Текст книги "Мы из Конторы"

Глава 14

Звонок по мобильному.

Короткая фраза.

– Я подхожу.

Почти сразу же звонок снизу, от подъезда.

Лицо на экране видеодомофона.

Знакомое лицо. Но все равно желательно его рассмотреть как следует.

Фас...

Профиль...

Он.

Щелкнул язычок замка.

В комнате полумрак. В ней никогда не зажигается свет. Даже ночью.

– Ну что тут у тебя?

– Пока ничего – пусто.

– Ты давай смотри в оба, проглядим – голов не сносить!

– Да я гляжу, гляжу... Только и делаю, что гляжу...

Звонок.

Лицо на экране видеодомофона.

Шаги по лестнице...

– Что?

– Ничего нового.

Роспись в журнале.

Дежурство сдал – дежурство принял.

Темнота.

Горячий кофе в термосе на столике.

Мощная цифровая камера со специальным телескопическим объективом пред окном. И еще одна.

Окно.

Глаза.

Улица.

И ничего.

Совсем – ничего.

И вчера – ничего.

Но это – пока ничего...

Глава 15

Скоростной поезд несся по стране Германия. Никаких привычных русскому человеку купе с откидными полками, матрасами и казенным бельем в нем в помине не было – одни только сидячие места. И титана с кипятком не было. И вагона-ресторана. И проводников... И зачем такой поезд, где ни поспать вволю, не в картишки с соседом переброситься, ни чайком побаловаться, ни с попутчиками по душам поговорить...

Скучны немецкие поезда – в них только едут. Причем недалеко. А куда ехать-то, когда всю Германию из конца в конец за полдня пересечь можно да еще Люксембург с Бельгией прихватить не заметив.

И что уж совсем непривычно и противно – не слышно в немецких поездах воспетого поэтами-песенниками перестука вагонных колес, того самого – та-рам-там-там, тарам-там-там. Только что-то свистит и гудит за окном. Рельсовых стыков у них, что ли, нет? И не мелькают, слепя светом, переезды, и не оглушают страшным свистом встречные поезда, и не плачет в соседнем купе проснувшийся ребенок. Тоска...

Сидят немцы чинно, каждый в своем креслице, листают журнальчики, или дремлют, всунув шеи в специальные подголовнички, или в окно глядят. Никто ни с кем не говорит, анекдоты не травит, водку из стаканов с подстаканниками не пьет, про цены не спрашивает, про жизнь не интересуется. Едут...

Пассажиров, надо сказать, битком – все места заняты, кое-кто даже стоит. Может, в соседнем вагоне посвободней? Пройти, что ли?..

И ведь верно – в соседнем вагоне полным-полно свободных мест, а те дураки стоят... Задуматься бы, почему...

Да уж больно присесть охота.

И задремать.

Ладно, не успел...

Потому что появилась девушка в железнодорожной форме, подозрительно напоминающей эсэсовскую.

Пошла по проходу, требуя билеты и пробивая их компостером.

Билет у него был – люди его профессии без билетов не ездят и вообще ведут законопослушный образ жизни, избегая лишних контактов с представителями власти. Так что тут все в порядке.

Или нет?..

Потому как контролер вдруг задержалась подле женщины с тремя детьми. Стала ей что-то вежливо объяснять, указывая в конец вагона.

Предлагает более удобные места? Для детей...

Нет, не предлагает... А что тогда? Предлагает встать и пойти в соседний вагон, где не протолкнуться. И тычет пальцем на стену, в какую-то табличку.

Женщина чего-то просит, чуть не плачет, кивает на прикорнувших на сиденьях детей. Но контролер непреклонна.

– Найн, – твердит она, – найн!

Или у женщины с детьми билета нет?

Вроде есть.

Так в чем же дело?..

Ах вот в чем... Вагон-то первого класса. Хотя точно такой же, с такими же точно сиденьями и такими же пассажирами в том же самом поезде. Но – первого! Куда пассажирам второго вход заказан!

Ну и что, что там приходится стоять, а здесь сплошь пустые места? Так и должно быть! За то люди и платят лишние деньги, чтобы не тесниться. И чтобы ощущать себя людьми первого сорта. Вернее – первого класса. И никакая иная логика здесь не работает. И никакие просьбы, увещевания и мольбы не помогут – у кого билет первого класса, тот должен ехать в первом классе, у кого второго, тот должен из него не высовываться!

