Электронная библиотека » Андрей Константинов » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 3 октября 2013, 20:32


Автор книги: Андрей Константинов


Жанр: Публицистика: прочее, Публицистика


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Он, наверное, приворовывал всегда, да за руку не ловили. Петр впервые узнал о его, мягко говоря, злоупотреблениях, в 1711 году – тогда дело касалось подряда на поставку хлеба в Петербург, который Меншиков взял на себя в 1710 году. Сумма подряда составляла 40 тысяч рублей, а себестоимость поставленных 20 тысяч четвертей хлеба – 34 тысячи 600 рублей. Таким образом, прибыль была сравнительно невелика – всего 3 тысячи 400 рублей или 15,6 процента – вполне «цивилизованный процент»… Ходили, правда, слухи, что такой маленький процент «профита» получился исключительно из-за того, что значительная часть хлеба подмокла и испортилась при перевозке. Но – слухи, как известно, к делу не подошьешь…

На первый раз царь его ни в чем не обвинил, сочтя «бизнес» Алексашки честным. И светлейший пошел вразнос – кстати, не один, а в компании с другими вельможами – «тема» с подрядами была очень сладкой и сановные вельможи вовсю кинулись в «бизнес», а чтобы замаскировать свою причастность к контрактам, дельцы из знати действовали через подставных лиц. В «коммерцию» ударились и адмирал Апраксин, и канцлер Головкин, и князь Волконский, и весьма близкий царю Александр Кикин… В 1712 году Меншиков поняв, что подряды – это настоящее «золотая жила», решил придать делу свойственный своей личности масштаб: он заключает уже два контракта – по первому обязался поставить в Казанскую губернию 30834 четвертей хлеба, по второму – поставить в Московскую губернию 30 тысяч четвертей. Проценты прибыли уже существенно выросли – в первом случае они составили 60,3 процента, а во втором 63,7 процента. Всего светлейший заработал на этих двух подрядах 48343 рубля.

В 1714 году по результатам работы особой следственной комиссии царь обязал Меншикова выплатить штраф в размере полтины с рубля прибыли, у Апраксина и Головкина прибыль просто конфисковали, без дополнительных штрафов… Замешанных в аферах двух сенаторов – Волконского и Опухтина высекли в Сенате кнутом.

Подрядные аферы вельмож вынудили Петра издать два указа. Один из них под страхом смерти запрещал должностным лицам заключать контракты на поставку в казну различных изделий и продовольствия. Второй указ регламентировал размер прибыли подрядчика – она не должна была превышать десять процентов. Сановные коррупционеры выслушали царевы инициативы с почтительным вниманием, но про себя решили твердо: «воровали – и воровать будем»… Что же касается непосредственно Меншикова, то он уже не вылезал из следствий и дознаний – не успел затихнуть скандал с подрядами, как канцелярия, которой руководил недруг Меншикова князь Долгорукий, предъявила светлейшему обвинение в расходовании государственных средств на собственные нужды – в частности, Александра Даниловича попросили отчитаться в трате более миллиона рублей казенных денег…

Меншиков, однако, не сдавался, он сознательно затягивал следствие, выдвигал контрпретензии – словом, держался молодцом. В конечном-то итоге он добился своего – деятельность следственной комиссии по его делам продолжалась более десяти лет. 28 января 1725 года Петр умер, работа канцелярии была приостановлена, и с князя сняли все начеты. Потом, правда, все снова перевернулось, но об этом чуть позже…

