Текст книги "Брутальный и упрямый"

Глава пятая
Встречи, разговоры, «тарелки»

Он приводнился в Ню-Олесунне уже ближе к полуночи. Затащил – на специальной тележке – мотодельтаплан в ангар, запер двустворчатую дверь на замок и отправился домой. Там они с Клыком слегка перекусили – именно слегка, так как плотные ужины ведут к преждевременному ожирению. А как упитанный мужчина (или там, к примеру, пёс-хаски), может быть брутальным? Никак, ясен пень. Точка…

Потом Тим решил перевести на компьютерные диски видеоматериалы, заснятые в течение трудового дня. Здесь его и поджидал неприятный сюрприз: съемки с места убийства двух белых медведей-подростков получились отличного качества, а, вот, всё, имевшее отношение к мысу Верпегенхукен…

– Ничего не получилось, – всерьёз расстроился Тим. – Ничего, и даже меньше. И обзорная съёмка, сделанная с мотодельтаплана, куда-то пропала, и все наземные кадры исчезли без следа…. Чистая плёнка, и всё тут. Хрень хреновастая и склочная. Впрочем, чего-то подобного я и ожидал. Объект-то не из простых будет, а с ярко-выраженным подвохом. Ладно, Бог даст – разберёмся. Чай, не последний день живём на этом Свете…

Напоследок он разослал – сразу по нескольким электронным адресам – текст следующего содержания: – «Имею срочные, важные и экстраординарные новости! Всем заинтересованным лицам предлагаю собраться завтра в «кают-компании» к девяти тридцати утра. Брут».

Что такое – «кают-компания»? Это такой специальный домик, не имеющий конкретного хозяина. Как уже было сказано, Ню-Олесунн являлся посёлком интернациональным, и все его немногочисленные обитатели, разделяясь по принципу землячеств, жили друг от друга отдельно. А в «кают-компании» собирались только по таким важным поводам-вопросам, как: узко-профильные научные совещания и семинары, рассмотрение вопросов (в том числе, и финансовых), посвящённых техническому обслуживанию и благоустройству посёлка, а также для совместных празднований дней рождения и самых различных юбилеев-праздников.

Отправил и – с чистой совестью – завалился спать…

Утром – ни свет, ни заря – Клык, виновато поскуливая, запросился на выход.

– Почки моржовые, не иначе, всему виной, – поднимаясь с кровати, предположил Тим.

– Гав! – подтвердил пёс, мол: – «Они, родимые! Вкусные, заразы, до полного безумия. Но только, к большому сожалению, немного слабят…. Шевели, дружище, помидорами! Поторапливайся. Как бы досадного казуса, тьфу-тьфу-тьфу, не приключилось…».

Выпустив хвостатого приятеля на улицу, Тим, сладко-сладко позёвывая, посетил туалет и ванную комнату, после чего прошёл на кухню и, включив телевизор, занялся приготовлением завтрака.

По одному из развлекательных английских телеканалов транслировали научно-популярную передачу про НЛО: несколько бородатых и высоколобых деятелей увлечённо, практически с пеной на губах, обсуждали очень важный и животрепещущий вопрос, мол: – «А с какого конкретного созвездия (или, там, с конкретной звезды), они к нам прибывают? Летающие «тарелки», то бишь?». Чаще всего в заумной беседе упоминались следующие космические объекты: Вега, Сириус, Альдебаран и созвездие Кита.

– Идиотизм махровый, сплошной и законченный, – наполняя электрический чайник водой, высокомерно усмехнулся Тим. – Какие ещё летающие «тарелки» – в одно нехорошее и волосатое место? Бред горячечный и бредовый. Я, к примеру, ни одного, даже малюсенького и вшивенького НЛО за всю прожитую жизнь – в натуре – не наблюдал. Неуклюжие выдумки, неумелые байки и пошлые сказки для детей младшего школьного возраста…. Впрочем, с интересом (чего скрывать?), понаблюдал бы. Да и с инопланетянами, понятное дело, с удовольствием бы познакомился. Поболтал бы о всяком и разном. Обменялся бы глобальными мироощущениями планетарного порядка и свежими «солёными» анекдотами…. Так-с, теперь по поводу завтрака. Чтобы такого сварганить? Лень, честно говоря, заморачиваться. Останусь, пожалуй, упёртым консерватором. То бишь, ограничусь пельмешками со сметаной и чёрным кофе…. Верный хаски? Пусть пару-тройку суток посидит на сухом лечебном корме. Лишним – в любом раскладе – не будет…. Ага, лёгок, лохматый, на помине. В дверку деликатно скребётся. Как-то быстро он сегодня управился…. Эй, варвар недоделанный, прекращай дверь поганить! Подожди немного! Я сейчас! Только корма в твою миску насыплю…

