Текст книги "Поездка к мертвецам"

Андрей Ангелов
Поездка к мертвецам

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

– Когда истина становится опасной – из неё делают легенду.

«Театр мистера Фэйса».

Глава первая

Утром 4 ноября 1872 года я прибыл в Калькутту по неотложным делам моей торговой компании. Каково же было мое удивление, когда в отеле Спенсера посыльный вручил мне письмо с приглашением на ужин к одному из членов индийского совета. Я не был с ним знаком, но уже давно мечтал познакомиться, и потому у меня и мысли не возникло отклонить этот неожиданный подарок судьбы. Явившись в назначенный час в указанное место, я встретил среди прочих гостей друга детства, сэра Генри Ллойда, с которым не виделся уже много лет. Мы разговорились. Сэр Генри с присущей ему настойчивостью принялся уговаривать меня посетить его новое бенгало в Лахоре, обещая сразить наповал «лучшей в мире коллекцией холодного оружия». Вскоре я сдался, заверив, что непременно навещу его, как только улажу дела в столице, и по прошествии двух недель мне представился случай сдержать данное обещание.

* * *

Коллекция холодного оружия, под которую Сэр Генри отвел целое крыло своего дома, превзошла все мои ожидания. Она была великолепна. И целый день, позабыв обо всем на свете, я с восхищением разглядывал ее экземпляры, слушая подробные рассказы моего друга о каждом из них.

На следующее утро, после завтрака, расположившись в плетеных креслах на широкой веранде с изящными колоннами, мы курили сигары, любовались живописной растительностью тропического сада и мило беседовали.

– Признаюсь вам, дорогой Чарльз, в последнее время жестокие приступы меланхолии все чаще и чаще навещают меня, точно навязчивые кредиторы, – сэр Генри устало улыбнулся. – И чтобы противостоять этим непрошенным визитерам, мне приходится прибегать к разным ухищрениям, порою не только смертельно опасным, но и сомнительным относительно законности… Но теперь я занят подготовкой к путешествию, которое обещает быть не труднее воскресной прогулки в Грин-парке.

– Полагаю, вы не собираетесь снова встать под знамена Утрама? – спросил я, намекая на участие моего собеседника в подавлении мятежа сипаев.

– Нет, – успокоил меня сэр Генри, – это сугубо частное предприятие. Хотите, расскажу?

– А у меня есть выбор?

– Боюсь, что его у вас нет!

– Генри, вы ставите меня в затруднительное положение, – я постарался придать лицу хитрое выражение ростовщика, которому только что принесли в заклад краденое, – пообещайте, по крайней мере, что ваше откровение не скомпрометирует честного человека и не приведет его на эшафот.

– Клянусь кончиком этой сигары – ваша репутация не пострадает. А что касается шеи, уверяю – веревка ей не грозит! – воскликнул сэр Генри. При этом глаза его радостно сверкнули.

– Ну что ж, в таком случае я с удовольствием выслушаю вас.

– Хорошо! – сэр Генри демонстративно потушил сигару о каблук и начал свой рассказ. – Два года тому назад мне в руки случайно попали путевые заметки знаменитого арабского исследователя и путешественника ибн Мухаммеда эль Рашида….

– Надеюсь, что при этом никто не пострадал?

– Не перебивайте, Чарльз, а не то я разозлюсь и распоряжусь соорудить эшафот для одного известного вам острослова.

– Умолкаю и впредь буду нем как рыба.

– Договорились, – сэр Генри погрозил мне указательным пальцем и продолжил прерванный рассказ. – Следует заметить, что Рашид был человеком предусмотрительным и имел обыкновение переводить свои арабские записи на французский, а после отправлять готовый перевод почтой в Карачи, где проживал его поверенный в делах. Именно французский дубликат и показал мне бенареский раджа, с которым до недавнего времени я состоял в приятельских отношениях. Видели бы вы, дорогой Чарльз, в каких жутких условиях хранилась эта бесценная жемчужина! Но стоило мне проявить заинтересованность в приобретении, как старый мошенник наотрез отказался ее продать или обменять, решив, что я собираюсь его надуть. – Сэр Генри презрительно фыркнул и насупился. Но уже через три секунды на его загорелом лице расцвела лукавая улыбка, – Впрочем, откровенно говоря, так оно и было. Ну что ж, вместо оригинала пришлось довольствоваться копией. А этот пронырливый скряга пусть благодарит судьбу, что родился на тридцать лет раньше меня, а не то я бы не преминул вызвать его на дуэль и подстрелил как куропатку.

