Текст книги "Сильнее боли"

18

У Тараса слезы лились сплошным потоком, к тому же он потерял очки, поэтому скорее почувствовал, чем увидел, что обнимает именно Галю. Впрочем, кто еще мог упасть из горящего дома в его протянутые руки? Не поджигатель же! И не тот, кто назвал его по имени… Или ему это только послышалось?

Но эти вопросы пронеслись в голове беспорядочным вихрем. Главная мысль была сейчас одна: надо уводить отсюда Галю и Костю. И чем быстрее – тем лучше! В погребе – уйма бензина, и Тарас даже представить себе не мог, к каким последствиям это может привести. Рванет ли так, что мало не покажется и находящимся возле дома, или всего лишь станет жарче?

В любом случае надо искать медицинскую помощь – особенно для Костика. Когда Тарас положил его на траву возле забора, мальчик не шевелился и даже, как показалось Тарасу, не дышал. Галя тоже была без сознания, но хотя бы точно дышала, хоть и судорожно, с хриплым страшным клекотом.

Да и сам Тарас чувствовал себя не лучшим образом. Ладно слезящиеся глаза, так и голова кружилась очень неприятно, и кашель постоянно рвался наружу.

Но как? Как уводить двух бесчувственных людей, пусть один из них и был всего лишь ребенком?

Тарас вспомнил об автомобиле. В замке оставались ключи. Но сам Тарас никогда не водил машину. Даже теоретически он лишь очень приблизительно знал, как это делается. Обидней всего – словно в жаркой пустыне найти колодец, но не иметь под рукой посуды и веревки, чтобы достать желанную воду с глубины.

И все-таки он, скорее машинально, чем сознательно, подошел к красному «жигуленку», неся на руках Галю. Руки уже сильно устали от непривычной тяжести, и Тарас подумал, что можно положить пока девушку на заднее сиденье. «Пока что?.. – тут же одернул себя он. – Пока не рванет бензин в погребе или пока я не обучусь вождению?»

Но тем не менее, продолжая мысленное самобичевание, он уже открывал заднюю дверцу автомобиля, неестественно выгнувшись при этом, чтобы не уронить Галю. Наконец ему удалось положить ставшую невероятно дорогой ношу на сиденье, и он, шатаясь, поспешил за Костиком. Взяв мальчика на руки, Тарас с облегчением увидел, что тот все-таки дышит, и побрел назад, к машине, думая лишь об одном: как бы не упасть.

Уложив Костю на переднем, пассажирском сиденье, Тарас поблагодарил неведомого хозяина машины, что дверцы не оказались заперты на замок. Сам он открыл переднюю левую и рухнул на водительское кресло.

Близоруко сощурился, тупо уставившись на ключ, но даже не стал его поворачивать. Во-первых, не знал, что еще нужно делать при этом, а во-вторых, на него напало оцепенение – то ли результат послестрессового отходняка, то ли преддверие нового стресса, а может, сработало полученное на днях «приобретение» – проблемы с головой. Зато частично освободившийся от лишних эмоций мозг тут же достал из тайников подсознания и выложил на «самое видное место» услышанный несколько минут назад крик: «Уезжайте! Быстро!.. Подальше! Тарас!..» Мало того, мозг еще и проанализировал голос кричащего и хладнокровно, словно на монитор компьютера, выдал результат: «Это отец».

Сей неожиданный вердикт и вывел Тараса из ступора, а может быть – или так уж совпало? – это сделал хриплый голос с заднего сидения:

– Ты не слышал, что нам сказали? Надо быстро уезжать подальше. Шевелись же, бога ради!

Тарас от неожиданности дернулся и задел локтем Костика. Тот сказал: «Ой!» и раскрыл глазенки. Это настолько обрадовало Тараса, что он повернулся к Гале с сияющей улыбкой:

– А я не умею.

– А что ты вообще умеешь? – раздраженно выплюнула Галина. – Вчера сумел, правда…

Улыбку Тараса в тот же миг смыло, а сам он вжался в кресло, чувствуя, как холод пробирается по груди и спине.

