Текст книги "Памятное. Новые горизонты. Книга 1"

Слушая старых большевиков

На всю жизнь врезались в мою память встречи в Москве с некоторыми выдающимися революционерами во Всесоюзном обществе старых большевиков. Оно было создано еще при жизни В.И. Ленина, а организационно оформилось в начале тридцатых годов. Образование этого общества стало следствием естественной тяги старых большевиков общаться между собой, поговорить о прошлом и кое о чем в настоящем.

Принимались в общество коммунисты с партийным стажем не менее восемнадцати лет. К январю 1934 года оно объединяло свыше двух тысяч человек. Целью общества, согласно уставу, утвержденному в 1931 году, являлось использование революционного опыта старых большевиков в помощь партии для воспитания молодежи, сбор историко-революционных материалов.

И мне, и моим товарищам по аспирантуре были хорошо известны имена старых членов партии, близких к Ленину, его единомышленников. В то время эти люди по возрасту или здоровью уже отошли от активной работы. Среди них находились прославленные революционеры, некоторые из них выросли из народнического движения и представляли собой как бы мост от народников к партии большевиков, программу и цели борьбы которой они разделяли и принимали.

Члены общества собирались нечасто, если судить по количеству их собраний, на которых мы, молодые люди, тоже имели возможность присутствовать по пригласительным билетам. Конечно же кроме таких собраний они общались друг с другом и в более узком кругу, хотя условия для этого были тогда далеко не идеальные.

Клуб Общества старых большевиков находился на 1-й Мещанской улице (ныне проспект Мира). С волнением каждый раз мы входили в зал, где проводились собрания. И это объяснялось очень просто. Молодое поколение, приобщившееся к образованию, с упоением читало издававшиеся брошюры, а то и солидные книги о старых революционерах ленинского поколения, их борьбе против царизма, во имя дела революции. Мы буквально зачитывались книгами, пронизанными духом романтики подпольной работы и мужества людей, которые ее вели. Огонь революционной борьбы, зажженный Лениным и руководимой им партией, захватывал воображение молодежи. Она хотела знать, как все происходило, как складывались судьбы людей, посвятивших жизнь борьбе за свободу народа.

Вот одно из собраний. В его президиуме – люди, о которых уже давно слагались легенды, на примерах их героических жизней многие годы воспитывалась молодежь.

Одним из первых появился Николай Александрович Морозов, отважный революционер, в прошлом член тайного революционного общества «Земля и воля», а затем исполкома «Народной воли». Он в молодости встречался с самим Карлом Марксом. У них состоялась продолжительная беседа. Маркс дорожил контактами с передовыми людьми России. Но так и не сумел тогда юный Морозов воспринять марксизм. Он стал народовольцем. В 1882 году царизм его приговорил к вечной каторге за участие в покушениях на Александра II. Морозову тогда исполнилось двадцать восемь лет, а потом без малого четверть века провел он в заточении в камерах-одиночках Петропавловской и Шлиссельбургской крепостей.

После многолетнего пребывания в каменных мешках Петропавловки и Шлиссельбурга ему разрешили вдохнуть воздух свободы. Казематы крепостей не сломили его волю, и он, как настоящий борец за идеалы народа, снова включился в революционную борьбу. Царские сатрапы вновь заточили его, на этот раз в стены Двинской крепости, из «объятий» которой освободила его уже только революция.

Здоровье его оказалось подорванным. Но он всецело отдался научной работе, и с успехом. О многогранности талантов Николая Александровича Морозова красноречиво говорит и то, что он почти всю жизнь занимался наукой. Физика, химия, астрономия, математика и история – это области, в которых он сказал свое слово.

Через некоторое время Академия наук СССР избрала его своим почетным членом. А астрономы в знак признания заслуг большого ученого одну из звезд назвали его именем.

В годы моей молодости он помимо большой научной работы осуществлял деятельность и в Обществе старых большевиков, где я и видел его.

Кажется, сама природа способствовала тому, чтобы сделать этого человека более заметным, чем остальные. Уже внешний вид Морозова внушал к нему уважение. Его украшали почти белая шевелюра и седая роскошная борода. Горячо встретили его и остальных членов президиума участники собрания.