Клык, старательно и тщательно обтерев лапы о коврик в прихожей, прошёл на кухню и, задумчиво похрустев тёмно-коричневыми шариками-гранулами, выдал:

– Гав, гав-в, гав-вв, – мол: – «С сухим кормом, братец, это ты правильно придумал. Полностью одобряю, поддерживаю и ни капли не жалуюсь. Кстати, на улице тебя уже поджидают…».

– Серьёзно? Это тот, о ком я думаю?

– Гав, – мол: – «Именно он. Пройдоха Альвисс Олсен, собственной норвежской персоной. Морда наглая, бесстыжая и прожжённая. Клейма ставить негде…».

– Он один?

– Гав.

– И то, как говорится, хлеб. Запросто мог – после моей вчерашней весёлой шутки – и парочку полицейских, нажаловавшись здешнему доверчивому губернатору, выписать из Лонгьира. С такого нервного и трусливого гада станется…

После того, как завтрак был успешно завершён, а Тим помыл грязную посуду и собрал рюкзак, они вышли на улицу. Естественно, что и верный «Winchester Model 1912 (1934)», и видеокамера также были прихвачены с собой.

– О, мистер Белофф! – радостно запричитал-завопил Альвисс Олсен, прогуливавшийся недалеко от коттеджа. – Доброго утра! Крепкого здоровья! Рад вас видеть!

– Гав, – насмешливо известил Клык, мол: – «Даже правую ладошку, недоумок заторможенный, сперва протянул. Типа – для рукопожатия. Но потом, понятное дело, боязливо отдёрнул и торопливо спрятал за спину. Видимо, мышечная память сработала…. Братец, а он реально взволнован и всерьёз обеспокоен. Более того, испуган нешуточно. Интересные, гадом буду, дела…».

– Привет, субчик длинноносый, – вальяжно откликнулся Тим. – Никак, на променад выбрался из затхлой берлоги? Типа – свежим морским воздухом подышать?

– Это точно, подышать. Погода сегодня больно хороша. Давление высокое. Влажность, наоборот, низкая. Кислорода в воздухе много. Подышать…. Вот, иду. Дышу. Наслаждаюсь северной природой…. А по какому вопросу, извините, вы сзываете в «кают-компанию»…э-э-э, заинтересованных лиц?

– Не суетись, морда. Успокойся. К запретному мысу Верпегенхукен это никакого отношения не имеет. Не был я там. Так и не долетел. Другие важные дела отвлекли.

– Точно – не были?

– Точно, очкарик хилый. Честное брутальное слово. Точка…. Ну, что? Шагаем на встречу с коллегами?

– Ага, конечно, – заметно повеселел норвежец. – Шагаем…

В восемь двадцать девять, ровно за одну минуту до назначенного времени, они вошли в холл «кают-компании». Журнальные столики, заваленные разнообразной полиграфической продукцией, кожаные диваны, кресла, письменные столы с компьютерами и ноутбуками, стулья, длинная барная стойка, огромная плазменная телевизионная панель, закреплённая на торцевой стене. Два десятка мужских физиономий – всевозможных цветов-оттенков кожи, разных возрастов и с различными разрезами глаз. Разговоры, смешки, перешептывания, сигаретный и сигарный дым.

– Гав, – едва слышно хмыкнул Клык, мол: – «Всё – как и всегда. Ничего нового. Лениво пересказывают друг другу «бородатые» анекдоты про развратных баб и их рогатых муженьков. Деятели озабоченные, мать их деятельную…».

Тим поздоровался с присутствующими – с кем-то за руку, кому-то просто кивнул небрежно, после чего, пристроив рюкзак и винчестер к одному из свободных стульев, вставил компьютерный диск в гнездо крайнего ноутбука, пощёлкав клавишами, вывел видеозапись на экран плазменной панели и приступил к рассказу.