– Мама, не ругай дядю Тараса, – сказал вдруг Костя, словно всего лишь спал до этого, а не лежал в глубоком обмороке. – Он хороший и добрый. Дядя Тарас, вот твои очки, они упали, когда ты спасал меня, а я их поймал, – протянул мальчик руку; в кулачке у него все это время, оказывается, была зажата Тарасова пропажа.

– Хороший, – процедила Галя. – Только безрукий. – И ткнула кулаком в затылок Тарасу: – А ну, вылезай, хороший ты наш!

Тарас нацепил на нос очки и молча вылез. И почувствовал, как жар от горящего дома мигом высушил пот на лбу.

Галя быстро перебралась на водительское место. Тарас, отвернувшись от машины, стоял и смотрел на пожар. А внутри у него словно тоже бушевал, жаля беспощадной горечью, огонь. Будто обжигающие языки, метались мысли. Неужели она его до сих пор ненавидит, не может простить за то, в чем он не виноват? Но как же тогда?.. Зачем тогда всё?..

– Ты едешь?! – закричала Галя. – Или что, мы такие чувствительные и ранимые? Ну и оставайся тогда. – Она повернула ключ, и почти неслышно из-за треска близкого пламени заурчал двигатель.

– Мама, – заплакал Костик. – Давай дядю Тараса возьмем… – Мальчик снова закашлялся, а Галя зашипела в ссутуленную спину учителя громче бушующего пожара:

– Слушай, ты!.. Только из-за сына прошу…

Но Тарас не дал ей договорить – открыл заднюю дверь. Не успел он толком усесться, как «Жигули», пересчитав лучом фар доски забора, рванули с места.

Галя ехала очень быстро. И, похоже, ее гнали прочь от горящего дома не только слова, сказанные тем человеком, которого Тарас счел своим отцом. Возможно, она в первую очередь убегала от того непонятного, унизительного, жуткого, что случилось в этом доме вчера; от того необъяснимого, а потому особенно страшного, что происходило с ней в эти дни; от того, наконец, что она каких-то десять-пятнадцать минут назад чуть собственными руками не убила себя и сына, а потом едва не задохнулась в дыму или не сгорела заживо.

Тарас все это понимал не разумом даже – сердцем, а потому не обижался на Галю за неприятные, злые слова, брошенные ею сгоряча. Да и как он мог обижаться, если с каждой минутой он все больше и больше любил эту женщину, пусть она и выглядела сейчас истеричной и злобной.

Впрочем, Галя, похоже, стала понемногу приходить в себя. Сбросив скорость перед поворотом на главную улицу поселка, она сказала, чуть повернув голову:

– Ты прости ме…

Договорить она не успела. Внезапно стало светло, как днем. Дрогнула земля, и машина ощутимо подпрыгнула. Галя резко затормозила. А затем обрушился грохот – не только больно шарахнувший по ушам, но осязаемый всем телом, даже внутренностями. Следом послышался многоголосый свист и вой, а потом по крыше автомобиля застучал град.

Сначала Тарас все это так и воспринял: как неожиданно начавшуюся грозу с градом – просто молния ударила совсем рядом с машиной. Но спустя несколько мгновений он понял, что это не гроза; молния не может сверкать столь долго. И в этом ярком свете, высветившем все вокруг, стало видно, что сверху сыплется тоже совсем не град. Падали камни. Обломки шлакоблоков. И они, и куски шифера, доски, какие-то железяки были так перемолоты, словно их прокрутили в гигантской кофемолке. Мощный удар пришелся по крыше «Жигулей», и та ощутимо прогнулась.

– Что это?.. – выдавила Галя. Она уже повернулась и распахнутыми от ужаса глазами, в которых отражалось алое зарево, смотрела назад. А Тарас почему-то никак не мог справиться с вмиг окоченевшей шеей. Мозг словно специально заблокировал мышцы, чтобы уберечь себя от ужаса, творившегося там, откуда они только что уехали.

Но Тарас все-таки пересилил себя, хоть ему и пришлось развернуться всем корпусом. То, что он увидел, походило на кадры из фильма о ядерном апокалипсисе. На месте злосчастной дачи вздымался огненный гриб. На фоне темно-синего, почти уже черного неба он был ослепительно красив своей завораживающей кошмарностью. Подсвеченная желто-оранжевым сиянием снизу, косматая шляпка гриба доставала, казалось, до звезд, которых не стало видно из-за этого зловещего света.

