Текст книги "ЧВК Херсонес – 2"

– Да, верховный… но если узнает Аид…

– Он узнает. Напрямую от меня, не сомневайся, – уверенно ответил мой шеф, и, быть может, впервые в его голосе звучала такая сталь. – Грин, идите вперёд, я за вами.

Почему-то в этот раз я послушался его, словно маленький ребёнок, не задавая ни одного глупого вопроса. Старик по прозвищу Харон (а оно ему явно подходило) злобно ворчал нам вслед, как собака, у которой отняли кость, и, кажется, даже пытался кое-где переходить на личности.

Будь я на месте Феоктиста Эдуардовича, так непременно развернулся бы, чтобы дать ему его же веслом по башке, раз и навсегда расставив все точки над «ё».

Но наш директор спокойно пыхтел мне в спину, вытирая лоб платочком. Мы свернули направо, потом налево, и, к моему удивлению, я уткнулся носом в директорский кабинет. Так быстро? То есть туда я топал минут пятнадцать-двадцать, а назад мы дошли на раз-два-три?

– Возвращайтесь в сад, Грин. Время уже к ужину. Как я понимаю, все уже ждут вас.

– Я хотел поговорить относительно той картины в галерее госпожи Гекаты Аванесян.

– Мы созвонились с ней, она обещала прислать копию на почту. Спросите у Германа Земнова, возможно, он уже получил файл.

– А этот старик на причале, он действительно настоящий Харо…

– Забудьте, – тепло попросил шеф, и я вдруг потерял нить разговора. – Сосредоточьте свои усилия на золотом коне царя Митридата. С остальным я разберусь сам. Вас проводить?

Я замотал головой. Считалочка про ниточку Ариадны всё ещё работала, а дорога с ней была лёгкой, короткой и максимально безопасной. Выход из коридора в сад тоже оказался буквально в двух шагах. Удивляться ничему уже не приходилось, тем более что Светлана в тонком белом платье на бретельках приветливо помахала мне из-за стола:

– Александр, где вы ходите? Мы все вас ждём!

Хотел бы я ей ответить, где конкретно (не в грубой форме, а шуткой), но, к сожалению, ни одного даже самого лёгонького воспоминания в голове не оказалось. Это, конечно, странно, но не страшно. Но ведь меня точно где-то носило?

А-а, ладно. Я улыбнулся в ответ и пожал плечами:

– Честно говоря, сам не знаю. Бесцельно бродил по коридорам взад-вперёд и, наверное, как всегда, заблудился. Но мне приятно, что вы скучали.

– Ещё как, бро, – ко мне кинулся с объятиями заметно протрезвевший Денисыч. – Давай к нам за стол, тут Герман такие ходы надыбал! Хоть сейчас металлоискатель на плечо, лопату в зубы – иди и копай! Но сначала перекусим и выпьем…

Как вы понимаете, он уже и близко не заморачивался, что каких-нибудь два-три часа назад обвинял меня во лжи. Сам. Ртом. Которым теперь он зазывал меня на ужин. Вот как к нему относиться после всего этого, а? Лично я понятия не имею.

В общем, я тоже приобнял его за плечи и похлопал по спине.

Красавица Гребнева демонстративно подвинулась на скамье, всем видом показывая, куда мне должно сесть. Земнов головы не поднимал от своего ноутбука, и по его напряжённой фигуре было ясно, что вот прямо сейчас лезть к нему с вопросами не стоит. Я присел напротив, плечом к плечу со Светланой.

– Он нашёл?

– Почти, – так же тихо ответила она. – Уверен, что узнаёт тот чёрный хребет вдали, но место поклонения жрецов – не обязательно место сокрытия коня.

– Понимаю. Картина может изображать подготовительную стадию, а непосредственно сам клад зарыт хоть в пяти километрах по радиусу.

– Местность гористая, вряд ли в каменистой почве можно было вырыть достойную могилу.

– Искусственный курган? – предположил я, почему-то уставившись на её грудь.

– Мои курганы натуральны, – подчеркнула она, томно облизала губки и потянулась ко мне, опустив ресницы.

Именно в это время чёрт дёрнул знатока всех языков великодушно влезть между нами с двумя бокалами вина и, естественно, облить нас обоих. На него-то, кстати, не упало ни капельки!

