Текст книги "Рубин Великого Ламы"

ГЛАВА XIX. Бунт

Ни один крик, ни малейший шум не предупредил пассажиров «Галлии» о трагическом происшествии. Это потому, что глава заговора все предусмотрел и исполнил как нельзя лучше. В нем виден был опытный заговорщик, который не в первый раз прибегает к оружию; еще в Индии он изучил это искусство при усмирении сипаев; выследить, захватить врасплох и обезоружить он умел в совершенстве. Сам он лично занялся Оливье, а наученные им негры внезапно напали на командира и Петтибона. И эти три человека, сильные, мужественные, были в одно мгновение скручены и брошены на пол с кляпом во рту; сопротивление было бесполезно, пришлось покориться своей участи.

Аэроплан был так велик, и весь экипаж так занят своими обязанностями, приготовляясь к отправлению, что никто не подозревал вспыхнувшего бунта на штирборте (правой стороне).

Человек, командовавший ими, вскоре появился на корме с надменным взглядом победителя и револьвером за поясом. Он был черный, как негр, но все в нем не походило на истинного негра, особенно, когда он перестал притворяться, —его походка, военная выправка и повелительный взгляд —все это указывало на переряженного в негра.

В ту же минуту другой негр, не менее подозрительный, худой и высокий, с красивыми чертами лица, немного женственными и постаревшими, быстрыми шагами вошел в залу и отдал честь по-военному.

—Капитан, —сказал он, —ваши приказания исполнены, все меры приняты, все спокойно!

—Другими словами, аэроплан наш! —перебил первый, украшая свою речь смехом. – Не нужно фраз, Фиц!.. А Темпль?.. Эртон?

– Согласно вашим приказаниям, заперты в своих каютах, где они занимались вечерним туалетом.

– А женщины?

– Леди Дункан и мистрис Петтибон под замком в своих комнатах. Две молодые девицы сидели вместе у мисс Рютвен; я их там и запер.

– Но ведь мисс Дункан может захотеть уйти к себе?..

– Я сам об этом думал, и, прежде чем решиться, некоторое время колебался… Но не мог же я попросить ее уйти в свою каюту, чтобы облегчить наши действия?

– Это правильно. А люди экипажа?

– Наши в восторге, а другие уже утешены обещанием двойной платы и порции сладкой водки!

– Доктор?

– О! этот на нашей стороне. С его стороны нечего опасаться. Он только и желает, чтобы остаться на Тибете, и вовсе не согласен напрасно совершить такую прогулку…

– Вот это умно; но все дело не в том,чтобы разрушить, но и создать…

И,инстинктивно понижая голос, он продолжал:

– Вы подумали о средствах, которыми можно заставить запеть нашу птицу?..

– Скажу откровенно, я против жестоких мер… Я бы попробовал прежде путем убеждения…

– Несчастный Фиц, вы меня удивляете… Разве вы верите, что существует такой аргумент, который способен убедить обманщика выдать секрет, если это невыгодно ему?.. Убеждение!.. Я также думаю его применить* но мое красноречие, я уверен, как и ваше, ни к чему не приведет…

– Вы не хотите, наверно…

– Кто хочет достигнуть цели, признает все средства! – сурово перебил первый. После некоторого молчания он сказал:

– Обед готов?

– Да, капитан!

– Ну, хорошо, прикажите подавать и при первом ударе колокола откройте двери у дам.

Занятые разговорами и различными тибетскими безделушками в комнате мисс Рютвен, обе молодые девушки не заметили, как ключ снаружи тихо повернулся, и они очутились в плену.

Мюриель имела страсть специально покупать бесполезные вещи. Мисс Дункан также не была чужда этой женской слабости – ведь так приятно было привезти с собой целый узел мелких вещиц, чтобы показать их подругам в Лондоне.

– Этот молитвенный звонок я подарю леди Темпль, – сказала Этель. – Дорогая леди!., как я буду счастлива ее увидеть!

– А я подарю эти застежки для пояса моим сестрам. Милые сестрицы!., вы на меня, верно, очень сердиты, что я поехала без вас!..

