Текст книги "Рубин Великого Ламы"

Андре Лори
Рубин Великого Ламы

ГЛАВА I. У Купера и К°

Никогда не бывает так весело в прекрасных кварталах Лондона, как в ясное весеннее утро, когда ни туман, ни дождь не омрачают его. Солнце всходит на светло-голубом небе, атмосфера дышит свежестью; подъезды домов кажутся высеченными из снега; штукатурка портиков принимает вид мрамора, а медь на дверях блестит как золото.

В одно подобное утро молодой человек лет двадцати пяти-тридцати, судя по наружности, француз, вышел из гостиницы «Пельгам» и направился вниз по Портландской улице, ведущей к Темзе.

Дойдя до Главного Цирка, он повернул направо на Оксфордскую улицу и поднялся по ней до соединения с улицей Бонд.

Сворачивая на эту улицу, он несколько замедлил шаги. Очевидно, тут и была цель его утренней прогулки; вероятно, какая-нибудь покупка, потому что он с упорным вниманием стал рассматривать роскошные выставки в окнах магазинов, особенно ювелирных.

Господин этот был выше среднего роста, хорошо сложен, хотя, конечно, не как идеальная модель для художника, с симпатичным лицом, которое назвать красивым было бы трудно.

Во всей его наружности было что-то такое, что бросалось в глаза и показывало в нем человека высшего полета, особенно интересного для некоторых романистов. Все в нем не походило на человека заурядного.

Вглядываясь в него внимательнее, невольно составляешь мнение в его пользу: стройная фигура, тонкие усы, взгляд ясный и прямой, в манере держать голову, в походке и поступи видна решительность и уверенность в себе – такие качества, которые создают истинную элегантность мужчины, какой не купишь у портного.

Вообще никто не сказал бы, что у Оливье Дероша вульгарный вид… Впрочем, суть не в этом…

Утром бывает большое движение на всех торговых улицах. До завтрака прекрасные покупательницы выезжают, чтобы побывать у своих поставщиков и удостовериться, исполнены ли данные им заказы. Улица Бонд в это утро особенно была переполнена публикой и экипажами, которые больше всего толпились в узком проходе, где она делает поворот. Здесь кареты двигались медленно, без перерыва, одна вслед за другой, так велика была теснота и давка.

Сидящие в каретах, казалось, все были знакомы друг с другом: из кареты в карету перебрасывались веселыми приветствиями и посылали воздушные поцелуи.

Сцена эта, живая и блестящая, заинтересовала молодого иностранца, который стоял около витрины магазина Купер и К°, одного из первых ювелиров на улице Бонд. В это время прямо против подъезда остановилась карета, которая особенно привлекла его внимание. В самом экипаже не было ничего замечательного; он был только чист и опрятен; но сидящие в нем – мать с дочерью – сразу произвели на него необычайное впечатление, которого он не мог понять: наружность дам невольно привлекала его, но в то же время так же невольно отталкивала. И кто знает! Быть может, это непонятное ощущение было таинственным предупреждением, что дамы эти будут иметь значение в его жизни. Но только он не мог отвести взора и, оставаясь незамеченным, стал подробно их рассматривать.

Мать была высокая и плотная женщина, с выразительным лицом и орлиным носом; небольшой надменный рот, величественный, властный и высокомерный взгляд – словом, настоящая Агриппина.

Молодая же девушка, блондинка с большими темными глазами, была прекрасна, но выражение печали и дурного настроения делали ее похожей на мать. По всему этому безошибочно можно было заключить, что они только что обменялись не особенно приятными речами.

Дамы не покидали кареты, а с козел спустился лакей и отнес их поручение в магазин. Две минуты спустя из магазина вышел приказчик и, подойдя к ним, подал ларчик с драгоценной вещью. Старшая из дам, открыв его, стала рассматривать ироническим взглядом лежащую там вещь; мысленно она сосчитала число камней, стараясь найти какой-нибудь недостаток, чтобы придраться.

– Оправа мне кажется непрочной! – сказала она недовольным тоном.

– Мы усердно старались следовать вашим инструкциям, миледи! – вежливо ответил приказчик.

