Текст книги "После нас"

В свое время и по гарнизонам советской 40-й армии гастролировали популярные советские работники эстрады. Это нормальное для войны явление. Те, кому легче, приезжали поддержать тех, кому тяжелее. Это помогало солдату расслабиться во время часов досуга, ощутить свою связь с Родиной, вспомнить, что его ждут дома родные и близкие. Кстати сказать, все канадские солдаты, которые служили в Афганистане ровно шесть месяцев, по окончании срока службы направлялись на пятидневную «реабилитацию» на остров Кипр, чтобы перед встречей с родными снять с себя стресс и шок от боевых действий. На Кипре канадцы плавали в море, гуляли, пили изумительное кипрское вино и только потом летели домой. Правда, далеко не все из них. Одной из целей нашей поездки в Кандагар, как рассказал Майкл, было также прощание с погибшим два дня назад в Кандагаре канадским солдатом японского происхождения, которого по стечению обстоятельств также звали Майкл.

Погуляв, мы пошли в офицерскую гостиницу, где каждому была предоставлена отдельная комната с кондиционером, чистым бельем и мягким одеялом. На моей комнате уже висела табличка Greshnoff, civilian. На втором этаже в этом комфортабельном пластиковом модуле располагались туалеты и душевые комнаты. Кругом – в холодильниках и просто штабелями – стояла бесплатная минеральная вода. В далеких 80-х ее так не хватало нашим мальчишкам, брошенным с автоматами со школьной скамьи защищать в далеком Кандагаре интересы своей страны. Теперь воды много, но нас уже здесь нет.

Надо было ложиться спать. День выдался утомительным, а утром предстояло проститься с погибшим в бою солдатом. Церемония начиналась в шесть утра, но готовность была объявлена на 05.15. Энди ушел спать в палатку к солдатам. Он им здесь был за отца и мать, за брата и командира. Он тут для них был все, и они его любили. Я спал в модуле, на месте которого в 1983 году стояли ряды глинобитных домиков, в которых жили советские советники одного из управлений ХАД, занимавшиеся борьбой с бандитизмом. Я у них тогда гостил с неделю.

Удивительный путь

Ночью спалось не очень хорошо, в голове катались разные невеселые мысли о предстоящем траурном мероприятии. Твердо решил фотоаппарат не брать. Меня звали прощаться с солдатом как бывшего солдата. Оскорбить его память журналистикой я просто не мог. В 04.30 встал и принял душ, в 05.00 разбудил Майкла и сказал, что я готов. Вышел покурить на площадку перед модулем. Неожиданно ко мне сверху по ступенькам спустился младший офицер, а по-русски прапорщик, Дэниэл Ганьон, который радушно нас встречал днем ранее на аэродроме и возил во внедорожнике по территории базы. Он очень дружелюбный франкоговорящий канадец, тоже курит, любитель рыбалки и охоты. Он принес мне на крохотном подносе большой пластиковый стакан черного кофе без сахара. Видимо, Майкл сказал ему, что мне нравится. Это был утренний сюрприз.

Мы стояли с Дэниэлом в темноте, пили кофе, курили и говорили о Кандагаре. Сам он прошел не одну горячую точку под командованием Энди. Говорит он неторопливо, тщательно подбирая английские слова. Многие тут так говорят. В Кандагаре тогда стоял франкоговорящий канадский контингент, но скоро ему на смену должен был прибыть англоговорящий. Скоро к нам подтянулся и Майкл. Он не торопился, как я, но был готов точно в 05.15. Мы сели в «Лендкрузер» и поехали на аэродром.

Шеренги солдат и офицеров всех иностранных контингентов выстроились в ровные ряды, образовав живой коридор к рампе военно-транспортного самолета, задрапированной канадским государственным флагом. У нас еще было время, и военный атташе Канады представил меня высшему командованию KAF. Выслушав короткий доклад Майкла, двухзвездный генерал пожал нам руки и пожелал удачи в поисках кяризов. Он пригласил нас занять ближний офицерский ряд на церемонии прощания с солдатом. Было еще темно, только-только начинал брезжить рассвет. Раздались военные команды, и все замерли по стойке «смирно», затем приложили ладони к виску, отдавая последние почести погибшему. Укрытый канадским флагом гроб с телом солдата Майкла, у которого при жизни была труднопроизносимая японская фамилия, медленно несли по живому коридору замерших военных. Чуть сзади шел офицер, который по исторической традиции играл на волынке старинную прощальную шотландскую мелодию Amazing Race («Удивительный путь»).

