Текст книги "Прибытие"

Вернемся к остановке и к Ивану. В автобус тут же залетела толпа народу. Иван кое – как протиснулся через толпу в конец автобуса, и присел на свободное место возле окна. Автобус набит пассажирами битком, из– за чего дышать даже трудно. Спустя пять минут автобус выехал из города на трассу. На самарский вокзал Ивану очень важно попасть. Однако с появлением рядом с ним кондуктора стало ясно– путешествие будет долгим.

– Сколько стоит билет? – поинтересовался Прудников, лазая по карманам, надеясь найти хоть пять рублей.

– Двадцать пять рублей. До Самары едем, не до глухой деревни, – басом ответил кондуктор.

– Ха– а– а! – безнадежно хихикнул Иван, поняв, что деньги оставил дома.

– Будем платить? Или высаживаемся? – настойчиво потребовал кондуктор.

– Вы войдите в мое положение… – начал Иван, взяв за руку кондуктора. – Я деньги забыл дома из– за своей расстерянности.

– А мне какое дело? Денег нет, будь так добр, покинь транспорт. Все честно.

– А пожалеть? Меня пожалеть можно? В порядке исключения?

– Вас?! Уважаемый пассажир, я спокойно могу дать вам по физиономии.

– Я теряю свою любовь… Смилуйтесь!

– Пошел вон из автобуса! Гарик, останавливай машину. Тут высадить надо кое – кого.

Автобус медленно остановился возле обочины. Кондуктор за шкирку вытащил Ивана к дверям, но тут произошло непредвиденное. Гарик высунулся из кабины в салон, чтобы посмотреть на безбилетника.

– Так, кто тут у нас? – спросил он, – Не может быть! Иван, ты что ли?!

– Я, – удивленно ответил Иван.

– Я Гарик Чайкин. Мы с тобой два года в одном классе учились. Помнишь?

– Помню, помню.

– Сколько лет, сколько зим! Как дела? Как мама?

– Ох, Гарик, все не расскажешь.

– Вобщем так. Это мой одноклассник. Поэтому пусть едет без билета!

Кондуктор, явно неводольный этим, с ворчанием отпустил Прудникова.

– Расскажи – ка, пока есть время! – начал Гарик, – Постой здесь, если удобно.

Автобус тронулся, и Гарик неспешна закурил сигарету. Прошло уже десять минут, и Иван занервничал.

– Нельзя ли побыстрее? – спросил Иван громким и дрожащим голосом.

– А что?

– Да я со своей девушкой поссорился. Она на меня обиделась, и уехала на поезде. Этот поезд остановится на вокзале Самары через двадцать минут. Хотелось бы помириться…

– Во как. А она красивая?

– Ага. Только с характером.

– Фи! Это мелочи, – ворчал Гарик, – Вот моя жена – это ХАРАКТЕР. Да еще такой, что чуть не по ней, то хоть вешайся– везде достанет, и все косточки проест. Но ничего. Я её только больше люблю от этого.

– М– да… А я вот ни как не могу найти со своей общий язык.

– А что так? Она замужем?

– Нет. Она никогда не была замужем.

– Хорошо.

– Что же хорошего? Гарик, ты её просто не знаешь. Биография моей девушки – это без преувеличения вся история человечества!

– Ха– ха!

– Чего тут смешного? Она была когда– то мумией!

– Ой уморил, Ваня! Ты как был отъявленным наглецом и фантазером, так им и остался.

– Ой, можно сказать, что ты, Гарик, лучше меня. Сам ведь учителю физкультуры по голове дубиной жахнул. За что, так я и не понял. А в директора школы за что из рогатки по лбу выстрелил?

– Это детские проказы. Ваня, я газеты читаю. Мама твоя жива… Или мертва?

– Не надо про это. Гарик, у меня все хорошо. Только дави на газ! Я могу не успеть во время!

– А ты успеешь. Если не будешь врать. Мой брат в милиции работа… хм– м… работал. Потом его убил человек по имени Иван Прудников. В парке. На части распротрошил. Сегодня меня оповестили. Ты хоть знаешь, что я сейчас машину веду почти в невменяемом состоянии из– за смерти родного брата?

– Это был не я.

– Друг мой, если не ты, то кто? Я виню сейчас того, на кого говорят. В данном случае это ты, Иван.

Прудников не нашел слов для ответа или возражения. У Гарика на глазах слезы накотились. Шмыгнув, он неудачно переключил скорость, из– за чего автобус резко затормозил. Еще раз шмыгнув, Гарик повторно переключил скорость, и автобус тронулся дальше.

– Ваня, а мать ты свою за что убил? – гневно спросил Гарик.

– Тебе какое дело?

– Отвечай! Раз уж ты поднял руку на мою семью, то я должен с тобой разобраться!

– Гарик, ты не правосудие. У тебя нет права судить меня. Чтобы я не сделал, знай, меня могут засудит только Высшие силы.

– Вот он, верующий нашелся. А кто– то мне в школе упорно доказывал, что церковь людей убивает. Что вера для человека– способ смерти.

– Это в прошлом.

– Ваня, я еще раз повторяю: автобус сейчас полетит кубарем, если ты не прекратишь мне врать!

– Какого ты ко мне привязался, Гарик?

– Сегодня ты моего брата, грубо говоря, грохнул. Мою кровь, человека, с которым меня связывает мать и отец. Мой брат… Умер. Ты его убил, и я чихать хотел на права. Самосуд я тебе устрою. Да еще такой, что ты век будешь его помнить!

– Это угроза.

– Самая натуральная, Иван. А теперь смотри– видешь мост? Через полчаса все будут трезвонить об аварии. И о том, что автобус разбился, – всхлипывая сказал Гарик, и сильно разогнался.

– Месть плоды горя приносит, – тихо сказал Прудников.

Мост, который в народе получил название «Зубчаниновский мост», проходит над проселочными дорогами в мелкие поселения. Если проехать мост, то можно уткнуться в пост ГАИ, и круговую дорогу, имеющую четыре развилки. Автобус Гарика едет как раз в тот момент, когда на мосту образовалось плотное движение машин. Когда автобус въехал на мост, Иван развернулся к салону, и три раза перекрестил пассажиров, удивленно смотревших на него.

– Простите меня! – громко сказал он. Затем сам три раза перекрестившись, приготовился к аварии.

Через минуты две автобус на полном ходу бортонул продуктовую газель впереди. Газель отъехала от удара в сторону, и в неё на полном ходу въехал камаз, груженный щебенкой. Размазав газель по мосту, камаз развернулся, и частично накренился в сторону. Народ в автобусе забеспокоился. Затем автобус сшиб мотоциклиста, который попал под колеса десятки. Сам мотоцикл, прыгая по мосту улетел на проселочную дорогу. Дальше автобус бортонул две шестерки, которые вылетели на встречную полосу, и со всего размаху влетели в грузовик с мебелью. Затем Гарик с ревом проторанил фургон с молочными продуктами, и резко повернув направо, врезался в ограждение моста. Фургон тем временем резко развернулся, и был раздавлен огромным грузовиком, который ехал с карьера. В череде взрывов на мосту от раздавленных машин, и толп разъяренных водителй, а также останков машин, можно отчетливо разглядеть автобус, который повис над проселочной дорогой на честном слове. Народ в автобусе, кто визжит, кто кричит, а кто молчит. Несколько пассажиров попадали к лобовому стеклу. К счастью, не пробили. Гарик ударился лбом об руль, но остался в сознании. А Иван цепко взялся за перила возле двери. Груда развороченного металла, загораживающего мост, грустно смотрит на автобус. Задние колеса, которые зацепились за бардюр моста, уже проделали дыру в асфальте, крутясь от нажатой Гариком педали газа.

– Ну, добился своего?! – спросил гневно Иван Гарика.

– Ага! – радостно крикнул Гарик, – За родного брата хоть всю планету вырежу!

– Дурак, ты, Гарик.

– Обожди! Я еще не сделал самосуд! – прорычал Гарик, и резко нажал на педаль газа. Автобус резко дернулся, и постепенно пошел вниз. А мост имеет высоту в пять этажей. Так что убиться гарантировано всем пассажирам. Задние колеса отцепились от автобуса, и от полета вниз толпу народа спасла выхлопная труба, чудом зацепившаяся за погнутый фонарный столб. В это время упал к лобовому стеклу третий пассажир. Проломив его, пассажир улетел на дорогу, и разбился на смерть. Еще два пассажира свалились вслед за ним, и тоже головой об асфальт. А Гарик с диким смехом продолжал жать педаль газа. Сзади подвели тягач, и зацепив за задний бампер автобуса, начали вытаскивать. Но тут Гарик с новой силой надавил на газ. Автобус резко пошел вниз, и повел за собой огромного тягача. Еще четыре пассажира улетели вниз. Иван сорвался с перил, но уцепился за дворник.

– Умри, негодный человек! – рявкнул Гарик, и открыв дверь, полез на крышу автобуса. Тем временем тягач свалился с моста, потащив за собой десять милиционеров, и половину автобуса (в которой находилось около двенадцати пассажиров). Когда тягач рухнул на асфальт, раздался хлопок, а затем взрыв. Кровавую лужу на проселочной дороге, вместе с трупами людей украсил разорванный на части тягач и половина автобуса.

