Текст книги "Поднять Россию с колен! Записки православного миссионера"
Автор книги: Андрей Кураев
Жанр: Публицистика: прочее, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]
О стыдящихся Отечества
Вглядывание в лики современной власти (даже не столько банковской или политической, сколько журналистской) порождает недоумение: ну почему каждый раз, когда России ломают хребет – в этом событии принимают активнейшее участие и более всего им восторгаются именно евреи?
Тут стоит напомнить и о том зеркале, которое журналист Эдуард Тополь подставил уже не журналистам, а их хозяевам. Вот выдержки из его «Письма олигархам» 1998 года: «Есть российское правительство – Ельцин, Кириенко, Федоров, Степашин. Но главный кукловод имеет длинную еврейскую фамилию – Березовско-Гусинско-Смоленско-Ходорковский и так далее. То есть впервые за тысячу лет с момента поселения евреев в России мы получили реальную власть в этой стране. Я хочу спросить вас в упор: как вы собираетесь употребить ее? Что вы собираетесь делать с этой страной? Уронить ее в хаос нищеты и войн или поднять из грязи? И чувствуете ли вы свою ответственность перед нашим народом за свои действия? – Знаете, затруднился с ответом Б. Березовский, – Мы, конечно, видим что финансовая власть оказалась в еврейских руках, но с точки зрения исторической ответственности мы на это никогда не смотрели… – Но раз уж так случилось, что у нас вся финансовая власть, а правительство состоит из полуевреев Кириенко и Чубайса, вы ощущаете всю меру риска, которому вы подвергаете наш народ в случае обвала России в пропасть? Антисемитские погромы могут обратиться в новый Холокост… Россия таки ухнула в финансовую пропасть. А вы – я имею в виду и лично вас и всех остальных евреев-олигархов – так и не осознали это как еврейскую трагедию… Знаете, когда в Германии все немецкие деньги оказались в руках еврейских банкиров, думавших лишь о приумножении своих богатств и власти, там появился Гитлер. Новые же русские чернорубашечники и фашисты всходят при вас, сегодня, на тучной ниве российской беды…».
В этой статье сказаны вещи столь замолчанные и столь же очевидные, что Мстислав Ростропович счел нужным публично отреагировать: «Дорогой друг, дорогой Эдуард! Сегодня Галина дала мне прочитать «Аргументы и факты» с Вашим открытым письмом. Я расплакался, как ребенок… Я потрясен Вашей смелостью».
Кому принадлежат деньги и пресса, тот осуществляет и реальную политическую власть – как публичную, так и тайную. Как гражданину, мне было больно, что в те времена, в мае 1999 года какие-то люди вбили клин между президентом и премьером, понудив Ельцина отправить Примакова в совершенно немотивированную отставку (речь идет о премьере, который пользовался безусловным доверием российского общества)… Но, как русскому, мне вдвойне неприятно, что премьер-министра России в отставку отправили по требованию Бориса Абрамовича и еще некоего просто Абрамовича из «Сибнефти».
В многонациональных странах порой устанавливается пропорциональное распределение власти между национальными общинами (вспомним Ливан). Так имеют ли право русские испытывать обеспокоенность по поводу того, что любые здравые соотношения были попраны, и важнейшие решения принимал не Совет Федерации, а еврейские банкиры? Можем ли мы в России требовать для себя таких же возможностей и прав, которыми обладают евреи? А без этого в 90-е годы получился странный перекос: все жители России должны были смотреть на свою жизнь, историю и будущее глазами одного меньшинства. В частности – тот, кто хотел казаться «современным», должен был научиться клеймить «патриотизм».
Вот это неумение просто «жить рядом» и порождает в самых разных обществах антисемитские настроения, порождает рано или поздно крик души (или – что хуже – толпы): да оставьте же вы нас в покое, не учите жить, не контролируйте нашу жизнь ни финансово, ни идеологически, не навязывайте нам ваше толкование нашей истории, нашей культуры и наших святынь.
* * *
Меня самого тошнит, когда я слышу трёп про то, что «во всем жиды виноваты». Неумно это, неполезно, бессовестно, да и просто неуважительно по отношению к самой России (а с точки зрения религиозной – так еще и Богохульно, ибо господином истории «жидоедский» миф вместо Владыки Христа почитает «синедрион«).
