Текст книги "Линейцы"

– Эм… ух… В смысле я… Позвольте представиться…

– Салам… э-э… салам! Вах, какой красывий пэрсик… Тьфу, что я несу?! Э-э…

– Ах, я разбила свой кувшин, – мелодичным, словно флейта ветров голоском, печально протянула красавица, казалось, совершенно не обращая внимания на двух остолбеневших парней. – Как мне быть, кто же мне поможет?

– Мы! – наконец овладел голосом Барлога и покосился на Заура.

– На иносказательном языке народов Кавказа, – тихо прошептал тот, – это значит, что она уже не девственни… Короче, имеет опыт!

– Огнище-е…

– Два храбрых джигита не проводят меня до моей одинокой сакли, где я смогу высушить свою единственную рубашку у огня? Я так замёрзла…

Вот вроде бы любому сразу ясно, что такие сладкие предложения от прекрасных и сексуальных до икоты незнакомок ничем хорошим не заканчиваются? Кто слишком наивен, какому романтичному пятикласснику это непонятно? Думаю, понятно всем! Однако в нашем случае два взрослых, неглупых, воспитанных студиозуса из двадцать первого века напрочь отключили головы, принимая судьбоносное решение уже совершенно другим местом, противоположным тому, на которое они успешно нашли себе приключения.

Одинокая сакля, аккуратненькая и чистенькая с виду, оказалась совсем рядом, буквально в полусотне шагов вглубь леса, у склона горы. Правда, взмокли ребята так, словно прошли с десяток километров. Но пока два дивных задних полушария под облегающей тканью, по которым затейливо пришлёпывала мокрая коса, покачиваясь, манили вперед, никто из наших друзей малейшего признака усталости не показывал. Язык на плечо – и вперёд!

Распахнув лёгкую деревянную дверь на кожаных петлях, девушка пригласила гостей войти. Внутри горел невысокий огонь в очаге, над ним висел изрядный медный котёл с аппетитно булькающим варевом, на полу лежали толстые персидские ковры, стены были украшены коллекцией кухонной утвари – ножи, блюда, кумганы, ковши, половники, а в углу стоял большой кованый сундук, накрытый волчьей шкурой. То есть не сказать, чтоб на первый взгляд все было подозрительно…

– Отвернитесь, дорогие гости. Позвольте мне снять рубашку.

Ребята настолько потеряли головы, что их пришлось просить дважды.

– Вы храбрые и благородные джигиты, – раздался томный голос за их спинами. – Не распускали руки, не пытались обидеть одинокую девушку! Вы заслуживаете награды.

Красавица, завёрнутая в волчью шкуру от подмышек до колен, открыла сундук и достала оттуда две шикарные черкески, синюю и красную. Плотная ткань, отличный крой, серебряные газыри и такие же новенькие наборные пояса черкесской работы. Вася и Заур вдруг впервые вспомнили, что сами-то стоят в одних подштанниках.

– Возьмите, прошу вас!

Обе черкески были словно специально сшиты для каждого. Подпоручику досталась красная, а его кунаку синяя. Девушка счастливо рассмеялась, демонстрируя ровные белые зубки:

– Наверное, вы голодны? Еда скоро будет. А пока чем я ещё могу одарить моих гостей? Быть может, станцевать или спеть вам?

На этот раз, вопреки устоявшимся правилам игры, первым попробовал включить мозг именно Барлога. Пусть шёпотом, но всё же:

– Слушай, а не слишком ли всё это распрекрасно складывается?

– Вася, на вас не угодишь!

– Нет, ну скажи, на Кавказе точно существуют традиции именно такого гостеприимства?

Господин Кочесоков мысленно сформулировал крайне язвительный ответ, покатал его на языке и вдруг передумал. Как-то действительно всё было чересчур шоколадно – с мёдом, джемом, сгущённым молоком и плюс ещё сахарной пудрой сверху…

– Вы молчите? Что ж, мой дом слышал много криков, но я умею доставить радость и молчаливым джигитам…

Она сделала шаг вперёд и вдруг резко поцеловала владикавказца прямо в губы. Тот и дёрнуться не успел.

– Гражданочка, а как вас по имени-отчеству, позвольте полюбопытствовать? – с тревогой и завистью одновременно спросил подпоручик.

