Текст книги "«Прогрессоры» Сталина и Гитлера. Даешь Шамбалу!"

Какими вы будете

Изо всех сил стараясь не хромать, Петя постучал в массивную дверь, потом толкнул… За дверью оказалась большая, метров пять на пять, квадратная комната с очень высокими потолками. Почти куб. По всем стенам комнаты шли то ли шкапы, то ли стеллажи с резными темными стояками, широкими полками разной высоты, на две книги, с настольными лампами и выдвижными ящиками. Были там и секции с картотеками, где, кроме выдвижных ящиков, – ничего. У стеллажей стояли стремянки такого основательного вида, что Пете подумалось: с ними можно даже штурмовать вражескую крепость.

Прямо напротив Пети, у противоположной стены, возвышался огромных размеров стол. За этим столом сидел человек и писал. Светила настольная лампа, почти на бумагу падала косматая седая грива, от всех ее движений колыхались тени по углам. Человек громко сопел.

С минуту Петя наблюдал за этим человеком, потом кашлянул.

– Да заходите, заходите… – сварливо отнесся к нему человек. – В ногах правды нет.

Человек поднял голову, и Петя без труда узнал его. Удивился? Уже нет… Он уже ожидал чего-то самого невероятного. Ну подумаешь, сидит и пишет живой и здоровый Менделеев… Бывает.

– Здравствуйте, Дмитрий Иванович.

– Добрый день, Петр Исаакович.

– Просто Петр… Петя… Для вас.

– Ну и ладно. А скажите, Петр… скажите, Петя, что вы теперь собираетесь делать? И какие вообще у вас ощущения?

Петя облизнул мгновенно спекшиеся губы. Говорить с Менделеевым в любом случае оказывалось не очень просто. А тут еще и говорить о собственных сумбурных ощущениях, о своих планах… которых пока просто нет.

– Я чувствую, что, попав сюда, я уже никогда не буду прежним.

– Когда вам исполнилось три года, вы были обречены никогда не быть таким, каким были в грудном возрасте… И перед выездом из Петербурга вы не были прежним… Не были таким, каким были при поступлении на филологический факультет. Вы растете, это обыкновенно… Так чем бы вы хотели заниматься?

– Меня уже звали и в инженеры, и в скотники, и охотиться на яков…

– Это вас звали. А вам куда хочется?

– Всю жизнь я думал, что буду ученым. Специалистом по языку и культуре Востока. Буду преподавать… Но это ведь здесь не очень нужно…

– Ошибаетесь, это очень нужно. И вообще мы оказались в самой тупиковой ситуации. Уж вы не оставляйте нас, юноша. Вам тут непонятно? Тяжело?

– Непонятно, но не тяжело… И, конечно же, мне очень интересно…

Менделеев наклонил седую гриву.

– И еще мне понравилось наблюдать за человеком, слушать свою «интуицию». Всегда мои «переживалки» вызывали только иронию… А тут, в Крепости, – наоборот. Может, и правда надо больше прислушиваться к себе?

– Надо больше слушать себя и поменьше бояться делать выводы… Итак, вы готовы развивать интуицию… Наверное, хотели бы и проходить сквозь стены?

– Не обязательно, – заулыбался Петя. – Я ведь вижу, это совсем не главное. Все, кроме Гурджиева, относятся к этому с такой иронией, что просто делается смешно… Скорее мне хотелось бы развить в себе качества, которые и правда сделали бы меня совершеннее. Наверное, производным от них стала бы и способность проходить сквозь стены…

– А «третий глаз»? Хотите, мы вам вырастим «третий глаз»?

Менделеев заулыбался, словно обещал конфету ребенку.

– «Третий глаз» – это новая глазница во лбу? Над переносицей?

– Вы сами верите в чушь, которую несете?

– Так ведь человек с «третьим глазом» видит окружающих насквозь? Я думал, «третий глаз» излучает что-то вроде лучей рентгена…

– Долбить вам череп никто не собирается, и вообще «третий глаз» – это совершенно другое.