Но я не склонен поддаваться и той моде, что господствует в «демократической» журналистике – моде, призывающей к восприятию действительности по модели «все или ничего!». Из того обстоятельства, что не евреи сделали русские революции (как начала ХХ века, так и его конца), никак не следует, что они их не делали. Если нельзя всё (или даже главную роль) приписывать евреям, то ведь это еще не означает, что их участия вообще не было никакого…
Когда заходит разговор о причинах революции, о причинах отхода народа от Церкви – то неумно делать вид, будто вина только в народном «маловерии» или в каких-то «врагах Церкви и России». Огромная доля вины лежит на самих людях Церкви, на ее иерархах и служителях. И потому разговор об этой русской катастрофе, обходящий упоминания о наших, русских и церковных грехах, сразу лишается серьезности и становится идеологической погремушкой. Но точно также и разговор о катастрофах еврейских не должен обрываться, едва только заходит речь о причинах и поводах, спровоцировавших негативное отношение к евреям. Именно если мы хотим, чтобы «антисемитские опусы» больше не появлялись – надо «вдаваться в выяснение вопроса, что же все-таки послужило поводом» для их появления.
Да, мы готовы говорить о наших болезнях (мало ли строк в моих книгах посвящено болячкам нашей церковной жизни!). Но никто не обязан говорить всегда лишь об одном и том же. Помимо наших исторических грехов было в истории что-то еще. Были и иные подробности нашей истории… Но Нежный спешит ставить мне диагноз: «Господин дьякон скорбит о России. Как не скорбеть! Весь XX век – хождение по мукам. И что же? Они виноваты? Совратили, заманили, столкнули, обесчестили? Его боголюбие именно такого мнения. Надо обладать особым образом устроенным умом и совершенно особенной совестью, чтобы читать Бунина – и пренебречь его беспощадной правдой о бездне, в которую рухнула Россия».
Это – испытанный полемический прием. Подобный трюк Александр Нежный совершает не впервые. Однажды он уже обвинял в юдофобии И. Р. Шафаревича: он зачислил его в стан «охотников представить русскую трагедию результатом победоносного еврейского заговора». А ведь в работе И. Р. Шафаревича, которую «обличает» Александр Нежный, с полнейшей определенностью сказано: «мысль, что «революцию делали одни евреи» – бессмыслица, выдуманная, вероятно, лишь затем, чтобы ее было проще опровергать. Более того, я не вижу никаких аргументов в пользу того, что евреи вообще «сделали» революцию, т. е. были ее инициаторами, хотя бы в виде руководящего меньшинства».
В. Кожинов, сопоставив эти два текста, говорил: «Признаюсь, меня глубоко удивили цитируемые фразы Александра Нежного, и я обратился к нему с вопросом, почему он до такой степени исказил смысл работы И. Р. Шафаревича. И Александр Иосифович признался, что он вообще-то не читал эту работу, а только слышал рассказ о ней от одной из своих приятельниц…».
Полемизируя со мной, А. Нежный использует тот же самый прием, что при критике Шафаревича. А может, его опять приятельницы подвели… Вы бы уж, что ли, поосторожней наушниц себе выбирали, Александр-Стыдящийся-Отчества!
И это не просто личное полемическое изобретение Александра Нежного. Врать его заставляет изначальная предзаданность его позиции: ведь самое дешевое и распространенное еврейское объяснение корней антисемитизма звучит так – мол, русские говорят о негативной роли евреев потому, что хотят оправдать свои собственные беззакония, а потому лучше посоветовать им копаться в своем собственном дерьме, а евреев не трогать; раз эти русские посмели заговорить о евреях – значит, больше ни о чем они не говорят и ничего больше не видят, в том числе и самих себя, и своих ошибок.
Цензура нынешней «политкорректности» сейчас не мягче средневековой: при анализе проступков или преступлений христиан хорошим тоном считается сделать обобщающий негативный вывод по поводу всего вообще христианства.
В то же время не-еврейские авторы при исследовании еврейской культуры обязаны или хвалить ее или же становится на позиции номиналистов – «не обобщать!».
Еврейские полемисты охотно и громко выставляют счет всей христианской культуре, но при этом блокируют любую попытку обсудить расистские нотки в собственно иудейской традиции.
Свой-чужой
Каждый из нас начинает свой путь не с нуля, не с чистого листа. В каждом человеке есть нечто, что он наследует, а не выбирает. Есть предрассудки, общие для больших групп людей. Это предрассудки в самом буквальном смысле. Предрассудок – это то, что мы усвоили раньше, чем начал работать наш личный рассудок, то есть с молоком матери. Это то, что передано мне моей семьей, школой, культурой в качестве стандарта поведения: «Все мужчины делают это!». Но в разных культурах довольно разные представления о том, какое именно «это» должен делать «настоящий мужчина».