– Зачем тебе знать моё имя, о русский? Впрочем, ты можешь спросить своего друга. В горах нет человека, который не слышал бы о красавице Горбож!

– Это кто? – Вася обернулся к Зауру.

– Самая страшная чеченская ведьма, – облизывая губы, сиплым голосом ответил тот. – Заманивает людей, убивает и ест. Говорят, что руками она способна сломать хребет быку. Её не останавливает текущая вода или серебряная пуля. Бежим?

Ха! Да они не успели сделать и шага, как рукава подаренных черкесок неожиданно выросли, связавшись узлом у них за спиной. Прекрасные глаза хозяйки сакли вдруг стали жёлтыми, словно у волчицы, а в уголках пухлых чувственных губ сверкнули клыки.

– Куда же вы спешите, гости? Разве я не нравлюсь вам, разве не сладки мои поцелуи, разве я не красива, разве не восхитительно моё тело? Присмотритесь получше, пока я буду танцевать и петь для вас…

Волчья шкура дрогнула, грозя упасть вниз, руки девушки поднялись у неё над головой, и, плавно извиваясь в танце, она запела низким бархатным голосом. Текст старинной кавказской песни был примитивен, но по рифме и смыслу вполне мог дать фору современной попсе:

 
Не захотел ты меня выслушать,
Поспешил повернуться спиной.
Не захотел слёзы мои высушить,
Не остался навеки со мной…
От рыданий намок мой платок,
В разлуке заперт сердца замок.
Увёз ключ слишком гордый джигит,
И сердце моё без него болит…
Всё больше и больше ранима тобой,
Извечною болью, печальной судьбой,
Что забудет тебя душа, не верила,
Долго ходила я, ища твой след.
Любовью своей всю землю измерила,
Но тебя здесь нет, нигде тебя нет!
От рыданий намок мой платок,
В разлуке заперт сердца замок.
Увёз ключ слишком гордый джигит.
И сердце моё без него болит…
 

На последних строках волчья шкура таки упала под ноги роковой красотке, а в её руках вдруг оказались два здоровенных мясницких ножа. Варево в котле забулькало ещё сильнее, и на поверхности похлёбки показалась отрезанная кисть человеческой руки…

– Нам кобзда… – зажмурившись, честно признали Вася и Заур.

Но в этот момент в двери постучали. Очень вежливо и деликатно, но копытом. Ведьма Горбож, гроза и ужас гор Кавказа, обернулась с такой скоростью, что чёрные косы её свистнули в воздухе со скоростью неумолимой чеченской шашки.

– Тот, кто помешал бабушке кушать, сам станет её добычей, – нежно протянула она, делая шаг вперёд, и… дверь взорвалась!

Сдвоенный удар ног двух могучих жеребцов, вороного и буланого, отправил красавицу пятками вверх прямиком в её же котёл. Брызги вперемешку со щепками взлетели до потолка, сопровождаемые отборнейшей вайнахской руганью.

В тот же миг дорогие черкески на студентах-историках обернулись дряхлыми сползающими лохмотьями, пышные ковры на полу – пожухлыми листьями, дорогой сундук – старой корзиной, а сама сакля – дырявым шалашом из камыша и веток. Прежним оставался лишь большой медный котёл, из которого вылезала на дымящуюся мокрую землю грязная голая старуха.

Ранее прекрасное лицо превратилось в уродливое собачье вымя, покрытое гнойными струпьями, жёлтые пеньки зубов торчали во все стороны, лысый череп едва прикрывали слипшиеся пряди седых лохм, скрюченные пальцы на руках и ногах были непомерно длинными, а из спины торчали короткие чёрные шипы. Зрелище то ещё – умирать будешь, не забудешь!

Калужанин с владикавказцем не могли вспомнить, какая сила вынесла их из страшного места, кинула на хребет неосёдланным скакунам, заставив вцепиться в гриву, а вслед им неслось скрипучим старческим голосом, всхлипывающим от обиды:

– Я вам отомщу-у! Я вас везде найду-у! Я вас и на том свете резать буду-у! Вернитесь, а?!

