Текст книги "Коррумпированный Петербург"

К моменту передачи дела в суд подозреваемая нашла общий язык со следователями и даже принесла свои извинения за прошлый инцидент. Директрису приговорили к внушительному сроку и запретили занимать в дальнейшем материально-ответственные должности в системе торговли. По оглашении приговора дама благополучно отбыла в один из вологодских лагерей и вернулась оттуда спустя пять лет. Но и ранее ошеломленные работники правоохранительных органов сталкивались с ней на ленинградских проспектах – властью начальника лагеря ей предоставлялись отпуска, скажем, чтобы навестить вновь захворавшего сына… То ли в лагере она стала «агнцем Божьим», то ли не все сокровища подверглись конфискации, то ли еще по какой причине, но этой поблажкой она пользовалась достаточно регулярно. Так или иначе, в ее карьере директора торгового предприятия была поставлена жирная точка.

В конце шестидесятых годов сотрудники ленинградского УБХСС занимались еще одним делом, связанным с предметами дефицита. Из агентурных источников поступила информация о том, что в Ленинграде действует организованная группа, занимающаяся хищениями «фондов» в особо крупных размерах. Фонды представляли собой определенные количества дефицитных материалов, направляемых по строго определенным адресам.

Группа занималась вывозом выделенных в фонды материалов из Ленинграда в Краснодарский край. Руководил группой бывший сотрудник Комитета государственной безопасности. Не являясь работником партаппарата или руководителем какого-либо предприятия, он пользовался своими связями и наладил поставки остродефицитных запчастей и стройматериалов в районные центры и станицы Краснодарского края. Желающих получить фондируемые изделия было так много, что в специальном поиске покупателей не было необходимости. Руководители районных и областных центров платили крупные суммы денег только за то, что «фонды» поступали именно к ним, одновременно, впрочем, оплачивая и сами товары по завышенным ценам.

Оперативники выявили участников группы, действовавших в Ленинграде, и их связи в Краснодарском крае. Вставала задача получения документов, подтверждающих известные следствию факты хищений. Это можно было сделать только в тех районных центрах и станицах, куда поступали дефицитные товары. Двое бывалых оперов выехали в Краснодарский край. Из показаний основного подозреваемого (чиновника, распоряжавшегося «фондами») им было известно о хорошо организованном прикрытии деятельности преступников со стороны не только партийных органов, но и местных теневых деятелей и воровских элементов. Однако обэхаэсэсовцы тогда еще не осознавали всей опасности предстоящей поездки.

Направившихся в Краснодарский край милиционеров там уже ждали. Нужные люди были заранее оповещены о приезде оперов из Ленинграда, хотя информация об этой поездке хранилась в глубокой тайне. Преступники полагали, что смогут договориться с ленинградской милицией полюбовно, и поэтому не предприняли никаких мер по сокрытию следов своих преступлений. Операм удалось изъять необходимые документы и вывезти их в надежное место. На встречу с ценным для следствия свидетелем они выехали в одну из станиц. Для возвращения в город им пришлось воспользоваться «Волгой» одного из районных руководителей. В машине же находились преступники, предполагавшие, что изъятые документы опера возят с собой. Только чудом милиционерам удалось добраться до города и вылететь затем в Ленинград. Подследственные удивлялись тому, что оперативники сумели выбраться из Краснодарского края живыми, с документами и показаниями свидетелей.

Собранные материалы были переданы руководству БХСС, которое готовилось отчитаться по результатам расследования. Обратно в отдел дело уже не вернулось. Оперативники, занимавшиеся этим делом, припоминают, что никто из подследственных не был привлечен к уголовной ответственности. Вероятно, проявило заинтересованность к личности руководителя преступной группы то ведомство, в котором до этого он работал.

Сами милиционеры высказывали такое мнение об этом деле. Без налаженных преступниками поставок фондируемых материалов из Ленинграда в колхозы и совхозы Краснодарского края могли возникнуть серьезные проблемы со сбором урожая и, тем самым, пострадали бы государственные интересы. Получателями «фондов» руководило не стремление к личной выгоде, а своеобразно понимаемый долг перед государством и обществом.

