Текст книги "Соблазн в шелках"

Продолжая читать, Клодия подивилась тому, что в книгах соски женских грудей всегда сравниваются с крупными спелыми сливами. Почему бы это? Соски размером со сливу – это все-таки, наверное, некоторое преувеличение. Правда, книга была американской, а там у них, может быть, соски имплантируют, как и многое другое. И почему это у всех непременно твердые маленькие ягодицы? Твердые маленькие ягодицы никак не соответствуют полной, налившейся груди. Это противоречит всем законам природы.

Все это недостижимое превосходство женских прелестей подействовало на нее удручающе. И зачем только она потратила почти восемь фунтов на эту бездарную халтуру?

Потому что ты обожаешь всякие пикантные эпизоды, лицемерка. В магазине ты специально перелистывала книгу, отыскивая интимные сцены, когда подошел Гай и сказал, что началась посадка. И ты схватила «Дейли телеграф» и прикрыла газетой книгу, чтобы он не подумал, что ты сексуально озабоченная дурочка.

Правда, Гамильтон тогда даже не взглянул на ее покупку. Он расплачивался за полдюжины журналов для своей доченьки.

Однако в данный момент Клодии почему-то не хотелось смаковать пикантные сцены. Для того чтобы дать пищу своему воображению, у нее было достаточно натурального сырья.

Если уж говорить о натуральной пище для воображения, то как насчет сегодняшнего ужина?

Судя по всему, Аннушка к ним не пожелает присоединиться, и Клодия не могла решить, то ли ей радоваться этому обстоятельству, то ли огорчаться. Присутствие за столом надутой физиономии избалованной девчонки наверняка успокоило бы всякий трепет. С другой стороны…

Думай о чем-нибудь другом, Клодия. Напиши открытку Кейт. Выучи несколько слов по-арабски. Пойди к себе в комнату и закажи чашечку чая.

Пошвыряв все в сумку, она побрела к отелю, размышляя на ходу, стоит ли зайти по дороге к Суперсоплячке. Суперсоплячка, естественно, не пожелает ее видеть, но этому не следует придавать значения.

Аннушка откликнулась на стук невнятным:

– Ну, что еще?

– Можно войти?

– Если без этого нельзя обойтись.

Открыв дверь, она снова хлопнулась на кровать и взяла в руки один из множества разбросанных вокруг журналов. Клодия присела на краешек другой кровати.

– Отец, наверное, пришел в ярость?

– Не понимаю, зачем ты спрашиваешь. Вы с ним, наверное, сидели и подробно обсуждали поведение Испорченного ребенка.

– Мы вообще о тебе почти не упоминали. – Клодия сразу же подумала, что не следовало так говорить. Суперсоплячки обычно считают себя центром Вселенной. – Послушай, я понимаю, что ты не хочешь, чтобы я была здесь, но…

– Мне совершенно безразлично, есть ты здесь или тебя нет. Если отцу захотелось потратить деньги на няньку, в которой я не нуждаюсь, то это его проблема.

– Он думал, что тебе будет скучно целыми днями быть одной.

Аннушка на нее и не взглянула.

– Если ты этому поверила, то ты еще тупее, чем я думала. Он боялся, что я что-нибудь натворю, чтобы поставить его в неловкое положение.

– Я уверена, что ты этого не сделаешь.

– Откуда тебе знать, что я сделаю? – Аннушка наконец подняла взгляд на Клодию. Лицо ее выражало смертельную скуку. – Давай внесем ясность в наши отношения. Я не хочу, чтобы ты являлась сюда, словно какой-то семейный наставник. Я не хочу, чтобы ты опекала меня и пыталась «понять». Я хочу лишь, чтобы вы оба оставили меня в покое, пока мы не уедем из этой раззолоченной трущобы и не вернемся в цивилизованный мир. Ясно?

Как тебе будет угодно.

– Я не пыталась опекать тебя. – Клодия вышла из комнаты злая и расстроенная, причем злилась она на себя за то, что расстроилась. Зачем бы, черт возьми, ей расстраиваться из-за того, что какая-то избалованная девчонка ее невзлюбила?