В результате очередное белое платье девушки расцветилось красными винными пятнами, и она, влепив Денисычу звонкую затрещину, ушла к себе. Слёз в её глазах не было, только ярость и раздражение. Но тут девушку можно понять, мне тоже пришлось снять мокрую рубашку, метко закинув её комом в фонтан. Само прополоскается. Нам, мужчинам, несколько проще.

Но вот не знаю, правда, как теперь Светлана будет со своим платьем возиться? Во-первых, отстирывать вино очень трудно, а во-вторых, я вообще не представляю нашу блистательную Афродиту занятой банальной стиркой, с руками по локоть в пене и мыле. Я вдруг всерьёз задумался, что и стиральной машины в музее не было, а как же тогда…

– Александр, – вдруг поднял руку Земнов.

Разумеется, я тут же пересел на его сторону. Герман открыл сразу четыре вкладки, демонстрируя мне мои же приблизительные рисунки в контексте старых и современных линий Карадага. Вот, значит, где он планирует начинать поиски.

– Но в легендах Коктебеля ничего не говорится о золотом коне.

– Если бы говорили, то, наверное, люди за эти годы изрыли бы все горы вокруг. Друг мой, если ты прячешь что-то в лесу, говори всем, что вышел в степь. А если в степи, то кивай в сторону гор. Ну, и если в горах, то…

– Клянись, что всё сбросил в море? – логично предположил я.

Великан поднял вверх кулак правой руки с оттопыренным большим пальцем. Жест, конечно, скорее римский и не во всём приличный, но уж ладно, сойдёт.

– Хорошо, значит, мы посетим Коктебель, волошинские места, нудистские пляжи и отметимся в кафе татарской кухни. Я читал, что именно там делают лучшие во всём Крыму чебуреки.

– Какие места? – явно затупил Герман.

Мне пришлось объяснять, хотя какой работник любого крымского музея не знает имя Максимилиана Волошина? Нет, нет, нет, его можно не любить, но чтобы ещё и не знать?!

Художника, по чьим акварелям учёные-гидрографы до сих пор сверяют профиль остывшего вулкана. Поэта, чьи стихи вошли золотой страницей в элиту поэзии Серебряного века. Гражданина мира, который одновременно прятал в своём доме на разных этажах красного комиссара и белогвардейского офицера.

Щедрого друга всех известных писателей, поэтов, актёров, художников и музыкантов. Ну, кроме Николая Гумилёва и Осипа Мандельштама: с первым он стрелялся из-за Керубины, а второй у него книгу спёр и возвращать отказался.

Могучего мужчины, ломавшего все традиционные запреты в убеждении красоты и совершенства человеческого тела, а потому создавшего первый нудистский пляж на черноморском побережье. Хотя и заплатившего штраф за это дело.

Но будущее его оправдало. Как говорит нам Википедия, после очередного небольшого землетрясения в Коктебеле скала, уходящая в море, явила всем чистой воды профиль, в котором только упёртый дурак откажется видеть реалистические черты Макса Волошина! Да проверьте сами, что вам стоит…

– Коктебель большой.

– Нет, друг мой, это относительно компактный, уютный посёлок на море. А учитывая саму цель наших поисков, о купании вообще вряд ли стоит говорить. Думаю, нам придётся идти в горы.

– Герман, ты щё? – вмешался Диня, за минуту без присмотра успешно опустошивший все наши забытые кубки. – Ты эт… сам как-то обмолвился, чо в горах копать ни-и-зя!

– Мы и не будем копать, – вдруг понял я. – Мы будем искать пещеру, где скрыт золотой конь царя Митридата. Так ведь?

Земнов удовлетворённо кивнул. Я был готов к любому походу, лишь бы мне дали полчаса на посещение музея легендарного художника, поэта и авантюриста. Это ведь не займёт так уж много времени и не задержит нас в поисках. Хотя, конечно, желательно было бы знать, с чего мы начнём?

– Личн я, зема, нащл бы с… с ихнего вин-н-нго завода!

– Кто бы сомневался? – отмахнулся я, а Герман увеличил одну из картинок на весь экран.