Основой для следующего дела эпохи развитого социализма (1970-е годы) вновь послужили деяния ленинградских стражей порядка. В очередной раз «органы оказались не правы». На скамью подсудимых попали три представителя славной ленинградской милиции. Возглавлял группу майор, секретарь парторганизации 7-го отделения милиции. Вместе с ним по делу проходили старший оперуполномоченный и просто оперуполномоченный из того же отделения. Уже позже, когда настоящая эпопея борьбы следователя прокуратуры со всесильными тогда органами закончилась отъездом группы в места весьма отдаленные, выяснилось, что и причины-то настоящей для этого нашумевшего тогда дела никакой не было. Завязка была проста. Некий гражданин, возвращаясь с работы, слегка расслабился с приятелями, а придя домой, завалился спать. Поутру в состоянии горького похмелья он подвергся жесткому допросу своей супруги по поводу вчерашних событий. Не в его пользу говорил факт утраты перчаток, судьба которых так взволновала жену. Чтобы отвязаться от назойливой женщины, а может быть, и вызвать ее сочувствие, гражданин поведал ей тут же сочиненную жуткую историю о страшных ночных грабителях, отобравших у него перчатки. Конечно, он вел себя героически, и добычей негодяев стали только жалкие перчатки, а не пальто или тем паче кошелек. Жена, возбужденная мужественным поведением супруга и стремясь, вероятно, к торжеству справедливости, немедленно поволокла его в 7-е отделение милиции, где ему ничего не оставалось, кроме как написать заявление о якобы имевшем место грабеже. К счастью, угрызения совести заставили его позже забрать свое заявление. Но дело уже приняло крутой оборот, ибо в тот же день доблестные стражи порядка задержали троих чем-то вызвавших их раздражение подростков. Путем длившихся несколько часов избиений, сопровождаемых угрозами и шантажом, парторг 7-го отделения выбил у мальчишек признание в ограблении гражданина. Томиться бы несчастным подросткам в колонии для малолеток, да, на счастье, одному из них удалось сообщить о произволе в прокуратуру. Там к сигналу отнеслись серьезно.

В ту пору ленинградской прокуратурой руководил Сергей Ефимович Соловьев. Коллеги-современники вспоминают его по-разному. Одни – как честнейшего человека, умницу, который, насколько мог, противостоял постоянному давлению партийных органов, другие – как верного слугу партноменклатуры. В 1975 году он был бесславно отправлен на пенсию.

Вернемся к делу. Оскандалившиеся стражи правопорядка запираться не стали и дали показания на самих себя, тем самым разрушая образ героического советского милиционера, десятилетиями пестуемый партийной пропагандой. В Москве возникла легкая паника, и в Ленинград срочно выехал сам министр внутренних дел Щелоков.

Необходимо упомянуть, что Щелоков издавна любил наш город, и не простой любовью. Богатые коллекции питерских музеев вполне могли удовлетворить его страсть к собирательству антикварных «безделушек» (произведений живописи и ювелирного искусства). Ходили слухи (и до сих пор ходят), что директор одного известного на весь мир ленинградского музея на пару со Щелоковым опустошал богатейшие запасники государственных хранилищ. (Свидетели тесных контактов Щелокова с директором музея становились, как поговаривали, жертвами несчастных случаев со смертельными исходами.) Именно страсть к накопительству и сгубила министра – после серии неудачных попыток завладеть чужими коллекциями деятельностью министра заинтересовался КГБ во главе со своим председателем Юрием Андроповым. Щелоков при странных обстоятельствах застрелился. Документально доказано, что глава МВД похитил у государства девять квартир (одну – для парикмахера своей дочери) и три дачи.

Но в тот раз Щелоков прибыл в Ленинград по казенной надобности, и весьма неприятной. Особенно неприятной потому, что начальником ленинградского ГУВД был его лучший друг (соответственно, и назначенец) – Соколов, который даже имел кличку (!) Череп, совсем как его подшефные уголовники. Попытки Соколова и Щелокова напрямую договориться с прокурором города Соловьевым о закрытии дела оказались безуспешными. Тогда горпрокурора вызвали на ковер к Романову. Первый секретарь в категоричной форме потребовал прекращения дела. Соловьев ответил, что сделать это уже невозможно, с чем и убыл. Единственное, чего удалось добиться тогда Романову, так это освобождения милиционеров из-под стражи до суда.

