Текст книги "Кицунэ"

– Моя жизнь не бессмысленна, я всё ещё могу хоть чем-то быть полезной моему господину. Ты ведь позволишь мне жить дальше?

– В смысле у меня?

– В смысле жить вообще. То, что у тебя, даже не обсуждается, меня ведь тебе подарили.

Да, такое не забудешь. Десять – двенадцать шагов в сторону, и невидимая цепь заставляет лисичку послушно бежать, куда ей, быть может, и не хочется, и не надо, но куда денешься…

Разумеется, я всё простил, я умолял её остаться, я подтвердил, что она самый наилучший подарок, который мне только доводилось получать в своей жизни, и визжащая кицунэ, прижав ушки, вновь рыдала у меня на шее, но уже от счастья!

Храм Тода-дзи в городе Нара

– Отец, этот гайдзин недостоин нашей сестры!

– Его мать всё испортила, она оскорбила всех нас!

– До каких пор Мияко будет вынуждена страдать?! Ты видишь её слёзы, отец?

– На всё воля Небес, я не позволяю вам вмешиваться…

…Остаток вечера прошёл довольно спокойно. Ближе к девяти я позвонил отцу, объясниться и поговорить о сложившейся ситуации. Не скажу, чтобы он был прямо-таки счастлив видеть маму в нервах, на пустырнике и корвалоле, но тем не менее он хотя бы выслушал меня без крика.

– То есть у тебя не поселилась сумасшедшая японская наркоманка с нечёсаными чёрными волосами, в безвкусном платье аляповатых цветов, которая промыла тебе мозги, запутала, запугала и охмурила нашего мальчика?

– Папа, это не так.

– А кроме того, она пыталась ударить твою мать сковородкой по голове, потом облила её холодной водой, после чего ещё и орала ей прямо в уши бредовые вирши, хвастаясь тем, что вы вместе принимаете ванну, она спит с тобой на диване и ты кормишь её окровавленными сердцами своих врагов?

– Господи, какая чушь! Всё это неправда, Мияко нормальная. Обычная девушка-лиса.

– Лиса? Угу. Видимо, её ледяная избушка растаяла, и она переселилась к нашему зайчику в лубяную?

– Давай ты просто зайдёшь к нам завтра и всё увидишь сам?

– Уже «к нам»? Ты не слишком спешишь, сын?

– Ох, пап…

В общем, мы как-то сумели договориться. Мамина версия событий даже ему показалась чрезмерно раздутым пересказом комических сюжетов Гайдая. Договорились, что он зайдёт завтра к одиннадцати утра. Это нормально, мы с кицунэ хотя бы успеем подготовиться. Чего я не мог ожидать, так это того, что отец заявится не один…

Ночь прошла ровно, я настолько эмоционально вымотался, что уснул на ковре, без всяких проблем, и сны мои были крепкими, хоть палкой бей. Бодрая Мияко на этот раз встала первой, думаю, часов в шесть, поскольку, когда я проснулся в девять, она уже давно была на ногах, умылась, расчесалась, переоделась, приготовила роскошный завтрак и ждала меня, листая альбомы по истории мирового искусства. Лисичка была жутко любопытной, любые новые знания манили её.

– Твой кофе готов, Альёша-сан! Пей и рассказывай!

На столе дожидалась горячая кружка кофе, два бутерброда с маслом и сыром, воздушный японский десерт с непроизносимым названием (то есть я просто выговорить не смогу…) из рисовой муки и мёда. Я быстро умылся и с удовольствием принялся за завтрак. Всё оказалось очень вкусно.

Кицунэ сидела рядом, глядя на меня самыми влюблёнными глазами, синим и зелёным. В них отражались кусочек комнаты, край стола, окно и, разумеется, я почти в полный рост. На мгновение мне показалось, что именно мой образ занимает слишком много места.

– Что рассказывать?

– Я читала твои книги, пока ты спал. Мир искусства так изменчив. Я всегда считала, что лишь японцы умеют рисовать, а тиражи наших гравюр позволяли сделать искусство доступным для простого народа. Расскажи мне об импрессионистах! Я слышала, что они учились в Киото?

