Текст книги "Zамороченные. Детектив"

Веник, мало того, что систематизировал эти бредовые устные саги, которые и слушать-то, никто толком не слушал, так еще и провел аналогию между рожденными в затуманенном марихуаной сознании полулошадьми-полулюдьми и греческими олимпийскими богами.

– Веник – шизофреник, – сказал Слон в рифму, захлопнул блокнот и довольно ухмыльнулся.

Слон много курит, в смысле, много курит травы, хотя, вообще-то, он и сигарет курит много. Зато он – коммерческий гений. Между прочим, это его идея с куртками «МА-1», оригиналов которых за Уралом точно никто не видел, поэтому мы, ничем не рискуя, изготовили такое количество копий.

– Да, знаю я про куртки, – устало отмахнулась Лизка. – Сама за такой в Новосиб моталась, их там по вашим выкройкам, видимо, до сих пор шьют. Он сразу вычислил, что шмотка ненастоящая и раздобыть ее будет несложно. Сказал: «обязательно должна быть зеленая».

В руках у Лизки сейчас, наверное, как раз тот самый веников дневник. Могу спорить, что уж про нее-то там нет ни единого слова.

– Подожди, – теперь уже я начал потихоньку закипать от беспомощности и непонимания: «новосиб», «куртки», «ездила», опять «он». – Какие еще куртки? Зачем?!

– Он попросил.

Тут в дверь постучали. Раз, два, три. На счет «три» хладнокровие вполне ко мне вернулось. Я приложил палец к губам и на цыпочках прошествовал за дверь. Лизка бесшумно укрылась за шкафом. Я аккуратно, одним пальцем, подцепил дверную ручку.

– Димо-он! – протяжный мужской голос, и в комнату вплыла чья-то фигура, пытаясь что-либо разглядеть в темном, занавешенном шторами пространстве.

– Нет его, – я резко захлопнул дверь за вошедшим.

Он дернулся было наружу, въехав мне головой в грудь, но отлетел, бросился еще и наскочил на мой фирменный прямой в челюсть. Самому понравилось, от таких грамотно поставленных удачных ударов сразу чувствуешь себя суперменом. Лизка посветила зажигалкой – на полу корчился, держась за лицо, тот самый Вадик, давний приятель Слона и его партнер по бизнесу, так сказать.

– О, – сказал я. – На ловца и зверь бежит.

– Мы только пошутить хотели, – провыл Вадик.

– О, я ж сказала, просто развлекались, – невесело рассмеялась Лизка. – А потом так получилось.

– Так получилось, – повторяя за ней, провыл Вадик.

Прямым в челюсть герметичность системы «Вадик», видимо, была нарушена, и он вывалил на нас все, что знал. Лизка была права: все начиналось как вполне себе невинная шалость. Два накуренных идиота (соответственно, Слон и Вадик) увидели, как я умильно провожал симпатичную брюнетку до ее комнаты общежития, и решили слегка нарушить эту сельскую идиллию, противоречащую их циничным представлениям о жизни. Тем более оказалось, что эта самя брюнетка по имени Елизавета является студенткой факультета журналистики, а преподавателем у нее не кто иной, как родной брат Слона – Игорь. Он же – еще и директор институтского телецентра. В затуманенных марихуаной мозгах немедленно созрел план: под видом практических занятий Игорь взялся провести видеосессию студентки, стараясь снять как можно больше сексуальных крупных планов, эти кадры потом на университетском же оборудовании аккуратно монтировались со сценами из реальных немецких порнолент. Готовый продукт отличить от оригинала было весьма сложно – это я могу засвидетельствовать лично.

Лизка смотрела на меня победно, мол, что я говорила, но меня больше тревожило другое.

– Вадь, а почему я никогда раньше об этом Игоре ничего не слышал?

– Димон не хотел, чтобы в институте знали. Он и мне-то случайно по накурке проговорился. У Игоря, вроде, какая-то биграфия проблемная, то ли шлейф судимостей, то ли федеральный розыск, то ли еще чего.

– А в универ он как с такой биографией попал?

– Там тоже какая-то темная история. Димон упоминал как-то вскользь, что, вроде, денег кому-то там пришлось за это заплатить. Ну, в общем, чтобы легализовать Игоря.