Уже в период судебных слушаний, затянувшихся на целых два месяца (для того времени это было нетипично), не выдержал переживаний за судьбу своих подчиненных и скоропостижно скончался начальник ГУВД Соколов. По меркам сегодняшнего дня, вменялась милиционерам в вину сущая безделица – превышение власти и служебных полномочий, да и получили они всего-то по два года общего режима каждый. Однако общественный резонанс этот процесс имел громадный, а материалы уголовного дела стали настоящим пособием для начинающих следователей, ибо если бы тогда следователь ошибся хоть на йоту, вместо милиционеров на скамью подсудимых сел бы он сам. Тем более, что милиция проявила коварство и смекалку. Среди ментовской агентуры отыскали человека, как две капли воды похожего на следователя прокуратуры, ведшего дело. Двойник посещал свидетелей и нес несусветную чушь. Вслед за ним в квартиры ничего не понимавших свидетелей вваливался милицейский наряд и подробно записывал в протокол только что состоявшиеся беседы со «следователем». Настоящего следователя спасло лишь то, что именно в дни походов его двойника к свидетелям он сам в городе отсутствовал. К счастью, он смог также представить подтверждающие этот факт документы.

Это новое «Ленинградское дело», возникшее из пустяка, дает полную картину жизни, бурлившей в то время на просторах необъятной державы. Здесь и несчастный мужчина, боявшийся признаться своей супруге в потере перчаток по пьянке, и жесткие методы оперов из отделения милиции (вот они – проценты раскрываемости!), и мощный прессинг партийных органов в отношении прокуратуры, и коварство системы, готовой на все ради сохранения чести уже изрядно запятнанного мундира. С другой стороны, мы видим здесь и пример настоящего мужества следователя и судьи, перед которыми стоял непростой выбор.

Показательно и другое, совсем незначительное дело заведующего лесоторговой базой в Лигово, имевшее место в начале все тех же 1970-х. Бизнес преуспевающего взяточника шел прекрасно – за энную сумму у него можно было прикупить разнообразные стройматериалы. Помнится, любое приобретение гражданина в те славные годы сразу же вызывало заинтересованный вопрос – где взял? – друзей, родственников и коллег по работе. Этим же вопросом задавались и работники правоохранительных органов. В данном конкретном случае цепочка ответов на этот сакраментальный вопрос и привела следователей к дверям кабинета заведующего складом. По заявлениям семерых клиентов, пользовавшихся его услугами, и было возбуждено уголовное дело по статьям о хищении социалистической собственности, злоупотреблении служебным положением и взяточничестве. Прокуратура следствие победоносно завершила и передала материалы дела в суд. Там-то и вышла неувязочка…

Знакомясь с делом, судья удивился тому обстоятельству, что в показаниях обвиняемого упоминается гораздо больше взяткодателей (около пятидесяти человек – только тех, кого смог вспомнить на допросах проворовавшийся заведующий), нежели имелось самих заявлений. Всех их следовало привлечь к ответственности как взяткодателей, на что и указал бдительный судья. Выезд следственной бригады к местам жительства большинства из этих «злоумышленников» многое прояснил. Нищие постройки, кое-как подправленные с помощью приобретенных у взяточника столь дефицитных стройматериалов, произвели на даже видавших всякое работников прокуратуры тягостное впечатление. Следователи – люди неглупые – задали себе вопрос: не воспользуйся хозяева построек сребролюбием заведующего складом и не купи они у него фанеру, доски или шифер, где бы они еще могли это все достать? Ответа не было. И где бы они тогда жили? Под открытым небом?

Ответы на эти вопросы никак не вязались с профессиональной юридической позицией следователей, и, казалось бы, для дальнейшего развития дела они не должны были иметь абсолютно никакого значения. Но со времен революционных потрясений нравы сильно смягчились – следователи, и сами измордованные всеобщим дефицитом и невозможностью купить самое необходимое, пришли к выводу, что нет никакого смысла в привлечении к уголовной ответственности людей, вынужденных «доставать» (любимое словечко тех времен) за взятки столь необходимые им строительные материалы для ремонта собственных жилищ. Тем более, сама центральная фигура процесса, лихоимец и взяточник – уже сидел.