Морозов вел себя живо, активно общался с соседями за столом президиума. Все мы обратили внимание на свежий, даже с признаками румянца цвет его лица. Но в то же время кожа казалась тонкой, как бы просвечивала. Сидел я близко к сцене и видел всех находившихся в президиуме очень хорошо. Впечатление соседей, с которыми я обменивался своими наблюдениями, совпало с моим.

Мы ждали его выступления, однако Морозов на этом собрании не выступал.

Слово предоставили Бела Куну, выдающемуся деятелю венгерского и международного коммунистического движения, одному из основателей и руководителей Коммунистической партии Венгрии, наркому иностранных дел и наркому военных дел Венгерской советской республики в 1919 году. После того как буржуазии и помещикам удалось подавить революцию в Венгрии, он, спасаясь от верной гибели, эмигрировал в 1920 году в Советскую Россию.

Говорил Кун хорошо, убедительно. Хотя он пользовался услугами переводчика, по ходу его выступления стало понятно, что русский язык он, вероятно, основательно изучил. Воспоминания его относились ко времени существования Венгерской советской республики.

Главная мысль, которая проходила через все выступление Куна, состояла в том, что буржуазия и помещики являются заклятыми врагами рабочих. Одолеть этих врагов можно только при хорошей организации рабочего класса, во главе которого должна стоять его партия. Оратор выразил уверенность в том, что трудовой народ Венгрии завоюет свободу.

– Вдохновляющим примером для меня, – говорил Кун, – является Страна Советов и партия Ленина.

О Сталине он хотя и упомянул, но вскользь. Кун производил впечатление боевого революционера, хорошо знающего положение у себя на родине. Он свободно оперировал фактами, говорил экспромтом. Ход мыслей и манера высказывать их не оставляли сомнений в том, что Кун весьма образованный, с сильным характером человек. Таким он и запечатлелся в моей памяти.

На этом собрании выступил Вильгельм Георгиевич Кнорин. Латыш по национальности, профессиональный революционер по призванию, участник революционного движения в России с 1905 года, он работал в то время в Исполкоме Коминтерна. Его выступление посвящалось в основном международной обстановке. Упор при этом делался на задачи, стоящие перед коммунистическими партиями. Кнорин говорил:

– Приход к власти фашизма в Германии сильно осложнил положение в Европе, внес еще большую остроту в международную обстановку. Но коммунисты, если они будут учитывать прошлое и избегать новых ошибок, могут рассчитывать на успех.

Кнорин, говоря о Германии, старался не делать каких-либо прогнозов. Все присутствовавшие в зале на это обратили внимание. В общем, его выступление прозвучало как взвешенное и свободное от легковесных, недостаточно обоснованных предположений о будущем в Европе и мире в целом. Даже там, где другой, может быть, и сказал бы кое-что о военных планах Гитлера, Кнорин говорил сдержанно. И это в какой-то степени объяснимо, так как еще не все планы подготовки агрессии пришедшими к власти фашистами были тогда ясны. В книгах, брошюрах бесноватого фюрера захватнические устремления фашизма излагались, но до их осуществления в практической политике гитлеровской Германии дело еще не дошло. Однако уже в скором времени весь мир содрогнулся, когда увидел, как фашистское чудовище подкралось к соседним странам и совершило агрессию.

Личность Кнорина представлялась внушительной. Как опытный оратор, он формулировал мысли четко. Мне он напоминал видавшего виды профессора. Нетрудно было заметить, что это человек большой культуры, остроумный, в карман за словом он не полезет. Его отличала способность полемизировать с оппонентом, что придавало особую живость речи.

Нас, членов партии, вступивших в ее ряды всего лишь за несколько лет до этого, как магнитом тянуло на встречи с профессиональными революционерами. На одном из собраний в Обществе старых большевиков выступал Емельян Михайлович Ярославский, активный участник революции 1905–1907 годов и Октябрьской революции. Разве могло оставить равнодушным обращение к молодежи этого человека – старосты Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев, а с 1931 года – председателя Всесоюзного общества старых большевиков?! Его выступление посвящалось идеологическому воспитанию коммунистов, особенно молодых.

Сидел в президиуме также старый большевик Мартын Николаевич Лядов, член партии с 1893 года, участник баррикадных боев в Москве в 1905 году. При первом же взгляде на него невольно возникало и уже не покидало ощущение того, что перед тобой рабочий, который только что оторвался от станка и пришел, чтобы поприветствовать собравшихся. В его фигуре, в манере держаться чувствовалась какая-то истинно рабочая хватка.