Гай постучался к ней без двадцати минут восемь.

– Насколько я понимаю, Аннушка ужинать с нами не будет, – сказала Клодия, увидев, что он один.

– А вы как думали? Она уже поужинала у себя в номере.

– Но вы ее звали?

– Конечно, звал! – рявкнул Гай, потом опомнился и сбавил тон: – Извините за резкость, я не сдержался. Вы готовы?

– Готова.

– Тогда пойдемте. Я могу сейчас съесть верблюда средних размеров.

Гай окинул ее взглядом, но не сделал никаких замечаний. Клодия не ожидала комплиментов, но услышать ни к чему не обязывающее «Вы отлично выглядите» было бы весьма приятно.

Клодия, хотя ей не хотелось даже самой себе в этом признаться, все-таки приложила довольно большие усилия, чтобы хорошо выглядеть. Не зная наверняка, пойдут ли они в кафетерий или в ресторан, она, чтобы не ошибиться, остановила выбор на бежевых льняных брючках и строгой кремовой блузке. Единственным украшением были жемчужные клипсы.

Решив, что волна распущенных волос может показаться неуместной, она собрала волосы на затылке, заколов их черепаховой заколкой.

Пуританскую строгость прически нарушала лишь отрастающая челка, которая то и дело падала на правый глаз.

Уже в лифте, когда они спускались вниз, Клодии стало ясно, что расслабиться за ужином Гамильтон не настроен. Он был напряжен и озабочен.

Просторный холл с мраморными полами напоминал кафедральный собор или, скорее, мечеть с характерными мусульманскими синими с золотом арками. Мелодично журчащие струи фонтанов увлажняли воздух.

Пока они шли к ресторану, Гай не взял Клодию под руку и вообще не прикоснулся к ней, однако шел на достаточно близком расстоянии, чтобы до нее время от времени доносился запах мужского одеколона. На Гамильтоне были серые хлопчатобумажные брюки, легкий темно-синий пиджак из льняной ткани и светло-голубая сорочка с распахнутым воротом.

Верблюда в меню не оказалось, зато было практически все остальное. Ресторан не был переполнен посетителями. Там было тихо, уютно, горели свечи. Сделав заказ, Клодия была вынуждена сидеть напротив него при интимном мерцающем свете.

Поскольку причиной пасмурного настроения Гая была, очевидно, не Аннушка, Клодия попробовала завести разговор на другую тему.

– Удивительно, что здесь подают алкогольные напитки, – сказала она, потягивая белое вино. – Я думала, здесь сухой закон.

– Вы спутали с Саудовской Аравией. В этой стране относятся к алкоголю с большей терпимостью, хотя местные жители не могут покупать алкогольные напитки в магазинах. Иностранцы, если только они не мусульмане, могут получить разрешение на покупку алкогольных напитков.

Тема иссякла.

– Чем вы занимаетесь?

– Я работаю в одной нефтяной компании.

Вот как?

Ей ужасно хотелось спросить: «Кем?» Гамильтон был явно не рассыльным в конторе. С другой стороны, хорошо, что не придется выслушивать монолог на десять минут о том, какую безумно важную работу он выполняет. Не так давно Клодия ужинала с одним мужчиной, который в течение всего ужина рассказывал ей о том, что без него может рухнуть вся государственная система, и о принадлежащем компании сверхскоростном турбо-как-там-дальше, а также о том, сколько десятков полных дебилов работают на него, сколько раз он летал на «конкорде» за счет компании и сколько часов налетал.

Она устала бороться с зевотой.

– А вы? – спросил Гай.

Поскольку мысль о старой работе ее угнетала, Клодия рассказала ему о новой.

– Компания, в которой я собираюсь работать, пока невелика, но разрастается, как сорняки на удобренной почве. Глава компании начала свою деятельность в своей гостиной, занявшись пошивом детской одежды на экспорт. Дело пошло, и теперь она экспортирует ее практически во все европейские страны, а также в Штаты и Японию. Поскольку я прилично говорю по-французски и по-немецки, она предполагает брать меня с собой на распродажи за границей. Я с нетерпением жду, когда начну там работать. Женщина, которая работала до меня, ждет близнецов, так что пару недель мы поработаем вместе, а потом она уйдет в дородовой отпуск.