– Чт-то эт-то? – повторила Галя непослушным от ужаса языком. – Б-бензин?..

Тарас почувствовал, как мелко дрожат его челюсти, словно выбивая зубами «SOS». Еле удалось произнести достаточно внятно:

– Не знаю. Вряд ли…

– Но что тогда? – Голос девушки стал вдруг снова отчетливым, а глаза приняли обычный размер. Тарас опять смотрел в них и видел в больших черных зрачках отражение уже оседающего гриба.

– Там что-то было, – сказал он. – В погребе. Я подумал, что это трубы. Помнишь, к одной был привязан Костя?

– Это ракеты, – сказал вдруг мальчик.

– Что?! – воскликнули Тарас с Галей одновременно и так же разом повернули головы к Костику.

– Ракеты, – повторил тот, отчетливо выговаривая букву «р», что делало слово грозным даже в устах ребенка. – Я видел на картинках такие.

– А ведь и правда, ракеты, – ахнул Тарас.

– Откуда на даче ракеты? – помотала головой Галя. – Бред.

– Этот бред длится уже двое суток, – тихо сказал Тарас. – И ракеты – не самое во всем этом удивительное. Они хотя бы объясняют этот фейерверк.

– Да какие ракеты? Опомнись! – уперлась Галя. – Это бензин взорвался.

– Ты посмотри, – снова обернулся к заднему окну Тарас, – на месте дома воронка.

Хоть гриб, созданный взрывом, уже почти осел и развеялся, а гореть на его месте было теперь нечему, все равно еще что-то там вспыхивало, давая рассмотреть круглую яму на месте бывшего дачного участка. Что и подтвердила Галя:

– Да, воронка. Дачу разнесло на кусочки.

– Это не смог бы сделать бензин, – объяснил Тарас.

И тогда Галя тряхнула головой:

– Да какая теперь разница, бензин, ракеты, атомная бомба? Нам надо срочно сматываться отсюда, пока нас не записали в свидетели, а то и…

– Согласен, – не дослушав, кивнул Тарас. – Тем более, когда увидят, что и на машину у нас нет документов.

Галя, вдавив до упора педаль газа, резко бросила сцепление. Автомобиль, истерично шаркнув задними колесами, рванул с места, словно гоночный болид.

Уже выехав на шоссе, когда последние огни проснувшегося от чэпэ Ряскино остались далеко позади, Галя сказала:

– Я не успела… Ты прости меня. Ну… ты понял. Это из-за стресса… Сорвалась, не хотела… И спасибо тебе за Костю. И вообще… Котеночек прав, ты хороший. Простишь?

– Мне не за что тебя прощать, – расцвел Тарас, но тут же лицо его помрачнело. – И спас нас не я. А сам вот не спасся…

– Твой отец?

– Да.

– Значит, ты был все-таки прав насчет колдуна и прочего?

– Не знаю. Ведь я думал совсем наоборот, что это отец нас хочет убить.

Галя вдруг подалась вперед, напряженно во что-то вглядываясь.

– Блин, гаишники, похоже! – Она потянулась рукой к бардачку, бормотнув под нос: – Может, хоть какие-то документы… – И замерла вдруг на середине фразы, уставившись на внутреннюю сторону откинутой крышки.

– Нет, это не гаишники, – проводил Тарас взглядом стоявшую на обочине машину и трех человек возле нее, обсуждающих, наверное, странный взрыв, свидетелями которого они стали. Но Галя, похоже, думала уже совсем не о гаишниках. Она даже на дорогу забыла смотреть, уставившись на яркую наклейку – тигр в красном круге – посреди крышки бардачка.

– Тарас, – вновь охрип ее голос. – Это машина не твоего друга…

– А чья же?

– Моего бывшего мужа.

19

Галя совсем забыла о том, где она и что делает. Точнее, что она должна делать сейчас. Не пялиться на картинку, а смотреть на дорогу и вести по ней машину.

Поэтому, когда сзади раздался испуганное: «Галя! Выруливай!» – она не сразу и поняла, зачем она должна это делать и, собственно, как? И только когда машина, мчавшаяся навстречу по той же полосе, по которой уже ехала и Галя, стала отчаянно сигналить и ослепила ее фарами, до нее наконец дошло, что сейчас может произойти.

