Текст книги "Жить вместе в 21 веке"

Националистические побуждения приводят к кризису космополитических, имперских, многонациональных и многорелигиозных построений. Ликом свободы становится национальная независимость. История эта продолжается и после второй мировой войны, на Юге Средиземноморья и в деколонизированных странах, и затем, после 1989 года. Эта история начинается рано и длится долго. К национальной независимости с 1821 года с оружием в руках стремятся греки, находящиеся под властью турок. Греческая национально-освободительная революция становится образцом для других в Европе, а главное – для освобождения «наций», подчиненных султану. Их дело очень популярно во всей Западной Европе, на него с участием смотрят и итальянские патриоты.

Турки сопротивляются и жестоко подавляют греческое восстание, вешают Патриарха Константинопольского (грека, главу православного миллета империи, хотя он и был против независимости Греции). Однако Греция все равно становится независимой, и появление ее тяжело ранит Европу эпохи Реставрации, уважающую законных монархов. Туркам не удается сдержать разрушение империи. Национализм, как древесный червь, разъедает ее и приводит к новым ампутациям: Сербии, Черногории, Румынии (чья независимость была признана в 1878 году Берлинским Договором), затем Болгарии (автономной с 1878 г. и независимой с 1908 г.), и, наконец, Албании в 1912 г. Империя перестает быть космополитической. Ее миллеты «национализируются»: армянский стремится к независимости, греческий умножает эллинские школы в Анатолии. Перед османским правительством Стамбула стоят два пути: защищать распадающуюся империю или отуречиться. Однако до прихода к власти младотурков оно не решается вступить на второй путь, чуждый османской традиции. Младотурки же быстро понимают, что надо спасать остающиеся территории и отстаивать права турецкой нации. Это трагическая история последних лет империи, погребенной под натиском первой мировой войны.

Но и в независимой Греции не все просто. Для эллинизации веками оккупированного региона надо было изгнать турок и мусульман: сейчас в Греции не видно больше мечетей, в прошлом рассеянных по всей стране. С церковной точки зрения христианская Греция порывает с «Великой Церковью Христовой», православным Константинопольским Патриархатом, считавшимся подчиненным туркам. Новорожденная Болгария должны «очиститься» от мусульман. В 1908 году их было 10 % населения, по большей части турки и помаки, то есть болгароязычные мусульмане. В 1985 году при коммунистическом режиме меньшинство это было подвергнуто насильственной болгаризации, а в 1989 году 300.000 мусульман были вынуждены эмигрировать в Турцию (но половина из них в 1990 году вернулась). Османская империя была плодом вековых этнических и религиозных наслоений. В таком городе как Салоники – сейчас это второй греческий город – еще в 1910 году 65.000 евреев жили рядом с 35.000 греков и 30.000 турков. Это был самый большой еврейский город Средиземноморья. После присоединения к Греции в 1912 году число греков сильно выросло, а турок уменьшилось, и немногим более чем за десять лет они совсем исчезли. Салоники были родиной отца современной Турции Кемаля Ататюрка. И этот город был очищен от этнических переплетений. Последний удар по его космополитизму нанесли нацисты во время второй мировой войны, депортировавшие и уничтожившие большую часть из остававшихся 45.000 евреев.

Но главная драма заката Османской империи разыгралась в Анатолии. Этот регион был населен в основном турками, но со значительными меньшинствами: греческими в Стамбуле и эгейской части, армянскими в столице и на внутренних территориях, сирийскими и халдейскими ближе к современным границам Сирии, еврейскими повсюду. До второго десятилетия двадцатого века с этнической и религиозной точки зрения Анатолия была многообразной, совсем не такой, как сейчас. Немусульмане составляли немногим более 19 % населения. По мнению младотурков, надо было спасти Анатолию от нагромождения немусульманских меньшинств, таких как армяне, которые в некоторых областях могли бы потребовать образования отдельного государства. Во время первой мировой войны была совершена этническая чистка, систематическое уничтожение и депортация армян из Анатолии к сирийской пустыне. Погибло 70 % армянского населения империи, по некоторым данным более миллиона человек. Пострадали и некоторые другие христиане, такие как сирийцы и халдеи. Для мобилизации анатолийского населения против армян недостаточно было национальных страстей; младотурки должны были превратить националистическую борьбу с армянами в джихад против гяуров, неверных христиан. Она обратилась на христиан вообще, по крайней мере в некоторых регионах.

