Текст книги "Вероника"

Глава 10

Вероника присела на плетёное кресло как была, нагишом.

«Мама» сделала знак, и ей сверху набросили полотенце.

– Спасибо! – поблагодарила Вероника.

– Да меня благодарить не надо! – ответила «мама». – Ешь давай!.. Бери бокал!

Вероника машинально взяла пузатый фужер. Стоявший рядом официант тут же наполнил его на треть красным вином.

– Видишь, как тебя обслуживают! – заметила «мама». – Ты попала в большую, дружную семью, где все друг друга любят, где все друг другу рады!

В другой ситуации Вероника, не задумываясь, съязвила бы, но сейчас ей ничего не оставалось, как только промолчать, сжав зубы.

– Ты даже не замечаешь, как к тебе относятся, – заметила «мама». – Ну, давай выпьем! За тебя!..

Она выставила в сторону Вероники бокал, и та чокнулась с нею.

Вино было приятным, оно доставило Веронике какую-то толику радости.

«В самом деле, хватит грустить! – приказала себе Вероника. – А то тебя сейчас джигиты быстренько взбодрят!.. Раз, на кукан, – и готова перепёлка!»

В общем-то, пока, действительно, не было никаких причин для грусти. Она сидела на плетёном из виноградной лозы кресле в роскошной сауне. Рядом был накрыт всевозможными дорогими яствами и закусками шикарный стол. Она пребывала в компании голой женщины, которую уважали и боялись настолько, что с десяток чеченцев стояли по стойке смирно вокруг бассейна, в то время как эта голая тётка в полотенце сидела и угощалась дорогим вином и завтраком из ресторана на несколько сотен долларов.

Вероника подумала, что, если исключить прошлый опыт и неизвестное будущее, то сама по себе эта ситуация, – её присутствие здесь, – выглядела круто. На мгновение какой-то ослепительный, точно бриллиантовый блеск сверкнул в её мозгу. Это было как озарение, как мизерный, пусть едва различимый, с пылинку, кусочек отрады, но Вероника решила ухватиться за него, как за мгновение, и, пока оно длится, наслаждаться им….

Она разрешила себе расслабиться впервые за долгое время. Быть может, подействовало вино? Быть может, её опьянили её мысли? Она вдруг вполне допустила себе, что минут через пять к её голове по воле той же женщины какой-нибудь чеченец приставит пистолет или воткнёт его ей между ног и будет ковыряться им в её детородном проходе. «Ну, да и пошёл тот чечен, и то прелестное мгновение, да и сама я там!» – послала она всё, отбросив дурное в сторону, и принялась с удовольствием за еду.

«Всё-таки еда здорово отличается в зависимости от цены!» – с удовольствием сделала для себя открытие Вероника.

Она нагло потянулась за бокалом, от чего у «мамочки», – едва заметно, но всё же, – округлились глаза, и она заулыбалась так радостно, будто Вероника доставила ей какое-то несказанное удовольствие, и тоже протянула руку за фужером.

– Вот это мне нравится! – заметила «мама».

Они выпили ещё, потом ещё. Еда была вкусной. В голове было хорошо. И Веронике стало всё равно, что с ней будут теперь делать. «Может быть, так и надо было всегда себя вести? – спросила она сама у себя. – Если изнасилование неизбежно – расслабься и наслаждайся!»

– Ну!.. Так ты не ответила мне на вопрос! – снова обратилась к ней «мама», когда большая часть завтрака ударными темпами была уничтожена голодной девчонкой. – Ты мужу изменяла?..

Вероника молчала и ела. Ей уже было всё равно, что болтает эта тётка.

– Да не ври, что не изменяла, – продолжила та, словно захмелев и услышав почудившийся ей ответ. – Ну, так вот!.. Вспомни свои ощущения! Радость встречи, ожидание чего-то нового! Ведь ты же тогда не воспринимала то, что к тебе в постель ныряет другой мужчина, как какую-то тяжёлую обязанность?!..

– Но это было другое! – осмелела наконец подвыпившая Вероника.

– Да что в этом другого-то?! – удивилась искренне «мамочка». – И там, и там – всё одинаково! Просто ты субъективно воспринимала тогда случайные сношения, как радость, а сейчас почему-то воспринимаешь такое же случайное порево, как некую обязанность….