– Посмотрите, какая красивая резьба на этом серебряном кольце, – сказала Этель, – это будет тоже для леди Темпль. Как бы ей понравилось это путешествие! Кто бы мог поверить, не правда ли, что в этой отсталой и неизвестной стране мы нашли столько искусства, вежливости и утонченности!..

—Это прелестная страна! – воскликнула Мюриель с убеждением. – О! Этель, как жаль, что надо отправляться так скоро!.. Я не видела и тысячной доли всего, что желала бы увидеть!.. Я уже начинаю понимать, что говорит Матанга!.. Вы можете смеяться, но это так!.. В самом деле, я не могу понять этого упрямства мистера Дероша. Прибыть издалека для того, чтобы пробыть два дня!.. Это просто безумие. Ни в каком разумном путешествии никто не видел ничего подобного… Апотом, это даже нелюбезно; когда дама делает честь, упрашивая о такой простой вещи, как небольшая отсрочка, самая элементарная вежливость требует, чтобы соглашались… Разве не таково ваше мнение?.. Да ну же, Этель, скажите что-нибудь!.. Вы окаменели, точно кусок дерева. Вам ничего не значит отказаться вдруг от лучших надежд?

– Каких надежд? – спросила Этель холодным тоном. – И почему же я должна волноваться оттого, много или мало времени мы проведем на Тибете?

– Разве вы не знаете?

– И с какой стати, сверх того, вести борьбу против неизменного решения?

– Неизменного!.. Вот прекрасно!.. Ничего не может быть неизменного в том, что решает человек! Ах!.. Если бы я была на вашем месте, я бы доказала всему миру, что решения капитана «Галлии» вовсе не так неизменны!..

– Что вы этим хотите сказать? – спросила Этель с некоторым высокомерием.

– Ах, Бог мой!.. Зачем столько таинственности?.. Я очень хорошо понимаю, что стоит вам сказать слово в пользу общего желания, как мистер Дерош, имеющий одну цель – делать вам все приятное, сейчас же изменит свое намерение.

– Мисс Рютвен, – сказала Этель, – вы меня очень уважите, если ограничите ваши рассуждения только тем, что касается вас лично!

– К вашим услугам, моя дорогая. Вы желаете знать, в чем заключаются моя намерения? Я согласна рассказать вам во всех подробностях, если это вам интересно. Но, чтобы выразить все в двух словах, скажу вам: неприятель готов сдаться; недостает только последнего слова, то есть моего согласия… и вот я– леди Эртон… Я не скрытная, я играю с открытыми картами!..

– Если поступать согласно вашему выражению, – сказала Этель по-прежнему презрительно, – то есть играть открытыми картами, нужно сначала их иметь, а у меня нет никакой игры…

– О! Вы, с вашей системой презрения и холодности!.. Это не по-моему; но, надо признаться, это, может быть, и хорошо, потому что вы совершили славную победу, и нет ни одной девицы в Лондоне – а я одна из главных, – которая бы не завидовала вам!.. Ах, Этель, от вас только зависит сделать всех нас счастливыми; сказать только слово… Будьте добры, скажите!..

– Никогда! – воскликнула мисс Дункан. – Разве вы можете надеяться, что я до этого унижусь? Пришлось бы просить мистера Дероша… о чем? Показать нам свои рубиновые копи! Иначе говоря, позволить нам попользоваться… или, более ясными словами, нужно было бы просить Христа ради дать нам часть его богатства!..

– Дорогая моя! В каком неприятном виде вы изображаете предмет!

– А вы? К чему вы вдруг похвастались своей откровенностью? И что же вышло? Вы только пробудили у всех постыдную алчность, которая вся вылилась при одном упоминании об этих несчастных рубинах. Я краснела за своих товарищей!

– Э!.. Можете говорить, сколько вам угодно! Будто вы сами не желали бы, как и другие, этого богатства, которое делает жизнь легкой и приятной? Но действительно, чему я удивляюсь, вы его получите, когда захотите; стоит сделать только знак. Вот потому-то, без сомнения, вы так спокойно и относитесь к этим рубинам…

– Эти рубины! – воскликнула возмущенная Этель. – Не говорите мне больше о них! Они внушают мне ужас!.. Это похоже на какой-то проклятый талисман!.. Они раздавят своего владельца; они ставят между ним и другими ужасную стену из жадности, зависти и низкой лести, делают его существам, оторванным от всех, парией успеха. Я ненавижу эти рубины! Человек теряет свое собственное достоинство, когда он появляется закованным в золото, не менее, чем тот, кто прикрыт майоратами и титулами. Скажите мне, как бы вы смотрели на вашего лорда Эртона, если бы он не предлагал вам своего богатства и титула?