– Не совсем так. Однако влияние японского искусства на Писсаро, Моне, Ренуара, Гогена, Родена, Сезанна, Руссо, Ван-Гога, Тулуз Лотрека и прочих если и преувеличено, то не…

– Я обожаю тебя, мой учёный господин!

Короткий завтрак плавно перешёл в длинную и наукоёмкую лекцию по истории французского искусства конца девятнадцатого – начала двадцатого века. Благо, что преподавателем именно этой дисциплины в нашем художественном училище была моя тётя по отцу. Светлана Константиновна гоняла меня как сидорову козу, чтобы никто и на миг не посмел подумать, будто бы я её любимчик. Но в результате я знал об истории искусств всё, что только можно, и даже чуточку больше!

И да, до сих пор я благодарен ей за науку. Госпожа Мияко-сан слушала меня, как бога…

– Ты самый лучший, я недостойна служить тебе, – примерно через полчаса сообщила девушка-лиса, кланяясь как заведённая, – твой ум не знает границ, твои знания глубже Японского моря, ты ведаешь всё на свете, но щедро делишься всем этим со своей смиренной кицунэ. Можно один вопрос?

– Легко, – размякнув от неприкрытой лести, разрешил я.

– Молоко кончилось, чая мне хватит ненадолго. Пойдём кого-нибудь убьём, и я съем сердце твоего врага?

– Предлагаю в качестве компромисса просто сходить в магазин.

– Вариант, – вздохнув, согласилась Мияко. – С удовольствием прогуляюсь!

– А можно и мне задать вопрос? – остановил её я. – Послушай, ты ведь вполне современная, ты разбираешься в технике, шаришь в интернете, знаешь тенденции моды. Почему ты периодически говоришь «самодвижущаяся повозка», «извозчик», «сёгун», «лавка ростовщика»? Ты ведь прекрасно знаешь, как что называется.

– Нас учили всегда подчёркивать ум мужчины, который находится рядом с тобой. А проще всего это сделать, притворившись немножечко глупенькой и ничего не знающей.

Я на минуточку задумался, комплимент это или…

– Не надо морщить лоб, это не идёт самураям. Давай просто сходим в магазин.

Ну что ж, это было разумно, если вспомнить, что через час-полтора должен зайти мой отец. Надо хоть на этот раз как следует подготовиться и показать себя во всей красе. Потом он уже сам убедит маму, что со мной всё в порядке, волноваться не надо, мешать или помогать тоже. Мы как-нибудь справимся сами.

– Вашим что-нибудь взять? – на автомате спросил я у одного высунувшегося беса.

Тот смутился, подумал, потом тихонько пропищал:

– Хлебушка бы…

Ох, ты ж, господи, у меня чуть сердце не сжалось от жалости. Ладно, куплю.

В магазине с лисой проблем не было. Красотка с ушками, не скрываясь, ходила по всей «Пятёрочке», всё рассматривала, разнюхивала, при случае, не стесняясь, облизывала или даже прикусывала каждый продукт, привлекавший её внимание. Должен признать, как и любое животное, она интересовалась исключительно натуральными продуктами. Колбасы и сосиски шли лесом!

В ту же сторону, пышной тайгой до Дальнего Востока, были отправлены практически все пельмени, готовые котлеты, любой фарш, всяческие полуфабрикаты и прочее. Годными признавались булочки из пшеницы, красное мясо, свежие овощи, белый рис, потрошёная морская рыба на льду, сухие водоросли, молоко, мёд, зелень. Алкоголь её не вдохновлял от слова «абсолютно», ни пиво, ни вино, ни крепкие напитки. Да, полбуханки белого я не забыл, хотя Мияко строго предупредила, что бесов баловать не стоит!

В общем и целом мы набрали два больших пакета. Если исходить из наших «честно заработанных» средств, то до майской зарплаты мы вполне себе живём, и это радовало. А вот когда мы направились домой, я с пакетами, лисичка вприпрыжку рядом, у самого подъезда дорогу нам неожиданно преградили две большущие чёрные кошки. Их круглые белые глаза были странно пусты.

– Привет, мурлыки, – вежливо поздоровался я, но кошки, угрожающе урча, взяли меня в клещи. От них исходила невнятная, но вполне себе реальная угроза. Да что с вами не так?

– Замри, глупый гайдзин, – едва слышно пропела кицунэ, – не шевелись и не произноси ни звука!