…На фоне голубого неба и сине-бирюзового моря поднималась величественная скала. Та самая, с профилем бородатого человека, навеки прославившего эту землю. Что ж, если кто и был способен хранить тайну золотого коня, то это только Волошин. Тут я охотно поверю…

– Ты пьяная?

– Н-нет…

– Как нет, ты пьяная!

– А фот и н-нет… хи-хи…

– Как ты вообще сумела набраться? Я же трезвый!

– И чо… и чо… и чо?

– Ты поставила себе капельницу в вену, пока я спал?

– Фу-у… не-е…

– Тогда как?

– Ни ск-жу! Ни ск-жу… иди сюда…

– Перестань меня хватать! Пусти, пусти, тебе говорят!

– Т-ты скушный…

– Зато трезвый! Ладно, я не спрашиваю как, но зачем?

– …ик?

– Я говорю, напиваться зачем?

– Поцелуй м-ня!

– Как? Как я тебя поцелую?!

– Н-не хочешь м-ня, не любишь…

– Хорошо, скажи хоть, что ты пила? Мне же оно аукнется!

– Мы ф… ф Круму… ф Крыму!

– И что? Говори, меня, кажется, накрывает…

– Сдесь фезде ви-ни-шко-о!

– Ик? Ну фсё… я тоже ф кашу-у…

– Тип-перь поцелуишь?

– Хр-р…ом, ном, ном, хр-р-р…

– Н-не п-няла?

– Я сплю.

– Фсе мужики сволочи-и…

…Утром встали рано, все невыспавшиеся, все с больной головой. А почему? Потому что ночи у нас фактически не было, а то, что было, напоминало сражение при Фермопилах. Попробую рассказать, хотя определённые моменты из памяти уплывают безвозвратно, может, оно мне даже приснилось, теперь остаётся только гадать.

Итак, Диня утомился нашими расчётами и отправился спать, когда мы с великаном ещё сидели в ночном саду за ярким экраном ноутбука. Наш покачивающийся герой дошёл до дверей в дом, шагнул внутрь, прикрыл дверь и намеревался отоспаться у меня, но в коридоре встретился нос к носу со Светланой. Прекрасная Афродита похоже перепробовала все доступные средства, чтобы спасти залитое вином платье.

Ещё пару часов назад оно было белым, а теперь – бледно-розовым, с пошлыми несимметричными разводами. Настроение у девушки колебалось от «кроваво убью на месте, скотина пьяная!» до «закопаю живьём в развалинах Херсонеса Таврического, если найдут археологи, вот удивятся-то!» Хотя вообще-то она у нас добрая и отходчивая…

Но при виде довольного жизнью виновника гибели новенького платьишка девушку перемкнуло. Денисыч не успел чирикнуть, как словил пластмассовым тазом с мокрым бельём поперёк физиономии, улетев в самый дальний угол коридора! Три амфоры из его сумки разбились при падении…

На вопль души и самую грязную сионистскую ругань прибежали мы с Германом. Удержать красную от ярости Гребневу было не проще, чем уговорить голодную тигрицу выплюнуть ногу Запашного. Знаток древних языков, посидев в луже на осколках, вдруг осознал масштаб потери и не задумываясь запустил в голову Афродиты уцелевшую полуторалитровую бутыль!

Когда музейщики дерутся, они не церемонятся.

Греческая амфора действительно ловко попала в голову, но не Светлане, а неловко подвернувшемуся Герману, который свёл глаза в кучку и, падая, всей тушей придавил меня и девушку. Точнее говоря, ниже всех оказался я, лежащий в том же проклятом тазу, на мне – расплющенная Светлана, поверх неё – великан, который, кажется, уже начал похрапывать. Ему тепло и мягко, а нам?

Виновник торжества пытался удрать, но мне каким-то чудом удалось поймать его за тощую щиколотку и дёрнуть на себя. Диня хряпнулся затылком об пол и тоже прилёг надолго. Я знал, что если прямо сейчас умру, то меня хотя бы похоронят в обнимку с самой прекрасной на свете специалисткой по росписи древнегреческих ваз! Да что там в обнимку, мы явно стали одним целым…

Ибо разъединить нас в тот момент можно было только хирургическим путём, и, будь ситуация хоть капельку обнадёживающей, я был бы обязан жениться, как честный человек. Хотя тогда Герман тоже должен будет сделать предложение и ей, и мне. А Диня пойдёт свидетелем, если сможет отцепить от своей ноги мою руку. Которую теперь ему проще отгрызть или перепилить, как волку, попавшему в капкан. Vincere aut mori![8]8
  Победить или умереть! (лат.)