Почти все, кто выступал на собрании, отмечали значение разгрома партией троцкистской оппозиции. Воспринималось это как должное, ибо враждебная партии и социализму природа троцкизма была к тому времени уже достаточно вскрыта.

На собраниях в клубе опоздавший никогда не мог найти свободного места. Гости, попадавшие сюда, стояли вдоль стен, битком набивались в проходах. Многие шли в этот зал встретиться с самой историей, и ораторы это знали.

В 1935 году Общество старых большевиков прекратило свое существование, а его клуб закрыли. Произошло это в обстановке складывавшегося культа личности Сталина, что и является понятным тому объяснением. А тот факт, что имена некоторых участников клуба перестали появляться в печати, внес еще большую ясность на этот счет.

В стенах Академии наук

После окончания аспирантуры, на которую ушло четыре года, включая написание кандидатской диссертации, и после защиты этой диссертации в 1936 году я был направлен на работу в Институт экономики Академии наук СССР в качестве старшего научного сотрудника. В то время возглавлял институт академик М.А. Савельев, старый большевик, соратник В.И. Ленина.

Тогда я считал, что положение мое как научного работника определилось всерьез и надолго. По совместительству начал преподавать политэкономию в Московском институте инженеров коммунального строительства. Между прочим, в число студентов группы, с которой я работал, входили и лица, занявшие впоследствии видное положение в стране. Был студентом, например, Иван Васильевич Капитонов. Студенты в те годы нередко по возрасту почти не отличались от преподавателей, отчего последние – во всяком случае, это относится ко мне – чувствовали себя иногда несколько неловко. Хотелось выглядеть постарше.

Кроме того, на протяжении всего времени работы в Институте экономики у меня было постоянное партийное поручение – руководить в сети партийно-политического просвещения кружком научно-технических работников на одном из крупных предприятий Москвы. Это было моей общественной работой.

Занятия, как для меня, так и для слушателей этого кружка, проводились в нерабочее время. Всего на них собиралось человек тридцать. Темы занятий касались как внутренней, так и внешней политики нашей страны. Как выяснилось впоследствии, комиссия ЦК партии, которая подбирала кандидатов для использования на дипломатической службе, учла и эту страницу в моей биографии.

С конца 1938 года мне пришлось некоторое время исполнять обязанности ученого секретаря в Институте экономики. И вот однажды вызывает меня к себе тогдашний президент Академии наук СССР Владимир Леонтьевич Комаров. Я был озадачен. Пришел к этому выдающемуся ученому, а он мне заявил:

– Хотим назначить вас ученым секретарем Дальневосточного филиала Академии наук.

Не скажу, чтобы я встретил с энтузиазмом это предложение. Полагал, что на такую крупную работу нужен маститый ученый. И своего мнения не скрывал:

– Я ведь молодой научный работник. А на том посту, который мне предлагается, видимо, нужен по меньшей мере доктор наук.

Говорил так, а про себя думал: «Если бы президент академии был психологом, а не ботаником, он, наверное, одержал бы верх надо мной, и я поехал бы во Владивосток». Но мои доводы показались убедительными.

Как бы то ни было, президент, учитывая мое мнение, согласился оставить все, как было, хотя и сказал на всякий случай:

– Но вы все-таки подумайте.

Однако поработать тогда долго на ниве науки мне не удалось. Позже, находясь уже в Вашингтоне на посту посла Советского Союза, я начал, а затем, будучи послом в Лондоне, закончил и в 1957 году опубликовал книгу «Экспорт американского капитала» (под псевдонимом Г. Андреев), за которую ученый совет Московского государственного университета присвоил мне ученую степень доктора экономических наук. Некоторое время спустя мною была написана и в 1961 году опубликована монография «Экспансия доллара» (под тем же псевдонимом).

Делу разработки темы, которой посвящены две указанные книги, я сохранил верность и позже. В конце 1982 года вышла в свет новая монография – «Внешняя экспансия капитала: история и современность»[3]3
  За книгу «Внешняя экспансия капитала: история и современность» А.А. Громыко в 1984 году была присуждена Государственная премия СССР. (Примеч. ред.)


[Закрыть]. Исследовательская работа на этом важном направлении экономической науки в значительной степени помогала и моей практической деятельности.