Пять пассажиров остались в салоне еще как– то держащуюся на спасательных канатах половины автобуса. Среди них Иван и Гарик. С визгом упал шестилетний мальчик. Иван успел схватить мальчишку за ботинок, в результате чего, тот повис вниз головой.

– Держите его! – истошно крикнула молодая девушка, видимо его мать. Затем упал сам кондуктор, схватившись за голову мальчику. Дворник не выдержал веса трех человек, и сломался. Однако Прудников уцепился за бампер автобуса, и чуть было не отпустил мальчика вниз. Гарик бил по крыше кулаком, встал, и прыгнул на Ивана. Сев на шею, Гарик начала пытаться удушить Прудникова, еле – держащегося на бампере автобуса. Несколько камазов подкатили с моста, и водители активно начали сооружать своеобразный кран из труб. Только вот делать как надо они не могли – время шло на секунды, канаты того и гляди оборвутся, а сумасшедший водитель старается всеми силами убить тех, кто еще остался в живых. Внизу подъехала скорая помощь, и милиция. Несколько медсестер, выбежавших из скорой помощи, упали в обморок от увиденного на дороге.

– Имеет смысл сюда пожарную лестницу! – кричал в рацию майор милиции, – Скорее, у нас кажется еще и псих за компанию имеется!

– За брата! За всех! – рычал Гарик.

Прудников из последних усилий держится за бампер. Чайкин, поняв, что удушить не сможет, отломал кусок от лобового стекла, и вонзил его в шею Ивану. От боли Прудников не смог больше держаться, и полетел вниз. А вслед за ним и автобус, и два камаза, привязанные канатами. Казалось, что все, конец. Нет спасения и выхода. Но пока Иван летел, время вокруг затормозилось, и стало течь очень медленно.

– Хочешь повернуть время вспять? – раздался голос Жанны Павловны, – Вернуться в тот момент, когда автобус только начал поворачивать в сторону ограждения? Выбить водителя из кресла, и остановить автобус? Хотелось бы вернуться в этот момент? Да или нет?

Иван кивнул головой. После кивка головой все пошло обратно. Как будто включилась обратная перемотка. Все перемоталось до момента рокового поворота в сторону ограждения. Прудников быстро огляделся по сторонам, и недолго думая, взял Гарика за шкирку, и выкинул в салон автобуса. Затем Иван сел за руль, и остановил автобус прямо перед ограждением.

– Опасность миновала, – облегченно вздохнул Иван.

***

Вспомнив про поезд в Междумир, Иван быстро выскочил из автобуса, и суматошно начал бегать между машинами, не зная что делать. Ведь до приезда на вокзал Самары поезда осталось меньше пяти минут.

Потом Иван присел на обочину, рядом с автобусом, и понял, что не успеет вовремя. Сжимая в руках кусок стекла, Иван невольно дал волю слезам.

– Вам помочь? – спросил милиционер Ивана.

– Нет. Со мной все в порядке, – всхлипывая ответил Прудников.

Из салона автобуса вышел Гарик. Пошатываясь, он присел на обочину рядом с Иваном, даже не заметив последнего. Наблюдая за людьми и за последствиями собственного дела, Гарик, улыбаясь, сказал.

– Мой товарищ по нехорошему делу… Ну, если хотите враг, выжил. А я зря эту аварию сделал! Однако же, я ведь заставил его бежать! – сказав, Гарик повернул лицо в сторону Ивана. Глаза Гарика на лоб полезли.

– Ты?! – гневно спросил он.

Иван не ответив ничего, встал. Бросив кусок стекла на дорогу, Прудников медленно пошел в сторону поста ГАИ. Вынув платок из кармана, Иван остановился. Не веря в то, что потерял Аллу, и что невозможно её вернуть, Иван закрыл лицо платком, и прислонился к стоящему рядом тягачу (тому самому, которому случись падение автобуса, суждено было бы разбиться вместе с ним). Спустя четыре часа, Иван добрался до дома на такси. Гарика сдали милиции пассажиры автобуса. Ему грозит серьезное наказание. Прудников вяло ходил по дому из угла в угол. Понятное дело, никто ведь не умер. Но любовь, как правило, делает с людьми порой такое, что сама смерть икает от удивления.