[Закрыть]

Кстати, мне даже без разницы, что он будет отпиливать – мою руку или свою же ногу, по-любому проблемы с гангреной гарантированы. Но ситуацию спасло неожиданное появление нашего сторожа. Лохматый горбун Сосо оказался сильным и упёртым человеком, отступать перед трудностями явно было не в его духе.

Каким только образом ему удалось поднять и унести в сторону могучего великана Земнова, остаётся только гадать. По весу и габаритам Герман был круче всех нас вместе взятых! Потом он умудрился отклеить от меня Светлану, причём мне показалось, что она была против и упиралась как могла. Уж я-то упирался точно, не сомневайтесь даже…

Когда он отнёс девушку в её комнату и вернулся, я уже сам пытался разжать свои же пальцы на щиколотке Денисыча. Сторож решил помочь и вылизал горячим шершавым языком его ногу и мою руку. Фу-у! Но тем не менее благодаря этим липким слюням знаток всех древних языков и наречий обрёл долгожданную свободу. Хотя в себя не пришёл, видимо, крепко приложился – гематома будет. Или нет, он же на холодном полу лежит?

Мысленно послав его к лешему, я пополз в сторону своей комнаты. Уже там кое-как сумел вытащить свой таз из пластмассового таза Гребневой. Тьфу, как же всё это жутко двусмысленно звучит! Но вы ведь поняли правильно, да? Сны были короткими, рваными и малопонятными, хоть к гадалке иди или к той же Гекате Аванесян, она точно занимается подобными вопросами.

Проснулся в семь утра в обнимку с Диней. Видимо, ночью он замёрз на полу и полез греться под одеяло. Осуждать его не было сил, он явно не имел в виду ничего непристойного, хотя гомосексуализм у многих древних народов был нормой, а не преступлением. Но дабы никто не смел обвинить наш музей в пропаганде ЛГБТ, скажу твёрдо: ничего не было! Даже намёка!

Мы вышли в коридор вместе, плечом к плечу, чтобы встретить там страдающую Светлану с мокрым полотенцем на лбу и мрачного Германа, держащего замороженный пакет пельменей на затылке. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, как заспавшиеся еноты, а потом, не выдержав, расхохотались хором. Всё-таки музейное братство превыше всего, с остальным справимся…

– Бог ждёт, – вежливо прорычал Сосо Церберидзе, появляясь в дверном проёме, ведущем из коридора в сад.

Мы все прекрасно знали, кого он имеет в виду. Но я повторюсь: лично меня такое чинопочитание до сих пор задевало. Словно бы наш сторож сам не человек и имеет меньше прав, чем директор или кто бы там ни был вышестоящий. Грузины чаще надменно горды и более чем уверены в себе, а этот тип… странный какой-то…

Феоктист Эдуардович действительно ждал нас в саду. Пару минут спустя мы с Германом сели за стол. Денисыч успел на минуту раньше, но я ни разу не видел, чтобы он умывался, причёсывался или торжественно переодевался на выход. Светлана Гребнева, естественно, появилась примерно через полчаса, когда всё на столе уже остыло, а мы, мужчины, разрешили между собой все вопросы.

– Всем привет, мальчики! – она положила себе в тарелку кисточку красного винограда, пару оливок и слегка пригубила вино. Всё. С её точки зрения, завтрак закончен.

– Когда выступаем?

– Милочка, вот только что мы об этом и говорили, – мягко ответил директор, который, кстати сказать, за весь завтрак тоже лишь пил вино маленькими глотками, но не прикоснулся больше ни к чему. – От нас до Коктебеля не более пяти-шести часов на такси. Но можно сэкономить, если пойдёте налегке.

– В купальниках и плавках? – не поверил я.

– Можно вообще без них, – Светлана причмокнула губками в мою сторону. – Пока вы с Земновым будете шариться по пещерам, я могу загорать на нудистском пляже.