– Но тогда мужика я выбирала! – возражала Вероника, чувствуя, что её несет, и она всё больше съезжает с катушек, чего делать не следовало бы. Но выпитое вино горячило кровь, хотелось спорить. Она даже «мамочке» сейчас в рожу вцепилась бы с удовольствием, потрепала бы её, коготками подрала, да, видно, ещё мало выпила. – А теперь выбирают меня!..

«Мамочка» о чём-то задумалась, словно отключилась от разговора, и даже в сторону отвернулась.

– …Хорошо! – продолжила она снова. – Ты девочка симпатичная!.. Даже красивая!.. И, что самое главное, ты нравишься мне! К тому же, ты умница!.. Как ты думаешь, почему я тебя неделю в стойле держала, когда мне каждая минута дорога?..

Вероника нагло, развязно пожала плечами. «Мамочка» оценила эту ужимку, видимо, сделав вывод, что девочка потеряла страх. Выдержав новую паузу в разговоре, она вскоре продолжила:

– Мне основной доход, конечно же, приносят номерные девочки…, ну, есть ещё там, – на улице несколько шастает, но то вообще отбросы. Они даже не живут здесь. Их, вон, сутенёры пасут, а мне отстёгивают. И в принципе, и те, и другие – рабочие лошади. Они натурально пашут…. Но ты – совершенно другое дело! Ты какая-то особенная, мне не хотелось бы самой, чтобы по тебе как танком ездили каждый день и сперму в тебя вёдрами сливали….

– Зачем же тогда меня так?! – возмутилась Вероника, в первый раз дерзнув это сделать.

«Мама» не оставила этот выпад без внимания, но продолжила, как ни в чём не бывало:

– …Но у меня есть элита! Это девочки, которых по номерам не таскают. Они – очень дорогие! Я отдаю их на эскорт услуги. Девочки, которые там работают, разбиты на два уровня: обыкновенный и высший. Первые от номерных, по сути, ничем не отличаются. Просто девочки работают на выезде из гостиницы, по квартирам, по дачам, обслуживают нашу столичную, так сказать, знать. Но высший – это особая каста! Это премиум-класс! Туда многие хотят попасть. Ведь девчонки летают по заграницам, по курортам, по столицам, общаются с влиятельными людьми, правда, – «мама» не удержалась, чтобы не съязвить, – на низком, половом, уровне, но всё же! Там у меня всего пять девочек работает!.. Ты будешь шестая! Но там есть два минуса! Во-первых, процент, который эти девочки получают, в несколько раз ниже, чем тот, который я оставляю номерным труженицам. А, во-вторых, эти услуги не так часто требуются, и потому, в общем-то, заработки у девочек там, хоть они и высший класс, невелики, иногда даже меньше, чем у простых девчонок….

– Ну, это мне не грозит! – развязно перебила её Вероника. – Я же ваша секс-рабыня! Мне деньги вообще платить никто не собирается!

– Ну, здесь ты права! – согласилась «мама». – Поэтому после недельных раздумий, которые, поверь мне на слово, были очень тяжёлыми и мучительными, я решила определить тебя в премиум-класс! Ну, конечно, по сравнению с обыкновенной номерной девочкой, это отличается всё равно как Золушка в конце сказки от Золушки в начале. Но там и требования совершенно другие: этикет, культура, английским или немецким надо владеть!.. Ну, что?! Согласна?!..

«Мамочка» уставилась на неё так, будто только что подарила Веронике миллион долларов.

– Да я, в общем-то, не знаю….

Вероника была в замешательстве. Опять вино мешало ей в самый решительный момент думать быстро и чётко. «Дура! Что ты мелешь?! – кричало что-то внутри неё. – У тебя что, выбор есть?! Соглашайся, пока тётка добрая!»

– Сразу скажу, что иметь тебя будут гораздо реже, чем обычную, номерную девочку. В этом уже преимущество, что касается тебя. Тебе-то семью кормить не надо…. Ну?.. Что? Согласна?! – заинтересованно осведомилась «мама». – Впрочем, чего это я твоего согласия спрашиваю?! Как сказала я – так и будет. Туда другие попасть мечтают, а ты тут цацу из себя разыгрываешь! Мне ещё потом спасибо скажешь! Но одно условие!.. Непременное!