Руль она дернула вправо в ту самую секунду, которая наверняка была последней из отведенных судьбой для возможности что-то исправить. К счастью, у водителя другого автомобиля хватило ума и выдержки не повернуть на встречную, чтобы избежать столкновения. А может, он впал в ступор от страха. Машины разминулись, пожалуй, в считаных миллиметрах друг от друга.

Руки Гали задрожали так сильно, что «жигуленок» начал вилять. Но пока Тарас осипшим незнакомым голосом не сказал: «Пожалуйста, остановись», Галя упорно продолжала гнать вперед, пытаясь справиться с управлением. Просто у нее вдруг будто выключился мозг и пропали мысли – все до единой. И даже услышав просьбу Тараса, она еще какое-то время вспоминала, что нужно сделать, чтобы ее выполнить. Потом затормозила, но столь резко, что автомобиль пошел юзом, и заснувший было Костик, не слышавший даже сигналов машины, с которой они едва не столкнулись, от визга покрышек проснулся и закричал:

– Мама!

Лишь тогда Галя полностью очнулась и, чудом справившись с управлением, остановила «Жигули» у самого края обочины, едва не съехав в глубокий, скрытый вечерним мраком кювет.

Машина сразу заглохла. Тишина наступила такая, которую можно было сравнить лишь с той, что накрыла бы их всех минуту назад, не дерни Галя руль. Но ощущение могильной тишины длилось недолго. Всхлипнул Костя, и Галя прижала его светлую голову к груди.

– Ну, ну… Не плачь, мой котеночек. Все хорошо.

Сзади завозился Тарас. Несколько раз шумно вдохнув и выдохнув, он спросил скорее недоуменно, чем испуганно:

– Ты чего?

– Подожди, – прошептала Галя. – Пожалуйста, подожди.

Слезы покатились вдруг по щекам, и она ткнулась в мягкий Костин затылок.

– Мама, не плачь, – погладил сын ее руку.

– Не буду, солнышко, не буду, – выдавила Галя, пытаясь проглотить ком в горле.

Ей сейчас очень-очень хотелось остаться одной. Совсем одной. Там, где ее никто не смог бы увидеть и услышать. В глухом лесу, в пустыне, на Северном полюсе, куда собирался отправиться Костик… Все равно где, лишь только чтоб можно было завыть во весь голос – отчаянно, дико, выплеснув из себя все: отчаянье, страх, безысходность, тоску, тревогу… Что еще накопилось там, в темных, неведомых ей самой закутках… души?.. подсознания?.. сердца?.. Там еще билась боль – мучительная, почти физически ощутимая, которая тоже представляла собой целый сгусток, где боль тоскливого одиночества жалась к боли от незаживающей раны предательства, где боль за сына, растущего без отца, лепилась к боли невостребованной любви и нерастраченной ласки… Там было много разных болей, в этом клубке, к которому добавилась еще одна – боль от потери любимого некогда человека. Теперь уже – окончательной потери. Настоящей, буквальной. Романа не стало. Совсем. Он даже не умер, он испарился.

И Галя наконец-то ответила Тарасу, оторвав голову от макушки сына, но так ее и не повернув:

– Его больше нет. Моего мужа. Совсем нет.

Тарас шумно сглотнул и, поперхнувшись, закашлялся.

Галя быстро обернулась и заговорила, будто в чем-то оправдываясь:

– Ты не подумай, я давно разлюбила его. Но ведь любила! Очень. Когда-то и у нас были фонтаны…

– Какие фонтаны? – откашлявшись, хрипло переспросил Тарас и опустил глаза в пол.

– Что? – дернула головой Галя. – Фонтаны?.. Нет-нет, это я так. Никаких фонтанов, конечно… – И спросила вдруг, совсем неожиданно как для Тараса, так и для себя самой: – Скажи, как любовь может превратиться в ненависть? Не в безразличие даже, а именно в ненависть? Почему он хотел убить меня? За что? Ведь это не я предала его. Ведь я продолжала любить даже потом, когда…

Галя замолчала, не закончив фразы, и резко отвернулась от Тараса, так и не дождавшись, когда тот посмотрит на нее.

