Текст книги "Линейцы"

– Заурбек, дорогой, если я тебя чем обидел, бог меня простит! – несколько нервозно, а потому путаясь в посылах, начал Вася. – Чего они все на нас смотрят и зубами щёлкают?

Молодой человек неопределённо пожал плечами: как владикавказцу, ему были знакомы определённые традиции черкесских или чеченских свадеб, но вот как происходит бракосочетание у живых мертвецов, он знать, естественно, не мог.

– Понял, не осуждаю, сам такой. Эй, шепелявый, хоть ты скажи, что нам делать-то надо?

– Будешь обзыватьця, вообсе нисего не буду говорить!

– Ого, да ты фанат «Места встречи»?

Ахметка громко фыркнул и, не оборачиваясь, выдал минимальные объяснения:

– Я-то шам женитця не хосу, молодой иссё, не нагулялся. Но инасе никак, инасе они вас жагрыжут, а кунаков жениха ешть нелься – примета плохая…

– Командуй, – тихо предложил господин Кочесоков, и подпоручик согласно кивнул.

Маленький шайтан подтянулся, поправил наборный пояс черкески, важно выпятил небритую нижнюю челюсть и чудесным образом умудрился подмигнуть направо-налево одновременно:

– Мештные расговаривать не могут, у них яжыка-то нет, но я их и так понимаю. Фы мои кунаки, фам нушно рядом со мной итти, родителям подарки дарить, нефесту украсть, мне передать, потом иссё плясать надо, фино пить, ф зфёзды штрелять…

– Никаких ругадзе, только веселидзе? А чего, огнище! Меня всё устраивает. – Господин Барлога в предвкушении потёр ладони. – Когда кормить-то будут?

– На швадебном пиру, но фам это лусше не кушать. Штарое мясо, швежего на кладбище нету. Нефкушное оно, а фы фкусные, но фас ешть нелься – кунаки жениха, да?!

– Да, да, мы такие, – поспешно закивали оба будущих историка.

После чего они мысленно прикинули все возможные пути бегства, признали, что до сарая с лошадьми не доберутся, поскольку на пути слишком много скелетов, а опыта в разгоне шумных толп что у того, что у другого кот наплакал. Меж тем от общей массы жителей аула в сторонку выдвинулись две группы, агрессивно клацающие друг на друга уцелевшими зубами.

– Шпорят меж шобой, какую невешту для меня фыкапывать. У отних богатая, у тругих лучше шохранилась.

Учитывая, что в данном вопросе «лучшая сохранность» обозначала лишь большее количество полусгнившей плоти на костях, студиозусы дружно отдали бы предпочтение «богатой». Но их мнения покуда никто не спрашивал.

Меж тем скелеты разгорячились, и в ход пошли кинжалы. Пару минут шестеро или семеро покойников упоённо резали и тыкали друг дружку. Потом, вспомнив, что толку с этого ноль, все как-то успокоились и вместе принялись раскапывать чью-то заброшенную могилу. Потом вторую, потом третью, потом…

– Ставлю на богатую.

– А я на красивую.

– Да вы извращенец, батенька…

– Я эстет!

– Эй, фы сего? Фы ж о моей нефсте сейсяс говорите! Прояфите фежливость, э-э…

Заур с Василием мгновенно заткнулись, делая вид, что прониклись важностью момента.

Оба семейства скелетов с почётом выдернули из каменистой земли почти целый позвоночный столб, из другой ямки принесли череп, и под добрую мелодию неубиваемой лезгинки с разбегу пошёл внахлёст конструктор «Лего». Кто-то подавал рёбра, кто-то собирал по пальчикам руки, кто-то ноги, кто-то фаланги и предплюсны, какая-то безносая женщина в обрывках платья, крайне смущаясь, принесла две тазовые кости.

Работая шумно и по-кавказски эмоционально, управились со всем этим добром, включая одеяния и украшения, примерно за полчасика, после чего новоявленную «красавицу» в сопровождении братьев-джигитов представили дорогому жениху. Типа, вот, компромиссный вариант!

Ахметка важно поклонился и шепнул:

– Надо кинсалами приподнять фуаль на лице нефесты. Только шмотрите, черепушку ей не посарапайте!

