Текст книги "Театр мистера Фэйса"

Игроки мгновенно разобрали револьверы. Пришел их час – Час кровавой Похоти! Картонная коробка с патронами была тут же разломана. Заряжай!

– Мужайтесь, мистер Принц. И умрите как мужчина! – заключил клоун отчасти грустно. Жребий сделан, никто не мухлевал и твою руку не подталкивал. Все честно.

– Что значит – умрите?! – удивился Данте и тут же поразился глубине своего горя.

Нет ничего слаще, чем смотреть в глаза жертвы, понимая, что жертва невероятно напугана и она – твоя, только твоя, и удрать не получится!

– Это значит, что вы сейчас умрете! – взвыл толстый Папа.

– Это значит, что вас изрешетят пулями! – пропел жирный Доу-Джонс.

– Это значит, что вам нужно стоять к нам лицом! – предупредил сухопарый Спирт.

– Потому что настоящие мужчины встречают смерть лицом, а не жопой! – подчеркнул смугляк Мечта.

– Патроны разве… боевые?! – вместо возгласа у Данте вырвался стон. – Эй, клоун, мы так не договаривались!

Игроки закончили с зарядкой. Однако надо дать возможность режиссеру произнести Напутственное Слово перед отправкой поэта на тот свет. Иначе не по-джентльменски получится.

– Вы сказали, что это театр! – возопил Данте. Дикие глаза бывают у загнанной дичи и у поэтов под прицелом. – Патроны боевые! Черт! Черт! Черт!

– Театр, где ставка – собственная жизнь. Вы приняли это условие, подтвердив согласие приходом… Молитесь, мистер Принц! – Умиротворение на грани с сочувствием. Но. Как часто встречается в нашей жизни это «но»! Иногда оно приходит за минуту до смерти. Арлекин бесстрастно скрестил руки на груди.

Пора! Все сказано и все сделано. Кульминация. Она – вот она! Игроки направили револьверы на поэта, стоя на месте, «плечом к плечу», примериваясь. Данте у торца стола, бесы – по его сторонам. Режиссер – против поэта, у другого торца. Стволы почти что уперлись Данте в грудь.

– Нас четверо.

– На счет «четыре» мочим!

– Я буду считать!

– Я буду считать!

Не время спорить, и смысла нет. Мочилово на мази. Такт убийц по отношению к другим бесам – непременное условие всестороннего кайфа!

– Считаем по очереди! – воззвал один из Игроков. В конце концов, поэт – не индейская целка, а бесы – не ковбои, что требуют у племени виниту «право первой брачной ночи». Воззвание больше почувствовали, чем услышали. И то ладно.

Данте, как под гипнозом, все всматривался в Арлекина. На лице клоуна царило безразличие. Щелк! Щелк! Щелк! Щелк! Бесы взвели курки. До собственных похорон отрезок меньше, чем из чрева матери до выхода в руки акушера. Надо смотреть в глаза смерти и пытаться с нею разговаривать.

– Так. Ок!.. Закончим театр! Я… я не мистер Принц! – Поэт выставил руки вперед. Одновременно сделав шаг назад. Когда видишь направленные на тебя четыре ствола, то шаг назад – самое малое, что требует твой инстинкт самосохранения, и самый мужественный характер помешать не сможет. Рассказы о помехе со стороны такого характера – это либо фанатизм, либо байки. Фанаты, к слову, больные люди, психически. Не смешно.

На лице клоуна возникло любопытство. Кто же ты, поэт?

– Раз! – грянула многоголосая команда.

Бесы сделали по синхронному шагу к Данте. В глазах – жажда убийства. Врешь – не удерешь!

– Э-эй! – Поэт мощным рывком разодрал на себе хламиду, явивши чужим глазам парадную (белую) двойку-костюм, суетливо залез в карман пиджака… – Э-эй! Во…от! – Данте выхватил из кармана перстенек, стиснул его пальцами и выбросил руку вперед, показывая Игрокам. – Я – принц Эндрю, наследник Короны! Божий помазанник, черт возьми!..