Богатство светлейшего складывалось не только от «коммерческих предприятий» – особняком стояла, например, так называемая «трофейная тема» – очень трудно было проверить, сколько Меншиков награбил в военных походах. В его собственных показаниях комиссии Долгорукова значится, например, что после Полтавской битвы Александр Данилович взял из Шведского обоза 20939 ефимков, но только ли? В некоторых походах князь занимался самым натуральным рэкетирством – например, в Померании и Голштинии в его карман упали несколько тысяч за «…то, что будучи в маршу не разорили земли…» За удержание войска от грабежа в Мекленбургах и Шверине ему поднесли 12 тысяч курант талеров, за «добрый порядок», в Гданьске – 20 тысяч курант талеров. С Гамбурга и Любека он снял соответственно десять и 5 тысяч червонных. Кроме того, светлейший держал лапу на такой деликатной статье госрасходов, как издержки на подкуп должностных лиц при иностранных дворах и на содержание «шпигов», выполнявших разведзадание на театрах военных действий. Отследить же расходование «агентурных фондов» во все времена было делом крайне непростым… Например, из Жолквы к дуку Мальбруку был якобы послан портрет Петра, обрамленный алмазами и другими драгоценными каменьями – ценой в десять тысяч рублей – по словам Меншикова… А что на самом деле получил герцог Мальборо, от которого Петр добивался «объективного» посредничества в мирных переговорах со Швецией, сказать трудно, также как и не проверить уже – сколько на самом деле стоил перстень с алмазом, посланный датскому генералу Платтору, во что обошлись шпага и трость с алмазами, предназначенные другому датскому генералу – Шультену…

В 1715 году у царя родился сын Петр. В честь «преславной радости» Меншиков подкатился к императору с просьбой прикрыть следствие и простить все долги и начеты. Как ни радовался царь – но светлейшему скостил лишь половину долгов, следствие же велел продолжать… Четыре года спустя Александр Данилович повторил свою просьбу – никакой резолюции не последовало, видимо Петр посчитал, что единственное средство как-то умерить стяжательский пыл князя – это держать его в «подвешенном состоянии»…

Самое любопытное заключалось в том, что даже находясь под следствием, светлейший продолжал окунаться в сомнительной чистоты волны тогдашнего «бизнеса» – будучи одним из крупнейших помещиков своего времени, Меншиков чуть ли не первым создает в своих вотчинах промышленные предприятия по переработке сельхозсырья и полезных ископаемых. Поняв, что выгоднее продавать не хлеб, а изготовленное из него вино, Александр Данилович открывает винокуренные промыслы и поставляет водку в царские кабаки. Уяснив, что для строительства Петербурга необходимо огромное количество стройматериалов, он организовывает в окрестностях города кирпичное производство и лесопилки. В Ямбургском уезде ему принадлежал хрустальный завод, в Тюмени – соляные промыслы, на Волге и в Приморье – рыбные промыслы… От его глаз не ускользает ничего, что может дать хоть какой-то доход, в Москве он скупает лавки, харчевни, погреба, торговые места – с тем, чтобы потом сдавать это в оброк мелким торговцам…

8 мая 1718 года на светлейшего поступил очередной донос с обвинением в хищении более 100 тысяч рублей казенных денег – а в это время уже полным ходом шло упоминавшееся выше Почепское дело… По столице поползли слухи, что князь впал в немилость. Сенат отправил на Украину сначала межевщика Лосева, а потом полковника Скорнякова-Писарева (он уже упоминался в связи с делом Шафирова). И Лосев, и Скорняков-Писарев, надо полагать – не безвозмездно подтвердили правильность межевания в окрестностях города Почепа, подаренного в свое время Меншикову. Дескать, князь никаких земель самовольно не захватывал, никаких вольных казаков не закрепощал… Однако на защиту обиженных поднялся гетман Украины Скоропадский – в Почеп отправляют третьего межевщика, а первых двух арестовывают для дознания. Лосев тут же подтвердил, что межевал несправедливо и покрывал захваты светлейшего. За Александра Даниловича, по старой памяти, взялась было ходатайствовать Екатерина, однако Петр ответил ей: «Ей, Меншиков в беззаконии зачат, и во гресях родила его мати его, а в плутовстве скончает живот свой. И если, Катенька, он не исправится, то быть ему без головы».

