Текст книги "Город сломанных судеб"

Противостояние

Они вышли из теплого дома в прохладу осени, хмурыми тучами встретившей их. Уже вечерело. Они зажгли сигареты и немного помолчали.

– Я смотрю, ты постоянно с ним пересекаешься, – сказал Хитальченко.

– На кой бы он мне нужен был. Урод этот. Ты прав, судьба сталкивает меня с ним с завидным постоянством, – ответил Сергей. – Теперь появилась возможность досадить ему.

– Думаешь закрытие копанки по нему сильно ударит?

– Да мне неважно. Сам же здесь живет и гадит в своем родном городе. Не понимаю я таких.

– А что тут понимать? Для них деньги важны, у них нет Родины. Думаешь, город имеет значение для семеницких? У них квартиры в Киеве и заграницей. Что им до этих подыхающих городков? Надо выжать побольше, пока те совсем не загнулись. Это их логика.

– И для пиара откроют пару домов и площадок. Благотворители гребаные. Пыль в глаза пускают. Чтоб их. В статье я пройдусь по нему.

– У тебя нет достоверной информации. Может в клевете обвинить.

– Да и пусть. Сошлюсь на свои источники. Мы ведь можем не раскрывать их. Подпорчу ему репутацию. К тому же, скоро выборы в областной совет. И, насколько я знаю, Семеницкий туда пролезть хочет. Зацепиться есть за что. Глядишь, в облсовете будет меньше нечисти.

– Скажи, это все из-за Карины?

– Нет, она ни при чем. Всему причина – озеро, ставок этот, люди, которым это место важно, Худобин. Ну, а ненавижу я его – да, из-за Карины. Но сейчас это к делу не относится.

Начал накрапывать небольшой дождик. Тьма сгущалась над селом и городком. Пора было собираться.

– Все-таки, мы делаем правильное дело. Посмотрим, может получится, – подытожил Саша.

Они зашли в дом и позвали своих товарищей. Те быстро допили чай и вышли. Геннадий Васильевич провожал их. Сделался он почему-то грустным.

– Ну, держите нас в курсе того, что тут происходит. И мы вам сообщим, если чего-то удастся добиться, – прощался Сергей.

– Да, хлопцы. Приключений вам старик подкинул. Но это наше дело, каждому свое, – бубнел Худобин. – Вы приезжайте, если что.

– Хорошо, до свидания.

Журналистский десант погрузился в машину и умчался в Луганск. Старик еще долго смотрел им вслед, о чем-то переживая, предчувствия плохие стали мучить его.

Сергей работал над статьей весь вечер. Писал язвительные пассажи в адрес властей под дробь капель за окном. Он чувствовал свою значимость, свою правоту и веру в дело. Журналист снова был доволен проделанной работой, постоянно переписывал и переделывать свой материал. Утром в редакции написание и совершенствование статьи продолжилось. Парень был уставший и не выспавшийся. В обед позвонил Сашка и сказал, что сюжет выйдет в ближайшем выпуске новостей. Сергей включил редакционный телевизор, он хотел посмотреть, какой «боевик» удалось снять оператору. Ну и хотел увидеть, как сам он смотрится в кадре. Сюжет получился отличный, редактор краем глаза тоже увидел по телевизору его и похвалил Сергея. «Хорошо, сейчас я доделаю свою разгромную статью в этот номер. Она будет более развернутой», – радовался он.

На следующий день вышел свежий номер газеты с большим материалом Сергея Литвинова на полторы полосы. Ему казалось, что все идет отлично. Должен появиться больший резонанс, чем в прошлый раз.

Но дальше началась черная полоса…

Сергей после работы пошел прогуляться в центр города, он курил одну сигарету за одной, смотрел на появляющиеся звезды, слушал приятный гул машин, людское щебетание. Забрел в небольшой скверик в центре. Молодежь занималась своими ежевечерними необязательными делами.