Тихие и заунывные звуки волынки парили над кандагарским аэродромом, сопровождая гроб с телом солдата до рампы самолета. Чуть сзади командир нес подушку, на которой лежал черный берет убитого в бою канадского танкиста. Кавалерия, как их по традиции величают сами канадцы. Военный священник, или, как его здесь называют, падре, майор Пьер Бержарон говорил последние прощальные слова по-английски. Но люди всех национальностей понимали их как слова своего родного языка.

– Ты уходишь в свой удивительный последний путь с этой земли, уходишь на Небеса, туда, где ты когда-то родился. Ты уходишь к Богу, с Христом в сердце. И в этот твой удивительный путь тебя поведет Святой Дух, – сказал Бержарон. – Нам будет горько без тебя, Майкл, будет горько твоим оставшимся на этой земле матери, отцу и брату. Но ты же не уходишь от нас навсегда. Мы просто не сможем тебя видеть, но будем чувствовать сердцем твое тепло, ты всегда будешь рядом с нами. Ты погиб, храбро сражаясь. Храбрость – это не отсутствие страха перед смертью. Храбрость – это умение перебороть этот страх и действовать, невзирая на него, с Христом в сердце и с мыслью о Боге. Мы запомним тебя, Майкл, таким, каким ты был, – добрым, отзывчивым и веселым. Иди спокойно в этот твой удивительный последний путь с этой земли. Ты сделал все, что мог, и Господь примет тебя как своего Сына.

Неожиданно при этих словах небо стало багровым – первые солнечные лучи осветили землю Кандагара. И по одному из этих лучей уходил на небо солдат Майкл. Церемония прощания с солдатом закончилась, тысячи людей неторопливо потянулись с аэродрома на базу, думая каждый о своем. Многие курили, мало кто разговаривал друг с другом. Это война, на которой убитым может оказаться каждый. Перед лицом смерти равны все, главное – принять ее с достоинством, как и подобает солдату.

Я стал свидетелем чуда – ухода человеческой души на Небо. Это была не оперетта с британским принцем Гарри, «боровшимся с талибами в Гельменде». Это был реальный путь простого канадского солдата, родители которого могут говорить только по-японски, так как они иммигранты. Здесь не было пронырливой желтой прессы, не было пафоса или причитаний. Я не знал раньше, кто такой солдат Майкл. Но память о погибшем канадском танкисте отныне живет и в моем сердце.

Солдатский быт

Прежде чем поехать искать кяризы, необходимо было подкрепиться. Душевные переживания отнимают ровно столько же энергии, сколько и марш-бросок в логово врага. В ресторане ISAF, где питались вместе солдаты, офицеры и генералы, было уже многолюдно. Многим предстояло выехать на боевые действия сразу после завтрака. Сказать, что солдатский рацион здесь разнообразен, – значит не сказать ничего. Процедура принятия пищи на базе KAF довольно длительная и приятная. Я находился на полном довольствии канадских военных. Еще днем ранее Дэниэл Ганьон выдал мне вместе с ключами от комнаты карточку на питание, которая внешне похожа на банковскую. При входе каждый военнослужащий или волонтер должен был приложить ее к считывающему устройству. Симпатичная азиатка, контролировавшая этот процесс, говорила каждому спасибо. Потом шли сенсорные рукомойники с жидким мылом и горы бумажных полотенец.

В ресторане – шведский стол. Каждый мог брать себе еды столько, сколько намеревался съесть. Если не наелся – подходи и бери еще. Десятки различных горячих мясных и рыбных блюд, выпечка, соки, кофе, десерты, свежие и консервированные фрукты, тоники и газированные воды, холодное и горячее молоко. Такого изобилия порой не встретишь и в курортном отеле. Не хватало только моря поблизости.