Пашуканис против Вышинского

Когда я в начале тридцатых годов приехал в Москву, то не только в Академии наук СССР, но и в других кругах столичной интеллигенции много толковали об отношениях между Пашуканисом и Вышинским. Да и в целом информация об их серьезных столкновениях в области понимания права находила широкое распространение.

Кем же был Пашуканис?

Правовед Евгений Брониславович Пашуканис в двадцатых и тридцатых годах пользовался большим авторитетом в среде ученых-юристов. Его имя было известно также практическим работникам прокуратуры и суда.

Член партии с 1918 года, он стал заместителем наркома юстиции СССР в 1936 году. В своих трудах по общей теории права он блистал отточенной юридической мыслью, фундаментальностью аргументации. Немногие специалисты могли сравниться с ним по познаниям в этой области. То же можно сказать и о его заслугах в сфере государственного и международного права. Ни один профессор или преподаватель юридических дисциплин в высших учебных заведениях не мог выступать перед студентами, не познакомившись с работами Пашуканиса. Его труды в то время считались последним словом юридической науки и по существу являлись учебниками.

Когда в 1936 году я оказался в стенах Академии наук СССР, то, не являясь специалистом в области юриспруденции, часто встречал правоведов, которые хорошо знали Пашуканиса и давали ему самую высокую оценку как ученому-юристу. Знал я его и лично.

На протяжении ряда лет между ним и прокурором СССР А.Я. Вышинским существовала самая настоящая вражда. Я редко встречал людей, которые высказывались бы одобрительно о взглядах Вышинского. Зато труды Пашуканиса оценивались высоко.

Надо учесть, что все это происходило во время поляризации мнений в науках, имевших отношение к праву. Все больше давал о себе знать культ личности Сталина.

После одной из лекций Пашуканиса ему задали вопрос:

– Как вы оцениваете кредо Вышинского: признание – царица доказательства вины?

Пашуканис ответил:

– К истине иногда ведет долгий путь, даже тогда, когда обвиняемый, кажется, сложил оружие и ему нечего больше привести в доказательство своей правоты.

Такой ответ, конечно, не представлял собой категоричное осуждение позиции Вышинского, но ведь надо учесть, что тогда было за время. В судебных процессах меч карал не тех, кто совершал преступления в угоду культу личности, а тех, кто искал справедливости.

С той кафедры ответ Пашуканиса прозвучал все же как вызов организаторам необоснованных репрессий.

Перед учеными-правоведами встал вопрос, с кем они.

Пашуканис не покривил душой. Свою принципиальность, научную добросовестность он не стал приносить в жертву антинаучной преступной концепции, которой присягнул Вышинский. Жестоко за это поплатился честный ученый Евгений Брониславович Пашуканис – своей жизнью.

Позже я узнал, что труды Пашуканиса высоко оценивались и за рубежом. Специфика тогдашней советской действительности не помешала ученым других стран увидеть в работах Пашуканиса много ценного для мировой юридической науки, особенно по общей теории права, а также по истории права и политических учений.

Глава 2
Перед военной грозой

Тридцатые годы… Это был сложный период жизни Советской страны, народ которой строил социализм. Грандиозная мирная работа по созданию в СССР нового общества протекала, особенно во второй половине десятилетия, в напряженной международной атмосфере. В воздухе уже отчетливо пахло порохом. По всему чувствовалось, что на страну надвигались тяжелые свинцовые тучи войны. Не хотелось верить! Но дело обстояло именно так, и советские люди это понимали.

Тучи сгущаются

Один за другим народы, многие страны становились жертвами агрессии гитлеровской Германии, фашистской Италии и милитаристской Японии, вставших на путь развязывания Второй мировой войны. С учетом такого положения Англия, Франция и США проводили политику «умиротворения» этих государств, всячески пытаясь отвести от себя острие агрессии и направить его против СССР. Все это сейчас хорошо известно. Никто этих мрачных и тревожных страниц из книги истории изъять не может.

Такая политика, венцом которой явился состоявшийся в сентябре 1938 года мюнхенский сговор правящих кругов Англии и Франции с германским фашизмом, не только послужила поощрением агрессоров на новые авантюры, но и обернулась прежде всего против тех, кто потворствовал им. Не прошло и года со времени сделки в Мюнхене, как пожар мировой войны перекинулся и на обе эти страны – Англия и Франция оказались ее участниками. На глазах всего мира развалилась созданная определенными кругами стран Запада концепция, согласно которой агрессия фашизма может оставить страны Запада в стороне.