– Подозреваю, что он вам здорово насолил, – вопреки обещанию я нарушил молчание.

– Да ну его к дьяволу. Вернемся лучше к запискам Рашида, – сэр Генри умерил пыл, – не стану вас утомлять дословным пересказом этого документа, а передам только самую суть. Итак, документ разбит на пять частей. Первая часть содержит письмо Рашида к поверенному, вторая – пересказ древней легенды, третья – математические расчеты, четвертая – описание одного происшествия и, наконец, пятая – это подробная карта местности.

В письме к поверенному нет ничего, заслуживающего внимания, поэтому сразу перейду к легенде. Она гласит:

«В августе 326 года до нашей эры близ реки Гифасис (современное название – Биас), измученное вконец тропическими дождями, болезнями и прочими напастями, войско Александра Македонского наотрез отказалось подчиниться воле царя и продолжить вторжение в Индию. Разгневанный Александр уединился в ставке, позвал прорицателя (некого старца Фиалеса родом из Афин) и под страхом смерти велел тому указать выход из сложившегося положения. В ответ на угрозу царя гордый старец горько усмехнулся, а после разразился длинной тирадой, где назвал виновницей последних неудач Александра богиню Гекату. «Владычица темных сил обиделась на недостаток внимания со стороны царя и, чтобы задобрить богиню, царь должен воздвигнуть ей храм на берегу Гифасиса. Только когда последний камень займет место в кладке и, обладающая факелом, бичом, кинжалом и змеей трехтелая статуя Гекаты встанет на пьедестал, богиня сменит гнев на милость и позволит Александру продолжить победоносный поход», – закончил речь Фиалес и замертво рухнул к ногам изумленного царя.

Храм был построен в кратчайшие сроки. Александр принес богатые жертвы Гекате и устроил в ее честь военные игры, а после вновь обратился к армии с речью, убеждая ее двинуться вместе с ним дальше – на восток к берегам великого Ганга. Но все его усилия оказались напрасными. Вопреки предсказанию старца, падшая духом армия отказалась продолжить поход. Пришлось царю уступить и повернуть обратно к реке Идасп.

За храмом было поручено присматривать нескольким жрицам и малочисленному отряду воинов, состоявшему преимущественно из азиатов. Вскоре, после ухода армии, восстали местные племена асаккенов. Асаккены напали на македонский отряд и в коротком бою перебили всех его воинов. Потом они ворвались в храм и, умертвив жриц, принялись его осквернять. И тогда храм исчез вместе со всеми, кто в нем находился – мертвыми и живыми, а на его месте осталась выжженная земля. Эта земля с тех самых пор никогда не зарастает ни деревьями, ни кустарником, ни травой».

Сэр Генри прервал свой рассказ, подозвал слугу, необычайно долговязого и худого индуса по имени Санджай, и велел тому принести бутылку шотландского бренди и два бокала. Потом обратил свой потухший взор на меня и сказал задумчиво и устало:

– Ни у Плутарха, ни у Геродота нет и тени намека на это происшествие. Они утверждают, что на берегу Гефасиса Александр воздвигнул двенадцать жертвенников в виде башен, где принес благодарственные жертвы двенадцати великим богам. Геката не удостоилась подобной чести, так как не являлась великой богиней. Единственная деталь, свидетельствующая в пользу легенды Рашида, это совпадение дат. Александр покинул берега Гифасиса в конце августа, а 13 и 14 августа – традиционные дни, когда в Греции устраивался фестиваль Гекаты. Но одного этого совпадения явно недостаточно, чтобы поверить легенде. Вы, наверное, недоумеваете, дорогой друг, зачем я вам все это рассказываю?

– Нет, отчего же? Я нашел вашу историю забавной, – ответил я.

– Она еще не закончена, – сэр Генри таинственно улыбнулся, – еще не закончена, Чарльз, – повторил он, принимая бокал с бренди из рук вернувшегося слуги.

