Текст книги "Жизнь и труды священномученика Илариона"

Где границы Церкви?

Самое же печальное, что среди священства и церковной иерархии распространяются идеи, противоречащие традиционным церковным взглядам на природу Церкви и ее границы. «Кажется, уже и мы живем в предместьях Вавилона, если не в нем самом», – сказал как-то святитель Филарет (Дроздов) под впечатлением окружающей его действительности⁷⁵. Но трудно полностью защититься от множества гуманистических идей, исподволь проникающих в православное церковное сознание, и уже сам митрополит Филарет вводит в церковный лексикон некое новое понятие: «Христианская Церковь может быть только либо „чисто истинная“…либо „не чисто истинная“»⁷⁶. И хотя выражение _"не чисто истинная" само по себе сомнительно, а в приложении к Церкви – Невесте Христовой звучит, по меньшей мере, странно, оно приживается в словесном обиходе в церковных кругах.

В православной среде получает также распространение высказывание митрополита Киевского Платона (Городецкого † 1891) о том, что «наши человеческие перегородки до неба не достигают»⁷⁷ (в передаче митрополита Евлогия (Георгиевского): «Перегородки, которые настроили люди в церкви, не доходят до неба»⁷⁸).

Протопресвитер военного и морского духовенства в 1911–1917 годах отец Георгий Шавельский видел «объединение около имени Божия и около св. храма людей, разделенных временными, не божественного происхождения перегородками»⁷⁹, в следующих событиях армейской жизни: «Воинские чины – протестанты, католики, кальвинисты – не только солдаты, но и офицеры, наряду с православными аккуратно посещали свою полковую православную церковь…соблюдали православные праздники и обычаи; в военное время пред сражениями даже офицеры нередко исповедовались и приобщались у полковых – православных – священников»⁸⁰.

Подобное отношение к инославию постепенно проникает в среду монахов и мирян. И вот уже монахини Вировского монастыря во главе с игуменьей Анной приветствуют «несущего Св. Дары ксендза низким поклоном и с горящими свечами» провожают «его до постели больной»⁸¹. А русские воины во время Первой мировой войны не останавливаются и перед участием в евхаристическом общении с униатами: «Бедняги солдаты, шедшие на фронт, а потому, на верную смерть, не имели возможности причаститься, ходили к униатам, там молились и причащались. Мне рассказывали, – вспоминал митрополит Евлогий, – как в униатском монастыре они вместе с униатами восклицали: „Святой священномучениче Иосафате, моли Бога о нас“ (это тот Иосафат Кунцевич, который был известным гонителем православия)»⁸².

В это время русские богословы подводят идейную базу под действия такого рода. «Так, протоиерей П. Я. Светлов утверждает, что западные христианские вероисповедания, наравне с православным, суть христианские Церкви и принадлежат к Церкви Вселенской, а не внецерковные общества, отделенные от Церкви, – что существующие христианские Церкви на Западе и Востоке суть поместные Церкви или части Вселенской Церкви, и потому присвоение какою-либо из них прав Церкви Вселенской незаконно»⁸³.

В атмосфере отмеченных идей и нравов, все более захватывающих русских людей, отстаивание традиционных взглядов на Церковь, как уже было сказано выше, стало для Владимира Троицкого началом исповеднического подвига, который он с честью пронес через всю жизнь.

Студент академии

За успешную учебу в Московской духовной академии Владимир Троицкий в виде поощрения дважды направлялся в зарубежные поездки. В 1908 году он посещает Сербию, Болгарию, Турцию, Грецию и Афон. Наполняясь новыми, самыми разнообразными впечатлениями, молодой академист рассматривает их, вольно или невольно соотнося с темой Церкви, делая, в том числе, выводы и из прошлого увиденных стран: «Но самая главная черта византинизма – проникновение всей жизни религиозными началами и интересами, это дивное сочетание небесного и земного, это настоящее богочеловечество, а не наше современное человекобожество»⁸⁴.