Увиденное и услышанное произвело на собравшихся учёных и исследователей должное впечатление. Как только докладчик замолчал, по холлу «кают-компании» полетели взволнованные, гневные и возмущённые реплики:

– Какие же бесстыжие сволочи!

– Твари наглые и бессердечные!

– Первое браконьерство – в отношении белых медведей – за последние пятьдесят пять лет…

– Неслыханное дело!

– Кто же решился на такое? А?

– Живодёры законченные…

– Гав, – тихонько подсказал Клык, мол: – «Обрати-ка внимание, дружок закадычный, на достославного мистера Олсена. Бледный-бледный и словно бы замороженный. Типа – пыльным мешком стукнутый из-за угла. Глазки мутные какие-то. На лбу даже меленькие капельки пота выступили…».

Альвисс, почувствовав заинтересованный взгляд Тима, вздрогнул, встряхнулся и, тоже решив высказаться, заявил:

– Ненавижу браконьеров. Ужасные и бесчестные люди. И погибших мишек очень жалко. Очень-очень. Я чуть не прослезился, честное слово…. Мистер Белофф, а что вы намерены делать дальше?

– Да, Брут, что ты намерен? – заинтересовался пожилой японец. – Найдёшь козлов вонючих и глотки им перережешь?

– И это, конечно, тоже, – невозмутимо пожал плечами Тим. – А чисто для начала – поставлю в известность о данном происшествии «Фонд охраны дикой природы». Пусть думают, кумекают и принимают экстренные меры. Работа у них такая. Причём, высокооплачиваемая…. Диск же с видеозаписями оставляю в ноутбуке. Снимайте, камрады, копии и рассылайте по своим начальникам. Пусть тоже подключаются. Да и со знакомыми журналюгами можете поделиться горячей информацией. Лишним, как я понимаю, не будет. Но только – что касается журналистов – сугубо на безвозмездной основе, безо всяких коммерческих продаж. Если кто-нибудь, всё же, решит скрысятничать – обязательно узнаю. Узнаю и обижусь – со всеми втекающими и вытекающими…. Ну, исследователи хреновы, всех благ! Не кашляйте. Точка…

Он, забросив за спину рюкзак и подхватив винчестер, покинул «кают-компанию».

Последовавший за ним Клык неуверенно спросил:

– Гав?

– Правильно всё понимаешь, – размеренно шагая по тротуару, подтвердил Тим. – К ангару следуем. Готовься, дружбан, к очередному полёту…

– Мистер Белофф! – из дверей «кают-компании» выскочил растрёпанный и запыхавшийся Альвисс Олсен. – Подождите, пожалуйста! Подождите…

– Ну, чего тебе, морда?

– Вы собрались в полёт?

– Это точно. В полёт. Угадал, очкарик.

– А куда?

– По небу.

– Э-э-э…. М-м-м…

– Мы с приятелем решили в Лонгьир наведаться, – сжалился над норвежцем Тим. – Типа – с дежурным визитом вежливости. Столица архипелага, как-никак.

– Хотите лично доложить господину губернатору о факте злостного браконьерства? – громко сглотнув слюну, предположил Олсен.

– Гав-в-в! – искренне обиделся Клык, мол: – «За кого, харя длинноносая, ты нас, брутальных пацанов, держишь? За хрупких подхалимов и изнеженных лизоблюдов, обожающих ползать на коленях по пышным начальственным коврам? Совсем, наглец очкастый, охренел в психической атаке! Зубы таким мутным деятелям выбивать надо. Желательно все сразу. Или же, наоборот, кусать качественно, жалости не ведая и мясо из тощих ляжек вырывая…».

– Успокойся, напарник, – ласково потрепав пса по лохматой холке, попросил Тим. – Отойди от него. Пусть живёт. По крайней мере, пока… Что же касается тебя, фантазёра скандинавского, – хмуро окинул Альвисса презрительным взглядом. – Не угадал ты, однако, на этот раз. Не знаком я с высокородным господином губернатором, ибо рылом не вышел. Да и родословная откровенно подкачала…. Но, знаешь, по этому поводу я совсем не комплексую и ни капли не расстраиваюсь. Мне есть – и помимо мудрых чиновников – с кем потолковать в Лонгьире. В том смысле, что с умными и знающими людьми. Ну, с очень знающими и – практически – беспредельно-умными…

