Текст книги "Движуха"

Внутренне посмеиваясь, Петрухин выбрался с водительского сиденья и прошел вслед за инспектором к гибэдэдэшной машине, внутри которой сидел второй гаец – постарше и с лицом крепко пьющего человека. На коем, на лице, сейчас отчетливо читалось глубочайшее и кровожадное удовлетворение.

Дмитрий законопослушно забрался в салон. Тем временем молодой гаишник через окно передал его водительские документы второму, отчеканил: «Девяносто один кэмэ / час!» – и, соблюдая субординацию, деликатно отошел в сторонку.

– Гонщик, – одобрительно кивнул старший по званию, заглядывая в петрухинские права. – Вы, Дмитрий Борисович, нарушили.

– Погоди, старшОй, погоди. Скажи: тебе это все надо?

– Что?!

– Мораль мне читать, бумаги какие-то оформлять? Тебе это надо?

Петрухин говорил непринужденно и уверенно. Он обращался к инспектору на «ты», но сейчас это не выглядело хамством. Напротив – все проистекало совершенно естественно. Да оно и не могло быть по-другому, так как на протяжении очень многих лет экс-капитан милиции Петрухин ежедневно общался с такими вот «сержантами и старшинами».

И немолодой пьющий гаишник это почувствовал.

Потому сейчас и не перебивал Петрухина. Он слушал.

– Тебе это надо, дружище? Ты же видишь: я не пацан, трезвый, за рулем больше десятка лет. Улица пустая совершенно. Ну был грех – газанул. Вас не заметил. Вон как вы ловко замаскировались… Давай так – две штуки с меня и разошлись краями. Я нормальный мужик, и ты нормальный мужик. Ну так чего мы будем кобениться?

Тем временем в салоне «фердинанда» Зеленков разжевывал недогоняющим Саше и Вите, для которых любой гаишник априори считался «вражиной», коего следует обходить и объезжать за версту, тактику Петрухина:

– Эх, молодежь! Митьке… то есть, конечно, Дмитрию Борисычу… потребно законтачить с этими гибэдэдэшниками. А как это сделать? Можно, конечно, просто подойти: здрасте, я ваша тетя! Но это – непрофессионально. А Митька… то есть, конечно, Дмитрий Борисыч, он – опер. Он контакт грамотно завязывает. Потому как все выглядит естественно: дорога, водитель, ГИБДД, нарушение. Повод самый что ни есть натуральный. Сейчас он сумеет расположить гаишников к себе, потому как стимульнет их материально. Да, други мои, взятку еще никто не отменял! Невзирая на реформы и переименования. Министры МВД приходят и уходят, а кушать хочется всегда!.. Ну а когда один дал – другой взял, то вроде как оба повязаны, оба испачканы. На первый взгляд – пустяк, мелочь. Ну даст им Митька…

– То есть, конечно, Дмитрий Борисыч, – подкорректировал шефа Соболев.

Зеленков хохотнул и поправился:

– Точно – Митька. Ну даст он им штуку-две. Ерунда, мелочь, но уже ясно, что какой-то общий язык есть. Значит, и дальше можно о чем-то договариваться. Понятно?

– А если не возьмут? – усомнился Саня.

– Эх, молодежь, молодежь! У тебя, может, и не возьмут. А у меня или у Митьки возьмут… куда они денутся?

– Неужто все опера такие хитрые?

– А при чем здесь хитрость? Это, брат, не хитрость, а оперативная смекалка. Так-то… Э-эх, молодежь!

Спустя пару минут Петрухин вылез из салона милицейского «жигуленка». Он направился к «фердинанду», а его место занял сгорающий от финансового вожделения молодой инспектор.

– Ну как? – спросил Зеленков.

– Порядок, – ответил Дмитрий, – познакомились.

Он сунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой и добавил:

– А сейчас продолжим знакомство… углубим, как говорил один выдающийся политический мудак.

Петрухин сделал пару затяжек, растоптал сигарету подошвой кроссовки и…

И двинул обратно.

Гайцы в «жигулях» молча наблюдали за тем, как Петрухин с озабоченным лицом постоял немного возле «фолькса» и, вместо того чтобы скоренько смотаться, неожиданно направился в их сторону.