– Легализовать?

– Ну, да, типа, как марихуану, – Вадик пытался ухмыльнутся, но тут же его лицо скорчилось в гримасу боли. – Чего сразу бить-то было? Я вообще тут не при чем.

– А про парты кто придумал? – язвительно сказал я.

– Так, мы ж поспорили. Я был уверен, что ты купишься. По моей теории, на партах ведь можно устроить настоящий студенческий телеграф. Скажем, нет времени встречаться. Или, нет, нужно, скажем, передать что-то так, чтобы никто не знал. Тайно. Корябаешь на столешнице сообщение. И все. Абонент приходит после тебя и читает. Главное – чтобы он знал ряд и место. Шифр такой. Ну, или, как в нашем случае, подсказывать абоненту надо. Чуть-чуть. Может, и правда. диссертацию получилось бы написать.

– Рот закрой. Исследователь, – одергивать униженного избитого Вадика доставляло мне удовольствие. – А кому пришла в голову мысль меня подставить?

– Кажется, Игорю. Я не знаю точно, Саныч. Честно. Они меня поставили перед фактом. Я ведь их отговаривал даже.

В общем, вся эта история была не больше, чем игрой (Вадик рассказал, как они гоготали, придумывая надписи на партах, а потом следили за моим самодовольно-загадочным видом, когда я стал на эти дурацкие послания отвечать), до тех пор, пока кого-то из них не осенила идея извлечь из образовавшейся суеты коммерческую выгоду. Как? Тут опять возник ушлый Игорь (то ли с судимостями, то ли в розыске), который кстати вспомнил, директором какого именно хозяйства он стал за взятку. В телецентре одной только аппаратуры – тысяч на двести долларов. Только вот, как ее изъять, не навлекая на себя подозрений? Направив эти подозрения на кого-нибудь другого!

План ложного ограбления разработали тщательный и замысловатый, не то, что какая-нибудь там киношная «Операция «Ы». Естественно, главным действующим лицом должен был стать я, лох, которого уже практически заманили на место предполагаемого преступления.

– Заранее сняли копию с ключа от перехода, – сказал Вадик. – Купили такую же дубинку, как у тебя. Ну, помнишь, Веник притащил из магазина спорттоваров такую железную палку-эспандер? Обмотали ее в такой же, как у тебя, журнал. С журналом, кстати, заминка вышла. Хоть убей, не смогли найти такого. Пришлось у тебя же из тумбочки и позаимствовать.

Конечно, блин. «Soldier of Fortune» – не хухры-мухры, журнал американских наемников. Даже и не знаю, по какому случаю и как долго его издавали на русском языке. Стащил по случаю с военной кафедры три экземпляра. Как увидел, сна лишился, и не успокоился, пока не стали моими. Я ведь военным мечтал быть, готовился, подтягивался по тридцать раз, отжимался по сто, книги по стратегии и тактике читал, а в восьмом классе выяснилось, что в армию мне путь заказан – «бронхиальная астма аллергического характера». Задыхаюсь от пыльцы овсянницы, такая зеленая похожая на пшеницу травка, которая растет везде-везде и цветет уж что-то больно часто. Российским вооруженным силам задыхающиеся офицеры не нужны.

– Оставалось только ждать, когда рыбка клюнет, – вещал Вадик. – В действенности своего, можно сказать, детища, студенческого телеграфа, я был уверен целиком и полностью, только вот думал, что лжевладельцу порностудии позвонит разгневанный влюбленный, а с ним связался пошлый шантажист.

Я посмотрел на Лизку, но она сделал вид, что этой фразы не заметила.

– Вам-то ведь было совершенно все равно? – перебил я. – Лишь бы я пришел вовремя.

Совершенно все равно.

Для заговорщиков все сходилось, как нельзя лучше. Планировалось, что, когда мы придем смотреть кино (а в том, что мы не пропустим Джеки Чана, сомнений не было), Слон (Вадик непременно подчеркивал, что это должен был быть именно Слон), открыв дубликатом ключа переход, метнется в учебный корпус и нанесет своему брату ощутимый, но не смертельный удар по голове дубликатом дубинки. В это время оригинал дубинки незаметно изымут (подозреваю, что в этом-то как раз и состояла задача Вадика, о которой он старался стыдливо не упоминать) и спрячут.