– Ах! это так!.. Но я не такова, чтобы беспокоиться из-за таких вещей!

– Ну, хорошо, разве я не права, что ненавижу эту притягательную силу, которая заставляет рассуждать, подобно ростовщику, такую девицу, как вы, богато одаренную природой?.. Разве я не имею причин презирать эту силу? Кто может знать, какие чувства он питает к этому богачу? Очень вероятно, что, если кто-нибудь находит его любезным, то он ловит себя на этом: полно, это карман его так очарователен!

– Вот это действительно терзать себя по пустякам! – воскликнула Мюриель. – Тем более, что из сотни богачей нет ни одного, подобного Дерошу, у которого богатство соединялось бы с личными достоинствами! Это только ваши бредни, которыми вы мучите свою голову! Моя дорогая подруга, какое это бесценное сокровище – иметь такую чуткую совесть, как ваша!

– Увы! – сказала Этель, вдруг вспоминая взятые на себя обязательства, – не говорите о моей совести! Она такая же, как у других, и не помешает мне также принести ее в жертву золотому тельцу… Простите меня, дорогая, за смешные излияния, которыми я увлеклась… Менее, чем другие, я имею право превозносить себя…

– Полно! – возразила тронутая Мюриель, – я вас понимаю! Не всегда приятно делать выбор по рассудку, я знаю кое-что… Но, между тем, я утверждаю, что в вашем случае жертва мне не кажется ужасной! Мистер Дерош такой любезный, такой прелестный!.. Какой бы он ни был, впрочем, но я опять возвращаюсь к прежнему вопросу: вы отказываетесь замолвить слово в пользу продолжения пребывания здесь?

– Ни слова более, Мюриель! Одна мысль о такой просьбе, подноготную которой я хорошо знаю, возмущает всю мою душу!.. Но я заболталась; уже пора одеваться, – сказала Этель, вставая. – Ах! Дверь заперта. К чему вы сделали это?

– Я? – сказала Мюриель удивленно. – Я не запирала дверь! По крайней мере, я этого не помню…

– Но взгляните, – возразила Этель, – это снаружи кто-то повернул ключ!

– Но как же вы пойдете одеваться?

– Я не буду одеваться, вот и все! – ответила Этель спокойно.

– Видали вы подобные глупые шутки! – воскликнула Мюриель с досадой после нескольких попыток открыть дверь. – Ах! глупый мальчишка!

– Вы подозреваете кого-то? – спросила Этель удивленно.

– Я!., да… нет… – ответила Мюриель, смешавшись. – Я думала, что кто-нибудь из этих глупых негров…

– Невозможно!.. Никогда бы он не осмелился…

– Но если, например, он много выпил?..

– Какая бы ни была причина этого случая, мы скоро узнаем!..

– Действительно, нельзя допустить, чтобы наше отсутствие осталось незамеченным… Без хвастовства – мы украшение на обеде…

Она еще говорила, как раздался колокол к обеду, и через несколько мгновений ключ снаружи тихо повернулся, давая им знать, что они свободны. Обе молодые девушки не трогались с места, заметно испуганные, не зная, что подумать: дружеская ли это шутка или выходка пьяного?

Но ключ повернулся, а дверь не открывалась. Минуты через две они решились робко повернуть ручку. За дверью никого не было. Все спокойно. Никакого шума, кроме шагов идущих на обед.

Они решились выйти и, отчасти со страхом, отчасти с любопытством, направились в столовую. На пороге они остановились.

Никого из обыкновенных посетителей не было в столовой. На месте Оливье Дероша сидел негр; на месте лорда Темпля другой негр. При входе девиц оба они встали и, вежливо кланяясь, предложили садиться.

Онемевшие и сбитые с толку, они молчали, как вдруг показались мистрис Петтибон и леди Дункан, – одна очень веселая, а другая с нахмуренными бровями.

– Хотела бы я знать, кто автор этих остроумных шуток? – сказала мистрис Петтибон.

Но вдруг она остановилась, точно пригвожденная к месту. Два негра, занимающие почетные места, молодые девушки, растерянно прижавшиеся друг к дружке, отсутствие всех других!.. Произошло что-то серьезное!.. Невозможно этого не понять!

Негры предложили дамам садиться.

– Извините! – сказала леди Дункан с высокомерным жестом, – я желаю знать сначала, что здесь произошло? Кто позволил себе запереть нас?.. По какому праву?

– Где наш начальник? – резко спросила мистрис

Петтибон.

– Потрудитесь сначала сесть, сударыни, – холодно ответил негр, занимающий место Оливье, – и вы получите желаемые объяснения!

– Не раньше, чем мы получим разгадку всего этого! – ответила мистрис Петтибон решительно.

– Ну, хорошо, – возразил негр, – скажу в двух словах, потому что не люблю есть холодный суп, – я начальник!

– Вы – начальник! – воскликнула мистрис Петтибон с презрением. – Что же? мы живем во времена вакханалий?

– Потрудитесь сесть за стол, повторяю вам, и вы получите все нужные разъяснения!

– Я не сяду за стол с неграми!

– Я здесь начальник, говорю же вам! – возразил негр сухо. – Не заставляйте меня доказывать вам это!

– Но, наконец, – воскликнула леди Дункан, – чего вы хотите и кто вы?

– Кто я?.. Джон Фейерлей, бывший майор британской армии. Чего я хочу?.. Не быть осмеянным и не оставлять Тибета до тех пор, пока мне не вздумается. Что я намерен делать? Побывать в рубиновых копях, которые француз бережет для самого себя. Вам это ясно, мистрис Петтибон?

– Нет! вы еще не сказали, где капитан!

– Он под арестом вместе с вашим мужем и лордом

Дунканом!

– Под арестом? – воскликнула мистрис Петтибон, между тем у леди Дункан и Этель вырвался крик ужаса и презрения. – В каком смысле надо понимать это?

– В таком смысле, как это понимается на корабле…

– Приходится вам поверить! – сказала мистрис Петтибон, не изменяя тона. – Всем понятно, что может сделать палач сипаев со своими пленниками!..

Зловещий огонь блеснул в глазах майора.

– Берегитесь! – сказал он. – Мое терпение имеет границы!..

– Угрожать женщинам! – произнесла американка с презрением. – Только этого недостает вам для полного совершенства!

Майор повернулся к леди Дункан.

– Вот, – сказал он со злой иронией. – Мистер Фицморрис Троттер, непогрешимый джентльмен, ваш старинный знакомый, который, без сомнения, будет иметь счастье внушить вам большее доверие, чем я…

– О! господин Троттер, – умоляюще произнесла Этель. – Мы вас считали другом! Разве вы забыли?.. Скажите мне, мой отец и друзья наши в опасности?

– Успокойтесь, мисс Дункан, – ответил Фицморрис, под чернотой которого показалась краска стыда. – Эти господа действительно под арестом, как это объявил вам майор. Но никакая опасность им не угрожает. С сокрушенным сердцем мы вынуждены были принять эту меру предосторожности, вполне, впрочем, безвредную, и только от них самих зависит получить опять свободу.

В эту минуту дверь тихо отворилась, и показалась всклокоченная голова доктора.

– В чем дело? что здесь происходит? – спросил он вкрадчиво, хотя предварительно все подслушал под дверью, по своей привычке.

– Что происходит? – повторил грубо майор. – Ничего, кроме того, что пробуют уговорить дам послушать голос рассудка, но это, по обыкновению, потерянный труд!

– Может быть, вы брались за это неумелым способом, – сказал доктор. – Подумайте, мадам, я обращаюсь к вашему сердцу!.. Не ваше ли дело всеми мерами содействовать соглашению и восстановить мир?

– Ах, доктор! – воскликнула мистрис Петтибон с раздражением. – Дело идет вовсе не о соглашении! Разве вы не видите, что наши мужья и капитан в плену, а мы ничего не можем предпринять против этих наглых предателей?

– Не будем преувеличивать. С четверть часа вы оставались под замком в прекрасных комнатах. Эти господа, я думаю, в таком же положении. Так разве это можно назвать, не усиливая выражений, наглым насилием?

– Отто Мейстер, – сказала американка, глядя ему прямо в глаза, – вы знаете лучше меня, что покушение на личность капитана есть уголовное преступление!

– Рассмотрим это дело, сударыня! Дело в том, что такое капитан. Мистер Дерош получил патент на это звание? Нет! По каким же признакам мы можем узнать здесь нашего начальника?

– Во всяком случае, не по обману, подлогу и насилию!

– Однако все завоевания этим начинались, – продолжал доктор по-прежнему спокойно. – Поверьте мне, сударыня, признайте это дело законченным; самая элементарная осторожность вам это указывает… А, кроме того, поразмыслите немного: разве это не было абсурдом со стороны мистера Дероша уехать, не побывав на копях?

– Это правда! – пробормотала Мюриель.

– На это он имел полное право! – сказала Этель твердо.

– Да, это было его правом, я согласен… Но теперь наступило наше – продлить пребывание здесь. Я даже скажу больше! – воскликнул доктор, увлекаясь своим красноречием. – Наш долг, наш священный долг – повиноваться, остаться в Тибете, если начальник это приказывает!..

– Вот понятие о долге, настолько же новое, насколько и остроумное!..

– Вовсе не новое!.. Тексты священного писания не то ли говорят? Не повелевают ли они нам повиноваться властям предержащим?..

– Довольно, милостивый государь! – сказала возмущенная американка. – А вы, майор Фейерлей, скажите, наконец, что намерены делать с вашими пленниками? Хватит ли у вас мужества на подлость?

– На это вы вполне можете рассчитывать, – ответил майор, бросая на нее иронический взгляд. – Я не только сообщу вам мой план, но прибавлю, что намерен осуществить его в точности. Я уже имел честь сообщить вам, что желаю побывать на рубиновых копях. Если Дерош, как того требует здравый смысл, укажет мне их местонахождение, в ту же минуту он свободен, и в благодарность за открытие он не умрет! Если же он будет иметь глупость упорствовать… на диету!..

– Негодяй! – воскликнула мистрис Петтибон.

– И та же диета для других! – прибавил майор.

– Вот что называется у вас «под арестом»! – воскликнула американка с пылающим взором. – Подлое насилие!!! Убийца женщин и детей, изменник и разбойник, я вас презираю!.. И вы смеете предлагать нам сесть за один стол с вами!.. Идемте, мадам; если наши близкие страдают, то и мы будем страдать!

И, взяв под руку Мюриель, которая все время была в нерешительности, смелая маленькая женщина направилась к двери, сопровождаемая Этель, которая поддерживала свою ослабевшую мать.

– Жеманницы! – воскликнул майор, злясь все больше, особенно оттого, что не хотел этого показывать. – А! они тоже хотят ареста?., и получат его!.. Фицморрис, заприте двери всех кают!..

– Но, капитан!..

– Без разговоров, пожалуйста. На диету всех бунтовщиц!.. Шутки со мной плохи! Они узнают, чего это стоит!.. А теперь за стол!.. Давно пора!

При этом он налил стакан и залпом выпил его.

– Забавно! – произнес он, причмокивая языком, – прекрасный кларет! Он не отказывал себе ни в чем, этот француз!.. Нужно будет, чтобы он мне открыл еще секрет своего погреба, и когда мы получим разъяснения…

– Устроим такой же? – подхватил Фицморрис.

– Да, устроим!

– Значит, да здравствует веселье! А вы мне передадите секрет этого вина. За ваше здоровье, доктор!

– За успех ваших планов! – сказал доктор заискивающе.

– О, что касается моих планов, – возразил майор с грубым смехом, – они простоты необыкновенной! Я не допускаю, чтобы Дерош мог ускользнуть от меня, а причитания и крики женщин разве могут заставить меня уступить? Вот это намного лучше, чем обыкновенно на нашем посту! – прибавил он, разжевывая с аппетитом пищу. – Отлично, господа, воздадим должное обеду! Как только мы наедимся всласть, сделаем хорошенький визит нашим интересным пленникам и пощупаем их «душевное состояние», по выражению этих милых парижан.

ГЛАВА XX. Мюриель торжествует

Окончив обед, майор Фейерлей в сопровождении Фицморриса направился, как он это объявил, к помещению экипажа, где содержались пленники.

– Вы идете, доктор, не правда ли?.. Вы из наших? – сказал он на пороге столовой.

Доктор, который еще сидел, устремив глубокомысленный взгляд на свой пустой стакан, медленно поднял голову.

– Из ваших?.. Мой Боже… это, смотря… Нужно сначала узнать, до чего вы можете дойти? – заметил он с двусмысленной улыбкой.

– Мы пойдем так далеко, как это понадобится! – ответил грубо Фейерлей. – Не больше меня вы желаете лишиться рубинов, не так ли?

– Это верно, что было бы преступлением упустить подобный случай! – сказал доктор со вздохом.

– Преступление – поругание человечества! – сказал Фейерлей, издеваясь. – Наша совесть не позволит нам совершать его, так, доктор?.. И только ввиду общего интереса мы предполагаем поговорить с этим господином… Ха-ха-ха!., в моих глазах вы тонкий хитрец!.. Совесть!.. Ха-ха-ха!.. Она вас очень стесняет, не правда ли?

– Если смотреть с научной точки зрения… – начал было доктор.

– О!., будет хитрить! – грубо оборвал его Фейерлей. – Нужно быть с нами или против нас. Выбирайте: кусок пирога… или оковы и место рядом с обманщиком! Ясно, кажется?..

– Я ваш, конечно! – поспешил ответить доктор. – Я все время был уверен, что мы остановились здесь для того, чтобы посетить копи; и, я думаю, что этот молодой человек обманул наше доверие, желая уйти немедленно. А отсутствие доверия…

Грубый взрыв смеха Фейерлея прервал речь ученого.

– Идем, старый крокодил, довольно болтать! – сказал он, хохоча. – Право сильного – всегда самое лучшее право! А мы сегодня сильны, будем этим пользоваться, вот и все!..

Говоря это, он пошел вперед, сопровождаемый Троттером и доктором. По дороге он назвал по именам с дюжину негров и велел им следовать за ним.

Один из этих людей взял большой фонарь, красноватое пламя которого причудливо играло на его лице; другой открыл дверь камеры.

Три человека, крепко связанные, лежали на полу все в том же положении.

Взяв фонарь из рук негра, Фейерлей поднес его к лицам пленников, чтобы узнать их.

– Вот француз! Снимите с него повязку! – скомандовал он.

Троттер стал на колени возле Оливье и поспешил исполнить приказание.

Фейерлей снова отдал фонарь негру и велел стать так, чтобы пламя вполне осветило его лицо; он скрестил руки и сказал:

– Смотрите на меня! Я новый капитан «Галлии»! Оливье, подняв голову, тотчас же ответил:

– Вы вор и разбойник!

– Молчать!..

– И вы дорого заплатите за этот бунт!..

– Я вам приказываю молчать!..

– Никто здесь не смеет мне приказывать!

– Полно, Дерош, я не хочу насилия!.. Я пришел предложить вам одну сделку…

– Я не вхожу в сделки с тем, кто меня связывает. С людьми вашего сорта!

– Черт побери!.. Дайте же мне говорить, не перебивая, или я велю вам наложить повязку!

– Ябуду перебивать, если мне захочется. Что вы сделали с дамами?

—Это чересчур! Прийти сюда, чтобы выдержать допрос! —крикнул майор, топая ногами. —Слушайте, Дерош, будем говорить о деле. При условии, что вы мне откроете местонахождение рубиновых копей, вам даруется жизнь. Вы должны решить, и скорее!., или янайду средства заставить вас говорить, милый господинчик! Их много в нашем распоряжении… сначала голод, потом жажда… потом лишение сна, не говоря уже о многих других, которые будут не менее убедительны, уверяю вас… Вы завезли нас слишком далеко, молодой человек, в страну нецивилизованную, где вам трудно будет не повиноваться, если вы вздумаете упорствовать… Я вас убеждаю, в ваших собственных интересах, исполнить наше требование по доброй воле и указать нам немедленно месторождение рубинов… Вы увидите, я добрый малый: если вы только скажете без дальнейших церемоний, я готов с вами поделиться частью сокровищ! Разве возможно быть более сговорчивым?

Оливье слушал все это с насмешливой улыбкой, и как только тот остановился, он не мог удержаться и громко захохотал презрительным смехом.

– Копи!.. Месторождение рубинов!.. Рубиновые копи, если вам угодно!.. Милостыня, мой милый господин!.. Честное слово, они все с ума сошли!.. Эту новую форму безумия следует записать ученым обществам. Господин Отто Мейстер!.. Слышите! Приступ болезни сегодня принимает эпидемический характер; к несчастью, я не имею лекарства, чтобы вас вылечить!.. Но знайте, если бы я даже имел его, то вы и тогда не были бы ближе к цели!

– Что вы этим хотите сказать? – заревел Фейерлей.

– А то, что если бы я знал, где рубиновые копи, то я постарался бы указать ее банде воров и мошенников, таких, как вы! – ответил Оливье, глядя ему прямо в глаза. – Но так как я этого не знаю, вопрос исчерпан!

– А! вопрос исчерпан! – крикнул майор, скрежеща зубами. – В самом деле?.. В последний раз спрашиваю, – желаете вы указать где находятся ваши сокровища?

– Мне нечего вам указывать!

– Отлично. Наденьте ему намордник. Слушайте, Оливье Дерош, я вам даю два часа на размышление! Через два часа я вернусь узнать о результатах… И поймите хорошо мои слова, это серьезно! Вы должны будете мне ответить… или в противном случае!..

И выразительным жестом экс-палач Декана закончил свою мысль, что означало затянуть намертво петлю тому, кто его слушал. С завязанным ртом Оливье мог только ответить пожатием плеч. Что касается Фейерлея, он, задыхаясь от бешенства, толкал кулаками свой отряд и вышел, разразившись потоком проклятий.

– Увидим! увидим! – говорит Отто Мейстер, стараясь успокоить его и остановить этот поток ругательств.

– К чему вы кричите так сильно? – спросил Троттер, в душе злясь не меньше его, но стараясь это скрыть. – Подумайте, вас могут услышать! Эти дамы…

– К черту!.. Я презираю этих дам! – кричал Фейерлей с яростью. – Что вы думаете, я не могу их заставить замолчать?

– Заставить замолчать? – спросил Троттер, дрожа.

– Черт возьми!.. Я каждой из них зажму рот… рубином!., и, ручаюсь вам, они прекратят свою музыку.

– А!., так!., я вас не понимаю. Сначала нужно бы узнать, где скрывается эта богатейшая россыпь!..

– Это само собой!.. Но не бойтесь. Он заговорит, этот француз, или я его задушу!..

– Плохое средство, чтобы узнать секрет, – заметил Троттер с презрением. – Дорогой мой, позвольте мне заметить вам по-дружески, что такое чрезмерное насилие – признак дурного тона. Я вас убеждаю вести дело с большей умеренностью… Подумайте о суде, которому нас подвергнут, если все это дойдет до Лондона…

– Я презираю Лондон, хороший тон, умеренность и вас! – заревел Фейерлей. – Я поведу дело по-своему!.. И скажу вам кстати, мой нежный Троттер, что у меня найдется еще повязка и пара кандалов к вашим услугам. Да и пуля в лоб, если вы будете продолжать вмешиваться не в свое дело!

Троттер открыл рот, чтобы ответить, но Отто Мейстер сильно дернул его за рукав:

– Тш!.. он пьян!.. Не обращайте внимания… Это человек опасный… Он может оказать нам плохую услугу… Делайте вид, что не слышите!

И, возвышая голос, он проговорил вкрадчивым тоном:

– Если бы вы пошли в столовую выпить содовой воды, дорогой капитан! Наглость этого жалкого Дероша вам, без сомнения, расстроила нервы.

– Мне, нервы! Да вы меня считаете бабой, что ли?

– Нет, честное слово, – ответил ученый, сокрушенный неудачей. – Но, наконец, стакан воды никогда не повредит!

– Вот это единственная разумная речь за весь вечер, – сказал Фейерлей. – Велите принести содовой воды и сигар… да живее! – прибавил он, направляясь в столовую, куда он вошел в шапке и тотчас же развалился на кресле, протянув ноги на другое; старательно выбрав самую лучшую сигару, он подвинул ящик к Фицморрису и доктору, которые уселись вокруг стола.

– Угощайтесь! – сказал он сухо.

– Какие невыносимые манеры! – пробормотал Фицморрис сквозь зубы, – мужик, больше ничего!

Но доктор уже приободрился и пустился в рассуждения.

– Благодарю, дорогой капитан. Превосходные сигары, честное слово! Дерош поступает недурно в этом отношении. Вода тоже первого сорта. Действительно, мы сделаем очаровательное путешествие, или лучше сказать, прелестное, проводя время в этой чудной стране. Я заранее радуюсь при мысли, как много можно будет изучить на досуге интересных предметов, а в то же время таинственных, которые…

– Вопрос в том, где находятся копи! – прервал Фейерлей, заложив руки в карманы и, нахмурив брови, уставился глазами в пол.

Фицморрис Троттер презрительно улыбнулся.

– Когда Дерош будет повешен, тогда ничего не будет легче, как найти ее! – сказал он насмешливо.

Фейерлей бросил на него зловещий взгляд.

– Мне кажется очень вероятным, – проворно вмешался доктор, – что у бывшего капитана этого корабля наверно найдется среди его карт план его копей! Следует сделать осмотр его бумаг, чтобы овладеть секретом. И если дорогой капитан поручит мне покопаться в его ящике…

– Только не одному, конечно! – загремел Фейерлей. – Вы одни найдете разгадку и отправитесь, не спросясь!

– Ах!.. Ах!.. Вы шутите, дорогой капитан! Но, понятно само собой, я займусь поисками в вашем присутствии… Я это сделаю, если вы желаете, при вас и нашем дорогом Троттере.

– Мне любопытно бы знать, – насмешливо сказал Троттер, – какой интерес побуждает вас на эти поиски, милейший доктор? Вы член многих обществ, у вас нет ни жены, ни детей, по-видимому, у вас вполне счастливая обстановка для полного наслаждения ученого; какой интерес вам искать эти сокровища?

– Но, – сказал сконфуженный лингвист, – тот же, что и у всех, ни больше, ни меньше. А затем, – продолжал он, снова набираясь храбрости, – подумайте, как это важно для самой науки, – располагать большими средствами! Подумайте хорошенько обо всем этом с научной точки зрения: как много можно дать миру с помощью сокровищ, скрытых в этих далеких горах! Подумайте об институтах, обсерваториях, ученых обществах, которые цивилизованные нации…

Сильный взрыв смеха прервал его речь.

– Подумайте о благе, которое получит Отто Мейстер, набивая свои карманы по примеру простых смертных! – сказал Фейерлей, подражая интонации ученого. – Шутник, да и только! Вы мне кажетесь забавным, Троттер, когда спрашиваете о мотиве, который его побуждает к этому! Тот же самый, что и у вас, ей-Богу!..

– Позвольте! – пролепетал доктор жалобно.

– Ба! – сказал Фейерлей с презрением. – Вы не стоите больше Троттера, мой милый; Троттер не стоит больше вас, и вы оба не стоите больше меня! Мы стоим друг друга. Не тратьте попусту хитрых фраз, потому что я их не выношу. А что касается ваших разговоров об учреждениях, институтах, науке, то к черту их, довольно!.. Вы мне внушаете отвращение!

И он двинул плечами с таким отвращением, что бедный ученый, окончательно разбитый, искал убежища в своем стакане, куда он погрузился до самых бровей.

– Это верно! – сказал Троттер. – У нас одни проекты завладеть копями, чтобы хорошо пожить на это богатство! А вы, Фейерлей, как думаете, какие ваши проекты?

– Пожить спокойно в свое удовольствие! – сказал Фейерлей. – Подумайте сами, разве не смешно дожить до моих лет и остановиться на полдороге, не зная, чем дальше питаться. Именно таково теперь мое положение!

– Кому вы это говорите? – произнес Троттер со вздохом. – Но баста! Если мы вернемся в Лондон, нагруженные миллионами, никто не спросит, откуда мы их взяли… и если мы сумеем хорошо их тратить, никто не станет беспокоиться об их происхождении!