– Какое? – поинтересовалась Вероника. Она уже решила для себя, – хотя и вовсе не собиралась заниматься проституцией, но всё же, – согласиться, потому что вдруг поняла, что если откажется, то её по номерам таскать будут, как Вику, каждый день по десять раз. Но та хоть деньги себе зарабатывала на дальнейшую счастливую жизнь. А Веронике это зачем нужно было?.. А в этом премиум-классе, глядишь, и вообще работы не будет!

– В каждой бочке мёда, – продолжила «мама», – должна быть ложка дёгтя, чтобы приторно и муторно не сделалось. Поэтому, нравится тебе – не нравится, я буду тебя иметь, когда захочу и с кем!.. Но это всё же лучше, чем если тебя будут каждый день по номерам ебсти. Впрочем, детка, выбора у тебя всё равно нет!.. Здесь всё решаю я! С завтрашнего дня берусь за твоё обучение: премиум-класс я обучаю лично, потому что это – моя элита, моя гордость, моя витрина в высоких сферах! Сожительнице своей ничего не рассказывай, а то она с тебя шкуру спустит, как узнает, поняла?!

– Поняла, – кивнула головой Вероника, догадываясь, что на этом разговор и вся аудиенция вообще подходят к концу.

– Да, и вот ещё что! – вдруг спохватилась «мамаша». – Если я, – говорю тебе на будущее – запомни хорошенько, – замечу, что ты берёшь у мужика член хоть с малейшей долей скрытой брезгливости, – а я это нутром чувствую, – то будешь у меня в этом деле тренироваться, тренироваться и тренироваться. До одурения! Поняла?

– Поняла! – согласилась Вероника, думая, что придётся своё отвращение к этому занятию спрятать очень глубоко, иначе чей-нибудь член будет частым гостем в её гортани, а этого ей очень не хотелось.

«Мама» подала знак стоявшему рядом с Вероникой официанту, тому, что наливал ей вино, каждый раз делая это с каким-то заискивающим лизоблюдством в манерах, – «Голубой, что ли?» – думала, подвыпив и немножко осмелев в мыслях, Вероника, краем глаза наблюдая за его жеманными манерами:

– Ну-ка, ты!.. Встань перед её креслом!

Официант выполнил распоряжение «мамочки».

– А теперь, Лада, снимай с него штаны и бери в рот!.. Я посмотрю, насколько ты поняла!

Вероника опешила.

Всё шло так хорошо, приятная выпивка, вкусная еда, деловое обсуждение дальнейшей работы…. И вдруг – на тебе! Как гром среди ясного неба! Снимай с мужика штаны и соси ему член! К тому же, «мама» в первый раз обратилась к ней по её «рабочему» имени: Лада.

Это был вызов. «Мама» начала проверять её лояльность, которая была под большим вопросом?! А, может быть, она просто прикалывалась?!..

Ну, вот! Вдруг, – ни с того, ни с сего, – у какого-то официанта по «маминой» воле возьми, да и отсоси! Внутри загорелось пламя протеста!..

Вероника хотела взбрыкнуться как та дикая кобылка, которую ещё не объездили, но потом, поняв, что этим только даст повод себя лишний раз «объездить» джигитам, стоящим вокруг, послушно потянулась к ширинке официанта.

Тот стоял как вкопанный, сам, видимо, не ожидавший такого поворота событий.

Вероника расстегнула официанту его светлые брюки, распустила ремень. Всё это она делала медленно, с трудом преодолевая брезгливость, как бы нехотя, и потому «мама», наблюдавшая за каждым её действием с таким интересом, что даже привстала на кресле, заметила:

– Давай живее! Ты что, Лада, уснула?!..

Вероника заспешила, заторопилась, почувствовав в затылок дыхание групповухи. Лучше, действительно, отсосать один член, чем десяток.

«Боже, как мерзко!» – воскликнула она внутри себя.

Хмель вдруг вышел из неё. И от этого стало ещё противнее.

Она спустила вниз штаны официанта, затем его какие-то нелепые, в цветочек, семейные трусы, – он ведь не ожидал, наверное, что придётся раздеваться на публике.