Военных ценят и поэтому здорово обустраивают их быт. Государство Канада, к примеру, тратит на подготовку одного солдата своей профессиональной армии сотни тысяч долларов, а потому к солдатам здесь относились соответственно. И хотя солдатский быт все же несколько скромнее офицерского, но каждый вояка, обитавший в просторной кондиционируемой армейской палатке, имел свой «кубрик» с застегивающейся на молнию пластиковой стенкой, отделявшей его спальню от соседа. В солдатском кубрике стояли шкафчик для одежды, кровать со свежим бельем, тумбочка, настольная лампа. К борту палатки были приделаны розетки электропитания. Рядом с палатками расположились прачечные и душевые. Между ними – многочисленные кафе с названиями, характерными для различных регионов Канады. Посреди этого военно-прикладного великолепия стоял канадский центр отдыха и развлечений Canada House, где каждый мог найти себе занятие по вкусу. Тут же располагались многочисленные интернет-кафе и переговорные пункты, где любой солдат или офицер мог бесплатно поговорить с родиной. Залы компьютерных игр соседствовали с тренажерными. Здесь их были десятки.

Никто не приставал к солдату по пустякам. Если ему вдруг взгрустнулось на отдыхе, он мог запросто поставить у палатки солнечный зонт и белое пластиковое кресло, присесть под ним, попить лимонада или съесть мороженого. Когда я описываю это, то живо представляю себе, какую горечь может чувствовать советский солдат, воевавший в Кандагаре в составе 70-й ОМСБР, читающий эти строки…

За порядком на базе следила военная полиция, причем разных воинских контингентов. Она патрулировала периметр базы и зорко следила за скоростным движением транспортных средств. Скорость движения машин и броневиков не должна была превышать 10 миль или 16 километров в час. Нарушения карались очень строго, вплоть до увольнения из армии. Когда я спросил Дэниэла Ганьона, какая военная полиция «самая жесткая», то он ответил, что все полицейские одинаковые, хотя, по его словам, американские MP видят мир только «в черно-белых тонах, и полутонов для них не существует». Канадцев тут понять легко – сами они очень дружелюбные и веселые люди. Наверное, это национальная черта характера.

В поисках кяризов

Накануне в штабе канадского контингента специалисты-картографы, инженеры и сам канадский военный атташе разбирались с картами местности. Я помнил, где располагаются эти подземные коммуникации, только по памяти, которая опиралась на существовавшие четверть века назад постройки. Да еще на рисунки, которыми мы обменивались по электронной почте с моим другом Андреем Павлюковым, служившим здесь в 70-й ОМСБР и потерявшим обе ноги при подрыве на итальянской противопехотной мине. Отталкиваясь от построек, я мог с закрытыми глазами указать путь к кяризам, однако эти постройки оказались несколько лет назад уже внутри периметра военной базы и были снесены. Единственными ориентирами оставались кандагарский аэродром «Ариана» и голубая мечеть, еще карта местности, сделанная несколько лет назад с помощью системы Google Earth, на которой эти постройки еще существовали.

Над картой долго бились канадцы и англичане из спецназа SAS, которые должны были выделить нам эскорт охраны. Наконец мы примерно разобрались, куда нам следует ехать. Это старая дорога на пограничный с Пакистаном город Спинбулдак и поворот от нее направо в чистое поле, которое на карте кое-где было размечено красными кругами. Это – минные поля, оставшиеся еще с той далекой афганско-советской войны, а также новые минные поля, возникшие во время междоусобных войн афганских моджахедов. «Прогулка» намечалась не из легких, а потому было решено посадить Майкла, меня, Энди, военного канадского инженера-сапера вместе с экипажем в броневик RG-31, который, по словам, выдерживал взрыв противотанковой мины. Его днище конусообразное, а потому взрывная волна при подрыве уходит в стороны. Броневик может переворачиваться и терять колеса, но крепкая броня держит взрыв фугаса.

Каждый из находящихся внутри должен был пристегнуться тремя ремнями, чтобы во время возможного переворачивания транспортного средства, не убить своим телом других бойцов и не пораниться самому об острые железные углы оборудования. Сопровождавшие нас англичане сидели в легкобронированных «Лендроверах», оборудованных пулеметами. Их командир – британец с рыжими волосами, воевавший и в других горячих точках, имел при себе помимо оружия прибор определения координат на местности – попросту JPS. Сверив карты и уточнив маршрут, мы сделали круг по базе, чтобы стартовать от «Арианы» как самого значимого ориентира на местности. Только британцы знали, как точнее проехать в желаемый район, избегая при этом самых опасных участков дороги и минных полей. Мы долго кружили на выезде с базы, пока не оказались на дороге, ведущей в Спинбулдак.