Одним из таких «предрассудков» является культура противопоставления: что «наше», а что «не наше». Иногда врастание в культуру происходит не через подчеркиваемое единообразие, а через подчеркиваемое разнообразие, отличие.
Именно этот путь считал важнейшим основатель сионизма Теодор Герцль. Перед ним встала трудная задача выработки такого определения нации, которая подошла бы именно евреям – людям, у которых к концу 19 века не было ни общей территории проживания, ни общего языка, ни общей религии. И тогда в речи «Еврейство» (7 февраля 1896) он сказал: «Я не требую от нации общего языка или ярко выраженных расовых признаков. Мы историческая общность людей, принадлежащих друг другу ясно выраженной связью, и наша сплоченность сохраняется в силу существования общего врага». Еще раз свое определение Герцль привел на 1 сионистском конгрессе в октябре 1897 года: «Я убежден, что нация – это группа людей общего исторического прошлого, сплоченная наличием общего врага». «Народы, среди которых мы живем, все вместе тайно или открыто ненавидят нас».
Понятно, что национальная, культурная и религиозная принадлежность весьма влияют на восприятие людьми одних и тех же предметов. Христиане помнят об императоре Нероне как о мучителе, иудеи – как о благодетеле (Талмуд утверждает, что Нерон принял иудаизм. Тюркский взгляд на историю России весьма отличается от взгляда русского историка. Куликово поле – поле славы для одних граждан России, и поле скорби для других (пока еще) граждан ее. Французское понимание русской истории также отлично от нашего: Крымская война не является для них горьким воспоминанием, а Бородинское поле они считают полем своей победы. Недавно мы узнали, что восприятие истории России даже украинцами разительно отличается от нашего собственного. Естественно, что есть и еврейская версия восприятия истории России (например – труды А. Янова). И это история России как «история чужого».
Она имеет право на существование. Но почему при ее анализе нельзя учитывать ее субъективность, порожденную именно национальным фактором? И почему, спрашивается, татарскую версию можно назвать татарской, татарского историка можно назвать татарским, а вот еврейского историка или еврейского журналиста назвать еврейским нельзя? Неужто принадлежность к любой иной национальной традиции вносит субъективные искажения, а только принадлежность к еврейству выступает гарантом чистой объективности?
Очевидно, что русский взгляд на еврейскую историю далеко не всегда приемлем для еврея (вспомним, что даже выступления о. Сергия Булгакова и Бердяева против антисемитизма сегодня нередко расцениваются как скрыто антисемитские – например, в публицистике С. Лезова). Почему же в таком случае должно возмущаться реакцией русских, которые зачастую не узнают себя, своей истории и своей страны в репликах или эссе еврейских историков и журналистов?
* * *
Элементарное правило приличия требует не рассказывать анекдоты о грузинах в присутствии грузин (лучше всего было бы, конечно, вообще воздержаться от подобных анекдотов). Но почему же в демпублике считается допустимым рассказывать гадости о России в присутствии русских? А мы ведь еще присутствуем в «этой стране» и кое-что слышим… Поймите, господа, в «этой стране» еще не все евреи! И поэтому нечто из того, что вами говорится, воспринимается другими людьми с болью и возмущением.
И то резкое и печальное, что русские могут сказать о себе сами в своем кругу – воспринимается совсем иначе, когда говорится кем-то о нас в третьем лице. Если бы российские азербайджанцы в массовых российских же газетах и телепередачах раз за разом говорили бы нечто оскорбительное для русских и для православных – разве было бы «расизмом» призвать их к большей сдержанности? Почему же нельзя сделать такое замечание в адрес некоторых евреев?
А когда таких хамов становится слишком много и когда это хамство длится не одно столетие – то тут естественно задать вопрос: это изъяны в их воспитании или же плоды воспитания? Может они не «плохо воспитаны», а напротив, хорошо усвоили определенные уроки? Может в истории иудейской педагогики были уроки тотальной ненависти к окружающим народам? Понимаю, что евреи сами слишком часто испытывали чужую ненависть, обращенную к ним. Но ведь и свою-то холили и копили… И вот сегодня в современной высокой культуре, в культуре университетов и приличных газет недопустимо выражать негативные мнения о культуре и вере евреев. Однако русофобские и антихристианские реплики считаются уместными.