До Лонгьира (одно из пятнадцати-двадцати названий этого славного населенного пункта), один раз в две недели регулярно летал рейсовый вертолёт. Но Тима это обстоятельство совершенно не интересовало. Во-первых, он обожал быть автономным. То есть, не любил зависеть – в любых проявлениях этого термина – от всяческих внешних обстоятельств: как от объективных, так и от субъективных. Например, какая-то бюрократическая и трусливая гнида посчитала погоду нелётной. Мол, туман слишком густой, а иней – на вертолётных лопастях – слишком синий, толстый и плотный. Или же, допустим, пилот неожиданно приболел. То бишь, затосковав по благам континентальной цивилизации, ушёл в классический заполярный запой. Или же горючка в стратегических ёмкостях – совершенно неожиданно для всех – закончилась. Всякое бывает на этом странном и мало-предсказуемом Свете…. Во-вторых, деньги – всегда и непременно – следует экономить. В том смысле, что сам-то он летел бы на вертолёте за казённый счёт, в рамках полугодового лимита, выделяемого ЮНЕСКО своим сотрудникам, а, вот, посадочное место, которое занял бы Клык, пришлось бы оплачивать из своего кармана. Причём, как за полноценного взрослого человека. Натуральный грабёж средь бела дня, образно выражаясь…. В-третьих, собак можно было заводить на борт вертолёта, только предварительно надев на них намордник. Правила, мол, такие. Клык не любил находиться в наморднике? Трудно сказать. Так как Тим никогда не осуществлял данного процесса. Более того, сама мысль о том, что придётся надеть на лучшего друга намордник, была ему глубоко противна. Так сказать, до стойкой и устойчивой тошноты…. В-четвёртых, Тим уже давно – месяца так три с половиной – не осуществлял инспекций центральной части острова Западный Шпицберген. Мол, а как там исполняются строгие законы о защите дикой природы? Кстати, необходимость регулярных инспекций данных территорий была дополнительно обусловлена и тем фактом, что именно здесь располагался Баренцбург – единственный на островах архипелага посёлок (кроме временно-законсервированных), находящийся под российской юрисдикцией. А у русских, как известно, принято относиться ко всем запретительным законам и ограничениям откровенно наплевательски. То есть, выполнять их (если, вообще, выполнять), спустя рукава. И Тим знал об этой национальной особенности не понаслышке. Было ещё и «в-пятых», и «в-шестых». Короче говоря, он решил лететь в Лонгьир на личном мотодельтаплане…

Столичная взлётная полоса располагалась у самой кромки фьорда, со стороны которого дул устойчивый северо-западный ветер.

Сама-то взлётная полоса – по причине отсутствия у конкретного мотодельтаплана колёс – была им ни к чему. Зато были нужны ангары, сдаваемые в аренду за сущие копейки. Оставить летательный аппарат, предварительно «заякорив» его с помощью специальных стержней, по-простому на берегу? С одной стороны, пошлого воровства на Шпицбергене давно уже не наблюдалось, как и циничных актов вандализма. Но, с другой, ещё имела место быть и островная весенняя погода – коварная, переменчивая и совершенно-непредсказуемая. Практически в любой момент мог налететь шквалистый штормовой ветер. Да и майские грозы, сопровождаемые ливнями и крупным градом, в здешних краях редкостью не являлись. Как говорится, бережёного – Бог бережёт. А если, при этом, мотодельтаплан находится в крепком и надёжном ангаре, то и вдвойне…

Они успешно приводнились на серо-голубоватые воды Ис-Фьорда. Усовершенствованный «Bidulm-50» пробежал – на самых малых оборотах двигателя – порядка ста пятидесяти метров, повернув направо, оказался в прямоугольном искусственном «бассейне» и, уткнувшись слегка заострёнными гранями катамаранных плоскостей в мягкий тёмно-жёлтый песочек, остановился.

– Гав-в! – пожаловался из переднего кресла Клык.

– Серьёзно? – вылезая на берег, удивился Тим. – Неужели, замёрз?

– Гав-в-в!

– Говоришь, мол, боковым ветерком знатно продуло? Бывает, конечно…. Да не суетись ты, бродяга хвостатый. Сейчас я – как и предписано строгими инструкциями – самолётик наш разверну боком…. Ага, готово. Отстёгиваю ремешок. Точка.