– Вам придется ездить за границу?

– Да.

– Звучит заманчиво, – сказал Гай. – А чем вы занимались раньше?

А вот это уж действительно скучно. Чтобы ему не пришлось подавлять зевоту, Клодия понизила голос до заговорщического шёпота и сказала:

– Не говорите никому, но я была любовницей гангстера, только он сейчас вышел из обращения, как это деликатно называют.

На губах Гамильтона промелькнула и исчезла едва заметная улыбка:

– Пришили, наверное, как это деликатно называют.

– Вы ошибаетесь! – Клодия притворилась, будто шокирована его словами. – Он сбежал с тремя чемоданами денег и как только Старый Билл перестанет меня преследовать, я к нему присоединюсь. Из-за этого я сюда и приехала. Чтобы совеем их запутать и сбить со следа. Вполне возможно, что они наблюдают за мной даже в данную минуту… – Она снова понизила голос. – Не позволяйте мне говорить лишнее. Не исключено, что в стол вмонтированы подслушивающие устройства.

При свете свечей она видела как напряжение, какова бы ни была вызвавшая его причина, постепенно покидает Гая. В глубине его глаз появился намек на искорки, а губы чуть дрогнули как будто он всеми силами сдерживал смех. Как ни странно, ей почему-то стало больно за него.

Почему ты не можешь немного расслабиться? Прежде чем мы сядем в самолет, возвращаясь домой, я заставлю тебя рассмеяться от души, даже если это будет стоить мне жизни.

– На самом деле я занималась почти тем же, только в менее перспективной фирме, и поездок за границу там не было, – продолжила Клодия уже серьезно. – Фирма быстро теряет свое место на рынке, они перевели производство на поток. Я бы все равно оттуда ушла. Руководство там слишком консервативно, не желает видеть дальше своего носа и с неохотой идет на нововведения.

– Компании, которые останавливаются в развитии, в конце концов терпят крах. Предложите свои таланты там, где их смогут оценить по достоинству.

– Ну, вот видите. – Принесли заказанные Клодией креветки под пикантным соусом, и это ненадолго отвлекло ее внимание.

Минуту-другую спустя Гамильтон сказал:

– За что ваш кузен сводит с вами счеты? – Говорить сейчас о Жабе ей хотелось меньше всего, но если она откажется говорить о нем, Гай подумает, что ей есть что скрывать.

– Все началось много лет назад, когда мы проводили вместе летние каникулы. Мы тогда были детьми, и нашим глубоко заблуждавшимся родителям казалось, что мы с ним составим друг другу хорошую компанию. У его родителей была гостиница на побережье, поэтому я всегда ездила к ним на лето, а поскольку они всегда бывали ужасно заняты, а я была на два года старше Райана, мне, естественно, приходилось исполнять роль неофициальной няньки. – Клодия скорчила гримасу. – Он был настоящим дьяволенком, вечно затевал что-нибудь глупое или опасное, а я была вынуждена следить, чтобы он не сломал себе шею. Поэтому, само собой разумеется, Райан меня терпеть не мог и всячески изводил. А моя бабушка Барбара с умилением улыбалась маленькому чудовищу, приговаривая: «Мальчики есть мальчики, дорогая». Уверена, что она им даже гордилась, хотя однажды пришлось уволить спасателя, который помогал ему отправиться на лодке в путешествие к мысу Горн.

Улыбка на лице Гая Гамильтона была теперь почти настоящей, что само по себе можно было считать достижением.

– Теперь ваша очередь, – сказала Клодия. – Расскажите мне подробно о своей растраченной впустую юности.

– Нет, увольте. Развлекать меня за ужином входит в число ваших служебных обязанностей.

– Моя мама всегда говорит, что только дурно воспитанные люди говорят о себе и до смерти утомляют окружающих.

– Я вам скажу, когда мне наскучит.

Поскольку Гамильтон явно не имел намерения раскрывать перед ней душу, проявлять настойчивость было бесполезно.

– Итак, что вы хотели бы узнать? Все подробности о днях моего заточения в монастырской школе?

