Текст книги "Управление"

17

Их проникновение в американское хранилище данных фактически осталось незамеченным, и они скопировали такое количество материалов, что их оценка стала настоящей проблемой. Им потребовались бы сотни людей с хорошим знанием английского языка, чтобы получить хотя бы первоначальные сведения и худо-бедно отделить зерна от плевел – но, к сожалению, в их распоряжении, наоборот, оставалось все меньше и меньше людей, потому как по мере обострения политического кризиса с Польшей личный состав ведомства продолжал сокращаться из-за призывов в вермахт.

Леттке был встревожен, наблюдая за тем, как постепенно пустеют коридоры управления, исчезают таблички на дверях, а столовая становится все более пустой во время обеденного перерыва. Он представлял себе это совершенно иначе. Фактически работа в НСА не считалась автоматически важной для войны по той простой причине, что она была классифицирована как работа в гражданском ведомстве, а не в военном.

Поэтому ему нужно доказать, что здесь он полезнее для рейха и фюрера, чем на фронте.

И это будет нелегко.

В последующие недели он неутомимо читал тысячи электронных писем и других документов, составлял списки, составлял докладные записки и как можно больше протокольных записей, приходил утром пораньше и дольше оставался по вечерам и даже пренебрег своей страстью. Ну, как минимум большей частью. Только однажды, не выдержав, он вытащил из своей секретной папки неиспользованную распечатку и отправился в Эрфурт, где проживала указанная в ней женщина. Но на следующее утро он снова сидел за письменным столом!

Но, несмотря на все эти усилия, на его столе однажды появилась повестка. Явиться лично к большому начальнику.

К тому же безотлагательно. У него еще было время зайти перед этим в туалет, куда ему срочно понадобилось, еще раз пригладить перед зеркалом волосы и проверить, как сидит галстук, – тогда можно идти. Он не произнес ни слова, когда секретарша махнула ему проходить, и его рука дрожала, когда он нажал на ручку массивной двери кабинета. Он был готов сразу услышать такие слова, как: «К сожалению, мы вынуждены…», но не был уверен, что сможет спокойно на них отреагировать. Хотелось бы надеяться.

Но, открыв дверь, он увидел, что был не единственным, кого вызвал к себе А. За круглым столом переговоров уже сидели трое мужчин, которых он знал в лицо, и они смотрели на него с такими же напряженными выражениями лиц, как, наверное, и он на них.

Они представились.

– Добришовский.

– Мёллер.

– Кирст.

– Леттке, – сказал он, пожимая холодные влажные руки других. – Ойген Леттке.

И нет, никто из них не знал, о чем пойдет речь.

Как только Леттке сел на последнее остававшееся свободным кресло, открылась другая дверь и появился начальник в своем инвалидном кресле, которым он управлял так же совершенно, как велосипедист своим велосипедом.

– Господа, – произнес он, окидывая каждого из них коротким, но напряженным взглядом своих сине-зеленых глаз. – От вас это не скрылось – наше управление обескровлено. Целые коридоры опустошаются, и это именно сейчас, когда наша работа важнее для рейха, чем когда-либо.

Все кивнули. Леттке тоже, исполненный осторожной надежды. Это прозвучало не как начало увольнения.

– В этой ситуации, – продолжал худощавый мужчина в инвалидном кресле, – настало время положить конец преувеличенному стремлению к секретности. Вы знаете меня только как «А.», так вот: мое настоящее имя Август Адамек. Я родился в 1889 году, во время Мировой войны служил в Первой компьютерной дивизии и принимал участие в создании радиосети для портативной телефонии, особенно той части, которую поляки после войны использовали для своей собственной телефонной сети. А что касается этой штуки, вокруг которой ходит так много диких слухов, – он постучал по инвалидному креслу, – то подлинная история крайне банальна: несчастный случай на лыжной трассе в январе 1928 года. Меня предупреждали, но я не слушал. Таким образом я научился дорожить ценностью обоснованных предупреждений.

Они все смотрели на него, отчасти смущенные множеством личных подробностей, которые их начальник, до сих пор овеянный тайной, раскрывал перед ними, отчасти недоумевая: к чему все это?