Церковь и идолы

К четвертому курсу академии мы находим экклезиологические взгляды Владимира Алексеевича уже вполне сформировавшимися. В Церкви он видит смысл, цель и оправдание жизни. Отступление от Церкви не может пройти безнаказанно и само по себе уже есть наказание. Поклонение и служение истинному Богу во Христе возможны только в Церкви, и покидающие ее вместе с ней оставляют и Бога. Но «свято место пусто не бывает», и на место Бога встает уже некоторое понимание Бога, концепция всегда ложная, которая, собственно говоря, есть идол: «Жизнь полна идолов; на каждом шагу встречаем и идолов, и идолопоклонников. Правда, вы не увидите идолов каменных, золотых и серебряных. Но идолопоклонство тонкое, часто бессознательное, прикрывающееся именем служения истинному Богу, такое, даже более опасное, идолопоклонство снова грязной волной разлилось по лицу земли»⁸⁵.

Владимир Троицкий с двоюродной сестрой

Церковность, освящающая жизнь, придающая ей смысл, заменяется религиозностью, которая становится лишь отдельной частью жизни, весьма незначительной и служащей в основном практическим нуждам: «Теперь можно слышать речь лишь об „удовлетворении религиозных потребностей“ или об „отправлении религиозных обязанностей“, причем и потребностей, и обязанностей этих оказывается удивительно мало, сравнительно со всякими другими потребностями и обязанностями»⁸⁶.

Теряется понимание соборности церковной жизни. На место Церкви устремляются идолы внецерковных форм «христианства». «Идолы все больше и больше вытесняют Христа из жизни людской… В наши дни христианство проявляется только как личное потаенное благочестие, но совсем оскудела христианская жизнь. Христианская жизнь возможна только в Церкви; только Церковь живет Христовой жизнью»⁸⁷.

Не остались без оценки молодого студента академии и мнения, методы и образ мышления западного богословия, проникшие в ограду православных учебных заведений, уводящие умы и сердца в область бесплодных рассуждений и мечтательных идей, разделяющих веру и жизнь, богословие и благочестие, догмат и нравственность. Апостол Иаков, упоминая о мудрости душевной, бесовской (см. Иак. 3, 15), «дает нам возможность думать и говорить, что даже и занятие богословием еще не есть служение единому Богу; можно быть и богословом, и все же поклоняться богам иным, служить идеалам бездушным. Недостаток преданности единому Богу вместе с желанием соединить поклонение Богу и идолам создали в наше время преимущественно у западных еретиков взгляд на богословие как на одно только внешнее знание… Знание же Бога есть наука опытная. Только чистые сердцем Бога узрят, и потому истинное богословие должно быть благочестием и только тогда принесет оно плод по роду своему»⁸⁸.

Последние несколько цитат из слова Владимира Алексеевича Троицкого, произнесенного в 1909 году на праздновании 95-й годовщины МДА и напечатанного в журнале «Богословский вестник» под заголовком «Да не будут тебе бози инии», приводятся здесь столь подробно по той причине, что в слове этом просматривается связь и с детскими устремлениями, и со всем жизненным подвигом архиепископа Илариона. Его детские любовь к Церкви, навыки благочестивой жизни и жажда познания соединились на избранном поприще служения Церкви в качестве богослова и пастыря Церкви, не только исповедующего и проповедующего веру во Христа и Церковь, но и живущего жизнью Церкви и внешней, и внутренней, погруженного в поток этой полноводной церковной жизни и чувствующего себя нераздельной частицей Церкви.

Двадцатитрехлетний молодой человек убедился в истинах, которые станут теперь неизменной путеводной звездой его жизни: без Церкви нет ни жизни, ни спасения, ни познания Бога, то есть – богословия, которое неотделимо от благочестия, согласно с Преданием Церкви и, прежде всего, с писаниями святых отцов, этих «духоносных богословов»⁸⁹. Под словом же «Церковь» (с большой буквы) будущий владыка всегда подразумевает Церковь Православную. Естественно, что эта позиция не могла вызвать восторженной реакции его современников, увлеченных идолами гуманизма и «свободомыслия».

Владимиру Троицкому, несмотря на молодость, уже к 1909 году стали понятны не только главная беда России, приведшая в скором времени к катастрофе, но и единственный выход из этой беды: «На нашу русскую равнину налетели со всех сторон безводные облака, носимые ветром, которым блюдется мрак тьмы на века (Иуд. 1, 13). Уста их произносят надутые слова… Врата адовы собрали все свои силы и устремились на св. Церковь… Верим, непоколебимо верим, – никаким ветрам, никаким бурям не потопить корабля Иисусова!..