– Мы осторожненько…

Парни взяли себя в руки, Заур вытащил из ножен длинный однодольный кинжал, Василий за неимением оного потянул офицерскую саблю. Зурна стихла на протяжной, полупридушенной ноте, и под барабанную дробь два стальных клинка деликатнейшим образом приподняли полуистлевшую длинную тряпочку над жёлтым челом брачующейся. Приподняли и… опустили.

– Мы не в силах смотреть на такую красоту, – громко объявил Барлога, прикрывая спиной приятеля, которого едва ли не вытошнило прямо при свидетелях на черкеску жениха. – Боимся ослепнуть! Как это по-вашему… э-э… мамой клянусь, да?!

Толпа мертвецов в едином порыве захлопала в ладоши, затопала ногами и разразилась восторженной стрельбой в воздух. Видимо, Вася умудрился найти единственно правильные слова, понятные и приемлемые для услады слуха истинных горцев. И похвалил, и отвернулся, не оскорбив девичьей чести, не задел ничьей гордости и не подвёл жениха, сохранив перед всеми его высокое достоинство! Даже сам маленький шайтан одобрительно поцокал языком, словно бы подтверждая удачный выбор кунаков.

Двое прихрамывающих мертвецов с длинными седыми обрывками волос на нижней челюсти с поклоном встали перед ребятами. Один протянул Зауру узкий кинжал в серебре, а второй передал Васе длинный шнурок, сплетённый из разноцветных шёлковых нитей, с петелькой на конце.

– Это что?

– Это старейсины аула, подарки фам дают, поклонитша надо, – подтолкнул Ахметка.

– А почему ему кинжал, а мне какая-то верёвочка?! – простонал подпоручик, но господин Кочесоков быстро заткнул ему рот:

– Молчите и кланяйтесь! Это не верёвочка, а вручную сплетённый шнур для пистолета. Дорогая вещь, между прочим! Один конец цепляете к ремню, другой к рукоятке, и если в бою оружие упадёт, то не потеряется – всегда подтянуть можно.

– Ага, – вырвался Вася, – если он такой ценный, давай меняться!

– Вам кинжал по форме не положен. И вообще, что за детсадовские капризы? Дарёное не дарят, бэ-э-э…

Скелеты, убедившись, что подарки приняты, зачем-то полезли обниматься. Василий и ухом не повёл, а более впечатлительному Заурбеку от одного трупного запаха вдруг резко стало плохо. Старейшины аула пожали плечами и отошли в сторону. Маленький шайтан поклонился им вслед и обернулся к парням.

– Что дальше? – деловито спросил подпоручик, убрав шнурок в карман.

– Нефеста пражднует ш мужчинами, а мы с женсинами.

– Разве не наоборот? – кое-как просипел приходящий в себя господин Кочесоков. Цвет лица его колебался от бледно-голубого до лимонно-зелёного, но вытошнить всё-таки вытошнило, а это уже неплохо.

– Это у фас, людей, наоборот, а у нас, несистой силы, фсё по-другому. Да и сего фы, с дефчонками фсегда праждновать феселее! Ошобенно как напьются, так у-у-ух-ай-й!..

Пританцовывающие скелеты вновь разделились на две неравные группы. Мужчин в папахах и черкесках явно было больше. Стреляя в воздух, они дружно расселись прямо на кладбище, выкапывая заранее припрятанные бурдюки с вином, кувшины с аракой или меха с бузой.

Женщины в длинных платьях (если так можно сказать про лохмотья), шёлковых платках на головах, с украшенными золотыми бляшками поясами и монистами, лебединым шагом направились в противоположную сторону, к пустому дому у реки. Там они оккупировали большой двор, расселись по-турецки кругом и, ритмично раскачиваясь, начали молча открывать и закрывать рты…

– То есть это они поют, да? – осторожно предположил Василий, поскольку безмолвное качание из стороны в сторону, с распахнутыми челюстями, выглядело несколько пугающе. Если, конечно, толпа недосгнивших скелетов в драном тряпье, отводящих душу в кружке хорового пения, способна хоть кого-то напугать.