Ай-ай, какой прокол! На котором, если, к примеру, коренного немца изображать, можно в айн момент спалиться.

Так что надобно теперь по-быстрому, но не спеша встать да бочком-бочком в соседний вагон. Туда, где битком, где придется втискиваться на боковые сиденья или даже стоять. Но среди своих, среди «второклассников»...

Встал.

Огляделся по сторонам, пытаясь выделить в толпе пассажиров-земляков. Вернее, бывших земляков.

Кажется, этот.

И этот тоже.

И те два...

Как говорится – зуб даю!

Чем они отличаются от других пассажиров?.. Трудно сказать... Наверное, взглядами. Какие-то они виноватые. И еще осанкой – наши отчего-то почти всегда сутулятся, будто жизнь их пополам согнула. И еще, пардон, фигурами, что утяжелены книзу. Мешковатостью одежды... А коли улыбнутся или заговорят – зубами, которые вкривь-вкось, желтые и больше половины нет. У немцев, утех все зубки на месте, все белые и ровные, будто фарфоровые. И так и есть – не свои, вставные...

Но главное даже не это, главное – общее впечатление. Которое позволяет отличить наших от не наших почти в любой стране мира, мгновенно выделив их из толпы аборигенов. Кроме разве молодежи, что адаптируется быстрее, принимая чужую веру и окраску.

Вот и эти, хоть одеты как все, а выглядели иначе!

Но нет среди них ничего подходящего – все слишком высокие, или слишком низкие, или чересчур толстые...

Можно идти в другой вагон.

Нет, и здесь не то... Типичное не то...

Дальше идти было некуда, дальше была кабина машинистов.

Третий день он не вылезал из поездов, переезжая из города в город и встречая прилетающие из России самолеты. Вставал где-нибудь сбоку, глазея на толпу пассажиров.

Нет.

Нет.

Нет.

И этот тоже – нет...

Ничего подходящего.

Пассажиры истощались, и он ехал из аэропорта в русский ресторан, где заказывал чашечку кофе и усаживался где-нибудь в темном уголке наблюдать за посетителями. Которые, перебрав баварского пива, скоро начинали орать русские народные песни, танцевать вприсядку и жаловаться на свою здешнюю жизнь. Или, наоборот, хвастаться друг перед другом своими успехами. У них все было или хуже или лучше всех – без середины.

Ничего интересного...

Он выпивал свою чашку и уходил.

И шел в другой ресторан – тоже русский.

Или на службу в местный православный храм, где, взяв свечку, косил глазами по сторонам.

Или отправлялся в русский магазин, где торговали гречкой, сгущенным молоком и привезенными из Москвы книгами и видеокассетами с советскими фильмами. Но там его тоже интересовали не товары, а покупатели.

Нет.

Нет.

Нет...

Он платил за пару книг или кило гречки, выбрасывал их в ближайшую урну и вновь ехал в аэропорт, поспевая к рейсу из Петербурга.

Этот?

Нет.

И тот тоже нет.

Может, этот?.. Вряд ли.

Нет.

Нет...

В запасе у него оставалось еще два десятка прибывающих из России авиарейсов и нескольких прямых поездов. И еще адреса трех дюжин кафешек, где гуляли русаки, и православных церквей...

А где ему еще искать русских немцев, как не там?..

Теперь он подъезжал к Франкфурту, где должны были сесть подряд три самолета из России. Может, с ними ему повезет...

От нечего делать он уставился в окно. Но там вместо пейзажей проносились стены звукоотражающих заборов, дырявыми колоннами светились далекие небоскребы.

Отчего-то вдруг стало грустно. Даже тоскливо.

Это что – ностальгия, что ли? Господи, ему-то о чем тосковать?

О Родине, о России?.. Так он и там – будто иностранец. Чужак. Без кола без двора и собаки в будке... Один – среди реальных и воображаемых врагов. И здесь тоже – один. И некуда ему приткнуться ни тут, ни там, ни где-либо еще...

Нет у него малой родины, есть только большая...

Отчего любому рано или поздно на душе муторно станет.