– Теперь перейдем к вам. Этот круг здесь – вы, я, все здесь сидящие – состоит из опытных людей, которые, по всей вероятности, останутся в НСА. Людей, которым я доверяю руководить другими. Поэтому отныне вы будете тем внутренним кругом, вокруг которого я намерен организовать то, что осталось от нашего ведомства. – Он вздохнул. – Кто еще с нами останется, будет видно. Мы, конечно, сохраним нашего доброго Энгельбрехта, для телефонной службы и в качестве правой руки. Техническую службу я буду защищать зубами и когтями как можно дольше, но в долгосрочной перспективе в безопасности, наверное, только трое старших, потому что в полевых условиях потребуются именно компьютерные техники. То же самое относится к безопасности. Что касается женщин… Пожалуй, количество наборщиц программ, конечно, тоже уменьшится, если там возникнет нехватка аналитиков, чтобы справиться со всей работой. Станет пусто, ужасно пусто. Мы должны будем нести свою службу Отечеству как дом с привидениями.

Он сложил руки на коленях, сосредоточенно глядя перед собой.

– Теперь, раз уж мы решили беспощадно прояснить наше положение, давайте также рассмотрим положение, в котором находится рейх. В течение ближайших недель начнется война. Фюрер полон решимости разрешить конфликт в Польше с применением силы. Его высказывания последних недель и месяцев, направленные на переговорные решения, следует понимать как политическую тактику, чтобы замаскировать свои намерения и самому определить время наступления. На самом деле фюрер всегда преследовал цель присоединить бо́льшую часть территории Польши к Германии и изгнать оттуда польское население, чтобы обеспечить германскому народу столь необходимое жизненное пространство. Другими словами, он хочет не просто одержать верх над Польшей – он хочет ее уничтожить.

Адамек поднял взор, по очереди окидывая их взглядом.

– Все это, конечно же, чрезвычайно секретная информация. Полагаю, что это само собой разумеется?

Они кивнули. Один только Добришовский произнес охрипшим голосом: «Разумеется».

Леттке был не в состоянии вымолвить ни слова. Он понял, что это было не увольнение, а продвижение по службе!

– Англия, – продолжал Адамек, – объявит нам войну, как только мы нападем на Польшу. По крайней мере, это тот вариант, к которому я собираюсь подготовиться. Если Гитлер окажется прав и западные державы закроют глаза на еще одну военную интервенцию, тем лучше. Но согласно всей имеющейся у нас информации – разумеется, я направил соответствующую оценку в рейхсканцелярию, – вторжение в Польшу перегнет палку.

Он развернулся на месте, подъехал к продольной стенке своего кабинета и потянул за шнур, после чего позади него вниз соскользнула карта мира.

– Польша не может дать отпор немецким вооруженным силам, и у нее нет географических препятствий. Так что война закончится довольно быстро, я предполагаю, задолго до Рождества. С Советским Союзом заключен пакт о ненападении с дополнительным секретным пунктом о разделе польской территории между двумя державами. Таким образом, положение на востоке вначале будет улажено, так что все силы можно будет свободно перебросить на Западный фронт. Здесь мы должны исходить из того, что Англия и Франция к тому времени уже предпримут контрмеры.

Он потянулся за длинной указкой.

– Франция сосредоточилась на обороне, в отношении Германии прежде всего на усовершенствовании линии Мажино, но у нее есть явные недостатки в наступательном вооружении. Следовательно, предполагая состояние войны с западными державами, Франция, по логике вещей, станет следующим противником, который также должен быть разгромлен как можно скорее.

Указка двинулась вверх по Ла-Маншу.

– Англия – другой, более сложный случай. С одной стороны, она защищена своим островным расположением, но, с другой стороны – изолирована. Поэтому ключевой мерой будет блокада всех английских торговых путей нашим подводным флотом. Соответствующие маршруты движения уже давно определены внешней разведкой Главного управления СД. Мы также можем внести свой вклад с помощью расшифровки телефонных разговоров, сообщений, электронных писем и тому подобного, которые мы стараемся собрать по всему миру.

Адамек посмотрел на крепкого, почти лысого мужчину, сидевшего рядом с Леттке.

– Это будет ваша сфера ответственности, Добришовский.

Добришовский кивнул.

– Решающее значение, – добавил Адамек, – при этом, конечно же, имеют защита наших технологий шифрования и взлом чужих ключей. Это уже ваша работа, Кирст, вашей же и останется.