Возвращаться не собирался никто – ни всадники, ни их отчаянные кони. И к удивлению Васи с Зауром, скакать им пришлось довольно долго, петляя узкими оленьими тропами. Странно – вроде ведь шли за красавицей какие-то пять-шесть минут, а обратная дорога заняла почти час. Может быть, ведьма умело отводила глаза и на самом деле жила далеко в горах, прячась от людей? Кто знает, этот вопрос так и остался невыясненным. Как, впрочем, и многие другие…

Считается, что литературные герои всегда должны всё знать. То есть раскрыть все тайны, развязать все узлы, распутать все нити интриги, чтобы в конце книги торжественно раскрыть привередливому читателю все карты. А уж задача читателя решить, что сказать: «Не может быть, не верю!» или же «Я так и знал, с самого начала!». Оба варианта стандартны и приемлемы.

Но жизнь обычно редко следует как литературным традициям, так и потребительским хотелкам. Она куда сложнее любой книги, а потому редко предсказуема и ещё реже раскрывает направо-налево свои тайны. Наберитесь терпения: быть может, когда-нибудь потом вы вдруг тоже попадёте в историю, и уж она-то будет предельно ясной, логичной и правильной с точки зрения любого критика. А здесь – увы…

* * *

Когда резвые скакуны вынесли друзей к тому самому ручью, где не так давно произошло достопамятное знакомство с ведьмой Горбож, на бережку, привалившись спиной к тёплому валуну, дремал дед Ерошка. Или, что вернее, делал вид, будто бы дремлет, положив ружьё на колени и не убирая ладони с курка. На приближающийся перестук копыт он слегка приоткрыл правый глаз. Потом потянулся, зевнул и улыбнулся:

– Долго ж вы гуляли, хлопчики! Ну да, расскажите старику, чё у вас тут за сшибка приключилась?

Барлога храбро открыл было рот, но потом решил предоставить первое слово товарищу. Всё-таки господин Кочесоков был в этих краях относительно местный и даже знал, как зовут заманившую их в гости ведьму. Старый казак слушал внимательно, ни разу не перебив, не задавая вопросов и не хмыкая с пренебрежением – типа, брехня! Более того, он даже впервые посмотрел на друзей с заметным уважением. Всё-таки они сумели справиться сами.

– От я-то себе по хозяйству хлопочу, как слышу, лошадки-то вроде разыгрались. Пошёл к загону – глядь, ваши двое ажно на дыбки встают, ровно-от рвутся куда! А и дай, думаю, выпущу. Говорят, конь за хозяина завсегда беду чует. Э-эх, рванули так резво, что чуть ветром с меня папаху не сдуло! Вот ведь, животина, а разум и сердце имеет…

Василий обернулся к своему жеребцу, широко распахивая объятья, и буланый прижался к нему всей грудью, как к брату. Заурбек так же обернулся к вороному, подошёл к нему, что-то зашептал на ухо, и непокорный конь склонил голову ему на плечо. Они простояли так довольно долго, покуда подпоручик не догадался спросить:

– А где Татьяна? Она ведь вроде охраняла нас из-за кустов.

– Внучка моя? Дак там же и спит в обнимку с ружьецом. По правде сказать, отродясь за ней такого не помню. Ровно чародейство какое.

– Так её разбудить?

– Отчего нет? – простодушно кивнул старый пластун. – Тока осторожно.

– Я буду нежен.

Первокурсник и обернуться не успел, как Барлога с хрустом вломился в кустарник на пригорке, а секундой позже вылетел оттуда кубарем, сияя шёлковыми подштанниками, словно цирковой медведь. Следом за ним вышла разгорячённая со сна казачка.

– За что?! Ничего не сделал, подошёл тихо, склонился к ушку, говорю шёпотом: «Пора, красавица, проснись…», а она сразу по шее! Совсем никакого романтизма!

– Скажи спасибо, чё не убила на месте, – ровно ответила Бескровная. – Дедуль, а что ж солнце так высоко? Сморило меня, да?

– Может, и так, – пожал плечами дед Ерошка. – А тока вот татарин-то говорит, будто бы они с офицериком к ведьме вайнахской в гости захаживали. Храни Господь, что-от живыми выбрались. Навродь, ничего полезного не откушено, ась?

– На первый взгляд, нет, – переглянулись студенты.