– Соблазн велик… – начал говорить сам с собой Иван, расхаживая туда сюда по квартире, – …да или нет. Нет или да. О– о– ох! Трудно то как все! Лучше б все осталось как прежде… Нет! Хорошо, хорошо, пусть все остается на своих местах. А! Мама, где ты? Скажи, почему я не могу вернуть её? Почему все так? Почему? – спустя три минуты Иван продолжил, – Алла Алексеевна Дмитриева. Хм – м… Если вы меня слышите, скажите-ка, с чего вдруг вам захотелось вернуться в Междумир? – через минуты две Иван понял, что ответа не будет.

– Нет ответа? Вы решили молчать? Ну, ладно. Вас никто и не заставляет силой отвечать. Просто вас не интересует, что вас любит такой субъект Иван Прудников. Без стеснения заявлю, что Иван Прудников-это я. Вы забыли? Ах, какая досада. Но ничего, я на вас не в обиде.

Стукнув кулаком по стене, Иван продолжил говорить сам с собой, расхаживая по квартире.

– А ведь я хочу любить вас, Алла Алексеевна. Любить! Я не прошу у вас прощения за свои поступки перед вашей, безусловно, многоуважаемой персоной. Ведь если просить прощение за каждый поступок, то весь мир вскоре превратится в однообразную игру: совершил поступокпроси прощенияпрощен. Совершил поступокпроси прощенияпрощен. Совершил пост… Тьфу! Вобщем, надеюсь, вы меня поняли. Насчет детей вы забудьте! Я хочу стать отцом, ведь я многое понял. Умоляю, вернитесь ко мне! Алла Алексеевна, я вас люблю! Междумир от моего мира так далек. Я ведь вас даже и не слышу. Эй, отзовитесь! Эй! Я здесь, я здесь, в квартире. Жду вас. Прудников… э…э… Иван. Я ведь лью слезы.

Иван вновь вынул платок из кармана, вытирая слезы.

– Я плачу. Видите? Я живой. Я умею видеть чувства. Соблазн – штука ненавязчивая, но уместная в быту. Вы правы, без этих надоедливых «да» и «нет» нет жизни. Но ведь вы теперь, Алла Алексеевна, человек! А человеку ВАЖНО быть в СВОЕМ мире. А не бежать от него, и от того, кто быть может и любит вас, но просто скрывает это. Стесняется, там, видит вашего мужа… Боится! Неважно. Но любит. Не бъет, не рычит, не режет ножом по руке, угасая поток крови в вашей вене. Любит, ждет. Надеется в будущем на ваше «да». На вашу любовь, ответную и неуязвимую для горя и ненастья. Видите, я плачу? Значит я живой. Значит мои чувства не угасли, как вам это показалось. Алла Алексеевна, зачем? ЗАЧЕМ? Зачем вы бежали в Междумир? Сколько вопросов, и вы не на один не ответили. Я вас люблю, и не буду больше о вас вспоминать, если вы не вернетесь. Жестокий, я? Стирание из памяти… за… э… Дайте-ка подумать… Злопамятство? Извольте, извольте! Я не из таких пахучих тараканов, которым чуждо человеческие чувства. Впрочем, где пахучие тараканы провинились? Где?! На кухне?! Ха– ха– ха! Ой, ой, не могу! Ха– ха– ха! На кухне, ой, о– о– ой! Боже мой, у неё на кухне тараканы, ха– ха! У неё. Да еще на КУХНЕ. НА, понимаешь. Не ГДЕ, а НА. Ха– ха– ха!

Присев от усталости на кресло, Иван высморкался в платок.

– Значит так, – грозным басом начал Иван, – Алла Алексеевна! Я человек нового склада ума. Мое мировоззрение изменилось. И я чихать хотел на то, слышите меня вы, или нет, но я скажу… Да! Я скажу, и вряд ли меня кто-нибудь в этом упрекнет! Не стану задираться заумными словами! Не мое, это не мое! Я вас терпеть не могу, Алла Алексеевна. Не могу: терпеть, видеть, любить, говорить с вами. Могу терпеть: вас всю, как человека и не только. Ваши руки, ваше лицо, вашу речь. Противоречия? Имеются. Вот они, собственной персоной. Но из них вытекает одно общее, непоколебимое. Которое можно смело назвать выводом. Я вас люблю. Точка. Или запятая, или многоточие… Но я говорю вам: я вас люблю. Все. Я устал говорить. Хочу спать. Время уже ночь. Спите все, а я буду просто спать. Не видите разницы? Вот так! А где же ваше рассуждение? Нет? Тогда бегом спать! Все, спать, спать! Завтра продолжим.

Прудников лег спать. Еще долго ворочался, и заснул только под утро. Встав совершенно разбитым, Иван как в замедленной съемке умылся и позавтракал. Затем долго стоял на балконе, и бормотал сам с собой.