Упомянутый худощавый мужчина, пальцы которого в это время продолжали блуждать по нагрудному карману, куда он сунул пачку сигарет, тоже кивнул.

– Еще одна важная цель – как можно дольше отсрочить вступление в войну Соединенных Штатов Америки. – Адамек переместил указку через Атлантику. – Министр финансов рейха, граф фон Крозиг, еще год назад предупреждал, что американская экономика переживает кризис, из которого ее не могут вывести даже действия Рузвельта, так что многие видят выход только в большой европейской войне. Американская промышленность в настоящее время задействует только четверть своих мощностей, если бы США вступили в новую большую войну, из неиспользованных резервов сформировалась бы военная промышленность беспрецедентной эффективности.

Он предупреждающе постучал по карте.

– Чтобы предотвратить это, первым делом нужно поддержать те голоса американской общественности, которые выступают против участия в войне. Сами американцы так или иначе склонны к изоляционизму, к тому же многие американские семьи потеряли мужей и сыновей в Мировой войне и, конечно, задаются вопросом, ради чего. Тот аргумент, что кровь американцев не должна снова проливаться в европейских войнах, скорее всего, встретит серьезную поддержку.

Указка постучала по карте.

– Это будет ваша сфера ответственности, Леттке. Через подставную фирму в Нью-Йорке у нас есть доступ к американской части глобальной сети, так что наш доступ к американским форумам из Германии невозможно отследить. Поскольку в США нет как таковой службы связи и регистрации, то там, в принципе, легко войти в систему как пользователь, личность не проверяется. Поэтому вы можете создать столько личностей, сколько вам необходимо, чтобы выступать в дискуссиях с достаточным перевесом.

Взгляд Адамека устремился на последнего мужчину примерно тридцати пяти лет, оставшегося без задания, Мёллера, молчаливого, в очках с толстыми стеклами.

– Но мы также должны принять меры предосторожности в том случае, если США все-таки вступят в войну. По опыту Мировой войны 1914–1917 годов, опасность представляют не столько американские солдаты, сколько американские заводы. Здесь важно начать. Американские заводы тоже управляются компьютерами. Если мы выведем их из строя, мы выведем из строя и производство. Это будет ваш проект, Мёллер. Он будет носить кодовое название «Летучий песок», и если возникнут проблемы с шифрованием, то Кирст вам поможет.

Он оглядел присутствующих.

– Еще вопросы?

Леттке нерешительно поднял руку.

– Вы говорили об американских форумах – это значит, что их несколько?

Адамек кивнул.

– Нам известно о трех крупных, сопоставимых с Немецким форумом, и о многочисленных небольших. Я предоставлю вам соответствующий список.

– Ему понадобятся люди, хорошо знающие английский, – произнес Добришовский. – Их не хватает.

– Да, к сожалению, – признал Адамек и посмотрел на Леттке. – Вы получите всех, кто у нас есть. Некоторые программистки тоже обладают хорошими знаниями английского языка – многие основные работы по компьютерной технике были написаны еще на английском языке, не в последнюю очередь оригинальные сочинения лорда Бэббиджа и леди Лавлейс. Пусть эти женщины тоже поработают на вас. Важно, чтобы вы контролировали сообщения: не все из них имеют опыт общения на политических форумах. Кроме того, я хочу нанять еще кого-нибудь, чтобы помочь вам проанализировать настроения американской общественности и найти правильные аргументы.

– Хорошо, – сказал Леттке.

Не уволили, повысили! Он один из тех, кто был в безопасности в НСА! Облегчение было настолько ошеломляющим, что он едва ли не дрожал.

– Цель фюрера, – подытожил Адамек, – проста и ясна: необходимо как можно скорее разгромить Англию и упрочить власть на континенте. Испания и Италия – наши союзники, остальные будут под контролем Германии. Как только цель будет достигнута, Соединенным Штатам станет слишком поздно объявлять нам войну, потому что тогда Европа, Великий германский рейх, станет неукротимым гигантом как с точки зрения военной силы, так и с точки зрения промышленного потенциала. – Он сделал движение рукой в сторону затемненных окон. – Миллионы мужчин будут бороться там, на фронте, чтобы этого достичь. Но у современного мира есть внутренняя сторона, состоящая из компьютеров и глобальной сети, и это наше поле битвы. Надпись над нашим порталом каждый день напоминает нам: SCIENTIA POTENTIA EST, знание – это сила. Вполне возможно, то, что один из нас совершит или не совершит, будет значить больше, чем кровь миллионов солдат там, на фронте. Давайте всегда осознавать эту ответственность.