– Крашивая пешня, так шладко сепляет за сердсе! Сейсас расскажу…

Смахнув невольную мужскую слезу, новоявленный жених попытался перевести текст на русский, одновременно рифмуя и притоптывая в такт мелодии. Признаем, что школа классической поэзии Державина, Грибоедова и Пушкина не прошла даром:

 
Мне сёстры шептали: «Не будь глупой!
Он лишь играет, он обманет твоё сердечко!»
Но я не верю, что этот вечер настанет,
И я лечу, словно бабочка, на его свечку!
У него кабардинец и потёртая черкеска,
Он груб, невоспитан и шутит так резко.
Но меня тянет его шайтан-характер!
Если братья узнают…
Надо быть аккуратней!
О-о-о-о, очень хорошо!
А-а-а-а, совсем хорошо!
Ой-ё-ё-ё, а сюда не хорошо-о-о!
 

Василий оценил и даже ободряюще улыбнулся, а вот Заур никак не мог отделаться от мысли, что нечто подобное он уже слышал. И мелодия похожа, и слова, и общая дебильность «стихов» напоминали о совсем недавней попытке забыть, выкинуть это из головы, навсегда избавиться от чего-то такого, что являлось модным рингтоном на смартфоне его девушки…

– Не-е-ет!

– Ты чего орёшь?

На молодого человека в изумлении уставились все, включая мгновенно заткнувшийся хор скелетов. Господин-студент выдохнул горячим паром в две струйки через нос, его оленьи глаза яростно сверкнули под чёрной папахой:

– Танец с невестой! – громко крикнул он, заталкивая подаренный кинжал за пояс.

Толпа мертвецов мгновенно вскочила на ноги, хлопая в ладоши в ритме терской лезгинки. Из передних рядов скромно вышла недавно собранная красавица, прикрывая лицо и румянец на жёлтых костях скул. Господин Кочесоков широко раскинул руки в сторону и отчаянно храбро прыгнул в центр круга…

Если любой итальянец уже по рождению оперный певец, то нет такого кавказца, который не умел бы плясать лезгинку! Заурбек никогда не посещал танцевальный кружок имени Махмуда Эсамбаева, ведь родители молодого студента выросли в интеллигентной городской среде, чурающейся шумных посиделок с гитарой, гармонью и осетинскими барабанами. Так откуда же за спиной этого вежливого юноши вдруг выросли бурые орлиные крылья?

– Асса-а! – совершенно не в духе «Ассы» выкрикивал Заур, на цыпочках кружась вокруг медленно плывущей невесты.

Его глаза горели, оскаленные зубы сверкали белоснежной улыбкой, полы черкески взлетали вверх, из-под стареньких чувяков буквально летели искры, а в груди полыхал бешеный огонь.

Лезгинкой не наслаждаются, как вальсом, в ней не возбуждаются, как в танго, ею не тешатся, как детской леткой-енкой – нет, лезгинкой живут! По-настоящему научиться танцевать её невозможно, ведь она требует воистину железного здоровья, идеального владения своим телом, умения импровизировать по ситуации и вдохновению, но самое главное – нужно всего лишь родиться с этой дикой и прекрасной музыкой, пульсирующей в крови…

– Заурка, извини, пардон, экскьюзми, прости меня всего и сразу, но я тебя ангажирую! – Ненамного старший товарищ уверенной рукой поймал лихого танцора за воротник и развернул к себе лицом. – Начались в деревне танцы, баз нагана не ходи! Ты чего тут устроил, кунак?

Только сейчас до господина Кочесокова вдруг дошло, что танцует он не с одной невестой. Практически все женщины вышли в круг, зачарованно нарезая круги поближе к вкусному живому партнёру, а мужчины-скелеты, прервав собственные посиделки, явились на танцульки настолько поддатыми, что едва держались на ногах. Многие так и покачивались, держась друг за дружку и стоя в винных лужах.

– Вася, они же в накатый, в гавань, в стельку, в доску, в дым, в свинину, в щебню, в синьку, в зюзю…

– Вусмерть, – кивая, закончил подпоручик. – Ты кино про пиратов с Джонни Деппом помнишь? Так вот, похоже, что америкосовский Голливуд бесстыже украл эту идею из ваших кавказских сказок. Смотри сам!

Заур посмотрел и нервно икнул два раза.