– А у вас есть «третий глаз»?

– Конечно, есть. Делайте выводы.

– Может быть, «третий глаз» – это как раз умение быстро чувствовать других? Умение видеть и быстро просчитывать то, чего люди обычно не видят?

Менделеев откинулся на спинку кресла с таким довольным выражением, что Петя тоже заулыбался.

– Если это так, «третий глаз» вы хотите?

– Тогда хочу… Раз вы не будете мне сверлить череп.

Менделеев гулко захохотал. В этот момент из стены вышел еще один солидный человек, с лицом знакомым… Петя его не узнал, но на всякий случай встал и поклонился.

– Василий Васильевич, – отрекомендовался появившийся.

– Это господин Докучаев, – прибавил оставшийся сидеть Менделеев. И отнесся уже к вошедшему: – Присядь, Вася, тут разговор, кажется, не короткий.

– Я потому и зашел, что юноша думающий попался. Вальтер, кажется, не хуже… Интересный.

Докучаев непринужденно присел в кресло.

– А знаете, чего я больше всего не понимаю? – обратился Петя к этим двум. Лица повернулись в его сторону, и Петя продолжал, словно прыгая в холодную воду: – Я вот чего не понимаю… Я не понимаю, чего вы все время со мной возитесь? Спасли? Спасибо… Но вы как будто на мой счет имеете какие-то планы… Мне намекают, что я – возможный Посвященный, вот вы предлагаете невероятно развить интуицию… А зачем? Неужели я вам нужен, чтобы помогать выращивать помидоры в залах для гидропоники?

– Отношение к вам как к спасенному может определяться и простым гуманизмом… Разве нет?

– Может. Но мне все время делают намеки, выходящие за пределы гуманизма. Скажите честно: что от меня требуется?

Менделеев опять оглушительно захохотал. Докучаев, наоборот, сделался несколько задумчив.

– А что? Востер! – отнесся Менделеев к коллеге. – Мы б на его месте оробели… И уже Пете: – А что? Очень хочется в Посвященные?

– Нет, – Петя заулыбался, даже затряс головой для убедительности. – Скорее страшно… Но вы же сами говорили – надо расти.

– Я ж говорю – востер! Но разговор все равно у нас состоится не из легких… Готовы?

– Готов… Я так понимаю, меня к такому разговору давно готовят…

– Хорошо бы еще, чтоб приготовили… – задумчиво обронил Докучаев. – А то, знаете, множество людей жаждет получить свои знаки отличия от большинства… А того совершенно не ожидают, что им от этого выпадут новые обязанности, трудности, а то и всяческие неприятности.

– Например, как если кончил человек курс обучения, сдал трудный экзамен, а его за это цап! – и в экспедицию, Шамбалу искать? Так? – с невинным видом вставил Петя.

На этот раз смеялись оба его собеседника.

– Ну вот, главное вы уловили. Давайте последовательно, Петя… Петр Исаакович. Итак, первое: людей, которые обладают некоторыми необычными способностями, не так много. Вы – один из этих немногих, и сделать из вас Посвященного – дело хорошее, независимо ни от чего другого. Это понятно? Принимается?

– Принимается. Большое спасибо.

– Пока не за что. Раз вы попали в нашу Крепость, хода назад вам уже нет… Тоже понятно?

– Не совсем… Крепость же ищут и все равно рано или поздно найдут. Сколько можно прятаться от всего человечества?

– Можно долго… На Востоке, кстати, это легче. Но самое главное – именно вам и в вашем положении вернуться почти невозможно. Если и возможно – то под чужим именем, тайно и в другую страну… Это понятно?

– К сожалению…

– Вот поэтому мы вас и стараемся приютить и обогреть. Думаю, это тоже вполне понятно: люди должны отвечать за жизнь тех, в чью судьбу вмешались. А кроме того, мы и правда рады видеть здесь вас и Вальтера. Судя по всему, нашего полку прибыло, и мы просто радуемся – как Провидение указало на вас… Что указало – это-то вы понимаете?