– А я тогда устрою ревизию на их винном заводе, – горячо поддержал её Денисыч. – От меня в пещерах тоже мало толку, я же не крот!

– Ну если так смотреть, то и Герман великоват для спелеолога…

Шутка не удалась, все четверо уставились на меня с живым интересом. На минуточку мне показалось, что я где-то допустил роковую ошибку и сейчас меня надуют. Так оно и произошло, словно подстава была отрепетирована заранее:

– Зема, заметь, не мы это предложили, но ты как с языка снял!

– Вы чего? – подозрительно сощурился я, но было поздно.

– Грин, вы официально назначаетесь ответственным руководителем этого проекта, – бодро хлопнул в ладоши Феоктист Эдуардович, вставая из-за стола. – Поздравляю! Буду с нетерпением ждать вашего доклада. Необходимая экипировка, снаряжение и разрешение на археологическую деятельность в Карадагском природном заповеднике уже лежат в вашей комнате. В остальном все действуют по одобренному мной плану.

Он встал и решительным шагом вышел из сада. Я тоже встал и тоже было намылился следом, потому что, знаете ли, у меня были вопросы и к нему, и к троим, с позволения сказать, сотрудничкам, но не успел.

Директор ловко скрылся за дверью, а остальные просто бесследно растворились в воздухе, стоило мне обернуться за разъяснениями. Вот только сидели рядом за столом – и нет их! Ни одного! Разве что старик Сосо зачем-то улыбнулся мне из-за ствола большой сливы, но как раз к нему-то у меня ни одного вопроса не было. Пришлось улыбнуться в ответ и двигать в свою комнату.

– Как? Ну вот как у них это получается? Почему я снова должен всё делать в одиночку?

Сотовый, лежащий на столе, отозвался коротким сигналом Сбера о зачислении средств. Я открыл сообщение и охнул: там была премия в сто пятьдесят тысяч рублей с пометкой «Геката». То есть за какие-то пару часов с утра я получил свою двухмесячную зарплату?

Типа да. Директор – честный и щедрый человек, если ты влился в коллектив и приносишь реальную пользу, без материального поощрения тебя не оставят. А что, почётная грамота или устная благодарность были бы лучше? Ой, да при таком раскладе пошли все претензии в задницу, мне категорически нравится здесь работать!

На моей кровати лежал аккуратно сложенный камуфляжный костюм: брюки и короткая куртка в пояс. На прикроватном коврике стояли новенькие ботинки с высокой шнуровкой и шипами на подошве. Как я понимаю, это для покорения пещер?

Рядом с ботинками лежал небольшой рюкзак такой же в тон костюму хром-марс-пятнистой расцветки. В рюкзаке оказались моток верёвки с карабинами, горный молоток с крюком на конце, мощный фонарь и почему-то нагайская плеть. Кстати, очень красивая, явно антиквариат.

Знаете, такая тонкая длинная рукоять в серебряной оправе и сложного плетения хлыст. Исключительно для управления лошадью, чтоб не причинять ей травм. И да, уж никак не для разгона демонстраций революционно настроенного пролетариата! Историю всегда стоит учить.

Три золотые монеты положил в нагрудный карман. Вроде и все сборы. Поскольку точного времени выхода мне никто не озвучивал, то я ещё успел порисовать, набрать пару звуковых сообщений маме, чтоб не волновалась, отправить рисунки и получить ответы от сестрёнок:

«Это кто? В школе всё норм, не парься».

«А чо она голая? Ты чем там занят, а?!»

«Ух ты! А у нас две пятёрки по русскому и двойка одна на двоих по физре…»

«Не хотели прыгать через козла! Мальчишки смеются и подсматривают…»

«Крутой старикан! Вы с ним дружите?»

«Твой Герман похож на какого-то грека из мифов. Точняк, как этот… Не помним…»

«А чо Светка, чо Светка, чо Светка? У вас уже было? Нет? Почему?»

«Хотим к тебе в Крымушек!»

«Аря-ря-а!»

Они всё равно хорошие, даже если кажутся глупыми. Когда эти две одинаковые масявки появились на свет, мне казалось, что родители вообще забыли о моём существовании. Первые три месяца казались сущим адом (в прямом смысле этого слова!), а потом близняшки стали улыбаться мне, и я размяк. Когда им исполнилось полгодика, нас уже было водой не разлить!