Да, на свадьбах положено пить. Эту традицию поддерживают почти все народы, но только у наших горцев она возведена в культ. Откуда скелеты брали вино, никому не известно, грабили разъездные алкомаркеты, наверное, но квасили они по-чёрному, попросту выливая содержимое бочонков, бурдюков и бутылок между верхней и нижней челюстями. Стекая прямиком по позвоночному столбу, хмельные напитки омывали тазовые кости и щедро орошали каменистую землю.

– Фах, как мои кунаки красифо с моей нефестой тансевали-и! – восхищённо протянул маленький Ахметка, потирая ручки. – Толька с другими зенщинами жачем? Не надо было, джигиты в ауле осень рефнифые, суть сто – сразу зарэжем, зарэжем…

Если это было предупреждение, то оно изрядно запоздало. Пьяные скелеты с кинжалами, пистолетами и шашками в руках замкнули круг. Похоже, звание кунаков жениха не так уж гарантированно защищало от голодных мертвецов. К тому же на Кавказе не принято просто так пить, надо ещё и закусывать, а двуногая закуска стояла прямо тут, открыто маня живым теплом.

– Они что, на серьёзных щах, собираются нас есть?

– Да-да, напомните им ещё и про щи!

– Тьфу, я не это имел в виду! Мы же невкусные!

– А если они умеют готовить?

– Хм, заинтриговал…

Суровые обитатели Мёртвого аула между тем продолжали методично сужать круг, ощетинившись в сторону наших незадачливых героев всяческим острым железом.

– Ахметка, что за дела? – возмутился Барлога, и опомнившийся шайтан мигом сунул два пальца в рот, по-разбойничьи свистнув на всю округу.

Мертвецы недовольно обернулись в его сторону, и в этот пиковый момент их плотные ряды разметало в стороны тройным тяжёлым ударом.

– А ну, по коням, хлопцы! – Весёлый дед Ерошка гарцевал на своём флегматичном гнедом жеребце, держа буланого и вороного в поводу. – Кавалерия-от подоспела!

Дважды просить никого не пришлось: даже сами лошадки, казалось, прониклись важностью боевой задачи, без малейшего каприза позволив влезть себе на спину, а там, как писал Алексей Толстой, «шашки наголо и даёшь, сукин сын, позицию!».

Не успевшие вовремя увернуться скелеты смачно хрустели под подкованными копытами, Вася и Заур орали дурным голосом, старый казак демонически хихикал в бороду, а довольный собой шайтан, так и не успевший завершить обряд бракосочетания, визжа на одной ноте: «Холоштой, швободный, незенатый, вай, как ха-ра-шо-о!!!», крутился, словно небритая девочка-припевочка на утреннике. Вся кавалькада вырвалась на главную улицу, а там…

– Рассвет! Кажись, успели оторваться!

Когда первые бледно-золотые лучи появились из-за голубых и зелёных вершин гор, живые покойники быстрее тараканов, толкаясь и перепрыгивая друг через дружку, кинулись прятаться по своим могилам. И пяти минут не прошло, как Мёртвый аул вновь стал таинственным, но совершенно безопасным местом. Честное слово, хоть туристов на экскурсии приводи!

Два будущих историка Барлога и Кочесоков так и стояли, развернув лошадей, пока солнечный свет гарантированно не обеспечил им свободную дорогу из проклятого селения. Казалось бы, всё, вырвались, второй раз их сюда никакими пряниками не заманишь. Но они уже потихоньку научились не загадывать далеко вперёд. И это правильно, кстати…

Дед Ерошка, скептически похмыкивая, пустил своего гнедого неспешным прогулочным шагом, но только выехал к лесу, как раздался выстрел. Старый казак мгновенно схватился за ружьё, но из леса навстречу выехала его внучка. Каурая кобыла, опустив морду, фыркая, била копытом – видимо, она не любила запах пороха.

– Чего стреляла-то, Танюха?

– Абреки часового своего оставили. Уходить надо.

Чернобровая казачка без лишних слов рванула поводья. Остальные кони, также не дожидаясь команды, пустились следом.

По лесу, вдоль Линии, узкой тропинкой между куширями[28]28
  Кушири – здесь: заросли бурьяна, колючей растительности (казач.).