– Нет… Что еще за Провидение? Боженька, что ли?!

– Не стоит говорить о Нем так фамильярно… – очень серьезно проговорил Докучаев. – Я понимаю, вы получили советское воспитание, но не стоит так развязно демонстрировать свое неуважение к Высшим Силам.

– Вы же ученые? – удивился Петя.

– Да… И что?

– Вы же не можете всерьез верить в Бога!

Ученые переглянулись. Менделеев даже вперед подался, в упор глядя на Петю.

– Почему это мы не можем всерьез верить?

– Наука доказала, что Бога нет! Религия – опиум для народа!

Ученые опять переглянулись.

– И религия всегда воевала с наукой! Джордано Бруно и других великих ученых сжигали за то, что они утверждали научные факты.

Молчание. Выражение лиц ученых сделалось не передаваемым словами: серьезным и грустным, но еще много чего было на них…

– Давайте внесем ясность в вопрос… Как вы справедливо заметили, мы с Василием Васильевичем – ученые. Именно благодаря этому мы – люди верующие (при этих словах Докучаев энергично закивал). Доказывать вам ничего не буду, а только расскажу одну уже довольно старую историю… времени у нас много, отвлечемся?

– Конечно… – растерянно согласился Петя.

– Непременно! – энергично высказался Докучаев.

– И это будет… – назидательно поднял Менделеев указательный палец, – это будет история про Вольтера, про Академию наук и про избрание кардиналов в папы римские. Вы знаете, как избирают в папы римские, Петя?

– Не очень…

– А избирают их так: в комнату садится ровно двенадцать кардиналов. Почему именно двенадцать, а, Петя?!

– Наверное, по числу Апостолов…

– Именно! По числу Святых Апостолов. Каждому кардиналу дается свеча… А чаще всего дается по огрызку свечи, больше не надо. Творят молитву, и вспыхивает одна из свечек. Иногда бывает, что не вспыхивает ни одна свеча, но никогда не бывает, чтобы вспыхнуло сразу две и больше свечей. И когда это происходит, всем ясно – Господь избрал папу. Что вы говорите, Петр Исаакович?

– Я ничего не говорю…

– Но собирались?

– И не собирался… но ведь ясно же, что попам… то есть кардиналам… в общем, кто избирает – что им известно действие фосфора…

– Вот-вот! Именно! Именно так и думали люди, выпускавшие в Париже большую такую книгу – «Энциклопедию»… О них вы наверняка слышали, Петя…

– Конечно, слышал! Это были великие ученые: Вольтер, Дидро, Гольбах, Мирабо!

– Великие ученые?

Менделеев склонил набок голову, выражение куда как ироничное.

– А скажите, Петя, какие именно теории выдвинули эти великие ученые? Что именно они открыли, создали, изучили?

Петя даже засопел от напряжения, но назвать великие теории Вольтера или гениальные гипотезы Дидро он как-то затруднился.

– Ну что? Никак не можете припомнить?

– Не такой я великий ученый…

– Не в вас дело, Петр Исаакович. Никто из нас не в состоянии рассказать о великих делах этой публики просто потому, что их нет, великих дел. Нет никаких научных достижений. Нет теорий, нет открытий, нет идей… Совершенно ничего! Пустота.

– Так почему же все говорят…

Петя не закончил, что же именно «все говорят». Ведь и правда – «все говорят», его учили… Но никаких серьезных свершений энциклопедистов не называли… Ничего определенного, исключительно такие общие фразы.

– Так что же «все говорят», юноша?

Докучаев даже голову склонил на плечо, ангельски улыбался. А ведь придется отвечать…

– Меня учили люди поумнее меня, что энциклопедисты проповедовали науку…

Громкий хлопок заставил Петю подпрыгнуть: в который раз Менделеев хлопнул ладонью по крышке стола.

– Вот это точно! Именно – проповедовали. А когда умные люди, когда твои учителя на сто рядов повторяют, что Вольтер гений, приходится верить… Верно ведь?

– А он не гений?

– А вы его читали? Хоть что-то?

– У нас в библиотеке что-то было…

– А вы не читали, хоть и было?

– Не читал…

– Но что Вольтер гений, точно знаете? Хоть ничего и не читали?

Петя пожал плечами. Уже много раз за последние дни у него в голове что-то рушилось.

– Ну то-то же… Очень опасно принимать на веру слова даже самых умных людей. Но когда «все знают», юноши обычно все-таки принимают на веру… И зря! Так вот: вам сказали, что в этой самой «Энциклопедии» великие французские ученые записали все научные знания той эпохи? Все верно?

Петя осознавал, что так невежливо, и все-таки дернул плечом. Очень уж не хотелось отвечать.

– Как вы думаете, Петя, – метеориты существуют?

– Как будто да… – заулыбался Петя. – Я своими глазами видел огромный железный метеорит, называется «Палласово железо»…

– А почему он так называется?

На это Петя был в состоянии ответить:

– Потому что этот гигантский метеорит, весом в шестьсот килограммов, нашел на Енисее местный кузнец Медведев в 1749 году. Он все собирался пустить его на ножи или плуги, но никак не решался. А глава экспедиции из Санкт-Петербурга, Петр Симон Паллас, в 1772 году увез этот метеорит в Петербург.

– Спр-раведливо! Р-рад, юноша, что вы это знаете. А вот знаете ли вы такое имя: Эрнст Хладни? (Менделеев произнес эту фамилию с ударением на последний слог, словно бы у француза.)

– Нет… Это кто – соратник Палласа?

– Не совсем… Немецкий ученый Эрнст Флоренс Хладни из старинного города Виттенберга разрабатывал свою теорию происхождения метеоритов и их возгорания в плотных слоях атмосферы. Хладни работал в Петербурге, исследовал «Палласово железо» и другие космические объекты… Тоже в Петербурге. После этого он в Риге издал книгу про метеориты. Тем самым он заложил основы новой науки, – метеоритологии… Жаль, что вы не знаете этого имени. А что же писали о метеоритах в «Энциклопедии»? А? Это вы знаете?

– Нет… – Петя опять дернул плечом.

– В «Энциклопедии» некий Мирабо написал, что никаких метеоритов не существует…

Менделеев сделал длинную паузу, перевел взгляд с усмехавшегося Докучаева на смущенного Петю и продолжал:

– Мирабо в «Энциклопедии» написал статью по метеориты… В статье утверждалось, что метеориты придумали священники, чтобы обманывать народ. Ведь метеориты – это камни, якобы падающие с неба. На самом же деле никакие камни с неба не падают, «потому что на небе нет камней».

– И это не единственный случай… Самое же забавное, что «Энциклопедию» писали как свод всех вообще знаний о мире… Представляете? Всех вообще! Французы считали, что все уже известно и открыто. Остается только записать и пропагандировать! – подлетел Докучаев.

– Самое забавное? Нет… Знайте, юноша, что никакой России вообще не существует. Это вы знаете?

– Ну она ведь существует… – робко заулыбался Петя…

– Это вы так думаете. Россию тоже придумали попы, чтобы обманывать рабочих.

Петя закряхтел и заерзал. Он прекрасно понимал, что сейчас ему опять скажут об «Энциклопедии» какую-то гадость, и на нее он опять совершенно не сможет возразить…

– Не верите? Так вот – в «Энциклопедии» ни разу не упоминается слово «Россия». И слова «Русь» там тоже нет и в помине. Есть слова «Московия» и «Великая Татария». На одной из карт в «Энциклопедии» на месте Европейской России красовалась «Московия», а за Уралом – «Великая Татария». А на других прямо за Уралом начинался… Китай.

Петя не выдержал и засмеялся.

– Смеяться изволите? А вот Наполеон по этим картам учился географии! Что Наполеон посылал в Китай дипломатическую миссию – нельзя ли заключить с Китаем союз против России – слыхали?

– Да… Этому нас немного учили.

– Уже хорошо, что хоть это знаете. Но вот откуда у Наполеона были такие сведения, вам наверняка не растолковали. А жаль!

– Так ведь логично же, – мягко добавил Докучаев. – Логично: если китайский император может двинуть войска на Москву прямо от Челябинска и Оренбурга, то почему бы и нет? С ним необходимо заключить союз…

– Еще надо было заключить союз против России с монгольским ханом, монархом Великой Татарии. А еще лучше – с народом человечков с песьими головами! – рявкнул Менделеев. Борода у него развевалась.

– А может, Наполеон и пытался найти человечков с песьими головами, только мы этого пока не знаем… Я бы не очень удивился. Шел же он в Россию по этим картам!

– Не может быть… – Петя понимал, что бормочет жалкое, но очень уж надо было хоть что-то возразить. – Наполеон все-таки был гений…

Ученые ехидно улыбались, глаза их нехорошо засверкали.

– Одну из карт, где за Уралом сразу начинается Китай, обнаружили в материалах походной канцелярии начальника штаба Великой Армии, Бертье. Он эту карту обронил, когда драпал под Березиной…

Русские редакторы отказывались публиковать эту карту: НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!! Наполеон ведь гений, а французская энциклопедия – великая, она собрала все знания человечества… И про то, например, как попы обманывают рабочих, придумывают метеориты, и про Россию, которой не существует. «Гений, гений»… Обормот просто. Учился у дураков, потому и кампанию проиграл.

Помолчали.

– Ладно! – Петя поднял обе руки вверх. – Вы мне доказали, что я ничего не знаю о Наполеоне и об «Энциклопедии»… Но вы мне так и не объяснили, почему ученый должен верить в Бога.

– Мы вам доказываем не то… Мы вам доказываем, что «борьбу науки с религией» придумали вовсе не ученые, а неучи и мракобесы. И еще мы попытались показать, какой невероятный вред проистекает от «борьбы за прогресс», «борьбы с предрассудками простого народа», лозунгов «раздавите гадину» и прочей опасной чепухи. Показали?

– Наверное… Но ведь священники все равно замазывали вопросы науки…

– Миколай Коперник сильно замазывал вопросы науки?

Петя потерянно молчал, и Докучаев мягко продолжил:

– Эрнст Хладни тоже верил в Бога, потому он и изучал метеориты. Верующий человек живет в мире таинственном, удивительном. И ничего заранее об этом мире он знать не может. Поэтому, когда он сталкивается с неведомым, начинает его изучать. Вот если человек заранее «знает», существуют ли метеориты, – значит, он просто мракобес и прохвост. Это ясно?

Петя убито кивнул…

– Ну ладно… А про папу римского расскажете?

– Да что рассказывать?! Все ж ясно. Энциклопедисты все проверяли, вспыхивает ли свеча… проверяли, священников обыскивали, свечи им заменяли… А она вспыхивает, и все. И ничего тут не поделаешь – вспыхивает! Ни в каком ни фосфоре тут дело.

– А в чем же?!

– Я так думаю, Господь избирает папу, вот и все…

– Почему же тогда среди пап столько негодяев и подонков?!

– Вы и примеры привести можете?

– Борджиа вот всех травили…

– Кого именно?

– Иннокентий Третий власти хотел… считал себя выше королей…

– Что именно делал Иннокентий Третий? Конкретно?

Опять повисло молчание. Первым опомнился Докучаев:

– А знаешь, Дима, мы сильно ушли в сторону от дела… История хороша, и юноше полезно ее знать. Почитать кое-что про тех же римских пап ему будет очень полезно… У нас неплохая библиотека… И юноша уже, конечно, понял, почему мы ученые, но при том верим в Бога и в Провидение. Но мы назвали только две причины, по которой так рады видеть в Крепости и Петю, и Вальтера. И есть ведь и третья причина…

– Причем эта причина даже главная! Вот как! Но это же долго… Я даже не знаю, с чего начать…

– Давай начнем с того, что мы воздвигли Крепость… Как юноша уже знает, мы воздвигли даже много крепостей по всему земному шару, чтобы не давать в нечистые руки слишком опасные знания. Не так просто было и определить, где именно строить, и решить чисто практические вопросы. И господин Циолковский, и господин Докучаев весьма резонно замечали, что для строительства нужны громадные средства. А если даже их изыскать, нужен же еще кто-то, кто сумеет построить Крепость. Все же Посвященные вечно заняты, все преданы высшим научным заботам, и в этом их изрядная слабость… Вот как определилось, что именно здесь стали строить, – это господин Бадмаев знает лучше и подробнее всех.

Но вот построили, поселились, живем. Свой мир, ни от кого не надо прятаться. Живем, сколько хотим, по временам, бывает, путешествуем. И вот этим-то самым определился тупик! Мы лишили себя остального человечества – говоря откровенно, не страшно, переживем. Но мы лишили человечество себя… А оказалось, это намного серьезнее! Ну, сидим мы тут, опасных знаний не даем… А их и без нас время от времени добывают, начинают использовать. Те же средства массового уничтожения… их ведь все равно делали и делают, что тут скажешь!

Но даже не это самое худшее… самое худшее, что вся цивилизация пошла, знаете, ну совершенно не куда надо. Одни революции чего стоят… Целая серия все более страшных революций. Мир раскололся, мир в состоянии внутренней войны сам с собой. Причем это – при колоссальном росте поражающей силы оружия! Но даже и независимо от войн человечество пошло не туда. Оно быстрыми шагами идет к пропасти, к уничтожению самого себя. Вот, чтобы остановить этот путь, нам и необходимы вы и Вальтер. Вы оба.

Приключения Вальтера в библиотеке

Едва вышел Петя, как в библиотеке Казанцев с Федей вовсю засобирались к себе. Вальтер чувствовал себя в библиотеке вполне уютно: хорошо пахнет кофе и книгами, интересно… И тут из стены вышел человек, при виде которого штатски одетый Вальтер непроизвольно щелкнул каблуками. А человек верхом уселся на табурет и обратился к Вальтеру нелюбезно:

– Перестаньте на меня пялиться, вылупив глаза, я вам не красная девка. Извольте налить мне кофе и слушайте.

Так начал разговор с Вальтером великий ученый, реформатор Берлинского университета, создатель кафедрально-факультетской системы высшего образования, доктор многих наук Вильгельм Гумбольдт.

Вальтер только глупо ухмыльнулся и торопливо стал наливать кофе. Руки тряслись, Вальтер опрокинул одну чашку, уронил и раскокал вторую. Гумбольдт задумчиво ждал.

– Вы меня очень боитесь?

– Н-нет… Скорее очень почитаю. Вы ведь – живая легенда…

– Это мой брат – живая легенда. Я – так, почти забытый либерал далекого восемнадцатого века. Я даже когда-то ездил в Париж, хотел присутствовать при похоронах французского деспотизма во время ихней Революции… Я даже отстаивал идею, что необходима полная свобода личности, а государство должно ограничиться заботой о внешней безопасности… Я писал, что содействие благосостоянию граждан со стороны государства невозможно без вмешательства его во все отрасли человеческой жизни. А подобное вмешательство ограничит личную свободу и помешает своеобразному развитию индивидуума. Как я ошибался! Теперь именно вам, Вальтер, предстоит исправить мою ошибку.

Тут из стены, прямо из стеллажей с книгами, вышел еще один человек. Вальтер опять попытался встать и вытянуться по стойке «смирно».

– Да сидите вы… – поморщился Александр Гумбольдт, великий путешественник и реформатор образования, создатель физической географии и географии растений. – Между прочим, мой брат прав: главная и высшая цель государства – это развитие личности граждан. Он ошибался только в том, что государству надо отстраниться от жизни общества, и тогда все получится само. Не получится!