18

В мае 1939 года Хелена перешла в выпускной класс гимназии, но без Мари, потому что та ушла из гимназии после предпоследнего класса, чтобы в июне, через неделю после своего 18-летия, выйти замуж за Отто.

Хелена была свидетельницей на свадьбе, и, когда регистратор обратился к ней со словами: «Поставьте, пожалуйста, здесь свою подпись, фройляйн Боденкамп», она впервые по-настоящему осознала, что теперь она действительно стала взрослой и у нее впереди целая жизнь. Жизнь, что делать с которой она не знала до сих пор.

Из приветственной речи регистратора она не расслышала практически ничего, только как он вручил молодоженам экземпляр книги Гитлера «Моя борьба», которую назвал «библией национал-социализма». Хелена заметила, как Мари с трудом не поморщилась от этих слов.

Затем в церкви стало очень торжественно, совсем не так, как до этого на репетициях. Неф был полон людей. Казалось, собралась вся деревня, к тому же и у Мари, и у Отто было довольно много родственников, и потому поздравлениям не было конца. Многие мужчины пришли в форме; они образовали живой коридор и приветствовали молодоженов поднятыми руками, когда Мари и Отто выходили из церкви.

Позднее, на свадебном ужине, Хелена чувствовала себя одинокой и потерянной. Она ведь никого не знала, а Мари была слишком занята, чтобы они смогли обменяться друг с другом больше чем парой слов. Так что она немного побеседовала с другим свидетелем, другом Отто по имени Фридер, у которого были забавные оттопыренные уши. Впрочем, общаться с ним было далеко не так забавно; он был довольно неразговорчив и, пожалуй, даже немного закомплексован.

Сама еда оказалась на удивление изобильной. Здесь было все – это преимущество того, что праздник устраивают две крестьянские фермы, шепнул ей Отто с заговорщицкой усмешкой. В магазинах было трудно достать некоторые продукты, с тех пор как некоторые страны ввели эмбарго против Германии, они обиделись на Гитлера за то, что в марте он вернул в империю Мемельланд, а затем Чехословакию. Тем самым, как сказал отец, фюрер лишь восстанавливал исторически правильные границы, потому что Богемия и Моравия, конечно, принадлежали Германии, кроме того, людям там скоро станет лучше, чем когда-либо, и тогда вся критика стихнет.

Хелена не могла судить, так ли это. Ей становилось все жутче и жутче от этого все более и более агрессивного тона в вечерних новостях.

И в довершение всего она теперь снова осталась в школе одна.

Теоретически она могла бы полностью сосредоточиться на обучении, что, безусловно, хорошо отразилось бы на ее оценках. Действительно, хорошие оценки у нее были только по программированию, по остальным предметам она отставала. Особенно слабая успеваемость у нее была по расоведению и генетике, потому что у нее было внутреннее сопротивление к этому предмету. Во-первых, сам материал – законы Менделя и все такое – были слишком близки к медицине, а медицину она ни за что не стала бы изучать. А во-вторых, она вовсе не хотела признавать все то, чему учило расоведение, – это было похоже на предательство по отношению к ее подруге Рут.

С другой стороны, разве Рут не предала ее тоже? Хорошо, она не знала адреса электронной почты Хелены, возможно, в Штатах не было никакой возможности его узнать – но обычные письма, они ведь все еще существовали, даже в Америке! Но Рут ни разу не написала ей, ни разу за все эти годы.

В этот выпускной год Хелена сделала то же, что делала годами ранее: она полностью погрузилась в программирование. Компьютер больше, чем когда-либо, казался ей местом пристанища, как могущественная крепость, защищающая от всего, что ее тревожило. Компьютер был у нее под контролем. Ее жизнь – нет, напротив. Та делала все, что хотела.

* * *

Например, умер дядя Зигмунд, совершенно внезапно. Еще двумя днями ранее он был у них на кофе, похвалил яблочный пирог Йоханны и рассказывал о курсе лечения, который собирался проходить. Но потом уборщица, регулярно приходившая к нему помогать по хозяйству, нашла его мертвым в любимом кресле с альбомом с фотографиями из его путешествий на коленях и бокалом красного вина рядом на столе. Он выглядел совсем умиротворенным, взволнованно рассказывала она, совсем умиротворенным.