– Гав!

– Не за что. Гуляй, родной. В том смысле, что активно бегай и грейся…

Пёс гулял, бегал, грелся. Так долго и активно гулял-бегал, что даже слегка взопрел. А хозяин всё что-то копался. Сперва, оформляя суточную аренду ангара, о чём-то долго болтал с сонным складским чиновником. Затем медленно, словно бы никуда не торопясь, катил по узким рельсам тележку, а докатив её до искусственного «бассейна», перекуривал, изредка поплёвывая по сторонам. После этого начал (внешне неуклюже и даже где-то неумело), устанавливать на тележку – с помощью специального гидравлического домкрата – мотодельтаплан…

Не выдержав, Клык подбежал к «бассейну» и, сердито подрагивая пушистым хвостом, высказался по полной программе:

– Гав! Гав-в! Гав-в-в! – мол: – «Не надоело ещё дурака валять? Что ещё за бесплатный цирк, провинциальный насквозь? Прекращай немедленно – изображать из себя полного олуха и наивного недотёпу…».

– Не шуми, братишка, – попросил Тим. – Так надо. Понимаешь? Есть на то веская причина. Не шуми…

И причина, действительно, была. Он сразу же, как только покинул «Bidulm-50», почувствовал на спине (то бишь, чутким спинным мозгом), чей-то колючий взгляд – заинтересованный, подозрительный и насторожённый.

«Такие взгляды не бывают случайными», – решил Тим. – «То есть, на берег заранее припёрся соглядатай, чётко осведомлённый о моих ближайших планах. Не иначе, это Альвисс Олсен, сука вежливая, позвонив по мобильнику, кому-то стукнул…. Кому конкретно? И с каких таких подгоревших пирожков? Что за цели и задачи, стуча, преследовал? Вот, это и предстоит выяснить. В том плане, что было бы крайне желательно…. Что при возникновении аналогичных ситуаций советовал делать многоопытный дядюшка Артём? Главное, не суетиться. Совсем. То есть, слегка притормозить все текущие дела. Перекурить. И, ненавязчиво оглядываясь по сторонам, зафиксировать и – по возможности – идентифицировать всех лиц, находящихся поблизости. То есть, потенциальных и коварных фигурантов…».

Он, меланхолично насвистывая под нос нехитрую брутальную мелодию, медленно катил тележку с мотодельтапланом к ангару и мысленно подводил итог своим наблюдениям: – «Складской неповоротливый чинуша, наверняка, не при делах. Трое туристов – высоченный мужик и две молоденькие упитанные девушки? Судя по всему, американцы. Физии запомнил, надо будет потом справки навести …. Чудак-пенсионер Джон Флетчер рыбачит чуть в стороне. Он всегда и везде рыбачит…. Неизвестный сварщик старательно сваривает некую хитрую металлическую конструкцию. Неизвестный, потому что лица за чёрной сварочной маской не видно. Ну, не знаю, честное слово. Какой из работающего сварщика – соглядатай? Хотя, всякое бывает…. Кто ещё? Ежи Вайда – под ручку с крикливой и скандальной жёнушкой – неторопливо прогуливаются недалеко от лётной полосы. Может, дожидаются прилёта рейса из Осло? Может…. Что мне известно про Ежи? Он является владельцем чуть ли не единственной приличной швейной мастерской в Лонгьире. Шьет всякие и разные модные шмотки. И мужские и женские. Говорят, что всё получается типа – «по полной фирме». А его жена, мол, является талантливой закройщицей…. Да, пока ничего не понятно. Туман сплошной в голове…».

– Гав, – неуверенно предположил Клык.

– Предлагаешь присмотреться к сварщику? А для начала – узнать его имя-фамилию-национальность? Вполне здравая и конструктивная мысль. Полностью разделяю, одобряю и поддерживаю. Точка…

Тропинка, оставляя в стороне многочисленные разноцветные палатки и длинное приземистое здание кемпинга, уверенно змеилась вверх по пологому каменистому склону.

– Гав! – въедливо напомнил Клык, мол: – «В палатках и кемпинге, как правило, проживают небогатые туристы, посетившие столицу Шпицбергена с краткосрочным визитом…. Кстати, приятель, за тобой могли наблюдать и из любой туристической палатки. Или же из окошка кемпинга. Через окуляры мощного бинокля, я имею в виду…. Смог бы ты почувствовать – спинным мозгом – такой взгляд?».