– Солнце яркое! И день яркий. И весь мир такой яркий. Один я только не яркий. Все во мне черное такое, темное. Ни единого светлого пятнышка. Одна тьма. Э– эх… Что теперь… Что теперь мне делать? Как жить… дальше жить? Ради любви? К кому? Ради любви к себе? Я уже и так предостаточно доставил себе любовь. Тем более что мою любовь никто не отнимет. Так ради кого жить? Ради её? Хм-м… Она в Междумире. Но ведь никто не мешает её сюда привести! Ой, кажется я слышу звонок в дверь… Это она! Да, это она! Я знаю… Подождите, я сейчас!

Прудников открыв ящик стола в зале, начал искать что– то в нем. Никакого звонка не было. Но в сознании Ивана возникла такая идея, которую другой человек назовет сумасшедшим, а её создателя психом. Возможно это так… Пусть это и будет сумасшествием, но ведь никто Ивана не обвинит в том, что он решил создать из бумаги свою любовь. Да, из простой бумаги. Вытащив из ящика с сотни две бумаги (а если говорить точнее, альбомных листов), Иван принялся рисовать, вырезать и клеить. В итоге, через четыре часа Прудников создал бумажную версию Аллы Алексеевны Дмитриевой. Чудесным образом нарисовав её, и искуссно сделав из бумаги фигуру ростом с взрослого человека, Иван гордо назвал её своей любимой и неповторимой. Тонкий слой бумаги, точнейшая прорисовка, и душа, вложенная в эту работу. А чтобы придать бумажной женщине жизнь, Иван приделал сзади деревянные палки, скрепил их, соединил крепкими нитями, и получилась кукла, которую только в театр и отдавай.

– Осталось немного… – удовлетворенно мурлыкал Иван, разглядывая свою любимою и неповторимую.

Приклеив к ней сумку, которой когда-то пользовалась Жанна Павловна, Иван поставил бумажную женщину за входную дверь, позвонил в звонок закрыл, затем вновь открыл, и расцеловав лицо своей возлюбленной, втащил бумажную женщину в квартиру.

– Как дела? – спросил Иван, вытирая пыль с плеч Аллы, – Извини, что пальто не могу снять. Его на тебе нет. Хотя какое пальто! На улице лето! Ну ладно, давай, проходи. Рассказывай, как там, в Междумире.

Взяв за руку, Иван повел Аллу на кухню. Усадив её за стол, он принялся разогревать еду.

– Знаешь, я много думал, – начал Прудников дрожащим голосом. – Ты ведь на меня не обиделась?

Иван поставил перед ней тарелку, налил туда свеженьких щей, нарезал хлеба, и положив ложку, ласково сказал: – Приятного аппетита!

– А я завтра пойду тебе свадебное платье покупать! – заявил Иван, усаживаясь напротив Аллы, – Свадьба будет совсем скоро, и поверь мне, праздник будет пышным! Ха– ха! Только, ты не обижайся – гостей собирать буду я. Надеюсь, ты не против?

Заметив, что тарелка полна щей, а Алла не отвечает ни на один вопрос, Иван засуетился.

– Ты не больна? У тебя все хорошо? – Прудников потрогал бумажный лоб, – Все нормально… Разве я плохо разогрел еду?

Иван подул на щи, погладил светло-оранжевые волосы, и вышел в коридор, с целью подмести грязь. Спустя четыре минуты подметания, Прудников услышал звон ложки и чей– то смех. Забежав на кухню с веником и совком в руках, Иван улыбнулся.

– Ну, вот! Значит ты теперь сыта! – Тарелка опустела, хлеб весь съеден, а лицо бумажной Аллы довольно улыбалось, и щеки порозовели.

Через десять минут Иван пошел гулять вместе с Аллой. Бумажная женщина могла ходить! Ведь Иван сделал ей деревянный каркас (скелет). Прудников просто держит в руках нитки, из-за которых бумажная Алла прекрасно ходит. Все смотрели на Ивана и на его… э… жену с явным недоумением. Ведь их озадачило не то, что бумажная женщина идет по парку. Их озадачил Прудников, ведущий с ней разговор. Наворачивая круги по парку, Иван постоянно улыбался.

– Ай какая погода! А! Солнце, тепло… Давненько, давненько мы не видели такого теплого времени. Алла, а как ты думаешь насчет посещения кафе? Вон, видешь, в беседке?

Прудников и его бумажная жена вошли в большую беседку, где присели за свободный столик. Народ с удивлением стал наблюдать за необычной семейной парой.