Теперь перед Вероникой на уровне её лица висел, понурив набок голову, мужской член, выглядывавший из чёрных, вьющихся зарослей как маленькая мышка. Внизу висели в мошонке на разной высоте два яичка, одно побольше, другое поменьше.

Вероника сидела в двадцати сантиметрах от гениталий официанта и уговаривала себя: «Ну, ведь это же обыкновенный человек, а у него – обыкновенный член! Ведь это же не…»

…Больше всего на свете она ненавидела жареное сало!

Несмотря на то что Вероника жила в местах, где сало на столе – едва ли не ежедневная пища, жареным она его терпеть не могла, не смотря на то, что ей как бы полагалось его любить. Все вокруг просто обожали жареное сало.

Сырое сало Вероника любила и ела с удовольствием. К варёному она относилась поспокойнее, хотя заставить себя его есть было трудно. Но жареное – всегда вызывало у неё рвотный рефлекс, и вот теперь она его сейчас почему-то вспомнила.

Вероника почувствовала, как что-то изнутри, из наполненного едой и вином желудка, подкатывается к её горлу.

«Да, сейчас было бы просто здорово взять и обгадиться!» – со злостью на себя подумала она, производя инстинктивное сглатывание и прогоняя прочь воспоминания о жареном сале.

– Ну, Лада! Я жду! – словно дала стартовый отсчёт «мама».

Преодолевая дикое отвращение, жалея, что протрезвела, Вероника взялась пальчиками за член официанта, собираясь засунуть его себе в рот.

– А как брать? С заглатыванием иди просто за щеку? – повернулась она к «мамочке», зачем-то, – видимо, чтобы потянуть время, – пытаясь блеснуть своей эрудицией в этом вопросе.

– Как хочешь, Лада, как хочешь! – ответила та, не впечатлившись. – Если я увижу у тебя больше брезгливости, чем только что прочитала на твоей мордашке, то, – поверь мне, – этот член будет у тебя во рту сегодня не последним!

Предупреждение подействовало. Вероника, забыв про своё отвращение, потянула официанта за его отросток к себе, вытянув его, как резинку. Тот подался вперёд, придвинулся к ней вплотную.

Вероника взяла член в рот. Сначала она поместила его за щеку, но он стал расти, увеличиваться в размерах, делаться твёрже, оживая от такого удовольствия, тогда ей вскоре пришлось широко открыть горло и ввести уже ставший упругой дубинкой детородный орган туда.

«Когда всё это закончится?!» – подумала про себя Вероника.

– Не отвлекайся, Лада, не отвлекайся! – переживала рядом «мамочка». – Делай это профессионально!.. Вот! Молодец, молодец!.. Отбрось лицемерие и ханжество! Работай только с органом!.. Вот умница!

Официант стоял перед Вероникой, закрыв от блаженства глаза, – она иногда смотрела на него, вверх. К счастью, долго ей мучиться не пришлось, он оказался мужичком слабеньким и через полминуты кончил, зайдясь сладострастным «А-а-ах!»

О том, что клиент опустошился, Вероника поняла по этому тихому всхлипыванию интеллигентного мужчины и по тому, что член в глотке стал ритмично пульсировать, сделав это пару раз, а потом, сдуваясь, потерял упругость.

– Ну, вот! Молодчинка!.. С почином, тебя, Ладушка! – радостно прокомментировала «мама» завершение процесса. – Платить будешь девушке?! – сердито набросилась она на официанта, тут же, ещё не успев отойти от блаженства, уже испугавшегося её наезда. – Ладно, я сама заплачу!..

Она протянула в сторону руку, выставив указательный палец, и стоявший рядом с ней чеченец подал ей зелёную купюру достоинством в сто долларов.

«Мама» протянула её Веронике, вытиравшей рот:

– На, держи!

– Я же на отработке! – наивно воскликнула та, сама мысленно усмехнувшись своей деланной честности: отработать можно только то, что имеет размер….

– Бери, бери! – приказала «мама». – Дают – бери! Бьют – беги!..

Вероника взяла свой первый публичный заработок.

– Одевайся, Лада! Завтра начинаем с тобой занятия! – отпустила её «мама». – Отсосала хорошо! Почти профессионально! Я удивлена!