Я последовал его примеру. Глоток холодного бренди приятно обжег горло. Я поставил недопитый бокал на маленький круглый столик и приготовился слушать продолжение истории.

– В третьей части заметок Рашид приводит сложные математические расчеты, основанные на астрологических наблюдениях за движением луны, звезд и комет. Дополняет их всякого рода цитатами, взятыми из предсказаний известных оракулов прошлого, в том числе и Нострадамуса, но особенно подробно – мистическими измышлениями итальянского чернокнижника Франческо Прелати. В финале этой замысловатой логической цепочки (на первый взгляд местами довольно спорной) рождаются две даты. Первая – 29 июня 1834 года. Вторую назову несколько позже.

Сэр Генри прокашлялся:

– Вот мы и добрались до четвертой части документа:

«28 июня 1834 года Рашид явился на выжженную землю в сопровождении трех слуг-персов и дюжины туземцев, нанятых в ближайшей деревне, разбил неподалеку лагерь и принялся ждать наступления следующего дня. На рассвете 29 июня он увидел густой туман, настолько густой, что в нем легко можно было спрятать вытянутую руку. А когда туман отступил, перед восхищенным взором араба предстал исчезнувший храм Гекаты. Суеверные туземцы в ужасе разбежались, оглашая окрестности дикими воплями, а персы попадали на колени, уткнулись лбами в землю, заткнули ладонями уши и принялись бормотать молитвы. Пришлось Рашиду любоваться этим «восьмым чудом света» в гордом одиночестве, а вдоволь налюбовавшись, он стал убеждать испуганных слуг войти вместе с ним в храм. Но ни удары плетью, ни уговоры, ни золото не смогли поколебать упорства, с которым дрожащие, точно в тропической лихорадке, люди отказывались подчиниться воле своего господина. Найти других спутников Рашид не успел. Через два часа туман вернулся и, поглотив восьмое чудо света, бесследно растаял вместе с ним в течение какой-нибудь минуты».

Сэр Генри замолчал и сделал знак застывшему неподалеку Санджаю. Индус приблизился, извлек бутылку бренди из отдаленно похожей на кувшин – керамической посудины, наполнил бокал хозяина и вопросительно посмотрел на меня. Я отрицательно покачал головой. Тогда, вернув бутылку обратно, слуга не спеша возвратился на свой пост.

– Вторая дата, указанная в записках Рашида – 30 ноября 1872 года. Она наступит через двенадцать дней, – медленно произнес сэр Генри, поднося к губам бокал с бренди.

– И вы, полагаю, всерьез вознамерились проверить этот «правдивый» рассказ вашего араба.

– А какие у вас есть основания сомневаться в его правдивости? – ответил вопросом на вопрос сэр Генри.

– Но, позвольте, любезный друг, вы сами не далее как десять минут тому назад заметили, что находите только одну незначительную деталь, свидетельствующую в пользу….

– Вы невнимательно слушали, – сухо перебил меня сэр Генри, – Моя оценка касалась непосредственно легенды, а не всего документа.

– Значит, у вас есть и другие детали? – спросил я, делая вид, что не заметил его бестактности.

– Безусловно.

– И какие же?

– В моей коллекции древностей хранятся еще два письма Рашида и, сверив почерки, я убедился, что документ, попавший к мошеннику-радже, подлинный. Проследив жизненный путь знаменитого путешественника по отзывам его современников в письмах, газетных заметках и мемуарах, я не нашел ни одного факта, указывающего на то, что он имел привычку фантазировать или устраивать мистификации. Напротив, как его друзья, так и враги, свидетельствуют, что это был человек, щепетильно относившийся ко всему, что касалось дела чести. А история, приключившаяся с храмом Гекаты, которую он привел, могла быть умышленно искажена и преобразована из факта в легенду. Если вам будет угодно, я легко объясню, как и почему это произошло.

– Сделайте милость.

– Пожалуйста. Тщеславный Александр запретил биографам упоминать о храме Гекаты. Причина? Страх, досада, гнев, еще что-нибудь. Схожими превращениями из действительности в миф и обратно пестрит весь период античности. Возьмите гомеровскую «Илиаду». Многие века сотни ученых мужей пытаются, образно говоря, отделить в ней зерна от плевел. И кто из них преуспел больше, кто меньше, одному Богу известно. Вот взгляните.