– Хрен его знает, – по-честному признался Тим. – В том смысле, что дядя Артём, наверняка, знает. Только сейчас с ним, к сожалению, не связаться. Так как он – на данный конкретный момент – находится в очередной суперсекретной командировке…

Тропинка, тем временем, влилась в грунтовую тёмно-кирпичную дорогу, которая – в свою очередь – метров через триста пятьдесят соединилась с пустынной асфальтовой трассой, связывающей аэропорт и город.

Клык, возбуждённо и азартно помахивая хвостом-кренделем, убежал далеко вперёд.

Сзади раздался короткий визг тормозов, после чего хриплый баритон вкрадчиво предложил на плохеньком английском языке:

– Мистер, могу подбросить до города.

– Обойдусь, – не оборачиваясь и не сбавляя шага, отреагировал Тим.

Тихонько заработал автомобильный двигатель, машина медленно тронулась с места, и баритон, предварительно вежливо откашлявшись, продолжил настойчивые уговоры:

– И чего ты упрямишься, уважаемый господин турист? Чудак-человек, право. До города – четыре полноценных километра. А у тебя рюкзак за плечами, наверняка, тяжёленький. Ну, ты сам подумай…. Неужели, десять евро пожалел? Не жадничай, путник. Грех это…

Тим, резко сбавив шаг, повернулся на сто восемьдесят градусов.

Автомобиль тоже остановился, и пожилой усатый шофёр смущённо забормотал через приоткрытое боковое окошко:

– Извини, Брут, не узнал тебя со спины. Богатым теперь будешь. Да и собачки твоей нет рядом…. Может, всё-таки, подвести? За бесплатно, понятное дело? Ну, или свежие островные новости – в качестве оплаты – расскажешь…

– Обойдусь.

– Гав, гав, гав! – донеслось издали.

– Всё понял, – заверил шофёр. – Был неправ. Извини, ещё раз, за доставленное беспокойство.

– Господь Бог тебя, стяжателя наглого, извинит. Если, понятное дело, не забудет, поглощённый делами важными…

Машина, ловко развернувшись в два приёма, неторопливо укатила в сторону аэропорта.

– Гав-в, – презрительно прокомментировал подбежавший Клык, мол: – «Поехал дальше охотиться на потенциальных клиентов. Ну, никакой гордости у людей. Натуральный и идейный попрошайка…. Кстати, братец. По своей ли воле усатый таксист догонял тебя, а? Может, его кто-то послал? Типа – разговорить?».

– Вечером проясним ситуацию, – пообещал Тим. – В обязательном порядке. Точка…

Они миновали угольный порт и заброшенную канатную дорогу, по которой когда-то давно транспортировали добытый уголь от шахт к Ис-Фьорду.

Впереди замаячили городские дома, но Тим вновь свернул к фьорду, огибая новенький солидный причал, рядом с которым совершало некие манёвры современное круизное судно.

– Гав, – предположил Клык, мол: – «Пристаёт, по всей видимости. Минут через сорок-пятьдесят на островной берег, век развратного Амстердама не посещать, хлынет новый туристический поток. До чего же эти заезжие туристы беспокойные и наглые, слов нет…. «Собачка! Милая собачка, постой! Хочешь сладенькую конфетку? Давай, сфотографируемся вместе, а? Ну, куда же ты, собачка…». Тьфу, да и только. Уродки грёбаные и законченные…».

Примерно в полукилометре от причала (и в трёхстах метрах от первых городских строений), располагались, выстроившись в неровный ряд, несколько стареньких сборно-щитовых домиков. Этот отдельно-стоящий хуторок носил неформальное название – «Приют ветеранов». То бишь, в этих непрезентабельных хижинах проживали заслуженные пожилые люди Шпицбергена, отдавшие островам архипелага многие годы жизни. Просто так проживали, без оплаты. Даже воду и зимнее отопление оплачивали городские Власти. Реальные плоды европейской социально-направленной и человеколюбивой политики в действии, так сказать.

Возле крайнего, когда-то ярко-красного домика была установлена хлипкая скамейка-лавочка. А на лавочке, невозмутимо покуривая короткую чёрную трубку, сидела старушка – древняя-древняя, совершенно-седая, с тёмно-коричневым лицом, густо изрезанным частыми и глубокими морщинами.