Это были небольшие, печальные похороны, на которые почти никто не пришел. Самым грустным было наблюдать, как распадалась любимая коллекция дяди Зигмунда и все сувениры, привезенные им из дальних стран, были вынесены из дома, по большей части для того, чтобы оказаться на свалке. Но ничего не поделаешь, нужно было продавать дом, и мама не понимала, зачем ей хранить «уродливые вонючие вещи», как она их называла, к которым она не имела никакого отношения.

В своем завещании дядя Зигмунд указал, что оставляет Хелене свой компьютер, что вызвало у нее радостное удивление, но, к сожалению, она не получила наследство: незадолго до этого был принят закон, запрещающий частное владение накопителями данных, если они превышали определенный размер – теперь владельцы компьютеров должны были в целях безопасности хранить свои данные в службах хранилища данных, – и поскольку несъемный накопитель данных в компьютере дяди Зигмунда намного превышал допустимое значение и его нельзя было извлечь, то нужно было сдать все устройство. Поскольку он уже давно не был последним словом техники, Хелена получила только компенсацию в размере ста рейхсмарок: печальное наследство.

* * *

Через некоторое время Хелена привыкла к тому, что, отвечая на звонки, ее подруга представлялась фамилией Ашенбреннер. Все-таки путь до фермы Ашенбреннеров был не таким далеким, как до Шольцев; на велосипеде она добиралась туда за добрых полчаса, и, если у Мари было немного времени, ферма походила на убежище в то время, когда мир, казалось, вот-вот выйдет из-под контроля. Когда они вместе с Мари что-нибудь выпекали, большая политика забывалась и все было в порядке.

За исключением тех случаев, когда Хелена пыталась самостоятельно разбить яйца.

– А ты не стала более ловкой, – смеялась Мари, и тогда они вместе вылавливали кусочки яичной скорлупы, которые у Хелены оказывались в муке.

Но дома и в школе политические дискуссии в течение лета становились все более и более важными. По телевизору почти ничего больше не показывали.

Примерно в это же время начались и обязательные занятия по противовоздушной обороне. Всем домовладельцам было приказано оборудовать в своих домах бомбоубежища подвального типа, приобрести противогазы и другие инструменты и запастись предметами первой необходимости. В школе каждые несколько недель проводилась учебная тревога: надо было бросить все на месте, как только раздавалась сирена, и как можно скорее – но в то же время «благовоспитанно и спокойно» – отправиться в бомбоубежища, которые были совсем недавно отремонтированы и все еще пахли краской.

Означает ли это, что скоро будет война, спросила Хелена отца.

– Фюрер, безусловно, хочет мира, – ответил отец, – но для мира нужны двое, а для войны достаточно одного. А у Великого германского рейха теперь есть могущественные враги, прежде всего Англия. Никогда не знаешь, что они задумали.

– Англия хочет навязать Германии войну, – сказал Армин, когда он, теперь уже доблестный немецкий мужчина, приехал навестить их в своем обтягивающем мундире со значком 14-й танковой дивизии. – Фюрер делает им одно мирное предложение за другим, но они отвергают их все. И непрерывно наращивают вооружение. Понятно же, что это значит.

– Чемберлен хочет мира, но многие в его правительстве и английском парламенте с ним не согласны, – считал отец. – Вот почему они срывают все усилия по урегулированию спора с Польшей вокруг Польского коридора.

– Германия становится для них слишком опасной, – сказал Армин. – Теперь мы являемся конкурентами за власть на континенте. Англия предпочла бы снова видеть нас на коленях, как это было после 1917 года. – Он сжал кулак. – Но они еще удивятся!

В августе в Берлине было создано «Справочное бюро вермахта о военных потерях и военнопленных» и введена система нормированного распределения некоторых продуктов питания. Владельцам «Фолькстелефона» это не добавило лишних забот; квота условных пунктов зачислялась на семейный счет, с которого они автоматически списывались при совершении покупки, а затем вы получали сведения о том, сколько пунктов осталось в распоряжении до конца месяца. Тем, у кого не было телефона, нужно было подавать заявление на получение талонов и вклеивать специальные марки; если перед вами на кассе оказывался такой человек, это могло занять много времени.

23 августа от Армина пришло сообщение:

(Армин) Сестренка, наверное, в эти выходные я не приеду домой. Мы получили приказ о готовности.

У Хелен как раз был обеденный перерыв, и ей сразу расхотелось есть густую гороховую похлебку. Нервничая, она написала в ответ:

(Хелена) Жаль, я так хотела увидеть тебя снова. Надеюсь, это не значит ничего плохого???

Она положила телефон рядом с тарелкой, ей пришлось неотрывно следить за ним во время еды. Наконец пришел ответ.

(Армин) По-моему, это всего лишь меры предосторожности. Там, в Польше, подняли шум, и мы должны показать силу, чтобы они оставались в здравом уме. – ВП, ВНСКТС.

ВП, ВНСКТС означало «вынужден прерваться, выйду на связь, как только смогу». Армин любил сокращения такого рода с тех пор, как оказался в вермахте.

На следующий день пришло:

(Армин) Возможно, все сложится с выходными. Посмотрим.

Затем в пятницу:

(Армин) К сожалению, не получится. Домой никого не отпускают. Ешь за меня и думай обо мне, пока я защищаю Рейх!

Она написала в ответ:

(Хелена) Хочешь, чтобы я стала толстой?

(Армин) Тебе не помешает стать чуточку округлее, сестренка. ВП, ВНСКТС.

Это замечание ее уязвило, хотя она и знала, что брат сказал это не всерьез. Неужели ей действительно не хватало округлостей в нужных местах? Ей было восемнадцать лет, и уже три года она носила бюстгальтер, но она всерьез задавалась вопросом, а, собственно, для чего он ей.

Телевизионные новости в эти дни были сплошной суматохой, ужасно взволнованным жужжанием, которого Хелена избегала, насколько это было возможно. Затем, в четверг следующей недели, ее брат наконец снова дал о себе знать.

(Армин) Сестренка, по-моему, поляк хочет убедиться. В любой момент наши телефоны могут полностью заблокировать.

Внезапно Хелена почувствовала комок в животе. Уже довольно давно с солдатами нельзя было созвониться по телефону, а если написать им сообщение, которое не являлось ответным, то всегда приходило уведомление, что доставка не может быть гарантирована.

Она быстро ответила:

(Хелена) Береги себя! У меня всего 1 брат.

(Армин) Не волнуйся. Настроение хорошее, фронтовое товарищество лучшее. Наша воля неукротима, и это в конечном итоге имеет решающее значение. ВП.

Хелена написала еще:

(Хелена) Я люблю тебя, братец, и горжусь тобой.

Но тут же пришло: «Сообщение не может быть доставлено из-за военного запрета на передачу сообщений и будет удалено».

На следующее утро, первого сентября, повсюду была эта новость – по телевизору, на радио, в новостном потоке телефона: «Фюрер: До 5:45 утра мы отвечали огнем. – Немецкий Вермахт отвечает на польскую агрессию со всей необходимой твердостью».

Это была война. И на ней был ее брат Армин.

* * *

В десять часов утра Адольф Гитлер выступил в Рейхстаге с речью, которая транслировалась в прямом эфире и много раз повторялась в течение дня. Отрывки из нее продолжали появляться в новостном потоке, и сегодня в школе никто больше не соблюдал предписания выключать телефоны во время занятий.

1.9.1939 10:22 – Фюрер: Я решил прибегнуть к языку, который в разговоре с нами поляки употребляют в течение последних месяцев.

1.9.1939 10:38 – Фюрер: До 5:45 утра мы отвечали огнем, теперь бомбам мы противопоставим бомбы.

Когда в обед Хелена вернулась из школы домой, ее мать сидела перед телевизором, а не за обеденным столом.

– Вы знаете о предложениях, которые я делал для восстановления германского суверенитета над немецкими территориями. Вы знаете о моих бесконечных попытках, которые я предпринимал для мирного урегулирования вопросов с Австрией, потом с Судетской областью, Богемией и Моравией, – говорил Гитлер в этот момент. – Все они оказались напрасны. Невозможно требовать, чтобы это невозможное положение было исправлено мирным путем, и в то же время постоянно отклонять предложения о мире.

Раздались бурные аплодисменты. Мама покусывала костяшку большого пальца.

– Это просто немыслимо, как они к нам относятся, – пробормотала она, едва заметив возвращение Хелены.

– В течение четырех месяцев я молча наблюдал за событиями, хотя и не прекращал делать предупреждения, – уверял Гитлер. Монтажный переход, затем: – Два дня кряду я сидел со своим правительством и ждал, сочтет ли возможным правительство Польши послать полномочного представителя или не сочтет.

«Тьфу! – послышался чей-то возглас, и: – Неслыханно!»

– Вчера вечером они не прислали нам полномочного представителя, а вместо этого проинформировали нас через польского посла, что всё еще раздумывают, подходят ли для них британские предложения. Польское правительство также сказало, что сообщит Англии свое решение. – Фюрер говорил все более яростно. – Однако неправ окажется тот, кто станет расценивать мою любовь к миру и мое терпение как слабость или даже трусость!

– Верно, – пробормотала мама.

По телевизору показывали депутатов, которые громко кричали «браво!».

– Поэтому я принял решение и вчера вечером проинформировал британское правительство, что в этих обстоятельствах я не вижу готовности со стороны польского правительства вести серьезные переговоры с нами, – добавил фюрер. – Эти предложения о посредничестве потерпели неудачу.

Хелена стояла неподвижно. Это было так, словно происходило что-то чрезвычайно великое, словно свершалось что-то чрезвычайно значительное. Ты встал с постели, как и в любой обычный день своей жизни, и вдруг все изменилось, и ты знал, что теперь ляжешь спать в совершенно изменившемся мире.

– Вся моя жизнь принадлежит моему народу – более чем когда-либо! – возбужденно воскликнул Гитлер. – Отныне я – первый солдат Германского рейха.

Было видно, как депутаты поднялись и разразились бурными криками «Хайль Гитлер!».

– Я снова надел форму, которая была для меня дорога и священна, – крикнул им фюрер, – и я не сниму ее до тех пор, пока не будет одержана победа.

Началось настоящее волнение.

Руки были вытянуты для немецкого приветствия, из-за громких криков «Хайль! Хайль! Хайль!» больше не было понятно ни слова. Доклад обрывался последними словами речи Гитлера: «Германия – слава победе!»

После чего ликованию не было предела.

Мать выключила телевизор, взглянула на Хелену и произнесла:

– Наверное, так и должно быть.

В последующие дни и часы телевидение, радио и новостные потоки передавали почти исключительно одни только сообщения о победах. Немецкие вооруженные силы, значительно превосходившие польские как технически, так и численно, прорвались без заметного сопротивления. Уже в первые же часы целенаправленные удары по компьютерным центрам польской армии сделали ее руководство практически слепым и немым и помешали нормальной работе противовоздушной обороны. В течение двух последующих дней более полутора тысяч современных немецких бомбардировщиков практически полностью уничтожили устаревшие польские военно-воздушные силы. Пятьдесят шесть дивизий, шесть из которых были танковыми, прорвали польский коридор, разгромили безнадежно отсталую польскую кавалерию и окружили польские войска под Варшавой. Спустя всего две недели польская армия практически прекратила свое существование, а 27 сентября война закончилась капитуляцией Польши.

– Возможно, Армин теперь сможет снова выйти на связь, – все чаще говорила мама, на что отец отвечал, что в целях безопасности необходимо ограничить частное общение солдат, находящихся в строю.

– Да, хорошо, – наконец сказала мама, когда пришло известие о победе над Польшей, – но я просто хотела бы узнать, как он поживает.

Они узнали об этом 30 сентября, и притом из электронного письма отцу:

«От: Капитан: Эвальд: Алеццер::Вермахт

Кому: Д-р: Йоханн: Боденкамп::Веймар

Тема: Ефр. Армин Боденкамп, 14 ТД

Уважаемый герр доктор Боденкамп,

уважаемая фрау Боденкамп,

мой скорбный долг сегодня сообщить Вам, что Ваш сын, ефрейтор Армин Боденкамп, 5.9.1939, около двух часов дня пал в бою под Петркувом. Он отдал свою жизнь в героической борьбе за немецкое Отечество.

С выражением глубочайшего сочувствия,

Алеццер,

капитан и командир роты».