Вероника встала с плетёного кресла и стала одеваться. Теперь она знала, что на неё сегодня больше никто не набросится….

Придя в номер к Вике в сопровождении Саида, Вероника пошла в ванную, чтобы вызвать рвоту.

Саид осмотрел с порога номер и запер его на ключ снаружи.

Рвота не шла, и Вероника долго стояла на коленях перед унитазом, потом плюнула на это и пошла в комнату. Она положила под подушку Вике стодолларовую купюру, чтобы та знала, что Вероника начала отдавать ей долг.

Некоторое время она лежала на кровати, свернувшись в позу младенца, потом разделась, залезла под одеяло и уснула.

«Ну, вот, принцесса, ты и стала шлюхой! То, чего ты так боялась, наконец, случилось!» – была последняя мысль, которая мелькнула у Вероники перед сном….

Вика пришла вечером.

Приняв душ, она разбудила подругу:

– Говорят, ты сегодня у «мамки» была в сауне? Рассказывай, что было!

– А кто говорит-то? – удивилась Вероника.

– Слушай, если Москва – большая деревня, то, что ты про «Космос» удивляешься? Тут пукни в одном углу – в другом вонять начнёт!

– Ну, тогда и рассказывать нечего, раз так! – махнула обиженная на безупречную работу «тряпочного» телефона Вероника.

– Да ладно, тебе! – обняла её Вика. – Я ж так, как и все, – в общих чертах только знаю!.. Что?! Опять тебя там ябли всем хором?!..

Вероника обиделась, попыталась вырваться из Викиных объятий.

– Да ладно, ладно! Шучу я! – урезонила её Вика. – Это ж я в шутку! Что я, не понимаю, что ли, что если б такое произошло, то ты в любом случае сейчас так не выглядела бы?!

Вероника ещё некоторое время обижалась, сидела и дулась.

Вика отпустила её, прошла к холодильнику, достала оттуда банку шпрот, бутылку шампанского, порезала хлеб, сделала бутерброды, выложила аккуратно их на тарелочку и вернулась к Веронике на кровать.

Та уже включила телевизор и сердито уставилась в ящик, будто с интересом наблюдая за передачей.

Вика достала из-под кровати небольшой столик и поставила его среди постели, затем накрыла маленькой беленькой скатёрочкой, достала с полки над кроватью пару фужеров, накрыла стол.

– А что у нас за праздник?! – удивилась Вероника, словно отвлеклась от телевизора.

– Ну, как чё?! «Мамка» про тебя вспомнила! – нашлась, что ответить, Вика.

– Да, лучше б ещё триста лет не вспоминала! – с горечью, чуть не брызнув слезами, уткнулась в руку на коленке Вероника.

– Что так? – удивилась Вика. – Почему?

Вместо ответа Вероника полезла под подушку хозяйки номера, достала оттуда стодолларовую бумажку и положила перед своей новой подружкой:

– Вот!

– Чё это?! – не поняла Вика, но потом догадалась. – Чё, клиент у тебя сегодня первый был, да?!

– Ага! – покивала головой Вероника. – Официант!

– Как официант?! – ничего не поняла Вика.

– Отсасывала я у него! – чуть ли не с истерикой, со слезами в глазах крикнула Вероника. – «Маме» так захотелось!

– Ну, это ничего! – успокоила её Вика, нежно гладя девчонку по вздрагивающим плечам: Вероника то ли беззвучно смеялась, то ли рыдала. – Ладно, – в любом случае, – давай выпьем!.. А ты как хотела?! Проституткой быть и в рот не брать?!

– Да я вообще не хочу быть никакой проституткой! – затрясла руками Вероника в истерике.

– Слушай, мать! – прикрикнула на неё Вика. – Тут уж ничего не попишешь! Получилось так с тобой! Прими и живи дальше! А не то хуже будет! Будешь истерики закатывать – я опять Ангелу в номер возьму! А ты – иди куда хочешь! Но знай, что такого уюта и домашней обстановки больше ни у кого нет! К тому же, другие в номере по трое, по четверо живут! Где бабки друг у друга тырят, где драки, где ещё что! Ты чё возомнила?! Думаешь, просто так тут всё в этой жизни?! Номера-то мы сами оплачиваем! Я тебя харчую, лелею! А так тебя поместили бы с теми, кто только прибыл! Ты что думаешь, такие хоромы, как у меня, у всех?! Да девки, – те, что начинают только, – по десять человек в комнате живут! Туда хочешь?! Пожалуйста! Я не держу! Там и вши, и трипачёк, и все другие удовольствия жизни! И охрана их там бесплатно ябёт каждый день! А ты – вон какая! Да тебя там просто заябут, даже до работы не дойдёшь!..