Сэр Генри достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и протянул его мне. Я взял и развернул. Это была довольно умело прорисованная от руки подробная карта местности, с указанием реки, деревни, рисовых полей и бамбуковой рощи. Каждый объект был обозначен римской цифрой, а также арабскими и французскими словами. В центре рисунка стоял жирный крест. Рядом с ним, в скобках, была указана широта и долгота.

Вдруг я почувствовал какой-то дискомфорт и, чтобы от него избавиться, поежился в кресле и на миг оторвался от изучаемой карты. В то же мгновение мой взгляд случайно наткнулся на взгляд сэра Генри, и, признаюсь, я вздрогнул от неожиданности. Его наполненные кровью глаза сверкали алчным и вместе с тем совершенно безумным блеском, будто глаза проголодавшегося хищного зверя, который после многих часов, проведенных в засаде, увидел наконец долгожданную добычу. Он понял, что выдал себя, смутился и подозвал слугу, чтобы наполнить очередной бокал.

От приподнятого настроения не осталось и следа. «О-о-о, – подумал я, – Да здесь, кажется, попахивает настоящим помешательством. Мой бедный Генри тронулся умом, разгадывая логические шарады другого безумца».

Теперь уже стало понятно, что в ту минуту само провидение указывало путь к спасению, но я, на свою беду, не сумел им воспользоваться.

– Обладая картой, я нашел выжженную землю, – нарушил тягостное молчание сэр Генри, – она действительно существует. Опросил старожилов деревни, из которой были набраны охотники и носильщики, сопровождавшие Рашида, и они почти дословно подтвердили его рассказ. Кстати, не могу не упомянуть и о занятной игре слов. В переводе с местного диалекта на английский язык деревня носит название «Безымянная». «Безымянной» древние греки называли смерть, и именно так – «Безымянная», называет Гекату Шекспир в «Макбете». «Еще одно совпадение», – скажете вы. На это у меня имеется следующий аргумент, самый веский из всех. Но, чтобы не выглядеть голословным, я предъявлю его вам только на месте.

– На месте? – я притворился, что не понял, куда он клонит.

– Да, любезный Чарльз, на месте. В моей экспедиции найдется одна свободная вакансия для старого проверенного товарища. А чтобы раз и навсегда покончить с вашими сомнениями, с которыми, как мне стало понятно, не сладит и легион мудрецов, я предлагаю заключить пари.

– Пари? Вот как? И каковы же условия?

– В выигрыше останется тот, кто окажется прав. Если мой араб не солгал и утром 30 ноября храм Гекаты появится на этом самом месте, – сэр Генри ткнул указательным пальцем в жирный крест на карте, которую я уже успел ему вернуть, – то праздновать победу буду я. Но если он обманул или ошибся в расчетах, что по существу одно и то же, то я признаю свое поражение. Осталось только назвать подходящую цифру. Что вы скажете, Чарльз о….

Я вздрогнул второй раз на протяжении последних пяти минут и с любопытством посмотрел в непроницаемое лицо моего друга. Сумма, о которой шла речь, была очень внушительной, а я, как назло, задумал реформировать мою компанию и остро нуждался в дополнительных средствах.

«Разумеется, никакого исчезнувшего храма не существует, а утверждать обратное может только психически ненормальный. Из этого следует, что деньги сами плывут ко мне в руки, но благородно ли будет воспользоваться одержимостью больного человека? – думал я, нервно постукивая кончиками пальцев по изогнутым поручням кресла. – И, кроме того, это путешествие… Мне уже сорок два года, а в сорок два года совсем не хочется отдаляться от цивилизации и забираться в глухие дебри. Мало ли что там может случиться? Но, черт возьми, пятьдесят тысяч фунтов!»

Соблазн был слишком велик.

– Ну, что же вы медлите, Чарльз? Не узнаю вас, старина! – сэр Генри громко расхохотался, и этот его хохот развеял последние сомнения.

– Будь по-вашему, – холодно сказал я, – пари принято. Вот моя рука.