Судья прислушался к мнению коллег из прокуратуры, и в данном случае здравый смысл восторжествовал… Тем самым косвенно было признано, что вопрос, ежедневно решаемый миллионами советских людей: «Давать или не давать?», из сферы морально-нравственной перешел в плоскость элементарного выживания и стал синонимом вопроса: «Жить или не жить?». Это было уже серьезно. Жизнь в стране после многочисленных потрясений прошлых лет потихоньку стабилизировалась, но попрежнему заставляла граждан постоянно давать взятки… Должно быть, именно об этом парадоксе социалистического бытия и повествует следующий анекдот тех лет.

К Леониду Ильичу Брежневу обратился один из его помощников с просьбой поднять зарплату населению, аргументируя это тем, что на нее уже невозможно прожить.

«А кто у нас живет на одну зарплату?» – искренне удивился Ильич Второй.

У Леонида Ильича имелись все причины для благодушного настроения, когда и пошутить не грех. По любому поводу страна щедро вознаграждала своего пятикратного героя за его «непосильные» труды. Не отставало от шефа и его ближайшее окружение, собиравшее подношения со всей страны и окончательно погрязшее в роскоши. Ходил такой анекдот о кремлевских нравах. Обедая однажды у себя на даче, Брежнев заметил одному из своих клевретов, суповой ложкой трескавшему черную икру из хрустальной бадьи, что это все-таки икра, а не гречневая каша. На что тот, нимало не смутясь, ответил: «Надо же, а я и не заметны».

Была в этом некоторая преемственность времен. Еще Троцкий в одном из своих писем с восторгом вспоминал «икорные ужины» в большевистском Кремле, столь любимые им и Ильичем Первым. На первое, второе и третье там подавалась исключительно черная икра, имевшая особый вкус в период творящегося вокруг по вине Троцкого и прочих товарищей хаоса…

Со всех концов необъятной страны стекались в Москву могучие потоки дани. И кое-что об образовании конкретных ручейков известно достоверно. В 1980 году в Ленинграде был осужден на два года условно секретарь партийной организации Ленрыбфлота. Судили его, впрочем, не за взятки, а за расхищение партийной собственности.

Внимание прокуратуры привлекли мероприятия, проводимые партийной организацией Ленрыбфлота. Слишком много было на них гостей, цветов, икры и шампанского. Почему сей факт заинтересовал в тот момент прокуратуру, ныне сказать затруднительно. Бойкого парторга пригласили побеседовать со следователем.

День клонился к вечеру, и на столе опытного следователя уже лежали и «чистосердечные признания», и детальное описание механизма хищения партвзносов. Зарабатывавши ленинградские рыбаки неплохо, и сумма их взносов в партийную казну была немалой. Техника же хищений не отличалась замысловатостью – у парторга имелись отлично сработанные двойные ведомости, изъятые из его сейфа при обыске. Наконец настало время последнего вопроса: куда же шло украденное «золото партии»? И здесь красноречие парторга неожиданно иссякло. Лишь убедившись, что кабинет следователя не прослушивается, парторг, по-своему честный человек, поддался на просьбы следователя и продолжил рассказ, правда, без протокола. А вопрос был непрост: то, что парторг не присваивал деньги себе, стало ясно во время обыска – квартира его роскошью не блистала, тайников в ней не имелось. Кое-что из украденных взносов действительно шло на представительские расходы. Но львиная доля похищаемого уходила в вышестоящие партийные инстанции, в том числе и в обком. На скользкую стезю воровства из партийной кассы парторга заставили вступить прозрачные намеки вышестоящих товарищей на желательность скромных презентов. Это свое признание парторг попросил следователя устно передать руководству прокуратуры.

На следующий же день прокурор Кировского района после беседы с партийными бонзами города приказал следователю спустить дело на тормозах, проще говоря, закрыть и забыть. Выполнял это распоряжение уже другой следователь…

Избежать лишения свободы парторгу помогли те самые вышестоящие товарищи по партии. И скандал замяли, и основополагающий принцип – партийцы по тюрьмам не сидят – не нарушили.

Признаемся, что мало кто из рядовых коммунистов задавался тогда вопросом, на какие деньги покупались гвоздики в вазочку на стол председателя партсобрания, подарки соратникам, деликатесы для праздничных банкетов. Партфункционеры всегда любили жить красиво, а рядовой парторг Ленрыбфлота был просто стрелочником. К партийцам же мы еще вернемся.