Вот очень верные слова: «Без патриотизма, без любви к Родине, без готовности (величайшей готовности!) отдать жизнь за ее свободу и существование, не сможет существовать ни одно государство. Особенно если его со всех сторон окружают заклятые враги. Чтобы любить, надо видеть объект любви, чувствовать его, мечтать о нем, представлять его идеальные стороны. Но как можно любить страну, если ежедневно на ее радио– и телепросторы выплескивается столько грязи (обо всем и обо всех)?! Как можно любить и гордиться своим флагом, если видишь, как толпа бесчинствующих… ублюдков сжигает и топчет его, а представители порядка стоят в стороне, стыдливо отводя глаза в сторону?!».
Тем «интеллигентам», что брезгливо поморщились и бросились доставать свою любимую «мудрость» про «патриотизм как последнее прибежище негодяев», поясню, что в том месте цитаты, где стоит многоточие, в оригинале значится слово «палестинские». Это цитата из израильской газеты. Как видим, свой патриотизм евреи одобряют (и правильно делают!), а вот над нашим издеваются…
Неужели я стану лучше относиться к евреям, когда я вижу, что о России еврейские публицисты пишут как о «державе огромной, страшной, нацелившей на весь прочий мир тысячи ракетно-ядерных смертей», а о моем народе говорят, что «в глубине души каждого русского пульсирует ментальность раба» (Арон Гуревич)?
Надеюсь, что сегодня еврейская журналистика достаточно разумна и организованна, чтобы расслышать и среагировать на тот глухой ропот, который идет по России.
Церковь и общество
О духе капитализма
В западных странах довольно полно было прослежено влияние различных ветвей протестантизма на хозяйственный дух и настрой предпринимательского сословия. Известный специалист по русскому народу Владимир Познер вынес вердикт, что во всех наших хозяйственных бедах виновато православие.
Я несколько раз был на передачах Познера и могу свидетельствовать: это человек невысокого интеллектуального уровня. Он не в состоянии слышать своих собеседников. Когда он зачитывает заключительное слово (а он его именно зачитывает), оно никогда никак не связано с тем, что было сказано до этого участниками дискуссии. То есть это человек со вполне тоталитарным сознанием, неспособным меняться в зависимости от предъявляемых ему контраргументов, а значит, с ненаучным мышлением. Он способен лишь озвучивать расхожие либеральные штампы. Вероятнее всего он только слышал о существовании книжки Макса Вебера о роли протестантизма в развитии экономики Запада, но вряд ли ее читал.
Да, многие слышали о знаменитой книге Вебера «Протестантская этика и дух капитализма», но немногие ее действительно читали. Я же обращу внимание на три тезиса этой книги.
Первый: капитализм при своем рождении и распространении, согласно Веберу, постоянно наталкивался на сопротивление людей традиционного склада мышления. Вебер приводит факты из истории Голландии 18 века, доказывающих, что действия по поощрению рабочих к более интенсивному труду путем введения более высоких расценок за более качественный и продуктивный труд не приводили к успеху. Рабочие работали еще меньше. Получив возможность зарабатывать больше за единицу времени, они предпочитали максимизировать свободное время при тех же доходах, а не доходы…
Надо быть человеком совсем уж современного западного типа, чтобы считать, что главный аспект в жизни человека – это его доходы и работа. Средневековая культура гораздо больше дорожит праздником. Во многом культура средневековья – это культура праздника. Это как раз то, что очень нервировало большевиков: почему у православных так много праздников, колхозники мало работают в эти дни и т. д. Так что я очень хорошо понимаю этих рабочих 18 века, которые отказывались запрягаться в конвейерную упряжь, а больше дорожили своим личным и семейным временем.
Где распространялся капитализм в интересующую Вебера эпоху? – в христианских странах. Какая, значит, традиция воспитывала людей так, что они оказывали глухое сопротивление капитализации? Так породило христианство капитализм, или скорее сопротивлялось ему?
Как удалось это сломать? Вебер показывает, что с духовными проходимцами, для которых деньги это все, не построить огромный западный мир. Для этого должны были появиться совсем другие люди: своеобразные аскеты и монахи ради карьеры, ради предпринимательского успеха.
Этих новых людей Вебер увидел в проповедниках кальвинизма и отчасти лютеранства. Своеобразие этих групп состояло в том, что они были фаталистами. По их вере – у человека нет свободы. У человека нет возможности выбрать свой жизненный путь и его вечный итог. Бог еще до создания мира решил, кого Он спасет, а кого отправит в погибель… И человек ничего не может сделать для изменения Божьего решения.