Вероника замолчала. В самом деле! Ей просто везло, – судя по рассказам Вики.

Да. Надо было, действительно, перестать дёргаться и приспосабливаться к новым условиям жизни!

Глава 11

Вероника шла вдоль чугунной ограды набережной давно обмелевшей реки Стрелки, которая едва текла среди огромных островов ила, поросших камышом, ржавыми пятнами занимавших почти всё пространство русла, извивалась между ними в широком предназначенном для полноводной реки канале с высокими стенами из белого камня.

Воздух был свежим и прохладным. Туман с приближением рассвета растворялся. Хотя и стоял декабрь, погода напоминала позднюю осень.

Она шла медленно, словно прогуливалась.

На другой стороне канала находился парк, за которым, на высоком взгорке, в конце улицы стоял пятиэтажный дом, где в угловой квартире на пятом этаже жили её родители. Они не знали ничего об её жизни, ни того, что она была в Москве, ни того, что с ней там произошло. Всё, что им было известно: Вероника вышла замуж за богатого, и тот купил ей в центре города огромную квартиру в качестве свадебного подарка….

Всё-таки декабрьская свежесть давала себя знать. Промозглая сырость пробирала до костей. Вероника ёжилась, кутаясь в своё испачканное самым паскудным образом жёлтое демисезонное пальто, которое одела, кое-как оттерев его на скорую руку влажной тряпкой. По жёлтому дорогому драпу теперь были видны огромные чёрные масляные разводы. В таком виде на рынок идти было нельзя.

Она дошла до моста через канал, свернула направо, поднялась вверх по улице Горького до деревянной лестницы, ведущей на взгорок, по ней поднялась к родительскому дому за многоэтажкой.

Когда-то она здесь жила. Это было совсем недавно, но Веронике казалось, что с тех времён прошла целая вечность.

На длинной белой эмалированной табличке, прибитой на углу пятиэтажки, значилось: «Улица Новоместенская». Ниже висела круглая белая бляшка с номером «35».

Вероника поднялась на пятый этаж крайнего подъезда, осторожно, стараясь не шуметь, вставила ключ в замочную скважину, аккуратно его повернула, вошла в прихожую квартиры.

Дома у родителей было тихо, тепло и уютно.

Вероника прошла в свою комнату, где не была уже полгода, открыла шкаф, достала своё коричневое пальто с воротником из песца, которое считала уже немодным и старым и не собиралась больше носить. Переодевшись в него, она также тихо выскользнула обратно и направилась на центральный городской рынок менять валюту.

По дороге Вероника как-то незаметно для себя вернулась к событиям прошедшей ночи.

Да, это был первый раз, когда она испытала такой мощный, яркий оргазм. И не один, а целых два. Случилось то, чего так долго она втайне желала! Ощущение было такое, как будто матку вывернули наизнанку! И, не смотря на то, что душа её не испытывала к Гарику ничего, кроме отвращения, её тело было впервые полностью удовлетворено произошедшим, и оттого ежесекундно испытывало лёгкость и удовольствие.

Вероника по-бабьи была в первый раз счастлива. Раньше, ещё вчера, она считала, что оргазм – это когда нарастает наслаждение, но теперь, после этой ночи, она могла точно ответить себе на вопрос, – что же такое настоящий оргазм!

Всё, что у неё было до того, даже та мастурбация, которой она занималась изредка, чтобы испытать чувство поострее, было так блёкло, так мелко по сравнению с ночным извержением сладострастия. Да, оказывается, найти подходящего партнёра, было не простой задачей.

Но Гарик и не был её партнёром. Ночью он просто делал её, как повар котлету на сковородке: умело, быстро, безжалостно, со знанием дела. Он владел ей, как вещью, делал всё, что хотел.