– Ударить, конечно, нужно было несильно, – деловито объяснял Вадик. – но так, чтобы кожу точно рассечь. Игорь настаивал на настоящем ударе, до крови, мол, иначе, без телесных повреждений, можно и под следствие попасть. Палку – главную улику – потом надо было бросить здесь же.

До моего прихода Игорь должен был притворяться мертвым, потом, когда камера наружного наблюдения запишет, как я появляюсь и как я ретируюсь (они были уверены, что я не стану проверять у «тела» пульс, и оказались абсолютно правы), «доползет» до вахтера на первом этаже и вызовет милицию.

– Мне, в общем, – заключил Вадик. – Обещали десять процентов. За молчание.

Составлять схемы такого рода – к этому, видимо, у братьев Бахтиных была фамильная склонность. Помню, как Слон придумал операцию под названием «Golden fever» («Золотая лихорадка»). У Слона вообще такая манера – вставлять всюду иностранные слова, но суть операции сводилась, как раз наоборот, к нашим, сугубо российским реалиям. В тот момент еще действовал государственный ювелирный магазин «Кристалл», в котором золотые и серебряные бирюльки продавались по фиксированной государственной цене, но в то же время уже функционировал и свободный рынок, где цену назначал сам продавец. Было ясно, что купленное в «Кристалле» тут же перепродается на базаре втридорога, поэтому государство отпускало лишь по два изделия в одни руки.

Денег на золото у нас не было, но Слон определил, что есть явный спрос на наши свободные руки. Мы стали продавать очереди. Десять-пятнадцать студентов с шести утра толклись у «Кристалла», чтобы к открытию быть первыми, покупали кому-то (клиенту, которого находил Слон) законных два изделия и получали комиссионные.

Интересно, как он назвал то, что должно было произойти со мной?

– «Bamboozled». Что-то типа: «обманутые», «кинутые» или, скажем, «замороченные», – сказал Вадик. – Только сразу все пошло не так. Дубинки-то при вас не было. Что прикажете делать? План трещал по швам. Я решил, что нужно все отменять, и (веришь мне?) сделал все возможное, чтобы к Игорю никто из нас так и не попал.

– То есть?

– То есть ударил-то его все же кто-то другой.

Я вспомнил тот вечер. А ведь, и правда, Слон нервничал, вел себя неестественно, все порывался уйти, но никак не мог найти нужного предлога. То ли Веник все его удерживал? То ли… Кажется, его Вадик не отпускал. Вадик тоже нервничал? По нему и не видно никогда. Короче, получается, кто-то из них в последний момент все же сдрейфил. Одумался, так сказать, поняв, что слишком далеко зашел. И?

– Потом, когда поднялся этот кипеж, – продолжал Вадик. – Мы с Димоном договорились позже встретиться, когда все уляжется. С тех пор я его и не видел. Вот, сегодня пришел.

Вадик удрученно ощупал челюсть. Из его слов получалось, что никто не виноват, потому что комбинацию, вроде как, не довели до логического завершения. Но ведь Игоря-то все равно кто-то убил. И вещи все равно пропали. Хотя, наверное, они их заранее поделили, уверенные в успехе. Это было как раз в стиле Слона.

– Куда краденное дели? – спросил я как бы между прочим.

Вадика передернуло. Наверное, он вовсе не считал, что деньги, видеокамеры и магнитофоны из телецентра были украдены. Просто очередная удачная сделка, которая должна была принести им прибыль, но сорвалась из-за форс-мажорных обстоятельств.

– Игорь сказал, пока спрячет у себя, потому что на него все равно никто не подумает. По нашему уголовно-процессуальному кодексу, сказал, пострадавший никак не может быть подозреваемым. Мы все вывезли еще утром, распихав по сумкам. Игорь сгрузил все в багажник, попрощался до вечера и уехал.

– А где он живет? Вернее, жил?

– Не знаю.

«Бахтин Игорь Анатольевич, 1967 года рождения, проживающий по адресу: проспект Ленинградский 3А – 124», – неожиданно вспомнил я из протокола.