Когда Тим говорил в Ню-Олесунне норвежцу Альвиссу Олсену, мол: – «Мне есть – и помимо мудрых чиновников – с кем потолковать в Лонгьире. В том смысле, что с умными и знающими людьми…», то он, безусловно, лукавил. Существовал всего лишь один человек – среди всех проживающих на островах архипелага – с которым Тим Белофф «толковал». Вот, с этой темнолицей и седовласой бабушкой. Со всеми же другими человекообразными индивидуумами он только «общался». То бишь, снисходил до общения…

Бабушку звали – «Хелена-Анна Ларсен», но все обитатели Лонгьира, включая разговорчивых туристов, называли её – «Бабушка-шаманка». Или же просто – «Шаманка». И только Тим почтительно именовал – «фрекен Хелена». Так, вот, повелось.

Кто была по рождению Хелена-Анна? Кем были её родители? Где она родилась? Как оказалась на островах Шпицбергена?

Неизвестно. Все ответы давно уже затерялись в вязкой и призрачной дымке Времён, а сама Шаманка предпочитала отвечать на эти вопросы сугубо обтекаемо, многозначительно ссылаясь на коварный и приставучий старческий склероз

Сколько ей было лет? Большинство жителей Лонгьира сходились на круглой и симпатичной цифре – «сто». И только Тим знал, что на пять лет больше.

Откуда он это узнал? Естественно, из разговора. В прошлом году, в один из погожих и солнечных осенних деньков фрекен Хелена, находясь в бодром и игривом настроении, рассказала – совсем чуть-чуть – о своей молодости, мол: – «Разве же сегодняшние мужчины умеют ухаживать? Так, насмешка одна. Причём, совсем несмешная и пошлая. Вот, в наши времена…. Помню, как сейчас. Однажды в Лонгьир пожаловал сам Рауль Амундсен – знаменитый путешественник и очень симпатичный мужчина. Почти такой же брутальный, как и ты, Брут…. Только недолгой была эта его суровая брутальность. Увидал Амундсен меня, красотку семнадцатилетнюю, и тут же пропал. Ну, это в том смысле, что его заледеневшее сердце практически растаяло. Да и суровая брутальность вся испарилась – без следа…. Как же он ухаживал! Самые настоящие серенады – под гитару – пел под моим девичьим окошком. Полярные эдельвейсы – охапками – дарил. Очень красивые и изящные цветы, нынче таких уже и не встретишь…. Интересуешься, чем завершились наши амурные взаимоотношения? А это, мальчик, тебя не касается. Наши дела. Только мои и Рауля…».

Дальше всё было просто, арифметическая задачка для первоклашек. Ведь всем известно, что легендарный Рауль Амундсен первый раз посетил Лонгьир в 1925-ом году, когда готовился осуществить свой дерзкий перелёт на Аляску через Северный полюс…

Итак, фрекен Хелена, сидя на лавочке, беззаботно покуривала чёрную трубочку.

– Гав! – бросаясь с низенького откоса к домику, радостно известил Клык, мол: – «Такие встречи, они дорогого стоят…. Уж, как я рад!».

– Дорогого, дорогого, – ласково трепля пса по лохматой холке, согласилась старушка. – И я, Клык, рада…. Ох, всю меня в слюнях вымазал, негодник хвостатый. Причём, шершавым-шершавым языком…. Да угомонись уже, хулиган. Ты же, как-никак, не щенок мечтательный, а самый что ни наесть брутальный островной пёс.

– Гав!

– Даже так? И я тебя очень люблю…

Тим подошёл к скамеечке и вежливо поздоровался:

– Светлых дней вам, фрекен Хелена. Отлично выглядите. Прямо как…м-м-м, как горный эдельвейс.

– Как засушенный эдельвейс из гербария? – скупо улыбнувшись, уточнила старушка. – Или же как сорванный кем-то эдельвейс, брошенный в тундре и заледеневший?