[Закрыть], потом спешились и пошли на четвереньках в секрет… В общем, когда все выдохнули, почувствовав себя в относительной безопасности, два студента из двадцать первого века практически кинулись целовать родную землю пещеры. Потом жарко обнялись друг с другом, выдули по кружке чихиря для успокоения нервов, и с молчаливого разрешения старого пластуна просто рухнули спать на расстеленные пастушьи бурки. Ночка у них выдалась весьма бурная, а потому бессонная…

– Даже не поели.

– А чего ж, внученька, линейцы-от наши и глаз ни разу не сомкнули с прошлой ночи. Утомились с непривычки-от. Пущай уж…

– Ты б и сам прилёг, дедуль.

– Я-то и прилягу. Ты вот сперва доложись, что там да как по службе-то? Как здоровьечко Ляксея Петровича? Что казаки меж собой балакают? Скоро ли войне той конец?

Татьяна привычно уселась рядышком, накрыв ковром седло, сняла папаху и, приступая к чистке винтовки, начала короткий, но обстоятельный рассказ. Опустив дословную передачу текста, постараемся сконцентрироваться на главном. Останки «летающего джинна» были тайно вручены генералу Ермолову, а после матерных изумлений вкупе с жаркими молитвами облиты святой водой, разбиты молотками в прах и выброшены в пропасть.

Задача для двух линейцев под присмотром деда Ерошки оставалась прежней. То есть нужно было сделать всё возможное, чтобы к подходу передовых частей русских войск всякая нечисть, что балует в здешних краях, была приведена в чувство и борзеть свыше меры не смела. А до того момента с подпоручика и его татарина глаз не спускать! Чуть что не так, нагайкой по хребту, шуток не дозволять и о проказах всяческих докладывать незамедлительно! Ну, и за хорошую службу выдать ещё сухарей полмешка, фунт солёного сала, четверть водки, сахару, крупы по возможности.

– Полагалось ещё пороху да пуль, но я не взяла. И без того кобыла усталая. Пошла в ночь, чтоб не рисковать зазря, казачки наши до первых кордонов проводили. Смотрю, вас в секрете нет. Думаю, мало ли, вдруг помощь нужна? Винтовку на плечо закинула, да и махнула вдоль Линии налегке. Слышу, издали в Мёртвом ауле шум да стрельба, а за версту до него абрек в засаде дремлет. Ну, вот и…

То, что некоторое время назад она преспокойно пришила незнакомого ей мужчину пулей в затылок, красавицу не волновало ни капли. Вообще человеческая жизнь в девятнадцатом веке ценилась не слишком высоко, а уж на театре кавказских войн тем более. И дело тут не в особой примитивности или жестокости народов – просто сама жизнь в горах была слишком тяжёлой, чтобы всерьёз ей дорожить. Но и добровольно отказываться от нее никто не хотел…

Всё равно ведь люди жили! Всякие, разные, в горниле переплавки народов, когда сами горцы (чеченцы, лакцы, черкесы, осетины, адыги, кабардинцы и другие) давно считали пришлых казаков за своих, а казаки, не теряя своеобычия, всегда перенимали от соседей всё лучшее – одежду, манеру верховой езды, вооружение, пляски. То есть действительно в достаточно короткие сроки люди становились своими в доску, на уровне кровных родственников.

И если горячий кавказец в любой момент мог схватиться за кинжал, а казак в свою очередь тоже всегда был готов к бою, то русский солдат, стоящий меж ними, часто вызывал здоровую досаду и с той и с другой стороны. Известны случаи, когда местные станичники не позволяли заезжим гвардейцам наезжать на своих кунаков-горцев, стеной вставая на их защиту. Точно так же гордый чеченец был готов умереть с оружием в руках, не отдав на расправу тейпу[29]29
  Тейп – родо-племенное объединение у ингушей и чеченцев.


[Закрыть] своего гостя-казака! Ситуации были разные, люди разные, под одну гребенку всех не острижёшь, и не пытайтесь.

– А у вас тут что было, дедуль?

– Ох, кромочка[30]30
  Кромочка – здесь: родня; обращение к близкому человеку (казач.).


[Закрыть], легче уж рассказать, чего не было. Погодь, вот хлопчики встанут, да и сами тебе всё распишут по-книжному, они люди учёные, оба с образованием, их послушать – так и для самой себя-от чего полезного почерпнёшь.

– Шуткуешь, дед?