Вменить в уметы всех пустых и бездушных идолов суетного мира, все сором счесть и только единому Богу и Его Св. Церкви служить – выше этого нет и быть ничего не может!»⁹⁰

Кандидатская диссертация

В 1910 году Владимир Алексеевич заканчивает академию первым магистрантом в степени кандидата богословия. Кандидатское сочинение Владимира Троицкого (объемом в 1306 страниц) под названием «История догмата о Церкви» вызвало более чем положительные отзывы рецензентов.

Владимир Троицкий в годы учебы в Московской духовной академии

Профессор А. Д. Беляев, не сделавший ни одного отрицательного замечания в своем отзыве, дает следующую характеристику работе молодого богослова: «При первом взгляде на огромный объем сочинения Владимира Троицкого и принимая во внимание краткость времени, назначенного для его написания, можно подумать, что оно нагружено сырым материалом; однако на самом деле этого нет. Он пишет документально, и выписок из отеческой литературы, кратких и некратких, в его сочинении очень много… Но эти многочисленные выдержки, как камни в стене здания, хорошо пригнанные и крепко спаянные цементом, объединены и связаны мыслию; а оттого и все сочинение, несмотря на разнообразие и огромное количество внесенного в него материала, оказывается хорошо обработанным, последовательно и стройно изложенным. Чтение сочинения Владимира Троицкого, несмотря на его обширность, не утомительно: так разнообразно его содержание, так много затронуто в нем важных вопросов и рассеяно дельных мыслей, да к тому же и изложено оно языком легким, чистым, вполне литературным. Автор сочинения отлично подготовлен к делу письменных ученых трудов и к литературной обработке их. В его сочинении талант и трудолюбие взаимно друг друга поддерживают. Автор сочинения не только достоин степени кандидата богословия, но оно должно быть признано прямо выдающимся по учено-литературным достоинствам трудом»⁹¹.

Не менее хвалебную рецензию на диссертацию Владимира Троицкого составил и ректор МДА епископ Феодор (Поздеевский), который после незначительных критических замечаний завершил свой местами просто восторженный отзыв следующими словами: «Повторяем, что автор сделал громадный труд, скажем, сделал ценный вклад в науку и за свое сочинение не только заслуживает степени кандидата богословия, но и особенной похвалы, скажем больше: сочинение это может быть даже в настоящем его виде печатаемо в качестве магистерской диссертации»⁹².

За кандидатское сочинение Владимир Троицкий был награжден премией митрополита Иосифа. Совет академии от 10 июня 1910 г. определил оставить его на 1910–1911 учебный год при академии для подготовки к преподавательской деятельности⁹³.

Профессорский стипендиат

6 октября 1910 года Совет МДА постановил: «На первую кафедру Священного Писания Нового Завета пригласить кандидата и профессорского стипендиата академии выпуска 1910 года Владимира Троицкого, предложив ему посвятить текущий 1910–1911 учебный год подготовлению к занятию означенной кафедры под руководством заслуженного ординарного профессора М. Д. Муретова, а в конце года прочесть в присутствии Совета две пробные лекции»⁹⁴.

Нужно отметить, что Владимир Троицкий должен был заместить на кафедре профессора М. Д. Муретова⁹⁵, который и рекомендовал его в качестве своего преемника, отметив в молодом богослове «серьезную как лингвистическую, так и методологическую подготовку к научному изучению и академическому преподаванию Священного Писания Нового Завета»⁹⁶. Первая и вторая кафедры Священного Писания Нового Завета делили содержание предмета на две части. Преподаватель второй кафедры читал «о Деяниях и Посланиях апостольских и об Апокалипсисе», в то время как занимавший первую кафедру преподавал «введение в новозаветные книги и о Евангелиях; после же исагогических и эгзегетических лекций о Евангелиях» излагал «в связном систематическом виде историю земной жизни Господа нашего Иисуса Христа с опровержением всяких лживых и богохульных теорий, ныне особенно усердно распространяемых»⁹⁷.

