Текст книги "«Прогрессоры» Сталина и Гитлера. Даешь Шамбалу!"

– И вы его сразу убьете.

– Не болтайте чепухи, Петр Исаакович! Никому не нужна эта трижды никчемная жизнь. Мы его просто трансгрессируем домой. Пусть катится в Париж, Москву или Тбилиси… Куда хочет.

– По-озвольте… Так ведь он будет знать, где находится Крепость!

– Бубих тоже знал… И что? Ему это очень помогло? Но самое главное – вот Гурджиев оказался… Будем милостивы к Гурджиеву – оказался в Париже. И что дальше?

– Он может обратиться в любую разведку…

– Угу… И рассказать, что лично общался с уже семнадцать лет как покойным Бадмаевым, даже выполнял его приказания. И не с одним только Бадмаевым! Он лично общался с целой толпой покойников, среди них – с приятелем Ломоносова, Георгом Рихманом. «У них там Рихман так и ходит, электрическую систему строит на атомной станции. Так и ходит, в парике и в порванном молнией башмаке!» Как вы думаете, где вскоре окажется Гурджиев?

Петя опять не хотел, а приходилось смеяться.

– Специалисты его проверят и скоро выпустят из сумасшедшего дома.

– Не выпустят, они его лечить начнут… Причем ведь вылечат, что самое интересное! Выпустят – но не раньше, чем Гурджиев честно признается, что никакого Бадмаева и Рихмана не видел, это был такой болезненный бред. В общем, выпустят обломки человека. А дальше что? – спросил Бадмаев и даже голову склонил на плечо.

Петя пожал плечами, уже чувствуя – худо будет Гурджиеву.

– Как психиатры объявят Гурджиева здоровым, – веско бросал слова Бадмаев, – так ему придется отвечать в разведке уже на серьезные вопросы: где он был и что делал несколько лет. Не в Шамбале же он сидел, верно? Не с Рихманом же общался? Улавливаете последствия?

– А если пойти в НКВД?

– Из НКВД он тоже сразу попадет в сумасшедший дом – как только помянет Георга Рихмана. НКВД в Шамбалу не верит, верит только один отдел НКВД. Если Гурджиева загребут в тот достопамятный отдел, с которым вы познакомились, – ему конец, потому что сразу создадут новую группу, Гурджиева высосут, и… разве что карту нарисовать попросят поподробнее. А если не попадет Гурджиев в тот самый отдел?

– Придется рассказывать, что делал и где был несколько лет.

– Пра-авильно… Реалистично мыслите. А ответить ни на один вопрос он не может… Потому что никто не поверит. И получается – если мы трансгрессируем крамольника – придется ему всю оставшуюся жизнь скрываться, прятаться, брать новое имя, профессию и документы… Причем если поймают – получится, что он находился на нелегальном положении. И пусть рассказывает, на кого работает, гад!

– Картинка… Я так понимаю, она относится не к одному Гурджиеву…

– Конечно. К вам она тоже относится. И вообще к кому угодно. Так что будьте как дома, осваивайте жизнь в Крепости, но крушения существующего порядка вещей не опасайтесь, за мою жизнь и здоровье, за жизнь и здоровье других Посвященных не беспокойтесь. К посвященным относятся очень по-разному, но восстать не посмеет никто.

– И я, получается, тоже посвященный?

– Точнее сказать: вы можете стать Посвященным, если этого захотите. Но знаете что? У меня есть острое желание пообедать, а за обедом я вас познакомлю с интереснейшим человеком – с вашим спасителем.

– С моим спасителем?! Мой спаситель – это вы…

– Нет-нет! Я ваш лечащий врач. А спас вашу жизнь человек, который очень вовремя пристрелил вашего однополчанина Ивана… Его зовут Вальтер фон Штауфеншутц… Вас необходимо познакомить.

Друг из мира живых

Привычный мир продолжал распадаться. Вот и «враг» оказался спасителем. Причем спас не потому, что хотел. А потому, что убил ползущего врага. «Врага»?! Члена группы Васильева, соратника, «своего». Убил в тот момент, когда «свой» шел убивать «своего». Безумие… Полное безумие.