– Что вы на это скажете, Этель?

Вместо всякого ответа молодая девушка сделала скучающий жест, который мог означать:

– За такую цену, какую я им дала, чего же можно требовать!

– Ну, хорошо, – сказала дама, – я их беру!

– Не нужно ли завернуть, миледи?

– Бесполезно! – ответила дама, не глядя на приказчика, который поклонился и вернулся в магазин.

Лакей снова сел рядом с кучером, который хотел трогать лошадей. В эту минуту молодая девушка вскрикнула.

Полученный от матери ларчик, который она небрежно держала, вдруг выскользнул из рук и, падая на тротуар, раскрылся.

Футляр покатился в одну сторону, а вещь в другую, к самым ногам молодого иностранца. Быстрым движением он поднял драгоценную вещь и поднес к глазам, с любопытством рассматривая этот прекрасный рубиновый медальон. Затем, положив его обратно в ларчик, молодой человек подал дамам, приподнимая шляпу.

Мать коротко поблагодарила, а девушка только поклонилась, не говоря ни слова. Карета уехала.

Молодой человек несколько минут оставался в задумчивости на том же самом месте. Неподалеку от него беседовали два господина.

– Это прекрасная мисс Дункан! – сказал один.

– Она прекрасна, но не первой молодости, не правда ли?

– Что вы говорите! Да ей едва ли минуло двадцать лет!

– О! Но ведь уже давно «Court journal» и «Morning Post» упоминают ее имя!..

– Всего три года; она стала выезжать в семнадцать лет. Но это верно, что она кажется старше своих лет.

– Что касается меня, то я пожелал бы ей иметь более кроткое и веселое выражение лица.

– Ах, мой милый, неужели вы думаете, что очень приятно жить под властью леди Дункан? Какая теща в перспективе! И я не удивляюсь, что женихи стали редки… Да к тому же, ведь Дунканы небогаты, а когда нужно жить прилично с недостаточными ежегодными доходами, то жизнь не очень-то сладка…

– Но ведь лорд Дункан наследник высоких титулов и больших владений лорда Аннандаля, кажется?

– Да, вероятный наследник. У лорда Аннандаля жизнь еще крепко держится в теле, да он и не такой человек, чтобы в чью-нибудь пользу отказаться от своих выгод. Вот уже не менее десяти лет, как он должен был бы уступить место своему племяннику, но он, точно нарочно, медлит, чтобы раздражать леди Дункан. «С каждой телеграммой, – говорит она иногда, – я получаю удар вечно обманутых ожиданий…» Это значит, что она ждет – не дождется известия о смерти лорда Аннандаля.

– Это ужасно!

– Мой милый, когда приходится беднягам плохо…

– Так вот почему она не выдает замуж свою дочь!

– Вот это мило! Откуда вы явились, мой друг? Не в вашей ли стране так бывает, что человек, уважающий свое достоинство, оказывает внимание приданому женщины, которую выбрал?

– Вероятно, точно так же, как и в других странах!

– Громадное заблуждение! Я могу вам указать на недавний случай с лордом Темплем, который счел за лучшее не осведомляться о приданом; вступая в брак, он отказался получить двадцать тысяч фунтов стерлингов (пятьсот тысяч франков), которые переходили к его жене по наследству от матери.

– Для человека, который, как говорят, каждый час может иметь более тысячи фунтов, не трудно позволить себе эту роскошь! Но обыкновенные смертные, без сомнения, смотрят на это гораздо трезвее, – ведь вот же не выходит замуж прекрасная мисс Дункан!

– Это объясняют иначе. Я слышал, что она хочет ехать на Сандвичевы острова ухаживать за прокаженными, но что мать страшно препятствует ей в этом.

– Ухаживать за прокаженными! С такой наружностью! Да ведь это было бы убийством!

Оба господина удалились.

– Действительно, убийство! – повторил про себя молодой француз, невольно слышавший конец этой беседы.

После этого он вошел в магазин Купера и просил показать ему кольца и браслеты, одни с бриллиантами, другие с рубинами.