– Чудные дела-а-а, – пожала плечами дедушкина внучка. – А мне будто горсть песку кто в глаза насыпал, вроде протёрла, и…

В древних легендах говорится, что коварная людоедка старуха Горбож прославилась в плохом смысле на весь Кавказ, подкарауливая и заманивая в свой дом одиноких путников. Там она кормила и поила их, одаривала подарками, а уж потом убивала и ела. Обычное дело. Но вроде как эта тема действительно касалась лишь мужчин, а женщин она не трогала.

Теперь же получалось, что ведьме вполне хватало колдовских чар наслать сон на девушку с ружьём, чтоб та не мешала её чёрным планам по каннибализму. В общем, проконсультируйтесь у специалиста – вдруг хоть кто-то в горах знает правду не из интернета, а от бабушек и дедушек. Благо на Кавказе до сих пор хватает долгожителей.

* * *

Ануннаки лишь дважды использовали силу за всё время своей колонизации голубой планеты. Тиамат была достаточно молода, а заселяющие её народы отличались первобытным строем, примитивной племенной культурой и склонностью к агрессии. Возможно, это было связано с краткостью их жизненного цикла, ведь подавляющее число аборигенов находилось лишь на первой ступени перехода от дикого зверя к высокоорганизованному животному. Их мыслительный процесс был чрезвычайно упрощён, а язык скуден. К чему воевать с такими? Их достаточно запугать.

Межпланетные корабли увозили с планеты нужные им минералы и полезные ископаемые, а взамен щедро расплачивались доставкой «богов». Боги в свою очередь обучали жрецов, демонстрировали «чудеса», воспитывали вождей, организовывали локальные войны и управляемые конфликты, контролируя таким образом численность покорного населения. Но иногда приходилось применять силовые решения. Обычно было достаточно уничтожить пару тысяч туземцев, чтобы остальные на столетия запомнили «гнев богов»…

– Инструкция предполагает сначала использовать жрецов, потом чудеса, потом запугивание и лишь в самом крайнем случае применять огонь.

– Всё верно, коллега, но кто напомнит об этом Верховному?

– Мы все.

– Все – значит никто.

– Вот наши отчёты. Показания жрецов и их мнение о смене языческих традиций в переходе на единобожие существенно меняют дело. К словам стариков относятся с прежним уважением, но не безоговорочно. Они нам не помогут.

– Тогда чудеса?

– Ну, собственно… Чёрные абреки, соколы видеонаблюдения, джинны, Мать болезней и прочие наши киборги и есть те самые «чудеса». Аналитический институт межпланетных наработок даже не предполагал, что вдруг может потребоваться нечто иное.

– Да, взрывами и лазером тут уже вряд ли кого запугаешь…

– Что говорит сам Чёрный Эну?

– Бвана готовится к войне.

– Нас слишком мало.

– Его это волновало хоть когда-нибудь?

– Действительно…

* * *

Когда вернулись в секрет, дед Ерошка указал внучке на котелок не успевшей остыть каши, и Татьяна послушно взялась за раскладывание мисок, деревянных ложек, сухарей и зелени. Также из запасов на свет показались сало, дикий чеснок, сухари и четыре кружки под чихирь.

В качестве наказания за проступок понурую девушку отправили есть на пост, а трое мужчин вольготно расположились в пещере у костерка. Вася с Зауром переоделись, вооружились, и когда с кашей было покончено, а слабенькое винцо ещё плескалось в кружках, Барлога не удержался:

– Вообще-то я думал, вы её нагайкой накажете. Как нас. Ну, за сон на посту.

– Девку нагайкой никак нельзя, – нравоучительно пояснил старый казак. – Полюбит боль, дак потом такое в постели устраивать начнёт, хоть всех святых выноси…

– А я думаю, она не виновата, – вставил своё слово и владикавказец. – В конце концов, это чисто наш косяк. Повелись, как два лоха озабоченных! Всё же сразу было видно: не ходят чеченские девушки за водой в одной ночнушке, не тащат в дом двух парней сразу, не задаривают с порога, не пляшут перед ними в непристойном виде. Это же горы, а не Москва, прости господи!

– Ну, ты на города-то русские тоже зря не клепи. Люди везде разные…

– Неужели?! Сколько помню историю, это вы пришли на Кавказ, а не Кавказ пошёл на Россию! Вы жгли аулы, вы истребляли племена, вы обрекали горцев на голод, заставляя покидать насиженные места!