Массовая резня армян стала апогеем системного насилия, впервые примененного на рубеже XIX–XX веков для очистки территорий от этнического и религиозного многообразия. Это первый геноцид ХХ века, Метц Йегерн (великое зло по-армянски), который до сих пор ждет признания – хотя бы для исторической памяти – правительством Анкары. Об этом геноциде напомнил Гитлер своим соратникам, сомневавшимся в окончательном решении еврейского вопроса: «Кто сейчас еще говорит об убийстве армян?».

«Великая Идея» Греции на двух берегах Эгейского моря привела к поражению греков от руки турок после первой мировой войны и к уничтожению большей части греческого населения в Анатолии. Ататюрк вел политику отуречивания Анатолии. В 1881 году греки и армяне составляли 21 % населения современной Турции. Большой пожар в Смирне в 1922 году и вынужденное бегство греков и армян из города (двух третей населения) стали эпилогом «Великой Идеи», концом космополитического города, где мусульмане были в меньшинстве. Обмен населением между Грецией и Турцией по Лозаннскому Договору 1923 года сделал Анатолию однородной, разрушив тысячелетние эллинские поселения, известные Западу по «Илиаде». Этническая чистка соответствует закону национальной однородности, которому в большей или меньшей мере следуют все государства, особенно новообразованные. Новая Турция Ататюрка хочет быть турецкой, прежде всего светской, но и мусульманской суннитской.

Стамбул отражал многонациональный характер империи: в 1886 г. в нем было 873.000 жителей, из них 44 % мусульман, 17,5 % греков, 17,1 % армян, 5,1 % евреев, 15,3 % иностранцев (а также некоторые другие небольшие меньшинства). Город был космополитическим, что было особенно видно в районе Галата и Пера, где почти все жители были не мусульманами, и жило много европейцев и левантинцев. После поражения Османской империи греки надеялись отделить город от турецкого мира, но проект этот окончился с крахом «Великой Идеи». Город стал турецким. В 1932 г. 690.850 его жителей были преимущественно мусульманами, и оставалось 243.000 не турок. В тридцатые-пятидесятые годы жизнь древней османской столицы стала светской: халифат, текке мусульманских братств, центральная роль ислама в общественной жизни были отменены Ататюрком. На улицах нельзя уже было встретить людей в традиционных костюмах. В середине пятидесятых годов другой страшный удар нанес по остававшемуся греческому меньшинству кипрский кризис. Сейчас в древнем Полисе, как его называют, остается лишь 2.000 греков.

Политика национальной однородности, проводимая Ататюрком, приводит к желаемым результатам с немусульманами, но встречает серьезное сопротивление прежде всего курдского меньшинства, которое и сейчас, через КРП (Курдскую Рабочую Партию) Оджалана, с помощью терроризма и политики утверждает свою идентичность, всегда подавлявшуюся Анкарой. Призрак многообразия, изгнанный эмиграцией греков и резней армян, возвращается с курдами и, частично, с неоднородностью ислама (исламские братства и алеви, отличные от суннитского большинства). И сегодня при обсуждении вопроса о вступлении Турции в Европейский Союз, правительство Анкары и турецкое общественное мнение должны считаться с глубокой озабоченностью в связи с геноцидом армян. Тот же призрак многообразия в другом виде возрождается на Балканах. Добиться национальной и религиозной однородности сложнее, чем кажется.

Этническая чистка сопровождается культурной

В Турции политика отуречивания хотела бы забыть о брошенных и разрушающихся армянских церквях в Ани, недалеко от границы с Арменией, и на озере Ван. Таким же образом долгие годы турецкое правительство препятствовало присутствию на берегах Золотого Рога греко-православного Патриархата, памяти о Византии и ориентира для мирового православия. Но это проблема не только Турции.