– А я, кажется, знаю.

Над многоэтажкой висела полная луна, и это был единственный источник света во всей округе. Время, вроде, еще не позднее, а прохожих уже почти нет. Рабочие кварталы. Прошел мужик с собакой, этим все нипочем, считают, что в случае чего, пес всегда поможет. Вернулась откуда-то из гостей подвыпившая семейная пара, она ныла, что уже устала терпеть, каждый раз получая в ответ равнодушное «ну, и хрен с тобой».

– Ну, иди, умник, – сказал я, подталкивая Вадика к подъезду.

– Куда?

– В квартиру.

– А вдруг там…

– Что?

– Вдруг там Слон?

– И что? Поздороваешься. Про свою долю спросишь.

Вадик замялся. Встречаться со Слоном ему явно не хотелось.

– Ну, не убьет же он тебя, в самом деле, – я посильнее ткнул его под ребра.

– Ну, я пошел.

– Иди-иди.

Он, несколько раз оглянувшись, вошел в дом. Минут десять ничего не происходило. Потом на третьем этаже загорелся свет, раздались крики, и звон битого стекла. Мигая, подъехал милицейский УАЗик. Из него высыпали вооруженные оперативники, и вскоре из подъезда с заведенными за спину руками вывели Вадика. Он озирался по сторонам, видимо, разыскивая нас, но долго наслаждаться промышленным пейзажем ему, слава богу, не позволили, грубо втолкнув прикладами в зарешеченный автомобиль. Значит, все-таки засада. Аппаратуру, значит, нашли. Остальное должны были сделать показания Вадика, а в том, что он ничего не утаит от следствия, я был уверен.

На секунду мне показалось даже, что там, в темноте милицейской машины, когда открывали-закрывали дверь, блеснули и линзы очков Слона. Не ручаюсь. Многое в последнее время мерещится. Как там у Веника в записях? «Морок голову морочит»?

Лизка шла рядом, опустив вниз глаза. Пиная носками сапожек подтаявшие комки снега. По вечерам было морозно, как зимой. Идиотский блокнот прижимает к груди, как что-то самое дорогое. Тьфу.

– Где же мне теперь его искать?

Я заметил, что она почему-то упорно избегала называть Веника по имени. Примета что ли есть какая-нибудь по этому поводу? После убийства Лизка, оказывается, укрывала его у себя в комнате чуть ли не две недели. Веник, говорит, был одержим расследованием, и она ему по мере возможностей помогала, правда, как рассказывает, сама до конца не соображала, чем то, что она по его просьбе делает, может прояснить ситуацию. Короче, была лишь тупым исполнителем.

– Сколько ни пыталась следить за ходом его мысли – не получается. Только чувствую, что сейчас он в опасности.

Парень, похоже, за несколько дней сумел всерьез запасть к ней в душу. В отличие от меня. Только и разговоров: «он да он». О том, как он не растерялся в темноте и успел прихватить даже с места преступления окровавленную дубинку. О том, как потом героически сдерживался, чтобы не отрубиться («представляешь, да!»), когда разглядывал эту самую дубинку, хотя, понятное дело, пацану было ой как нелегко – его способность по любому поводу впадать в ступор была, оказывается, нам обоим хорошо известна. О том, как он построил бумажный макет («ну, прям, совсем как настоящий!») университетского корпуса, где все случилось, и, пытаясь разобраться, в уменьшенном масштабе раз за разом упорно воспроизводил все события, заменив людей разноцветными скрепками («красные, желтые, голубые – мне сестра из-за границы присылает!»). Все уши прожужжала. Мы как раз добрались уже до ее комнаты, и я, воспользовавшись благоприятным случаем, проявил неподдельный интерес к вышеозначенному макету и пожелал немедленно с ним ознакомиться, но в ответ она подняла на меня внимательные глаза.

– Не надо. Я люблю его, – просто сказала она и закрыла дверь у меня перед носом.

Обтекай, в общем, чувак.

Я вытащил из нагрудного кармана отпечаток ее губ, разорвал на мелкие кусочки и выбросил.