Подойдя к кассе, Иван пару раз кашлянул, и громко спросил меню. Посмотрев на содержимое меню, Прудников заказал бутылку красного вина, и пару пакетиков орешек. Купив все это, Иван подошел к столику, аккуратно расставил заказ, и сел рядом с Аллой.

– Завтрашний день особенный, – мечтательно начал Прудников, – Завтра мы создадим семью. Это замечательно!

– С ума сходим? – спросил Жмуриков, неожиданно появившейся на третьем стуле возле столика. Народ из кафе постепенно исчез после того, как увидели неизвестно откуда появившегося Жмурикова.

– Тебе чего? – возмутился Иван, – Зачем ты здесь? Что тебе от меня надо?

– Открой глаза. Ваня, ты же с бумагой говоришь!

– Тебе какое дело? Я эту бумагу люблю. И хочу на ней жениться!

– Ха– ха! Ваня, а ты себя со стороны слышал?

– Так! Либо ты отсюда уходишь, либо я за свои следующие движения не ручаюсь.

Жмуриков резко встал, и опрокинул стол. Схватив за горло бумажную Аллу, он громко крикнул: – Я тебя хочу просто избавить от шизофрении.

– Стой! – схватил за руку Жмурикова Иван.

Дверь возле кассы отворилась, и к Ивану и Жмурикову вышли два мускулистых мужчины, с дубинами, с лицами, которыми прям так и просят кирпича.

– Буянить здесь запрещено! – басом проговорил один.

– Вот как? – усмехнулся Жмуриков. Бросив Аллу, он сшиб с ног сначала одного, затем второго. Иван, воспользовавшись случаем, повел Аллу за собой, куда подальше. Жмуриков развернулся, и увидел, что никого нет. Приняв невольное выражение лица, он собрался уходить… Но эти два человека с дубинами встали, и оглушили Жмурикова сзади. Упав, Жмуриков уже не смог оказать сопротивление. И два человека с дубинами избили его до полусмерти.

– Архипович? – басом сказал один в трубку телефона, – Нарушитель беспокойства готов. Что дальше? Вы уверены? Ладно. Сделаем, – положив трубку, человек с дубиной сказал другому: – Ну, что, Вася. Давай доделывать начатое.

Они взяли Жмурикова, и потащили к старой карусели. Там они положили его на асфальт, и добили до смерти дубинами. Удостоверившись, что Жмуриков мертв, два человека с дубинами ушли.

***

Прудников с Аллой пришли домой.

– Сумасшедший день! – буркнул Иван, усаживаясь на кресло, и закрыв лицо руками, – Дорогая, как ты думаешь, что мы сейчас будем делать? Может опять гулять пойдем? – открыв лицо, Иван увидел, что бумажной Аллы нет на месте.

– Где ты? – спросил он. Поднявшись, Иван прошел сначала на кухню, а затем в комнату. В комнате бумажная Алла вертелась перед шкафом, примеряя модные черные очки от солнца.

– Мне идет? – спросила она натуральным своим голосом. У Прудникова челюсть отвисла. Тут– то до него и дошло, что он сделал.

– Бумажная! – удивленно воскликнул он, – Живая! О– о– о!

– Так мне идет? – повторно спросила она.

– Ну… э… Как– то сложно ответить. Ты…. Ты вообще как себя чувствуешь?

– Замечательно! Ведь ты меня сделал заново! Разве это плохо?

– Отнюдь! Я рад… Я рад, что тебе нравится такое вот обличие.

– Ваня, а я ведь согласна на свадьбу. Ты главное, подожди.

– Подождать чего?

– Моего возращения и Судного дня. Вот тогда и заживем!

– Я не понял…

– Ах! Ваня, и не надо понимать! Ты меня вернул! А это прекрасно! Увидемся! – крикнула бумажная Алла, и рассыпалась на мелкие кусочки.

– Нет! – воскликнул Иван, подбегая к бумажным останкам, – Нет, нет, нет! Только не уходи… Нет! Не– е– т! Не– е– ет! Господи! За что, за что я любви решаюсь?! За что?! – Иван схватился за голову, и пополз из комнаты в коридор. Он даже и не заметил того, что бумажные кусочки соединились в слова «Подожди еще чуть– чуть».

– Я болван! Я соблазнился на черное «да»! – кричал Иван, лежа возле полки с обувью в коридоре, – Соблазн велик! Чертов соблазн! Ненавижу, ненавижу весь мир! Ненавижу! Я…я убью себя! Сейчас, сейчас убью. Вот увидишь, вот увидишь, что я сильнее тебя! Слышишь?!

Вскочив, Прудников зажег на кухне газ, и накидал на плиту эти самые бумажные кусочки.

– Гори все синем пламенем! К чертям все эти мечты. Пора жить реальным днем. И я заживу! Ох как я заживу, когда все сгорит! – громко кричал Иван. Но он не понял того, что создав бумажную Аллу, он заново создал её обличие в этом мире. А значит открыл дверь второму шансу на создание семьи. Эти кусочки бумаги– живые. Они части её тела. И сжигая их, он сжигает её. А значит с этим сжиганием умертвляются все шансы на возращение Аллы из Междумира.

– Зачем?! – кричал голос Аллы из горящих кусков бумаги на плите, – Зачем?!

Но Иван не слышал этого. Его глаза затмил гнев, а разум помутился из-за жажды все разрушить. Вот именно сейчас Иван и соблазнился на черное «да». Да разрушению. Но в этот момент Прудников не осознает своих движений, и действует согласно гневу, жажде разрушения, и соблазну все уничтожить.

Затем Иван взял в руки топор, и разрубил батарею на кухне. Батарею Иван бросил в стекло, затем разрубил на части стол, и положил деревяшки на плиту.

– Гори все синем пламенем! – кричал Иван. Огонь перекинулся с плиты на полки, с полок на обои, с обоев в другие комнаты. Уже через пять минут вся квартира полыхала огнем. Подъехавшие пожарники начали тушить, но не могли даже заставить огонь чуть стихнуть – языки пламени длинными нитями заполонили дом, и уже перекинулись на соседние квартиры. Гнев Ивана настолько силен, что не поддается воде пожарных. А среди огня, на кухне, раздвинув руки стоит Иван, и гневно смотря в небо, сквозь крики людей, и треск пожара говорит.

– Есть виновный! Есть виновный! Он, он, на небе сидит, и всеми правит! Он – источник всех наших бед! Ты, ты лишил меня всего, что я имел или мог иметь. Ты заставил меня стать тем, кем я не хотел быть. Ты соблазнил меня на то черное, что мне противно. И как после всего этого тебя называть? Уж кем угодно, но только не Богом! Слышишь?! Эй, я бросаю тебе вызов! Я бросаю тебе вызов! Или принимай, или опозорься! Принимай, принимай!

Огонь схватил за руки Ивана, и выкинул из квартиры на улицу. Прудников ударился головой об землю, и потерял сознание.

***

– А ты уверен, что я виновник всех твоих бед? – спросил Ивана чей-то голос. Прудников сидел на мягком кресле в центре большого облака. Вокруг небо, звезды. И тишина. Приятная тишина.

– Так ты уверен в своем мировозрении? – спросил Ивана вновь голос.

– Пока ты не покажишь свое истинное лицо, я ничего больше не скажу! – гневно потребовал Иван. Перед Прудниковым из воздуха шагнул Жмуриков. Пройдя несколько шагов, Жмуриков обернулся. Из облака выросло еще одно кресло, и Жмуриков устроился поудобнее, чтобы начать беседу с Иваном.

– Я принял твой вызов, – начал Жмуриков, – И я показался. А теперь ответь на мой вопрос.

– Невероятно! – удивился Иван, – Этого не может быть! Значит Жмуриков – это Бог?

– Нет. Ваня, ты многого не знаешь. Я хочу тебе рассказать. У нас с тобой будет небольшой спор, поэтому будь заранее готов ко всем высказываниям.

– Ты не Бог. Ты самозванец! Пошел вон! Давайте мне истинное лицо Бога! – настойчиво требовал Иван.

– Ты и есть Бог, – начал Жмуриков, – Я и есть Бог. Твоя мама есть Бог. Каждый человек есть Бог. Пойми, у меня нет истинного лица. Я многолик. Не потому что я не могу определиться, или скрываюсь от кого или от чего-то. Просто я Бог. Вообще, что такое Бог в твоем понимании? Не как высшая сила, а как кто– то или что– то? И ответь же наконец, почему ты считаешь меня источником всех своих бед?

– Начну по порядку, – начал Иван, – Во первых, что такое Бог. Э…э…э… Бог-это трудно объяснимое понятие. Каждый истолковывает его по своему. Что на мой взгляд вполне логично. Под Богом я предусматриваю некую высшую силу. Понимаю, тебе не хочется, чтобы я отвечал высшей силой. Но в первую очередь ты – высшая сила. Как ни крути. Ну а дальше Бог – это сила. Сила другого мира, э…э…э… другой материи. Новая жизненная форма. Создатель мира всего. Вера, религия. Слово, право. По общей части, Бог-это предмет подражания ему в религиозном праве. Люди верят в Бога, считают его своим спасителем. Своим миротворцем. Любят обращаться к нему, когда ситуация безвыходная. Но выход есть. Просто его надо указать. Любят его как человека, как животного, как воздух, как воду… Для меня Бог был верой и крепким духом, вдохновляющий на подвиги перед любимыми и пакости перед нелюбимыми. Во вторых, твой вопрос. Ты с недавних пор бросил меня. За что? Зачем? Почему? Сначала ты сделал мое детство крайне не счастливым. Ладно. На папу свалим. Потом я убил свою же мать. Жалею, что так сделал. На кого сваливать вину? На себя? Стоит ли марать себя, когда есть тот, кто тебя создал? Потом влюбился в Соблазн. Смешно звучит, не так ли? Но эта любовь оказалась крепкой. Я потерял её один раз, И чуть было вернул её назад снова. Но ты её у меня отобрал! Зачем?! Ведь я же люблю её! Ты разочаровал меня! Бог… Если ты Бог, то смысл твоих деяний? Многоликий вождь и создатель мира всего. Смысл, смысл! Где он? Спрятан! Знание, не сила. Знать то, что не положено-по идее положено. Но почему человек не прав по своему, а ты по своему? Почему во всем мире такие права, что жизнь каждого разная? Неужели смысл всех миров в космосе. Почему нам на разум приходит галактическая война? Люди создают, разрушают. Под руководством Бога. Я верил в тебя. Но ты бросил меня. Мое мировоззрение на весь мир теперь черное, как тьма. И соблазн сделал то, что хотел. Теперь я атеист. И вряд ли ты меня переубедишь.

– Отлично! – захлопал в ладоши Жмуриков, – Ты сказал все это красиво и откровенно. Что радует. За честность спасибо. Тем более, Иван, ты странный человек.

– Эх ты! Ты же ведь Бог! Людей создаешь ты! Значит ты должен знать обо мне все!

– Ваня, я создатель мира, его руководитель, но не более того. Кроме меня есть еще много Богов. А нами руководит Высший Создатель Всего. А им руководит Очень Высший Создатель Всего. А этим руководит Очень Очень Высший Создатель Всего. Понимаешь, Ваня, это все сложно. Вся Вселенная, все другие миры – не одни. Существует более ста триллионов миров, каждый из которых огромен и уникален по своему. И в каждом мире есть свой Бог, своя Высшая сила. Общей Высшей Силы нет. Иван, если честно, я и сам не знаю, кто создал все это. Спросил я однажды у Очень Очень Высшего Создателя про истинного творца мира… А он не знает. Он даже не знает, как и когда появился на свет. И я этого не знаю. Тонкая грань между мира-не более чем нить, которую легко разрубить. Я создал мир Млечного Пути и Землю. Также моих рук дела появление на свет Рая и Междумира. Ад создал мой младший брат, Дьявол, Бог Тьмы. Реально между Раем и Адом нет войны. Это уже люди придумали, для того, чтобы контролировать власть над своими соплеменниками. И в Аду люди не мучаются. И никакой Цербер их там не кусает. В Аду людям просто дают время подумать над своими ошибками, над земной жизнью. Проанализировать все, и вынести вердикт. В Аду просто трудно жить. Постоянная нехватка пищи и воды, кислород отравлен… Налоги дерут выше крыши. Дьявол посчитал, что это идеальная тюрьма для тех, кто решил изменить свое мировоззрение, путем анализа ошибок. Понятия «грешник» тоже нет. Есть лишь понятие «сделавший то или иное дело». Нет грехов, есть лишь последствия. Поэтому не надо так особо боятся Ада. Люди слишком властолюбивы, чтобы называть все вещи реальными именами. Зачем я так сделал, что люди так высокомерны? Это сделал не я. Все миры взаимосвязаны друг с другом. И каждый мир делает другой похожим на себя. Не зная об этом. Кто создатель все этого? На этот вопрос нет ответа даже у меня, Бога людей. Что же говорить о том, что Высшая Коллегия Богов толком не знает о своем возникновении, и живет согласно вложенному в неё уставу. Поэтому, Ваня, стоит жить дальше. Думать над творением мира – трудно. Если истинный творец всего этого когда – нибудь и явится, то он будет выглядеть так же как и я. Поскольку у этого творца всего этого, в свою очередь, тоже есть создатель. Э– эх, Ваня! Все так сложно и непонятно, что дать внятный ответ трудно… Быть может когда-нибудь черные дыры исчезнут, а белые пятна погаснут. Но главное-быть верным в первую очередь самому себе. А то, что ты атеист-мне все равно. Ведь я слышу и говорю даже с атеистами. Ведь они тоже люди. Тоже живые. И атеизм-это всего лишь вид мировоззрения.