Я замер ровно в тот момент, когда странные твари изготовились к прыжку, подняв хвосты и напружинив лапки. Они реально были слепы! Пока я не двигался, им было не на кого нападать.

– Стой так, мой храбрый самурай. Ничего не делай, позволь нэко самим себя уничтожить. – Она вдруг резко сделала шаг в сторону, одновременно присев на корточки.

Две чёрные кошки не сговариваясь бросились на неё слева и справа, в высоком прыжке дружно стукнувшись лбами в воздухе! Удар был такой силы, что нападающие отлетели в стороны метра на три, распластавшись на асфальте, язык набок, хвост в сторону, пятки врозь и шерсть во все стороны…

– Это нэко, – заранее отвечая на мой немой (двусмысленно звучит?) вопрос, презрительно ответила Мияко, гордо вскинув ушки, – уходим, Альёша-сан. Сегодня мы победили, но они вернутся.

– Слушай, теперь есть вопросы уже у меня.

– Я всё расскажу. Как тебе врать, ты же мой господин, а я лишь твой подарок…

Мы вернулись домой, но, прежде чем успели снять верхнюю одежду, раздался звонок от отца. Он подъехал. Разговор о так называемых кошках-нэко откладывался как минимум на после обеда, но я подожду, я терпеливый, мне и напомнить нетрудно.

К моему удивлению, вместе с отцом в прихожую шагнул и Виталий Юрьевич, благообразный, лысеющий толстячок в вечно мятом костюме и толстых очках. Старый папин друг по университету, востоковед, специалист по языкам и культуре Японии, Китая и Монголии. Понятно…

– Алексей, не представишь нас?

– Мияко, – опередив меня, поклонилась кицунэ. Невзирая на мои протесты, она вышла встречать гостей в том же кимоно, из-под которого выглядывал пышный лисий хвост.

– Владимир Олегович, папа этого высокорослого оболтуса, – улыбнулся мой отец. Лиса улыбнулась в ответ. Кажется, это уже половина победы. Тут слово взял Виталий Юрьевич:

– Комичива, Мияко-сан!

Девушка едва не захлопала в ладоши при виде гостя, который знал её язык. Минут десять они взапой чесали на японском диалекте острова Хоккайдо. Отец отвёл меня за руку в сторону:

– Настоящая японка, как я понимаю? Где познакомились?

– На работе. Она приехала с делегацией хлебниковедов, – не так чтобы и соврал я. Почти правда – уже не совсем ложь. – Пока живёт у меня. И нет, мы не спим вместе.

– Ушки красивые.

– Мутация. Помнишь, там была большая авария на атомной станции в Фукусиме?

Отец кивнул, его такая версия вполне себе устраивала. Однако востоковед Виталий Юрьевич показал себя более дотошным дядькой, он потрогал её за уши и едва ли не полез под подол проверять лисий хвост, так что мы уже в четыре руки призвали его к деликатности.

– Прошу прощения, Алексей, Владимир и вы, Мияко-сан, извините ради бога! Но такой феномен, практически настоящая японская кицунэ! В наших краях мифологизированный образ лисицы-оборотня не встречается, скорей уж речь могла бы идти о Франции или Германии. Вспомнить хоть замечательный памятник Рейнике-Лису в Кёльне, с нашей Лисой Патрикеевной не сравнить и близко. Но Китай и Япония считаются прародиной лисы-человека, волшебного существа, живущего веками! Магия, сила, свободное владение языками, легенды и сказки, дорогие товарищи, наша девочка просто обязана послужить науке! Я хотел бы…

– У меня уже есть господин, которому я служу, – вежливо поклонилась кицунэ, – давайте пить чай?

Виталий Юрьевич пыхтел, подпрыгивал, улыбался, сыпал вопросами и комплиментами, так что мой отец попросту вынужденно вспомнил, что у него на сегодня ещё куча неотложных дел, и едва ли не силой вытолкнул учёного друга в прихожую.

– С мамой мы всё обсудим. Но тебе стоило бы самому позвонить ей к вечеру.

– Хорошо, наберу обязательно.

– А можно я завтра приду с лаборантами? По-быстренькому возьмём её кровь на анализы и…

– Пап, забери Виталия Юрьевича. – Мне пришлось помочь ему в борьбе за дверь, востоковед-китаист-японист категорически отказывался просто так выкатываться.