– Как прекрасный заполярный гордый эдельвейс…. Вот, примите скромный подарок. От всей брутальной Души. Ничего особенного. Браслетик женский. Само тело браслетное сделано из самолётного металла. Ну, помните – лет так сорок пять тому назад – на южном мысе грохнулся об скалы какой-то американский секретный истребитель? Вот, из его останков…. Камушки? Это Клык нашёл аметистовую друзу с огромными и очень чистыми кристаллами. Парочку из них я и разрезал-отшлифовал. А потом, покумекав, и в оправу вставил…

– Ох, уж, этот Белофф! Затейник поэтический…. И почему его – романтичного и трепетного – все считают суровым и брутальным? Глупые, право слово, людишки…. Ну, Брутушка, иди сюда. Расцелую. Да, не бойся. Только в щёки…. Пойдёмте, ребятушки, в дом. Покушаем, чайку попьём (естественно, предварительно капнув в него настоящего ямайского рома), поболтаем всласть…. Кстати, мужчина брутальный, а что у тебя с волосами? Пожар тушил?

– И об этом расскажу, – пообещал Тим. – И о многом другом…

Они пошли, покушали, капнули, выпили и поболтали.

Ещё – пару раз – капнули, выпили и поболтали.

Ещё – пару раз…

О чём – поболтали? Да, обо всём: о затянувшейся весне и о задержавшихся где-то тёплых дождях, о расплодившихся – без всякой меры – северных оленях и о смешных белых медвежатах, о нежно-ранимой тундре и о славных героях прошлых лет, посещавших – когда-то давно – эти благословенные края.

Совершенно неожиданно старушка, прервав интересную беседу, попросила:

– Заканчивайте, ребятишки, пачкать мне мозги. Мол, изумрудно-зелёная травка, весёлое ласковое солнышко, бойкие хрустальные ручьи, доверчивые северные олени и несчитанные стаи беспокойных уток-гусей…. Зачем, родные, припёрлись? Браслетики, понимаешь, всякие, аметистовыми кристаллами украшенные…. Чего надо-то?

– Совета, понятное дело. А ещё лучше – нескольких. Желательно, дельных и развёрнутых.

– Излагай, мальчик. Помогу, чем смогу.

Тим подробно, стараясь ничего не пропустить, рассказал о разноцветных лужах и о чёрном мешке, найденном на скалистом берегу Вейде-Фьорда, а также о своём посещении Синей долины, расположенной на загадочном мысе Верпегенхукен.

– Гав-в, – подтвердил Клык, мол: – «Так всё и было. Подписываюсь под каждым словом…».

– Начну по порядку, – задумчиво нахмурилась старушка. – Итак, два мёртвых белых медведя. Вернее, медвежонка…. Кто их убил? Возможны два варианта. Первый. Есть люди, которые коллекционируют рискованные поступки. Их сладкими пряниками не корми, а дай совершить что-нибудь эдакое, отвязанное…. Привожу конкретный и доходчивый пример. В далёком 1929-ом году занесла меня нелёгкая в Америку. Точнее, в приметный городишко Чикаго…. Как и что? Это к делу не относится. Короче говоря, был там у меня один дружок, Джон Слейтер…. Чего это, Клык, ты так многозначительно щуришься?

– Гав!

– Думай, что хочешь. Твои дела…. Итак, Джон являлся записным и идейным бабником. Хобби у него, раздолбая симпатичного, было такое. Только Слейтера интересовали ни обычные женщины, а сугубо жёны и подружки всяких высокопоставленных, всесильных и знаковых персон. Например, конгрессменов, сенаторов, олигархов, полицейских начальников, ну, и так далее. То есть, тех мужчин, которые – в случае разоблачения этих наглых любовных связей – могли бы доставить целую кучу неприятностей. Серьёзных неприятностей, я имею в виду. Нравилось, видите ли, Джону ходить по лезвию бритвы.

– И чем это странное хобби – в конечном итоге – завершилось? – заинтересовался Тим.

– Доходился, понятное дело. Один раз, обнаглев в корягу трухлявую, Слейтер соблазнил подружку Большого Аля…

– Гав?

– Какой же ты, Клык, у нас необразованный и неотёсанный, – ехидно улыбнулась фрекен Хелена. – Поясняю для хвостатых недотёп. «Большой Аль», он же – «Лицо со шрамом», он же – Альфонсо Габриэль Капоне, являлся самым крутым и известным американским гангстером первой половины двадцатого века. Занимался, в основном, организацией проституции, игорного бизнеса и подпольной торговли алкоголем. Организовывал, а потом, так сказать, вдумчиво и целенаправленно курировал…. Всё понятно?