Как и было договорено, мы свернули через некоторое время с дороги вправо, однако очень скоро натолкнулись на покрашенные двухцветные камни, одна сторона которых была голубой, другая белой. Кое-где камни были выкрашены и в красно-белый цвет. Красный означает на военном языке особо опасные с минной точки зрения участки местности, голубой – просто заминированную местность. Белый – местность, свободную от мин. Коридор в минном поле был очень узок, проехать было нельзя. Было решено двинуться в объезд и попытаться найти участок дороги, свободный от мин. В результате мы поехали к расположенным вдалеке полуразрушенным постройкам без признаков обитания человека. Мы решили в ходе короткого совещания опросить местных жителей – они должны были знать о кяризах. Нашу колонну попытались обогнать два тяжелых афганских грузовика, но они были остановлены предупредительными выстрелами из ракетниц.

Изрядно попылив по пересеченной местности, мы выехали к полуразрушенной постройке, в которой все же оказались живые люди. Это был отряд афганских полицейских. У англичан был свой переводчик, афганец. Но афганцы боятся своих и, как правило, замыкаются при разговоре с ними. Первым начал диалог я, поприветствовав полицейских на языке дари. Дариязычных оказалось всего трое из почти 20 стражей порядка. На вопрос о кяризах и реке они стали указывать руками в общем-то правильном, с нашей точки зрения, направлении. Но пробраться туда колонной было невозможно. Кругом были минные поля. В разговор включился афганский переводчик, после чего полицейские пошли в отказ от своих же слов и объяснили, что они охраняют только этот район и точно сказать ничего не могут. Они не боялись иностранцев, но боялись «своих». Многолетняя война приучила их к этому. Никто точно не может сказать в Афганистане, кто на кого и когда работает. Поэтому пришлось довольствоваться услышанным.

Мы стали возвращаться к въезду на минное поле, чтобы уже там, на месте, принять решение, что же делать дальше. Вскоре спешились, солдаты заняли оборону по периметру, смотря в лазерные прицелы на подозрительные с их точки зрения места. Недалеко от нас мы увидели внедорожник с афганскими номерами и решили попытать местного, может быть, он что-то знает? Нам повезло: он согласился показать нам входы в кяризы. Настроение поднялось, но одновременно возникло чувство щемящей тревоги. Мы шли по коридору, рядом с минным полем, вдоль дальнего периметра базы, в еще совсем неосвоенном районе, к западу от KAF. Экспедиция могла закончиться подрывом любого солдата, и тогда цели не оправдали бы средств. Мы медленно, след в след двигались по узкой тропинке, пока не уткнулись в первую глубокую яму – вход в кяриз. Воды там было еще мало – таяние снегов с гор только начиналось, а потому было хорошо видно каменное дно, из которого в сторону вел подземный ход.

Каково же было удивление военных, когда они увидели, что кяризы кое-где выходят даже в периметре базы! В общей сложности за примерно час нашего путешествия по «пересеченной» минами местности мы нашли три ряда кяризов. Причем чем дальше мы удалялись, тем больше и глубже они становились. Наконец наш проводник остановился, сказав, что дальше не пойдет, так как мины там стоят сплошняком. Определив координаты кяризов на местности и проследив их возможное направление, мы пришли к выводу, что моя память меня не подвела и таких подземных тоннелей в указанном направлении могут быть десятки, если не сотни.

Радость нашей находки стала головной болью для инженеров. Они с серьезностью подошли к вопросу и сказали, что операция по обезвреживанию возможных путей инфильтрации противника может стоить очень больших денег. Специалисты засняли несколько самых характерных – глубоких рукотворных кяризов, откуда уходили пути под землю. Для этого пришлось переместиться уже на само минное поле. Осторожно ступая по недоброй степи, саперы подобрались к одному из них и провели масштабированную фотосъемку. Само наличие этих подземных каналов стало неожиданностью для иностранных военных. И канадцы, и англичане были благодарны русским за эту находку. Пожалуй, для всех без исключения, переживших утром церемонию прощания с погибшим танкистом стало ясно одно: эта находка позволит в будущем избежать гибели хотя бы нескольких солдат.