Или это так сказывается его полугодовой в резерве отдых? Засосавшая его тихая жизнь рядового обывателя?..

Поезд стал сбавлять ход.

Народ потянулся к дверям. Культурно, не толкаясь.

Но вдруг кто-то, работая локтями, протиснулся мимо...

Вряд ли немец. Немцы так себя не ведут.

Он оглянулся.

И замер...

Мужчина среднего роста, худощавый, лоб высокий, глазницы глубокие, чуть расставленные, нос прямой, рот... Уши... Глаза...

Хм...

Мужчина среднего роста с покатым лбом и прямым носом протискивался мимо, оттирая в сторону тормозного пассажира.

Который возмутился:

– Чего прешь – смотреть надо!

Возмутился по-русски. Специально.

– А че ты встал-то! – так же по-русски ответил наглец.

Значит, верно – русак!

Осталось лишь узнать, эмигрант он или прибывший сегодня утром турист? Что нетрудно...

На вокзале мужчина из поезда уверенно пошел к автобусной остановке.

И тот пассажир, которого он толкнул, – тоже.

Приехали. Сошли.

«Немец» заскочил в супермаркет, где прикупил еды и зашел в подъезд пятиэтажного дома – типичной немецкой «хрущобы».

Отследить его квартиру труда не составило, нужно было лишь посмотреть, на каком этаже загорится свет, д после взглянуть на кнопку соответствующей квартиры, подле которой была укреплена прямоугольная табличка.

«Kuznezov».

Ага – Кузнецов. Верно, откуда-нибудь из Семипалатинска...

Ну и повезло же тебе, Кузнецов, хоть ты об этом еще не догадываешься.

Крупно повезло... С чем тебя и можно поздравить. Но не теперь. Завтра...

Все – завтра!..

Глава 16

Herr Kuznezov был не из Семипалатинска, но точно – из Казахстана. Там он имел небольшой магазинчики автосервис, которые приносили ему неплохой доход. Но черт дернул его уехать в Германию. По еврейской эмиграции.

Никаким евреем он отродясь не был, но за пару сотен долларов стал. В местном загсе ему выправили документы, что его бабушка, прабабушка и на всякий случай прапрабабушка были чистопородными местечковыми еврейками. Сильно пострадавшими от немцев. Потому что бабушка была узником половины их концлагерей, а прабабушка угнана в Германию на принудительные работы, где не покладая рук трудилась на вредном производстве на военных заводах, куя оружие для победы Третьего рейха. Заодно, до кучи, он и прапрабабушку сюда же приплел, обзаведясь справками, что та, проживая на Украине, тоже потерпела от немецких оккупационных войск во время Первой еще мировой войны, когда солдаты великого кайзера отобрали у нее корову, порося, пять кур-несушек и девичью честь.

То есть выходило, что теперь Германия должна была ему по гроб жизни! Их марки...

Но марки на него ожидаемым золотым дождем не просыпались. Немцы оказались редкими скрягами, из которых лишнего пфеннига не вытянешь. А вытянешь – после сто раз пожалеешь.

Разочарования начались с первой минуты прибытия на новую родину. Не успели сойти с автобуса, как мордатый немец приказал тащить привезенные с собой вещи в камеру хранения, причем командовал исключительно по-немецки – и понимай его как знаешь!

И понимали. Потому что слова звучали привычные, из киноэпопей времен социализма:

– Ахтунг!

Шнель!

В общем – русишь-швайн и капут-эршиссен...

Во влип! – подумал он, забираясь на двухъярусные нары.

Лагерь переселенцев оказался точно лагерем с одноэтажными в три ряда бараками. Да ладно бы, но против него был какой-то памятник с худющим на постаменте человеком и скульптурными же воротами. Как раз против их ворот!

И были тот памятник и те ворота аккурат на месте бывшего концентрационного лагеря, где сожгли что-то около полумиллиона евреев. Отчего еврейские переселенцы впадали в легкий транс, воспринимая свое новое местожительство как легкий намек.

Полгода Kuznezova мариновали в иммиграционных лагерях, где заставляли зубрить их «шпрехкурсы», а после отправили к черту на кулички, в маленький городишко, где никакой работы не было! Да даже если бы и была – очень ему надо пахать, как пашут коренные немцы. Да еще за такие, по их ценам, пфенниги!