1980 год сложатся для ленинградских моряков не слишком удачно. За скандалом в Ленрыбфлоте разразятся скандал в Балтийском морском пароходстве, Доходной статьей для пароходства был ремонт судов в доках крупнейших европейских портов. Четыре представителя БМП в Европе, обязанностью которых было наблюдение за выполнением контрактов по ремонту, на самом деле ежедневно бегали по магазинам в поисках очередных подарков для руководства пароходства. Разумеется, на государственные деньги, что и было вменено им в вину. Сложности подбора подходящих кандидатов на эти должности, а также специнструктаж счастливчиков, убывающих за рубеж, остались за рамками судебных слушаний. Сухими из воды вышли и руководители БМП, привыкшие регулярно получать из-за кордона аудио– и видеоаппаратуру, модную одежду, хорошие виски и бренди. Они якобы и не подозревали, что все эти презенты приобретались на украденные у родного государства деньги. Суд даже не вынес в адрес руководства пароходства частного определения.

Следующий скандал в БМП грянул в 1992 году, его отголоски слышны до сих пор. Трудно предположить, что десятилетие между двумя скандалами моряки прожили беспорочно, но информацией о злоупотреблениях руководителей пароходства в этот период архивы городских суда и прокуратуры не располагают.

Вернемся к нравам партийцев тех времен. Героем еще одного судебного разбирательства в 1983 году стал инструктор Ленинградского обкома партии. Его криминальные интересы оказались столь разносторонними, что попадали под действие целого ряда статей из различных разделов Уголовного кодекса. За деньги он брался за разрешение любого вопроса – квартирного или гаражного, схватить или отпустить, казнить или помиловать, ширпотреб налево – ширпотреб направо. Масштабы его деяний были столь велики, а клиенты – столь многочисленны, что предприимчивый инструктор (должно быть, из славной плеяды будущих бизнесменов) вменил в обязанность двум своим подчиненным обслуживать только эту сферу своей деятельности. Они должны были следить за выполнением условий сделок и подыскивать новых клиентов. За это и имели определенный процент со всех операций своего шефа. Во время судебных заседаний председательствующий вдруг обнаружил отсутствие в материалах следствия служебной характеристики партфункционера. Посланный им в Смольный судебный исполнитель – молоденькая девушка – вернулась ни с чем. Ее не пустили и за ворота Штаба революции. «Идите, девушка, не мешайте работать. Нечего вам здесь делать», – напутствовали ее лощеные прапорщики из КГБ у входа. Вид судебных постановлений с печатями нисколько их не смутил – велик же был авторитет партии!

Истины ради следует заметить, что некоторые работники городских суда и прокуратуры того времени этого дела никак не припоминают. Другие же идентифицируют криминального инструктора с личностью небезызвестного Юрия Титовича Шутова (бывшего помощника Собчака), действительно работавшего в те годы в обкоме, а ныне – «писателя и патриота». Смеем предположить, что Шутов и предприимчивый инструктор – все же разные люди. Подробности судебной хроники тех лет по делам о взятках еще ждут своего тщательного исследования. Пока же мы пожинаем плоды весьма продуманной политики партии, направленной на сокрытие информации от народа.

Не получило широкой огласки (этого просто не могло случиться) и дело, имевшее место в 1985 году, когда еще не успели подуть сквозняки перестроечных перемен. Вновь проштрафилась доблестная ленинградская милиция – группа из трех человек во главе с майором, сотрудники Городского управления внутренних дел на транспорте. Начиналось все банально и просто. Как-то раз вышеупомянутый майор у себя на участке задержал проводника одного из поездов дальнего следования, привезшего в Ленинград десятки литров коньячного спирта в канистрах. Проводник был откровенен: он и не думал настаивать на том, что изъятый напиток предназначался для личного потребления – ясно, что он привез его на продажу. Проводник даже предложил попробовать коньячку майору и двоим его подчиненным. Те не устояли перед соблазном. Затем они попросили проводника привезти коньяка еще и как можно больше. В случае отказа пригрозили уголовным преследованием. Проводнику же это было только на руку, ибо самый опасный момент его бизнеса – перемещение коньяка с запасных путей в машины клиентов и расчет с ними – становился самым безопасным. Теперь у проводника имелась солидная милицейская «крыша».