Со стойким намерением немедленно побриться и смириться навсегда со своей бабской сущностью я открыл свою комнату, и сразу же получил удар в скулу. В темноте было почти ничего не видно, и я среагировал больше на звук, ткнув «уракен» в сторону нападавшего. По сдавленному «оханью» понял, что попал, и тут же сообразил, что враг в комнате не один. Резко упал на руки и провел подсечку, насколько позволяло узкое пространство. Кто-то упал, и я наугад провел еще несколько прямых обеими руками по упавшему. Включил свет.

– Что же вы все сегодня на меня кидаетесь? – спросил я, облизывая разбитые костяшки пальцев, и оглядел поле боя.

Соперников было трое, и я аж подивился неизвестно откуда взявшеся собственной силе и лихости. Пожалуй, если б не темнота, я б даже не пытался с ними справиться, больно сложная задача. А они, видимо, вовсе не ожидали, что им ответят. Один скрючился у кровати, второй упал в шкаф, а третий – ба, знакомые все лица! – третий поднимался мне навстречу, и был это не кто иной, как Серега Колодин по кличке Колода. Главный общажный авторитет. Ходили слухи, что близок к блатным. Стригся коротко, во рту золотая фикса.

– А ты, Саныч, мужик, – Колода осклабился окровавленным ртом. – На хромой козе не подъедешь. Базар есть.

– А что ж ты базарить так невежливо начинаешь? В темноте исподтишка.

– Прости, не прав был, – легко согласился Колода, усаживаясь на кровати. Коротко зыркнул на своих спутников. – Свободны. Нам наедине поговорить нужно.

Быки отряхнулись, как ни в чем не бывало, будто в том, чтобы быть битыми, и заключалась их важная роль, и вышли.

– Мы всегда, вроде, Саныч, уважали друг друга. Поэтому юлить не буду. Вот что хотел у тебя спросить.

С Колодой мы и вправду сталкивались несколько раз и, слава богу, оказывались на одной стороне. Общежитие вело перманентную войну с местными, и Серега был своего рода идейным вдохновителем этой склоки. Мы познакомились, когда он в коридоре увлеченно лупил двоих парней, видимо, приходивших в гости к подругам.

– Еще раз увижу, – крикнул он им вслед, когда парни побежали. – Загоню в реку по пояс, и будете стоять, пока желание не отмерзнет.

Он так и сказал: «желание не отмерзнет», и было в этом что-то старомодное и в то же время пугающее. Стояла поздняя осень, и перспектива купания в ледяной воде отрезвила бы любого, а в то, что Колода выполнит свое обещание, верилось сразу. Складывалось ощущение, что он горой стоит за каждую студентку, но его лучшим другом был насильник Казбек, не пропускавший ни одной юбки. И где тут правда, поди разберись.

– Мы с твоим дружком тут бабла рванули по крупному. Только это между нами. Так вот я интересуюсь, где этот твой дружок теперь гуляет? Потому что получается, что я один везде засветился. Мусора по следу, на нелегальное положение перешел. А он, вроде как, и не при делах. Нехорошо получается.

– Сам хотел бы у Слона кое-что спросить.

– Да, не, – Колода поморщился. – Я ж не про Слона. Он – барыга, я с ним никаких дел не имею. Я про этого, как там бишь его?

– Венька?!

– О! Точно! Вениамин!

Колода рассказал, как к нему пришел Веник и предложил ограбить университетский профком. Веник утверждал, что охраны там нет, а в сейфе прорва денег. На себя брал подготовку, амуниция там всякая, план, а Колода должен был этот план осуществить.

– Гладко так на словах-то у него все получалось, – протянул Колода. – Да только вышло, что меня теперь, по ходу, в федеральный розыск объявят.

Все постепенно прояснялось.

Веник принес Колоде куртку, как у меня (специально за этим Лизку отправлял в Новосибирск), кепку и штаны, как у меня, вооружил ножом и направил в профком. Получается, именно Колоду сняла камера видеонаблюдения. А свидетели увидели, что куртка другого цвета. Зе-ле-но-го. А моя – си-ня-я. И меня выпустили. Гениально. Веник – тот еще персонаж, всегда считал, что у него мозгов гораздо больше, чем на первый взгляд кажется.

– Деньги-то в сейфе были?

– Были, как он и говорил, целая куча. Я ему и долю уже отстегнул.