Быстро поняв что к чему, Кузнецов сел на социал, получая от немецкого правительства вполне приличное денежное пособие, и стал подрабатывать «по-черному». Отчего скоро смог обзавестись техникой и купить вполне приличную машину. И думал, что все это сойдет ему с рук. Как в бывшем Союзе. Не тут-то было!

Зашел к нему как-то в гости соцработник и вежливо так поинтересовался, на какие такие шиши он приобрел машину? И новенький телевизор. Да еще, наглец, в холодильник сунулся, где не поленился перечесть все колбасы.

– О-о, я-я!... – восхитился он благосостоянию своего подопечного. – Вы хорошо живете. Очень хорошо. Слишком хорошо!

Вы не должны иметь машину и все то, что имеете. Вы должны жить по средствам. Немецкое правительство выплачивает пособия лишь для нуждающихся людей...

Да какое твое свинячье дело! – возмутился Кузнецов. Конечно, про себя.

Вслух сказал:

– Я-я, гуд, я – он и есть, нуждающийся. А это – подарок моей любовницы.

– Вы можете назвать ее имя и адрес? – вежливо поинтересовался соцработник, вытаскивая блокнот.

Вот ведь, гад, прицепился!.. Хуже ОБХСС!

– В таком случае я не могу принять ваши объяснения, – выразил свое искренне сожаление соцработник. – Вы не должны получать соцпомощь, вы вполне можете обеспечить себя сами, без помощи немецкого народа!

Чтоб он сдох!..

Пришлось продавать машину и вообще вести себя скромнее. И даже мыться раз в неделю, потому как врезанный в трубу счетчик крутился как бешеный. И выходило, что наполнить одну ванну, не считая копеечного шампуня, стоит «чирик» баксов! А дома той воды было – хоть залейся!

А потом к нему, как водится, потянулись непрошеные визитеры, всяк из которых требовал с него деньги, грозя штрафами, пенями и описью имущества.

Не вписался Кузнецов в их жизнь.

Решил было бэушные автозапчасти гнать в Россию и Казахстан – так тут же спалился. Поместил объявление в газете, что возьмет в подарок машину – доброхоты сразу отозвались, – кому интересно платить за утилизацию своей движимости «бабки», когда ее можно кому-нибудь бесплатно подарить. Чуть не в драку ему свои «тачки» впаривали, и что интересно, все на ходу – только ключ ткни и езжай!

Разобрал он так «опелек» и еще «бээмвэшку», только кузовы одни и остались. Решил свезти их ночью на металлолом – кинул на прицеп, подвез, да подле ворот сбросил. Тут откуда ни возьмись полицейские с мигалками – руки в браслеты, морду – в капот.

Кто ты есть такой и чего тут делаешь?

Он ответил – так, мол, и так, решил помочь вашей германской экономике, сдав бесплатно для сталелитейной промышленности уйму металлолома.

Ну просто – пионер-герой!

– Найн, – грозят пальчиками и дубинками полицейские. – Сдача и переработка металлолома должна оплачиваться теми, кто его сдает! Таков порядок!

И в машину толкают, будто он преступник!

Ну все у них шиворот-навыворот!

Присудили штраф, да не маленький – пять штук!

А если нечем платить, то – шагом марш в тюрьму... Что обидно до слез. Потому что ладно бы за воровство, а то – за сдачу металлолома!

Вот ведь как все вышло-то. Боком!

Был он в Казахстане сам себе голова – «бабок» имел сколь душа просила, дом, гараж, тачка, телки. А здесь... Э-эх! Знал бы загодя – ни в жизнь в эту их Германию не сунулся!

Не повезло еврею Кузнецову на его неисторической родине.

Хотя, может, еще повезет...

Хочется надеяться, что скоро. Ну не век же ему маяться!

Вдруг раздастся звонок и на пороге явится, несмотря на лето, добрый Дедушка Мороз, по ихнему Санта-Клаус, и подарит ему...

И ведь верно – раздастся! И точно – скоро! Буквально с минуты на минуту.

Явится дедушка...

Вот прямо сейчас!..

Глава 17

Раздался звонок...