И если человек эту схему принимает, то как жить дальше, не зная, кто ты? Как жить, пребывая в неизвестности о самом главном? Человек мучается: кто я – избранный или нет? И тут богословы говорят ему: если ты идешь к спасению, значит, Господь тебя любит, а если Он тебя любит, то Он должен проявить Свое благорасположение к тебе еще в этой жизни, и это благорасположение будет заметно и для тебя, и для других; оно будет проявляться в твоем житейском преуспеянии. Любящий Отец будет всегда помогать тебе, а не твоему обреченному соседу. И поэтому если ты социально и карьерно успешен, значит у тебя с Богом отношения добрые, ты – избран. А если разоряешься, значит ты все-таки проклят Богом. И тогда таких людей пасторы отлучали от причастия, отлучали от своей церкви.
Соответственно, потребность в жизненном успехе и стяжании богатства обрела религиозную мотивацию, а наличие такой религиозной мотивации способствовало распространению «капиталистического духа«…
И даже если человек не был настолько фанатичен, на него влияло если не само богословие, то его социальные последствия: мир тогда был слишком мал, и если в моем городке меня отлучают от церковного собрания, это мгновенно становится известно всему городу, люди начинают меня сторониться, рушатся контакты и остатки бизнеса. Поэтому даже не очень нерелигиозные люди старались жить комильфо, в том числе соблюдать церковные установления. Так что кальвинистская модель действительно помогала религиозно мотивированному экономическому росту.
Нетрудно заметить, что эта логика, хотя и была озвучена христианскими проповедниками, глубочайшим образом противоречит тому, что возвещало традиционное христианство. В православии всегда считалось, что Бог скорее с бедными, чем с богатыми. Христос – там, где боль, а не там, где шумный успех. «У Христа – у креста», – гласит русская поговорка. И ей вторит цветаевская строчка: «Значит – Бог в мои двери – раз дом сгорел…». И если на «теологии процветания» действительно лежит часть вины за дух стяжательства, охвативший западный мир, то не стоит вину за это извращение христианства перекладывать на само христианство. По крайней мере, Православие не принимало участия в этом процессе.
И еще одно замечание по поводу книги Вебера. Автор сам отмечает, что описанный им материал весьма локален: он ограничен и в социальном пространстве, и во времени: «Люди, преисполненные «капиталистического духа», теперь (книга написана в 1905 году – А.К.) если не враждебны, то совершенно безразличны по отношению к церкви». Кроме того, работать эта модель могла лишь в условиях тоталитарной религиозности, когда церковная община контролирует всю жизнь человека. А от такого типа религиозности западный мир сам ушел в 19 веке.
Далеко не все протестанты принимали такую богословскую схему. Тем более ее не было у католиков и православных.
А у православных тоже были очень интересные опыты бурного коммерческого успеха. Это и греческое купечество, в том числе, например, и современная очень влиятельная греческая православная диаспора в США. Это и староверы, где никакой идеологии, подобной протестантской не было, там был совершенно другой механизм. В начале 17 века Петр ввел обязательный налог со староверов, полагая, что крестьянин ради лишней копейки пойдет к никонианскому попу, но вышло все совершенно иначе. Дело в том, что люди до этого жили по принципу «и нашим, и вашим». В душе, может быть, они и лелеяли любовь к старым обрядам и книгам, но большинству было не до решающего разрыва и конфликта. И при случае, какой храм попадется, в такой и шли. Но жесткий императорский указ заставил делать выбор. Для определенного рода людей это означало некий вызов их состоятельности – как мужика, как просто трудяги, который может тащить на себе семью, хозяйство и т. д. Это что же, значит, я совесть свою потеряю за две копейки? Да нет, я уж напрягусь и эти две копейки еще дам. Эта мотивация привела в итоге к появлению очень крепкого староверческого и купечества, и кулачества.
Про коммерческие успехи армян, которые никаким боком к протестантизму не принадлежат, а гораздо ближе к православным традициям, можно и не говорить. Итак, во-первых, мы видим, что экономический рост далеко не всегда был мотивирован так, как это описывает Макс Вебер. Во-вторых, сами эти мотивы давно уже на западе не действуют (о чем и сам Вебер писал в 1905 году), а экономическое развитие общества идет… И только в сознании наших познеров все западные бизнесмены как будто бы мыслят моделями, которые описал Вебер.
И, наконец, тот, кто оценивает религию по критериям рыночной эффективности, заслуживает просто жалости: такой человек живет в столь удушающе-одномерном мире, что сердце просто требует послать ему гуманитарную помощь в виде Евангелия. С тем же успехом можно оценивать национальную литературу по успехам национальной футбольной сборной.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?