Гай поморщился.

– Для меня это слишком наболевшая тема, – сказал он, откидываясь на спинку стула. – Расскажите-ка мне лучше о той, другой киссограмме. Я не прочь посмеяться.

За мой счет, естественно. И все же, если это заставит тебя по-настоящему рассмеяться…

– Это было отвратительно, – призналась Клодия. – Все происходило в шумном, битком набитом людьми пабе. Мне пришлось переодеваться в дамском туалете, и я предстала перед ними, завернутая в три квадратных дюйма колючего полиэстера под леопардовую шкуру и покрытая искусственным загаром, похожая на апельсин. Правда, юбиляру это, как ни странно, понравилось.

– Не сомневаюсь. Он, наверное, посадил вас к себе на колени и по-отечески крепко обнял?

Тот действительно так и сделал, но это было сделано скорее добродушно, чем с вожделением. Если бы не ужасный дурной запах у него изо рта…

– Он по крайней мере не смотрел на меня так, словно я отвратительный заплесневевший кусок неизвестно чего, завалившийся за холодильник, – усмехнулась Клодия. – Он не заталкивал меня в такси и не приказывал шоферу отвезти куда угодно, лишь бы подальше от него. Он поцеловал меня на прощание в щечку и сказал: «Пока, дорогуша».

В глазах Гая снова промелькнул знакомый огонек.

– Насколько я помню, я тоже поцеловал вас на прощание.

Не напоминай мне. Я была слишком ошеломлена и не успела получить удовольствия от поцелуя.

– Это был не поцелуй, – ответила Клодия, надеясь, что голос ее не дрожит при воспоминании. – Это был шок, вы хотели наказать меня.

– Позор на мою голову! – Покаянное бормотание Гамильтона не обмануло ее: она заметила, что он при этом едва сдерживает смех. – Я, должно быть, теряю форму.

Клодия вдруг рассердилась и чуть было не ушла. Развлекать его – это одно, но видеть, как он сам веселится за ее счет, – совсем другое. Она решила резко сменить тему разговора.

– Что случилось с вашей женой? – не успев подумать, спросила она и тут же пожалела об этом. Веселые искорки в глазах Гая мгновенно исчезли – словно кто-то выключил свет.

– Она умерла, когда Аннушке было семь лет. – Клодия виновато опустила глаза.

– Извините меня ради Бога.

– Ничего, бывает.

Принесли горячее. Клодия выбрала какую-то местную рыбу под сливочным соусом с рисом. Гамильтон едва взглянул в меню и заказал бараньи отбивные с печеным картофелем и зеленым салатом.

Хотя они поддерживали разговор, все изменилось. Клодия, не подумав, задала один вопрос – и веселого настроения как не бывало. Может быть, Гай все еще любит жену и верен ее памяти даже через десять лет после смерти? Или она своим вопросом напомнила ему 6 его нерешенных проблемах?

Если верить тому, что говорила Аннушка о «половом влечении» отца, то он едва ли продолжал тосковать по любимой. А может быть, тосковал? Ведь «половое влечение» – это не то что любовь, и мужчины редко ведут монашеский образ жизни, только разве если никто не пожелает удовлетворить их «половое влечение». Но Клодия могла бы поклясться суммой, равной выплатам в счет погашения кредита за квартиру за последующие десять лет, что Гай Гамильтон никогда не испытывал недостатка в желающих удовлетворить его «половое влечение».

Когда они допили кофе, было около девяти вечера.

– Как ни жаль, мне еще надо поработать, – сказал Гай, когда они выходили из ресторана.

– Все в порядке. Я понимаю, что вы приехали сюда не отдыхать, и не ожидаю, что вы будете развлекать меня.

На полпути к лифту он сказал:

– Пожалуй, я был бы не прочь подышать воздухом. Не хотите немного прогуляться по берегу? Минут пятнадцать.

Клодия настроилась вернуться к себе, посмотреть какой-нибудь фильм и лечь спать, как только он надоест, и была не готова к такому предложению.

– Мои туфли не очень приспособлены для прогулки по пляжу, – сказала она, с сомнением окидывая взглядом дорогие туфельки из коричневой кожи.