И снова повисла тишина. Костик опять заснул, уронив белый затылок на Галину руку.

Галя жалела уже, что сказала сейчас Тарасу. Что ему до убитой любви? Что ему до погибшего Романа? Да и надо быть справедливой, у Тараса погиб отец. А Роман вообще хотел убить как ее саму, так и Тараса. И даже Костю! Как она могла сожалеть об ушедшей любви к этому извергу?!

– Прости, Тарас, – снова повернула голову Галя. – Я расклеилась. От страха. Но теперь нам бояться нечего. Он мертв, и мы можем вернуться домой. Можем забыть этот кошмар и опять жить по-прежнему.

– Нет, – все так же уставившись в пол, хрипло ответил Тарас. – По-прежнему мы уже жить не сможем. И ничего пока не кончилось… – Он хотел сказать что-то еще, объясниться, но вдруг встрепенулся и наконец-то посмотрел Гале в глаза: – Но почему ты решила, что там был твой муж? С чего ты взяла, что это его машина? Ты ошибаешься, это машина Валерки Самсонова. Я помню номер. Это совершенно точно! Восемьсот восемнадцать.

– Ты помнишь цифры, – покачала головой Галя.

– Ну да.

– А буквы?

– Буквы?.. – нахмурился Тарас. – Нет, буквы не помню.

– Вот видишь, – сказала Галя. – Бывает много номеров с одинаковыми цифрами, но с разными буквами. И красных «семерок» тоже очень много.

– А ты помнишь точно и буквы, и цифры? – с сомнением в голосе спросил Тарас. – Именно этот номер у машины твоего… бывшего мужа?

– Я вообще не знаю, какой у него номер. Я даже не знала, что у него есть машина. Мы не общались три с половиной года, а до развода у нас не было средств на такие покупки.

– Так почему же ты… – удивленно начал Тарас, но Галя остановила его кивком в сторону бардачка, крышка которого оставалась откинутой:

– Зато я хорошо помню вот это.

Тарас приподнялся и, склонившись над спинками передних сидений, поглядел туда же, куда смотрела и Галя. К черной пластиковой крышке с внутренней ее стороны был приклеен красный бумажный круг, в центре которого скалилась тигриная морда. Впрочем, прищурившись, Тарас понял, что это не совсем морда зверя. Скорее, человеческое лицо, раскрашенное черно-желтыми полосками. Лишь уши и загривок остались полностью кошачьими.

– Это он, – спокойно и тихо сказала Галя. – Роман. Увидел как-то в журнале рекламу чего-то автомобильного – масла, кажется. Тигриная морда в красном круге. И очень уж она ему понравилась. Тем более, он тоже тигр, по году рождения. Вот и сделал коллаж на компьютере – влепил себя вместо этого тигра. Распечатал, показал мне и говорит: «Когда купим машину, наклею где-нибудь в салоне. Так что, считай, кусочек автомобиля у нас уже есть».

– Но… как же… – медленно опустился на место Тарас. Галя чуть не рассмеялась, посмотрев на его растерянное лицо.

– А вот так, – все же не стала она смеяться, лишь невесело улыбнулась. – Вот такая она бывает, любовь-то. Наизнанку вывернутая.

– Да нет, я о другом… – Тарас долго подбирал слова, но потом заговорил почти безостановочно: – Я не понимаю тогда ничего. Допустим, твой бывший муж приревновал тебя, или что там ему в голову взбрело, не знаю. Но сына-то он зачем убить решил? Своего родного сына? И вообще… Как ему удалось обработать нас? Как он сумел заставить нас приехать на эту чертову дачу? Он что, колдун, экстрасенс, волшебник?..

Галя лишь пожала плечами, а Тарас продолжал:

– Ну хорошо, как-то заставил; продал душу дьяволу, нашел книгу древних заклятий, волшебную палочку выстругал… Но я-то ему зачем? Зачем ему понадобилось нас с тобой… того?.. Ему нужно оправдание? Вот, мол, ты, такая-сякая, с мужиком тут, на моих, можно сказать, глазах – так получайте же!.. Но это же бредятина сплошная! Ладно, пусть бредятина. Пусть он рехнулся на самом деле. Но при чем здесь мой отец?! Каким таким боком он-то к этому оказался причастен?

Тарас замолчал, пристально глядя в глаза Гале. Та снова пожала плечами и нахмурилась.

– И самое главное, – голос Тараса стал заметно тише и неуверенней, – я по-прежнему хочу ехать в деревню.

– Так поезжай, – равнодушно, думая о чем-то своем, отреагировала Галя.

– Ты не поняла, – медленно покачал головой Тарас. – Я не просто хочу. И даже – это не я хочу. Это кто-то хочет, чтобы я ехал. Понимаешь? Как вчера – сюда. Я не могу избавиться от этого желания. И, если не поеду, сойду с ума от головной боли.

– Значит, поедешь? – в глазах Гали наконец-то появилась заинтересованность.

– Поеду. Но ты не поняла еще одной важной вещи. Погибли не все. Погибли лишь… исполнители. Твой муж и… мой отец. А заказчик по-прежнему жив. Так что ничего для нас еще не кончилось. – Тарас нахмурил брови, посидел так, покачивая головой, и хлопнул вдруг по лбу: – Ну конечно же! Не сошел с ума твой муж. И любовь тут ни при чем. Он находился в том же состоянии, что и мы сами. Ему внушили, что нас нужно убить. А ведь есть такие вещи, что даже под гипнозом нельзя заставить человека сделать, если у него с психикой в порядке. Например, как раз убить. И наш с тобой… контакт нужен был именно для того, чтобы возбудить в нем ревность, дать ему моральный повод для убийства. А когда ничего не вышло, пошли другим путем. Заставить поджечь дом – не то же самое, что убить напрямую. Можно заставить забыть, что в погребе люди. Понимаешь?

– А твой отец? – спросила Галя, которая подумала, что рассуждения Тараса очень похожи на правду. – И кто та женщина, что привезла сюда Костю?

– Мой отец… Ну ты же помнишь, что я рассказывал про колдуна, дядю Матвея? Я считаю, что все так и есть, как я думал. Только мой отец, возможно, использовался для подстраховки. Вчера нас удобней было убить именно с помощью твоего мужа. Даже с точки зрения возможного следствия все стало бы ясно – мотивы и тому подобное. Убийца в наличии, следы, отпечатки – тоже. И мотив – вот он. Никому бы и в голову не пришло привязывать сюда кого-то еще. Но – сорвалось, вот сегодня и моего отца привлекли. Женщина – Катерина. Ее тоже привлекли. Но она, скорее всего, по собственной воле это сделала, была с отцом-колдуном заодно. А погибли бы мы уже все – безо всяких следов и отпечатков пальцев. Все шито-крыто.

– Нет, не все, – помотала головой Галя. – Ты же сам говорил, что хотел ехать в деревню еще утром. Значит, тебя не собирались убивать. Во всяком случае, сейчас.

– Наверное, да, – задумался Тарас. – Я вообще не понимаю, зачем им убивать тебя с Костиком без меня?

– Может, никто и не собирался меня сегодня убивать. Но раз уж мы оказались вместе…

– Непонятно, – тихо сказал Тарас. – Я запутался. – Он поднял глаза на Галю.

– А я и не распутывалась, – хмыкнула та.

– В любом случае, мне надо ехать, – решительно кивнул Тарас. – И разобраться во всем, а если получится, то и с колдуном – тоже.

– Ну, вот что, разбиратель, – сказала Галя, – я с тобой поеду.

– Ты что? Тебе… тоже хочется? Ну, я имею в виду, не по своей воле?

– Да ничего мне не хочется, кроме того, чтобы меня и сына оставили в покое! – огрызнулась Галя. Но мотнула головой и перешла на более миролюбивый тон: – Просто наши с тобой интересы сейчас совпадают. А вдвоем больше шансов на успех. – Галя про себя думала, что шансов у них, конечно, почти нет, но то, что Тарасу одному уж точно не справиться, – это и к бабке не ходи. Она усмехнулась этому невольному каламбуру, но улыбку тут же спрятала. – И ты меня даже не вздумай отговаривать!

– Да я и не собираюсь, – стушевался Тарас, который, скорее всего, как раз и хотел этим заняться. Но от Гали не ускользнула и неподдельная радость, блеснувшая в его глазах.