Особо запомнилось Веронике, как старательно Гарик вылизал её клитор своим шершавым языком, то и дело окуная его во влагалище, а вставленные ей в анус пальцы двигались внутри так, что с непривычки, пока не разошлась, как утюг, Вероника тихо взвизгивала сначала от боли, а потом от непонятного, дикого удовольствия, которого прежде не знала.

Всякий раз, когда Гарик ставил её раком и входил сзади, его большой палец в её анусе вращался из стороны в сторону, касаясь стенок и доставляя ей странное наслаждение. Потом он как бы затихал внутри неё и только водил своими бёдрами вправо-влево так, что Вероника просто сходила с ума от дикого наслаждения. Она чувствовала, как её влагалище раздувается, словно большой кожаный мяч, по стенкам которого изнутри, как язык колокола, бьёт что-то твёрдое и упругое, заставляет их натягиваться, пружинить и вибрировать в такт этим ударам, как тетива лука. К этому добавлялись подобные ощущения в прямой кишке. И это было несказанно приятно.

А ещё он ложился снизу и насаживал её тело сверху, как индейку на вертел, и крутился в ней или её крутил на себе, – Веронике от обуревающих её волн блаженства это было непонятно, да и неважно. При этом пальцами одной руки он делал распаляющие внутренний жар тела движения в её попе, а другой жадно и властно мял её набухшие от удовольствия, упругие, как спелые арбузы, груди. А потом опрокидывал её, садился сверху и нагло втыкал в её рот, тут же вдруг полный слюней, своего монстра. Сам прогибался при этом немного назад и вводил ей два пальца, указательный и средний во влагалище, а мизинец и безымянный в анус. Всё это он делал мастерски, со знанием дела, не спрашивая её, нравится ей это или нет.

«Может быть, это и называется: драть как сучку?! – задавала себе вопрос Вероника, вспоминая буйную, страстную ночь. – Может быть, и другие знали, как «драть сучку», но со мной так не поступали?! А Гарику что?! Он меня «как сучку» и «отодрал»!»

Вероника вдруг призналась, что если бы с ней кто-то так спал каждый день, она этому человеку готова была бы слизывать грязь с его ботинок, стелиться перед ним ковром, делать всё, что он скажет, лишь бы это продолжалось, продолжалось и продолжалось. «Только пусть это будет не армян!» – уговаривала она сама себя, но тут же признавалась себе, что ей всё равно, кто бы это был, лишь бы это было так, как прошедшей ночью!

Это было неприятное открытие, которому сопротивлялась её униженная и оскорблённая душа, но тело, её женское тело, бесстыдное и ненасытное, кричало в восторге: «Хочу так всегда!»

«Вот бы найти того, кто меня драл бы так каждый день!» – загадала Вероника, энергичным порывом запустив желание в лузу материализации….

На рынке царило настоящее столпотворение. Несмотря на раннее утро, здесь было не протолкнуться. Всюду шла бойкая торговля. Чем здесь только не торговали! Всё, что росло на хлебосольной украинской земле, было здесь. От шума перед прилавками с мясом и салом можно было оглохнуть. От манящих, перебивающих один другой запахов кружилась голова.

Но Вероника искала менял. Она и понятия не имела, как они должны выглядеть и что делать, а потому время шло, а она так и не могла обменять доллары на карбованцы. Она наворачивала по огромному рынку уже второй круг, но никаких менял нигде не видела.

Тут Вероника заприметила идущего впереди отца одной из своих школьных подружек: здорового, высоченного, пучеглазого красавца, мясоруба «дядю Колю».

Он выглядел моложаво и весело, слегка подвыпивший, ходил между торгашками салом и мясом и, показывая большим своим указательным пальцем в сторону той, с которой хотел поговорить, издалека, чтобы не лезть сквозь давившийся у прилавков народ, о чём-то с ними перекликался. Услышав ответ, он красиво, вразвалочку, как хозяин, шёл дальше, до другой торгашки.

– Дядь Коль! – догнав его, крикнула, стараясь перекричать стоящий вокруг гомон, Вероника. – Дядь Коль!

Но он её не слышал, сам остановившись и что-то горланя через толпу в торговые ряды.