Когда мы возвратились на базу из похода, офицеры принялись изучать карты аэрофотосъемки местности и обнаружили предположительные входы в подземные тоннели к западу от KAF. Это была пусть маленькая, но победа. Каждая из служб, участвовавших в нашей короткой экспедиции, провела брифинг, на котором разрабатывались меры безопасности в связи с опасной находкой. Военные обменялись контактами и разошлись решать новую возникшую проблему.

Перед отлетом из Кандагара мы сидели на ступеньках Boardwalk и пили замороженный капучино, думая каждый о своем. Неожиданно для самого себя я стал повторять слова пастыря, сказанные утром на аэродроме. Сидевший рядом Дэниэл, медленно кивая головой в такт моим словам, снял с груди висевший рядом с номерным военным еще один металлический жетон и протянул его мне, дав понять, что он мой. I Will Be Strong And Courageous. I Will Not Be Terrified Or Discouraged. For The Lord My God Is With Me Where ever I Go. Joshua. 1.9, – написано на этом жетоне, который я бережно храню. «Я буду сильным и храбрым. Я не устрашусь, и мужество не оставит меня потому, что мой Бог Всевышний со мной, куда бы я ни пошел…»

На летном поле KAF есть специальное место сбора пассажиров – это деревянные скамьи, обрамленные железобетонными заграждениями, рядом с которыми стоит вместительный наземный бункер из железобетона на случай ракетного обстрела. Мы сидели и ждали самолета, который задерживался где-то в пути. Сначала диспетчеры сказали, что можем залететь на час в Лашкаргах – есть груз для тамошней британской военной базы, но потом информировали, что туда не полетим, но задерживаемся из-за погрузки амуниции для Кабула. Майкл в это время рассказывал мне о профессии военного летчика, об опасных полетах в Ираке и приземлении на аэродроме вопреки инструкциям с бомбами на борту, а также и о том, как работал военным атташе в Белоруссии. Взлетели мы поздно ночью, самолет был забит грузом под завязку. На земле нас уже встречали канадские военные. Прошли через зал ожидания и лабиринт заграждений прямо на военную базу, где нас ждал автомобиль. Оттуда поехали интересным путем в сторону джелалабадской дороги. Раньше я думал, что здесь кругом один пустырь, но оказалось, что одни мелкие военные базы, и от одной к другой вели невидимые глазу пути сообщения. Побывав на одной из баз, где мои сопровождающие получили свою месячную зарплату у финансиста, мы двинулись к дому и выехали на дорогу возле бензоколонки «нового» советского микрорайона.

У посольства распрощались, я сел в свой внедорожник и поехал домой. Написанный мной материал о канадцах в Афганистане понравился как военному атташе, так и послу этого государства. Писал я не о всякой ерунде типа борьбы с международным терроризмом, а о жизни молодых и не очень людей на войне едва ли не в самой горячей афганской точке. После того как Майклу профессионально перевели мой репортаж на английский, он на радостях пригласил меня на закрытую традиционную встречу военных атташе, которая проходила в очень приличном ресторане, расположенном в «зеленой зоне». В этом ресторане, кстати, работали русскоговорящие девушки из стран СНГ.

О предстоящей встрече я проинформировал помощника посла по административно-правовым вопросам и получил от него добро. На посиделках в ресторане, где мы пили пиво и дорогущее красное вино, помимо прочих присутствовали военные атташе Канады, США, Польши и Пакистана в Исламской Республике Афганистан, а также некоторые другие. Напротив, видимо не просто так, сидела молодая красотка в военной форме НАТО. Офицера связи, вероятно, пригласили специально из-за меня. Воспользовавшись случаем, я одарил часть гостей сборником рассказов «Мы из ArtofWar», где собраны рассказы ветеранов и авторов книг по военной тематике, впервые опубликовавших их на интернет-сайтах Artofwar.net.ru и Artofwar.ru. Канадскому военному атташе также был вручен первый номер журнала «Боль сердца моего».

Больше всех был рад подарку сидевший по левую руку от меня военный атташе Пакистана, который сказал, что книгу обязательно ему переведут. Его больше всего мучил вопрос, стала ли причиной гибели президента Зия уль-Хака рядовая авиакатастрофа или «шурави» посредством ПЗРК или каким-нибудь другим образом отомстили Пакистану за Бадабер, где в лагере для военнопленных погибли советские солдаты. Я его уверил, что советские люди подобным вероломством не занимаются.