– Потом ещё на рентген! Полное исследование скелета и хрящевой ткани! И через аппарат МРТ, обязательно! Это недолго, до клиники на такси долетим. Пункцию! Пункцию спинного мозга-а…

– Аригато, – поблагодарила несколько озадаченная лисичка, – но, пожалуй, нет.

– Облезет, – подтвердил я, запирая двери, – вечная проблема с этими учёными. Но, кажется, моему отцу ты понравилась.

– Нас учили нравиться. Жаль, что он не допил чай, не послушал чтение стихов и не посмотрел, как я танцую с веером.

– У тебя нет веера.

– Так нарисуй! Пожалуйста, нарисуй, ми-ми-ми!

Почему нет, подумал я, берясь за блокнот и гелиевые ручки. Но только прежде потребовал, чтобы Мияко всё-таки рассказала мне, что ей известно об этих странных чёрных кошках, почему-то напавших на нас у подъезда. Кицунэ вскарабкалась на стул, сложила ладошки на коленях и, наклонив голову набок, словно учёный попугайчик, взяла слово. Речь её была достаточно длинной.

Первые упоминания о японских нэко, или котах-оборотнях, восходят ещё к XIII–XIV векам, а может, имели место быть и ранее. Устные народные предания записывались не всегда и не сразу. Однако если лиса считалась символом мудрости и хитрости, то кошки почти всегда следовали тёмным путём. Не знаю, сколько здесь было правды. Наверное, стоит учитывать, что рассказывала мне всё это именно лиса, со своей лисьей колокольни!

Наиболее милым был белый кот, хранитель домашнего очага, некто Готоку-нэко. Он хоть и имел демоническую сущность, но людям не вредил, грелся у очага, а порой мог даже служить кем-то вроде нашего домового. Его символом считались треножник и трубка для раздувания огня.

Куда менее приятным мог показаться Каси, чёрный кот, которого боялась даже многочисленная нечисть. Прямоходящий, высокий, могучий, с объятым пламенем хвостом, этот демон появлялся после смерти человека, таинственным образом похищая тело покойного. Но крал он лишь тех, чья душа, по его разумению, была черней его собственной шерсти! Каси забирался на крыши домов и храмов, был способен вызвать оттуда ураганные ветра и отправить несчастного прямиком в пекло.

Однако опасней его были трёхцветные кошки с длинными хвостами, так как, переступив порог тринадцати лет, они практически сразу становились коварными демонами! Их называли бакэнэко, они не делили людей на грешных и праведных, так что любая случайная встреча с ними не сулила человеку ничего хорошего.

Бывало, они оборачивались томными красавицами, уговаривая случайных путников искупаться с ними голышом в ручье или озере, но после такого купания глупый мужчина покрывался шерстью и сам превращался в кота. И это самая мягкая их шалость…

Эти же безжалостные твари были способны призывать молнии, поджигать дома, выходить стаями на кровавую охоту, безжалостно убивая и пожирая людей. Им подчинялась самая тёмная магия, так что спастись мог лишь самый отважный воин с мечом в руках, вовремя распознавший бакэнэко и успевший ударить первым…

В общем, в конце научно-популярной лекции я сам едва не подпрыгнул, когда за дверью раздалось тихое мяуканье. Мияко также округлила глаза:

– Ты тоже это слышал, Альёша-сан?

– Да. Наверное, там кот, – неуверенно предположил я.

– Это нэко, иди и обсыпь его солью!

– Зачем?

– Не задавай глупых вопросов! Ты самурай или нет?!

– Нет, – уже куда более уверенно ответил я, но она всё равно притащила баночку с адыгейской солью мелкого помола, всучила мне её и храбро поставила перед дверью.

Я решительно выдохнул, быстро открыл дверь и, не глядя, ополовинил банку на всю площадку. Потом посмотрел. Ну что могу вам сказать? А-а…

– Апчхи-и… – сообщил мне всё тот же толстый рыжий кот, сдувая с носа соль, перец и специи.

– Ты чихнул. Не заболел ли, мой господин? – чисто из вежливости поинтересовалась кицунэ откуда-то из области кухни.

– Вряд ли.