Кому бы это?..

На пороге стоял какой-то весь в пышных усах и бороде гражданин.

– Вы Кузнецов? – строго спросил он, глядя в какую-то бумажку и на Кузнецова.

– Ну? – настороженно ответил тот.

– Тогда мне к вам.

Говорил он по-немецки неважно. Примерно так же, как сам Кузнецов.

– Я представляю благотворительное общество «Земляки», – сказал незнакомец, раскрывая какое-то внушительное на вид, с печатями и росписями, удостоверение. Которое нарисовал час назад.

– Так вы точно Кузнецов?

– Ну я же сказал! – начал тихо свирепеть Кузнецов.

– А можно по-русски? – попросил старичок.

– Валяйте! По-русски даже лучше. Чего вам надо?

– Мне – ничего... Я пришел поздравить вас.

– С чем?

– Вы миллионный эмигрант из России.

– Я?!

– Вы! Уж так получилось. Мы сверили по компьютеру списки – он указал на вас. Вы – миллионный!

– И что? – пожал плечами Кузнецов.

Как будто ему от этого холодно или жарко.

– Ну, знаете ли – цифра! – обрадованно улыбнулся старичок. – Все-таки миллион! С чем разрешите вас поздравить!.. И вручить вот эту памятную грамоту...

Нарисованную два часа назад.

Кузнецов взял, повертел в руках грамоту. Где верно удостоверялось, что он был тем самым миллионным счастливцем, покинувшим пределы своей бывшей Родины ради обретения новой.

– Все, что ли? – равнодушно спросил он, бросая куда-то грамоту.

– Нет, нужно еще расписаться.

– За что?

– За сто тысяч. Евро.

– За сколько?!.. – ахнул Кузнецов.

– За сто. Эту премию учредили наши спонсоры. Сто – миллионному эмигранту. Пятьдесят – полумиллионному, двадцать пять – четвертьмиллионному.

– Где? – шумно сглотнул слюну Кузнецов, вытягивая руку.

– Что где?

– «Бабки» где?!

– Ах «бабки»... Они не здесь, они в Москве.

– Как в Москве?!

– Дело в том, что наши спонсоры в большинстве своем российские бизнесмены...

Ну да, немецкие, верно, за пятьдесят штук удавятся. Такие подарки могут делать только бывшие соотечественники, у которых денег куры не клюют.

– Они вручат вам деньги лично в Москве. Послезавтра. В торжественной обстановке.

– Почему послезавтра?

– Потому что презентация назначена на послезавтра, на пять часов вечера. Вы, конечно, приглашены. Вот ваш пригласительный, ваш экскурсионный тур в Москву, билет на самолет в два конца и пять тысяч евро наличными на карманные расходы.

Ошарашенный Кузнецов раскрыл рот.

Он бы еще сомневался, кабы не деньги. На карманные расходы!

– А можно не ехать, можно получить здесь? Мне теперь некогда.

– Ехать необязательно, – улыбнулся похожий на Дедушку Мороза старичок. – Но тогда ничего не удастся получить. Увы! Таково пожелание спонсоров. Они хотят вас видеть лично.

Кузнецов завертел в руке цветной пригласительный билет.

– Вы согласны?.. Или откажетесь?

– Я?.. Да... То есть нет, конечно!..

Вот оно и счастье. Привалило... Ценой в сто тысяч евро.

И кто бы мог подумать!..

И кто бы от такого предложения мог отказаться!

Кузнецов – не мог!..

Глава 18

Самолет сел в Шереметьево.

С самолета сошел неопределенного вида мужчина. Который сел на маршрутку и, приехав в Москву, тут же прямиком направился в первое попавшееся отделение милиции.

– Мне бы к следователю.

– К какому? – подозрительно спросил дежурный.

– К любому. Лучше посмышленей.

– Вас избили, ограбили, изнасиловали или еще чего?

– Ни боже мой! – замахал руками гражданин. – У меня есть информация строго конфиденциального характера, которая может заинтересовать правоохранительные органы.

Сложнопроизносимое слово «конфиденциальная» возымело на дежурного нужное действие.

– Это чего, про террористов, что ли?

Посетитель многозначительно промолчал.

Его по-быстрому сопроводили к следователю.