– Дядь Коль! – затрясла его за рукав, с трудом поймав жестикулирующую руку мясника, Вероника. – Дядь Ко-оль!

Он обернулся к ней, посмотрел слегка осоловевшими, пьяными, серо-голубыми глазами, по которым сохло не одно женское сердце.

– Дядь Коль! Не узнаёте?! – обрадовалась Вероника.

Дядя Коля, по всему было видно, её не признал. Он даже прищурился от натуги, силясь вспомнить, кто перед ним. Но потом, видно, догадавшись, что перед ним школьная подруга его дочери, громким, словно с рупора, басом, проревел:

– Чего?!

– Подскажите, дядь Коль, – он наклонился к ней, чтобы лучше разобрать её слова сквозь окружающий их гвалт. – Подскажите, доллары – где поменять?! Менялы где?!

Дядя Коля поманил её пальцем, чтобы она следовала за ним, прошёл на внешний из бетонного кольца рынка выход, остановился, поджидая, пока Вероника подгребёт к нему, продираясь сквозь толпу входящих посетителей, и указал куда-то в сторону:

– Ото там, на вещевом, – палец его указывал на огороженную вдали квадратом решётчатого металлического забора территорию с рядами, покрытыми длинными крышами. Там торговали челночники, с недавних пор расплодившиеся как грибы после дождя, привозным барахлом. – Тильки осторожнее – кидают шибко. Сашко Цындренко спроси, вашего одноклассника, да ты его знаешь! Ну, давай, если что не так – подойдёшь….

Вероника направилась в «клетку». Здесь было спокойнее, торговля шла не так бойко, как на продовольственном рынке.

Теперь она увидела стоящих рядами по несколько человек в проходах между торговых стеллажей с табличками в руках и на шее менял. Это были люди разного возраста: и совсем пацаны, и взрослые дядьки. К ним то и дело кто-то обращался, что-то спрашивали проходившие мимо посетители рынка.

Вероника тоже подошла к крайнему молодому парню:

– Мне Сашко нужен!

– Який такий Сашко?! – переспросил её парень так, словно уже послал подальше. – Тут знаешь, скильки Сашко!

– Цындренко Сашко! – уточнила Вероника.

– Не знаю такого! – отрезал парень и отвернулся, давая понять, чтобы шла дальше, не мешала.

Вероника отошла, немного оторопев: знакомое, родное хамство! Как она по нему «соскучилась»! Сразу чувствуется, как ты здесь нужна!

К парню, у которого она только что спрашивала про Сашко, подошёл здоровенный мужичина с дамочкой, видимо, женой, худенькой такой, как тростиночка, которая доверчиво, словно ребёнок двумя руками держалась за его руку, едва ли не нырнув к нему под плечо.

По дамочке Вероника как-то сразу определила не местную породу: на рынок заглядывали приезжие с Курской области, до границы с которой по прямой было километров тридцать. Да и говор у мужика был не здешний.

– Почём баксы берёшь?! – поинтересовался мужик, наклонившись над менялой, словно желая того напугать.

– Сколько у тебя? – невозмутимо, с профессиональным хладнокровием поинтересовался тот.

– Сто! – ответил мужик, сказав это как «миллион».

– Сорок четыре с половиной! – назначил цену меняла.

– Не-е! – закивал здоровяк. – Там больше давали! Пойдём, Жень!..

– А сколько хочешь? – остановил его меняла.

– Сорок пять! – развернулся мужик обратно.

– Ладно, давай! – сдался как-то сразу меняла.

Здоровяк полез за пазуху, извлёк оттуда кошелёк, открыл его отделения, в которых лежала одна единственная банкнота, достал её и протянул меняле.

– Не фальшивая?! – поинтересовался меняла, поднимая стодолларовую купюру над головой, стараясь разглядеть её на фоне алеющего зарёй неба.

– Проверяй! – разрешил мужик.

Вдруг рядом с рукой менялы над его головой выросла откуда-то сбоку, из длинной вереницы его собратьев, другая рука. Она дёрнула купюру, выхватила её из рук менялы и над головами толпы передала куда-то дальше. Там её уже встречала следующая рука. Банкнота со скоростью метеора понеслась над головами толпы, удаляясь всё дальше.