По Петербургу пошел слух об очень скором падении всесильного князя. От него все отворачивались – на именинах супруги светлейшего даже демонстративно отсутствовали все вельможи… Александр Данилович употребил все средства и выстоял на этот раз. Правда, «почепское дело» обошлось ему серьезным подрывом «кредита доверия» у царя, повелевшего вернуть все несправедливо захваченное. Кроме того, Меншиков был смещен с поста президента Военной коллегии… И все? Странно, не правда ли, уважаемый читатель? Других-то взяточников и казнокрадов Петр карал не в пример жестче, к тому же вице-губернатору Петербурга Корсакову (а он был всего лишь орудием Меншикова) – публично жгли язык, а потом безжалостно законопатили в ссылку… Чем объяснялась снисходительность Петра? Только ли сентиментальными воспоминаниями о юности, о походах и совместных ратных трудах?

Екатерина, конечно, заступалась за Александра Даниловича, но с тех пор, как Петр поймал ее на супружеской неверности, слово императрицы значило не так уж и много… В народе, правда, ходил слушок, что Петр все прощает фавориту за то, что находится с ним в противоестественной связи. Слух этот, кстати говоря, получил косвенное документальное подтверждение – сохранилось, так называемое, «дело каптенармуса Преображенского полка Владимира Бояркинского». Этот каптенармус в 1702 году проезжал как-то мимо дома Меншикова со своим родственником, который спросил его: отчего это Александр Данилович так богат и за что царь к нему так милостив. Бояркинский, усмехнувшись, ответил: «За то, что царь живет с Александром Даниловичем блядно». Вскоре родственники поссорились и, как в России часто бывает, на каптенармуса поступил донос – от того самого родственника. Доноситель, кстати говоря, под пытками свой донос подтвердил и благополучно помер в тюрьме, а Бояркинского сослали с женой и детьми в Азов, разжаловав в солдаты. Это было очень странно, потому что по практике того времени за хулу на государя наказывали много круче – либо смертной казнью, либо отрезанием языка. А Бояркинского просто сослали… Странно…

Как бы там ни было, а до смерти Петра 28 января 1725 года светлейший дотянул. После смерти Петра на престол взошла Екатерина 1, и это событие стало пиком в карьере неугомонного князя фактически вся власть в стране попадает в его руки – те самые, которые хорошо помнила Екатерина, которую когда-то Меншиков взял, как военный трофей, а позже уступил Петру… Историк Ключевский так писал о том периоде: «когда в лице Екатерины I на престол явился фетиш власти, они („Птенцы гнезда Петрова“. – А. К.) почувствовали себя самими собой и трезво взглянули на свои взаимные отношения, как и на свое положение в управляемой стране: они возненавидели друг друга, как старые друзья, и принялись торговать Россией, как своей добычей. Никакого важного дела нельзя было сделать, не дав им взятки; всем им установилась точная расценка, с условием, чтобы никто из них не знал, сколько перепадало другому. Это были истые дети воспитавшего их фискально-полицейского государства с его произволом, с его презрением законности и человеческой личности, с преступлением нравственного чувства».

Деятельность светлейшего в последовавшие за смертью полтора с небольшим года прекрасно иллюстрировала народная поговорка: «Отчего ж не воровать, если некому унять». В 1724-1727 годах Военная Коллегия, которую возглавлял генералиссимус Александр свет Данилович, получила с крестьян 17 миллионов рублей, а на военные нужды было израсходовано лишь 10 миллионов. Куда делись остальные семь, да еще поступившие за прошлые годы недоимки – тайна, мраком покрытая…

Богатства Меншикова были огромны… В этот период он отсылает в Москву часть драгоценностей и денег – для их перевозки потребовались шесть (!!!) сундуков… Вотчины князя по площадям не уступали территориям некоторых государств, таких, например, как Германия…