– Чего у вас? – недовольно спросил тот.

– Вот, – ответил гражданин, вытаскивая из кармана конверт.

– Там чего? – напрягся следователь.

– Деньги, – ответил гражданин. – Пять тысяч. Долларов. Нашел сегодня на дороге, когда гулял с собакой. Хочу как сознательный гражданин сдать их правоохранительным органам.

Следователь заметно поскучнел. Потому что терпеть ненавидел сознательных, усложняющих жизнь милиции граждан.

– Хорошо, сейчас мы составим протокол о том, где вы их нашли, при каких обстоятельствах, узнаем, не было ли в вашем районе совершено краж и разбойных нападений, в которых вы принимали участие, и задержим вас на трое суток до выяснения обстоятельств.

– Зачем протокол? – всплеснул руками сознательный гражданин. – Я готов без всякого протокола.

– Да?..

Следователь оживился.

– Конечно! Я уверен, вы найдете и вернете эти деньги хозяину!

– Ну да! – совсем обрадовался следователь. – Конечно, вернем!.. Тогда большое вам спасибо от лица милиции и меня лично за ваш в высшей степени гражданский поступок!

И следователь стал трясти гражданину руку.

– Да, да, конечно, – кивал тот. – Вы знаете, я не первый раз нахожу деньги.

– Да вы что?..

– И у меня есть предчувствие, что я скоро найду еще деньги, думаю, раза в три больше, чем теперь, и, когда найду, хотел бы принести их именно вам...

– Конечно, несите! – вскричал следователь. – В любое время дня и ночи. Прямо ко мне, минуя ноль два!

– А можно вас спросить? Вернее – попросить?

– А о чем, собственно? – насторожился милиционер.

– А, собственно, о пустяке.

И сознательный гражданин вытащил из кармана фотографию.

– Завтра вот этот человек будет в Москве. Вот по этому адресу.

– Ну и что? Что нам с того? Он террорист, фальшивомонетчик или алиментщик?

– Ни то ни другое.

– За что же его тогда привлекать?

– Например, за отсутствие документов. Мне почему-то кажется, что у него не будет при себе документов. Вы ведь имеете право задержать гражданина до выяснения личности?

– Ну?..

– Вот и задержите. И держите его у себя месяц. А я пока поищу оброненные деньги. Думаю, что как раз через месяц я их найду.

– Не пойдет! – строго сказал милиционер. – Лучше потерянные деньги найти прямо сейчас. Всю потерянную сумму. Вот как пойдете снова гулять с собакой – так и найдите.

– Ну хорошо, я конечно, попробую. Но вряд ли всю сумму. Скорее всего, смогу случайно найти половину. А другую – после, через месяц. Такое у меня предчувствие.

Следователь кивнул. И поинтересовался:

– А этого, которого задержать, на каком основании задержать?

– На каком хотите. Как беспаспортного бродягу. Как международного бомжа. Как психа, который утверждает, что он немецкий подданный, грозясь подать на всех в Гаагский суд.

– Маловато будет, – вздохнул милиционер. – А что, если он возьмет на себя какое-нибудь особо тяжкое преступление. У нас как раз есть подходящие «висяки» – нутам изнасилование, пара разбойных, расчлененка. Тогда хоть на двадцать лет! Без вопросов! С нашим привеликим удовольствием!

– А он сознается?

– Будьте уверены, – заверил следователь. – Не таких кололи!

– Нет, расчлененка это слишком, – поморщился гражданин. – Пусть будет что-нибудь попроще. Нутам воровство или угон.

– Ну ладно, пусть будет угон, – вздохнул следователь, который хотел избавить свой отдел от «глухаря».

Гражданин кивнул и было пошел.

Но его задержали! Да нет – на минутку.

– Слушай, а зачем тебе это надо? – шепотом спросил следователь. – Нет, я не к тому, но просто интересно!

– Зачем?.. Например, затем, что я собираюсь на курорт. С его женой, – задумчиво ответил гражданин. – И хотел бы, чтобы ее муж не мешал нашему счастью. Один месяц!

– Ну ты ловкач! – понятливо заржал милиционер. – Я бы до такого не додумался...

А дальше все пошло как по писаному.

В протоколе задержания...