Было много покупателей.

Около соседнего прилавка какая-то дама громко торговалась, возмущаясь ценой выбранного ею браслета.

– Двадцать пять фунтов! Но ведь вот за этот я заплатила всего восемь! – воскликнула она, снимая свой браслет.

– Это из американского золота, сударыня, – отвечал торговец, – и не удивительно, что вы его купили дешево!

– Из американского? – повторила дама, сбитая с толку, – что же с того?

– Это золото гораздо низшего достоинства!

– По чему же вы можете узнать это?

– По всему. Вы, сударыня, по незнанию можете спутать хороший шелк с плохим. Прежде чем его ощупать, подергайте ткань, и вы составите мнение о его цене. А камень, который вы видите, исследован посредством пробы, анализа, побывал также и в лаборатории. Но, даже не прибегая ко всему этому, мастер, знающий свое дело, может по одному виду оценить достоинство камней и металлов.

– Значит, мой браслет ничего не стоит?

– Что касается меня, я предпочел бы лучше хорошее накладное серебро; вещь же эта все-таки из золота.

Заинтересованный Оливье Дерош слушал.

– Господин, вот извольте образцы требуемых вами вещей! – обратился к нему приказчик, предлагая большой выбор колец с рубинами и бриллиантами.

«Это, наверно, жених», – подумал приказчик, по одному взгляду на него делая свое заключение. Потом он принес браслеты и другие драгоценные вещи.

Рассмотрев внимательно и сравнив различные вещи, покупатель отложил в сторону браслет, украшенный двенадцатью мелкими бриллиантами, и крест, усеянный рубинами такой же величины и в таком же количестве После этого он осведомился о цене.

– Браслет пятнадцать фунтов стерлингов; крест сто двадцать гиней.

Молодой человек удивился.

– В каждой из этих вещей одинаковое количество камней, – сказал он, – которые я нарочно выбрал одинакового размера. Так неужели рубины в восемь или в девять раз дороже алмазов?

В ответ на это заговорил господин с седыми бакенбардами, сидевший за конторкой.

– Нельзя так безусловно оценивать драгоценные вещи. В настоящем случае, действительно, пропорция одинакова.

– Я думал до сих пор, – продолжал молодой человек, – что алмазы – камни более драгоценные!

– Они очень упали в цене со времени открытия Капских копей, между тем как рубины, становясь более редкими, возрастают в ценности.

– Вы – господин Купер, как я предполагаю? – спросил его молодой человек.

– Да, сударь!

– Меня уверяли, что вы более всех сведущи в драгоценных камнях.

– Это слишком сильно сказано, – скромно возразил ювелир, – но, во всяком случае, думаю, что понимаю в них толк.

– А также утверждают, что вы вполне честный человек.

– Надеюсь, сударь!

– Так вот я хотел бы предложить вам необработанный камень и узнать ваше мнение.

– К вашим услугам!

Иностранец вынул из кармана изящный портсигар, открыл его и, отвернув шелковую перегородку, достал оттуда шарик, завернутый в бумагу. Когда он развернул бумагу, перед глазами ювелира появился черноватый камень, величиной с орех, который иностранец и подал ему.

Мистер Купер, взяв камень, положил его на бархат прилавка и несколько раз повернул щипцами, после чего бросил изумленный взгляд на молодого человека.

– Это, кажется, необработанный рубин необыкновенной величины? – произнес он при этом.

– Но как же можно удостовериться, что это действительно рубин?

– Чтобы в этом убедиться, надо отломить частицу, рассмотреть ее под микроскопом и подвергнуть действию реактивов.

– Могу ли я просить вас взять на себя этот труд?

– С удовольствием; только я желал бы сделать это в вашем присутствии!

– С моей стороны задержки не будет. А это долго продолжится?

– О, нет! Не более десяти минут. Будьте любезны пройти со мной в лабораторию!

Молодой француз вслед за купцом вошел сначала в залу, смежную с магазином, а потом в кабинет, обставленный, как мастерская гранильщика. Там можно было увидеть реверберную печь (прибор для отражения света), гранильный камень для шлифовки металлов, приводимый в движение газовой машиной, а на дубовом столе стояли бутылки с реактивами и разные орудия производства.