Обед сервировали прямо здесь – непривычно вкусный, странно-торжественный, со всеми этими переменами блюд, вилками в левой руке, с салфетками размером с полотенце. К удивлению Пети, Федя принимал в обеде самое «человеческое» участие, вел себя очень прилично.

А Вальтер фон Штауфеншутц оказался парнем примерно его, петиного, возраста, крепко сложенным и гибким. Лицо «простое» – такие черты могут быть у умного мужика… рабочего с квалификацией… Скажем, у водителя трамвая. Но черты лица подвижные, нервные – сразу чувствуется активность, быстрота реакции. Большой, часто улыбающийся рот.

Умные темные глаза… Глаза, в которых словно бы навсегда отразились прочитанные книги, картины, разговоры с умными людьми. Глаза человека, чей ум развивали с детства, с первых улыбок мамы над колыбелью.

– Вот ваш спаситель… – указал Бадмаев на Вальтера.

Тот улыбнулся, подал широкую крепкую руку самой «мужицкой» формы.

– А это ваш убийца, Вальтер, – перешел Бадмаев на немецкий.

Петя не очень знал, что делать, но Вальтер улыбнулся и стиснул его руку посильнее.

– Натеюс, ви еще путете шалеть, хотя люти обично не шалейт, што промахнулись. – Примерно так это звучало: Вальтер старался говорить по-русски. С сильным акцентом, но понятно.

Петя ответил по-немецки, что ему жаль другого – что он вообще стрелял.

– Мы солдаты, – пожал плечами фон Штауфеншутц.

Это было Пете понятнее рассуждений Бадмаева… Все верно: солдаты выполняют свой долг, очень стараются не промахнуться, но если промахиваются друг по другу – иногда оказывается даже лучше.

Петр Александрович усадил Вальтера, мягко расспрашивал его… примерно о том же, что и Петю. Вальтер попал в отряд ищущих Шамбалу почти так же, как Петя: изучал язык и к тому же спортсмен и радист. Но именно что «почти», потому что никто не пытался «шить» ему дело, не провоцировал и не выкручивал рук. Вальтеру назначили свидание, долго говорили с ним и наконец предложили поучаствовать.

– Подумайте! – сказали ему. – Риск намного выше, чем в любой работе, которую вы до сих пор выполняли. Правда, и плата много выше, а уж про возможности карьеры вы сами должны понимать.

Действительно, участие в такой германской экспедиции оплачивалось, причем очень хорошо.

Вальтер час курил, прогуливаясь вдоль реки Шпрее, а потом дал согласие. Как и Петя, он сразу же не вернулся домой, а отправился в лагерь в горах, готовиться к выезду.

Как и в СССР? Нет… И тут близкое, понятное, соседствовало с полной фантастикой: родные Вальтера не знали, где он и что делает, но для них он и не был покойником. Домой Вальтеру позвонили и сообщили его близким: ближайший год или два Вальтер будет нести почетную секретную службу, полную патриотического смысла.

Зачем Рейху нужна Шамбала? Ну это же очень просто! Если правда даже далеко не все в рассказах о Шамбале, если правда – это хотя бы десятая часть, то и тогда этой десятой хватит, чтобы сделать Рейх непобедимым. Ведь Рейх окружен врагами, даже внутри Рейха у него много недоброжелателей. Представляете: если тайная полиция начнет читать мысли маловеров и пустых болтунов?! Это же будет полной победой над внутренним врагом! А если войска сладчайшего фюрера смогут внезапно появляться в нужном месте? Тогда и война внешнего врага против Рейха станет совершенно невозможной.

Представляете, вот президент США проводит совещание… Собрал своих генералов и планирует нападение на Рейх. А в это время в Овальный кабинет Белого дома входят доблестные немецкие солдаты. Они наводят винтовки на президента и его генералов! И все! Война не началась, но она уже кончилась…

Или вот английский кабинет министров во главе с Уинстоном Черчиллем собрался планировать с нами войну… кто выступает «за», кто «против», и тут из стены выходят солдаты во главе с Отто Скорцени. Оберштурмбаннфюрер вынимает пистолет и вежливо так указывает стволом, кого из членов кабинета пока оставлять, а кого сразу забираем с собой. Вот и все, война выиграна еще до начала боевых действий.

– А почему вы решили, Вальтер, что в Шамбале вас примут как родных и дадут вам для использования все свои секреты?

– Так это же очевидно! Шамбалу создали древние арийские жрецы… Они унесли в Шамбалу тайны, которыми владели на острове Туле. Ключ к овладению миром – в соединении тайн Шамбалы и современных технологий.

– Хотел бы я в это верить, Вальтер, – качал головой Бадмаев. – Потому что сам являюсь соединением древних тайн Востока с современными технологиями. Но очень боюсь, у вас в голове страшный туман… Еще более страшный, чем в голове вот этого молодого человека (с этими словами Бадмаев указывал на Петю). Боюсь, что в Шамбале не было и нет никаких жрецов с острова Туле, арийцев и нордических типов. Надо же такое выдумать…

– Но вы принимаете нас тут просто замечательно! Принимаете в Крепости, которая была раньше Шамбалой. И где-то, вы рассказывали, есть еще ход в Другой Мир… Может, там и хранятся тайны наших жрецов?

– Может быть, придет время вам это изучить самому, и очень тщательно. Вопрос, когда именно и как… Но вот насчет готовности жрецов Шамбалы сотрудничать с вами: скажем, Петр Исаакович совершенно уверен, что Шамбала будет сотрудничать именно с коммунистами.

– Почему?!

– Потому что коммунисты проводят в жизнь древние идеалы, которыми живет Шамбала. Они на практике осуществляют то, о чем мечтали древние мудрецы.

– Но это мы приводим в жизнь древние великие идеи равенства, которые принесены еще с острова Туле! А коммунизм – это еврейское извращение древней арийской идеи! Как могут древние жрецы помогать коммунистам, если коммунизм уже начался с массового истребления белых людей… В одном Крыму они истребили больше ста тысяч человек, а всего – несколько миллионов.

– Так говорят наши враги! – не выдержал Петя. – Это белогвардейская пропаганда!

Если бы Петя видел только грустную усмешку Казанцева, еще ладно… Но Бадмаев усмехался так же высокомерно и мудро… Выдержать это оказалось еще более трудно.

– А что вы смеетесь?! Я мог бы показать альбомы, изданные Еврейской секцией Интернационала, с фотографиями сгоревших заживо, с записью показаний свидетелей погромов. Это хоть доказательства?!

(При упоминании Интернационала Вальтер фон Штауфеншутц демонстративно схватился за голову.)

– Зря вы так реагируете, Вальтер, – мягко, грустно произнес Бадмаев. – К сожалению, эти преступления действительно совершались.

– Возможно… Но видели бы вы, что творил Интернационал у нас в Германии… Пролетарии! А их вы вообще когда-нибудь видели?! Нет?! Ваше счастье. Интернационал нанимал самое дикое, самое грубое отребье, какое только есть в Германии. Я еще застал… Я видел своими глазами, как по улицам Берлина идут вооруженные толпы. Идут с винтовками, в новенькой форме и поют… Вальтер вскинул руку со стиснутым кулаком и громко запел:

 
На зов Коминтерна, стальными рядами,
Под знамя Советов, под красное знамя!
Мы – красного фронта отряд боевой,
И мы не отступим с пути своего.
 

– А дальше еще круче. Что называется, сознались!

И Вальтер, так же вздымая в небо стиснутый кулак, пропел:

 
Огонь ленинизма наш путь освещает,
На штурм капитала весь мир поднимает.
Два класса столкнулись в последнем бою,
Наш лозунг – Всемирный Советский Союз.
 

Петя, конечно, слышал о героической борьбе немецкого пролетариата за Мировую революцию, за победу коммунизма во всем мире. И что плохого?!

– Так вот они и осуществляют планы древних мудрецов!

– На деньги из Москвы? Ведут развал государства на средства иностранной державы и таким способом осуществляют?