Что касается Советского Союза, то он на протяжении тридцатых годов настойчиво боролся за создание системы коллективной безопасности в Европе, использовал свой вес и влияние для обуздания агрессоров и предотвращения катастрофы. Однако, чтобы добиться этого, одних его усилий было недостаточно. Англия и Франция отвергли соответствующие советские предложения и не проявляли желания оказать совместно с нашей страной отпор фашистским агрессорам.

Становилось все более очевидным, что народы, прежде всего европейские, находятся на пороге мировой трагедии. В складывавшейся международной обстановке СССР всемерно добивался того, чтобы по крайней мере отсрочить начало войны, выиграть время для подготовки к отражению гитлеровской агрессии.

Необходимость решения стоявших перед нашим государством сложнейших задач предъявляла особые требования и к советской дипломатии. Она должна была использовать для этого все имевшиеся в ее распоряжении возможности и средства. Борьба за сохранение мира, которую вел в то время Советский Союз на внешнеполитическом фронте, является фактом, признанным историей.

Мой обет

И по возрасту, и по подготовке я тогда мог только жадно впитывать информацию о мировых событиях в той мере, в которой она была доступна. Шагая в ногу со своим поколением, приобщался к работе, которая выпала на долю молодого человека. Каждый раз, когда я по дороге жизни оглядывался, видел, что иду вроде правильно. Проходили соревнования на получение звания «Ворошиловский стрелок». Мне это подходит, решил. И получил его. На значок «Готов к труду и обороне» тоже сдавал нормы. И получил его. Стали обычными выезды в командировки в районы. При этом я всегда точно выполнял поручения.

В те дни беседы на заводах и фабриках о тревожной международной обстановке стали частым явлением. Я отчетливо почувствовал, что знания, полученные мною в ходе изучения трудов Маркса, Энгельса, Ленина, открыли глаза на многое, что происходит в мире. И тогда по-настоящему понял, что изучение трудов основоположников марксизма-ленинизма, в том числе настойчивое преодоление трудностей в понимании отдельных положений в этих трудах, принесло мне большую пользу.

В этой связи уместно привести дополнительно некоторые факты из моей молодости. Тягу к чтению трудов Ленина я почувствовал еще в юношеском возрасте. Читал вначале брошюры, которые были более доступны. Постоянно поражался глубине взглядов вождя революции. Но попадались незнакомые слова и понятия. Я сознавал, что не хватает образования. Техникум, институт и аспирантура были еще впереди.

И вот тогда я дал себе обет: «Если что неясно, читай, перечитывай, думай над прочитанным, ищи, узнавай, спрашивай у тех, кто знает, делай так до тех пор, пока все не станет ясным».

Этому обету обращения к Ленину, его настойчивого изучения и остался верен всю жизнь.

Часто с юношами-комсомольцами мы обменивались мнениями. Спорили, как лучше изучать труды Ленина, спорили и по существу вопросов. В дискуссии родилось решение: «Надо как-то добыть полное собрание его сочинений. Чего мы стоим, если не можем достать эти труды?»

Однако, несмотря на все наши старания, раздобыть их сразу не удалось. А вот в районной библиотеке они вскоре появились. Мы могли ими пользоваться, получая отдельные тома на дом.

Встал вопрос: «С чего же начинать изучение работ Ленина?»

Тут мы действовали по принципу кто во что горазд. Каждый считал, что он прав.

А я остановился на том, что Ленина следует изучать начиная с первого тома. Мне тогда казалось, что такой метод является оправданным. «Ведь начинать надо обязательно с начала», – думал я.

Так стал штудировать ленинский труд «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?». Уяснил из него достаточно твердо, что рабочие беспощадно эксплуатируются капиталистами, которые их бессовестно облагают различными штрафами и поборами.

Долго сидел над первым томом, а затем и над вторым томом собрания сочинений В.И. Ленина. Увидел меня как-то за этим занятием опытный преподаватель.

– Что делаешь, Андрей? – спросил он.

– Ленина хочу знать. Изучаю его произведения, – ответил я.

– А как ты их изучаешь?

– Да вот, читаю с первого тома все подряд. Сейчас уже начал второй.

Тогда он подал такую мысль:

– Ленина лучше изучать не просто том за томом, начиная с первого, а выделяя отдельные труды, познание которых помогает пониманию и других его произведений, и наследия Владимира Ильича в целом.