Старшой насторожился. Оно понятно: только что он получил взятку, и, хотя нарушитель-взяткодатель произвел на него самое благоприятное впечатление, дело сейчас вполне могло запахнуть керосином. Самое хреновое, что у старшОго с недавних пор нарисовались реальные проблемы с руководством из-за склонности к употреблению алкоголя. А буквально два дня назад замкомандира батальона так и вовсе сказал ему: «Смотри, Скворцов! Ты меня уже достал. Я тебя все равно подловлю и отымею по полной схеме!» И вот теперь… А вдруг этот питерский нарушитель и есть подстава майора? Вдруг денежка меченая?

Приближающийся Петрухин не мог знать, о чем сейчас думает старший сержант Скворцов, однако по его напряженному взгляду кое-что просек. Посему, окончательно определившись с тактикой новой беседы, без приглашения потянул ручку двери на себя и через пару секунд по-свойски шлепнулся на заднее сиденье «жигулей».

В течение этой «пары» старший сержант успел «выронить» себе под ноги две смятые тысячные бумажки. Скворцов уже сообразил, что никакая это не подстава. Была бы подстава – машину окружили бы опера в штатском. Но, тем не менее, он все равно уронил купюры, «на всякий случай». После чего фальшиво услужливо спросил:

– Что случилось, Дмитрий Борисыч? Что-то забыли?

– Выручайте, мужики! Позарез нужно установить двух орлов. Я только сейчас сообразил, что проще всего сделать через вас. Разумеется, не за «спасибо». Я, мужики, сам бывший сотрудник, все понимаю… выручайте.

Оба гаишника озадаченно молчали. Они толком еще не поняли, что именно Петрухину нужно, и Дмитрий продолжил:

– Тут вот какое дело: есть два урода, которые в Питере изрядно наколбасили. Не буду даже всего вам рассказывать… потому что противно. Потому что оба – мразь редкостная. Я за ними к вам в город приехал. Вы только не подумайте чего дурного – никто их убивать не собирается. Я вам свой паспорт покажу, и – если вдруг что – вы всегда будете знаете, где меня можно найти. Но до этого не дойдет. Гарантирую! Поможете пробить адреса?

– Э-э-э, Дмитрий Борисович! Мы тебе не горсправка. Ты чего-то не того.

– Я все понимаю. Вы мне ничего не должны. Но мы же с вами сейчас по-человечески, по-мужски говорим? Вот, кстати, мой паспорт… А мои права вы видели. Я вас о помощи прошу. Я ведь, так или иначе, все равно их установлю. Только потрачу больше времени. И денег… Вот, кстати, деньги.

Дмитрий достал из бумажника две «стохи» с портретом Бенджамина Франклина и вознамерился кинуть их на «торпеду».

– Уберите, уберите! – быстро и нервно воскликнул Скворцов.

– Дело ваше, – пожал плечами Петрухин. Он уже понял, что дело выгорит. Раз ему с ходу не сказали решительное «нет» – значит, дело выгорит: – Как говорится, неволить не буду. Но только зря вы так, мужики. Я ведь играю в открытую. Говорю то, что есть. Помогите мне, и вам воздастся.

– А что они… хм… натворили? – неуверенно подал голос младший гаец.

– Вошли в доверие к женщине… кстати, в матери им годится… потом ограбили ее и избили. Сломали челюсть, нос, два ребра, – быстро, не задумываясь, ответил Петрухин.

Он знал, насколько важны в его ответах интонации и уверенность. Но вместе с тем говорить правду, безусловно, не стоило.

Какое-то время все трое молчали, переваривали.

Потом Петрухин снова спросил:

– Ну так как, мужики?

– Ну не знаю, – не сразу отозвался Скворцов и невольно покосился на доллары, которые Дмитрий продолжал держать в руке. – Не знаю. Как же тебе помочь-то?

– Да брось ты, старшОй… все ты знаешь. Тебя как зовут?

– Юрий Матвеич, – солидно, с уважением к себе ответил Скворцов.

– Так вот, Матвеич: двести баков гонорарий. А дело-то плевое.

– А что у тебя есть на них?

– Фамилии, инициалы и номера паспортов. За глаза хватит. Мне ведь только домашние адреса узнать. У вас же компьютер с базами должен быть, так? Всего-то пару буковок вколотить. Всех делов!

– Ага, щас! – мрачно отозвался Скворцов. – Это у вас там, в Питере, все служебные машины компьютерами оборудованы. А у нас за каждой пустяковой пробивкой приходится в отдел мотаться.

– Извини, браток, не знал, – сочувственно поцокал языком Петрухин. – Согласен – тогда немного хлопотно. Но за дополнительные хлопоты я еще соточку зеленую накину. Идет?

– А если ты их в расход пустишь? – снова чирикнул с задней парты молодой. – Мы тебе адреса, а ты их вывезешь в лес – и в расход?

– Вот-вот. А потом начнется следствие и нас с Борькой самих почикают… а? – хрипло подхватил Скворцов.

По правде сказать, Петрухину этот разговор стал порядком надоедать. Он давно понял, что хитрый Юрий Матвеевич просто набивает цену. Он уже согласен, но – набивает цену.

– Матвеич, очнись! Ты, наверно, сериалы ментовские смотришь? Про «Глухаря» и «Убойную силу»? Я же тебе показал свои документы. Я могу тебе написать расписку и даже оставить свои «пальчики»… Ну ты голову-то включи! А не хочешь – не надо. Я, в конце концов, других найду… Даже полковники в управе вашей триста баксов съедят – не поморщатся. И водочкой запьют… ну?

Алкаш в погонах подергал себя за мочку уха и наконец сдался:

– Ладно, поглядим, что тут можно сделать. Так, Борис? – В ответ молодой неуверенно кивнул. – Короче, сейчас разъезжаемся. А ровно в двенадцать находимся в кафе «Встреча», у вокзала… Найдете, там всё просто…

* * *

Без пяти полдень Петрухин сидел в кафе «Встреча» в ожидании встречи же.

Внутри было душно. Пахнувший подгоревшим маслом из кухни воздух рассекали толстые, довольные жизнью мухи. На столах стояли вазочки с жалкими букетиками искусственных цветов. По углам зала свисали с люстр черные, закручивающиеся липкие ленты-мухоловки. Дмитрий помнил такие с раннего детства и сейчас был немало удивлен, что подобные артефакты не просто где-то чудом сохранились, но продолжали функционировать по своему прямому назначению.

«Молодой» появился вовремя. В штатском он выглядел скорее как школьник-старшеклассник с короткой прической – во всяком случае ничего гибэдэдэшного в нем не проглядывало.

Борис вошел в зал, настороженно осмотрелся, приметил Петрухина, подошел и присел к нему за столик строго напротив.

– Пивка? – нейтрально предложил Дмитрий.

– Нет, спасибо.

– Не за что. Принес?

Борис зачем-то оглянулся на входную дверь и нервно кивнул головой. Петрухин в ответ криво усмехнулся, положил на стол газету, приоткрыл ее и продемонстрировал три купюры, вложенные внутрь.

«Молодой» в ответ снова кивнул и облизнул губы:

– Дмитрий Борисыч!

– Аюшки?

– А вы можете гарантировать, что эти двое… ну Петров и Мирошников… что с ними…

– Да, Боря. Я даю тебе слово. Никто не собирается их убивать. Попинать, конечно, попинают. Не без того. Но уж это, извини, сами заслужили. Согласен?

– Хм… Наверное.

– Вот видишь. Но! Дня через два-три они всяко вернутся в Тверь. Это будет легко проверить. Согласен?

– Да, конечно… проверить будет легко, – кивнул Борис, над верхней губой у него блестели бисеринки пота.

Гаишник тяжело вздохнул и положил на стол листок бумаги размером в восьмую часть листа из школьной тетради. Петрухин притянул его к себе и собрался было опустить в карман, но Борис сказал поспешно:

– Вы лучше прочитайте и запомните. Нам так будет спокойнее.

Со словами «покой нам только снится» Дмитрий развернул листок и прочитал текст, написанный корявым почерком: «Мирошников Александр Павлович, 1980 года, ул. Железнодорожная, дом 9; Петров Андрей Геннадьевич, 1984, ул. Третьей Пятилетки, д. 17, кв. 41».

Запоминая, Петрухин пробежал глазами короткий текст несколько раз, после чего свернул листок и возвратил Борису.

Листок мгновенно исчез, словно его и не было. Следующим жестом «молодой» потянул к себе газету.

– Дико извиняюсь, но у Мирошникова не указан номер квартиры.