– Когда поезд? – деловито спросила она.

– Есть днем, в полвторого, а еще один – ночью, в три с чем-то.

– Ну, тогда разъезжаемся сейчас по домам, я завезу еще Костю родителям, и завтра встречаемся на вокзале.

– Нет, – жестко возразил Тарас. – Ехать нужно ночью. И Костю твоим родителям отвозить нельзя ни в коем случае.

– Это еще почему? – подняла Галя брови. Что именно «почему», она не стала уточнять. Ей было непонятно ни то, ни другое. Впрочем, насчет Костика вроде бы ясно… – Ты думаешь, Костю снова могут похитить? Но ведь это потеряет смысл, если мы уедем. И ведь… исполнители мертвы.

– Мы не знаем, сколько у него исполнителей! – Тарас от волнения даже снял очки. – Я просто поражен, как легко ты собираешься рисковать сыном.

– Не смей! – вспыхнула Галя. – Это мой сын. И он дороже мне всего и всех на свете.

– Тем более, – понизил тон Тарас. И еще тише добавил: – Но и мне Костя тоже небезразличен.

– Это еще с чего вдруг?

– С того, что… – Тарас запнулся и закончил фразу с заметным раздражением: – Дети вообще не должны страдать. А тем более, расплачиваться за глупости взрослых.

– Ладно, – кивнула Галя. – И куда ты собираешься спрятать Костика? Может, предлагаешь взять его с собой к колдунам?

– Нет, – не отреагировал Тарас на Галино ерничанье. – Мы оставим его с моей мамой.

– С твоей мамой? Дикость! С чего это вдруг она согласится сидеть с моим сыном? Да и я не собираюсь доверять его чужому человеку.

– Она не чужая, – медленно и угрюмо сказал Тарас. – Она – моя мама.

– Да, но мне-то, не забывай, даже ты чужой, не то что она.

Тарас вдруг так переменился в лице, что Галя пожалела о своих словах. И мысленно надавала себе шлепков по языку. Ну зачем, действительно, выделываться? Неплохой же парень Тарас! Не виноват он в том, что случилось вчера. А сегодня и вовсе спас Костика. Да и ее тоже, если уж быть до конца справедливой. И ничего ведь и впрямь не случится, если Костя побудет два-три дня с его мамой. Ну не съест же она его, в конце концов!

– Хорошо, – решилась Галя. – Но если я увижу, что она…

– Все будет замечательно, – радостно перебил ее Тарас. – Вы понравитесь друг другу, вот увидишь!

Галя фыркнула, но промолчала. «Нужно мне больно ей нравиться, – подумала все же она. – Не свататься собираюсь». И тут же еще одна мысль выскочила вдруг откуда ни возьмись: «А почему, собственно, нет?.. Не потому ли я и психую на Тараса, что он мне…» Галя прикусила губу. Мысль, мелькнув хвостиком, юркнула в норку подсознания. Чтобы заглушить ее окончательно, Галя быстро спросила:

– А почему ехать нужно ночью?

Тарас неожиданно помрачнел.

– Я думал над нашими… странностями. Понимаешь, все эти потери памяти, появления непонятных желаний и порывов – все происходит наутро, после ночного сна. И мне кажется… только не спрашивай как!.. что нам внушают все это именно во сне. Мало того, наши действия и мысли тоже становятся известны противнику во время нашего сна. Возможно, я ошибаюсь. Но рисковать не стоит. Если мы ляжем сегодня спать, то неизвестно, что мы начнем воротить наутро.

– Но ведь если мы уснем в поезде, то, проснувшись, можем точно так же стать неадекватными, по твоей логике, – возразила Галя.

– Значит, не будем спать, – сказал Тарас. – Или будем спать по очереди. А потом тестировать друг друга вопросами или как там еще… Впрочем, я и один могу не спать.

– Ну-у… – протянула Галя. – Я с тобой, пожалуй, соглашусь. Лучше зря не рисковать, конечно.

– Так что поехали ко мне.

– Нет, сначала ко мне, – сказала Галя, заводя двигатель. – Мне ж собраться надо, переодеться, вещи Костика взять, документы наконец, деньги…

– Согласен, согласен, – замахал руками Тарас, отчего-то улыбаясь во весь рот.