– Ну, так уехал куда-нибудь на южный берег Крыма твой Вениамин. Я, Серег, ничего про него знать не знаю, ведать не ведаю. Я ж только сегодня из СИЗО вышел. Ты же в курсе, наверное?

Ясно было, что Колода пришел именно ко мне, потому что, как человек неглупый, решил, что вся история с профкомом, Веником и моим последующим чудесным освобождением мною и подстроена. Но предъявить по сути ему было нечего.

– Ну, если чего узнаешь, держи в курсе.

– Обязательно.

– Береги себя, Саныч. Все под богом ходим.

Я не удержался и постучал Лизке. Как ни странно, она открыла сразу, будто ждала. Мы заговорили одновременно, перебивая друг друга, и среди всех этих «А знаешь!», «Представь, что случилось!» и «Подожди секундочку» я вдруг подумал, как же мы все-таки похожи. Темпераментами, я имею в виду. Объяснил ей все, сказал, что Веник, видимо, залег на дно, и правильно сделал. Что, наверное, появится, как только все уляжется.

– Вот, – сказала она торжествующе. – Смотри.

И протянула мне дневник. Провела пальцем по строчкам, указывая самые, по ее мнению, важные. Там было написано: «Мне помогает девушка Лиза. Она удивительная. Смесь имбиря и розы, на первый взгляд, несочетаемая, но такая притягательная.» Романтик, блин.

– Значит, Веник все же успел после убийства со своим психоаналитиком пообщаться?

– В смысле?

– В смысле, интересно, когда это он успел написать?

– Ну-у, думаю, когда ходил вашу комнату обыскивать. А я на шухере стояла. Он тогда еще журнал твой принес.

– «Soldier of Fortune»?

– Что-то в этом духе. Военный точно. И сказал, что теперь абсолютно ясно – тебя специально подставили. И про дневник упомянул. Мол, вот бы записать все, да только времени нет.

– А больше в дневнике ничего?

– Как же. Там страниц пятьдесят. Про тебя. Про Слона. Про склоконей каких-то. Я начала читать – не оторвешься. Как сказка.

– А про убийство?

– Не знаю. Еще не досмотрела.

Про склоконей ей, видишь ли, интереснее. Я пролистал дневник. Там было всего несколько новых абзацев, а в самом конце – вот что:

«Слон и Вадик до меня из комнаты выйти не могли, значит, автоматически можно исключить их из числа подозреваемых. В момент совершения преступления в корпусе ведь убитый был не один. Возможно, как раз в этом и разгадка. Самое забавное, что убийство и ограбление могут быть и вовсе не связаны между собой – и это пришло мне в голову только сейчас, по прошествии такого количества времени.»

Лишь в этих нескольких последних предложениях не было свойственных всему предыдущему тексту сокращений и многоточий. А это могло означать только одно – Веник написал абзац не для себя, а для тех, кто будет идти по его следу. То есть, для нас.

И мы договорились вместе еще раз осмотреть место и опросить свидетелей. Тем более, Лизка уже это, вроде как, делала, знала всех, как сказал бы милицейский лейтенант, «фигурантов дела», но, возможно, упустила в спешке какие-то важные детали. Короче, никогда не доверял я женскому мнению, и желал сам во всем удостовериться. Лизка обещала в алфавитном порядке составить список всех интересующих нас особ.

– Здравствуйте, Алефтина Гурьяновна, – громко, нараспев, сказал я рано утром, засовывая голову в профком.

Алина густо покраснела, оглянулась – не слышал ли кто – и быстро выпихнула меня в коридор.

– Саш, ну что тебе?

– Я, Алефтина Гурьяновна, – я будто и не заметил ее смущения. – очень интересуюсь двумя чрезвычайными происшествиями, случившимися за последнее время в нашей альма матер. И к обоим вы, насколько мне известно, имели непосредственное отношение. В общем, Алин, мне про ограбления нужно узнать. Слышала ведь, наверное, что я сам под подозрение попал.

– Насмешил, – Алина презрительно фыркнула. – Если б менты у меня спросили, я б сразу сказала, что это не ты. В первый раз, ну, это когда на телецентр налет был, в темноте стоял напуганный до смерти человек, худой и длинный. А к нам приходил здоровый такой.