Глава вторая

Путешествие из Лахора в «безымянную» деревню заняло немногим более двух дней и, благодаря вполне сносным почтовым дорогам Индостана и блестящей эрудиции сэра Генри, не стало для меня обременительным.

В честь нашего прибытия жители деревни устроили пышный праздник. Надо сказать, что по понятным причинам мой друг утаил от них истинные намерения экспедиции, и остается только гадать, какой бы прием нас ожидал, узнай они правду.

Местная «аристократия» из сикхов в замысловато скрученных тюрбанах, с бородами до колен и усами, подвязанными на затылках, составила нам компанию за праздничным ужином. Широко улыбаясь заискивающими улыбками, почтенные бородачи время от времени обращались ко мне на хинди с каким-нибудь вопросом или пожеланием. Сэр Генри делал вид, что переводит, а на самом деле бессовестно потешался над ними, выискивая смысловые и речевые несуразности. У него был прирожденный талант без труда находить недостатки, даже там, где их не было и в помине.

В качестве кушаний нам предложили отведать кофту (жаренные мясные шарики), запеченных на углях куриц в пикантном соусе, пури (индийский хлеб), вареный рис, различные лепешки и фрукты, а из напитков – манговый сок и рисовую брагу, которую называли «арракой». Несмотря на обильное угощение, выставленное жителями деревни, сэр Генри настоял на том, чтобы на нашем столе присутствовала и еда, приготовленная его личным поваром из продуктов, доставленных из Лахора. Во избежание желудочных болей, он строго рекомендовал мне употреблять в пищу только ее.

На протяжении ужина нас развлекали три искусные танцовщицы в ярких, точно тропические цветы, сари и пенджаби. Красавицы задорно топали босыми ступнями, стреляли глазками и сражали наповал ритмичным бряцаньем доброй сотни браслетов из фальшивого золота. Им вдохновенно аккомпанировал квартет музыкантов, главным достоинством которого (как заметил мне сэр Генри) «являлось умение извлекать самые фантастические звуки из инструментов, предназначенных для забивания гвоздей».

После ужина, сопровождаемый почетным эскортом из шести факельщиков, каждый из которых от выпавшей на его долю чести сиял ярче, чем факел в его руке, я проследовал в большую хижину, где меня поджидал приятный сюрприз – обустроенная на европейский манер спальня. Слуга-индус помог мне раздеться, и я, погрузив в мягкую постель усталое тело, быстро забылся глубоким и безмятежным сном.

* * *

На другой день, после завтрака, практически налегке, наша экспедиция выступила в пешем строю из гостеприимной деревни и двинулась по узкой тропинке между густыми бамбуковыми зарослями к приготовленному заранее лагерю у «выжженной земли». Кроме меня и сэра Генри в состав экспедиции входили еще семеро мужчин: португалец Фабио, два англичанина – Вильям и Джек и четверо индусов – Нагарадж, Кумар, Рави и Санджай.

– Эти люди больше чем просто слуги, дорогой Чарльз, – с гордостью отозвался о наших спутниках сэр Генри. – Все они бывшие солдаты и мои старые товарищи, готовые, если понадобится, шагнуть к черту в пасть и заставить его подавиться!

Глядя на суровые лица ветеранов, потемневшие от солнечных ожогов и многих выпавших на их долю испытаний, со следами звериных когтей, винтовочных штыков и сабельных клинков, я без колебаний поверил словам сэра Генри, проникся уважением к ним и утвердился в мысли, что, пока они рядом, мне нечего беспокоиться за мою жизнь.

Путь от деревни до лагеря отнял у нас два часа и прошел гладко, если не брать в расчет одного происшествия, о котором я не могу умолчать.

В какой-то момент, идущий в авангарде с винтовкой наперевес, гибкий точно лань разведчик-индус Рави, остановился и, указав пальцем в сторону небольшого оврага, взволнованным голосом сказал что-то на хинди. Когда вместе с остальными я приблизился к нему, то похолодел от ужаса, заметив как огромный, не меньше шести метров в длину, сетчатый питон медленно заглатывал молодого оленя аксиса.

– Не хотел бы я закончить свой век как этот бедняга, – угрюмо проворчал низкорослый коренастый португалец Фабио.