3 мая 1911 года на собрании Совета академии Владимир Троицкий прочитал две пробные лекции на темы «Гностицизм и Церковь в отношении к Новому Завету» и «Сын Божий и Церковь (толкование Мф. 16, 13–18)». Тема первой из лекций была выбрана самим испытуемым, второй – назначена Советом МДА. «Обе лекции, прочитанные профессорским стипендиатом Троицким, Совет академии единогласно признал удовлетворительными, а лектора – достойным избрания на должность преподавателя академии по 1-й кафедре Священного Писания Нового Завета, имеющей освободиться с начала 1911–1912 учебного года»⁹⁸. Святейший Синод утвердил «профессорского стипендиата Московской духовной академии, кандидата богословия, Владимира Троицкого в должности преподавателя названной академии по I-й кафедре Священного Писания Нового Завета в звании и. д. доцента с 16 августа» 1911 г. Указ об этом утверждении был зачитан на заседании Совета МДА 1 сентября того же года⁹⁹.

Владимир Алексеевич со свойственной ему самоиронией так прокомментировал свое утверждение в новой должности: «Да, вот уже три дня как на первой кафедре Нового Завета наступила мерзость научного запустения в моем лице»¹⁰⁰.

Церковь и Писание

Как уже было отмечено ранее, к этому времени твердо определилась направленность богословских интересов Владимира Троицкого, и практически любая тема, любой предмет, тем более – тема церковная, рассматривались им, прежде всего, в плане отношения к Церкви.

В пробной лекции по Священному Писанию Нового Завета на тему «Гностицизм и Церковь в отношении к Новому Завету» начинающий преподаватель не отступает от этого правила.

Священное Писание для людей нецерковных остается закрытой книгой, книгой за семью печатями (см. Откр. 5, 1). По сути, вне Церкви никто не может ни на небе, ни на земле, ни под землею раскрыть сию книгу, ни посмотреть в нее (Откр. 5, 3) открытым лицом (2 Кор. 3, 18). Это мнение ясно раскрывают отцы и учителя Церкви.

«Писания принадлежат только Церкви, – говорит Тертуллиан, – еретиков же и допускать не нужно к состязанию о Писании; они не христиане и не имеют никакого права на христианские Писания»¹⁰¹. Еретики не обладают «ключом» для понимания Священного Писания, им чужда жизнь Церкви, просвещаемой и наставляемой Святым Духом, а потому толкования их, претендуя на научность, утверждаются на зыбких, мечтательных основаниях, в то время как «церковные писатели… научного изучения Священного Писания… вовсе не считали высшим, тем более единственным способом постижения Христовой истины»¹⁰². Поэтому спор с еретиками не может иметь ни смысла, ни надежды на соглашение, но приводит к плачевным результатам: «Если спорить от Писания, то повредишь мозгам да желудку, потеряешь голос и дойдешь до бешенства от богохульства еретиков» (Тертуллиан)¹⁰³.

«Писание лишь для того, кто причастен к церковной жизни. А вне Церкви и без Церкви нет и Священного Писания», – заключает молодой богослов свою лекцию¹⁰⁴.

Работа надмагистерской диссертацией

Лето 1911 года молодой преподаватель напряженно работает над окончанием магистерского сочинения «Очерки из истории догмата о Церкви». Автор с трудом справляется с объемом используемой литературы и потоком новых идей: «Я в настоящее время бросаюсь от одной книги к другой. Совсем голова кругом пошла. Дело, пожалуй, и успешно идет, но столько всякой всячины заявляет о своем существовании, но столько вопросов возникает, столько мыслей роится в голове, что просто хоть отлагай еще на год окончание магистерской. Впрочем, я уверен, что и через пять лет не успокоился бы вполне»¹⁰⁵.

К сентябрю работа закончена: «Рад только тому я, что магистерская окончена (через неделю будет переписана)». В целях ускоренного окончания диссертации автору пришлось исключить из нее целую главу, соответствующую седьмой главе его кандидатского сочинения, в которой рассматривалось учение о Церкви святителей Кирилла Иерусалимского, Василия Великого, Григория Нисского, Иоанна Златоуста, Кирилла Александрийского и Илария Пиктавийского: «…кончина ее (диссертации. – Примеч. авт.) была безвременная и даже насильственная. Одну главу утаиваю, ибо в том виде, в каком она у меня имеется, грош ей цена, а чтобы придать ей сколько-нибудь приличный вид, нужно работать целый месяц, а я его не имею. Добавлю после, хотя возможно, это будет на том свете»¹⁰⁶. Последнее высказывание оказалось пророческим.