На лице клоуна возникла усмешка. От Арлекина до Данте – десяток футов. Если прищурить глаза и чуть наклониться, то можно разглядеть вензель на печатке…

– BG.

Кукловод – не стареющая дева из кадрового агентства, он знает толк в подлинниках.

– Наследник королевского дома Бирмингемов!.. Только это не повод, чтобы не умирать, Ваше Высочество, – коротко рассмеялся театрал.

– Два! – крикнули бесы.

Второй шаг назад, поэт! Жажда убийства – та вещь, что не слышит никого, кроме себя. Нет больше бесов, а есть их жажда убийства. Одна на всех! Поглотившая разум и душу!

– Три!

Игроки замерли, прицеливаясь.

Третий шаг назад, поэт! Разговаривать надо с тем, кто тебя слышит, по крайней мере.

– Я не хочу умирать так и здесь! – полетел в Арлекина отчаянный вопль. – Слышишь, ты, режиссер хренов!

На лице клоуна усмешку сменило презрение. Детский сад. Если невыполнимое желание ребенка надо гасить лаской, то такое желание взрослого дяди – признак того, что дядя не повзрослел, даже став дядей. Идиот, если по науке. Как вы смотрите на идиотов? Жалость или презрение. Третьего не дано.

– Че-ты… – Четыре пальца двинули спуски четырех револьверов. Нажать на спусковой крючок не так-то просто. Тот, кто ни разу на спуск не давил, с первой попытки вряд ли это осуществит. Да и тот, кто стрелял долгое время назад, не вспомнит навык мгновенно.

– Я не имею права умереть так и здесь! – завопил в истерике поэт, делая четвертый шаг назад.

Четы…!

По лицу клоуна пробежала рябь. Презрение вмиг исчезло, но эмоция на замену не пришла. Не успела. Машина времени – полезная штука, жаль, что она вне нашего жанра, кукловод!

Бог встрепенулся, отшвырнул трубку и выбросил вперед руку с растопыренными пальцами по короткой диагонали к поэту. Данте отбросило на занавес. Тело поэта с такой силой врезалось в блестящую ткань, что гардина рухнула на ковролин. Тяжелые оборки накрыли поэта, укутали его и опустили на пол.

– Fire! – залп из четырех револьверных стволов наполнил помещение грохотом.

Атмосфера, окутанная пороховым дымом, наполненная запахом пота, пронизанная алкогольными парами и животными инстинктами. Гротеск! Фантасмагория! Невероятное нагромождение причудливых образов.

Четыре беса растерянно опустили руки с оружием. Тяжелое спертое дыхание – больше не слышно ничего.

– Что за хрень, где жертва?!

Поэт под атласом! На ярко-красной ткани не видна кровь. Она ведь тоже ярко-красная. Поэтому непонятно: Данте невредим, ранен или труп.

Что-то отчетливо клацнуло за спинами бесов.

– А?!

Когда улавливаешь движение железа за спиной, лучше повернуться к нему глазами. Правило, не требующее доказательств и не подвергаемое отсрочкам. Игроки развернулись на клацнувший звук.

– Подстава, кто бы сомневался! – громко заржал Мечта над своей доверчивостью.

На столе задрана скатерть. У Арлекина в руках охотничий карабин торговой марки WCF. На уровне живота. Такое ружье берут охотники, желая завалить кабана и медведя-барибала. Проверено патентным бюро, а испытания на бесах сейчас проведет Арлекин.

– Итак, можно ли завалить беса из винчестера? – с усмешкою выкрикнул кукловод. – Кто ныне первый? Банкир, не будем менять порядок!

– Не-е-е-е-т!.. – завыл в голос Dоу-Джонс. Он отбросил револьвер, закрыл лицо руками. Сжался. Напрягся. – Зачем только я вылез первым?! Лучше бы вон Мечта начал…

– Пожалуй, ты прав, банкир… – усмехнулся клоун, мгновенно переводя ствол на наркоторговца. Парень не промах (чувствуется школа гангстерских разборок) – вскинул револьвер. Опередить Арлекина захотел!

Выстрел!

В плечо Мечты впилась пуля .30-30, он выронил револьвер. В глазах ярость. В теле беспомощность. В голове тревога. Беспомощность тела к добру не приводит, пусть голова хоть лопнет от тревоги!

Выстрел – пуля .30-30 в рот. Литр крови с обломками зубов выплеснулся на ковролин. Мечта – покойник. Отлично, продолжаем испытания.

Доу-Джонс похож на кабана. Но жир – плохой проводник свинца в организм. Поэтому шесть пуль в сисястую грудь. Кровищи намного больше, чем предсмертного визга!.. Кто у нас медведь?

Медведи не плачут, потому что не умеют выделять слезы. Возможно, у них вообще нет слезных желез. А Спирт плачет и вытирает слезы револьвером. Значит, медведь не он.

На тебе, на! Фонтанчик из шеи – карабинная пуля разорвала сонную артерию. Кровь выплескивается мощными неровными толчками, заливая костюм и баки девятнадцатого столетия. Дальше! Дальше!

– Не время наблюдать. Совсем не… Так. Последний.

Конгрессмен, по совместительству порноделец.

– Ну, ты медведь! Говори, где медведь?! – заорал клоун.

Медведя нет и не было. Есть толстый заяц. Пальцы до посинения сжали рукоятку револьвера, губы трясутся, а глаза… Вот глаз не видно за тонированными очками с диоптриями. Неприятное чувство: смотреть на человека и не видеть его глаз. Когда человек тебе неприятен – неприятней вдвойне.

– Who are you, clown?..[9]9
  Кто же ты, клоун? (пер. с англ.)


[Закрыть]

Пиф-паф. Пуля пробила стекло очков и глубоко засела в глазном яблоке. Толстый rabbit упал навзничь. На ковролин из расколотого затылка вытекли мозги.

Вот так вот. Проводил испытания на бесах, а убивал все равно фауну… В каждом бесе живет либо зверь, либо животное. Реже – человек. Клоун повел перед собой карабином в вытянутой руке. Поднял оружие, покачал стволом в дымном воздухе. Цинично ухмыльнулся.

– Я – мистер Фэйс, ребятки. И вы это знали, когда сюда шли…

«Делюкс»

Отели класса «D» благоустраивают для своих клиентов только king-room.[10]10
  В США нет классификации отелей, соответствующей европейской «звездной» системе. Deluxe (D) аналогичен «5»; Superior (S) – «4»; First Class (F) – «3»; Tourist Class (T) «2» (прим. авт.).


[Закрыть] В королевском номере все по-королевски, и даже звонки на ваш мобильный телефон поступают от королевских особ. Не всегда, но такое случается, когда постоялец из числа величеств, высочеств и прочей титульной мишуры. Телефон лежал на тумбочке, сделанной в виде головы дракона, и упорно звонил. Абонент на экранчике высвечивался как Queen. Суматошная рука с фамильным перстеньком на пальце схватила дракона за зуб, приняв его за телефон. Ошибка быстро вскрылась, и рука переползла на трубку. Звонок стих, послышался полусонный голос:

– Да, Ваше Величество!

– Привет, сынок! Как ты сам и как твои дела? – без предисловий, решительно и напористо спросила трубка женским голосом.

Гостиничный номер мистера Принца заливало утреннее солнце. Лорд лежал на большой кровати, прижимая трубку к уху. Он все еще был одет в костюм Игрока, в длинную синюю хламиду. Красные кожаные сапоги валялись на персидском ковре. Платье Данте Алигьери.

– Мои дела… я сам… – пробормотал Его Высочество, лихорадочно соображая. – Я у себя в номере… Такие дела… Странно… – Он заворочался на кровати, приподнимаясь на локтях. Кинул взгляд по сторонам. – О боже!

– Что странно? – в тоне послышались нотки материнского беспокойства.

Лорд явственно вздрогнул, а рука с трубкой бессильно опустилась. Сон. Вы видели сон, где узрели человека, который долго и методично пинал вас ногами по лицу. Забивая насмерть! Вам было больно, очень больно! Материнский голос избавил вас от кошмара, вы проснулись и увидели… его! Он сидит в трех футах, на краешке кровати, где вы лежите. Воочию вы видите холодные насмешливые глаза, вдыхаете запах табака и парфюма, что «знакомый незнакомец» принес с собой. Вы ощущаете его! Он реален – убийца из вашего сна! Надо вскочить и убежать, куда угодно и как угодно, но вы не можете это сделать. Потому что не испытываете страха, а причудливым образом вам интересно, кто же он и за что хотел забить вас до смерти.

– Добро пожаловать в Америку, Ваше Высочество! Я рад знакомству, – с чувством сказал Арлекин. В глазах – усмешка, в пальцах – сигарета.

Кажется, его зовут мистер Фэйс. Нет, не кажется, так и есть! Чертов кукловод не снился, хотя во снах ему самое место, но это «лирика». Надо что-то ответить, а после что-то спросить! Мысли вразброд, концентрации никакой. Сейчас бы чашку ароматного кофе!

– Мистер Фэйс… Где ваши актеры?!

Актеры – это те люди, что играют на сцене и умирают, если надо, на сцене. А потом идут к себе домой, чтобы на следующий день снова выйти на сцену и снова там умереть. И так раз за разом. Игрок же – это либо жертва, либо ублюдок, и никакой он не актер. Почувствуйте разницу – как говорят у нас в Лос-Анджелесе…

– Актеры разъехались по домам, безумно счастливые, – Театрал залез в кошель, достал и подал лорду платиновую банковскую карту. – Возьмите, мистер Принц! Я возвращаю вам ваш миллион.

Его Высочество без колебаний взял кредитку. От собственного миллиона не отказываются даже эксцентричные миллионеры. King-room все же снимается на king-money, именно так, и не иначе!

– Мне не нужны ваши деньги, так как я не чувствую себя вправе их взять! – Мистер Фэйс поднялся и вышел прочь, бросив через плечо: – Сделайте с деньгами то, что подсказывает ваша совесть.

Совесть подсказывает, что ничего подсказать сейчас не может!.. Чашка ароматного кофе для Его Высочества – единственное желание. Как ее получить здесь без особых голосовых усилий и лишних телодвижений?

Мистер Фэйс всучил окурок портье и хмыкнул. «Не бойтесь кого-то потерять. Вы не потеряете того, кто нужен вам по жизни. Теряются те, кто послан вам для опыта. Остаются те, кто послан вам судьбой…» Режиссер вновь возник на пороге king-room. Прошел к кровати, наклонился, уперев руки в одеяло. Задорно подмигнул Игроку.

– Если захотите снова поразвлечься и пощекотать нервишки, то мы встретимся, Ваше Высочество. Я ангажирую вас в своем театре. А разно-образие программы вас приятно удивит! – Театрал легко выпрямился и вышел совсем, оставив после себя емкое: – Goodbye.

– My Friend![11]11
  До свидания.
  Мой друг (пер. с англ.).


[Закрыть] – прошептал Игрок во внезапном порыве души. В глазах – надежда, по телу – приятные «мурашки».

Трель мобильного наполнила гостиничный номер тревожным звоном. «Королева» + «мать» по отдельности угрозы не несут, но вот в сочетании являются гремучей смесью! Вполне возможно, что Америке уже объявили войну, и ее причина – нерадивый сынок, что говорит в телефон странные вещи странным голосом и без причины бросает трубку. Не перезванивает и не реагирует на новые звонки… Принц с блаженной улыбкой поднес телефон к уху и восторженно туда шепнул:

– Ваше Величество, извините меня… Просто я разговаривал с гениальным театралом! Это… потрясающий человек! Я обязательно представлю его вам!