– Ты обсыпал нэко солью?

– Да. Теперь он чихает.

– Тогда это не нэко, – логично решила Мияко.

Рыжий кот ещё раз недовольно чихнул и ушёл от нас на третий этаж. По-моему, он всё-таки немножко обиделся, но кто знает, кошачья душа потёмки, не хуже женской…

После обеда и зрелых размышлений мы пришли к выводу, что оба нуждаемся в эмоциональной разрядке. Меня посетила мысль сходить в кино, однако капризная лисичка, поморщив носик, предложила мне поискать более интеллектуальные развлечения. Посмотрев в Сети афиши нашего города, я отмёл концерт Сургановой с оркестром, но зато нашёл новую выставку в картинной галерее:

– Японская графика, частная коллекция «Весенние картинки». Это пойдёт?

– Обожаю старинные гравюры! Веди меня, Альёша-сан, мне жутко не терпится насладиться настоящим искусством!

До галереи имени Бориса Кустодиева добирались на такси, лисичка помалкивала всю дорогу, потому что я вовремя купил ей чупа-чупс. Ушки спрятаны под шапкой, хвоста не видно, тёмные очки на носу, волосы заплетены в две толстые косы – обычная девчонка на выгуле. Думаю, внешне она смотрелась, как моя очень младшая сестра, мне двадцать семь, ей тринадцать.

Водитель по пути следования пытался завязать со мной мужской разговор о непонятном стуке в руле. Я честно сказал, что ничего не понимаю в машинах. Тем не менее до самой остановки он продолжал докапываться – не так стучит, не должно стучать, вот на повороте, слышишь, может, рулевая тяга стучит, а вот у них раньше слесарь был, молодой парень, вот он сразу бы узнал, почему стук!

В конце концов Мияко выпустила пар из носика…

То, что мы доехали, расплатились и мужик отправился на своей машине дальше живым и невредимым, это, наверное, чудо. Большой плакат на стенах картинной галереи оповещал прохожих, что именно здесь, во флигеле, в отделе искусства Востока и Азии, проходит передвижная выставка «Сюнга – весенние картинки», любезно предоставленная гражданам России коллекционером Нико Нанелия.

– Идём?

– Конечно! – важно кивнула Мияко. – Пусть варвар хоть чуточку прикоснётся к высотам истинной культуры.

– Вообще-то мы и так проходили гравюры Хокусая в институте. Виды горы Фудзи и всё такое.

– Проходили?! Великое искусство нельзя «проходить», его надо долго изучать, наслаждаться, как хорошим чаем, впитывать душой и сердцем. Я буду тебе объяснять всё, что ты не поймёшь.

Ох, если б кто знал, чем это кончится…

Посетителей было немного. Мы честно купили билеты, прошли мимо строгой бабушки в очках, она оторвала корешки, и мы шагнули в относительно небольшой зал, где под мягким рассеянным светом длинных ламп на стенах и стендах висели длинные ряды раскрашенных японских гравюр.

Качество, конечно, было выше всяких похвал. Чисто с художественной точки зрения, Нанелия сделал городу нереальный подарок, позволив смотреть свою личную коллекцию.

Пояснительные надписи гласили, что тонкое искусство «весенних картинок» относится ещё к семнадцатому веку и пришло в Японию из Китая. Художники в произвольной, вольной и даже доходящей до абсурда манере, в интерьерах домов и на фоне пейзажей, изображали повседневную жизнь всех слоёв городского и сельского общества. В эротическом смысле…

– А-а-а! Куда ты меня притащил, глупый гайдзин?

– На выставку японской гравюры. Смотри, вот самурай и гейша, они заняты, мм…

– Я слишком маленькая кицунэ, чтобы на такое смотреть! А уж тем более читать твои мысли по этому поводу! Уведи меня отсюда, пока я не порвала тут всё в клочья, не разобрала этот дом греха по кирпичику, не поотрывала головы его почтенным служительницам, пиная их до самого Киото, как гнилую репу!

– Девушка, прекратите шуметь, – вбежала пожилая смотрительница. – Вы же в картинной галерее, это храм искусства!