Кратко отписавшись по всем вопросам, кроме личных, я быстро переоделся. Ботинки на шнуровке оставил, ну их, в своих кроссовках мне комфортнее, закинул рюкзак за плечи, толкнул дверь и… вышел из кабинки для переодевания на центральном пляже Коктебеля!

…В лицо ударило пылающее солнце, в ноздри – солёный ветер, а по ушам – счастливые крики отдыхающих, плещущихся в гостеприимных волнах Чёрного моря…

– И разумеется, я здесь один.

– Конечно нет, друг мой! – с ближайшего лежака поднялась массивная фигура в плавках, и здоровяк Герман помахал мне рукой. – Мы не бросаем сотрудников, но нам придётся собирать их по всему побережью. Шеф ведь предупреждал.

Чего он там предупреждал, я уже и не помню. Кажется, что всё идёт по плану. То есть если подумать, то специалистку по росписи греческих ваз нужно искать на нудистском пляже, а знатока древних наречий вообще на винно-коньячном заводе? Да мы тут застрянем до вечера!

– Хотя… почему бы и нет? – спросил я сам себя. – Погоды стоят прекрасные, небо синее, море тёплое, девушки красивые, куда спешить?

– Золотой конь царя Митридата, – напомнил мне великан, быстро натягивая джинсовые шорты и облегающую футболку с надписью: «Если хочешь меня – улыбнись!»

Пришлось обломаться и пилить за Германом по жаре вдоль по набережной. К чести нашего специалиста по мрамору, бронзе и меди, улыбались ему все. Вообще все! И мужчины, и женщины, и старики, и дети. В случае детей, разумеется, никакого сексуального подтекста не было, им просто нравился дяденька с плечами древнегреческого Геракла.

Старики, впрочем, тоже вели себя крайне прилично, исключая двух местных старушек из крымских татар, которые непременно хотели затащить Земнова на бокальчик вина и шурпу с бараниной, чтобы по ходу дела незатейливо познакомить с толпой незамужних внучек!

У него не было обручального кольца на пальце, поэтому мы с трудом выкручивались. Я говорю «мы», хотя на его фоне моей скромной неженатой личностью вообще никто не интересовался…

– Нудистский пляж, – объявил наш великан, торжественно раздеваясь догола. Да? Да!

– Я не буду.

– Это невежливо.

– Мне пофиг! – я отвернулся от него, чтобы не впасть в ещё большие комплексы.

– Но людям-то неудобно.

– Герман, я сказал, что не буду тут сиять голой задницей, мотая направо-налево всем, чем мотается? Вот и не доставай меня!

– Но Светлана будет совершенно обнажённой.

– Тем более!!!

Одежда хоть как-то замаскирует мой «высокий» интерес к её прелестям. Земнов счёл меня занудой, переложил свои вещи в пластиковый пакет, который, кстати, достал из кармана своих шорт, словно точно зная, куда и на что ему предстоит идти, а потом решительно двинулся вперёд, обгоняя меня на шаг-другой. Я же не знал, куда деть глаза…

Если кто-то наивный до сих пор думает, что на нудистском пляже загорают самые молодые, красивые, эффектные и сексуальные люди или, как выражаются современные поэты:

 
Море целует твои пальчики, когда ты
Осторожно ступаешь по мокрым камням.
То же море мурлыкает в такт твоим шагам.
Каждая роковая, облизывающаяся волна,
касаясь твоих загорелых колен,
Сама попадает в такой же коварный плен.
И тоже выводит давно забытые нами мелодии,
лаская солнце на линии неба.
Мне кажется, ты и море – равноценная небыль.
Второго такого – чёрного, синего, жадного,
страстного, дикого, нежного – нет.
Ничто, кроме этого моря, не дарит такой свет.
Вот так же глаза твои, смешивая синий,
зелёный и серый в одном узоре,
Вмещают в себя всё это дивное море,
В котором я не тону. Оно мягко и бережно
держит за плечи меня на плаву.
Поэтому только твои глаза ставятся во главу
Всего, что со мною было, во всём и всем.
Вне всяких логических выкладок и теорем,
Вне научных цитат и привычных схем…
Иначе и сам я
кому,
зачем?
 