– Карл Либкнехт… – начал было Петя… и поперхнулся. Потому что даже он знал: как раз героические Роза Люксембург и Карл Либкнехт работали на деньги Москвы… И они сами не раз хвастались, что делают именно это: разваливают немецкое государство. Вальтер, конечно, не прав, но затея этих двоих и правда оборачивалась какой-то непривычной стороной. Пришлось кончить не о том, о чем начал: – Интернационал или нет, а все равно зверства белогвардейцев давно доказаны! Даже книги изданы! Коммунисты никогда не совершали ничего подобного: не пытали и не убивали!

– А за что же тогда Морис Конради убил Вацлава Воровского?

Это Петя «хорошо знал» и с удовольствием выдал, чему учили:

– Белогвардеец Конради убил советского дипломата по заданию империалистов и буржуазии Запада!

Казанцев дико захохотал, примолк под укоризненным взглядом Бадмаева, махнул рукой и куда-то быстро убежал.

– Конради и правда воевал под знаменами Деникина и Врангеля… Но стрелял он, чтобы отомстить за свою семью, верно ведь? Петер, если бы ваш отец умер в тюрьме от побоев, неужели вы хотя бы не попытались отомстить? А если бы ваши дядя, тетя, старший брат были бы расстреляны как заложники?

Петя только сглотнул слюну, потому что ни о чем подобном просто не имел представления.

– И заметьте, Конради вполне мог убить трех человек: он открыл огонь в ресторане гостиницы «Сесиль», когда Воровский там кушал на отнятые у семьи Конради деньги со своими помощниками: Дивильковским и Аренсом.

Конради убил Воровского первым же выстрелом в затылок. Он что, не мог убить и остальных?! А он намеренно несмертельно ранил в плечо и бедро Аренса, Дивильковскому всадил пулю в бок. Потом он бросил револьвер и крикнул метрдотелю: «А теперь зовите полицию!» Полиции же он заявил: «Я сделал доброе дело – русские большевики погубили всю Европу… Это пойдет на пользу всему миру».

– Наверное, он хотел, чтобы состоялся шумный судебный процесс! Это входило в его задание.

– Но и тогда не понятно, почему он пощадил двух врагов, которые были в полной его власти. Верно? А на суде он сказал буквально следующее…

Тут фон Штауфеншутц полез в карман, вытащил записную книжку и прочитал: «Я верю, что с уничтожением каждого большевика человечество идет вперед по пути прогресса. Надеюсь, что моему примеру последуют другие смельчаки, проявив тем самым величие своих чувств!»

Вальтер обвел присутствующих взглядом, спрятал книжку и продолжил:

– Прокурор логично заявил, что убийство даже тирана является тяжелым преступлением. В ответ адвокат Конради указал в окно на памятник Вильгельму Теллю: его тоже надо снести?!

И, обращаясь к Пете:

– Вы знаете легенду о Вильгельме Телле?

– Революционер Вильгельм Телль боролся за освобождение народа!

– Если быть точным, то боролся Вильгельм Телль против унижения своего народа… Наместник императора, жестокий герцог Геслер велел жителям Швейцарии кланяться своей шляпе. Свободолюбивый, как все арийцы, Вильгельм Телль не стал кланяться шляпе герцога. И тогда в наказание Геслер заставил его стрелять в яблоко, поставленное на голову сына стрелка. Телль попал в яблоко, но зачем-то достал из колчана две стрелы… Он признался, что если бы попал в сына, то другой стрелой убил бы Геслера. Вильгельма бросают в тюрьму, он бежит в горы и после многих приключений подстерегает Геслера на дороге между скалами и убивает его стрелой.

Вальтер опять обвел глазами присутствующих, уже с откровенным торжеством.

– Но мы заговорили о Конради и его подвиге… Не подпрыгивайте, Петер, конечно, подвиге! И я уверен, что на его месте вы действовали бы точно так же. Человек, который продырявил мне грудь, никак не может быть трусом.

Так вот, защита представила суду в Лозанне материалы Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков. Эта комиссия была создана в апреле тысяча девятьсот девятнадцатого года по распоряжению Главнокомандующего вооруженных сил на Юге России генерал-лейтенанта Деникина. Во главе Комиссии был назначен известный московский юрист и общественный деятель, член кадетской партии, действительный статский советник Мейнгардт… Как видно по фамилии, немец.

Причина организации Комиссии проста: в мае девятнадцатого года армия Деникина начала успешное наступление на север, оно продолжалось все лето и начало осени. Белые освободили значительные территории, много городов, и всюду им открывались картины бесчисленных и страшных преступлений советской власти.

Комиссия руководствовалась дореволюционными правовыми нормами… нормами цивилизованного общества, а не классовым чутьем и революционным сознанием. Расследования, раскопки могил, обыски в зданиях, занимавшихся бесчисленными чрезвычайками, производились в присутствии свидетелей, представителей русского командования и прессы. При расследовании преступлений коммунистов в Киеве, Харькове, Одессе, Николаеве, Херсоне, Воронеже, Царицыне применялась фотосъемка и киносъемка. То, что расследовала комиссия, что она показала на суде в Лозанне, было не эмоциями, а фактами.

Факты порой ужасны: множество голых мужских, женских и детских трупов со следами самых чудовищных пыток. Людей разрубали на куски, четвертовали, проламывали им головы дубиной или пробивали череп молотком, вбивали кол в грудную клетку, вспарывали животы. Нашли много трупов людей, умерщвленных штыками или вилами с прокалыванием шеи, живота или груди. Некоторых закапывали заживо, причем одна из женщин была связана со своей восьмилетней дочерью.

Пока фон Штауфеншутц говорил, Казанцев принес откуда-то большущий том…

– А одно из мест экзекуций в Киеве выглядело так, – перебил до сих пор очень вежливый Казанцев. – «Весь цементный пол большого гаража был залит уже не бежавшей вследствие жары, а стоявшей на несколько дюймов кровью, смешанной в ужасающую массу с мозгом, черепными костями, клочьями волос и другими человеческими останками. Все стены были забрызганы кровью, на них рядом с тысячами дыр от пуль налипли частицы мозга и куски головной кожи. Из середины гаража в соседнее помещение, где был подземный сток, вел желоб в четверть метра ширины и глубины, и приблизительно в десять метров длины. Этот желоб был на всем протяжении доверху наполнен кровью».

Петр Исаакович, вот же они, материалы Особой комиссии… Петя, я понимаю вашего оппонента, – Казанцев ласково улыбнулся фон Штауфеншутцу, – но зря он на вас так насел… Вы не виноваты, вас так учили. Просьба одна: когда будет время, прочитайте и эту книгу, и еще кое-что… Ладно?

– А белый террор? – глухо спросил Петя, грызя ноготь.

– Приведите факты белого террора, Петер, – тихо попросил Вальтер. Он даже не спорил с Петей, он скорее соболезновал: вот во что тебя втянули, парень…

– Вальтер прав в главном – коммунизм в России начался с чудовищного насилия и массового террора. Особая комиссия обнародовала цифру – миллион семьсот тысяч жертв красного террора. Эту цифру признал реальной и суд в Швейцарии. Я надеюсь, Петр Исаакович, вы прочитаете подборку, которую я приготовлю.

Петя растерянно кивнул. Голова у него пухла, слишком многое приходилось пересматривать.

– А я выражу надежду еще в одном… – Бадмаев говорил очень решительно. – Что мы еще поговорим и на эту тему, и на другие важные и порой страшные темы. Но я хочу верить, что наши молодые друзья будут спорить только словами и, кроме споров, смогут сотрудничать. И что сейчас мы продолжим разговор, ради которого собрались.

Присутствующие закивали, и Петр Алексеевич закончил:

– Сейчас я попрошу Вальтера закончить свой рассказ про то, как его отряд искал Шамбалу.

Эта часть рассказа фон Штауфеншутца оказалась еще больше похожа на историю Пети. Отряд шел дольше, и только в одном – с большим комфортом: медленно поднимаясь из Индии в Гималаи, немцы постепенно акклиматизировались, меньше страдали от горной болезни. Да и подбирали в отряд людей, уже бывавших в горах.

Как и Васильев у Пети, командир немецкого отряда с простонародной фамилией Шмидт вызывал у Вальтера сложные чувства. Но в целом Вальтер больше ему доверял, чем Петя Васильеву.

– Он же как раз пролетарий?

– Зачем вы так? У Шмидта прекрасная квалификация, он умел массу вещей, и очень достойная личность. Социал-демократы у нас часто бывали очень хорошими людьми, они занимали самую похвальную позицию. В девятнадцатом и в двадцать третьем на улицах Берлина в бой на коммунистов вместе шли рабочие и офицерские отряды.

Петя ждал, что европейскому чистоплюю будет в Тибете куда тяжелее, чем ему. А получалось, что наоборот! Странно, но к тибетцам Вальтер относился лучше Пети. Да, несусветная грязь, да, дикие нравы, да, невероятная отсталость. Но ничего, наши собственные предки были не лучше. К тому же среди тибетских лам живут потомки арийцев, носители древнего и великого знания.

По тому, как Вальтер ел, как он сидел, чувствовалось хорошее воспитание. В умном узком лице с волевым подбородком, в серых отчаянных глазах, во всей подтянутой фигуре чувствовалась порода. Петю это, против воли, привлекало. Против воли? Да… Петю учили не любить, презирать аристократию. А этого парня он «чувствовал» как очень надежного и сильного. Голос говорил ему: Вальтер – человек очень надежный, с прекрасными мужскими качествами и к тому же умный, образованный.

Он вообще был понятный и непонятный одновременно.

Понятный, потому что думал и чувствовал почти как Петя.

Непонятный, потому что был сыном совсем другого общества. Уверенный в себе, не униженный, какой-то очень естественно гордый… Таким хотел бы быть и Петя, и Каган… но они хотели, а Вальтер просто был, и все тут!

Убеждение в превосходстве всего германского странно уживалось в Вальтере с терпимостью. Память о знатных предках мешалась с глубоким убеждением: во всех слоях общества бывают достойные люди.

Как ни пытался Петя увидеть в Вальтере то, чему его учили, не получалось: не было в фон Штауфеншутце ни грамма ни высокомерия, ни спеси. Презирать Вальтера можно было только одним способом: не замечая его самого и ненавидя как «представителя класса».

Петя наблюдал за Вальтером не только потому, что – «спаситель». И не потому, что велели. Странно, но Вальтер ему нравился, и нравился чем дальше, тем сильнее.

– А вот лучше скажите… – начал было Петя, оглянулся на Бадмаева. Тот кивнул, и Петя закончил: – А вот скажите лучше – почему вы сразу начали стрелять в Бубиха?

– Среди приказов, которые нам дали, был и такой: обнаружить и уничтожить советскую экспедицию. И мы знали, что ее ведет Бубих, у нас были его фотопортреты.

– Откуда?!

Ответил не Вальтер, а Бадмаев:

– Да оттуда, что Бубих выступал по всей Европе, рассказывал о своих связях с Шамбалой. Прямо как свой человек в Шамбале. Ясное дело: если караван ведет Бубих – это советская экспедиция.

– А вы совсем его не знали, господин Бадмаев?

– Знал… Мы встречались еще в Петербурге, Бубих все пропагандировал свои картины.

– У нас эти картины тоже многие видели, – вставил фон Штауфеншутц. – Наверное, Бубих думал, что, если переоденется в тибетскую хламиду, его никто не узнает. А мы его узнали, и все сразу сделалось ясно.

– Ну, как будто вы немного познакомились, – подвел итоги Петр Александрович. – А сейчас, думаю, Петру Исааковичу стоит… Вас ждут, Петр Исаакович, и на все ваши остальные вопросы ответят именно там. Это близко, третья дверь по коридору направо. Вот Вальтеру придется задержаться. Он все равно окажется в той же компании, но пока с ним просят разрешения пообщаться очень почтенные люди… Отказывать этим людям не стоит.