатая кухня была просторной. В ней помещалась печка, шкаф для посуды, стол и стулья, топчан, застеленный матрасом. На этом топчане Петр спал ночью и иногда после обеда, устав от работы на огороде. Кухня стояла рядом с большим домом, на крыше которого недавно поменяли доски, и они выделялись своей желтизной на фоне потемневших от времени бревен, из которых был сложен этот добротный дом. Петр почти не заходил в него. Дом был пуст. Совсем недавно он был наполнен голосами. Но все родные разъехались. Остался только Петр. Он был не женат, привык жить один. Сердце в последнее время все чаще покалывало.

Петр долго работал мотовозистом. Летом в кабине мотовоза было жарко, душно, пахло соляркой, а зимой очень холодно. При каждом удобном случае, обычно стоя в разъезде, Петр со своим помощником заваривали крепкий чай, чтобы согреться и взбодриться. Может эти тяжелые условия работы и привычка к крепкому чаю стали причиной участившихся болей в сердце. Еще и употребление «медовухи». Он начал ее делать, когда завел несколько ульев и стал качать мед. Сначала мед раздавал родственникам, родне, а теперь делал из меда брагу и пил ее понемногу. Это питье тоже усугубляло болезнь.

Его «медовуха» понравилась и родственничку, повадившемуся ходить к Петру в гости – сожитель его двоюродной сестры. Он отсидел в лагере за убийство и остался жить в этом поселке. Это был невысокий, слегка сутулый мужчина с наглыми, выпученными глазами. Звали его Валентин. А по зоне у него была кличка «бульдозер». Вот и сейчас, допивая чай, Петр услышал, как кто-то хлопнул калиткой. Неспешные шаги приближались к летней кухне. В проеме двери появился Валентин.

– Привет Петя, – оскалившись щербатой улыбкой, сказал Валентин. – Ну что ты, в натуре, обнаглел совсем. Сам глыкаешь, а мне не наливаешь.

Петр побледнел. Сердце бешено забилось. Он никогда раньше не терпел наглость, и сейчас, если бы были силы, он выгнал бы этого гостя. Но силы, которыми он мог похвастать в молодости, покинули его.

– Нет у меня медовухи, видишь, чай пью. Новая медовуха еще не подошла, – тихо сказал Петр.

Улыбка сползла с лица Валентина. Он со злостью стал рыться в шкафу.

– Валентин. Не наглей. Что ты роешься, как у себя дома, – возмутился Петр.

Валентин достал из кармана нож и, играя им перед лицом Петра, нагло ухмыляясь, спросил:

– А что ты мне можешь сделать? Я вот сейчас тебя замочу, и никто не будет тебя искать. Кому ты нужен?

Спрятав нож, Валентин направился к выходу. Затем обернувшись, сказал:

– Вечером приду. Чтобы медовуха была, а то замочу, как обещал.

Валентин ушел, а Петр, проглотив горсть таблеток, все не мог успокоиться. Чувство беспомощности просто раздавило его. Вечером, когда солнце только стало приближаться к горизонту, на пороге появился Валентин. Петр полулежал на топчане, накрывшись покрывалом.

– Ну что, баклан, где медовуха? – угрожающе спросил Валентин.

– Сейчас угощу, – спокойно ответил Петр.

Два выстрела прозвучали почти одновременно. Валентина отбросило к стене. Он сполз по ней, оставляя черные полосы крови. Петр отбросил от себя начавшее тлеть покрывало, прикрывавшее ружье.

– Надо же, не целился, а попал прямо в грудь, – удивился он. – Мой отец медведя с одного выстрела убивал, а ты решил, что я ничего не могу сделать…

Петр все говорил и говорил, глядя в остекленевшие глаза Валентина. До суда Петр не дожил – не выдержало сердце. Похоронили его рядом с могилой Валентина. Кладбище уже сильно заросло, и расчищать место под новую могилу было некому. Поэтому мужики, которых Валентина упросила рыть могилу ее третьему мужу, и Петру выкопали рядом, на расчищенном месте. Те, кто остался жить в поселке, пришли на кладбище, чтобы помянуть сорок дней Валентину и девять дней Петру. Так уж совпало.

* * *

Лагерь, несколько лет не выполнявший план по заготовке леса, был расформирован. Увезли заключенных, технику. Поселок был брошен. Организовать снова лесхоз не было возможности из-за отсутствия вокруг поселка строевого леса. Люди, оставшись без работы, предоставленные сами себе, разъезжались, оставляя свои уже никому не нужные дома. Поселок, в котором недавно бурлила жизнь, умирал. Из жителей оставались только пенсионеры, которым некуда было ехать. Улицы стали зарастать высокой травой и молодыми деревцами. Часть огородов еще обрабатывалась, но большинство запустело, покрывшись зеленым ковром. Брошенные дома использовались оставшимися жителями на дрова. Поэтому спустя время трудно было определить, какие дома где находились раньше. И только тропинка на кладбище и несколько ухоженных могилок напоминали о том, что еще не вымер совсем поселок, как тысячи других сел и деревень на бескрайных просторах земли русской.