Пригласив своего клиента сесть, мистер Купер положил камень на деревянный брусок, вроде колодки мясников; затем, взяв его клещами и сильно стиснув, он вооружился чем-то вроде загнутого струга и нанес удар но поверхности камня, точно желая отколоть щепку. Удар был сильный и ловко направленный, однако остался без последствий.

– О! О! мы тверды! – ворчал сквозь зубы мистер Купер, – попробуем пилу!

Пила, тонкая, как волосок от часов, оказала действия не больше струга и даже не поцарапала поверхности камня.

– О! О! – повторил мистер Купер, – надо прибегнуть к более сильным средствам!

Он вложил камень в тиски таким образом, что выставлялась довольно заметно шероховатая поверхность. Установив на ней особый нож для раскалывания, он сделал по нему короткий удар маленьким стальным молотком.

На этот раз частица камня, толщиной в полмиллиметра и шириной в три, отделилась, оставляя обнаженной блестящую поверхность, совершенно гладкую, светло-красного цвета.

Мистер Купер, довольный, причмокнул языком, ничего не говоря, и продолжал опыты. Отбитую частицу он схватил щипчиками и поднес к паяльной трубке с водородом. Другой рукой он приложил к водороду кусок раскаленного железа, и из трубки вырвалось пламя.

Частица камня, помещенная в таком сильном огне не обнаружила никакой перемены!

Для сравнения эффектов мистер Купер поднес к трубке драгоценный камень зеленого цвета, толщиной в сантиметр. Камень тотчас же расплавился и упал на землю в виде слезы.

Наконец, ювелир положил частицу камня под микроскоп и долго рассматривал.

– Это рубин «голубиная кровь», — сказал он в заключение своей экспертизы, – очень красивый камень!

– Вы в этом уверены?

– Вернее быть не может!

Разговаривая, мистер Купер опустил камень в чашку своих точных весов, которые стояли под стеклянным колпаком, и для равновесия в другую чашку собрал кучку маленьких медных гирь.

– 136 каратов и 3 /16 , – сообщил он, кончая взвешивание, – после шлифовки нужно считать в 110 каратов. Великолепный камень, ценность значительная!

– Не желаете ли купить его? – сказал молодой иностранец.

– Это зависит от цены.

– Назначьте ее сами!

С минуту мистер Купер высчитывал и соображал.

– Я могу предложить вам за него тысячу двести фунтов (тридцать тысяч франков).

– Я убежден, что вы предлагаете самую справедливую цену. Хорошо, я согласен!

– Очень рад! – ответил на это мистер Купер, – ваше имя, сударь?

Иностранец вынул карточку:

«Оливье Дерош. Гостиница „Пельгам“«.

Ювелир записал, после чего дал ему чек на тысячу двести фунтов, который мистер Дерош заботливо сложил и спрятал в карман и затем произнес небрежно:

– У меня есть другой такой же камень, только гораздо больший. Хотите его видеть?

– Конечно! – ответил ювелир с любопытством, почти с недоверием.

Он мог бы сойти с ума, если бы представил себе необработанный камень той же природы, как и предыдущий, только величиной с куриное яйцо.

ГЛАВА II. Лев дня

При виде громадного камня, который принес Оливье Дерош, очевидно, такой же природы, как и предыдущий, только в десять или двенадцать раз больше, лицо ювелира вдруг страшно изменилось. В серо-голубых глазах его загорелся огонь. Тонкие губы, не прикрытые ни усами, ни бородой, которые он брил, затряслись от волнения. На всем его британском лице, свежем и цветущем, выступил горячий румянец, «профессиональный», если можно так выразиться, который покрыл его большими пятнами.

– Милостивый государь, – произнес он после некоторого молчания, стараясь побороть волнение, которое, кажется, грозило ему апоплексическим ударом… – Вы ведь не знали стоимости вашего первого камня… Должен ли я заключить из этого, что вы не знаете, что стоит этот?

– Не имею ни малейшего понятия!