Старик простодушно пожал плечами, отправляясь придремать на пару часов. Его внучка вопросительно изогнула правую бровь, потом поняла, что продолжения разговора не будет, и молча вздохнула. При всех вольностях субординация и уважение старших у казаков всегда были на высоте, да и лишние споры мало чему способствовали на Линии, так чего уж…

* * *

База ануннаков Иштар жила по строгому режиму и установленному Верховными много лет назад чёткому плану действий. Общее количество колонистов никогда не должно превышать определённых цифр (в массе своей это были технические сотрудники). В прошлые века основную часть экипажа составляли военные, и это было вполне себе оправдано, учитывая тупую ограниченность аборигенов. Увы, но последние частенько проявляли неконтролируемую агрессию по отношению к спустившимся с неба «богам». Огонь и металл приводили в чувство целые планеты, что уж говорить о неорганизованной толпе, вооружённой дубинами и камнями, но тем не менее сейчас погибшие были с обеих сторон…

Учитывая печальный опыт, ануннаки переводили свои корабли на всё более высокий технический уровень, постепенно отказываясь от живой силы в пользу роботов, дронов и киборгов. Те не уставали, не требовали платы, не нуждались в особых условиях, а их техническое обслуживание было минимальным.

К тому же, пользуясь советами местных жрецов, технике добавили мистического оттенка. Древние легенды гор Кавказа получили новое воплощение в мастерских Нибиру. Одноглазые всадники на трёхногих конях – чёрные абреки – были идеальными защитниками авангарда, никого не подпускавшими к первому периметру охраны корабля. Безжалостные, неуязвимые, безмолвные, они вселяли ужас самим своим видом. Пугающими были и джинны в виде летающих черепов, из пустых глазниц которых неожиданно появлялись огненные лучи смерти, от которых не защищали ни кольчуги, ни щиты. Даже механическая Мать Болезней, периодически разносившая споры опасных бактерий, получала задание и маршрут в лабиринтах подземной базы.

И это далеко не всё, с чем сталкивались люди, слишком близко подошедшие к Линии. Было и многое другое, что пока не использовалось из соображений практичной гуманности. В конце концов, ануннаки не собирались уничтожать собственную колонию. По крайней мере до тех пор, пока могучая русская армия не подойдёт поближе…

* * *

Заур проснулся первым, на манящий аромат пшёнки с салом, травами и дымком. Барлога спал сном праведника, дед Ерошка мирно похрапывал под буркой, подложив папаху под голову, а близ костерка красавица-казачка сидела на корточках у чугунка, помешивая кашу деревянной ложкой. Пылкое сердце владикавказца подсказало ему, что это шанс.

Подходящие слова, которыми молодой человек в своё время охмурил не одну интеллигентную девочку, сами просились на язык:

 
Твой тополиный стан обняв своей рукою,
Рубины губ твоих я поцелуем скрою.
Кто не любил, тот смерти ждёт со страхом.
Влюблённые безгрешны пред Аллахом…
 

– Красиво звучит, с переподвывертом, – не повернув головы, одобрила Татьяна Бескровная. – Сам сочинил али в долг у кого взял?

– Омар Хайям устарел, – зевая, ответили из другого угла пещеры. – Ныне актуален Михаил Юрьевич, к тому же он писал прямо здесь, буквально на склоне соседней горы, не отходя от походной палатки. Как там у него? Прошу прощенья, если что-то перепутаю, учил давно-с…

 
– Я к вам пишу случайно; право,
Не знаю, как и для чего.
Я потерял уж это право
И что скажу вам? – Ничего!
Что помню вас? – Но, Боже правый,
Вы это знаете давно,
И вам, конечно, всё равно.
И знать вам так же нету нужды,
Где я? что я? в какой глуши?
Душою мы друг с другом чужды,
Да вряд ли есть родство души.
С людьми сближаясь осторожно,
Забыл я пыл былых проказ,
Любовь, поэзию – но вас
Забыть мне было невозможно.
Во-первых, потому что много
И долго, долго вас любил
Потом страданьем и тревогой
За дни блаженства заплатил…
 

– Душевно, – так же ровно поддержала казачка. – Видать, тому Михаилу крепко сердце обожгло, что вот такие слова простые столько печали несут.