Дальше – больше. К бизнесу были подключены другие проводники (и не всегда по их доброму согласию). Рос объем перевозок, от клиентов не было отбоя. «Крыша» жестко контролировала отпуск товара клиентам. Даже теперь поражает уровень сервиса – коньяк можно было приобрести в любом количестве и в любое время суток. Прибыльный бизнес настолько увлек предприимчивых милиционеров, что они потеряли всякий страх и перестали соблюдать даже элементарные правила конспирации. У покупателей уже не интересовались, кто они и откуда – платили бы деньги. Соответственно, группу взяли с поличным. Майор настолько увлекся напитком и зарабатыванием легких денег, что практически перестал появляться дома. Его коллеги и железнодорожники уже забыли, когда видели майора последний раз трезвым. Любопытно, что в период коммерческой деятельности группы на ее участке по-прежнему задерживались мелкие правонарушители, бомжи и воришки, составлялись протоколы. На вопрос удивленного следователя, как параллельно сочеталась правоохранительная деятельность с нарушениями закона, наконец-то протрезвевший в камере майор с пылом отвечал: «А зачем же государство меня там поставило? Чтобы преступников ловить! Вот я их и ловил». Своей вины майор, впрочем, не отрицал и различных статей УК в его деле хватало.

Этот майор, чьи деяния в 1985 году еще могли поразить общественность, не привыкшую к громким разоблачениям, стал предтечей сотен и тысяч нынешних стражей порядка, преступления которых сегодня уже никого не удивляют.

В пятилетку чехарды на Кремлевском Олимпе ленинградская прокуратура начала раскручивать дела, знаменующие собой новую эпоху – эпоху вовлечения в сферу коррупции все большего количества больших и мелких начальников. В 1981 году под следствием очутились два начальника райжилуправления Дзержинского района города. Затем на скамью подсудимых с ними сели и заместитель начальника отдела по учету жилплощади жилотдела исполкома Дзержинского района, а также работники райжилобмена. Эти чиновники за деньги решали любые жилищные проблемы горожан.

Взяточниками велась «черная» книга, в которой фиксировалась вся информация о клиентах. Она хранилась в сейфе заместителя начальника отдела учета, которому и удалось (по протекции обкома) избежать тюремного заключения. Деятельность этой группы мздоимцев подпадала под действие не одной статьи Уголовного кодекса, в том числе и статьи о «валютных махинациях» – у взяточников изъяли немалое количество золота и бриллиантов, приравниваемых в СССР к валюте. Зарвавшиеся чиновники получили большие сроки – до десяти лет лишения свободы – и вышли на волю уже при Горбачеве.

В работе над этим делом следователи столкнулись с тем, что заявлений от граждан было немало, а их авторы так или иначе соглашались помогать следствию. Свидетелями по делу проходили посредники, подыскивавшие клиентов и передававшие деньги. Кто-то из посредников, не ограничившись рассказом о своих связях с квартирными чиновниками, случайно сболтнул об имеющейся у него возможности устроить поступление в престижный вуз за взятку.

Раскручивание этой истории заняло четыре года (с 1981 по 1985) и изобиловало драматическими эпизодами. Главными ее героями являлись ректор Военно-механического института Савельев и ректор Ленинградского института точной механики и оптики Фролов. Главным посредником в передаче продажным ректорам денег стал заведующий одного из отделов Ленгорисполкома. Он и рассказал оперативникам, что деньги могут открыть двери любого вуза города на Неве. На своих коллег кивали и Савельев с Фроловым. Для проверки показаний подследственных прокуратура провела проверку в большинстве вузов Ленинграда. В ходе нее удалось установить, что, например, все (!) студенты из Грузии, обучавшиеся в то время в Ленинграде, поступили в институты за взятки. К моменту окончания дела обвиняемые почувствовали, что им светят немалые сроки. Весной 1985 года в прокуратуру Дзержинского района (дело вела она) поступило жесткое указание из обкома – прекратить следствие и все замаять. Технически это исполнялось просто – сначала дело разбивали на отдельные Части по различным эпизодам, тем самым выделяя их в отдельное производство и, соответственно, разрушая связи между ними. Затем эпизоды просто-напросто не находили подтверждения, и дела автоматически прекращались. Прокуратура приказ обкома выполнила, но Фролову и исполкомовскому чиновнику выкрутиться не удалось – оба отправились за решетку.

Савельеву повезло больше. Он отделался легким испугом. У следователя, по крупицам собиравшего три года доказательства вины ректора, были основания полагать, что обком за Савельева вступился по указке из Москвы. Звонок следователя, пытавшегося довести дело до конца, в ЦК КПСС не привел ни к чему – холодный голос в трубке сообщил, что в Ленинградском обкоме работают честнейшие люди, которые во всем разберутся и помогут. «Уже помогли», – подумал следователь и бессильно опустил трубку на рычаг.

С тех пор серьезных попыток навести порядок в системе зачисления абитуриентов питерскими вузами не предпринималось. А с началом эпохи платного высшего образования вопрос и вовсе утратил свою актуальность. Нынешние абитуриенты могут попытаться попасть и в число «бесплатных студентов», но во что им это обойдется? Так что об актуальности вопроса судите сами.

В эпоху застоя в общественном сознании крепко укоренилось мнение, что за деньги возможно все. Как мы видим, объективная оценка подлинных размеров коррупции того времени крайне сложна из-за отсутствия достоверной и полной информации. В открытой печати статистические данные о взяточничестве публиковались последний раз аж в 1928 году. О масштабах взяточничества при развитом социализме мы можем судить лишь по жестоким и суровым методам, которые пытался применить Андропов в эпоху своего недолгого правления. В 1983 году по указанию Андропова было создано управление "В", основной деятельностью которого являлось выявление связей коррумпированных работников милиции. Ведь именно милиция порождает наибольшее число коррумпированных связей с системой оргпреступности. Происходит это по двум причинам. Во-первых, милиция борется с преступностью, и, естественно, преступные группировки пытаются ее нейтрализовать. Вовторых, милицейский аппарат – наиболее многочислен в сравнении с числом госчиновников, входящих в круг интересов преступных сообществ.

Нельзя не остановиться и на психологических особенностях лиц, замешанных в коррупции. Прежде всего, их корыстные потребности недостаточно сдерживаются социальными потребностями соблюдения нравственных законов общества. Хотя сами корыстные устремления, как правило, начинали складываться от нужды, а затем входили в обыденную норму поведения. Одна из особенностей взяточника – двуличность, способность приспособиться к меняющейся обстановке. Своим развитием коррупция обязана и назначениям на государственные должности по блату или протекции, когда не брались в расчет нравственные и деловые качества кандидатов.

Взяточничество переплеталось с другими злоупотреблениями и прочими напастями, которые как бы в одночасье захлестнули страну с весны 1985 года. Изменились и условия работы следователей. Теперь их уже не просто отстраняли от ведения «скользких» дел, а привлекали к ответственности за «попытку возведения напраслины на честных людей».

Успокаивает, к счастью, то, что честных людей все-таки больше, как говорит известная пословица. Увы, народная мудрость не поясняет, что этото честное большинство и ставят в положение, когда не дать взятку попросту невозможно.

К 1987 году положение настолько обострилось, что ГУВД Ленинграда по собственной инициативе собрало и обобщило всю оперативную информацию о лицах, так или иначе замешанных во взяточничестве. Даже беглого взгляда на скупые строки цифр хватало, чтобы сделать неутешительный вывод – процесс коррупции принял лавинообразный характер. И далее нарастал как снежный ком, вовлекая в свою орбиту все большее число чиновной братии. Тот же 1987 год положил конец карьере тогдашнего члена Политбюро, бывшего первого секретаря Ленинградской партийной организации Г.В.Романова. По некоторым сведениям, ему вменялись в вину два эпизода. Это свадьба дочери, на которую он якобы затребовал из Эрмитажа сервизы, поднесенные в дар Екатерине Великой немецкими мастерами. Говорили, что разгулявшиеся гости побили бесценный фарфор, а известие об этом вызвало у директора Эрмитажа Б.Пиотровского сердечный приступ. И наконец – морская прогулка на яхте с шампанским и женщинами вблизи нейтральных вод, пресеченная бдительными пограничниками. Впрочем, последний эпизод народная молва приписывала также и Толстикову – председателю горисполкома. Так или иначе, но подобных «чудачеств» зарвавшимся чиновникам в 1987 году уже не прощали.