…Ох, нет! Вот прямо-таки абсолютно точно, бесповоротно, стопроцентно, увы, но нет! Нет, от слова «совсем»! Простите меня. Или не прощайте, уже не важно, этого не развидишь…

…Пляж набит десятками, сотнями пожилых извращенцев с толстыми пузьями и отвисшими задницами. Женщины не отстают от мужчин в махровом бодипозитиве, который после сорока пяти отнюдь не делает любую бабу ягодкой! А волосатые ягодки – это тот ещё лютый шок! Люди, будьте милостивы друг к другу! Нам ещё вместе жить…

– Оставь одежду, всяк сюда входящий! – кричали мне в лицо отдыхающие, грозно тряся всем, чем их одарила природа.

Наверное, многие хотели бы меня даже побить, но наличие обнажённого Германа, шествующего впереди, снимало все претензии и вопросы. Во-первых, специалист по бронзе и мрамору был красив как полубог, а во-вторых, его мышечная масса не оставляла сомнений в том, что такой мужчина способен уложить наповал половину пляжа. Если не всех! А чего, с него станется…

– Где мы тут будем искать Светлану?

– Это легко, друг мой! Нам нужно лишь отметить самое большое скопление народа.

Мужчины будут взаимно восхищаться ею, а женщины столь же дружно проклинать её!

Действительно, если подумать, то ничего сложного. Фактически прямо на холме, где были похоронены в склепе представители семейства профессора Юнге, собственно и создавшие славу коктебельских виноградников, стояла наша музейная Афродита Таврическая, а толпы туристов ложились носом в песок и гальку, подтверждая её божественную исключительность.

И да, обнажённая Гребнева была этого достойна!

Её кожа излучала золотистый свет, а великолепная фигура, гибкая и каноническая, без единого волоска на теле, с волной янтарно-золотых кудрей, ниспадающих на спину, казалась вычерченной стальным гвоздём Валентина Серова на неподкупной эмали голубого неба. Кажется, именно он ввёл в лексикон художников начала двадцатого века это понятие: рисунок должен быть сделан словно бы «гвоздём», то есть не имея ни малейшего шанса на исправление, а потому единственно верным и честным.

– То есть нам ещё нужно будет отыскать Диню на винном заводе? – с трудом удерживая нарастающее сердцебиение, уточнил я.

– Именно так! Но без Светланы мы его там нипочём не отыщем…

– Почему?

– Потому что только женщина способна найти пьяного мужчину. Ибо у них одна логика и один образ мыслей.

– И ведь не поспоришь, – согласился я. Снял с себя камуфляжную куртку и накинул на плечи нашей специалистки по древнегреческой росписи ваз.

Божественное сияние её кожи мгновенно потухло. Гребнева опомнилась, просунула руки в рукава, запахнулась поплотнее, застенчиво улыбнулась мне и первой пошла вперёд, даже не спрашивая куда и зачем. Такое впечатление, что территорию Коктебеля она знала едва ли не наизусть. Да, она была здесь, и не раз, уверен на все сто!

Другие нудисты, мужчины и женщины, вытягивали шеи, вставали с тоскливым воем и пустыми взглядами тянулись за ней. Мы увеличили шаг, они тоже. Положение становилось двусмысленным. Мы побежали, за нами неслись, наверное, с полторы сотни голых людей в разной степени возбуждения.

– Я их задержу, друзья мои!

– Дурак, они пройдут по тебе, как по асфальту, и не заметят. Бежим!

Накал страстей рос. Светлана бежала, как горная серна, преследуемая волками. Герман на бегу отмахивался чьими-то сброшенными плавками, для надёжности завернув в них крупный камень-голыш. Да, тут даже камни голые, представляете?

Рюкзак бил меня по спине, я боялся оборачиваться…

– Как же болит голова-а…

– А у меня нет.

– Почему? Мы же единое целое! У тебя тоже должна болеть твоя половина-а…

– Потому что пила ты, а мне лишь досталось рикошетом.

– Это несправедливо-о…

– Ага, вспомни ещё, что с тобой было в прошлый раз, когда ты накурилась!

– Между прочим, это ты подсунул мне ту траву-у…

– Я пытался выкинуть её, но ты заверила меня, что нам прямо-таки жуть как нужно знать слабости людишек!