– Это?! – окончательно взбеленилась Мияко, сбрасывая шапку и оскалив белоснежные клыки. – Да вы тут понавешали… такого… искусства! Вон она, в зелёном и синем, а он ей… тычет прямо в ухо… А вот тот, с двумя… одной сюда, другой туда! А она ему ногой… его уже тошнит, а ей всё нравится! Вот та, розовая, на которой лежит осьминог, он же ей все щупальца, во все… ай-яй-яй! А эти три голые… четыре голые дуры… один крестьянин с буйволом, которого он… И самурай с тигром… тигра-то за что?! А это, тьфу… что за пещера, в которую они… из которой они все… и входят и выходят?! Как это правильно по-русски… о, вспомнила, ПОХАБЕНЬ, мать вашу!!!

Мне удалось вывести красную от ярости лису до появления охраны. Двое полицейских подошли как раз в тот момент, когда мы уже выбегали из гардероба. Одеваться пришлось уже на улице, но зато я был рад, что дело не дошло до драки, иначе нашу парочку арестовали бы за убийство охранников и ритуальное поедание их сердец, а оно мне надо?

Хм, но если на секундочку задуматься, то, пожалуй, да. В том смысле, что мне было бы интересно посмотреть, каким-таким дзюдо или карате хрупкая девочка с большой грудью наваляла бы полицейским, если она на раз справилась с шестерыми бандюганами? Уж теперь бы я не стал закрывать глаза. Однако хорошо то, что хорошо кончается.

Домой решили идти пешком, октябрьская погода всё ещё баловала. В наших краях осень вообще считается самым приятным временем года. Нет гнетущей летней жары, когда плавится асфальт, раскалённых, пыльных ветров с Казахстана, горячего воздуха, которым порой просто невозможно дышать, сорока пяти градусов по Цельсию в тени.

Зимы мягкие, почти без снега, слякоть и грязь, а это грустно. Весна скоротечная, уже в начале мая открывается купальный сезон. А вот осень долгая, теплая, нежная, наполненная овощами и фруктами, с долго не опадающей листвой и тихими прохладными вечерами. Все гуляют по улицам, везде улыбающиеся люди, выползшие из-под спасительных кондиционеров на свежий воздух волжского раздолья. К тому же осенью всегда хорошо рисуется.

Мияко-сан быстро успокоилась, она прыгала вокруг меня, встряхивая косичками, словно беззаботная, шаловливая девчонка, какой, по сути, и была на самом деле. Или же это мне просто хотелось так думать? На деле всё складывалось далеко не самым радужным образом. Идиллия не бывает долгой.

Глядя на кицунэ, я невольно пытался предположить, сколько же ещё таких вот полумистических форм жизни делит с нами мир планеты Земля? Кто из огромных ореолов чистой и нечистой силы разных времён, верований и народов может оказаться рядом, прямо сейчас, вот здесь и тут? Способны люди найти с ними контакт или же мы обречены вечно защищать свой вид в неравной борьбе?

Причём неравной с обеих сторон. Если вспомнить эльфийский исход в далёкие земли, то получается, что их вытеснили люди. Человек имеет короткую жизнь, возможно, поэтому не дорожит ею, но ревниво оберегает своё потомство. Эльфы могли жить практически вечно, пока не убьют, им не было нужды в многочисленных продолжателях рода. Как результат, они исчезли.

Со слов моей подружки (наверное, уже можно так говорить?), я понял, что у них-то как раз благословлялся большой помёт, потому что до девятого хвоста вырастал хорошо если один из сотни лисят. Для простого люда, жившего охотой, капканами и силками, что в Китае, что в Японии, что в Корее, больше был ценен лисий мех, чем искусство или мудрость. А уж с распространением огнестрельного оружия очень немногие доживали даже до возраста Мияко…

– Мне завтра на работу. Что тебе нарисовать?

– А-а, хочешь откупиться за то, что повёл меня на выставку похабных картинок? – понятливо хмыкнула кицунэ, задирая короткий нос. – Это очень хорошая мысль. Мы, японские девочки, любим одеваться ярко. Мне нужна непромокаемая куртка и ещё один плащ, потом большой зонт, маленький зонт, четыре… нет, пять сумочек и… о-о-о, косметика-а!!!