На мобильный позвонили. Журналист не посмотрел кто это, а сразу взял трубку и услышал негромкий злобный голос:

– Ты зря заварил эту кашу, сопляк. Тебе не поздоровится, звезда телеэкрана…

Сергей среагировал моментально, он быстро искал в настройках диктофон, хотел записать угрозы в свой адрес.

– Так что будешь теперь расхлебывать, – и услышал гудки.

Записать он ничего не успел. Посмотрел на дисплей телефона – номер не определился. Вот лажа. Инстинктивно Сергей осмотрелся вокруг. Несколько компаний в дружном гуле перекидывались матерными криками, бомжи рылись в мусорках, попрошайничали. И никого подозрительного. Да и откуда им здесь взяться. «Вряд ли за мной следят», – подумал он.

Серега все же разволновался. За всю его недолгую карьеру в журналистике с ним не происходило подобных ситуаций. Он резкими движениями достал пачку из узкого кармана джинсов и закурил, после чего начал тереть виски – разболелась голова. Через несколько мгновений он пришел в норму, избавившись от волнения. «Наше дело – правое», – успокоил себя журналист.

Затем набрал Сашку:

– Тебе никто не звонил?

– Нет, ты вот звонишь. А кто должен?

– Да так. Ты еще на работе? Подходи к «журавлям».

– Что-то случилось?

– Ну как тебе сказать. Только что я получил свою первую угрозу за профессиональную деятельность. Это надо обмыть! – Сергей старался говорить спокойно, но Саша уловил в его голосе тревогу.

– Хорошо. Я как раз выхожу с работы.

Наваливающаяся темнота приносила тревогу, деревья шуршали листьями, будто перешептывались и обсуждали услышанную новость. Городские огни заменяли солнце, завладевали городом на правах арендатора.

Легкая походка Хитальченко немного раздражала неуместностью в данной ситуации.

– Ну, чего там стряслось?

– Да позвонили с неизвестного номера. Угрожали. Сказали, что вляпался.

– И что? Не переживай. В нашей профессии такое может быть. Периодически случается. Всякие сумасшедшие звонят.

– В этом-то и проблема, – угнетенно сказал Сергей. – Они точно не сумасшедшие. Поэтому непонятно еще, кто опасней.

– Пойдем пройдемся. Успокойся, все будет нормально. Хочешь, в милицию сообщи.

– Да они наплюют и пошлют… Ты же знаешь, они преступления не предотвращают. Плохое у меня предчувствие.

– Не нагнетай, Серый. У страха глаза велики. Ничего тебе не сделают.

В этот вечер никто из друзей не спешил домой. Они бродили по прямым улицам, спустились к колесу обозрения и вышли на разваливающийся мост. Внизу протекала река, которая дала городу название – Лугань. Извилистой сверкающей змеей она проползала под ногами и устремлялась вдаль.

– Моя жизнь – это Луганка, – задумчиво произнес Сергей. – Такая же мелкая, замусоренная, медленная и бессмысленная. Я всегда завидовал тем, кто живет у большой воды – Нева, Волга, Дон. Какие замечательные города стоят на них. А здесь что? Вот и жизнь у людей такая же – бесперспективная, пересыхающая. Загнивающая провинция.

– Раньше и по нашей реке ходили пароходы, – парировал Саша. – Смотри, какие берега высокие, вода туда доходила, – от реки несло прохладой, запахом тины и застоявшейся воды, которая напитала землю, превратив ее в болотце, пожухлые стояли камыши. – А куда впадает Луганка? В Северский Донец, который, в свою очередь, впадает в тихий Дон. Поэтому не надо тут ля-ля.

Сергей повернулся к проезжей части, поправил куртку. Смотрел на проезжающие авто, наслаждаясь разноцветными оттенками огоньков. Он снова достал сигарету.

– Всякое бывало, – сказал. – И стычки, и драки, и звонили всякие. Мне плевать было. Я и теперь не боюсь. Просто тревога какая-то. Одно дело пьяная драка, сейчас же совсем другое. Там, где замешаны деньги, может случиться, что угодно.

– Я согласен с тобой. Я тебя прикрою. Все нормально будет. Я бы посоветовал тебе обнародовать эту информацию, о том, что тебе угрожали. Мне кажется, их это заставит чуть притормозить.