– Добавь ещё – вы мирили народы, вы строили школы, вы открывали больницы, вы создавали города, – поддержал друга Василий, но в голосе его проскальзывало раздражение. – Ты ж почти историк, Заурка! Восемнадцатый-девятнадцатый век – это время строительства империй по всему миру. Все вокруг друг друга завоевывали, всё полыхало, такова историческая данность. На хрена нам тут националистические провокации разводить?

– Я… тебе… не Заурка-а-а!

Первокурсник вскочил на ноги, рванув кинжал из-за пояса. В этот момент он был готов зарезать всех, хотя спроси его, зачем и почему, вряд ли бы он чётко определился с ответом.

Барлога медленно потянулся к сабле, но дед Ерошка даже бровью не повёл. Он и так прекрасно знал, что сейчас будет. Смысл-то зазря суетиться?

– Руки подними, – холодно раздалось сзади, и меж лопаток господина Кочесокова ткнулось дуло черкесской винтовки. – Тока дёрнись, татарин, в единый миг душу вышибу, к гуриям в рай!

Заур нипочём не мог бы сказать, какая сила заставила его вопреки голосу разума не подчиниться, а резко нырнуть вниз, развернуться, взмахнуть кинжалом, и… Отработанный удар прикладом в лоб отправил его в глубокий нокдаун.

– Ништо, оживеет! Я ж вполсилы, – хладнокровно прокомментировала Татьяна, скорее для подпоручика, и передала винтовку деду. После чего умело развернула тело студиозуса носом вниз, связала ему руки за спиной его же наборным поясом, прижала коленом и только потом уже спросила:

– Что у вас тут случилось-то? Он с ума чё ли съехал, на своих с кинжалом бросаться?

– Ума не приложу, внученька! – покачал головой старый пластун. – Вроде как сидим мирно, трапезничаем, винца-от трошки пригубили, а парня-то вдруг и понесло по ухабам! Хорошо ещё царя материть не стал, уберёг-от его боженька…

– А ты чего молчишь, офицерик? Твой кунак тебя чутка не зарезал!

– А я думаю, – многозначительно протянул Барлога, уставившись невидящим взглядом в потолок. – Вспоминаю, пытаюсь сообразить, выстроить дедукцию, то есть соединить причинно-следственные связи в единую логическую линию.

– Дедуль, так, походу, у нас уже два линейца умом тронулись, – повертела пальцем у виска красавица-казачка. – Ты их больше к ведьмам-то не пускай. На башку жидковаты оба.

– Ага! Вот оно! Вспомнил! – Василий едва не подпрыгнул на месте. – Вспомнил! Она его поцеловала! Дада, прямо в губы, чмоки-чмоки, и всё! Что, если поцелуй этой вашей красавицы-старухи Горбож мог слегка заколдовать моего друга? Огнище, да?!

Все задумались, посовещались и признали, что вполне возможно. В Кавказских горах и не такая мистика имеет место быть, так чего уж…

– Вопрос лишь в том, что делать дальше?

– Дак и нет тут никакого вопроса, – тонко улыбнулся старик. – И тайны особой нет. В сказках-то завсегда клин клином выбивают!

– В смысле? – заинтересовался второкурсник, а Бескровная покраснела, как снегирь.

– Ну, энто без меня, дедуль!

– Да как без тебя-то? Татарина нашего не мужик-от целовал, а баба. Стало быть, и заклятие вашим бабским поцелуем снимать надобно.

– Действительно, – поспешно влез Барлога. – Некая доля разумности в этом есть, я полагаю, стоит хотя бы попробовать.

– Вот ты и пробуй, свиристелка столичная!

– Не вовремя ты, Танька, жадовать[33]33
  Жадовать – жадничать (казач.).


[Закрыть]-от стала! Уж прояви по случаю христианское милосердие, чмокни парнишку-то…

– Бесите меня оба-а! – рявкнула девушка, но в этот момент господин Кочесоков умудрился развязать ремешок и с диким визгом бросился в атаку.