Все, однако, имеет свой конец – а светлейшего, похоже, уверовавшего в полную свою безнаказанность и неуязвимость, как говорится, занесло – он решил породниться с царской семьей и добился у Екатерины согласия на обручение малолетнего Петра Алексеевича со своей дочерью Марией… Это было началом его конца: старые роды не могли стерпеть от выскочки еще и такое… Клан Долгоруких настроил Петра II против Меншикова, и 8 сентября 1727 года Александра Даниловича арестовали и сослали в Ранненбург. Неисчислимые его богатства были конфискованы, а после того, как в столице всплыло подметное письмо в пользу светлейшего (написанное неизвестно кем) – князя вместе с семьей сослали в Березов, где он и умер 12 ноября 1729 года. Говорят, он хорошо держался перед смертью – не раскис и не сломался, только в последние дни жизни все время угрюмо думал о чем-то, уходя мыслями в прошлое… Может быть, он спрашивал себя – зачем всю жизнь воровал и собирал сокровища? Кто знает…

Занятно, что Долгорукие, главные разоблачители светлейшего, тут же завладели многим из того, что накопил Александр Данилович – например, его бриллиантами. Другое дело, что и Долгоруким долго радоваться своей победе не пришлось – во времена Анны Иоанновны князь Василий Долгорукий разоблачен как человек, «…не имеющий ни чести, ни совести и способный на все по корыстолюбию» – его сослали на пустынный остров Белого моря…

Что же касается наследства светлейшего князя Меншикова – то у него было конфисковано 90 тысяч крестьян, города: Ораниенбаум, Копорье, Ранненбург, Ямбург, Почеп, Батурин, 13 миллионов рублей, 200 пудов золотой и серебряной посуды, бриллианты, недвижимость и многое-многое другое. Заметим, что в то время работный человек средней квалификации получал в год около 18 рублей. И такая зарплата считалась неплохими деньгами. Занятно, что 9 миллионов светлейший успел перебросить в банки Амстердама, так что еще одна традиция питерской коррупции, а именно: тенденция прятать деньги за рубежом – пошла все с того же Александра Даниловича… А ведь, кстати говоря, Меншиков, помимо всего прочего, был еще фактически и первым начальником полиции Санкт-Петербурга (город находился на территории Ингерманладской провинции, которой управлял светлейший, и первоначально вся полицейская власть сосредоточилась именно в его руках). Официально же первый генерал-полицмейстером новой столицы был позже назначен зять Александра Даниловича, Антон Девиер.

Парадоксально, но «папа питерской коррупции» Меншиков не был проклят в памяти народной – в фольклоре и анекдотах он остался не как вор и мздоимец, а как этакий симпатичный плут, как своеобразный герой своего времени. Возможно, произошло это потому, что светлейший воплотил в жизнь мечту многих простых людей подняться «из грязи в князи», но скорее всего, дело не только в этом. Вор Меншиков свершил немало славных, без всяких кавычек, дел. Он помогал Петру переобустраивать Россию, проявил несомненную храбрость в сражениях, а тем начальникам, которые «воруют, но дело разумеют» – русский народ всегда прощал очень многое… Именно этого не хотели понять многие последователи светлейшего – новые вельможи России – воровали они не хуже Меншикова, а вот с «разумением дела» здесь пошли сплошные проблемы у большинства из них… Впрочем, об этом еще речь впереди.

Страшное падение Меншикова не могло остановить идущих по его стопам новых российских взяточников и мздоимцев. Во времена Анны Иоанновны на небосклоне питерской коррупции загорается новая звезда – Бирон, фаворит императрицы, прибывший в Россию конюхом… Он был страстным лошадником, этот Бирон, и взятки и подношения любил брать не только монетой, но и лошадьми. В 1735 году генерал Лев Измайлов писал фавориту: «Отважился я послать до Вашего Высокографского сиятельства лошадь верховую карею не для того, что я Вашему Высокографскому сиятельству какой презент через то чинил, но токмо для показания охоты моей ко услужению Вашему Высокографскому сиятельству…» Стоит ли говорить, что после этого генерал был «одолжен милостью и протекцией». В скором времени бывший конюх, ставший всемогущим временщиком, нажил миллионы. После смерти Анны Иоанновны за Бирона взялись дремавшие до поры «органы», быстро установившие, что «…нынешнее его богатство всему свету явно…» Фаворита обвинили в «…получении не по достоинству своему несметного богатства, тогда как в Россию он прибыл в мизерном состоянии».