– Но как же быть?

– Я желаю знать вашу цену.

Мистер Купер выпрямился во весь свой рост.

– Видите ли, сударь, – заговорил он медленным торжественным тоном, – если этот камень той же природы, что и прежний, – а в этом я убежден, – то он стоит миллионы! Я говорю: миллионы, милостивый государь!.. Сколько миллионов? Я не могу взять на себя ответственность сказать вам это так сразу, экспромтом… Это ускользает от непосредственной оценки и будет зависеть от предложений, от состояния торговли, от целой массы второстепенных причин… Но это царский камень, понимаете ли вы?.. Одна королева могла бы приобрести такую восхитительную драгоценность… А мы, ее верные и честные подданные, мы не должны бы позволить ни за какую цену, чтобы драгоценность подобной красоты попала в другие руки, а не в ее собственные… Вы непременно хотите, чтобы я над ним произвел основательную экспертизу?

– Как же! Я вас прошу об этом! – сказал молодой человек и поспешил снова передать в руки ювелира драгоценный камень, внутри которого сверкала как будто капля розового огня.

Ювелир, вставив лупу в правый глаз, погрузился в исследование рубина. Когда же, наконец, после продолжительного молчания, он поднял голову, румянец на его лице разгорелся еще сильнее, и точно соперничал с огнем, который таинственно дрожал в глубине камня.

– Милостивый государь, – произнес он изменившимся голосом, – ничего подобного я никогда не видел, – никогда! Вы меня понимаете? В течение всей своей уже долгой жизни я не видел ничего такого, ничего, чтобы хоть издалека приближалось к этому камню!.. Он… он… величественный… несравнимый и не имеет соперников… Это царь рубинов!.. Это камень Аладдина!.. Простите, могу ли я, не боясь быть нескромным, могу ли я спросить вас, откуда вы достали такое сокровище?

– Это, – сказал иностранец с улыбкой, которая особенной прелестью осветила его смуглое мужественное лицо, – это мой секрет… Простите меня, если я оставлю его при себе…

– О! конечно, конечно! еще наперед вам это прощается… Но… вы понимаете, я испытываю страшное любопытство при взгляде на этот камень… любопытство решительно одуряющее… Но оно, конечно также… понятно… с вашей стороны… хранить секрет… самый строгий…

При этих словах глаза ювелира оставались прикованными к рубину. Пальцы его, в которых он вертел лупу, вдруг вставили ее опять в глаз, и, не успев даже окончить фразы, он весь погрузился в рассматривание камня.

Минут через пять он положил лупу на стол и возвратил камень его законному владельцу, а сам, заложив руки в карманы, встал прямо против молодого француза с таким выражением, точно старался устоять против желания начать снова свой допрос.

– Милостивый государь, – наконец заговорил он, делая ударение на каждом слоге, – этот рубин самый огромный из всех, существующих на свете. Вы меня хорошо понимаете? Даже среди сокровищ персидского шаха, который владеет самыми прекрасными в мире камнями, даже у него нет камня величиной хотя бы в половину этого. Это единственный в мире камень, я утверждаю это и не возьму назад своих слов! А вы спокойно прогуливаетесь с таким царским сокровищем кармане! Простите меня за назойливость, но это весьма неосторожно!..

Что ж делать? – возразил молодой человек легким пожатием плеч.

– Но… например… поместить его в английский банк… я вас уверяю, что там наш знакомый запишет это не более как в двадцать минут… но мысль, что вы ходите по улицам Лондона с этим сокровищем, так близко от воров, эта мысль не даст мне уснуть… Это в высшей степени неблагоразумно… Позвольте мне, старому человеку, по-отечески предупредить вас об этом…

– В английский банк? Но я там никого не знаю… Может быть, вы согласитесь взять его себе на сохранение?

– Я весь к вашим услугам! Это чудный рубин… Но неужели вы бы желали также и от него освободиться? – спросил почти со страхом мистер Купер, лицо которого покрывалось всеми цветами радуги в ожидании ответа молодого человека.

Прежде чем ответить, француз взял необыкновенный камень и подержал его некоторое время в руках; потом, подняв его в уровень с глазами, он стал смотреть, как свет, проходя через полупрозрачный камень, сверкал в нем точно пламя.

– Жаль с ним расстаться, не правда ли? – вздохнул он с грустной улыбкой. – Но, наконец, ведь я не шах персидский, не принц индийский, не прекрасная женщина!.. Да! я его продам… если получу соответствующую цену…

При этих словах волнение мистера Купера дошло, кажется, до высшей степени, лицо его все более и более изменялось. Он вынул из кармана батистовый платок и отер лоб. Действительно, несмотря на свежесть утра, вся недавно выбритая физиономия честного торговца покрылась потом.

– В таком, случае, если вы этого желаете, – проговорил он дрожащим голосом, – мы попробуем дать ход этому делу.

И, схватив камень жадными руками, он опять принялся его рассматривать; то приближая, то удаляя от глаз, он заставлял свет играть в его гранях; щупал его и с любовью нежно глядел на него. Никогда никакой любитель картин, открывая где-нибудь позади лавки торговца старыми вещами истинную картину Рембрандта или Тициана, скрытую под массой запыленных дрянных картин, не почувствовал бы радости более сильной.

– Значит, вы хотите мне доверить ваш камень? – сказал он с трепетом.

– Да, я его вам доверяю!

– Благодарю! – воскликнул ювелир, желая побороть волнение, которое начинало сжимать ему горло, – ведь он, имея в руках в продолжение своей жизни множество красивых камней, никогда не встречался с таким чудом; мистер Купер попробовал шутить.

– Что особенно интересно в этом деле, – заговорил он с нервным смехом, – так именно, что нельзя даже подозревать вас в похищении. Ах! такой камень легко было бы узнать… Никто во всем мире не обладал таким колоссом! Сколько я знаю, ни в одной коллекции не упоминается о такой величине. Как я уже говорил, это – царь рубинов!..

– Ну, хорошо, сударь! Будьте теперь царским ювелиром! – сказал Оливье Дерош, оставляя ему камень.

Мистер Купер, тщательно взвесив его на своих точных весах, положил драгоценный камень в железную шкатулку.

Не запирая еще крышки, мистер Купер взял перо и четким почерком коммерсанта написал несколько строк на бумаге со штемпелем торгового дома.

Написанное он внимательно просмотрел и подал молодому человеку, который прочитал вполголоса:

«Я получил на сохранение от мистера Оливье Дероша необработанный рубин, весом в 930 карат, самый большой из всех, какие мне известны, для того, чтобы временно поместить его в Английский банк, с предложением найти покупателя.

Подписался: мистер Купер и К°.»

– Очень хорошо, многоуважаемый! – сказал молодой человек, складывая бумагу, чтобы спрятать в портфель. – Желаю, чтобы обладание этим камнем не тревожило вашего сна… Надеюсь, это не надолго. Вы найдете меня, как я уже вам сказал, в гостинице «Пельгам», в случае, если понадобится сообщить что-нибудь.

Молодой француз удалился, оставив достойного ювелира наедине с рубином.

Мистер Купер заперся на ключ в своей лаборатории и не выходил оттуда все послеобеденное время. Он испытывал камень, вертел в руках, ощупывал его, бил, перекладывал его на всякие весы, взвешивая со всевозможной точностью; словом, он отдался лихорадочному восторгу собирателя редкостей.

Ведь для мистера Купера это не было только коммерческой операцией, которая могла сделать его известным, нет, для него в этом было наслаждение артиста. Унего была страсть к своему ремеслу; один вид этого замечательного камня заставлял сердце его биться с тревожной быстротой.

Чтобы стать собственником этого камня, без всякого сомнения, он бы пожертвовал всем своим состоянием. Но он был слишком благоразумен, слишком дорожил благами жизни,чтобы мечтать о подобной глупости; оставалось только согласиться поискать покупателя, – для ювелира, влюбленного в свою профессию, довольно и взятой на себя подобной миссии.

Спустя дней восемь, каждый, открывая какую-нибудь английскую газету, мог быть уверенным, что найдет там один или два столбца, посвященные дневным событиям, с такими заглавиями:

Чудовищный камень, написано было в одной газете.

Мамонт рубинов, в другой.

Самый громадный камень в мире.

Французский рубин.

Царь рубинов.

Стоит всех драгоценных камней.

Историческая драгоценность.

Счастье в одной драгоценности и т. д.

Не было такого листка, который не твердил бы об этом; знаменитый рубин стал предметом всех разговоров. Рассказывали, что известные ювелиры с улицы Бонд, мистер Купер и К°, получив предложение купить необыкновенный камень и не имея на это собственных средств, образовали синдикат, чтобы приобрести камень и отшлифовать его. Этот синдикат из богатейших купцов Лондона предлагал за камень громадную сумму в четыреста сорок тысяч фунтов стерлингов, т. е. больше одиннадцати миллионов франков.

Предложение было принято.

Насчет образования синдиката количество статей все увеличивалось, в легком, шутливом тоне, или в серьезном, смотря по направлению журнала; что же касается самой вещи, то здесь уже печать давала полную волю фантазии.

Вся публика была заинтересована; бились об заклад, держали пари; каждый имел собственное мнение, каждый толковал по-своему. Не было обеда, где бы каждый, едва успев проглотить первое блюдо, не задавал бы соседу одного и того же вопроса.

– Каково ваше мнение, мадам или мадемуазель, об этом замечательном рубине?..

Некоторые из верного источника сообщали, что камень стоит в двенадцать раз больше объявленной цены; другие уже утверждали, что камень в столько карат ускользает от определенной оценки, – он может быть оценен наполовину меньше и в десять раз больше. Почтенные торговцы кивали головами, полагая, что синдикат сделал большую неосторожность, что ему трудно будет возместить уплаченные деньги-Многие дамы стали презрительно отзываться о своих украшениях; не один супруг мог услышать язвительные замечания насчет ничтожества бриллиантов той дамы, от камней которой прежде приходили в восторг и даже сохли от зависти ее добрые приятельницы.

– Дорогая моя, кажется, бриллианты теперь не имеют никакой ценности?..

– То же и я слышала… а ведь правда, у меня темные волосы, рубины гораздо более шли бы ко мне…

– Да, но если все захотят рубинов, их не найдешь потом… Надо спешить…

– Милый Альфред, нельзя ли на моем ожерелье переменить бриллианты на рубины?.. Бриллианты вышли из моды. Никто их больше не носит…

– Это семейные бриллианты!.. Подумай! – возражал супруг.

Раздраженные мужья поднимали руки к небу, отцы жаловались на кокетство дочерей. Дамы, которые носили рубины, возгордились. Те же, у которых их не было, чувствовали сильное желание растоптать ногами это необходимое украшение. В четыре дня магазины ювелиров были положительно обобраны, и заметно было особенное возрастание цены на рубины. Даже в пансионах и школах девочки говорили о знаменитом рубине и выражали желание, когда они вырастут, выйти замуж только за такого господина, который им предложит самые большие рубиновые камни.

Понятно, что личность собственника чудесного камня стала особенно занимать всех и каждого. Кто знает Лондон, тот поймет, с какой быстротой расходятся там все сплетни. Складывались всевозможные легенды насчет личности Оливье Дероша. Плохо только, что никто его не знал. Французская колония, довольно многочисленная в Лондоне, ничего не знала о его существовании. Имя его, весьма обыкновенное, ничего не говорило. Его не знал ни посланник, ни французский консул. Он не принадлежал ни к какой партии, но, вероятно, не был несостоятельным. Не получая на это ответов, оставалось или из всех легенд создать биографию этого человека, что и случилось, или подождать, не захочет ли он проявиться тем или другим способом.

Но что особенно возбуждало любопытство, так это разрешение вопроса, откуда он мог достать такой камень. Об этом все с тоской спрашивали друг друга. И, наконец, все хлынули на улицу Бонд, особенно после того, как пронесся слух, наделавший шума, что рубин выставлен у Купера за железной решеткой.