Дед Ерошка увернулся неуловимым круговым движением, а вот зазевавшийся поручик не успел. Грозный Заурбек смёл его в угол, словно соломенную куклу, повалил на спину, прыгнул коленями на грудь и начал душить. Василий захрипел, в пальцах владикавказца, сомкнувшихся на его горле, появилась неожиданная, нечеловеческая сила.

– От не приведи Господь, вы про то хоть кому расскажете, – хрипло оповестила мрачная казачка, резко разворачивая голову первокурсника и запечатывая его губы долгим поцелуем.

Заур обмяк с первой секунды, бешеный огонь в его глазах погас, руки ослабли, а гримаса ярости на лице сменилась выражением блаженства…

– Тьфу! – Татьяна выпрямилась, рукавом черкески вытирая пухлые губки. – Дайте чихирю теперь, что ль, аспиды!

– Эй, хлопчик, а ты в себе ли? – заботливо переспросил старик-пластун.

Студент поднял на него удивлённые глаза:

– Да. А почему я на Васе сижу?

– Меня это тоже интересует, – прохрипел подпоручик, проверяя сохранность кадыка. – В следующий раз не фиг с ведьмами целоваться!

– Вы о чём?

– Слезь уже с меня, небритый извращенец!

Молодой человек с невнятными извинениями поспешил вскочить на ноги и подать руку старшему товарищу. Пока дед Ерошка, приобняв Заура за плечи, рассказывал ему, что тут произошло в последние пять-десять минут, Барлога подошёл к Татьяне. Девушка залпом приканчивала уже вторую кружку разбавленного вина.

– Ты извини нас. Неудобно получилось как-то… – нужные слова находились не сразу, да и те всё равно были не совсем подходящими. – Нельзя было тебя заставлять его целовать, понимаю. Просто… ну, на тот момент ничего другого в голову не пришло… Глупо всё, да?

Татьяна кивнула.

– Прости. Я виноват.

Девушка кивнула дважды.

– Хочешь, дай мне по башке. Так будет честно.

– Хочу. Очень хочу, офицерик! Но честно вот так будет. – И она так же страстно и долго поцеловала обалдевшего Василия. Потом обернулась и глаза в глаза предупредила: – Я за сон в дозоре сполна рассчиталась. Ежели кто опосля руки распустит, переломаю!

– Моя внучка, – с гордостью протянул дед Ерошка, когда горячая красавица, поправив папаху, решительно вышла из пещеры, на ходу прихватывая верное ружьё.

– Давно хотел вас спросить, – махнув рукой на заторможенного друга, господин Кочесоков повернул разговор со стариком в другую сторону, – Бескровная – это прозвище, кликуха, псевдоним, погоняло или всё-таки уже фамилия?

– Татьяна-то мне по матери внучка. Батька её лихой атаман был, из Бескровных. Старый казачий род. А прозвище-то у них такое от того, что атаман-от кровь своих бережёт. Скока в поход взял, стока и вернул!

– Ох, мы с Василием думали, что она у вас без крови всех убивает – ну там, душит или ядом травит. А это фамилия, получается? Ух ты…

– У казаков-то много необычных фамилий, – хмыкнул в усы старик, огладил бороду, припоминая, и зачастил: – Дурындин, Полубес, Цепляев, Твердохлебов, Растеряев, Раздайбеда, Тюрьморезов, Дерикозов, Кривоплясов, Вислоухов, Бураков, Кривозубов, Косоротов, Гнилопуз, Желтобрюхов, Хромушин, Недомерков, Косой, Ноздря, Сопляков, Разоглядов, Кадигроб, Сгорихата, Перебейнос, Недорубов, Толстобров, Ширинкин… Дак-от продолжать долго можно, кажная фамилия от прозвища идёт, а прозвища те люди не задаром раздают. Иное и заслужить надобно!

– Ого! – только и выдохнул студент-первокурсник.

Хотя чего там особенно удивляться-то? Практически у всех народов клички переходили в фамилии, многие наивные люди в старые времена специально шёпотом давали ребёнку истинное имя (для себя и близких) и глупое, смешное, нелепое прозвание, чтобы отпугнуть и обмануть злых духов. На самом деле, рассуждали они, есть ли смысл изумлённому бесу вредить человеку, которого зовут Косой или Гнилопуз? Ему вроде как и без того уже досталось по жизни. Но истинное имя быстро забывалось, а вот кличка приклеивалась намертво – не смоешь, не отдерёшь!