Анну на престоле сменила Елизавета, оставившая после себя любопытнейшие свидетельства о судьях того времени: «Ненасытная алчба корысти дошла до того, что некоторые места, учреждаемые для правосудия, сделались торжищем, лихоимство и пристрастие – предводительством судей, а потворство и опущение – одобрением беззаконникам». Впрочем, «дщерь Петрова» Елизавета сама фактически поощряла коррумпированность собственных чиновников, потому что, когда у нее просили денег на государственные нужды, она отвечала с милой улыбкой: «Ищите денег, где хотите, а отложенные – наши». Стоит ли говорить, что стало происходить в государстве при таком подходе? Канцлер империи граф Бестужев-Рюмин при госокладе в 7 тысяч рублей в год, умудрялся получать «пенсион» от британского правительства в 12 тысяч рублей годовых. При этом еще требовал от англичан прибавки. А граф Лесток в то же самое время получал ежегодное пособие в размере 15 тысяч ливров от французов – извечных соперников англичан. Ну и на кого работали эти чиновники? Скорее всего на тех, кто платил больше…

Воцарившейся после Елизаветы Петровны Екатерине Великой досталось тяжкое наследство в виде практически полностью коррумпированного двора. Когда французский посланник, граф Сегюр, указал ей на казнокрадство дворцовых чиновников, императрица вздохнула и ответила: «Вы отчасти правы, отчасти нет, любезный граф, что меня обкрадывают, как и других, с этим я согласна. Я в этом уверилась сама, собственными глазами, потому что раз утром рано видела из моего окна, как потихоньку выносили из дворца огромные корзины и, разумеется, не пустые».

Надо сказать, что первоначально Екатерина Великая пыталась, «входя подробно во все вредности», искоренить зло и найти «справедливейшее и ближайшее средство» для борьбы с коррупцией. Средство это, как казалось императрице, должно было заключаться в заполнении вакантных должностей «достойными в знании и честными людьми» и в назначении им «к безбедному пропитанию по мере каждого довольного жалованья», а «если бы же кто… отважился коснуться лихоимству, взяткам и подаркам… такой нечестивый и неблагодарный и яко заразительный член обществу, ни только из числа честных, но всякого роду чиновничьего истреблен будет…» Увы… Действенных результатов «справедливейшее средство» не дало и вскоре Екатерина вынуждена была констатировать: «Но к чрезмерному нашему сожалению открылось, что и теперь нашлись такие, которые мздоимствовали в утеснение многих и в повреждение нашего интереса, а что паче всего, будучи сами начальствующие и одолженные собою представлять образ хранения законов подчиненным своим, те самые преступниками учинилися и их в то же зло завели»…

Екатерина II была дамой достаточно циничной, чтобы «рвать сердце» на том, что изменить не получалось. Очень быстро она уже смирилась с практикой коррупции и казнокрадства, подведя даже под свое бессилие в борьбе с пороком любопытную философскую базу. Императрица, например, предпочитала не менять генерал-губернаторов, полагая, что тот, кто долго сидит на своем месте, уже наворовал и набрал взяток, а всякий вновь назначенный начнет все сначала. (Точно такие же рассуждения приходилось слышать от петербуржцев в предвыборный сезон 1996 года: «Эти-то, которые у власти – они наворовались уже, а ежели не дай Бог, новые придут – голодные, да злые… они еще круче красть и грабить станут»). Одному из своих придворных Екатерина Великая даже подарила вязаный кошелек, чтобы он туда мог складывать взятки.