Малыш и садовник

Каждая цивилизованная могила представляет собой невысокий холмик с двумя торцами. С одной стороны обязательно воткнут крест или поставлен памятник, там-где-ноги. А с другой стороны должна быть протоптанная тропинка: там-где-голова. Цивилизованна та могила, за которой ухаживают человеческие руки!

За могилкой Дороти явно неплохо ухаживают. Непутевая мамка умерла, судя по надписи, сорок лет назад. Рожденный ею мужчина стоял у могилы, глядя на мраморный крест в глубокой задумчивости. Вспоминал мгновения, когда малыш превратился в мистера Фэйса. Режиссера. Театрала. Повелителя марионеток! Синяя пиджачная пара без галстука, белая рубашка, в уголке насмешливого рта дымит сигарета.

В сотне футов от могилы по «официальной» кладбищенской дорожке прогуливался Его Высочество. Трость. Смокинг с галстуком-бабочкой. Фамильный перстенек. Сигаретка в ухоженных пальцах. Мистеру Принцу необходимо побыть наедине с собой. Послушать щебетанье синичек, подышать чистым утренним воздухом, не овеянным запахом гари мегаполиса. Законное желание для человека, который накануне ночью родился второй раз!.. Лепота. Ни одного горожанина вокруг, за целых полчаса прогулки. Только птички, кролики и покойники, но последних не видно, они зарыты. Тело, вот что тленно. Если бы у нас было одно тело, было бы совсем грустно жить…

– А, вот и первый человек! – воскликнул лорд и нахмурился. – Он не просто человек, он – мистер Фэйс!

В нашей жизни остаются лишь те, кто послан нам судьбой.

Его Высочество ненавязчиво подошел к режиссеру. С огромным интересом, на грани неприличия, глянул на могильную табличку. Попытался заглянуть в глаза театрала…

Кукловод продолжал курить, ничего и никого не замечая вокруг. Бездумный взгляд прикован к кресту. Такой взгляд бывает у человека, чья жизнь сосредоточена не в бренном теле, а в бессмертных мыслях. Сумасшедший – людей с таким взглядом называют именно так.

– Это ваша родственница, мистер Фэйс? – упал осторожный вопрос. Кивок на могильную табличку.

Кукловод зябко повел плечами. Реакция на звук извне, не более. Две быстрые глубокие затяжки и монолог:

– Мне было семь лет. И тогда я единственный раз в жизни видел Его. Он сказал, что Он садовник… Иногда я прихожу на эту могилу и общаюсь с Ним… как будто.

* * *

– …Мы говорили целый час. Я спрашивал, а он отвечал.

Чириканье синичек смолкло, как при мощном порыве ветра. В городском «Парке развлечений» птицы не живут, слишком шумно и много «охотников за головами» из числа малолетних хулиганов с рогатками.

Садовник и малыш сидели рядом на первой от циркового помоста скамейке. Парочку окружал синий-синий воздух, который можно намазывать на себя, как крем. От такого крема кожа светлеет, а мысли становятся чистыми. Иногда, правда, могут отрасти крылья или рога, но это побочный эффект любого косметического средства. Пропали аттракционы, шатры шапито и сигарета изо рта. Ничего лишнего! Так надо!

Глаза садовника лучились строгой Добротой. Он пришел поговорить. Слово – самая ценная вещь, что есть в мироздании! И самое важное в Слове – умение Его доносить.

Малыш с любопытством вертел головой. Если воздух – это крем, то сам торт – это Дивный Сад. Раскинулся кругом, куда ни кинь взгляд. Ухоженный, наверняка за его здоровьем следят. Такой садик нельзя описать, его нужно видеть. Сластена-малыш, тебе повезло!

– Скажи, вот почему ты садовник? Зачем этим занимаешься?

– Потому что я должен этим заниматься. Или потому, что я могу это делать!.. А может, потому, что лучше меня этого никто сделать не сможет… Выбирай, малыш, какой ответ тебе сейчас по плечу?

Детской непосредственности под силу свернуть горы, в отличие от взрослого прагматизма. Умение разговаривать с ребенком, как со своим ровесником, на равных – это искусство. В общем, можно сказать, что «они друг друга нашли».

– Скажи, садовник… – начал малыш. – Вот я хочу уйти в театральную школу… Как же определить, должен я или могу? А быть может, никто лучше меня не сможет театр творить!

– Для того, чтобы успешно заниматься каким-либо делом, нужно запомнить три главных фундамента – Знание, Умение и Желание!..

– А как понять, есть ли у меня эти фундаменты? – с удивлением спросил малыш.

– Эти фундаменты – основа Силы, которая дается Господом. Господь дает Силу каждому человеку. И имя ей – Любовь. Если ты делаешь что-то с Любовью, оно обязательно даст свой плод.

Живая вода является частью фольклора многих народов. Теперь нет сомнений, что прообразом такой воды было и есть Слово. И будет!

– А как научиться любить? – недоуменно спросил малыш. На его плечо приземлилась баттерфляй. Можно butterfly. Бабочка дивного сада, внезапно выпорхнувшая из сияющего разноцветья.

* * *

– Он сказал, что Любовь состоит из добра и зла, и у каждого свой путь в понимании этих сущностей… Свой путь, и нужно отделять зерна от плевел… – ответил за садовника мистер Фэйс. Его лицо наполнилось светом, как бывает всегда, когда мы вспоминаем Детство.

– И как правильно отделить – немногим дано понять…

Кукловод выщелкнул окурок и в момент щелчка понял, что окурка в пальцах нет. Есть бабочка на плече: мистеру Фэйсу есть что вспомнить. Баттерфляй из Дивного Сада. Между прочим, она, как печать души, невидимая, но осязаемая. Forever. Навсегда.

«Так-так-так! – вчера случился блиц-опрос на тему: «Что такое Счастье». На вопросы отвечал не кто-то-там, а сам хранитель Дивного Сада!» Его Высочество мучительно задумался.

Баттерфляй улетела. Кукловод машинально взглянул на свои пальцы, измазанные пеплом. Вздрогнул и очнулся. Увидел рядом с собой знакомого лорда. Синие глаза родили непомерное удивление. Мистер Фэйс в состоянии удивления – это надо видеть!

– Ваше Высочество… Мы расстались несколько часов назад, и я снова вас вижу! Какого черта вы здесь делаете?! На кладбище Rosedale, а!

«Так-так-так! Пустое занятие – думать о том, чего не познал. Сорок лет – приличный срок. Твой поезд ушел, мистер Принц! Или… нет?»

– А быть может, вы следили за мной? – в тоне кукловода зазвучала уже привычная ирония.

Его Высочество рассеянно улыбнулся. Когда не знаешь, что ответить, – говори то, что сейчас на уме.

– Я люблю временами прогуливаться по кладбищу. Когда кругом нет людей, а вокруг мертвая тишина…

– Конечно! Самое подходящее занятие для эксцентрика – гулять по кладбищу! – подмигнул кукловод. – Нормальные люди на предмет погулять идут в тенистую рощу, а эксцентрики… Впрочем, к черту!

Режиссер потер в предвкушении ладони:

– Надеюсь, вы достаточно вкусили мертвой тишины, Ваше Высочество?

Делает предложение тот, кому есть что предложить. В противном случае звучит просьба, а «королевский лимит» на просьбы исчерпан ночью. Его Высочество надменно вздернул верхнюю губу.

– Я тут подумал… – понимающе усмехнулся кукловод. – Раз уж мы снова встретились, то… почему бы вам не принять участие во втором акте моей чудной пьесы?