– Так снимите их.

Была не была!

– Мне нужно проветриться, – сказал Гамильтон, пока они спускались в лифте до выхода на пляж, – немного подышать некондиционированным воздухом, прежде чем сесть за компьютер.

Теплый воздух приятно обласкал тело.

– В ресторане было довольно прохладно, – сказала Клодия, когда они медленно побрели по саду к пляжу. – Похоже, кондиционер включили на слишком большую мощность.

– Будь сейчас лето, вы бы и не подумали на это жаловаться. Иногда температура здесь поднимается до ста тридцати по Фаренгейту.

Прежде чем ступить на мягкий песок пляжа, Клодия сняла туфельки. Море было очень спокойным и серебрилось в лунном свете. Некоторое время они шли молча по самой кромке воды. Гамильтон шагал, засунув руки в карманы, погруженный в свои мысли.

Потом, нарушив молчание, Клодия сказала:

– Гай, вы можете сказать, чтобы я не совала нос не в свое дело, но вам не кажется, что было бы лучше проводить какое-то время с Аннушкой, вместо того чтобы постоянно конфликтовать? Не могли бы вы выкроить время, чтобы покататься с ней на лодке или просто вместе полюбоваться окрестностями?

– Полюбоваться окрестностями? – Он сердито фыркнул. – Я показывал ей достопримечательности повсюду – от Брюсселя до Бангкока. Она на таких прогулках обычно послушно плетется за мной, а на физиономии выражение смертельной скуки.

– Насколько помню, я в ее возрасте вела себя так же, – призналась Клодия. – Однажды родители взяли меня в поездку по Уэльсу, а мне очень не хотелось ехать. Я сидела в машине на заднем сиденье, читала журналы и умышленно не желала замечать никаких красот пейзажа. Мне хотелось поскорее вернуться к своим друзьям и к оглушительному шуму дискотек.

– Знакомая картина, можете не продолжать. – Клодия заметила на горизонте огни большого судна.

– Это нефтяной танкер? – Гай кивнул.

– На этом участке их множество. – Он помедлил, потом указал жестом налево. – Там находятся Абу-Даби и Бахрейн, а прямо – Иран. Эта часть акватории называется Аравийским морем, но если обогнуть мыс, там уже…

– Индийский океан, – закончила Клодия. – Перед отъездом я заглянула в географический атлас, Гай. Я достаточно хорошо ориентируюсь на местности.

– Я и не думал, что вы не знаете, где находитесь. – Тон его голоса стал мягче, словно подтаял по краям, как шоколад на солнце. – Вы ершисты, но не беспомощны.

О Боже! На губах его снова появилась эта убийственная Полуулыбка, а если учесть еще шепот волн и лунный свет…

Пропадаю!

– Обычно я не бываю ершистой, – дрожащим голосом сказала она. – Только в чрезвычайных… – И вдруг осеклась, вздрогнув, и метнулась в сторону.

– В чем дело?

– Что-то пробежало по моей ноге! – Стоя на цыпочках, Клодия испуганно осматривала песок под ногами. – Ой! Это таракан!

Клодия отскочила еще дальше и, все еще дрожа, торопливо надела туфли.

– Какое мерзкое существо!

– Не такое уж мерзкое. – Гамильтон поднял с песка «существо». – Это совсем не таракан, посмотрите.

Откинув назад падающую на лицо челку, Клодия неуверенно шагнула в его сторону.

– Это просто ракушка!

– Наберитесь терпения. – Она почувствовала насмешливую нотку в его голосе.

Гай подошел ближе и остановился совсем рядом, держа раковину на раскрытой ладони. Секунд двадцать она лежала неподвижно. Потом слегка приподнялась, и из нее неуверенно показались крошечные лапки.

– Это всего-навсего рак-отшельник, – сказал Гай. – Шел себе по своим делишкам.

Клодия с облегчением вздохнула. Рак осторожно пополз по ладони и снова остановился.

– Извини, я тебя оскорбила, – сказала она. – Но мне действительно показалось, что ты таракан.