– Железнодорожная – это самая окраина, – пояснил юный, но с явными перспективами «далеко пойдет» гаец. – Там частные дома… деревня. Какой там может быть номер?

«Значит, Мирошников», – рефлекторно подумалось Петрухину.

Муха, прожужжав, как бомбардировщик, врезалась в ленту и приклеилась. Ленты-мухоловки безотчетно вызывали ассоциации с хищными болотными гадинами – так Дмитрию казалось в детстве и так же представлялось и теперь. «М-да, а самое печальное, что где-нибудь каждого из нас тоже ждет… своя мухоловка», – тоскливо подумалось ему.

– Ну я тогда пошел?

– Иди.

Борис вяло сунул питерскому гостю потную ладонь и вышел вон. Он все-таки сильно нервничал, но… желание заработать было еще сильнее.

Через минуту следом поднялся Дмитрий и направился туда, где его с нетерпением и легкой тревогой дожидались прохладный салон «фердинанда», Зеленков и бойцы «группы захвата».

На душе у Петрухина сейчас было… липко…

* * *

Возвернувшегося товарища Котька приветствовал глумливым:

– Дамы и господа! На ваших глазах за смехотворную сумму в триста баксов двое служителей дорожного правопорядка совершили должностное преступление. Классический пример из разряда «Моя полиция – меня стрижет».

– Я протестую! – копируя зеленковскую интонацию, парировал Дмитрий. – В данном конкретном случае они помогли правому делу!

– Вот только завтра они точно так же помогут конкретному бандюку, который затеял злодейство.

– Ша! Хорош мне тут морализаторством заниматься! Второй Купцов на мою голову! Ты «карту купил, лапоть»?[8]8
  Здесь – отсыл к афористичной фразе персонажа Косого из х/ф «Джентльмены удачи».


[Закрыть]

Минуту спустя на столике в салоне «фердинанда» была развернута карта-схема Твери. Сметливый Зеленков довольно быстро сыскал на ней Железнодорожную – она действительно лежала на окраине.

– Вот с нее, пожалуй, и начнем, – резюмировал Петрухин.

– А почему с нее? – спросил любознательный боксер Витя.

В принципе, Дмитрий мог ответить на это: «А тебе какое дело? Тебя подрядили лишь для того, чтобы ты произвел захват. Да и еще большой вопрос: понадобишься ли ты вообще? Может статься, что вся черновая работа в итоге выпадет на долю рукопашника Сани». Он мог бы так ответить, но отлично понимал, что эти парни рискуют ничуть не меньше, чем он, а даже больше. Они рискуют и здоровьем, и, не исключено, свободой. А посему Петрухин объяснил предельно честно:

– Видишь ли, Виктор, в чем дело… Везти в Питер обоих – довольно хлопотное и рискованное дело. Придется выбрать кого-то одного. Кого – мы пока еще не знаем. Нам нужен тот, кто лично контактировал с заказчиком. Тот, кто может заказчика опознать и дать показания на очной ставке: мол-де, вот этот человек заказывал убийство предпринимателя Образцова. Понятно?

– Чего ж не понятного? Но почему все-таки мы начнем с Железнодорожной? – никак не желал униматься молодой и любознательный.

– Да потому, что она находится на самой окраине городка. Возможно, там более благоприятные условия для операции. Но может статься, это и не так. И тогда нам придется посмотреть адрес на улице Третьей Пятилетки. Но сейчас мы едем на разведку на Железнодорожную.

– А засады там быть не может? – спросил более взрослый и по этой причине более осторожный Саня. – Вдруг эти гибэдэдэшники нас сдадут?

– Это навряд ли. В полицию наши гаишные друзья не обратятся. Это точно. А к альтернативной стороне… Хм… Понимаешь, для этого нужно, чтобы кто-то из двоих был лично знаком с Петровым либо с Мирошниковым. Что само по себе маловероятно.

– Вы же сами говорили, что Тверь – город маленький?

– Маленький, но не настолько, чтобы все тут знали всех. В общем, не бери, Саня, в голову.

Петрухин перебрался за руль, а Зеленков сел рядом с ним, развернув на коленях карту. «Фердинанд» затарахтел дизелем, помигал левым по-воротником и двинулся на окраину Твери.

Петрозаводск, 24 августа, ср.

– А дьявол, как известно, кроется в деталях! Именно по деталям можно понять и оценить степень ужасности картины.

В ответ Долиханов засмеялся коротким механическим смешком и с деланым удивлением спросил:

– Виктор Альбертович! Неужто после всего, мною поведанного, тебя не ужаснули наши местечковые бизнес-перспективы?

– Э-э-э, Дамир Алиханович! Да ты, по ходу, ужаса настоящего в жизни еще и не видел…

Разговор проистекал в суши-баре четырехзвездочного отеля «Онего-Палас», в который с самого ранья, сразу после поезда, заселились Брюнет и Купцов. Конечно, для такого бизнес-мастодонта, как Голубков, количество звезд было маловато, но ничего более навороченного столица Карелии питерским гостям предложить пока не могла.

Собеседником Брюнета сейчас выступал сам господин Долиханов. Этого, пожалуй, наиболее авторитетного из местных предпринимателей называли «теневым губернатором» Карелии, сравнивая нынешние внутриполитические расклады в республике с Петербургом времен Кумарина, «уралмашевским» Свердловском или Новгородчиной Коли-Беса. Чтобы оценить масштаб личности этого человека, достаточно сказать, что именно война, некогда развязанная Долихановым против республиканской власти в Карелии, в итоге привела к отставке местного губернатора.

При всем при том официальная биография самого Дамира Алиханович, чье имя еще десять лет назад начертали золотыми буквами в списке «Лучшие люди Карелии», была безупречна. Долиханов прошёл тернистый путь честного труженика – от ревизора потребкооператива до депутата петрозаводского законодательного собрания. К слову, суммарный доход господина депутата и супруги только по самым скромным прикидкам оценивался в миллион долларов с лишним в год. Причем, по официальным данным, персонально Долиханов наполнял семейный бюджет лишь на жалкую четверть.

– Брось, Алиханыч! На самом деле люди нашего с тобой круга как жили, так и продолжают жить горизонтальными связями, – продолжал Голубков. – И не очень-то зависят от того, что там вещает федеральный премьер или местный губер.

– Э-эх, Виктор Альбертович, мне бы твой оптимизм.

– Могем поделиться. Причем бесплатно. – Брюнет поворотил голову к скромно отбывающему номер, посасывающему кофе Купцову. – Как, Леонид Николаевич?! Отсыпем нашему карельскому другу позитивного отношения к «ужасающей действительности»?

– А? Что? – рассеянно переспросил Леонид. – Да за-ради бога! Уж этого-то дерьма… хм… – Он заметил, с каким вниманием холодные глаза Долиханова изучают его, окончательно смутился и со словами «извините, я вас оставлю ненадолго» встал из-за стола и направился в сторону холла.

– Тяжело стало работать, Виктор Альбертович, – продолжил о своем авторитетный депутат. – А главное: больно видеть, как миллиарды дармовые, сверху спускаемые, достаются хамовьям и племянникам. Молодые, пороху не нюхавшие, а все уже давно в банках да в госкорпорациях. Причем на ключевых позициях. И ведь не пободаешься – сожрут на раз-два!

– Не боись, Алиханыч! – оптимистично отозвался Брюнет. – «Комар лошадь не повалит!» Слыхал такую поговорку?

– Слыхать-то слыхал. Только у нее ведь еще и окончание имеется.

– Да? Не знал. И какое же?

– Комар не повалит. Пока медведь не подсобит.

– Смешно. Но ведь, насколько я понимаю, ты здесь в медвежьей партии состоишь?

– Само собой.

– Значит, уже проще. Кстати, за «медведей» все понятно. А правда, что у вас тут до сих пор волки по городским улицам разгуливают? Или это так, байки?

– Ну здесь, в Петрозаводске, вряд ли. Но если податься севернее, да вот хоть в ту же Костомукшу, – там да, запросто могут. Безо всяких баек.

– Эвона как! Весело, я смотрю, тут у вас.

– Ага. Обхохочешься, – мрачно подтвердил матёрый не менее, а то и поболее «санитаров леса» Долиханов.

* * *

Вышедший в гостиничный холл Леонид остановился возле огромного окна, из которого открывался потрясающий вид на Онежское озеро, достал мобильник и, поразмышляв немного, вызвал из телефонной памяти номер Асеевой.

На почтительном расстоянии от Купцова здесь же, в холле, сейчас тусовались в легкую забратавшиеся охранник Долиханова и добравшийся до карельской столицы на «казенных четырех» Влад.

– Добрый день, Яна Викторовна!

– Леонид? – через сотни километров изумленно отозвалась юрисконсульт. – Здравствуйте. А вы… вы откуда? Мне с утра на работе сказали, что вы с Голубковым в командировку уехали? В Петрозаводск?

– Есть такое дело. Я как раз из Петрозаводска и звоню. Вашей, так сказать, милостью.

– А почему моей?

– Так ведь это вы порекомендовали Брюнету мою кандидатуру в качестве запасного игрока?

– Я?!

– А разве нет? – насторожился Купцов.

– Хм… А… А вы, собственно, чего звоните-то? Что-то случилось?

– Да нет. Просто захотелось узнать как у вас дела? Как сын?

– А что – сын?

– Он же у вас заболел?

– Глеб?! Заболел?!

– А разве… разве нет?

– Да, слава богу, еще с утра был жив-здоров… Погодите! – встревожилась Ассеева. – Погодите, Леонид! Может, у вас есть какая-то другая информация? Они с бабушкой второй день на даче, и сегодня я их еще не набирала.

– Нет-нет. Все хорошо, – поспешил успокоить ошарашенный Купцов. Только-только начавший что-то такое соображать. – Это я, похоже, напутал. Перепутал вас с кем-то.

– Уф-ф, как вы меня, Леонид Николаевич, напугали!

– Простите, я не хотел.

– Ладно, проехали… Значит, говорите, просто перепутали?

– Именно так.

– Что ж, немудрено, – оправившись от испуга, привычно-язвительно теперь констатировала Асеева.

– В каком смысле?

– Холостому мужчине нетрудно запутаться в окружающих его многочисленных женщинах. Не правда ли?

– Нет, неправда. Яна Викторовна! Яна! Ты же знаешь… Вы же знаете, как я к вам отношусь!

– Леонид Николаевич, у вас всё? – ледяно отчеканила юрисконсульт. – Просто у меня сейчас в кабинете посетители. И вообще – очень много работы.

– Да, у меня всё, – потерянно сказал Купцов.

– Прекрасно. Тогда желаю вам хорошо провести время в Петрозаводске. Уверена, Виктор Альбертович сумеет организовать для вас обоих прекрасный досуг. Всего доброго…

Вот и поговорили.

«Ну, Петрухин! Ну, с-скотина! И Брюнет тоже – хорош! И ведь как складно они спелись! У-у-у-у!..»

Тверь, 24 августа, ср.

Магазинчик был невелик и по внутреннему своему убранству, а главное – по характерному типажу кустодиевского размера продавщиц в неопределенного цвета халатах и колпаках, более всего смахивал на сельпо.

Петрухин какое-то время поизучал богатейшую линейку представленной на витрине алкогольной продукции и, определившись с выбором, обратился к лузгающей семечки ближайшей работнице торговли:

– Мадам, будьте любезны бутылку «Тверской зорьки». Вот эту, за восемьдесят пять.

Продолжая щелкать плодами подсолнечника, продавщица окинула оценивающим взглядом прилично одетого Петрухина и простодушно поинтересовалась:

– Приезжий, чё ли?

– Хм… А с чего вдруг такие выводы? – искренне подивился Дмитрий проявлению такой вот проницательности.

– Наша-то, местная, алкашня вся в курсе.

– В курсе, простите, чего?

– «Зорька» – отрава редкостная. Короче, не советую. Возьми лучше «Охотников на привале». Всего на тридцатку дороже.

– «Отрава» – это как? В прямом смысле, что ли?

– Ну ласты, может, и не склеишь, – просветила Петрухина торговый работник. – Но башкой с утра будешь мучиться гарантированно и долго. А тех, – она акцентированно посмотрела на «чужака», – которые без опыта, с полбутылки с ног валит.

– Даже так? Хм… То что нужно. Беру, – согласно кивнул Дмитрий, выкладывая в блюдечко сотню.

Продавщица выставила на прилавок бутылку и отсчитала отчего-то влажной мелочью сдачу.

Дождавшись, когда за удалившимся Петрухиным закроется дверь, она поворотилась к напарнице, которая все это время с интересом прислушивалась к диалогу «продавец/покупатель» и удивленно откомментировала:

– Семеновна! Видала фрукта? А ведь с виду – приличный человек! Нипочем не догадаешься, что пьянчуга.

В ответ товарка презрительно скривила толстые губы:

– Да не пьянчуга он! Просто скупердяй! – после чего громко вздохнула о своем, о потаенно-бабьем: – Э-эх, нет середь мужиков совершенства! Те, которые поплоше, – алкаши. Те, что поприличнее, – сплошь жмоты.

* * *

Железнодорожная лежала на окраине, за переездом. Улица эта имела вид как бы деревенский, но на самом деле таковой формально не являлась. Между тем по утрам здесь кричали петухи, на лугах за домами паслись козы. Возле каждого дома был огород. Но деревне все это уже не принадлежало… Как не принадлежало и городу.

В этой «отшибленной» части Твери неспешно проистекала полугородская-полудеревенская жизнь с кроликами и козами в сараях, бочками квашеной капусты, самогоноварением, мотоциклами «ИЖ» в тесных гаражах, газовыми баллонами, сохнущим на веревках бельем, пьянством восьмидесяти процентов жителей, сериалами с утра до вечера, сплетнями, драками на дискотеке. Как все это было далеко от Казанской улицы в Санкт-Петербурге, от золотой птицы в языках пламени и выстрела карабина «Вепрь»!

От улицы с социалистическим названием «Железнодорожная» за версту тянуло тоской, желанием напиться с утра и набить кому-нибудь морду. Пожалуй, более тягостное впечатление на Петрухина производили разве только шеренги панельных пятиэтажек в ноябрьских сумерках, когда: мокрый снег, ветер, нет троллейбуса и денег на водку… и только вывеска над остановкой – скрип-скрип… скрип-скрип…

В кармане неожиданно заголосила мобила. Дмитрий четырхнулся – какого там черта кому надо? – и вытащил телефон. Правда, для этого ему сперва пришлось извлечь на свет божий бережно убранную во внутренний карман куртки бутылку.

Петрухин посмотрел на высветившееся на дисплейчике «следачок» и вместо приветствия продекламировал:

– Долго будет Карелия сниться…

– У вас с Брюнетом что, помимо общей хитрожопости, до кучи еще и единый песенный репертуар? – донеслось в ответ раздраженное купцовское.

– Ты чего такой сердитый, Лёня? Сказочный край Калевалы не впечатлил? Или командировочка напряжно складывается?

– Вот-вот, очень точно подобрано слово. Именно что «напряжно».

– А что так?

– Кончай придуриваться!

– Не понял? Чего стряслось?

– Всё! Хорош из меня идиота лепить! – окончательно рассердился Купцов. – И вообще – за эти ваши шуточки с Брюнетом после потолкуем. А пока лучше расскажи: как там у вас?

– Нормально.

– То есть вы еще никого не?..

– Адреса установили. Сейчас выставились у дома Мирошникова.

– Вы там поосторожней, Димон. Дело-то стремное.

– Да ладно, старый! – как можно беззаботнее отозвался Петрухин. – Все будет тип-топ.

– Кстати, для информации тебе: сим-карты на паспорт Нечаева регистрировал один и тот же человек. Рост ниже среднего, лысый, в черных очках, с приблатненными манерами.

– Откуда знаешь?

– Вчера вечером, перед поездом… за который мы с тобой еще серьезно поговорим… клоуны, блин! Что один, что другой!.. Так вот я прогулялся в оба салона, и в обоих случаях мне дали характернейшее описание. Человек приходил с паспортом Нечаева и объяснял, что тот, дескать, его директор. Который приказал срочно приобресть симки.

– Спасибо, дружище.

– На хрен мне твое спасибо? Лучше поинтересуйся у Зеленкова: не знает ли он кадра с такими приметами? Все. Когда сделаете – сразу отзвонись. И – ни пуха вам!

– К черту! Иди ты к черту, Лёнька…

* * *

Александр Павлович Мирошников продолжал колоть дрова во дворе своего дома. Он был гол по пояс. По мускулистому телу тек пот, на левом плече синела стандартная вэдэвэшная наколка. Сквозь тонированное стекло Петрухин наблюдал за ним в шестикратный полевой бинокль и, разумеется, доподлинно не мог знать, что видит именно «Мирошникова Александра Павловича, 1980 г. р.». Но интуиция, соответствие по возрасту и наколка на плече подталкивали именно к такому выводу.

Мирошников колол дрова умело. Играли под потной кожей мышцы, метался на груди крест на серебряной цепочке, взлетал топор…

– Колите, Шура, колите, – пробормотал Дмитрий, возвращая бинокль Сане Горюнову.

В данный момент все участники «экспедиции» находились в салоне «фердинанда», припаркованного примерно в полутораста метрах от дома № 9, возле уродливого, неясного предназначения строения без окон.

– Извини, Котька, я малость задумался. Так чего, ты говоришь, за описание?

– Я говорю, что описание Купцова не оставляет сомнений в том, что лысый мужик, регистрировавший симки, – это Бодуля.

– Я почему-то так и подумал. Значит, еще одно очко в нашу пользу. Причем подтверждающее правило.

– Какое правило?

– Убивают, как правило, «чужие». Но заказывают «свои».

– Здоровый, черт! – хмуро прокомментировал перехвативший наблюдение Саня. – Этого десантника и пустого брать хлопотно. А уж с топором в руках – совсем может выйти накладно.

– А когда мы… Ну… Брать будем? – спросил Витя. – Когда стемнеет?

Зеленков покачал головой:

– Это вряд ли. До вечера он запросто может в кучу разных мест подорваться.

– Брать Мирошникова надо в самое ближайшее время, – согласился с приятелем Петрухин. – Пока он один и пока на горизонте посторонних глаз не наблюдается. Потому, други мои, объявляю по экипажу боевую готовность. Как только он очередной перекур устроит – так и начнем.

– А пока – пущай себе рубит, – усмехнулся Зеленков. – Умудохается – нам же проще. Дрова из него лепить…

* * *

К двум часам дня температура достигла двадцати пяти градусов в тени, и Мирошников решил: «Шабаш… хватит. Потом доколю эту березу. Че надрываться-то?..»

Он вогнал топор в плаху, сел в тени сарая и закурил «Парламент». Саша не знал, что этот «Парламент» поддельный. Он банально ловил кайф от того, что все в его жизни вдруг самым волшебным образом переменилось, и он стал богат. Что отныне он может курить не «Альянс», а «Парламент». Что он наконец может купить себе новую тачку, и это только начало. Саша Мирошников закурил, откинулся назад и прислонился голой спиной к шершавой стенке сарая.

По улице шли два нетрезвых мужика. Говорили громко, размахивали руками, плевались. Один из них, рыжеватый и усатый, похожий на голодного кота, который ищет, что бы такое украсть, уткнулся мутным взглядом в Мирошникова.

– Слышь, братан, – попросил он, останавливаясь у штакетника. – Слышь, братан, дай прикурить!

Вставать, чтобы дать прикурить какому-то алкашу, не хотелось. Но солидарность курильщиков все-таки взяла верх: Мирошников лениво встал и не спеша подошел к заборчику, облокотившись на который стояли Зеленков и боксер Витя.

По знойной улице Железнодорожной медленно ехал микроавтобус «фольксваген». Саша протянул руку, поднося огонек буквально вчера купленной крутой «Zippo» к сигарете Зеленкова.

– Спасибо, Саня! – прозвучало в ответ, и в следующую секунду Костя обхватил его запястье. Мирошников увидел глаза мужика и…

Он понял. Внезапно он все понял.

Саша попытался рвануться назад, тем самым окончательно выдав себя, но сильные пальцы Зеленкова не отпускали запястье. Тем временем боксер Витя выбросил вперед кулак левой руки, обернутый в несколько слоев ткани.

Мирошников рухнул на траву. Похоже, он оказался в глубоком нокауте. Засим Зеленков посмотрел на молодого подчиненного с уважением – от не очень-то грозного на вид Соболева он определенно не ожидал нокаутирующего удара. Да еще с левой, да еще из неудобного положения…

К дому номер девять по Железнодорожной подкатил и остановился микроавтобус. Мирошникова бросили в салон, как мешок с картошкой. Петрухин привычно и ловко защелкнул наручники.

Спустя всего несколько секунд «фердинанд» плавно отъехал и взял курс в сторону леса.