Известен замечательный исторический анекдот времен Екатерины о неподкупности начальника Тайной экспедиции Шишковского. Когда автору «Путешествия из Петербурга в Москву» Александру Радищеву при аресте сказали, что делом его занимается сам Шишковский, он упал в обморок. Потому что начальник Тайной экспедиции был известен своей набожностью и жестокостью. Однако будущая жена Радищева Екатерина Рубановская не растерялась: она попросту собрала все имевшиеся в доме драгоценности, на лодке переправилась через разбушевавшуюся Неву в Петропавловскую крепость, приватно переговорила с Шишковским и в результате Радищев был избавлен от пыток…

Изменившееся отношение Екатерины к проблеме коррупции не случайно. Для того, чтобы искоренять зло, нужно все-таки самому придерживаться соответствующих принципов, в противном случае вступает в действие известная восточная мудрость: «Кто живет в стеклянном доме – не должен кидаться камнями». Всем хорошо известно, что Екатерина, едва утвердившись на троне, пошла в разнос по части мужского пола. Да и ладно бы она просто имела амурные отношения со своими фаворитами – дело, как говорится, житейское – так она еще и одаривала почти каждого из них крестьянами, землями, деньгами… Орловы При ней получили 45 тысяч крестьян, Зубову достались два уезда, князю Вяземскому она пожаловала 23 тысячи душ. А блистательный Потемкин, творец «потемкинских деревень»? Этот князь, происходивший из бедной шляхты, за два года пика своего фавора успел выпросить у Екатерины 37 тысяч душ и 9 миллионов рублей. В 1776 году Потемкину был подарен знаменитый Аничков дворец – князь продает этот царский подарок богатому откупщику Шемякину. Казна выкупает дворец у Шемякина, а через некоторое время великолепное здание снова преподносится в подарок Потемкину… По свидетельству графа Растопчина, князь Безбородко, известный своим маниакальным пристрастием к женщинам, «…исходатательствовал имение в 850 душ и орден Святой Екатерины своей любовнице,… которая проститутка!»

Всего же в царствование Екатерины Великой было роздано частным лицам 800 тысяч крестьянских душ. Где уж тут было борьбой с коррупцией заниматься…

Впрочем, и сын Екатерины Павел, относившийся к своей матери крайне неприязненно и заявлявший неоднократно, что он-де пресечет многие практиковавшиеся в ее царствование безобразия, и он отошел от «яблоньки» недалеко: камердинер Павла, например, получил в награду за верную службу 24 тысячи 606 десятин земли в Моршанском уезде, 36 тысяч десятин в Курляндии, 5 тысяч в Тамбовской губернии и рыбные промыслы на Волге, приносившие 500 тысяч рублей годового дохода.

Вот таким путем и закладывалась традиция, привычка к взяточничеству и казнокрадству. Высшие слои, сановные вельможи, те самые, которые «жадною толпой» стояли у трона, привыкали эксплуатировать свое привилегированное политическое положение с конкретной целью «экономического» обогащения. А за тонким слоем придворных вельмож стояли более широкие ряды чиновников и дворян, которые уже не имели непосредственного контакта с высшей властью, но аппетиты у которых были вполне сановными… Глядя на небожителей-царедворцев, обогащавшихся через прислуживание и выпрашивание, более мелкий служивый люд наживался путем вымогательства и угроз по отношению к подчиненным, просителям и вообще всем, кто стоял ниже на иерархической лестнице.

После того, как в Михайловском замке заговорщики убили Павла 1, царем стал его сын Александр – кстати, знавший о заговоре. Этот достойный человек, о котором современник писал, что он сам «…фальшив, как пена морская», пожаловался однажды: «Непостижимо что происходит, все грабят, почти не встречаешь честного человека». Молодой царь издает даже специальный указ «Об искоренении лихоимцев», где засвидетельствовал, что «пагубное лихоимство или взятки не только существуют, но даже распространяются между теми самыми, которые ими должны внушаться и пресекать…» Александр продекларировал желание «оное истребить в самом корне», однако успехов на этом поприще не добился…