– Уважаемый Василий, вам не кажется, что вы опять влезли не вовремя, не туда и не тем рылом?

– Дорогой Заурбек, если тебе не трудно облекать то кваканье, что ты издаёшь ртом, в форму слов, то рискни повторить!

Минутой позже они оба уже стояли сжав кулаки, стиснув зубы, и от первого удара отделяла лишь ма-аленькая искорка…

– Охолонись, бараны бескурдючные! – Татьяна встала между ребятами, вроде бы не делая ничего особенного, просто неожиданно повернулась винтом, отчего оба студента разлетелись в разные стороны, даже чирикнуть не успев. – От тока деда мне разбудите, я вас телешом в крапиву загоню и там кувыркаться заставлю!

– Телешом – это как? – просипел господин Кочесоков на ухо приятеля.

– Это значит без одежды, – кривясь от боли в боку, самодовольно ухмыльнулся Барлога.

– То есть она хочет видеть нас голыми?

– Базовый инстинкт, понимаешь ли.

– Да идите снедать уже! – Поправив выбившуюся прядь волос за ухо, Бескровная достала глиняные миски, накладывая в них парящую кашу.

Подпоручик первым протянул открытую ладонь, и его кунак не задумываясь ответил на рукопожатие. Наши герои дружно поднялись на ноги, отряхнулись и присели к костру.

Погода была хорошая, тепло, но не жарко, воздух свеж, ароматы деревьев и цветов будили яркость воображения, так что настроение повышалось с каждой съеденной ложкой.

Молодость почти всегда счастливое и относительно беззаботное время. Ты испытываешь кайф от диких нагрузок, постоянно тестируешь свой организм ударами, падениями, стрессами, открыто смеёшься в лицо любым опасностям, играешь с любовью и ненавистью, падаешь вниз головой в пучину больших и глубоких чувств, всегда даёшь сдачи и ничего не боишься. Возможно, вот это пылкое ощущение, что твоя жизнь зависит лишь от тебя самого, и есть счастье?

Старый казак лежал на боку, спиной к беззаботно болтающей троице, что-то вспоминал, чему-то улыбался, но не оборачивался. Пусть думают, что он ещё спит. Пусть наговорятся, поверят друг другу, почувствуют плечо товарища, поймут, кто с ними рядом. Без этого ни в обычной жизни, ни тем более на войне никак нельзя. А вот как примут каждого стоящего рядом в строю, как единокровного брата, тогда не будет на целом свете силы, способной их сломать…

– Кстати о политике… – Дуя на горячую кашу в ложке, подпоручик решил первым потоптаться в новой теме. – У меня одного складывается впечатление, что местные джигиты некоторым образом злоупотребляют последними научными технологиями?

– Вы, конечно, имеете в виду дрон и птицу вертикального взлёта? – вежливо поддерживая разговор, предположил господин Кочесоков. – Да, эти изобретения скорее характерны для нашего времени и стоят, как я полагаю, весьма недёшево.

– За мертвецов да скелетов так скажу: живые они, – так же неспешно отставив свою миску, взяла слово Татьяна. – Нечисть в этих краях завсегда водилась, всякая да разная, хоть у какого горца спроси. Бывалоча особо лихие казаки джиннов тех отгоняли пальбой в три-четыре ружья. Но вот, к примеру, так, чтобы на шашках чёрного абрека одолеть – такого не рассказывали.

– Но ведь ты ему в глаз попала!

– Попала, да что толку? На полминуточки замешкался злодей, а всё одно офицерика нашего едва не срубил.

– Минуточку! – Василий вновь менторски поднял ложку. – Получается, что здесь, на Линии, мы воюем с неким технически подкованным противником, который в свою очередь изрядно нагибает ещё и местное кавказское население? Сюжет похож на фильм «Ковбои против пришельцев», да?

– Не знаю, не смотрел.

– Ну, с Дэниелом Крейгом, он ещё русского Джеймса Бонда играл, агент ноль ноль семь!

– Вася, кажется я понимаю, почему нас до сих под подозревают в шпионаже в пользу Великобритании, – попытался осадить приятеля Заурбек, но Барлогу уже понесло.

– Татьяна, Танечка, Танюша, а скажи-ка мне, у вас тут золото пропадает?