– Значит, два разных человека было?

– Конечно.

– И точно не я?

– Странный ты какой. Тебя б я, пожалуй, узнала, – кокетливо протянула Алина, разглядывая меня в упор.

Пару лет назад у меня случилась с ней одноразовая постельная интрижка, которая, к общему удовольствию, даже не пыталась перерасти в нечто большее.

– А еще тот, что в темноте, кричал: «Са-аныч!». И голос был явно не твой.

– А ты милиции об этом-то сказала?

– Я ж говорю, они не спрашивали.

– Это он был, – зашептала Лизка, когда мы отошли от профкома на безопасное расстояние. – Я же рассказывала тебе. Он тебя искал. А потом ошибся комнатой и случайно попал ко мне. Перепутаешь тут, когда своими руками натурально вляпаешься в труп.

Ага, «вляпаешься в труп». Мне этот труп до сих пор видится. Как стучу я в бронированную дверь телецентра, а потом замечаю, что она приоткрыта. Я до этого мертвых никогда не видел. Вернее, видел всего два раза. Когда бабушка умерла, и гроб стоял прямо посреди комнаты, и нужно было зачем-то всем целовать ее в холодный, кажущийся восковым лоб. Мне пять лет было. И на похоронах одноклассника Сережи Крикалева, который утонул в плавательном бассейне. Там все было далеко и почти не видно, и вокруг полно народу, а оттого совершенно не страшно.

Человек в телецентре был явно мертв. Он лежал на полу в луже крови, без движения, и никаких сомнений в его смерти у меня не возникло. Возникло липкое ощущение страха где-то под ребрами, нет, не за собственную жизнь, а за жизнь вообще что ли. За ее хрупкость. И вместе с тем стыдная суетливая брезгливость, с которой я стал немедленно протирать своей сдернутой кепкой дверь и косяк и все предметы, на которых могли остаться мои отпечатки. А потом отключили свет.

Лизка-то была уверена, что рубильник отключил я, но я в тот момент еще был в телецентре и от неожиданности чуть не упал прямо на тело. Я выбрался на ощупь, но был в таком состоянии, что совершенно не понимал куда идти. Крики «Саныч-Саныч!» я, конечно, слышал, и даже подозревал смутно, что это Венька, но твердо решил ни на какие провокации не поддаваться, и забился где-то в показавшийся мне безопасным угол. Так там и просидел, пока не зажегся свет. И пришла милиция. В общем, спасать Веника мне даже в голову не приходило, я сам не знал, что делать, но говорить об этом Лизке почему-то не хотелось.

– Who is Ху? – блеснул я эрудицией, заглядывая в список свидетелей. Там натурально значилось: «брат Ху».

Еще один свидетель, – Лизка выполнила обещание и перечислила всех, кто мог нам понадобиться. – Кришнаит. Только это, Саш, они там все не очень вменяемые, вряд ли чем помогут. Я так, для количества внесла.

Я припомнил давний случай, когда Слон, еще молодой и неопытный, вляпался в какую-то скверную историю с кришнаитами. То ли девчонку он у них из общины увел, то ли (что, конечно, скорее) на деньги их какие-то выставил. В общем, конфликт точно был, и какой-нибудь злопамятный Ху вполне мог наблюдать за Слоном более тщательно, чем, скажем, я, и заметить что-нибудь для нас полезное.

– Надо все же попробовать.

– Ну, ты тогда сам иди. Я после разговора с ним чуть с ума не сошла. Лучше уж пойду со сторожем побеседую.

Сторож в списке тоже значился.

И мы разошлись в разные стороны.

Через пятнадцать минут мы встретились и опять, перебивая друг друга, кричали: «А ты знаешь?» и «Представь!», и «Да, подожди ты!». А еще через пятнадцать, когда, наконец, услышали друг друга, все вдруг встало на свои места и окончательно прояснилось, и единственно-верное решение родилось само собой, и мы, не сговариваясь, вместе зашагали к прикрученному намертво к стене телефону-автомату. Сверяясь с мятой бумажкой, я набрал номер.

– Товарищ лейтенант, – сказал я в трубку. – Есть новости…