Александра 1, который «всю жизнь провел в дороге и умер в Таганроге», сменил Николай – царь чрезвычайно жесткий, палач декабристов и прочее и прочее… По свидетельствам современников, правление Николая было достаточно мрачным и жутковатым, наступила эпоха «безвременья», ужесточился сыск, резко возросла практика взаимодоносов, когда друг на друга стучали приятели, родственники, компаньоны… С «Николаем Палкиным» шутки были плохи и питерские казнокрады и коррупционеры, казалось, чуть поутихли – но это только казалось. На самом деле воровать и использовать служебное положение в личных целях кавалеры не учрежденного «Ордена Меншикова» продолжали, но действовали с большей оглядкой. Да и то не всегда. Заправлявшие всем в то время бюрократы знали главное – «не пойман – не вор, а ежели поймали – прячь концы в воду». Занятная история случилась в сороковые годы, когда в московском Департаменте Сената 15 секретарей вели крутейшее дело об одном откупщике, разросшееся до многих сотен тысяч листов. Когда пришло распоряжение все документы послать в Петербург, несколько десятков подвод с бумагами двинулись в столицу. А в пути обоз исчез – исчез полностью, бесследно, как в Бермудском треугольнике растворились подводы, бумаги и извозчики…

Одним из самых скандальных и шумных «коррупционных» дел в период правления Николая I, безусловно, стало дело «петербургского МонтеКристо» – так называли в обществе тайного советника Политковского, сумевшего похитить из казны более одного миллиона рублей. Господин Политковский безусловно заслуживает того, чтобы имя его крупными буквами было начертано на скрижалях истории петербургской коррупции – его дело уникально не только тем, сколько похитил «главный фигурант», но и тем, что он умудрился избегнуть всякой ответственности – если, конечно, не считать того, что по одной из версий камергер двора Его Императорского Величества покончил с собой…

Александр Гаврилович Политковский происходил из дворян и воспитывался в благородном пансионе при Московском университете. По окончании учебы в 1821 году он поступил на службу – и не куда-нибудь, а в цензурный комитет Министерства внутренних дел. В 1828 году – был пожалован в камер-юнкеры, в 1829 году его назначили состоять при бывшем главном штабе по военному поселению. В 1831 году Александр Гаврилович становится начальником первого отделения канцелярии «Комитета 18 августа 1814 года». Этот комитет был по существу инвалидным фондом. В России издавна существовали инвалидные дома для покалеченных воинов – солдату, после долгого срока службы ведь зачастую даже некуда было возвращаться, если, скажем, все родственники поумирали. Инвалидов нужно было кормить, одевать, обувать, обихаживать… Для финансового обеспечения инвалидов и был создан «Комитет 18 августа 1814 года». В июне 1835 года Политковский занимает поет правителя канцелярии этого комитета – с этого момента он ведает всем «инвалидным капиталом» в России. Его Императорское Величество был доволен службой Александра Гавриловича – в 1836 году Политковского жалуют камергером, получает он и знаки отличия за радения на службе: Святой Анны первой степени, Святого Станислава первой степени, Святого Владимира третьей степени… В конце концов Политковский награждается и особым знаком отличия за тридцатилетнюю беспорочную службу. Все ревизии в инвалидном фонде проходят на ура, при том, что Александр Гаврилович живет, мягко говоря, на широкую ногу. Он закатывает шикарные балы, кутит с миллионером Саввой Яковлевым, содержит балерину Волкову, словом, отдыхает душой и телом. На какие деньги, собственно? Легенда была простой и убедительной: – дескать, средства на кутежи и кучерявую жизнь добыты картами, Александр Гаврилович якобы крупно выигрывал у того же Саввы Яковлева… Удачливый игрок, что и говорить! Кстати, сиживал (и частенько) Политковский за одним карточным столом и с самим генералом Дубельтом, правой рукой знаменитого Бенкендорфа, руководившего охранкой. Причем, по слухам, Дубельт очень любил играть с хранителем инвалидного капитала, потому что постоянно выигрывал у дальновидного Александра Гавриловича… Однако в 1847 году Савва Яковлев застрелился.