В этот вечер во всех ресторанах таинственный вопрос принял иную форму; уже не спрашивали:

– Что вы думаете о рубине?

– Видели ли вы рубин?

И было величайшим позором признаться, что не видел его. Несчастный Купер и его компаньоны боялись потерять головы; чтобы лучше видеть рубин, у них разбили стекло витрины, стоящее больше двадцати фунтов стерлингов.

Но все толки шли только про камень.

Что же касается героя, счастливого собственника самого прекрасного рубина на свете, так он только что снял обширный, комфортабельно меблированный дом на улице Кромвеля, о чем немедленно разнеслась молва. Те люди, которые прекрасно знали этот дом, обедали там сколько раз, имели сношения с владельцем дома, У которого были больные легкие и который проводил зиму в Ницце, – эти люди сразу приобрели значительное почтение.

– Господин такой-то! А! да… он знает дом, где живет собственник рубина… Нужно его пригласить завтра Же к себе на обед…

И, в благодарность за обед, господин этот должен был описывать вдоль и поперек жилище владельца рубина. Узнали достоверно, что дом этот вполне «респектабельный», конюшни роскошны, а меблировка не только хорошего вкуса, но «эстетична». Драгоценное сведение!.. Все радовались, получив хоть какое-нибудь понятие о склонностях жильца дома. Это уже было «нечто».

Вскоре увидели в парке фаэтон, запряженный парой чистокровных лошадей; в фаэтоне молодой человек элегантно одетый, свободно правил лошадьми.

– Владелец рубина! – сейчас же пронеслось повсюду. Сколько прекрасных глаз устремилось на него. Сколько лиц обернулось в сторону его экипажа, приняло ангельский вид!.. Сколько нежных улыбок!.. Отцы и матери этих очаровательных девиц, прекрасно знавшие их характер дома, были очень удивлены… Но сами они, занятые трогательным осмотром богатого иностранца, не имели времени критиковать поведение своих дочерей…

И в самом деле, ведь это человек, имеющий в кармане такой рубин! Есть от чего улыбаться, я думаю! И девушка, которой удалось бы выйти за него замуж, разве не была бы в большом выигрыше! Ни на одного человека никогда не устремлялось столько взглядов. Молодые люди заметили, что «он недурно правит», «для француза», поспешили они прибавить; а дамы, все без исключения, находили его очаровательным. Вся женская половина из бывших в этот день в парке решила немедленно же завести знакомство с молодым человеком, таким богатым, и не одна из матерей, окидывая взглядом самую красивую из дочерей, сказала себе:

– Вот какого жениха нужно для моей красавицы! – и, наверно, поклялась ничего не упустить, чтобы добиться такого желанного брака.

Последствием этой прогулки было то, что известные швеи, модистки, перчаточники и сапожники получили заказов в три раза больше, чем обыкновенно, и в десять раз большего труда им стоило угодить своим клиентам. Ах! какая это ужасная конкуренция в Лондоне, и как трудно добиваться, чтобы не остаться позади!

На следующий день мистер Рютвен, член парламента, и мистрис Рютвен, его жена, сидели за завтраком в обществе своих детей. Было около девяти часов утра. Мистрис Рютвен, с правильным лицом, прекрасной еще фигурой, затянутая в платье из серого сукна, которое застегивалось на пуговицы до самого подбородка, сидела перед серебряной вазой, вокруг которой стояли широкие чашки. Напротив нее мистер Рютвен торопливо ел яичницу с ветчиной, запивая ее в то же время крепким чаем и пробегая глазами газеты. По сторонам продолговатого стола сидели три молодые девушки, а два места были пустые. Все три девицы походили друг на друга, но одна из них была, очевидно, объявлена красавицей семьи. Это видно было по ее весьма красивому лицу, и, кроме того, по ее более изысканной прическе, более изящному туалету, а также по известному высокомерному и грубому тону с сестрами, который, как говорят, всегда сопровождает признанную роль красавицы в британских семействах. Ее сестры были только недурны; но она вполне очаровательна, с волосами цвета золоченой бронзы, розовыми щеками и тонкой талией.