Совет оказался ценным. Да и проникновение в идеи Ленина пошло как-то лучше. Я старался находить время после выполнения уроков, чтобы проштудировать такие работы, как «Государство и революция», «О кооперации», и ряд других. Мне казалось, что после чтения и перечитывания каждого ленинского труда я рос не только духовно, но как бы и физически. Вместе с тем повышалось сознание того, что хоть и стал я шире смотреть на проблемы, глубже в них вникать, но мои знания пока еще крупица по сравнению с тем, что содержит учение Ленина.

Постепенно я чувствовал еще большее стремление к познанию общественных наук. Присягнул на верность гуманитарным наукам после того, как несколько позже прочел «Анти-Дюринг» Фридриха Энгельса. Мне и раньше было известно, что существует такой труд друга Маркса. Но я считал, что все же, видимо, надо повзрослеть, чтобы эту книгу понять. Лишь когда мне пошел шестнадцатый год, я решил прочитать «Анти-Дюринг». И не просто прочитать, а изучить этот труд. Чего бы это ни стоило! А подстегивало меня то обстоятельство, что я стал уже руководить серьезными молодежными политкружками. Да к тому же меня избрали секретарем комсомольского коллектива.

Начав читать «Анти-Дюринг», я не мог остановиться. Как же удивился, когда нашел эту книгу менее трудной для понимания, чем предполагал!

Книга поражала ясностью изложения марксистской философии. Именно этому посвящен первый раздел труда. Понятен был и второй раздел, разъяснявший проблемы политической экономии. И еще более ясным показалось мне изложение марксистского учения о социализме в третьем разделе. Когда я прочитал книгу до конца, то задумался: «А не слишком ли я высокого мнения о себе по поводу того, что так быстро все усвоил?» И стал медленно, составляя краткий конспект наиболее ярких мест в книге, более основательно штудировать ее.

Наверное, именно тогда и оформилось мое желание всерьез заняться политической экономией. Она притягивала меня своей математической строгостью в суждениях, глубиной анализа, касающегося соответствующих фактов и явлений в условиях капитализма. Меня подкупала стройность понятий, аргументов, примеров, выводов.

Позже, проходя курс института и аспирантуры, я с захватывающим интересом изучал труды Ленина, Маркса и Энгельса, в которых анализировались вопросы политической экономии. Особенно основательно продвинулся в аспирантуре, где этой науке отводилось первое место.

Впервые я услышал, что есть такая книга – «Капитал» Карла Маркса, – вскоре после вступления в комсомол. По тому, как о ней говорили старшие и писали газеты, понял, что это – главный труд Маркса. Я решил во что бы то ни стало достать его. Несколько месяцев ушло, прежде чем я его приобрел.

Сначала познакомился с книгой в городской библиотеке Гомеля. Затем удалось ее купить, как позже и тома сочинений Ленина. Понял, что книга трудная и многое в ней мне непонятно. Сложные места отмечал. Надеялся, что в будущем, «когда стану умнее», смогу в них разобраться.

Немало было размышлений во время чтения «Капитала».

Эта книга сопровождала меня как драгоценная реликвия в течение тридцати лет. Но затем погибла вместе с вещами нашей семьи во время пожара на пароходе «Победа» в Черном море, когда мы переправляли их из США на Родину.

Сильное впечатление на меня еще в юношеском возрасте произвело знакомство с некоторыми трудами Г.В. Плеханова, особенно с его книгой «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю». Я считаю, что это произведение ничуть не утратило своего значения и сейчас. Глубина мысли в нем так сочетается с ясностью и живостью изложения сути учения Маркса, что без восхищения читать эту книгу невозможно.

Было бы, наверное, нескромно сказать, что полученных мной теоретических знаний оказалось вполне достаточно и все было абсолютно ясно. Нет того строго определенного уровня, который, как и на каждой работе, отделяет достаточное от недостаточного. Всегда требовалось продолжать работу над собой, и всегда я это ощущал. Но одно можно сказать уверенно: приобретенные ранее знания были необходимы и являлись основой для того, чтобы быть затем полезным обществу.

Марксизм-ленинизм – вот та наука, которой должен руководствоваться советский человек. Это касается как внутренней жизни во всей ее многогранности, так и внешних дел. Глубина знаний может быть разной, но суть, душу этого учения должен понимать каждый.