В общем, пока дошли, я сто раз пожалел о своём предложении. А у самого подъезда стоял большой чёрный джип с пуленепробиваемыми стёклами. Меня это немного встревожило, и не зря. Передняя дверца со стороны водительского сиденья слегка распахнулась, и сиплый мужской голос обратился напрямую:

– Тыц, пацанчик, ты с какого района?

– Никогда не унижайся до ответа простолюдину, – прежде чем я открыл рот, напомнила мне высокомерная лиса. – Помни, среди цветов красуется сакура, а среди людей самураи!

– Борзая чика. – Теперь уже распахнулись три дверцы, и четверо громил уставились на нашу парочку. Мияко-сан с чарующей улыбкой плотоядно облизнула пухлые губки:

– Просто скажи, что они твои враги, Альёша-сан!

– Лёха, значит, – переглянулась четвёрка, – слышь, а у твоей девочки хвоста нет?

– Нет, – соврал я, закрывая кицунэ спиной.

– Есть, – тут же сдала она, – вытаскивать неудобно, а так бы я показала.

– Опаньки, так не проблема, мы поможем. Мы вас и ждали.

Ситуация опять складывалась не так, как хотелось бы. Однако хватать нас в оживлённом месте, на освещённом фонарями дворе, в семь вечера, при куче свидетелей бритоголовые мужики всё-таки не рискнули. Они предложили мне сесть в машину, типа покатаемся-перетрём, но мы вежливо отказались. В смысле Мияко-сан как раз таки и была не против, но нет!

Я прекрасно знал, чем всё это, скорее всего, закончится. На физическое уничтожение полукриминального элемента в нашем микрорайоне никто тут не подписывался. А просто так идти на поводу у кровожадной японской фурии с лисьими ушками было весьма чревато в будущем. Иногда Мияко нуждалась если уж не в наморднике, то хотя бы в поводке и строгом ошейнике с шипами внутрь.

– Пропустите.

– Как скажешь, пацанчик, как скажешь…

Нам уступили дорогу. Уже на квартире, в прихожей, лисичка накинулась на меня с упрёками. Типа я жадный и неблагодарный, не позволяю ей съесть сердца злых людей, хотя она прекрасно читала все их недалёкие мысли, что этой же ночью они планируют заявиться к нам, что души их черны и прокурены, что…

– Хорошо, если ты настаиваешь, давай вызовем полицию, пусть их всех накроют.

– Помолчи, пожалуйста.

– Это наезд?

– Не обижайся, закрой рот, стань ровно и не дыши. – Мияко скользнула ко мне, прижавшись всем телом, и приложила пальчик к губам. – Слышишь скрежет когтей? Это она идёт за нами.

– Кто? – обняв её, спросил я. Кицунэ не вырывалась, лишь шёпот стал ещё тише:

– Кошка из того богатого дома, где меня хотели заставить петь для голых гостей. Я видела её под столом, но не тронула. Нельзя без причины нападать на того, кто не представляет угрозы. Но, видно, она не удержалась и напилась тёплой крови своего хозяина.

– Брр, – вздрогнул я, – но зачем?

– Для кошек ты хозяин, лишь пока жив, а умерев, становишься таким же куском мяса. Теперь она демон. У нас в Японии таких называют кайбё. А у вас?

– Понятия не имею. Нам-то что теперь делать?

– Ждать, – таинственно заключила госпожа Мияко, потёрлась о мою грудь кончиками ушей и потянула меня к окошку. – Кайбё уже рядом, но она придёт не одна. А я опять останусь голодной…

Мы встали рядом, прячась за занавеской. На улице резко поднялся ветер, прохожие спешили укрыться, мамы, гуляющие с детьми, хватали малышей в охапку и разбегались по своим подъездам.

– Смотри, мой господин, вот она!

Проследив взгляд лисы, я действительно заметил выходящую из-за мусорного бака, шатающуюся драную кошку. Свалявшаяся серая шерсть висела на ней комками, оставляя проплешины розовой кожи в гнойниках и струпьях. Необыкновенно яркие, жёлтые глаза, отвисшая нижняя челюсть, длинный язык, едва не волочащийся по земле, и непомерные кривые когти.

– Дарт Вейдер с астмой в шлеме, откуда же выползла такая тварь?!

– Из самой преисподней, – глухо ответила Мияко, прижимаясь ко мне, но не так, как если бы искала защиты, а, наоборот, закрывая меня собой. Думаю, она была очень храброй девочкой или действовала чисто инстинктивно, видя цель, но не видя препятствий.

Двор мгновенно опустел.

– У меня где-то есть молоток, – вспомнил я.

– Не поможет, не против кайбё.

– Могу нарисовать тебе японский меч или хотя бы пулемёт.

– Ты такой добрый и заботливый господин, – тихо вздохнула моя гостья, – волнуешься за свою кицунэ. Когда ты умрёшь, я буду вспоминать о тебе с нежной грустью в часы цветения вишни…

В общем, мы так и стояли в обнимку, ничего не предпринимая, в то время как жуткая кошка с пугающей неотвратимостью ковыляла к нашему подъезду. Стук когтей теперь слышал даже я…

Но самое ужасное, что следом за ней из двух канализационных люков впереди бандитского джипа вдруг стали вылезать люди. Или, вернее, нелюди. Шестеро грязных, голых зомби, с вскрытыми телами, зашитыми грубыми нитками, словно сбежавшие из какого-нибудь морга.

– Кайбё умеет наводить морок и управлять телами мёртвых.

– Гаси жмуров! – истерично завизжал кто-то, и началось.

На всю улицу раздался громкий русский мат, и джип, стоявший на пути страшной зондеркоманды, словно ожил, из опущенных стёкол загрохотали выстрелы в упор. Четвёрка братков, вопя от страха, отчаянно стреляла в своих же бывших подельников! Пули рвали тела, прошивая насквозь, но как вы понимаете, вряд ли можно вновь убить труп. Мертвецы упорно вставали на ноги…

Расстреляв весь боезапас, джип, яростно сигналя, пошёл в психическую лобовую атаку, крутясь как бешеный и давя безвольных зомбаков колёсами! Казалось, что рычание мотора и хруст костей долетали даже сквозь закрытые окна. Это было какое-то постапокалиптическое действо, достойное грязного голливудского кино в стиле раннего Тарантино.

Видимо, они как-то зацепили и кошку, поскольку вдруг мир очнулся, со всех сторон к месту жуткого побоища спешили люди, издалека уже неслись сигналы полицейских сирен, и к моменту прибытия служб законопорядка им сдались четверо отважных, но уже совершенно седых бандитов.

Ребятам, конечно, досталось, одного рвало, двое молились на коленях, ещё один просто рыдал…

Не думаю, что после всего пережитого они ещё хоть раз вспомнят, где мы живём. Полиции хватало дел в нашем дворе, хотя, наверное, они ещё не сталкивались с подобным уровнем чертовщины по службе. Ходячие мертвецы, поехавшие крышей бандиты, поиск свидетелей и полное нежелание расследовать весь этот бред без экстрасенсов или парапсихологов.

Кицунэ улыбнулась своим (моим?) мыслям и отправилась в ванную комнату, через минуту оттуда раздался шум воды, лисичка решила наполнить для себе ванну. Я зачем-то посмотрел на свои пальцы: дрожат или нет? Нет, не дрожали, хотя увиденное сегодня оставило глубокий след и заснуть просто так, наверное, уже не получится.

Мне оставалось одно-единственное средство, признанное всеми художниками мира: если что-то тебя поразило, испугало, до боли задело за живое – нарисуй по памяти и сожги! Так я и сделал. Мияко, прежде чем нырнуть в горячую пену, подскочила ко мне, замотанная полотенцем, посмотрела рисунки кошмарной кошки и её мёртвых слуг, значимо покивала и подняла вверх большой палец. Отлично, значит, можно смело жечь…

Я спалил четыре листка из блокнота прямо в пламени конфорки газовой плиты, мне казалось, что изображения корчатся в смертельных муках. Да пребудет со мной етитская Сила, как же меня, оказывается, накрыло-то? Я распахнул форточку, чтоб выветрить запах дыма.

Потом вдруг вспомнил, что обещал отцу позвонить маме вечером, пока она ещё не легла. Слово надо держать, иначе второй раз папа не прикроет. Я быстро набрал на смартфоне нужный номер:

– Мама, привет, это я.

– Сынок?

– Я хотел извиниться, ты всё не так поняла…

В ванной раздался грохот, тяжёлый плеск воды и дикий вопль Мияко: