Текст книги "Стратагема несгораемой пешки"

Миннесота, примерно 50 миль до границы с Онтарио
22 декабря 2068 года
18-40

Издали двухэтажный бревенчатый дом казался брошенным.

Напоминавшим охотничью избушку времен, когда государство еще позволяло вести свободную охоту. Приземистый, похожий на форт эпохи фронтира. С узкими окнами-бойницами, забранными толстыми деревянными щитами, узкой подъездной дорогой и угрюмыми скальными выступами, подпиравшими постройку с флангов.

Колесный внедорожник, арендованный в Гранд-Рапидсе, подкатил на расстояние пистолетного выстрела, после чего Мартин заглушил двигатель. Не спеша покидать машину, осмотрел дорогу – неезженую, покрытую вчерашним снегом, ухабистую и оледенелую. Однако снег, вдоль обочин уложенный причудливыми спиралями, выдавал, что где-то за домом спрятан соратобу, на котором хозяин осуществляет вылазки за провиантом. И, наверняка, выпивкой…

Забор, когда-то ограждавший постройку с фронта, покосился. Ни антенн, ни спутниковых вышек заметно не было. Из узкой жестяной трубы вился дымок. В одном месте крыша просела под серой снежной шапкой, но Данст догадывался, что имеет дело с качественным камуфляжем.

Форт выглядел первобытным, мрачным, насупившимся и недоверчивым. Осторожно открыв дверцу, Данст медленно выбрался из машины, держа руки на виду. Тишина, обрушившаяся на него, оглушала. Не было слышно ни птиц, ни завывания ветра. Морозный воздух начал покалывать загорелые щеки, и Доппельгангер опустил отвороты меховой шапки.

Дверь прикрыл, но не до конца, чтобы успеть оперативно запрыгнуть внутрь. Хрустя снегом, неторопливо направился к крыльцу, готовый в любой момент метнуться на обочину, где стволы сосен могли прикрыть его от шальных пуль. Теплую куртку с высоким воротником, под которой притаился пластиковый пистолет, он предпочел держать застегнутой.

Казалось, дом онемел. Даже когда на него обрушивался редкий шквал ветра, он не скрипел ни единой деталью. Плотный, будто вбитый меж двух валунов, бревенчатый крепыш казался обиженным на весь свет. Отличное жилище для человека, которого искал пешка.

Площадку перед постройкой не пятнал ни единый человеческий след. Или хозяин форта вообще не покидал своего убежища, или очень ловко заметал отпечатки подошв. Мартин с равной степенью вероятности предполагал и первое, и второе.

По стволу слева от человека проскакала белка. Тусклая, словно выцветшая. Она застрекотала, будто хотела отругать чужака, нарушившего покой избушки. И исчезла в вечнозеленой кроне. Достигнув крыльца, Мартин остановился, высматривая замаскированные бойницы.

Если он ошибся, внутри его вполне могут поджидать несколько внезаконников. Или браконьеров, плевавших на государственные запреты. Может быть, даже отмороженные бутлегеры, знающие толк в укромности лесных домиков. Но интуиция подсказывала Дансту, что ни тех, ни других он здесь не встретит. А потому медленно, все еще раскинув руки, поднялся по деревянным ступеням, замирая перед дверью. Встал чуть сбоку, осмотревшись в поисках скрытых камер наблюдения. Не обнаружил.

Окна, в отличие от второго этажа, ставнями не закрывались. Но внутри было темно, а стекла завешивали плотные шторы, так что разглядеть что-либо не представлялось возможным.

Массивная дверная створка входной двери была приоткрыта. Судя по снегу, нанесенному на порог, совсем недавно. Вероятно, в тот момент, когда хозяин услышал рев мотора, прорезающий густую лесную тишь. Прислушавшись, Мартин отошел от двери. Конечно, мексиканец его узнает. Но если уже успел нагрузиться крепким пойлом, может сначала среагировать, и уже потом извиняться.

Безусловно, это напоминало ловушку. Но еще сильнее это напоминало двойную ловушку, и в голове Доппельгангера зазвучал хриплый голос Тайпана:

– Ведь что, пойми меня правильно, делает пешка, мало-мальски поднатасканный в нескольких партиях? Верно – он понимает, что стал очень гладкой. Стрелял в людей, воровал миллионные секреты Статусов, играл в шпионов. А еще он думает, что теперь с легкостью переблефует любого. Опередит на два шага…

Обычно после первой тирады мексиканец прикладывался к краю стопки, а потому в воображении Мартина возникла пауза. Он все еще всматривался в темную щель приоткрытой двери, пытаясь взвесить шансы.

– Например, пойми меня правильно, этот самый пешка наведывается к тебе в гости, – продолжал Тайпан в его голове. – Ага, думает он – с главного входа я точно наткнусь на пулю! Но я же теперь профи, думает он, способный перехитрить самую хитрую задницу. И, конечно же, метит в дом с черного хода. А там, пойми меня правильно, установлен крохотный тактический заряд, отправляющий яйца пешки к самому потолку. После этого я выхожу через ничем не прикрытый главный вход и пожимаю плечами, потому что профи-пешка перехитрил сам себя. Понимаешь, amigo[17]17
  Друг (исп.)


[Закрыть], о чем я толкую? Я толкую о том, что если тебе показалось, что ты разгадал планы плохого парня, тебе следует на секунду остановиться. И нащупать третье дно…

– Где ты установил свой тактический заряд, Исмаэль? – громко спросил Данст в темноту коридора, скрытого мглой. – На передней двери, или задней? Сколько раз мне нужно переиначить свой план, чтобы он совпал с твоим?

Ответом была тишина. Лишь скрипели сосны, умудрявшиеся прорасти прямо сквозь скальные разломы. Мартин еще немного постоял на крыльце, стараясь не думать про забирающийся под куртку мороз. Затем осторожно толкнул дверь, смещаясь в сторону. Не заметил ни растяжек, ни лазерных лучей. Створку не вышибло взрывом, в него не грянул залп. Вероятнее всего, ловушка поджидала как раз на запасном выходе…

– Исмаэль, сейчас я войду! – громко сказал он, еще сдерживаясь, но испытывая все более неуемное желание обнажить пистолет. – Пожалуйста, постарайся не стрелять!

Доппельгангер вступил в коридор, искренне надеясь, что все делает верно.

Лететь в Миннеаполис пришлось самым обычным рейсом, а потому он не имел возможности взять с собой ни сканеров, ни голографов, ни даже самого примитивного прибора инфракрасного видения или видеоразведчик. Только крохотный пистолет из недетектируемых сплавов, но тот вряд ли поможет, если проходы заминированы или Тайпан вообще покинул свое лесное убежище. Еще у Данста был с собой миниатюрный мощный фонарик, лежавший в кармане. Но тот мог быть воспринят, как подствольный, а провоцировать старого знакомого визитер не хотел…

– Ты ведь меня помнишь, старина? – Медленно продвигаясь по коридору, Мартин продолжал свой монолог, адресованный полумраку в углах комнат. – Доппельгангер вошел в дом…

Он заметил раковину, заваленную горой грязной посуды. Разожженную железную печь в главной комнате первого этажа; еще дымящиеся, недавно потушенные свечи на столе. Пустые бутылки. Много пустых бутылок.

Черные полиэтиленовые мешки для мусора занимали добрую четверть помещения, забитые упаковками от кулинарных наборов и коробками дешевой азиатской еды. Из кухни при этом пахло так, словно там сдохло целое семейство енотов. Поморщившись, Мартин вышел в подобие холла, из которого можно было попасть на лестницу второго этажа, в кухонный закуток или комнату с пузатой печкой.

– Покажись, дружище, нам нужно поговорить! – Данст покрутился на месте, всматриваясь во мрак, окружавший второй этаж. – Просто поговорить.

Он заглянул в кухню, вернулся к подножью лестницы. Внутри было тепло, даже жарко, и замерзшие на ресницах капли обратились в слезы. Стянув перчатки и шапку, Доппельгангер еще раз крутанулся вокруг свой оси, позволяя внимательно рассмотреть.

– Стал отшельником? Нет смарткома, нет мобикомпа, нет выхода в инфоспатиум… – с наигранным смехом бросил он второму этажу. Верхние ступени терялись в непроглядной темноте. Исмаэль мог быть прямо там, в считанных футах, и все равно оставался невидим. – Думал, ты теплокровный. Думал, тебя потянет на юг. Может, обратно в Мексику…

И тогда тьма ответила. Совсем не из того места, откуда этого ждал приехавший из Нью-Йорка пешка. Только сейчас тот заметил узкий дощатый настил, нависающий над своей головой.

– Власти США запретили экстрадицию своим южным соседям, – проскрипел Тайпан, все еще скрывавшийся во мгле. – Здесь конфедераты меня точно не найдут…

– Но я же нашел. – Повернувшись лицом к настилу, Мартин показал раскрытые ладони.

– У тебя был след, Доппельгангер… – невнятно произнес Исмаэль Варгас, и Данст заметил отблеск на винтовочном цевье. – А теперь докажи мне, что ты здесь совсем не по их воле…

Актуальное имя: Исмаэль «Тайпан» Варгас. Биологический возраст 46 лет, мужчина, монголоид, предположительно мексиканского происхождения. Доминирующий психотип: холериенал, подвержен неожиданным вспышкам возбуждения и столь же неожиданной депрессии. Специализация: оперативный боец. Дополнительные возможности: информация недоступна. Биоимплантаты: зрительные нервы; механические усилители: информация недоступна. Уровень подготовки: Альфа-II. Потомственный пешка. С 10 лет вместе с отцом участвовал в локальных партиях по всему миру. Участник множества боевых операций с 2047 по 2060 годы в странах Альянса и Южно-Американской Конфедерации. С 2062 года – военный инструктор на государственных тренировочных полигонах Аргентины, КНР и ЮАР. 2063 год: Сан-Франциско, «Казус силиконовых правителей». С 2065 года: свободный пешка Шахматного Клуба. 2067 год: ряд миссий в ходе затяжного конфликта, известного как «Куст герани», территория Альянса. Имеет опыт кратковременного командования боевой группой, с 2063 года неоднократно выполнял операции в группе Мартина Данста. Имеет четырнадцать ранений. Общая оценка эффективности по совокупности показателей: 87 %.

…Мартин с трудом удержался, чтобы не шагнуть в комнату, под пусть призрачное, но прикрытие стены. Остался на прежнем месте, покачав головой.

– Вернемся в Гранд-Рапидс, дружище? Выйдем в инфоспатиум, и я покажу тебе контракт. Других доказательств у меня нет. А теперь, будь добр, перестань целиться мне в лицо…

Исмаэль убрал оружие. Неохотно, но задрал стволом вверх. Еще секунд десять кряхтел, принимая решение. Наконец забросил винтовку за спину и ловко спустился по неприметным, едва выпирающим из угла скобам.

– Заряд установлен на черном входе, – пробубнил он, шатко удаляясь по коридору. – Ты ведь один, Доппи?

И с грохотом закрыл входную дверь, через которую уже начинало наметать снега.

– Один, Тайпан, иначе и быть не может.

Пройдя в комнату, мексиканец зажег свечу, от нее – еще пару.

Взглянув на его осунувшееся, покрытое щетиной лицо, Мартин чуть не вздрогнул.

У него не было друзей. С самого Легиона, да и там они были временными. Но если и выбирать таковых персон среди наставников, коллег, работодателей и деловых партнеров, то на первое место он бы обязательно поставил Варгаса. А потому искреннее посочувствовал отставному пешке. Человеку, носившему прозвище Мексиканского Тайпана и сейчас выглядевшему, как траппер XIX века, проведший в горах одинокую голодную зиму…

Их отношения было нельзя назвать однозначными. Однако, познакомившись на полях так называемого «Силиконового казуса», два пешки смогли не просто сработаться, но и дважды спасти друг друга от смерти. В их работе, циничной и холодной, будто январский иней, такое считалось статистической погрешностью. То есть – невозможным в обычной жизни. Когда иные пенсы узнавали, что Данст и Варгас поддерживают отношения вне оплаченных партий ТрансСтатов, они лишь открывали рты и крутили пальцем у виска…

Исмаэль выглядел не плохо. Он выглядел отвратительно, а несло от него, будто от выгребной ямы. Грязный, похудевший фунтов на тридцать, хозяин избы был пьян, как кладбищенский сторож. Слоистая одежда висела мешком, дырявая во многих местах. Борода росла клочками, на ней засохли комки томатной пасты, спутанные волосы лезли на немытый лоб. Единственное, о чем обитатель лесного форта не забывал, так это о чистке оружия. Когда Варгас поставил автоматическую винтовку в угол гостиной, Доппельгангер обратил внимания, что та находится в безупречном состоянии.

Мартину было жаль старого приятеля. Хотя бы потому, что он был все еще признателен тому за наставничество, открытие тайн мира шахматных пешек и знакомство с Бенджамином Молтоном. А еще он видел в нем будущего себя – растворенного в небытии, нежелательную версию собственной судьбы, если что-то пойдет не так.

– Ты сломался, Исмаэль, – осторожно произнес он, рассматривая лицо отшельника в свете танцующих свечных огоньков. – Или близок к тому.

– Besarme el culo[18]18
  Иди в задницу (исп.)


[Закрыть], Доппи, – мексиканец рыгнул, опускаясь на продавленный диван и протягивая ноги к печи. – Скажи спасибо, что не продырявил твою башку еще на крыльце… Валяй, напарник, заканчивай дело. Хочешь меня завалить? Я даже не буду сопротивляться, пойми меня правильно…

Он дотянулся до бутылки на полу. Взболтал, глядя на просвет, сделал глоток. Сморщился так, что его чуть не стошнило. Данст, неспешно отбрасывающий один план действий за другим, стоял сбоку от дивана. Смотрел на гудящую печь, грея руки в карманах. Размышлял и взвешивал.

– Я здесь по собственной воле, Тайпан, – наконец негромко ответил он, больше не глядя на спившегося пенса. – Конфедераты, или кому ты там прижал хвост по время «Открытого пространства», ни при чем.

– Так какого черта приперся? – Исмаэль сунул руку под слоеные одежки, шумно почесав пузо. – Соскучился, неужто?

– Считай, что так. Ты нужен мне на работе.

– На работе? – Варгас недобро улыбнулся, а затем махнул рукой в сторону узкого коридора. – Садись-ка в свой внедорожник, Доппи. Гони так, словно на хвосте сидит сотня бесов. И никогда не возвращайся, понимаешь меня?

Мартин вздохнул. Имей он дело с любым другим пешкой – пусть даже проверенным и опытным, так бы и поступил. Но Тайпан не был «другим пешкой». А еще Доппельгангер собирался сторицей окупить потраченное на Миннесоту время.

– Ты знаешь, что я не уеду.

– Тогда оставайся на ужин, – Исмаэль пьяно хохотнул. – Frijoles refritos y cerveza[19]19
  Жареные бобы с пивом (исп.)


[Закрыть], пальчики оближешь! Вспомним старые деньки. Помнишь подземные хранилища углекислого газа? А партию на круизном лайнере? Нам есть, о чем потосковать, приятель… А завтра сходим пострелять бобров, будет весело… – И вдруг нахмурился, обозлившись в одну секунду. – На кой черт ты вообще приперся, пацан?!

– Ты знаешь. Собираю рок-группу.

Данст расстегнул куртку. Медленно прошелся по комнате, осматривая царивший повсюду разгром. Носком ботинка мужчина раскидывал в стороны мусор, словно читал дневник пребывания Тайпана в этой дрянной избушке.

– Дело выгодное, интересное. Сможешь заработать. Скрываться от конфедератов приятнее на пляжах Адриатики, нежели в холодных горах сусликового штата.

– Неверный выбор ты сделал, Доппи. – Мексиканец мотнул головой. Его пьяная злость ушла, уступив место усталости и разочарованию. – Потратил время, пойми меня правильно. Подумать только… Человек, который не совершает ошибок, потратил время впустую!

Он невесело хохотнул, уже не пытаясь удержать гостя взглядом. Снова глотнул из бутылки, поморщился.

– Как знать, amigo, как знать… – Доппельгангер остановился за спинкой дивана, глядя на заросшего лесника сверху вниз. – Ты ведь помнишь, что я не люблю отказываться от намеченных планов?

И не успел Исмаэль ответить или обернуться, нокаутировал того безупречно-выверенным ударом в затылок. Хрюкнув и уронив бутылку, отшельник упал вперед, лицом на журнальный столик, заваленный горами хлама. Пара свечей погасла, но одна упала на ковер и закатилась под мятый бумажный журнал. Обогнув диван, Мартин осторожно затоптал начинающийся пожар. Сорвал с гардины примеченную чуть ранее веревку.

Убедившись, что мексиканец жив и не травмирован, Данст умело скрутил его руки за спиной. В наступившей тьме тело Исмаэля казалось кучей тряпья. Вонючего тряпья. Запалив одну из устоявших на столе свечей, Доппельгангер связал и ноги старого товарища. Взвалил того на плечо, поражаясь, как же сильно похудел Варгас. Направился к входной двери.

– У тебя есть двадцать четыре часа, Тайпан, – сквозь зубы пробормотал он, спускаясь с крыльца. Зашагал к машине, стараясь не поскользнуться. – Если за это время ты не вернешься в норму, я лично оплачу твой билет до Гранд-Рапидса. Но пока – ты мой, пойми меня правильно…

Уложив пешку в багажник внедорожника, он надежно зафиксировал Исмаэля буксировочными тросами. Соорудил из двух носовых платков и запасной медмы вполне сносный кляп. Набросил сверху пару циновок, прихваченных в гостиной. Отступил, будто бы любуясь, и остался вполне доволен проделанной работой.

Вынул фонарь и вернулся в дом, потратив на обыск лишь четверть часа. Оценил внушительный арсенал отшельника, но трогать оружие не стал. Прихватил лишь сумку с личными вещами Варгаса, остатки наличности, кое-какие медикаменты, пару бутылок питьевой воды, бытовую мелочевку и старый мобикомп с разряженной батареей.

Покидая гостиную, Мартин снова зажег свечу, успевшую погаснуть от сквозняка. Но на этот раз оставил ее не на столе – обстоятельно угнездил оплавленный цилиндрик на полу, где пламя доставало до сорванных с гардины штор.

Вернувшись в машину, Данст обнаружил, что Исмаэль очнулся. Лежал неподвижно, даже не пытаясь освободиться, и только карие глаза ярко и дико сверкали на чумазом лице.

– Двадцать четыре часа, – садясь за руль, повторил Доппельгангер, словно сторчавшийся пешка мог слышать первую часть его тирады. – Если не изменишь решения, я компенсирую убытки и верну тебя в эту culo del mundo[20]20
  Задницу мира (исп.)


[Закрыть].

Когда внедорожник добрался до опушки и вывернул на федеральную дорогу, пожар добрался до зарядов арсенала, запасов горючего и замаскированного соратобу. После этого в горах, срывая со склонов миниатюрные лавины, глухо пророкотали несколько взрывов. Данст включил радио и невесело вздохнул.

Милан
23 декабря 2068 года
17-15

«Прошу простить меня за банальность. Но если вы читаете эти строки, значит, я мертв.

Партия, в которую я волею судеб ввязался в этот раз, увы, оказалась для меня роковой и последней. Прошу не винить меня в сделанном выборе. Также прошу оставить разбор моей многострадальной судьбы как минимум до окончания поминок. Я жил, как умел, а умел я немного. Умел стрелять и отнимать у других будущее, и если вы считаете, что на краю могилы раскаялся хоть в чем-то из содеянного – вы все глубоко ошибаетесь.

Приведенные ниже адреса, это координаты моего адвоката. Прошу связаться с ним для получения оригинала завещания, а также оглашения последней воли усопшего. Пока же позволю попрощаться буквально в двух словах.

Уважаемые родственники! Елена, которую вы так искренне невзлюбили с самого момента ее появления в моей жизни, получит 30 % оставленных мной капиталов. В отличие, и я рад представить ваши вытянутые лица, от большинства из вас. Уверен, что после негодования и злости, терзающей семью после прочтения данных строк, вы осознаете и примете всю взвешенность моего решения.

50 % сбережений я завещаю жертвам террористических актов и фонду «Чистое небо». Я не пытаюсь искупить грехи, я просто надеюсь помочь тем, кто несправедливо и случайно оказался на линии моего огня.

Остальное – 20 % до последнего дайма, – получит авиабаза ВМС в Пенсаколе. Я многим обязан своим преподавателям и сослуживцам, и пусть наши пути разошлись, хочу поддержать тех, кто сейчас впервые садится за летный тренажер инфоспатиума. Надеюсь, получившие мою стипендию парни никогда не станут пешками и честно послужат своей великой стране.

Семья получит персональные сувениры – их полный список имеется у адвоката. Если подарки покажутся вам нелепыми или неуместными, прошу кремировать их вместе со мной. Считаю, это достойный финал для вещей, ни одну из которых я бы не хотел видеть с того света пылящейся на чердаке.

Смахните слезы. Всем, кто меня знал, передаю привет. Если поднимете в мою честь стаканчик, буду рад. Не поднимете – черт с вами. Передаю особый поклон Клубу и всем Транснациональным Статусам, с которыми мне довелось сотрудничать. Уверен, узнав о моей смерти, многие из вас вздохнут свободно.

P.S. Елена, я никогда не переставал любить тебя».

Анджей в последний раз пробежался глазами по ровным строчкам письма, витиеватым, темно-синим, написанным от руки старинной перьевой ручкой. Осторожно сложил белоснежный лист, пригладил сгиб ногтем большого пальца. Бережно вложил бумагу в желтый конверт антикварного вида.

Стоявший сбоку ирландец в сомнении потер кончик носа. Вынул сигареты с таббабинолом, повертел, не спеша вскрывать пачку. Курить в помещении категорически запрещалось, но привычным жестом Киллиан мог хоть немного замаскировать собственное замешательство.

– И так каждый раз?

Он постучал костяшкой по медным крышкам почтовых ящиков, перекочевавших в контору «Foglie gialle[21]21
  «Желтые листья» (ит.)


[Закрыть]» прямиком из прошлого века. А может, даже из позапрошлого. Комната, в которой они с Зентеком находились, напоминала депозитное хранилище банка – ряды прямоугольных дверок занимали всю стену, посреди музейно-почтового зала разместился массивный стол из натурального дерева, занятый разнообразными, но одинаково устаревшими письменными принадлежностями.

Анджей не ответил. Кивнул, расправляя клапан конверта, и вульгарным, давно забытым движением языка облизал липкий слой бумаги. Неспешно, с нарочитой важностью и тактом завернул клапан, заклеивая послание. Встал из-за стола, пряча конверт в узкую металлическую ячейку.

– Ритуал? – Киллиан покосился на Зентека.

– Ритуал, – серьезно ответил тот.

Пальцами подправил конверт так, чтобы тот лежал ровно посередине почтового ящика. Медленно закрыл тяжелую створку, украшенную коваными медными узорами.

– Кто-то ставит в храме свечку. Кто-то делает ставки на скачках или гадает на Таро. Я – пишу.

Анджей с благоговением снял с нагрудной цепочки тускло-желтый металлический ключ. Прикрыл дверцу и медленно – Финукейн услышал, как внутри щелкнула собачка раритетного замка, – провернул его в скважине…

Актуальное имя: Анджей Зентек. Биологический возраст 28 лет, мужчина, европеоид, предположительно польского или североамериканского происхождения. Доминирующий психотип: холериенал, жесток, имеет склонность к неоправданному насилию, демонстрирует высокие психопатические показатели. Специализация: диверсант. Дополнительные возможности: терроризм, организация диверсионных групп. Биоимплантаты: левая ступня; механические усилители: отсутствуют. Уровень подготовки: Бета-V. В 2057 году Зентек с легкостью поступил в Академию ВВС в Колорадо Спрингс. Оставил учебу после второго курса по неразглашенным причинам. В дальнейшем был замечен в участии в ряде засекреченных конфликтов между правительством США и конфедератами, выступал на стороне северян. В 2062 году был перевербован в «Бригаду патриотической поддержки американского народа». С 2063 по 2065 год принимал участие в операциях «Бригады», в том числе имеет причастность к террористическим актам на территории Нью-Йорка и Чикаго в 2064 году. В 2065 году покинул Южно-Американскую Конфедерацию, зафиксирована смена личности; в том же году впервые принял участие в шахматной партии «Клин» на стороне ТрансСтата «Хитоде», как независимый пешка. С 2065 по 2067 годы прошел курсы повышения квалификации в тренировочных лагерях Клуба в Албании, сдал экзамены с высочайшими показателями. Также к его послужному списку относят недавние теракты в Милане, Киеве и Иерусалиме. Имеет три ранения. Общая оценка эффективности по совокупности показателей: 64 %.

… – Даже не подозревал, что ты столь… старомоден, – честно признался ирландец, борясь с искушением закурить. Он изучал реакцию собеседника, пытаясь понять, не обидел ли ненароком. С учетом характера пешки, это было бы нежелательно. Когда брови пенса дрогнули, выдавая эмоцию, поспешно добавил: – И дорого «Желтые листья» берут за пересылку такого рода писем?

– Итальянцы не занимаются пересылкой, – сдержав раздражение и с пониманием кивнув, ответил Зентек, похожий на сосредоточенную выдру. – Ни одно письмо не покидает пределов этой комнаты. Только в виде пепла, если так пожелает клиент. А уж они, поверь, обеспечены достаточно, чтобы раз в несколько дней пересекать земной шар исключительно для того, чтобы вскрыть ячейку, вынуть письмо, написать ответ и спрятать его на прежнее место.

– Настоящий Клондайк для Интербюро, – хмыкнул Киллиан, еще раз осматриваясь в поисках скрытых камер, и не обнаружив ни одной. – Ячейки даже не имеют дактилоскопических засовов. Открываются отмычкой или термической гранатой. Внутри никаких капсул с кислотой, способной уничтожить содержимое при несанкционированном доступе.

– Хозяева этой необычной конторы блюдут конфиденциальность клиента сильнее, чем исповедники Христа-Прощающего. – Анджей бережно пригладил зачесанные на затылок темные волосы. Снял со спинки стула длинный коричневый плащ и принялся неспешно одеваться. – А охраняется она эффективнее, чем Форт-Нокс. Любой банк имеет меньше прав перед Интербюро, чем миланские «Листья». В ячейках запрещено оставлять деньги, ценные бумаги, цифровые носители, оружие и наркотики. Получить ордер на обыск этого хранилища сложнее, чем обшарить Национальный банк Швейцарии.

Он внимательно посмотрел на нового командира, словно размышляя, не рассказать ли больше.

– Ты не представляешь, насколько популярны стали подобные фирмы в последнее время, – произнес он, многозначительно покачав головой. – Только сейчас люди стали осознавать, как это важно – отправить близкому человеку не бездушное цифровое послание, а настоящий конверт. Предмет, который держали любимые руки. Позволить тому увидеть почерк. Ощутить запах чернил…

– И давно ты пользуешься их услугами? – Киллиана подмывало как можно скорее покинуть кабинет. Но поляк одевался и говорил с нарочитой неспешностью и сосредоточенностью.

– После Новой Украины. – Тот замер, не до конца продев правую руку в рукав плаща, и ирландец пожалел, что невольно отвлек его от этого важного процесса. – Меня тогда основательно зацепило. И я вдруг представил, что сейчас умру, а любимая женщина, пусть и чужая, не получит ни цента моих сбережений. В отличие от родственничков, все еще негодующих, что я бросил карьеру морского пилота.

Финукейн пожал плечами. С учетом специфики работы, любой из них имел право на собственные причуды. Даже если они были столь необычны и недешевы, как у Зентека.

– Что делаешь с письмом после возвращения с партии?

Киллиан отлепился от стены с рядами ячеек и решительно двинулся к двери. Покинуть комнату они могли лишь по личному сигналу Анджея, но Финукейн надеялся, что его мельтешение возле входа станет необходимым намеком. Тот, наконец набросив плащ на плечи, не ответил, и лишь многозначительно взглянул на бронзовую чашу для сжигания бумаг.

– И каждый раз пишешь новое? – Киллиан положил ладонь на дверную ручку – кованную, железную, полностью соответствующую стилю всего кабинета.

– Текст прежний. – Зентек неспешно подпоясался, оправил отложной воротник. – Но пишу я его каждый раз заново.

Он подошел к двери и снял тяжелую эбонитовую трубку, висящую на стене. Что-то пробормотал, после чего в толстой створке лязгнуло. Ирландец с облегчением толкнул дверь.

Двое широкоплечих невозмутимых мужчин в деловых костюмах проводили их по коридору и лестнице, выводящей в приемный холл. Еще на ступенях Финукейн вынул из кармана упаковку нейростимов, с блаженством разжевав розовую капсулу. Вскрыл пачку, сунул сигарету в зубы. Один из охранников было двинулся к нему, чтобы вежливо напомнить, что курить внутри запрещено, но увидел раскрытые ладони и с пониманием отступил.

Киллиан и Анджей пересекли пустынный круглый холл. По кольцевому балкону второго этажа неспешно прогуливались стражники в бронежилетах третьего класса и с автоматическим оружием на груди. Неприметные, держащиеся теней, готовые дать отпор любому, кто посягнет на тайну переписки.

На стойке регистрации Зентек вынул из держателя шариковую ручку и оставил смешную закорючку в журнале посещений – еще одном пережитке ненужного прошлого. Затем сдал старинный номерной ключ – вместе с желтой цепочкой, на которой носил. Вежливо попрощался с клерком, после чего оба пешки покинули почтовый офис, выходя на площадь Габрио Пиола.

– Тебе нужно отдохнуть, командир, – остановившись на низком бетонном крыльце, поляк внезапно раскинул руки, сладко потягиваясь. Он преображался на глазах, из нетерпеливого, совершенно не соответствующего своему возрасту усталого обывателя превращаясь в подвижного нервного хищника. Речь убыстрялась, становилась скомканной и отрывистой. – Поспать хотя бы шесть часов. И без всяких стимуляторов.

– Время поджимает. – Финукейн с опаской наблюдал за трансформацией напарника. За опасным блеском в зрачках, за дерганностью движений, так непохожих на задумчивую сосредоточенность при надевании плаща. – Наш рейс через полтора часа.

Он наконец-то прикурил, с наслаждением и опаской втягивая сладкий дурманящий дым. Протянул сигарету Анджею, но тот покачал головой.

– Надеюсь, это не повлияет на твою работоспособность, – с тонкой противной улыбкой произнес Зентек, оправляя шарф.

Ирландец, столь же искусственно улыбнувшись в ответ, едва сдержался, чтобы не вспыхнуть. Представление о незнакомом пешке, сформированное лишь на данных Клуба, котировках и комментариях работавших с поляком коллег, оправдывались на 100 %. Финукейну, как профессионалу своего дела, оставалось лишь надеяться, что мерзостность характера Зентека будет целиком компенсирована его профессионализмом.

– Орио-аль-Серио? – осведомился Анджей.

– Линате, – поправил его Киллиан. И внезапно испытал непрошенную волну удовольствия – он был рад, что чинно-взвинченный пенс не сумел угадать аэропорт отправления. – Ты налегке?

Вместо ответа поляк вдруг подступил чуть ближе. Так близко, что рыжеволосому даже пришлось отодвинуть руку с сигаретой, чтобы не ткнуть угольком в отворот коричневого плаща.

– Я не подведу тебя, Финукейн, – словно прочитав его мысли, неожиданно произнес молодой высокий мужчина, чье лицо напоминало морду хорька или выдры. Пригладил длинные волосы, уложенные лаком. – Про меня много чего говорят. И пусть мне нравится взрывать людей… и стрелять в них нравится… и пусть кто-то считает это отклонением от нормы… но своих командиров я никогда не подводил.

– Верю. – Ирландец кивнул, в упор разглядывая водянисто-синие зрачки своего нового подчиненного. Сглотнул сладкую слюну. – Иначе бы не пришел.

Киллиан не лгал. Если бы у него оставались хоть какие-то сомнения на счет профпригодности поляка, он бы мгновенно вычеркнул его кандидатуру из списка. А еще он действительно чувствовал усталость – жидкую свинцовую волну, вплотную подступившую к сознанию и пока сдерживаемую лишь тонкой дамбой из таблеток и легального наркотика.