– Да кто их знает. Ходят в костюмах, а на деле – все отморзки. Такие могут и не остановиться.

– Правила игры давно поменялись, – попытался обнадежить Саша. – Журналистов вообще стараются не трогать.

– Вот именно, что немного поменялись. Бабки и связи решают все. Во все времена так было, наверное, – окурок выкинул в реку. – Ладно, надо на восток к себе ехать, а еще до остановки пилять долго, отсюда ничего не идет. Давай, до встречи.

Друзья крепко пожали руки и разошлись. Сергей шел мимо старого городского парка, находившегося по левую руку, за спиной осталась спокойная и мелкая речушка, которая своими последними водами питала жизни проживающих в безвременье. Парень кутался в серую ветровку, прохладные быстрые порывы неприятно били в лицо. Ему было одиноко и противно. Он не мог объяснить почему именно. Наверное, из-за несправедливого устройства жизни. Люди часто жалуются на несправедливость. На самом же деле она существует и является более реальной, чем этот светофор, ржавеющая маршрутка или покосившийся некрашеный забор. Человек просто настолько мелок, что не может видеть все многообразие связей, он воспринимает события отрывочно, не связывая их с прошлым и будущим.

Накрапывал дождик. Сергей ненавидел зонты, никогда не пользовался ими. Волосы медленно покрывались капельками, уподобляясь зеленой траве поутру. Долгая дорога домой. Он подошел к остановке, оглянулся, ожидая увидеть автобус, но его не было видно. Тогда Литвинов решил продолжить путь в одиночестве. Даже курить не хотелось. В очередной раз душу охватила апатия. Внизу возле парка культуры купил теплый кофе и, снова убедившись в отсутствии маршрутки на остановке либо на подходе к ней, продолжил идти в сторону областного музея. Там он немного задержался, вытер мокрое от дождя лицо и посмотрел на склоны Камброда. Что бы ни говорили, а город ему нравился, он все равно любил провинцию, потому что она приносила спокойствие, избавленная от суеты.

Он продолжал путь вдоль трамвайных линий, место многоэтажек занял частный сектор, темный, без света в окнах. Сергей даже ни о чем не думал, просто ловил и отпускал обрывки мыслей, играл в пинг-понг со своим разумом. Не заметил он, как с одной из боковых улиц выскользнули три силуэта. Парень не обратил на них внимания, темнота уже накрыла город, а непогода делала его еще черней, замазывая улицу неосязаемой сажей.

– Есть закурить?

Сергей не понял, что обращались к нему.

– Сигареты есть, пацан?! – более настойчиво окликнули его.

Журналист повернул голову направо и увидел высокие фигуры. Ему почему-то показалось, что на обычную шпану они не похожи, молния на мгновение осветила прямые дома и улицы. Рядом стояли спортивные и здоровые луганские хлопцы.

Сергей все понял, но с какой-то заторможенной обреченностью. Видимо, именно такой исход ситуации он и ожидал. И что теперь делать? В этот момент Литвинов предпочел бы оказаться пьяным. Во-первых, так вообще на все плевать и чувствуешь себя супергероем. Во-вторых, не чувствуешь боли.

– Тупой или глухой?

Как поступить? Может он себя просто накрутил и обычная молодежь слоняется вечером по району и прикалывается? Тогда Сергей медленно продолжил свой путь, не отвечая ничего. Но тяжелая рука легла ему на плечо. И решил наш журналист воспользоваться самым древним методом сражения с врагом. Он резко повернулся и левым кулаком ударил туда, где должна была находиться голова противника. Действительно попал, скользнув костяшками по скуле.

– Ах ты..! – закричали друзья того, который получил удар.

Журналист в этот момент уже мчался по ночной улице прочь от злосчастного места. Он слышал, как по лужам прыгает его погоня. Дыхание быстро начало перехватывать, а уставшие под конец дня ноги отказывались увеличивать скорость. Его настигали. Сергей чувствовал как огромные лапы спортсменов хватали холодный воздух, в надежде поймать обидчика. Кулаки противников вовсю готовились ко встрече с его лицом. Литвинов понимал, что он далеко не спринтер или марафонец. Сидячая, в основном, работа. Откуда физические нагрузки взять? «Интеллект, их надо побороть интеллектом», – проскочила шальная мысль. Но как? Удариться головой об их ноги? Нет, так интеллектом точно не распоряжаются мудрые люди. Дыхание перехватывало, в этот же момент удар справа изменил траекторию бега, и Сергей, пытаясь бороться с инерцией, споткнулся и упал прямо на трамвайные пути, ударившись при этом головой. Бурю неприятных ощущений почувствовал журналист. Ему показалось, что раздался такой хруст, при котором ломают грецкие орехи. Бычки уже стояли над ним, предварительно несколько раз ударив ногами по ребрам и спине.

– Че ты творишь, урод? – возмущались они.

Собираясь с силами, преодолевая чудовищную боль, Сергей простонал:

– Идите на хрен. И Семеницкому передайте.

– Кому? – не поняли спортсмены. – Какому Семеницкому? Че ты несешь, придурок? Мы покурить хотели, а ты кинулся на нас!

– Он головой сильно ударился, уже не соображает ни черта, – сказал тот, которому Сергей заехал в челюсть. – Блин, пацаны… Валим отсюда!

Серега не понял этого их хода. Что произошло? Почему они ушли? Он приподнялся на локте, ему казалось, что все нормально. В ту же секунду он почувствовал головокружение и тошноту, после чего его вырвало. В таком состоянии его заметили прохожие. Большинство, как обычно, подумали, что парень нажрался водки или что там пьет нынешняя молодежь, и прошли мимо. Но какой-то благородный путник в ночи вызвал скорую помощь.

Врачи диагностировали сотрясение мозга. Сергея доставили в больницу. До утра он мучился от боли, голову ему перевязали, из нее несильно сочилась кровь. В начале рабочего дня медики ему сделали все необходимые анализы – взяли кровь, просветили рентгеном. Ничего серьезного не обнаружили. Врачам соврал, сказав о том, что попросту подскользнулся и упал. В результате милиции никто ничего не сообщал.

В больнице всегда какое-то тяжелое ощущение накатывает, когда видишь таких же больных. У Сергея ныли ребра, болела поясница. Родители естественно примчались проведать, привезли всяких вкусностей и книги. Болевшей головой журналист пытался осмыслить читаемое, что ему удавалось с переменным успехом. Становилось легче, боль уходила с тикающими стрелками часов, молодой организм быстро восстанавливался. Похмелье драки отступало. Через несколько дней приехал навестить друга и Саша.

– Как самочувствие? – он был серьезен.

– Скоро выпишут. Так что хорошо.

– Что произошло с тобой? Кто напал?

– Эх, кабы знать. Я после нашего разговора был морально выжат. Шел по темным аллеям и ничего не соображал. И показалось мне, что это Семеницкого люди меня выследили. Я одному врезал и сразу сваливать, только они догнали. Я передал привет борову, но они ничего не поняли. Матерились, что я, мол, сам накинулся. А они покурить просто попросили. Короче, Саня. Мутная история. Может, я сам лохонулся.

– То есть, ты хочешь сказать, что это просто стечение обстоятельств? Ты накинулся на трех быков и отхватил от них?

– Скорее всего, именно так все и было.

Сашка взорвался смехом. После продолжительного хохота, он потер скулы.

– Ну ты даешь, брат. Такое могло быть только с тобой. Знаешь, что у страха глаза велики.

– Да какой страх… Ситуация просто подходящая была. Сам бы ты что сделал?

– Я представляю удивление пацанов, когда они шатались себе спокойно, попросили покурить, а какой-то отморозок-одиночка, к тому же журналист, но этого они не знали, кидается на них с кулаками, а потом драпает.

– Давай, смейся. Никто не застрахован от таких курьезов после звонков с угрозами.