…А вот уже вечером, за ужином, когда у маленького костерка мирно собрался весь отряд, все четыре души, будущие историки (историки из будущего?) наконец-то смогли толком поговорить по поводу предложения маленького шайтана. И хоть на первый взгляд, обсуждать-то было особо нечего – за Линией вольготно расположился некий общий враг, коего по-любому надо гнать – но можно ли объединяться с нечистым для достижения праведной цели?

Классики русской литературы, в лице Пушкина и Гоголя, утверждали, что не стоит. В конце концов, для любого верующего человека главное в его кратком пребывании в земной жизни, это спасение собственной бессмертной души. А какое может быть спасение, если ты заключил богомерзкий союз с чёртом, бесом или шайтаном? Правильно, никакого.

С другой стороны, для всякого военного человека, как и для всякого настоящего мужчины – долг и честь – не пустые слова. Есть приказ генерала Ермолова «подвинуть Линию», сделать передвижение русских войск максимально безопасным, разобраться с тайными и опасными чудесами в Кавказских горах. И если для достижения поставленной цели нужно на время объединить светлые силы с тёмным воинством, то возможно, такой грех им полковой поп, скрипя зубами, но отпустит?! Так что, да, пожалуй, поговорить было о чём.

– В конце концов, в том же Мёртвом ауле Ахметка нас здорово выручил.

– Так-то оно так, офицерик, да-от не выведи я лошадок вовремя, покойнички в том ауле до сих пор бы ваши с кунаком косточки грызли…

– Вах, зачем так страшна гавариш, уважаемый? Пачему такой вещи впаминаиш? Вэсэла была, пели все, обнимались, дружыли, падарки дарыли, лезгинка-а танцэвали, э-э?!

– Ну, я энтого не видала, не при делах, дура баба, волос длинный, ум короткий, девке на войне не место, с советами не лезу, решайтесь сами, а вот коли вдруг понадобится в кого пальнуть, тока пальцем ткните.

– Стало быть, с божьей помощью, берём вашего Ахметку в честные сугласники[34]34
  Сугласник – единомышленник, соучастник (казач.).


[Закрыть]?

В общем, решение было принято достаточно быстро, единогласно и без особых прений. Два наших современника особыми комплексами веры не парились, а казаки, будучи войском иррегулярным, первыми разведчиками и застрельщиками, тем паче были привычны к разумному компромиссу. Нравится – не нравится, спи, моя красавица!

Так что перекрестились, плюнули и пошли на службу. Всегда так было, а кавказские традиции благородного куначества порой собирали под одним знаменем самых заклятых врагов. Ну, а как и что дальше будет, потом поглядим – бог не без милости, казак не без счастья!

– Давайте, хлопчики, зовите своего шайтана-то. Будем вместе думку думать, как за тут Линию пойти, да-от своими ногами назад возвернуться.

– Шикардос! – Василий обернулся к Зауру. – А как его позвать?

– Чего вы на меня так смотрите? Мне-то откуда знать?

– Ну, ты его… как это, не приятели, а… короче, ты с ним ближе общаешься, чем я!

– Ах, вот, значит, как… Сейчас соберусь с мыслями… Зачэм неправда сказал?! Пашёл ты в глубокий ущэлий, старий баран в жирный курдюк цэловать, да!

Оба студента вновь вскочили на ноги, хватая друг дружку за грудки. Видимо, в самом воздухе гор Кавказа всё-таки разлита какая-то неуловимая глазу весёлая агрессия. Чисто ради эксперимента, попробуйте произнести перед зеркалом: «Зарежу, как шакала!», и в девяносто девяти процентах вы произнесёте эти слова с кавказским акцентом. Да, так бывает…

– Танюша, внученька, – не вставая с камушка попросил дед Ерошка. – Поддай жару!

Девушка молча кивнула, а потом пошло моталово, перекидалово и отпиналово.

Молодая казачка, не деля на правого и виноватого, честного и нечестного, хорошего и плохого, так отходила обоих гостей из будущего, что приходи, кума, любоваться! Она крутилась винтом, приседала едва ли не в шпагате, била коленом в грудь, цепляла носком ноги противника, встречая его на локоть в переносицу, перебрасывала через спину, валяла по полу, заставляя глотать пыль, и если б парни одновременно не подняли руки, экзекуция продолжалась бы хоть всю ночь до утра.

– Да чего мы сделали-то?! – наконец, едва ли не дуэтом возопили оба, прячась за спиной старого пластуна.

– На службе ссориться грех, – наставительно протянул казак. – От Танька вас и поучила уму-разуму. Заодно, глядишь, и уроки какие ни есть запомните.

– Ты, офицерик, бороться горазд, да открытый слишком, хитрого удара не ждёшь. Хоть в горло, хоть в живот, хоть в пах тебя бей, – охотно добавила даже не запыхавшаяся дедова внучка. – Татарин, наоборот, в кулачки дерзает, а тока горяч слишком, про ноги не думает, подсекай его да и клади затылком в камень! Ну ништо, за неделю, поди, обоих вас выучу.

– Тоже мне, сенсей в юбке.

– Добавки хочешь?

Барлога уже закусил удила, но господин Кочесоков каким-то чудом удержал приятеля. Хотя, возможно, Вася хорохорился чисто из принципа, нарываться на лишние тумаки было не в его жизненных приоритетах. Единственный сын в семье, последний продолжатель фамилии, Василий в целом рос вполне себе мирным и очень воспитанным, хотя и избалованным ребёнком, но перемещение во времени и реальное участие в театре Кавказских войн за считанные дни или даже часы сделало его другим человеком.

С другой стороны, возьмите самого тихого, спокойного, интеллигентного юношу, переоденьте его в военную форму, дайте коня и саблю в руки, так у него мгновенно выпрямится спина, заиграет взгляд, развернутся плечи, в бровях лихой изгиб сообразуется, и ведь не узнать – прям Аника-воин! Хоть сейчас с эскадроном трубачей на турецкий фронт! Мужчины, они существа с сюрпризом…

Остаток вечера оба студента провели за тренировками рукопашного боя и основ владения холодным оружием. Для Заура было новостью узнать, что кинжал надо держать тремя пальцами, мизинец лишь контролирует рукоять, а большой палец направляет удар. Резать предпочтительнее, чем колоть, а уж если взялся за кинжал, то непременно бей! Пугать глупо и смешно, пока ты «грозишь», тебя десять раз по-настоящему зарежут без всякого предупреждения.

Подпоручик в свою очередь уяснил, что рубить саблей надо под математически выверенным углом в сорок пять градусов, рубящий удар предпочтительнее колющего. Долгие фехтования в горах не в чести, здесь ценится скорость и точность удара. У кавказской шашки иной отвес и балансировка клинка, что тоже требует специальных знаний. В конном бою проще уклониться, чем парировать, но если двое джигитов несутся в сшибку, то управление лошадью решает больше задач, чем длина или острота клинка. Ну и определённое равнодушие к смерти тоже играет свою роль.

Многому нужно было научиться здесь и сейчас, теперь и сразу, потому что даже если ты очень хочешь вернуться в своё время домой, то хотя бы сумей выжить до этого момента…

– Всем спать, – хлопнул в ладоши старый казак. Зевнул, перекрестился и взял ружьё. – До полночи постою, потом внучка моя, за ней ужо татарин рассвет встретит.

– А я? – приподнялся Вася.

– А ты отдыхай, твоё благородие! Про тебя службишка завтра будет.

– Опять чёрных абреков выманивать?

– Догада-а…

Подпоручик расплылся в самодовольной улыбке: приятно ведь, когда уважаемый человек хвалит тебя, называя умным и догадливым.

Спать укладывались в одежде, не снимая сапог, положив оружие рядышком – мало ли что? Во время кавказских кампаний военные вскакивали по первой же тревоге, а казаку в секрете необходимо быть вдвое более бдительным. Горы редко дают второй шанс, воронёный кинжал не склонен к жалости, а безымянные ущелья и быстрые реки всегда голодны…

Когда студенты уснули, Татьяна вышла из пещеры.

– Дедуль, иди-ка и ты приляг. Я одна отдежурю.

– Выспалась, чё ли?

– Ну, деда-а…

– Шуткую, – беззлобно и даже с какой-то лёгкой печалью хмыкнул казак. – А что ж, когда линейцев нашихто целовала, какой те больше глянулся?