– Кого ты имеешь в виду, оленя или питона? Олень умер легко – ему свернули шею, а питону грозит мучительная смерть от несварения желудка, – усмехнулся сэр Генри.

– Боюсь показаться невежливым, сэр Генри, но на этот раз вы ошибаетесь. Питон прекрасно справится со своей добычей, – сказал Фабио и прибавил несколько слов на хинди, обращаясь к Рави.

Тот ответил, и тогда сэр Генри злобно закричал на него, а потом повернулся лицом к оврагу и прибавил еще что-то, но уже на другом языке, насколько я мог разобрать, древнегреческом.

– Что произошло? – поинтересовался я несколько позже у седовласого великана Вильяма, который вместе с долговязым Санджаем (тем индусом, что разливал нам бренди на веранде) был приставлен ко мне сэром Генри в качестве денщика.

– Фабио спросил у Рави, как он думает, переварит питон оленя или нет, и Равви ответил, что переварит, а потом прибавил, что это дурной знак. Сэр Генри принялся бранить его и сказал, что «такими высказываниями Рави накличет на нас беду». Еще он сказал питону: «Тебе не удастся меня запугать», – добавил Вильям.

– Ты понимаешь древнегреческий? – удивился я.

– Да. Хозяин обучил меня этому языку. Он пытался обучить и Джека с Брендоном, но те…

– Брось болтать попусту, – перебил Вильяма внезапно поравнявшийся с нами сэр Генри, – чаще крути головой и следи за дорогой. А вы, Чарльз, не слушайте этого бездельника. Он любит приврать по любому поводу. Лучше, давайте-ка, я расскажу вам одну замечательную историю, произошедшую со мной при осаде Лакнау.

И мой друг с жаром углубился в воспоминания о рвах и колодцах, заваленных до краев грудами окровавленных трупов; о храбром пехотном капитане, которого, подобно Ахиллесу, подстрелили в пятку; и о хитром мятежном факире, которого стали привязывать к жерлу пушки, чтобы расстрелять, а он взял и умер от разрыва сердца.

Я слушал рассеянно. Мне все не давал покоя случай у оврага.

«Неужели он обратился к питону на древнегреческом языке? Нет. Не похоже. Тогда, кому были адресованы его слова? Ну, не Вильяму же! Как выяснилось, он единственный из нас владеет языком Гомера и Софокла».

И тут я вспомнил другие слова сэра Генри: …«Обладающая факелом, бичом, кинжалом и змеей трехтелая статуя Гекаты встанет на пьедестал»… Факел, бич, кинжал и змея – все это символы богини! Питон, заглатывающий оленя… питон, то есть змей, чей облик приняла Геката, а олень? Исходя из логики слов моего несчастного друга, который, бесспорно, разглядел в происходящем в овраге зловещее пророчество темных сил, олень – это он сам или… все мы, те, кто явились на проклятую землю, чтобы увидеть храм «безымянной» богини. Вот еще одно совпадение, которое сэр Генри по праву может занести в свою коллекцию веских аргументов. А если не совпадение? Как там у классика? «Богиня обиделась на недостаток внимания». Позвольте узнать, дорогой друг, а на что ей теперь обижаться? Господи, кажется, только что на свет явился еще один одержимый!

Сделав такой неутешительный вывод, я перестал ломать голову и внимательнее прислушался к очередному «героическому» рассказу сэра Генри.

* * *

29 ноября, в час пополудни, наш отряд достиг конечной цели путешествия – лагеря у выжженной земли.

Еще год назад по распоряжению сэра Генри рабочие, нанятые в деревне, отвоевали у джунглей клочок земли, обнесли его бамбуковым частоколом с воротами и калиткой и соорудили внутри пять военных палаток, очаг для приготовления пищи под навесом и несколько хозяйственно-бытовых построек. К слову сказать, те же рабочие потрудились и на строительстве дороги от деревни до лагеря. И хотя дорогой это недоразумение можно было назвать только с большой натяжкой, я мысленно отметил тот факт, что навязчивая идея моего друга обошлась ему недешево.

Теперь в лагере дожидались нашего прибытия еще трое ветеранов – англичанин Брендон и два индуса – Прадиб и Муту. Таким образом, объединенный отряд насчитывал уже двенадцать человек.