В Совет академии Владимир Троицкий сдал рукопись своей работы лишь 1 марта 1912 года. Следует предположить, что автору пришлось потратить еще полгода на подготовку окончательного варианта своего труда. Для оценки научной значимости магистерского сочинения Владимира Троицкого были назначены два рецензента: заслуженный ординарный профессор М. Д. Муретов назначен решением Совета академии, ординарный профессор С. С. Глаголев – ректором МДА епископом Феодором (Поздеевским)¹⁰⁷.

Начало преподавательской деятельности

С 1911 года молодой преподаватель начинает чтение лекций, пользующихся неизменной популярностью у слушателей. С. Волков вспоминал «его блестящие публичные лекции о Церкви и о России». «Слышанные мною лекции, – писал бывший студент МДА, – содержали введение в изучаемую дисциплину и были прочитаны прекрасным языком. В них было много публицистического элемента, откликов на современность… Он не мог спокойно повествовать…а должен был гореть, зажигать своих слушателей, спорить, полемизировать, доказывать и опровергать. Теперь мне думается, что ему скорее подошла бы апологетика, а не экзегетика. Он никогда не был только теоретиком: он был человеком дела, всегда соединявшим теорию с практикой»¹⁰⁸. Здесь нужно заметить, что, как уже было сказано выше, на 1-й кафедре Нового Завета МДА эгзегетика преподавалась именно в апологетическом ключе, и толкование евангельских текстов должно было включать опровержение «всяких лживых и богохульных теорий, ныне особенно усердно распространяемых»¹⁰⁹. Так что полемическая направленность лекций Владимира Троицкого вполне отвечала содержанию предмета занимаемой им кафедры.

На преподавательской кафедре Владимир Алексеевич освоился быстро и «с 4 или 5 лекции стал себя чувствовать совсем так же, как у себя дома», несмотря на то (а может и благодаря тому), что лекции читал по памяти и взял себе за правило: «тетрадку не брать даже и в академию»¹¹⁰.

1912 год стал весьма плодотворным в жизни и творчестве Владимира Алексеевича Троицкого. Он преподает, публикует статьи, путешествует. Но, конечно, главное для него событие этого года – окончание и защита магистерской диссертации.

Христианство или Церковь?

Тема Церкви остается приоритетной в научной и преподавательской деятельности Владимира Алексеевича. Вопрос, вынесенный в заглавие статьи «Христианство или Церковь?», – риторический: «Слово „Церковь“… уже в Новом Завете встречается 110 раз. Слова же „христианство“, как и многих других слов на „ство“, Новый Завет не знает»¹¹¹. Живое, органическое единство Церкви, обусловленное пребыванием в едином теле, дышащем единым Духом Святым, под единой главою – Христом, дает нам право говорить о вполне реальных границах Церкви. Это единство, не допускающее частичности, делает невозможной идею о частичной принадлежности инославных исповеданий к Церкви Христовой. Эта тотальность и жизненность церковного единства вынуждает нас вместе с Алексеем Степановичем Хомяковым признать отошедшие от Церкви сообщества, в том числе западные исповедания, «ересями против догмата о существе Церкви, против ее веры в самое себя»¹¹². Мысль эта выводится из учения о Церкви апостола Павла и подтверждается толкованиями блаженных Феодорита и Феофилакта, преподобного Иоанна Дамаскина, святителя Иоанна Златоуста и, особенно, мыслями священномученика Киприана Карфагенского.

И снова, занимая исповедническую позицию в отношении к современникам, стыдящимся веры отцов, считающим ее признаком отсталости, Владимир Алексеевич подает пример отношения к Церкви: «Да, я верую во единую святую, соборную и апостольскую Церковь, принадлежу ко святой Православной Церкви, и потому я самый передовой человек, ибо в Церкви только возможна та новая жизнь, ради которой Сын Божий приходил на грешную землю, только в Церкви можно приходить в меру полного возраста Христова, следовательно: только в Церкви возможен подлинный прогресс»¹¹³. Здесь намечается тема, которую автор разовьет через два года в работе «Прогресс и преображение».

В работе «Триединство Божества и единство человечества» та же тема церковного единства раскрывается в связи со словами из первосвященнической молитвы Спасителя к Богу Отцу: Да будут едино, якоже [и] Мы (Ин. 17, 11). Единство Святой Троицы и единство Церкви – это единство природы во множестве ипостасей, и только в Церкви возможно уподобление троичному единству.