– Вот именно! – веселился Хитальченко. – Теперь превратишься в параноика, будешь уходить от слежки, устраивать перестрелки. Хохоту будет среди коллег.

– Не болтай никому, – сердито буркнул Сергей.

– Нет, брат, прости. Этого я обещать не могу. Такие истории становятся городскими легендами, фольклором в нашей, журналистской среде.

Ребята не знали, что шутить по этому поводу рано. Человек, будучи существом эгоцентричным, все примеряет на себя, считает себя пупом земли. И с этим ничего не поделать. В то время, как Сергей по большому счету напрасно опасался за свое здоровье, пострадал зачинщик всей этой истории – Геннадий Васильевич. Люди Семеницкого решили припугнуть журналиста, который сунул нос не в свое дело. Тем не менее, корреспондентов трогать было запрещено. А вот со стариком Худобиным местные воротилы решили расквитаться.

В день, когда Литвинова выписывали из больницы, Геннадий Васильевич пошел на сборы своего рыболовного клуба, проходившегося в доме у одного из членов организации в соседнем селе. Там старики трепались о рыбалке и жизни, пили чай, а кто хотел – чего покрепче. Уже под вечер Худобин вышел во двор своего товарища и попрощался с единомышленниками. Он сел на велосипед и покрутил педали в сторону своего дома. И чувство тревоги снова завладело им. Старик не мог объяснить, почему так происходит. Проехав километров пять, Васильевич оказался на бугре перед своей деревней. В километре от этого места, если поехать направо, все еще дышала злосчастная копанка. Худобин с высоты холма заметил неладное. Вдалеке красные сполохи поднимались к небу, ветер принес запах дыма. Старик проклинал свое предчувствие, он уже догадался в чем дело. На метафизическом уровне рыболов-любитель чувствовал, что горит именно его хатка. С тройной скоростью покрутил педали заржавевшего велосипеда. В считанные минуты Геннадий Васильевич оказался перед своим двором, за воротами которого бушевал огонь. Открыв высокие ворота, старик увидел лишь догорающие обломки жилища. Спокойные, но горькие слезы стекали по его морщинистым щекам на воротник потертой телогрейки. Пенсионер упал на колени и схватился за голову.

* * *

Ранним утром Сергею позвонили на мобильный. Он даже не открывая глаза ответил на звонок.

– Здравствуй, Сергей. Это Худобин…

– Доброе утро. Как вы?

– У меня беда стряслась, парень.

С неимоверным усилием разлепил веки и встал с кровати. За окном утро встретило его не приветливым солнцем, а громом и молнией.

– Да, говорите. С вами все в порядке?

– Мой дом… Они сожгли мой дом…

– Что? Вы не пострадали? Вас не тронули? Я приеду. Сейчас выезжаю.

Быстро умывшись, Серега оделся и выбежал в прохладу осени под вечно моросящий дождь. Он винил себя в том, что произошло со стариком. Он постоянно во всем винил именно себя. «Это называется доигрались, – думал журналист. – Эти сволочи ни перед чем не остановятся. А я еще за себя переживал, дурак! Худобин был в опасности, а не я. Что бы они мне сделали? Только угрожать и могут. Но кто защитит одинокого пенсионера? Дурак, какой же я идиот». Он набрал Сашку и сообщил ему о случившемся. Затем предупредил редактора, что появится на работе позже.

Настроение было таким же паршивым, как и погода.

Геннадий Васильевич бродил по почерневшим развалинам халупки. Видимо, искал сохранившиеся вещи. Но ничего не было.

– Как вы?

– В пожаре погиб мой кот, – с горечью ответил старик. – Сергей, почему у людей не осталось ничего святого? Почему они это делают? – слезы стояли в глазах пенсионера.

– Не знаю, – журналист отводил глаза, ему было очень стыдно. Хотя в чем он был виноват?

– В безбожное советское время у людей было что-то святое. А сейчас все подменили. Все понятия. И подменили только одним – деньгами.

– Чем я могу вам помочь? – слова застревали в горле.

– Да чем?

– Где вы жить будете? Я сейчас подумаю, куда вас можно пристроить. Я знаю директора колледжа. Там общежитие есть, я договорюсь, чтобы хоть на время вас бесплатно там поселили.

– За это не переживай, я не пропаду. У меня сестра младшая живет в соседнем районе. Она давно звала к себе доживать, да мне жалко было мой дом бросать. А теперь и его нет, одни угольки… Не в домах дело, Сергей. Не в них. Я ни о чем не жалею. Я только хотел пруд спасти, людям добро сделать. Что в итоге? Кому это надо? Почему мы так изменились за эти двадцать лет, куда ушла порядочность и честность? Не о власти речь. О рядовых людях.

– Я доведу это дело до конца. Здесь не будет копанки и дети смогут отдыхать на озере. Это не напрасно.

– Напрасно, в этом-то и штука. Этот мир могут изменить только страшные события. Но и тогда суть его останется прежней. Справедливости нет.

Журналист через силу достал фотоаппарат, ему не хотелось делать снимки этого пожарища, это казалось противоестественным. Проклиная себя за необходимость фотографировать в тот момент, когда у человека горе, Сергей жал на кнопку. Он снимал не остатки обгоревших черных стен, не пепел, когда-то бывший дорогими сердцу старика вещами. Он запечатлевал последствия решений ставшего на путь борьбы человека, отстаивающего справедливость в ее неискаженном, чистом смысле. Пенсионеров, прошедших через поле жизни, уже нельзя сломить, поскольку дух их необычайно силен, они родились в войну и помнят ее, всю жизнь хранят в генах память о страшных событиях, которые еще успели застать. Поэтому сожженный дом – мелочь. Их нельзя сломить, но можно свести в могилу.

Новый материал, целиком посвященный Худобину и ведомой им борьбе, получился отличный. На первой полосе газеты красовалась цветная фотография – старик сидел на обгоревшем остове своей хибары. Конечно, Сергей делал осторожные намеки на виновников трагедии, писал про «высшие силы, стоящие над официальной властью в районе» и прочую ерунду. Третья публикация, уже косвенно касавшаяся незаконной добыче угля, вызвала широкий резонанс, особенно в Красноградском районе, и даже среди областного руководства. На проблему обратили внимание высокие чиновники во главе с губернатором. Видимо, была дана какая-то отмашка, потому что Литвинова позвали на ток-шоу, где обсуждались экологические проблемы региона. Худобин не пришел, видимо, это было выше его сил. Сергею позволили сказать всего несколько слов насчет копанки и судьбы старика.

Но это было неважно. На этой программе присутствовал и главный экологический инспектор, обещавший заняться проблемой. Журналист знал, чего стоят такие обещания от чиновников. Однако через несколько дней он с удивлением узнал, что экологи действительно взялись за дело. Они пригнали экскаватор и зарыли злосчастную яму. Втык получили и районные власти, продолжавшие бездействовать.

И Сергей обрадовался, что проблема решена. Он позвонил Геннадию Васильевичу, чтобы отчитаться о проделанной работе. С тревогой узнал, что старика сильно подкосило на нервной почве и он находится в больнице на лечении. Так радость победы снова была омрачена.

Вечером они встретились у Сашки дома. Взяли несколько литров разливного пива и две пачки чипсов. За окном зажигались фонари, в квартире было пусто и одиноко без Насти, уехавшей на время к родителям. Атмосфера была самая подходящая для откровенной беседы.

– Кажется, история закончилась, – торжественно сказал Хитальченко. – Так выпьем же за историю, царицу всех наук!

– Вообще-то, этот титул у математики! – заметил Сергей.

– А какая нам разница? Нас, имперцев, хлебом не корми – дай выпить за царей и цариц. А кто там сейчас – все равно.

Они осушили по бокалу, через минуту хмель ударил в голову. Мир сразу стал чуть проще и приветливей, все проблемы показались не такими уж и важными.

– Старика жалко. Единственный герой в этой истории, – стукнул кулаком по столу Сергей.

– Да, согласен. Хотя, может мы с тобой были пешками в руках безумного рыболова-любителя, который играл свою шахматную партию против местного олигарха… – шутил Александр.

– Хорош тебе ерунду молоть. Надо помочь Худобину, сбор средств организовать. Глядишь, небезразличные люди и помогут.

Дождь противно барабанил по металлическим карнизам, создавая раздражающую нервы какофонию природных звуков. Обычно, Сергею нравилось все это, но не сегодня.

– Как я устал. Слишком насыщенной была последняя неделя, – потупил взгляд Сергей. – На море бы.

– Что там делать сейчас?

– Какая разница – лето или осень. Море всегда остается морем, красивым и бескрайним, с чарующими и завораживающими волнами. Как хочу я снова увидеть Севастополь и древний Херсонес. Вот там энергией заряжаешься.

– А я бы с удовольствием потерялся на вечерних киевских улицах, спокойных и величественных, где в воздухе витает атмосфера истории. Там почему-то нет ощущения, что огромный город подавляет тебя, наоборот, каждая незнакомая улочка кажется знакомой и родной.

– Мать городов все-таки. Давай еще выпьем за победу. Пусть небольшую или даже ничтожную, – встрепенулся Серега. – Плохо, что мы толком ничего и не изменили в общем раскладе. Семеницкий и дальше будет заправлять районом, ломать чужие судьбы. Но мы не остались в стороне, мы спасли это треклятое озеро, Васильевич спас, оплатил счет своим сгоревшим домом.

– Знаешь, мне кажется, что он знал, на что шел, – хмыкнул Саша. – Ощущение есть такое. Есть сорт людей, которые готовы идти до конца, если верят в это, даже собой могут пожертвовать. Вот Худобин именно из таких людей.

– Нашим старикам мужества не занимать, это уж точно.

И с хмурыми, даже траурными лицами, друзья еще раз выпили за победу.

– Почему-то победа не радует, чувство такое, будто проиграли, – сказал Сергей. – Отвратно на душе.

– Не радует потому, что нам с тобой не под силу изменить мир. Потому что у нас все победы такие – со слезами на глазах! – завелся Сашка. – Мы себя изменить в лучшую сторону не можем, курить никак не бросим. Куда нам систему ломать?.. С какой коррупцией бороться? Это все сказки для детей. Нам именно это и остается – выгребать по чуть-чуть дерьмо с каждого дома, писать о проблемах свои ничтожные статейки и надеяться, что эти коррупционеры во власти обратят внимание на них и соизволят исправить. При этом быть презираемыми всеми, ведь мы – продажные и лживые, снимаем сюжеты по заказу, обливаем грязью по указке, превозносим с чувством отвращения внутри.

– Все, не грузи, – отхлебнул пива Сергей. – Знаешь, я недавно кое-что понял, одну из самых важных вещей, одно из основополагающих правил.

– Ну и? Не томи душу.

– Жизнь нужно прожить так, чтобы никому не сделать зла. Я имею в виду, большого зла… Ну, грубить в маршрутках и ругаться матом в очереди можно.

На этих словах оба засмеялись, разговор пошел в шутливом русле. Тяжелое неопределенное чувство внутри стало проходить с увеличением количества выпитого алкоголя. Друзья обсуждали компьютерные игры, вспоминали свои любовные похождения, делились планами на будущее. Сашка хотел взять подержанную машину, потому что Настя настаивала, а Сергей мечтал, чтобы прошла голова, которая все болела после травмы.

* * *

Справедливость – явление намного более неизведанное, чем призраки, инопланетяне и бургеры из Макдоналдса. Одни утверждают, что ее не бывает, что понятие это выдумано людьми для успокоения. Иные говорят, что справедливость неотвратима и преследует по пятам, наказывая за каждый неверный шаг и поступок. Сергей придерживался мнения, что люди просто не в силах увидеть всю многогранность этого мира, чтобы понять взаимосвязь, почему один человек получает желаемое, а другой – нет.

В начале ноября случились первые заморозки. Земля затвердела после обильных октябрьских осадков, покрылась серебристой пленкой, сверкающей на солнце, морозный воздух мягко и приятно проникал в легкие, желудок холодило и хотелось есть, степные ветра перестали терзать город на короткое время. Погода чудесными видами за окном звала прогуляться. У Сергея был выходной, он валялся до обеда, читал о войне, чистил компьютер от ненужных файлов, пересматривал старые фотографии. Во второй половине дня захотелось побродить по знакомым с детства восточным кварталам. Он напялил шапку и легкую ветровку.

Улица встречала еще ярким, но уже почти не греющим солнцем, запахом канализации, доносившимся из подвала, сломанной лавочкой и гигантскими тополями во дворе. Тополи хороши осенью и зимой, когда с них не летит пух, а в конце мая эти замечательные деревья, видимо, чувствуют себя овцами и дают свою специфическую шерсть людям. Серега шел дворами, где жили многие его знакомые, мысленно передавал всем привет. Вышел к трамвайным путям и пошел вдоль них, радуясь свежим, как воздух, мыслям, строчкам стихов, для которых всегда не находилось блокнота и ручки. «То, что не пишу, граничит с гениальностью», – вспомнил Литвинов отрывок стиха, который слышал в универе. В чистом небе метались стаи птиц, будто не могли определиться – улететь им или остаться.

Впереди ждали снегопады, по народным приметам зима должна быть холодной и затяжной. Скоро новый год, праздник детства, потерявший свое значение теперь. Никаких подарков под елкой и никакого таинства. Последние годы Сергей считал приход весны началом нового года, но был вынужден подчиняться общепринятым правилам. Впереди ждало темное небо и вечная ночь, уже не будет желтых листьев и приятных пейзажей, лишь холодная пустота заснеженного урбана, прикрывающаяся заводами и пускающими дым трубами.

Начинались тихие донбасские сумерки. Дворики и улочки вывели в оживленный район рынка, где расположились сразу несколько питейных заведений. Сверкали дорогие рестораны, припаркованные иномарки казались бриллиантами в короне; несло мочой и неизвестно чем еще от забегаловки, из которой невозможно было уйти не ограбленным. Родной город, родные квартала. Длинная дорога с выбоинами и трещинами манила за собой. Высокие желтые фонари исполинами следили за проезжей частью…

Слева послышался визг тормозов и глухой удар. Сергей оглянулся и увидел джип, в нескольких метрах от него лежал человек в неестественной позе, по длинным волосам стало понятно, что это девушка. С противоположной улицы бежал мужчина, он преградил путь джипу. Только сейчас Литвинов понял, что автомобилист пытается скрыться, сдавая назад и выворачивая руль по направлению поворота. Журналист растерянно смотрел на происходящее, все двигалось будто в замедленной съемке. Еще несколько человек подбежали к машине, не давая ей уехать. Водитель то отъезжал назад, то пытался наехать на окруживших его людей. Какой-то мужчина склонился над девушкой, внезапно он поднял голову, его взгляд остановился на Сергее. Он начал что-то кричать и только через мгновение Литвинов вышел из ступора и понял, что зовут его. Заторможенность резко как рукой сняло, он подлетел к мужчине склонившемуся над телом и начал помогать ему оказывать первую помощь пострадавшей. Она еще дышала. Вызвали скорую помощь и милицию, которые быстро оказались здесь.

И дальше начало происходить что-то невообразимое. Откуда-то сходились люди, пряча лица под капюшонами, словно паломники они подходили к месту трагедии, обступали джип, милицию и скорую помощь, молчали до поры до времени.

– Да я видел этого урода! – вдруг закричал один из толпы. – Он в баре сидел и бухал.

В этот же миг в толпе начались возгласы негодования. Все орали на виновника ДТП, который не выходил из своего автомобиля, даже окно не открывал, чтобы пообщаться с правоохранителями. Недовольство росло, атмосфера накалялась. На асфальте в темной осенней ночи умирала молодая девушка. Умирала на глазах Сереги… Врачи погрузили ее в скорую и уехали. Однако тут же подоспела вторая. «Зачем?» – подумал парень.