– Нас учили, что Вильгельм Гумбольдт создал само понятие «духовная культура»… Но если бы он жил сейчас, он стал бы национал-социалистом.

– Не стал бы… – поморщился Вильгельм. Александр Гумбольдт засмеялся.

Вильгельм продолжал сварливым голосом:

– Меня совершенно не устраивает ваша дикая расовая теория. Больше того – от нее-то вы и пропадете. Неужели самому не понятно?

– Нет… Эта теория научная, и она верная!

– Она антинаучная и неверная. Но самое главное – теория эта губительная. Неужели не видишь сам, что теперь против Германии встанет весь мир? Именно потому, что расовая теория никому не дает ни малейшего шанса.

– Да какой шанс им надо давать?!

– Не понимаешь? Напрасно… Человека надо оценивать по его качествам, а не по его расе. Вот завоевали вы Европу… И что дальше? Кто они вам – все остальные европейцы? Если рабы, подчиненные вам расы – все равно они рано или поздно восстанут.

– Мы их покорим еще раз!

– Так и будете вечно покорять? Конца такой войны не будет никогда… А вот в СССР придумали другой способ: делать врагов частью своей империи. Как ты думаешь, какой из этих способов выбрали бы древние римляне?

– Римляне не были коммунистами!

– Не были. Но они умели делать друзьями вчерашних врагов, это ценнейшее качество.

– Муссолини уверяет, что его Италия – наследница Великого Рима. – Эти слова Вальтер произнес с величайшим сарказмом.

– Мы все – наследники Рима, вся Европа, – Гумбольдт сарказма слышать не пожелал. – Вопрос, кто из нас и что именно унаследовал. Германская империя одно, Российская – другое, Австрия – третье… Давай подумаем, как объединить самое лучшее.

От предложения подумать уверенности у Вальтера поубавилось.

– Я солдат… Думать и решать должен не я.

– Если ты солдат – тебе умирать и убивать за принятые решения. Чужие или свои. Цезарь в Риме и фон Бисмарк на нашей родине предпочитали свои решения.

– Но я не Бисмарк и не Цезарь… Я скромный гауптштурмфюрер, что соответствует капитану.

– Иногда и малый чин может сделать больше фельдмаршала. Как ты думаешь, можно ли сделать Россию союзником?

Вальтер фон Штауфеншутц чуть не подавился от удивления.

– Мне задают этот вопрос уже второй или третий раз за сутки… У нас многие думают, что Россию надо иметь союзником и вместе с ней крушить империализм. Но другие говорят, что Россия не важна, а важны волшебные теплые страны. Почему владеть ими должны чванливые британцы или смешные французики?

– Как ты знаешь, я был в волшебных теплых странах, – задумчиво проговорил Александр Гумбольдт. – По нескольку месяцев мы плыли по теплой, как парное молоко, реке. К концу дня она становится горячей, как утренний кофе, и такого же цвета. Но не советую опускать руку или затеять искупаться – руку отхватит пиранья, а может вцепиться крокодил. Местные не купаются даже на песчаных пляжах. Они строят специальные купальни: зачерпываешь воду половинкой кокосового ореха, осматриваешь ее и моешься.

– Пиранья не поместится в половинке ореха!

– Там может поместиться кандиру – такой сомик, он любит забираться в мочевые каналы. Единственный способ избавиться от него – немедленно отрубить половой член.

Фон Штауфеншутца передернуло.

– Когда мы плыли по реке, ягуары несколько раз прыгали на нас с берегов… Но это пустяки! Ягуары, скаты, крокодилы… их легко поразить из огнестрельного оружия. Труднее питаться день за днем только рисом, местными плодами, водой реки и обезьянами. Еще труднее ходить весь удушливо-жаркий день с закрытой головой и руками – москиты переполняют воздух. Ни собирать гербарий, ни писать при дневном свете все равно невозможно. Поэтому все наши работы приходилось производить при огне, в индейской хижине, куда не проникает солнечный луч. Ты хочешь, чтобы твои дети переселились в такую страну?

Вальтер фон Штауфеншутц замотал головой.

– Ну то-то… А в России было совсем не так… Это суровая, холодная страна, но ее климат и природа подходят для немцев, к ним надо только привыкнуть… Я ехал по России, везде видя поля и леса, в которые мне хотелось войти и гулять в них. Реки с чистой водой, из которых не опасно пить и в которых приятно купаться.

– Только холодно, – заулыбался фон Штауфеншутц.

– К холоду можно привыкнуть, Вальтер. Россия – богатая и не опасная. И живут в ней не голые черные дикари.

– Вы предлагаете немцам переселяться в Россию?

– Если Россия станет нашим верным союзником, много немцев переселится в Россию… России будут нужны трудолюбивые люди, техники и технологии. Но не в одном переселении тут дело. Ты никогда не задумывался, что Германия все равно зависит от России? Что без русского металла нет германской промышленности? Что без русской нефти не поедут германские автомобили? Что без русской пшеницы и мяса подтянутся животы немцев?

– Об этом не надо и задумываться. Я знаю, что мы – народ без пространства. Хорошо русским, у них громадная незаселенная страна. Хорошо французам и британцам – у них колоссальные империи. Там, может быть, и не очень хорошо жить европейцу – но оттуда можно привезти и металл, и нефть, и хлеб.

– Французы и англичане никогда не отдадут свои империи. Они будут сыты, их поезда будут ходить, их заводы будут работать… А немцы живут слишком далеко и от океана, и от Урала и Баку.

– Завоевать Россию? Отто фон Бисмарк считал, что сделать это невозможно.

– Он был прав. Если Германия и Россия воюют – они уничтожают друг друга. Если они не враждуют и не дружат – у русских нет технологий и техники, а у немцев нет хлеба и сырья. Если Россия и Германия вместе, появляется двуединая империя от Тихого океана до Рейна. Если немцы смогут не думать, что положить в рот и что залить в баки своих автомобилей, они смогут прийти и в те волшебные страны, которые так тебя чаруют.

– Меня вовсе они не чаруют!

– Тогда так: которые чаруют многих немцев. Вместе мы непобедимы, но пока официальной доктриной провозглашена расовая теория, нет и не может быть дружбы.

– В России тоже провозглашено много такого, что только мешает дружбе!

– Несомненно. Но если правительство мешает, что надо сделать с правительством?

– Вы просто подрывной элемент! – засмеялся Вальтер фон Штауфеншутц. – Вас нельзя никуда пускать, вы сразу устроите революцию!

– Когда-то меня называли «придворным революционером» при дворе Фридриха-Вильгельма Третьего. Наверное, пустым аристократам я и правда казался революционером. Но вряд ли я гожусь в другие революционеры, не придворные…

До сих пор Вильгельм Гумбольдт тихо сидел в стороне и сосал трубку. Вальтер так и не понял, курит он ее или просто жует и сосет. А тут он вынул трубку изо рта.

– Революционером придется стать тебе, Вальтер, – очень серьезно сказал он. – Наступило время революций, а мы с братом – люди другой эпохи, мы для этого совершенно не годимся.

– Вы хотите, чтобы я сверг правительство России?

– Да. И Германии тоже.

С четверть минуты Вальтер сидел с полуоткрытым ртом. Дурацкая шутка? Но лица братьев Гумбольдтов были серьезны, почти скорбны. Вильгельм улыбался краешком рта, и улыбался он печально. Он же первым вынул изо рта трубку:

– Пора… Вальтер, мы постарались объяснить тебе, с кем надо дружить и почему. А сейчас пойдем, нас ожидают.

Братья переглянулись. Они быстро, не по годам, встали по бокам Вальтера, крепко схватили его руки своими крепкими, холодными руками, куда-то поволокли. Последней мыслью Вальтера было, что его тащат прямо в стену.