– И это действительно было важно-о…

– Вот и не ной.

– Ты зло-ой!

– Естественно.

– Не жалеешь меня-я…

– А ты не пей.

– Кто угодно запьёт с таким бездушным мужчиной-ой…

– Да ладно.

– Хнык…

– Вот только не надо!

– Хнык, хнык…

– Да что же такое? Я куплю тебе пенталгин, куплю!

– Хнык, хнык, хнык… а ты меня любишь?

– Да!

– Не верю. Повтори…

– Да-а-а!!!

…Мы втроём успели ворваться на территорию завода марочных вин «Коктебель» ровно за минуту до того, как перепугавшийся сторож, реагируя на несущуюся толпу, успел закрыть все замки. Голая груда людей ударилась в железные листы всей массой, но ворота выдержали. Разочарованный вой взлетел, казалось, до самых вершин Карадага, отразившись эхом в жерле погасшего вулкана. Мы были спасены.

Уточнив, где находится дегустационный зал, и оставив спешно одевающегося Земнова объясняться с охраной, мы вдвоём направились по склону горы наверх. Там в окружении плотных рядов сосен стояли заводские корпуса, и аромат выдержанного вина перебивал запах хвои.

– Да как, собственно, мы все сюда попали?

– Вы ничего не помните?

– Ну, я вошёл в свою комнату, переоделся, вышел – и вот оно… Что ещё я должен помнить?

– Как мы выпили на дорожку, как сели в микроавтобус, как добирались, как разошлись по локациям?

– Вам не кажется, что мы странно разговариваем?

– В смысле?

– Вы шутите?

– В смысле знаками вопросов?

– А что, разве нет?

– А что в этом странного?

Я махнул рукой. Всё равно вразумительного ответа от этой девушки добиться невозможно. И не потому, что она не хочет отвечать. Просто её ответы вечно обламывают мои первоначальные предположения. Но разве это только её вина? Вроде как нет.

Гребнева неспешно перебирала босыми ножками по бордюру, кутаясь в мою куртку. На тротуаре было слишком много опавших сосновых игл. Каким-то чудом она умудрялась и в грубом камуфляже выглядеть невероятно соблазнительно, хотя тот был ей размера на четыре-пять больше по всем параметрам. Но тем не менее…

– Где мы будем искать Диню?

– Он всегда прячется там, где его по определению не может быть, – эротично покусывая нижнюю губу, определилась Светлана. – Если по залу ходят экскурсии, он увяжется следом, а потом незаметно… Что вон там?

Как я понимаю, это была обширная территория, где в огромных бочках выдерживали вино на свежем воздухе. Использовались старые греческие технологии, по которым дубовые бочки дремлют то на солнце, то в тени от полугода и выше, вино должно состояться и надышаться нотками дуба. Но не полезет же он в…

– Нет, – уверенно поддержала меня наша сотрудница, – Диня – эстет, он никогда не позволит себе лезть губами к несовершенному вину. Нам нужен другой корпус.

Слева высились стены бетонного хранилища, больше похожего на бомбоубежище.

Нам туда? Мы успешно упали на хвост проходящей мимо группы, прячась в задних рядах так, чтобы не заметила экскурсовод, и вместе с гостями завода вошли на территорию, где в ещё более огромных бочках вино стояло годами.

Тут выдерживались знаменитые портвейны и креплёные вина. Здесь можно было замёрзнуть, но зато прослушать интереснейшую лекцию, а кроме того, узнать некоторые тайны виноделов и даже посмотреть сквозь решётку на закрытую «библиотеку марочных вин».

Девушка-экскурсовод сказала, что «библиотека» неприкосновенна, там собираются лучшие умы учёных-виноделов со всего мира. Они сравнивают на свет плотность, цвет и другие канонические параметры алкогольных напитков, хранящихся тут столетиями! Но не откупоривают и не пьют, а именно двигают науку, не затрагивая редчайших экспонатов.

Вот на этом моменте самая прекрасная специалистка по чёрнофигурной и краснофигурной росписи вдруг резко схватила меня за руку, утягивая в тёмный угол между такими большими бочками, что в каждой из них поместилось бы по две сотни нудистов.

– Он придёт сюда!