Гай положил рака на песок. Когда он выпрямился, на лице его была уже не полуулыбка, а скорее улыбка в три четверти.

– Не стесняйтесь, – сказала Клодия задиристо, – посмейтесь надо мной как следует.

Улыбка сразу же исчезла.

– Я не смеялся над вами.

Гамильтон посмотрел на нее сверху вниз, и сердце ее ушло в пятки. Когда Гай заговорил, тембр его голоса снова стал похож на прикосновение старого шотландского свитера.

– Сделайте же что-нибудь со своими волосами. Эта прядь постоянно падает вам на лицо.

– Это остатки моей челки, – неуверенным голосом сказала Клодия, Откидывая назад непослушную прядь. – Я ее снова отращиваю.

Налетевший ветерок почти сразу же вернул челку на место.

– Она меня сводит с ума, – сказал Гай все тем же нежно-хрипловатым тоном.

Второй раз за день Клодия подумала, что одна из ее фантазий воплощается в реальность. Неужели это происходит наяву? Неужели он действительно откидывает со лба ее ненавистную челку своими изящными пальцами? Он делал это как при замедленной съемке, и пальцы его прикасались к ее волосам, как морской ветерок. А глаза у него были темные и бездонные, как море.

Клодия видела его приближение, как человек видит машину, под колеса которой вот-вот попадет. Она могла бы еще отступить в сторону, сказать что-нибудь смешное и разрушить волшебство.

И лишить себя навсегда того, что неотвратимо надвигалось.

Глава 7

Это было всего лишь мимолетное прикосновение губ, но оно подействовало на Клодию, как электрический разряд. Она была настолько потрясена, что, когда Гай отстранился, ей захотелось воскликнуть: «Неужели такое бывает?»

Потом он снова поцеловал ее.

Может быть, я умерла и попала на небеса?

Она понимала, что это ей не снится. Во сне мужчина, которого она целовала, неожиданно превращался в Питера-Надоеду, и она просыпалась в холодном поту.

А этот мужчина знал свое дело. Если определять воздействие поцелуев по шкале Рихтера, то его поцелуй тянул на десять баллов. Дрожь и трепет и горячие влажные волны беспорядочно пробегали по телу Клодии. Когда Гамильтон по-хозяйски овладел ее губами, что-то в ней, перемещаясь, перестраиваясь, потянулось к нему, как к магниту.

Пусть хоть земной шар перестанет вращаться, я могла бы заниматься этим всю ночь!

Даже когда они оторвались друг от друга, чтобы перевести дух, трепет не прекратился. Его губы скользнули по ее волосам, а пальцы прикоснулись к особенно чувствительному местечку на шее.

О Боже! Откуда ему известно именно это местечко, почему он знает, как именно следует прикоснуться к нему, чтобы заставить меня затрепетать от возбуждения, как никогда прежде? Может быть, он был моим любовником в какой-то предыдущей жизни?

Если это так, то Клодия, должно быть, умерла тогда счастливой.

Последующие поцелуи были даже лучше предыдущих. Приподнявшись на цыпочки, она обвила руками его шею. Во всех ее фантазиях это было прелюдией к следующей волшебной стадии. Его взору открывается соблазнительно приподнятая грудь, его руки мучительно медленно скользят по тонкому шелку блузки и замирают в каком-то миллиметре от нежной округлости груди.

От трепета ожидания зашкаливает все внутренние измерительные приборы. Ей хочется крикнуть: «Продолжай!»

Сейчас именно так все и происходило наяву. От ожидания следующего прикосновения сладко замерло сердце и отозвались трепетом какие-то безымянные внутренние органы.

И, как всегда, как только Клодия получила то, что хотела, ею сразу овладела неуверенность: действительно ли она хотела этого?

Почувствовав, что Клодия пытается высвободиться из его рук, Гай лишь еще крепче обнял ее. Интересно, как развернутся события дальше, подумала она. Наверное, последует напряженное молчание, а потом он скажет что-нибудь вроде: «Я сделал что-нибудь не так?»

Море, плескавшееся всего в нескольких метрах от них, сразу же подсказало ей весьма уместную реплику:

– Вам не кажется, что эта сцена напоминает фильм «Челюсти»? Я имею в виду эпизод в самом начале, когда девушка входит в воду, а барабаны музыкального сопровождения выбивают тревожную дробь, и от этого замирает сердце.

Сердце Клодии тоже выбивало дробь, но Гаю об этом знать не следовало. Однако ей удалось разрядить атмосферу.

– Пожалуй, не напоминает, – сказал Гамильтон с холодной сдержанностью, которую такие, как он, мужчины приберегают для подобных случаев.

Клодия взглянула на часы.

– По-моему, пора возвращаться?

Последовало недолгое напряженное молчание, во время которого она точно знала, о чем думает Гай. Но он сказал только:

– К чему такая спешка?

– Вы сами сказали, что хотите пробыть на воздухе около пятнадцати минут.

Было мучительно видеть его вопросительный взгляд, и она, повернувшись, легкой походкой пошла по направлению к отелю. Когда они подошли к цветнику, Гай вдруг сказал:

– Выкладывайте, в чем дело, Клодия.

– Если вам непременно хочется знать, то мне нужно в туалет. – Она понимала, что он ей не поверил, но и опровергнуть это не мог.

– Я знаю, о чем вы подумали, – сказал он.

– Едва ли, Гай.

– В таком случае, может быть, скажете мне сами? – Гамильтон неожиданно остановился. – Это был всего лишь поцелуй. Я не понимаю, почему вы спасаетесь бегством, как будто за вами гонится полдюжины крокодилов.

Допустим, что это был всего лишь поцелуй. Но есть просто поцелуи и поцелуи, за которыми скрывается нечто большее – только позволь! Но сейчас, конечно, это не тот случай.

Сейчас, когда сила потрясения пошла на убыль, Клодия отчетливо поняла, что заставило ее прервать волшебную сказку.

– Вам следовало сейчас быть с дочерью, а не со мной. Она сидит в одиночестве в своей комнате. Аннушка пробыла одна почти весь день.

– Что вы предлагаете мне сделать? Уложить ее в постельку? Почитать сказку на сон грядущий?

Его слова только подлили масла в огонь.

– Вы могли бы по крайней мере поговорить с ней!

– Она не станет разговаривать. Разве что скажет, что не слушает меня…

– Неудивительно, если вы… – Клодия остановилась на дорожке, беспомощно подыскивая слова. – Хотите знать, что я думаю? Я думаю, что вам дороже всего собственное спокойствие. Что вы скорее предпочтете развлекаться со мной, чем попытаетесь приложить усилия, чтобы наладить отношения с собственной дочерью. И знаете, что еще я думаю? – резко продолжала она, глядя прямо в его лицо, хранившее непроницаемое выражение. – Я думаю, что вы даете ей слишком много того, что можно купить за деньги, но слишком мало того, что за деньги купить нельзя. Например, вашего времени и внимания. Она отчаянно нуждается во внимании. Неужели вы этого не видите?

На какое-то мгновение ей показалось, что Гай отреагирует саркастическим замечанием или даже разозлится. Она чувствовала, как он борется с самим собой.

– Прекрасно, – только и сказал Гамильтон, но с таким выражением, словно ему на рану выдавили каплю лимонного сока. – Я ценю ваш совет. А теперь, может быть, войдем в отель?

Клодия восприняла его слова как пощечину.

– Я, пожалуй, немного побуду на воздухе.

– Нет уж, я хочу, чтобы вы вошли в помещение.

– Мне не хочется.

С трудом сдерживая себя, Гай сказал:

– Я не намерен спорить с вами. Не забудьте, что вы сейчас не дома.

Она окинула взглядом безлюдный сад, где тишину нарушало лишь жужжание насекомых, кружащихся возле фонаря.

– Но здесь никого нет!

– Это не имеет значения. Дело в том, что это мусульманская страна, где женщина, которая в полном одиночестве бродит ночью, может быть понята неправильно.

Ладно, ты прав. Кому надо, чтобы какой-нибудь любопытный служащий отеля доложил администрации о том, что неприкаянная иностранка бродит одна по ночному саду?

В напряженном молчании они вошли в отель и направились к лифту, стояли рядом, пока лифт поднимался наверх, потом шли по коридору.

– К вашему сведению, – холодно сказал Гамильтон, – я сыт по горло благочестивыми советами любителя-психолога, который объясняет мне, где я совершил ошибку. А если я неправильно истолковал язык вашего тела, то прошу меня извинить. Может быть, мой толковый словарь устарел и надо приобрести новый. Спокойной ночи.

Клодия едва нашла силы произнести в ответ: «Спокойной ночи», – и, войдя к себе в номер, бросилась на кровать. Она не плакала, но слезы были близко. Первый поцелуй и первая ссора – и всего за десять минут! Причем можно не сомневаться, что больше ни того ни другого не будет.

Боже мой, с каким сарказмом он произнес: «…если я неправильно истолковал язык вашего тела»!

Клодию захлестнула жаркая волна стыда. Не надо обладать богатым воображением, чтобы представить себе, что сказал, бы в этой ситуации менее деликатный мужчина: «Ты сама напрашивалась на это, а я лишь дал тебе то, что ты выпрашивала. Так какого черта ты жалуешься?»

Какого черта я жалуюсь? Неужели я действительно выставила себя на посмешище?

Если бы они были коллегами по работе и находились здесь по делам фирмы, Клодия просто не придала бы значения подобному эпизоду. Правда, она никогда не оказывалась в подобной ситуации с коллегами по работе, которые обычно бывали женаты и имели по трое детишек. А если были не женаты, то как две капли воды походили на Питера-Надоеду, который полагал, что дружеская беседа за ужином уже является приглашением заняться сексом до завтрака. Вроде того неряшливого менеджера, с которым ее однажды послали в деловую поездку.

Но у того по крайней мере не было поблизости дочери с кучей проблем.

Наверное, Гай прав в том, что Аннушку бесполезно пытаться чем-нибудь заинтересовать, но ведь дело не в этом. Клодия не могла равнодушно оставаться в стороне. Гамильтон платил ей за то, что она присматривает за его дочерью, которая, по его словам, вызывает у него немалое беспокойство.

Она вдруг с удивлением поняла, что Гай ее разочаровал. Даже в чем-то обманул. Она не могла бы, пожалуй, назвать его поведение вульгарным или заслуживающим презрения, – просто не ожидала, что он это сделает.

– Что сделает? Поцелует тебя?

– Это был не просто поцелуй. В том-то все и дело. Если бы я не нажала на тормоза, он перешел бы в нечто значительно большее.

Но Гай не планировал это заранее – в этом Клодия была уверена. За весь вечер он не сказал и не сделал ничего, что заставило бы ее ожидать от него столь решительных действий.

Гамильтон не сказал ей, что она великолепно выглядит или чудесно пахнет, не прикоснулся как бы случайно под столом к ее бедру. Он не взял ее под руку и не положил руку на талию якобы для того, чтобы помочь, когда они входили в лифт или в ресторан.

Гай не бросал на Клодию томных взглядов через стол. Он довольно часто смотрел ей прямо в глаза, но это был прямой, открытый взгляд. В его голосе не появилась хрипотца, та самая сексапильная хрипотца, которая появляется у мужчин, когда им кажется, что у них есть шанс. Он даже не похлопал ее якобы невзначай по заду, хотя это первое, что делают мужчины, когда им кажется, будто они нравятся женщине.

Адам был большим мастером похлопывать по заду. Приняв привычное горизонтальное положение на диване, он обычно произносил своеобразным австралийским говорком: «Черт возьми, какая попочка!» – и звонко шлепал Клодию, когда она проходила мимо. Выпив немного больше, чем нужно, пива в пивной «Ньют и Феррет», Адам однажды поведал внимавшей ему аудитории, что всегда считал себя поклонником сисек, пока зад Клодии не заставил его переменить пристрастие.

Однако на него невозможно было ни обидеться, ни разозлиться. Адама все любили. Он вошел в ее жизнь как теплый, соблазнительный лучик австралийского солнца. Он умел ее рассмешить и беззастенчиво жил за ее счет, но она не возражала. Клодия жила одним днем, зная, что в конце концов он ее покинет.