– Дак ежели хищники на станицу налетят, так всё пропадает, даже курей к себе в аул тащат. Всё подчистую метут, гвозди из заборов зубами выдёргивают – как-никак, а добыча!

– Хороши джигиты…

– Ты уж перец с порохом-то не путай. Джигиты – энто храбрецы отчаянные, те, кто перед русскими пушками с одной шашкой гарцует, вызывает на поединок! А кто станицы грабит, то хищники, сброд всякий без чести да совести. Таким-то всё едино, чью кровь лить, они и соседей-единоверцев огнём пожгут, коли поживу почуют. Думаешь, мало в гаремах турецких красавиц-черкешенок? А кто их в рабство продал? Свои же хищники!

– Проблема работорговли решалась Российской империей годами. Сначала был закрыт крымский невольничий рынок, потом взялись за Кавказ, потом будут скобелевские походы в Среднюю Азию, а там вообще полный аллес капут творился…

– Дак расскажи, интересно дюже!

– Ребята, ребятушки, я не об этом! Вы узко мыслите! Забудьте мелкие разборки, всех ваших джигитов, абреков и прочих заразных басурман, – загорелся Василий, поскольку ранее был вынужден молчать, хватанув ложку слишком горячей каши. – Неужели вы не видите, что мы столкнулись с совершенно иной силой. Дроны! И не просто боевые дроны, а замаскированные под череп и кости. Кто-то запугивает местное население и пришлых русских! Но с какой целью? И почему этот кто-то не только не идёт на переговоры, но и вообще не показывает лица? Лично мне за всем этим делом видятся шаловливые ручки Госдепа, тянущиеся на наш Кавказ! В своё время та же Кондомлиза Райс…

– Ну не при девушке же!

– Упс, прошу прощения, сударыня! – честно покаялся подпоручик, незаметно подмигивая приятелю.

Заур ответил понимающей полуулыбкой.

Что ж, в определённой степени уровень доверия между людьми определяется рамками дозволенного и недозволенного, приличного и неприличного, и если человек, осторожно пробрасывая некие намёки, случайные фразы, двусмысленности и прочее, не получает в ответ жёсткого отпора, то значит допустимая ступенька открытости между собеседниками найдена.

Можно двигаться дальше, постепенно узнавая всё больше разного, то есть расширять границы общения без боязни обидеть или вклиниться в слишком личное пространство. В данном случае это, естественно, не означало, что при красавице-казачке стоит откровенно материться или с наслаждением чесать под труселями, но использование некоторых шутливых вольностей так или иначе допускалось. С учётом всех устоявшихся исторических традиций и культуры народов, разумеется.

– А и где тут моя каша? – кряхтя, приподнялся дед Ерошка.

Молодые люди дружно подвинулись, давая место старшему. Разговор перешёл в иное русло: при старшем студенты привычно прикрутили фонтан эмоций. Барлога прекрасно отдавал себе отчёт, когда стоит распускать хвост перед девушкой, а когда стоит проявить сдержанность. Старый казак был любопытен от природы и не чуждался рассказов про чудеса, но бездоказательно трепаться в его присутствии казалось немного несолидным.

– Я тут кой-чё услышать успел из вашего-то балаканья. Джиннов ловить, выходит, дело-от нехитрое. Сокола прогнать можно, а покойничков обманом меж трёх сосен обкрутить. Но вот на какой хромой козе к чёрному абреку подъехать, мы и не знаем. Отсюда одна мыслишка у меня сообразовалась… Однако каша-от хороша сегодня, а?

– Дед, не тяни.

– А ты меня не понукай, внученька.

– Да и не собиралась, но…

– А исчё не спорь с дедушкой.

– Я не спорю!

– Споришь-от.

– Нет, не…

– И ворчишь!

– Не-е, ну огнище просто! – не выдержав, вмешался подпоручик. – Мы тут не лишние на ваших семейных разборках? Никому не мешаем, нет? Между прочим, нам тоже всё тут жутко интересно. Заур, подтверди!

– Должен признать, что я абсолютно солидарен с… минуточку… Вах! Слушай, пачтеннейший, ти зачэм так на свою внучка крычишь, э? А ты дэвушка, маладой, красивый, нежный как пэрсик, пачему дэдушку не уважаешь? Пачему голосом на него грубишь? Нихарашо-о, да…