В Битоле, в Македонии, я видел, как после краха османской империи превратились в развалины мечети, а минареты предпочли разрушить. К сожалению, эта старая история повторялась во время югославских войн, в которых разрушение памяти о другом, а главное – мест культа иной веры стало знаком овладения территорией. Разрушение чужих культовых зданий или превращение их в места для своей веры – символический акт насилия, сопровождающий процессы насильственного установления однородности.

Этническая чистка – древнее решение, которым пользовались не раз. Балканы были особо подходящей почвой для опытов подобного рода. Название бывшей югославской республики Македония по-итальянски означает также фруктовое ассорти, блюдо, которое французы называют salade de fruit. В этой стране живут многие балканские народы: турецкие меньшинства, сильное албанское меньшинство, евреи, сербы, греки, болгары и македонское большинство. Но кто такие македонцы? Сербы считали их частью своего народа, болгары тоже. По мнению греков, это выродившиеся эллины. Но македонский национализм уже больше века утверждает свою идентичность. В современной Македонии стоит серьезная проблема сосуществования македонцев и албанцев (которых манит мечта об объединении со своими албанскими и косовскими сородичами).

За пределами Балкан, на Ближнем Востоке, палестино-израильский вопрос, открытый уже почти шестьдесят лет, остается как бы памятником невозможности жить вместе. Каждое поколение знакомо с агрессиями и страданиями, что еще больше убеждает в невозможности мира. Из-за недостатка реализма у арабов и гибкости у израильтян были упущены драгоценные возможности. Однако и с этнической точки зрения здесь все переплетено: в Израиле 1.283.000 арабов с израильским гражданством (18,5 % населения страны), и, с другой стороны, 200.000 израильтян живет в поселениях на Палестинских территориях. Узел этот нелегко развязать, но это не столько древнее наследие, сколько плод событий после 1948 и 1967 гг. Не будем на этом останавливаться подробно, поскольку каждый день всё это у нас перед глазами, но это одна из самых больших проблем нашего века, и, кроме всего прочего, во всем мусульманском мире о ней постоянно вспоминают как о великой ране.

Сейчас внимание приковано к Ираку. Общественное мнение осознает религиозную и этническую сложность страны, которой многие не сознавали до недавних событий. Ирак – принудительное создание Уинстона Черчилля и британцев после первой мировой войны в части османской империи, объединившее шиитов южного Ирака с суннитами в центральной части и курдами на севере. В то же время курдскому государству было отказано в праве на существование, в том числе и из-за слабой международной известности этого народа (так были заложены основы конфликта в Турции, Ираке и в части Ирана и Сирии). В 1922 г. Лондон возвел на иракский престол хашемитского принца Фейсала с основной целью сэкономить на оккупационных войсках и предоставить управление трудной страной арабскому монарху. Британцы заметили, что трудно управлять напрямую сложной Месопотамией. Впрочем, исходя из индийского опыта, они предпочитали indirect rule, систему непрямого управления, которая в Ираке применялась крайне широко. Так родилось искусственное строение Ирака, который восемьдесят лет жил под господством суннитского меньшинства, но сегодня вынужден считаться со стремлением шиитов и курдов взять в свои руки жизнь страны.

Сложные построения (созданные после 1918 г., после краха османской империи) не сохранить на Ближнем Востоке. Пример тому – Ливан, не потому, что было ошибкой создание государства, где христиане и мусульмане были бы в численном равновесии; напротив, роль этой страны превышала ее демографический вес. Однако Франция властью своего мандата, чтобы Ливан не был слишком маленьким, присоединила к нему области, обитаемые преимущественно мусульманами, не опасаясь, что они шииты, поскольку в те времена они были маргинальными и незначительными. В современном Ливане шиитская община самая многочисленная (чуть меньше 40 %, по некоторым данным). Полвека назад они были подавлены, сегодня пробудились благодаря исламскому либерационизму и сетям социальной солидарности и стали решающим политическим субъектом. Даже демографически христиане оказались в меньшинстве в стране, рожденной, чтобы гарантировать их сосуществование с мусульманами на основе их принадлежности к большинству.

История европейских государств

Создание национальных государств казалось наиболее современным и надежным решением, но было не самым легким. Надо было искать компромиссы. Шли процессы ассимиляции, менялись географические названия, считали неважными некоторые группы населения. Казалось, что границы национального государства гарантируют идентичность и безопасность сообщества, имевшего национальный характер. Например, история итальянского Рисорджименто – история борьбы против Австрийской империи Габсбургов, считавшейся «тюрьмой народов». Объединенная Италия стремилась иметь свои границы по Альпам, т. к. эта граница гарантировала безопасность страны, несмотря на то, что включала в себя часть тирольского населения, говорящего на немецком языке. Объединение немцев и итальянцев продвинуло габсбургскую Империю на юго-восток и подчеркивало ее многоэтнический и многорелигиозный характер: евреи, мусульмане, католики восточного обряда, православные, протестанты – все они жили в рамках римо-католической империи. По мнению либералов, империя Франца-Иосифа была анахронизмом и все ожидали её конца. Имеет смысл остановиться на ее истории, чтобы увидеть в ней кризисные ситуации, типичные для распада империй.

С её распадом в 1918 году многие народы взяли в руки свою судьбу и решили создать или укрепить собственные государства: Венгрия, Польша, Австрия, Чехословакия, Румыния, Югославия. Чехословакия смогла сохранить связи между чехами и словаками и, тем не менее, распалась в 1992 году после краха коммунистической империи. История Польши – история земли с часто передвигаемыми границами. Но Польша возродилась после первой мировой войны как государство неоднородное. По данным переписи 1921 года поляков было 69 %, остальные – евреи, украинцы, белорусы, немцы. Например, вокруг такого города, как Львов, Львiв или Lwów (смотря на каком языке называть: на русском, украинском или польском) сельскую местность населяли украинцы, в самом городе большинство было поляков, но была также сильная украинская община, евреи и даже немного армян.

После второй Мировой войны Польша стала значительно более однородной в новых границах. 2/7 населения погибли во время войны. Были уничтожены почти все евреи, опустошена веками жившая на этой земле община. Перемещение немецкого и польского населения – болезненная страница для нескольких миллионов европейцев, с большим реализмом перевернутая в рамках новой послевоенной европейской культуры, не склонной более к национальным и территориальным претензиям. Эта культура порвала, можно надеяться навсегда, с логикой национализма. И как же не порвать с ним, когда нацистские территориальные претензии на земли, отторгнутые у Германии по Версальскому договору, стали причиной второй мировой войны и сделали возможным шоа, уничтожение евреев?

В истории нашего континента есть одна из самых абсурдных страниц стремления к национальной однородности – истребление евреев. Это самое безумное выражение культа немецкой расы. Вследствие холокоста был уничтожен в Германии и в других странах Европы вековой «сосед» европейцев и христиан, хорошо интегрированный в европейское общество: немецкие евреи были глубоко ассимилированы. Их уничтожение не может быть объяснено даже с точки зрения (хотя и абсурдной) идеологии этнической чистки: инаковость угрожает единой нации.

Нацистский взгляд на новый порядок положил «научный» конец перемешиванию народов (по их терминологии, рас). Появилась иерархия, в которой славяне были слугами, поляки – рабами, и на самом нижнем уровне – асоциальные цыгане и евреи, враги, которых надо было уничтожить как заразу для общества.

Чтобы реализовать этот план – нужно было убивать. Потрясает ритм массовых убийств в Германии и Европе. «Государство нацистского геноцида», по данным Рудольфа Руммеля (Rudolph Rummel), убило 21 млн человек, из которых 1 млн – моложе 18 лет. Война, развязанная Гитлером, унесла более 30 млн жизней, из которых более 5 млн – немцы. На оккупированных польских и советских территориях был хладнокровно убит каждый шестой. Необходимо также помнить, что после поражения Германии в ходе образования национально-однородных государств на территории Восточной Европы (Чехословакии, Венгрии, Польши, Румынии и Югославии) было выслано 15 млн немцев; почти 1,8 млн немцев погибло в этих операциях уже после падения рейха. Это была огромная «этническая чистка» в самом сердце Европы, в основном по желанию советского командования. («Это было уже слишком», – сказал Черчилль союзникам на Потсдамской конференции).

Освенцим, где были убиты более миллиона евреев и тысячи европейцев, остается памятником этому безумию нацизма и расизма. С Освенцима начинается новое европейское видение, которое откинуло логику национализма и вынесло горький урок из извращений нацизма. И в этом смысле я уверен, что, если бы Европейская Конституция хотела воззвать к сознанию и чувствам европейцев, она должна была бы взять за отправную точку именно Освенцим (и, как следствие – отказ от антисемитизма). Недостаточно обычных торжественных мероприятий по случаю шестидесятой годовщины освобождения узников концлагеря, прошедших в 2005 году. Надо подчеркнуть, что, хотя история проходит и все помнить невозможно, Освенцим остается историческим переломом, местом нечеловеческих страданий евреев и других народов Европы, раздавленных логикой расового господства.

Конец колониализма и его наследие

Мы остановились, хотя и кратко, на кризисе сосуществования в Европе и Средиземноморье. Нужно было бы исследовать, как окончилась длившаяся веками жизнь вместе разных народов в Российской (и советской) империи, которая родилась из особой колониальной экспансии, основанной на расширении границ. Москва и сегодня предстает столицей, отличающейся имперским космополитизмом. Хотя после распада горбачевского Советского Союза в 1992 году бывшие советские республики избрали путь независимости, каждое государство несет следы «имперского», многонационального переплетения народов; например, Украина, где живет значительное русское меньшинство, и часть населения русифицирована. Война в Чечне – пример того, что независимость бывших советских республик не решила проблемы их многосоставности, как в Российской Федерации, частью которой является Чечня. Как бы то ни было, на всей территории бывшего Советского Союза так или иначе живут вместе различные народности. Кавказ – сплав различных этнических и религиозных идентичностей. Бывшие среднеазиатские республики представляются сложным переплетением этнических групп; в Казахстане более трети населения русские, поскольку российская имперская экспансия сопровождалась эмиграцией. Но и в мусульманских бывших советских республиках этнические группы часто пересекаются в искусственных границах.

В Эстонии правительство Таллинна дискриминировало сильное русское меньшинство, которое своим присутствием ставило под сомнение национальный характер новой прибалтийской страны. Закон от 1992 года лишил русскоговорящих – 37 % населения – права голоса, считая их присутствие выражением политики русификации. Но можно ли считать этих русских иностранцами? У подобных меньшинств неясные права. Идет обсуждение права на гражданство иммигрантов в Европе; но бывают перемещения населения в результате исторических процессов, «по факту» приводящие к настоящему положению дел. Арабский националистический максимализм, шокированный поражением, нанесенным Израилем, десятилетиями отрицал право еврейского государства на существование и отказывался от переговоров, считая еврейское присутствие плодом недавней иммиграции, нарушающей права палестинцев.

Но у истории народов свой ход, не всегда линейный и уважающий права. Реальность вынуждает признать другого и найти способы жить вместе. Или же, напротив, разрыв становится столь глубоким, что нет других решений, кроме борьбы без конца. Борьба распределяет и придает сторонам правоту и неправоту, создавая новую легитимность и лишая ее.

Камю и Дюваль: общая надежда против силы ненависти

Знаменательный случай, хотя и уже забытый, – исход из Алжира миллиона pieds noirs (с французским гражданством, но также итальянского, испанского, мальтийского происхождения) при обретении независимости в 1962 году. С ними эмигрировали и 200.000 алжирских евреев, признанных французскими гражданами, но веками живших в этой североафриканской стране. Pieds noirs начали прибывать в Алжир с 1830 года, после французского завоевания. Их мир был описан Альбером Камю. Великий писатель, хотя и был сторонником свободы Алжира, почувствовал драму исхода этого народа, вынужденного вернуться на историческую родину, чуждую не одному поколению многих из них. Алжирская война (1958–1962 гг.) была слишком жестокой, чтобы можно было надеяться, что европейцы и алжирцы смогут жить вместе. Слишком глубоким был разрыв, слишком много насилия с обеих сторон. И когда генерал де Голль признал право Алжира на самоопределение, pieds noirs в несколько дней эмигрировали во Францию, хотя и родились в Алжире. Некоторые приехали в Алжир недавно, другие жили там уже не одно поколение. Это была их земля, на которой они работали; но это была и земля алжирцев, которые считали, что она уже больше века была у них отнята. Часто у одной и той же земли бывает много хозяев.

Исход казался вынужденной расплатой за колониальное происхождение этой общины. В эпоху деколонизации у «колонистов» нет прав, у них было слишком много прав в эпоху колонизации. Однако великие французы не отказались от надежды на возможность жить вместе, европейцам и алжирцам, иудеям, христианам и мусульманам, несмотря на глубокую пропасть ненависти, разделявшую общины. На это надеялся Камю – стараться жить вместе в новой политической обстановке. Так считал и другой французский деятель, совсем не похожий на Камю – кардинал Леон-Этьен Дюваль (Léon Etienne Duval), архиепископ алжирский, который во время войны обличал пытки французами алжирских борцов за освобождение. По мнению Дюваля, надо было работать, чтобы жить вместе в будущем независимом от Франции Алжире. Обоих смела сила ненависти между европейской и алжирской общинами. Кардинал Дюваль, когда его паства оставляла Алжир, церкви пустели и перестраивались в мечети, решил остаться в стране до своей смерти: он верил в ценность жизни вместе с мусульманами.

Оставшиеся в деколонизированных странах европейские общины являли собой великий вызов: они были пережитком колониализма и в то же время шансом для экономики новых государств. Впрочем, колонизация разбросала европейцев по всем колониям и благоприятствовала эмиграции индийцев (по меньшей мере 20 млн индийцев живут за пределами своей страны) и китайцев. Пример Южной Родезии, пытавшейся совместить в 1965 году независимость от Лондона с правительством белых, был сильным решением, на которое надеялись алжирские европейцы. Однако подобные решения шли вразрез с историей. Президент Зимбабве (бывшей Родезии) Роберт Мугабе рассказывал мне, что президент и освободитель Мозамбика от португальцев Самора Машел советовал ему не повторять ошибку своей страны и не поощрять исход белых при обретении независимости. Мугабе долгие годы следовал этому совету, приведшему к процветанию его страны. Однако сегодня положение Зимбабве, которая все еще под властью Мугабе, весьма проблематично, как из-за политики по отношению к колонистам, так и из-за отсутствия демократических методов.

Деколонизация привела к тяжелому кризису с иммигрировавшими меньшинствами. Так, индийцы, переселившиеся в Уганду, были изгнаны Иди Амином, во время «царствования» которого было убито 300.000 человек. С другой стороны, серьезные конфликты возникли между этническими и религиозными группами, соединенными в границах бывших колониальных стран. Это трагическая история Судана (два миллиона погибших с 1983 по 2002 гг.): угнетение арабским Севером африканского (христианского и анимистического) Юга. Это история Руанды и Бурунди и многих других государств.

Бывшие колониальные государства унаследовали искусственные границы. Зачастую границы колоний устанавливались без учета этнической реальности, в результате переговоров, исходивших из европейских интересов и критериев. Значительная часть государств современного мира имеет колониальное происхождение. И это не только хрупкие африканские государства, но и такие гиганты современности, как Индия и Пакистан, Индонезия или Нигерия.

Нигерия, объединившая различные народы и религиозные общины, была созданием ловкого и жесткого британского представителя Фредрика Лугарда (Fredrick Lugard) в 1914–1919 гг. И страна еще держится, несмотря на постоянную напряженность и кризисы.

Независимость в границах империи: от Индии до ЮАР

В Индии, жемчужине британского колониализма, дававшей монарху титул императора Индий, разыгралась драма самой трагической истории разделения послевоенного периода. Индия, от Пенджаба до Тамилнада, была созданием британцев, объединивших разнородные явления. По мнению Ганди, объединяющим элементом была великая индийская традиция, независимо от религиозных и этнических различий. Национализм Ганди стремился к независимости Индии в границах империи. Его партия, Партия Конгресса, была демократической и светской. Однако мечта махатмы (великая душа) разбилась о рождение мусульманского национализма, не имевшего этнических, лингвистических (и территориальных) оснований, но питавшегося опасениями индуистского господства. Мусульмане были распространены на большей части территории империи и составляли примерно 24 % населения: в Дели их было 33 %, на Юге они не доходили до 8 %. Были регионы по преимуществу мусульманские, такие как Бенгала (ныне часть Бангладеш), Пенджаб, Синд, Белуджистан. В этих регионах мусульманский национализм был менее сильным. Он развивался в основном среди мусульманских меньшинств, опасавшихся, что демократизация приведет к господству индуистов и к полной маргинализации мусульман.

В двадцатые годы мусульманское движение усилилось в ходе протестов против упразднения халифата (и требований к англичанам защитить его). Так утвердилась мусульманская идентичность, нашедшая в исламе основу для объединения. Мухаммед Али Джинна (Muhammad Alì Jinnah), отец-основатель Пакистана, был родом из региона, где мусульмане были в меньшинстве. Он верил в раздельные судьбы мусульман и индийцев. Джинна уже в тридцатые годы выдвинул теорию существования двух наций, «двух различных цивилизаций», как он говорил. Британские управляющие после войны не видели возможности удержать вместе индуистский и мусульманский национализмы и приняли решение о разделении. Карл Мейер (Karl Meyer), описывая кризис империй, замечает, что разделение «не раз использовалось как вынужденное средство быстрого решения проблем». В начале подобный выбор казался прагматичным: разделить общины и реализовать принцип самоопределения. Но история сложнее. Ганди, – продолжает Мейер, – «предвидел грядущие беды яснее прагматичных хирургов разделения».

15 августа 1947 года родились два отдельных государства, Пакистан и Индия, между которыми остается постоянное напряжение, выливающееся в различные конфликты. В короткий срок произошло невиданное перемещение населения – около 17 миллионов человек – из одной страны в другую. В этот бурный период погибло 300.000 человек (некоторые называют более высокие цифры, до миллиона). Кашмир остается разделенной и спорной территорией: и ныне теоретики исламского фундаментализма (а также Пакистан) считают его оккупированной мусульманской землей. Разделение означало крах проекта Ганди. Родилось государство на основе ислама, Пакистан. Его население не говорило на одном языке: западный Пакистан и Пакистан восточный (ныне Бангладеш) не имели ни общей культуры, ни даже территориального единства, более того, находились в тысячах километров друг от друга. В западном Пакистане на момент независимости мухаджиры, то есть иммигранты из Индии, составляли пятую часть населения, около 6 миллионов из почти 34.

Индия, где большинство составляют индусы, остается многорелигиозной страной, с сильной 140-миллионной мусульманской общиной. Индия основана на древней цивилизации с тысячелетней непрерывной историей и сильным религиозным, этническим и лингвистическим многообразием (на хинди, по официальным данным, говорят лишь 40 % населения). Но Индия с 1947 года является демократическим государством. Великий успех Джавахарлара Неру состоит в том, что он устоял перед общинностью, сильной в жизни страны, утвердил унитарное государство, какого никогда не было в истории Индии, и правил им демократически. Неру не уступил идее Хиндутвы, индийскости (параллельной идее «исламской нации»), с 1923 года выдвигавшейся неверующим националистом Саваркаром, большим почитателем Мадзини (Mazzini). Затем Хиндутва нашла свое выражение в индуистской (религиозной) партии Бхаратия Джаната Парти (БДП), стоявшей у власти в 1998–1999 и в 2004 годах, после кризиса Индийского Национального Конгресса. В свете Хиндутвы была пересмотрена история Индии и дана национально-религиозная интерпретация сложной индийской цивилизации, в которой переплетаются различные течения мысли и религии. Сегодняшняя Индия, страна «во множественном числе» со всех точек зрения, несводимая к одному этническому или религиозному компоненту, имеет единую национальную судьбу. Это самая большая по численности населения демократическая страна в мире, с полувековым опытом демократии за плечами, важная для каждого, кто задумывается о сосуществовании различных народов в современном мире.