Легенда дала трещину, но Политковский тут же начинает распространять слухи, что ему должен брат Саввы, Иван. Этой наглой «туфтой» тайный советник пичкает даже своих подчиненных – казначея фонда Рыбкина, начальника счетного отделения Тараканова и старшего бухгалтера Путвинского – а уж они-то знали, что их начальник по-простому (как он говорил, «взаимообразно») запускает лапу в казенные денежки. Остановиться и не красть Политковскому было уже никак невозможно – привык человек к деньгам, понимать же надо! Интересно, что казначей Рыбкин вел даже особую тетрадь, куда с 1835 (!!!) года заносил суммы, выдаваемые Политковскому. 28 декабря 1852 года общий долг Александра Гавриловича по черной бухгалтерии Рыбкина составил 1 миллион 120 тысяч рублей серебром – так позже заявил сам Рыбкин на допросе. Впрочем, проверить его слова было крайне затруднительно, потому что перед самым арестом казначей свою тетрадь сжег. Вообще, во всей этой истории с инвалидными деньгами очень много непонятного – в разных источниках, например, фигурируют разные суммы похищенного – и 930 тысяч, и 952 тысячи 500 рублей, и 1 миллион 108 тысяч 546 рублей, и 1 миллион 120 тысяч рублей, и 1 миллион 200 тысяч рублей… Сколько на самом деле украл Политковский и засылал ли он долю малую наверх, для отмазки – сказать трудно. Не до конца выяснены обстоятельства его смерти: то ли он отравился, поняв во время очередной ревизии, что все вскроется, то ли умер от «тяжелой и продолжительной болезни». А кто знает – может и помогли Александру Гавриловичу уйти в лучший мир – деньги-то на покойнике большие повисли…

Факт тот, что 1 февраля 1853 года Александр Политковский умер. Тело его еще не было предано земле, как вдова покойного и его племянник принялись прятать особо ценные вещи по знакомым и отдавать их в заклад. Не иначе – догадывались о скорой конфискации… Когда следователь позже спросил госпожу Политковскую, зачем она пыталась заложить вещи в ссудную кассу и в «компанию для хранения и залога громоздких недвижимостей», вдова на голубом глазу бодро отрапортовала, что, дескать, ей предстояло везти тело покойного мужа для свершения похоронного обряда в Ярославскую губернию, страшно было ценности оставлять в квартире на наемную прислугу…

3 февраля 1853 года коллежский советник Тараканов, начальник счетного отделения, явился на квартиру генерал-адъютанта Павла Николаевича Ушакова (председателя «инвалидного комитета») и рассказал о возникших проблемах. 4 февраля Ушаков поставил в известность Николая 1, который, говорят, был настолько шокирован чудовищным цинизмом Политковского, что даже сказал: «Конечно, Рылеев и его компания никогда бы так со мной не поступили»… Царь в тот же день повелел провести «строжайшее расследование о весьма важных беспорядках и злоупотреблениях…» А чего там расследовать-то было? Политковский, словно желая облегчить труд следователей, оставил Рыбкину конверт на имя Тараканова, в котором лежала записка: «Сим свидетельствую, что в разное время взято мною взаимообразно от И.Ф.Рыбкина 900 тысяч рублей серебром. 8 июля 1851 года». Дальнейшее было, как говорится, делом техники – пошли допросы, вскрылись фальшивые ведомости… Бывшего казначея, надворного советника Рыбкина подвергли «гражданской смерти» – с лишением орденов, чинов, знаков отличия, всех прав состояния и сослали в Сибирь. Коллежского советника Тараканова и титулярного советника Путвинского разжаловали «в рядовые без выслуги с определением на службу по распоряжению инспекторского департамента». Все имущество у семей великолепной четверки конфисковали. В общем, справедливость вроде бы восторжествовала, но Политковский лично – убежал от наказания на тот свет.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации