Текст книги "Развитие личности. Психология и психотерапия"

Когда Ж. Лакан говорит, что «эта форма другого находится с его Я в самой тесной связи», как бы «накладывается на него», речь идет именно о я-отождествленном отношении, в котором каждый играет я-отождествленную роль, обусловливая игру друг друга. Если мы представим себе аналогию с театральным действием, то в самом общем приближении можно сказать, что, играя Гамлета, актер фактически делает свою партнершу Офелией, играя же Отелло – Дездемоной, в противном случае пьеса не удастся.

Далее Ж. Лакан конкретизирует эту мысль: «Имеется, таким образом, плоскость зеркала, симметричный мир эго и однородных других».[120]120
  Лакан Ж. «Я» в теории Фрейда и в технике психоанализа (1954/55). Пер. с франц. / Перевод А. Черноглазова. М.: Издательство «Гнозис», Издательство «Логос», 1999. С. 349.


[Закрыть] Чем подтверждает наше предположение, поскольку когда он говорит о «мире эго» (читай – «мирах») и «однородных других», указывая на их симметричность, понятно, что речь идет о я-отождествленных отношениях.

Теперь Ж. Лакан идет дальше: «Именно в порядке, установленном стеной языка, и черпает воображаемое свою ложную реальность (воображаемое черпает себя в Символическом. – А.К., А.А.), которая остается тем не менее реальностью засвидетельствованной. Собственное Я (в нашем его понимании), другой, подобный – все эти воображаемые сущности являются объектами. […] Объектами они, безусловно, являются, будучи как таковые поименованы внутри однородно организованной системы – стены языка».[121]121
  Лакан Ж. «Я» в теории Фрейда и в технике психоанализа (1954/55). Пер. с франц. / Перевод А. Черноглазова. М.: Издательство «Гнозис», Издательство «Логос», 1999. С. 349–350


[Закрыть]

В этой цитате важно каждое слово. Во-первых, высказывание «засвидетельствованная реальность» означает, что отношения эти действительны, но при этом уточнение «именно в порядке, установленном стеной языка» говорит нам, что эта реальность обеспечивается взаимной согласованностью игры, обеспеченной «поименованностью» ролей («сын – мать», «учитель – ученик», «покупатель – продавец», «аналитик – анализант» и т. п.) и их соответствием «внутри однородно организованной системы» (не «сын – продавец», не «ученик – мать» и т. п.). И наконец, может быть, самое важное: «эти воображаемые сущности являются объектами», то есть субъекты выступают здесь даже не в роли субъектов, а как предметы, поскольку они, будучи в я-отождествленных отношениях, только марионетки игры, правила которой предусмотрены уже самой игрой, названием пьесы: «Гамлет», «Отелло». Можно, опять же с сильным приближением, сказать, что здесь срабатывает «субъективация» (М. Фуко), но не «субъективность» как таковая.

Ж. Лакан в следующем абзаце еще явственнее прочерчивает «объектность» человека в таких отношениях, указывая на главенствующую роль языка в этой «материализации»: «Говоря со своими ближними, субъект пользуется общим для всех языком, в котором воображаемые Я выступают как вещи не просто вне-существующие, а реальные. Будучи не в состоянии узнать, что же именно находится в поле, где протекает конкретный диалог, он имеет дело с определенным числом персонажей (далее Ж. Лакан приводит символы своей схемы, которые обозначают я-отождествленные роли напарников рассматриваемого субъекта по я-отождествленным отношениям. – А.К., А.А.). И в той мере, в которой субъект ставит их в связь со своим собственным образом, те, с кем он говорит, становятся одновременно теми, с кем он себя отождествляет».[122]122
  Лакан Ж. «Я» в теории Фрейда и в технике психоанализа (1954/55). Пер. с франц. / Перевод А. Черноглазова. М.: Издательство «Гнозис», Издательство «Логос», 1999. С. 350.


[Закрыть]

Последняя фраза в этой цитате может показаться полной нелепицей (будем надеяться, что Ж. Лакан действительно говорил то, что мы имеем возможность прочесть и мы не имеем дела с ошибкой перевода), но напротив, если слова Ж. Лакана переведены верно, сказанное удивительно точно определяет всю специфику я-отождествленных отношений: «И в той мере, в которой субъект ставит их в связь со своим собственным образом (я-отождествленной ролью. – А.К., А.А.), те, с кем он говорит, становятся одновременно теми, с кем он себя отождествляет (соответствующая я-отождествленная роль напарника по игре. – А.К., А.А.)». Сама конструкция фразы блестяще характеризует ситуацию ситуативного генезиса я-отождествленных отношений (повторим еще раз): «становятся одновременно теми, с кем он себя отождествляет (курсив наш. – А.К., А.А.)».

Все, что было представлено выше, прекрасно отражает сущность «первичной интерсубъективности». И далее, что не может не вызвать восхищения, Ж. Лакан излагает, если так можно выразиться, «переходную» между первичной и вторичной интерсубъективность, которая, как следует из нижеприведенной цитаты, обеспечивается не чем иным, как я-неотождествленными ролями (теперь их безусловная значимость и ценность станет нам совершенно очевидной).

«Говоря так, – пишет Ж. Лакан, – нельзя упускать из виду основное допущение, из которого мы, аналитики, исходим, – мы твердо убеждены, что существуют и другие субъекты помимо нас, что существуют между субъектами отношения вполне неподдельные. У нас не было бы причин так думать, не будь наше убеждение засвидетельствовано тем фактом, который как раз субъективность и характеризует, – тем фактом, что субъект способен нас обмануть. Это и есть решающее доказательство. Я вовсе не утверждаю, что это единственное основание реальности другого субъекта, – это его доказательство. Другими словами, на самом деле мы обращаемся не к … (здесь Ж. Лакан приводит символы своей схемы, которые обозначают другого (Другого) как его (Его) сущностную инаковость, его (Его) уникальную индивидуальность. – А.К., А.А.), которые суть то, о чем нам ничего неизвестно, – настоящие Другие, истинные субъекты».

Остановимся на всех значимых местах этой цитаты. «Мы твердо убеждены, что существуют другие субъекты помимо нас» – заключенная здесь мысль не оставляет сомнений: я-отождествленные роли не дают нам ощущения собственной субъективности, чего было бы нелепо ожидать от того, что по сути является пусть и сложным, но «поведенческим автоматизмом», «стереотипным поведением» и «условным рефлексом». Как же Ж. Лакан «узнает» о субъективности других, «узнает» о том, что они не объекты (не вещи, какими были люди для ребенка на первых двух уровнях формирования его личности), а субъекты? Через возможность обмана с их стороны, что значит: я узнаю, что другой «себе на уме», узнавая, что он был со мной в я-неотождествленных отношениях, преследуя какие-то свои, осознанные им самим, но не известные мне цели. Тот факт, что другой может поступать не так, как я думаю, говорит мне о том, что он «мыслит» (здесь важен также и тот факт, что обман этот оказывается возможен благодаря языку: я понимаю, что он, этот другой, обладает не только внешней, известной мне, но и какой-то своей, только ему одному известной внутренней речью). Кстати сказать, и свою субъективность я осознаю, когда обманываю кого-то, иными словами, мое «эмпирически схваченное переживание собственного „Я“»[123]123
  Курпатов А.В., Алехин А.Н. Философия психологии (Начало психософии. Теоретические основы науки о душе человека). – СПб.: «Ювента», 1999. С. 283.==


[Закрыть] есть не что иное, как переживание страха своей собственной нарушенной тождественности (исполняемой роли и стоящего за ней помысла).

Итак, я-неотождествленные отношения дают мне возможность ощутить «промежуточную интерсубъективность», интерсубъективность, где поведение другого субъекта открывается для меня как тайна за семью печатями. Он пугает меня в структуре этой «промежуточной интерсубъективности» своей неизвестностью, непредсказуемостью, инаковостью, но не сущностной, не уникальной еще, а инаковостью мысли. Собственно же его уникальная индивидуальность, он как «настоящий Другой», «истинный субъект» может открыться мне лишь в индивидуальных отношениях, где речь будет остановлена, а отношение, лишенное содержания, станет чистым отношением соприкасающихся сущностей, где царствовать будет «вторичная интерсубъективность». Однако до той поры, пока между нами стоят язык (что создает континуум я-отождествленных отношений) и речь (с ее распадающимся течением на внутреннюю и внешнюю, что создает возможность я-неотождествленных отношений), наши с ним индивидуальные отношения (отношения двух Других друг с другом) заказаны.

И вот почему Ж. Лакан пишет: «Они („Другие“, „истинные субъекты“. – А.К., А.А.) находятся по другую сторону стены языка (языка и речи (внутренней и внешней). – А.К., А.А.) – там, где мне никогда до них не добраться. Это ведь к ним, по сути дела, обращаюсь я каждый раз, когда произношу слово истины, но достигает оно, по законам отражения, лишь а да а (здесь Ж. Лакан снова использует обозначения своей схемы для „других“ с маленькой буквы, „ролей“, как мы теперь знаем. – А.К., А.А.). Я всегда устремляюсь к субъектам истинным, а довольствоваться мне приходится только тенями. От Других, истинных Других, субъекта отделяет стена языка».[124]124
  Лакан Ж. «Я» в теории Фрейда и в технике психоанализа (1954/55). Пер. с фр. / Перевод А. Черноглазова. М.: Издательство «Гнозис», Издательство «Логос», 1999. С. 350.


[Закрыть]

Впрочем, пессимизм этого высказывания Ж. Лакана мы разделить никак не сможем, но чтобы открыть свою «истину» Другому (без слов, правда), необходимо пройти как минимум три уровня развития личности, и об этом мы будем говорить ниже, пока же нам следует завершить представление процесса ее формирования.

Что ж, Ж. Лакан предоставил нам замечательную возможность понять, каким же образом, по каким психологическим механизмам существуют я-отождествленные и я-неотождествленные отношения, он показал нам также значимость я-неотождествленных отношений для обретения субъектом ощущения собственной и чужой «субъективности». Он позволил нам сформулировать те отличия, которые характеризуют специфику первичной, переходной и вторичной интерсубъективности. Теперь же мы еще раз вернемся к его по сути весьма трагичной фразе о своей, как и каждого из нас, нецелокупности. Рассмотрим его «стадию зеркала» и подведем не самые утешительные итоги результатам процесса формирования личности, что откроет нам истинное значение уже другого процесса, процесса развития личности.

Итак, Ж. Лакан говорит: «Лично я не целокупен», распространяя этот тезис на каждого человека. Данное обстоятельство, учитывая вышеизложенное, сомнений не вызывает. Однако истоки этого открытия следует искать не где-нибудь, а в так называемой «стадии зеркала», описанной Ж. Лаканом (оставим в стороне позицию Меляни Кляйн и Валлона). Было бы ошибкой считать, что под «стадией зеркала» в концепции Ж. Лакана понимается именно тот процесс, когда ребенок между 6 и 0 месяцами своей жизни производит некие операции в своем сознании, связанные со своим отражением в зеркале. По мнению Элизабет Рудинеско, и с ней трудно не согласиться, «стадия зеркала» в концепции Ж. Лакана «не имеет ничего общего с реальными стадиями, как и с реальным зеркалом, ни даже с каким-либо конкретным опытом. Она представляет собой скорее своего рода психологический процесс, а точнее – онтологический, в котором проявляется субъект в его самоидентификации посредством установления системы подобий, которые он начинает осознавать, подобно тому как ребенок начинает узнавать себя, глядя в зеркало (курсив наш. – А.К., А.А.)».[125]125
  Рудинеско Э. Жак Лакан: Эскиз жизни – история системы мысли. // Логос № 5 (1999) 15. М.: Издательство «Дом интеллектуальной книги», 1999. С. 205.


[Закрыть] Для Ж. Лакана «стадия зеркала» действительно не более чем удачный образ для изложения своих взглядов. Что ж, попытаемся рассмотреть очертания этого образа.

«Вот на чем я настаиваю, – пишет Ж. Лакан, – в моей теории стадии зеркала: один лишь вид целостной формы человеческого тела дает субъекту воображаемое господство над его собственным телом – господство преждевременное по отношению к реальному овладению. Такое формирование не связано с самим процессом созревания и не совпадает с ним. Субъект предвосхищает завершение психологического развития, и предвосхищение это придаст свой стиль всякому позднейшему осуществлению действительного овладения двигательными функциями. Это и есть тот первичный опыт видения себя, где человек в отражении осознает себя иным, чем он есть, где закладывается основное человеческое измерение, структурирующее всю его фантазматическую жизнь».[126]126
  Лакан Ж. Семинары, Книга 1: Работы Фрейда по технике психоанализа (1953/54). Пер. с франц. / Перевод М. Титовой, А. Черноглазова (Приложения). – М.: ИТДГК «Гнозис», Издательство «Логос», 1998. С. 107.


[Закрыть]

Иными словами, для Ж. Лакана, нарочито чурающегося экзистенциализма, «стадия зеркала» есть способ сказать о феномене «несовпадения человека» с самим собой. И если собственно феномен «зеркала» есть просто несовпадение предполагаемого образа с образом реальным (в самом этом факте нет ничего сверхъестественного, странно было бы как раз обратное), то «стадия зеркала», по Ж. Лакану, есть некий символ, который призван выразить то внутрипсихическое выпадение человека из социума, ту его противопоставленность социуму, которая возникает вследствие несовпадения человека в его целокупности (которой он обременен со всей неизбежностью), с теми частными функциями («ролями»), которыми он в этом социуме является.

Вот почему Ж. Лакан пишет в своей статье «Стадия зеркала и ее роль в формировании функции Я» (1949) о «социальной диалектике, придающей этому (человеческому. – А.К., А.А.) познанию параноидальную структуру».[127]127
  Лакан Ж. Инстанция буквы, или Судьба разума после Фрейда. Пер. с франц. / Перевод А.К. Черноглазова, М.А. Титовой (Значение фаллоса). – М.: «Русское феноменологическое общество», издательство «Логос», 1997. С. 10.


[Закрыть] Указание на параноидальность – есть указание на противопоставленность субъекта и социума, раскалывающую субъекта, в этом и этим социумом конституированного, противопоставленность, которая, впрочем, не отменяет единства, обусловленного «однокоренной» природой социума и социального субъекта, поскольку эта «социальная диалектика» в том-то и состоит, что «связывает Я с социально обусловленными ситуациями»[128]128
  Лакан Ж. Инстанция буквы, или Судьба разума после Фрейда. Пер. с франц. / Перевод А.К. Черноглазова, М.А. Титовой (Значение фаллоса). – М.: «Русское феноменологическое общество», издательство «Логос», 1997. С. 12.


[Закрыть] (я-отождествленные роли). Только такое понимание мысли Ж. Лакана позволит нам более или менее точно уловить смысл следующих его слов:

«Стадия зеркала, таким образом, – пишет Ж. Лакан в той же работе, – представляет собой драму, чей внутренний импульс устремляет ее от несостоятельности к опережению, – драму, которая фабрикует для субъекта, попавшегося на приманку пространственной идентификации, череду фантазмов, открывающуюся расчлененным образом тела, а завершающуюся формой его целостности, которую мы назовем ортопедической, и облачением наконец в ту броню отчуждающей идентичности, чья жесткая структура и предопределит собой все дальнейшее его умственное развитие. Таким образом прорыв круга Innewelt в направлении к Umwelt[129]129
  Innewelt (внутренний мир – нем.) и Umwelt (окружающий мир, окружающая среда – нем.) определяются Ж. Лаканом в этой статье, как «организм» и «его реальность».


[Закрыть] порождает неразрешимую задачу инвентаризации „своего Я“».[130]130
  Лакан Ж. Инстанция буквы, или Судьба разума после Фрейда. Пер. с франц. / Перевод А.К. Черноглазова, М.А. Титовой (Значение фаллоса). – М.: «Русское феноменологическое общество», издательство «Логос», 1997. С. 11.


[Закрыть]

В этой цитате проглядываются наконец основные линии концепции Ж. Лакана. Социализация – есть «драма» (указание на «устремление от несостоятельности к опережению» – странным образом коннотирует с уже упомянутой нами концепцией А. Адлера, о которой, впрочем, сам Ж. Лакан не говорит), драма, суть которой состоит в необходимости самоидентификации для субъекта, что, впрочем, влечет за собой лишь «ортопедическую» целостность, целостность, сотканную из «фантазмов» («ролей») и не являющуюся целокупностью, в отсутствии которой Ж. Лакан, как мы помним, и признается. Вот почему эту идентичность Ж. Лакан называет «отчуждающей», поскольку, как ни парадоксально, но именно идентичность человека его ролям, эта «субъективация» (по М. Фуко) и лишает его, человека, его самого, лишает его возможности быть инаковым, проявлять свою уникальную индивидуальность в индивидуальных отношениях.

Однако именно структура личности человека, какой бы чуждой, искусственной в отношении самого человека она ни была, и определяет («предопределяет», как говорит Ж. Лакан) «все дальнейшее его умственное развитие». Иными словами, следование человека в процессе дальнейшей жизнедеятельности в том же направлении, в котором происходило формирование его личности, представляет собой последовательное усугубление его внутренней раздробленности, обусловленное почти хтонической игрой (наложением, слипанием, диссоциацией и т. п.) всего множества его различных Я (я-отождествленные и я-неотождествленные роли), каждое из которых является лишь неким отблеском (или все же тенью?) его истинной сущности, скрытой под покровами двух внешних контуров личности.

Суть процесса формирования личности, таким образом, заключается в утрате ребенком своей первоначальной целостности, природного единства. В этом процессе он сам (его ego, ego, которого, если быть совсем точными, на самом деле никогда и не было, о чем свидетельствовал и Ж. Лакан, а существовало лишь то, что мы с огромной долей условности могли бы таковым назвать) приобретает некую содержательную форму, но не свою собственную, подлинно индивидуальную (поскольку процесс формирования личности является по сути не разрастанием себя, а прорастанием в социум, то есть процессом адаптации к социальной среде), а форму своих эманаций, разношерстное единство множества социально обусловленных ролей. Здесь напрашивается аналогия с одноименным персонажем сказки «Волшебник страны Оз», который представлялся своим визитерам то в образе пылающего шара, то чудовищем, то прекрасной женщиной, будучи на самом деле лишь несчастным фокусником из Техаса, занесенным на своем воздушном шаре в загадочную страну, где он не мог быть, но мог лишь казаться. Впрочем, справедливости ради надо отметить, что на него, на его кажимость смотрели также отнюдь не настоящие глаза, но глаза, прикрытые зелеными очками, окрашивающими мир в изумрудные цвета.

Итак, возвращаясь к сказанному, а именно к феноменам интерсубъективности, и подводя итоги, следует констатировать, что процесс формирования личности есть не только процесс обретения человеком содержательных форм, необходимых для существования в социальной среде, но и одновременный процесс угасания сущностной инаковости, уникальной индивидуальности конкретного человеческого существа в лавине нарождающейся содержательности, которая подобно коросте покрывает его индивидуальность и скрывает ее от Другого, что делает обоих – другими. Этот процесс закономерен и неизбежен, причем, как свидетельствует психотерапевтическая практика, для конкретного субъекта лучше, если он (процесс формирования его личности) пройдет максимально полно и развернуто, без сшибок и возможных огрехов. Однако процесс этот является не самоцелью, а (как мы увидим ниже, рассматривая процесс развития личности) лишь своего рода подготовительным этапом к тому, чтобы (при удачном стечении обстоятельств) открыться впоследствии Другому (данному в индивидуальных отношениях, в реалиях «вторичной интерсубъективности») переродившимся.

Младенец открыт Другому, но беда в том, что тот ему недоступен, да и сам младенец не имеет еще специфической способности ухватывания Другого в его другости. Более того, он (другой человек) не является младенцу Другим, он для него – Другое. Другой для него не «такой же, как я, но иной», а нечто чужеродное, можно было бы сказать, «оторванное», «отстраненное». Если бы данной ситуации встречи младенца и взрослого предсуществовал некий общий для них двоих социоформный континуум, то подобная встреча двух Других могла бы состояться и без длительного процесса формирования личности с последующим ее развитием (являющимся, как мы увидим ниже, ее анигиляцией), но в том-то все и дело, что этого континуума не существует еще, этот континуум «интерсубъективности» только будет теперь формироваться. Однако по мере его формирования Другой станет все более и более затуманиваться, блекнуть, окутываемый содержанием, отдаляться от сущности ребенка, но теперь уже не «по своей воле», не через свою Индивидуальную Реальность, отделявшую его прежде от этого малыша, но потому, что сам малыш будет формировать свою собственную Индивидуальную Реальность, свою «атмосферу», свою призму-сито, искажающую и цензурирующую. Таким образом формирование личности – это процесс утраты единства с Другим, утраты единства, которого, по большому-то счету, и не было, но которое в принципе было бы возможным, если бы мы все «были как дети».

Глава пятая. Процесс развития личности

Факт существования процесса развития личности, с одной стороны, кажется совершенно неопровержимым, с другой же – чуть ли не выдумкой, причем самой безапелляционной. По крайней мере вполне закономерно возникает вопрос: почему, если он действительно существует, он не был замечен и определен прежде? Впрочем, вопрос этот не вполне корректен, поскольку тот факт, что не только с ребенком, но с уже взрослым человеком могут происходить определенные изменения, влекущие за собой системную переоценку ценностей и смену мировоззренческих ориентиров, этот факт известен. Более того, сам термин «развитие личности» неоднократно используется в психологической литературе гуманистического толка, да и психоаналитики демонстрируют факты, свидетельствующие о возможности некой динамики, влекущей за собой системные преобразования мировоззрения и мировосприятия анализанта (Ж. Лакан внес, видимо, наиболее существенный вклад в этом направлении). И наконец, различные духовные школы и практики тоже говорят о развитии человека, называя его, правда, «духовным». Так что, казалось бы, жаловаться на отсутствие фактических свидетельств процесса развития личности нам не приходится. Но являются ли эти факты свидетельствами именно процесса развития личности, а не специфическими аберрациями внутри сформированной и неизменной структуры?

Подобные сомнения, несмотря на несметное количество эмпирических фактов, вызывают определенные опасения: не является ли все же процесс развития личности подобием некой желаемой, а потому не разоблачаемой мистификации? Если же учесть саркастические пассажи некоторых авторов, которые, причем отнюдь не беспочвенно, утверждают, что люди склонны верить в искренность чувств и состояний, которые сами не испытывают,[131]131
  См., например, Жид А. Яства земные: Избранная проза. / Пер. с франц. – М.: Издательство «Вагриус», 2000. С. 537.


[Закрыть] но, например, хотели бы испытывать (достаточно вспомнить знаменитое: «он принимает желаемое за действительное»), такие опасения действительно обретают почву. Право, может быть, мы склонны принимать желаемое развитие личности за действительное, хотя оно таковым не является? Впрочем, здесь мы вступаем на почву голой риторики и никому не нужных софизмов.

То, что отношения человека могут претерпевать сущностные изменения и касаться не отдельных персон, что можно было бы объяснить какими-то ситуативными моментами, а неких явлений в целом, – это точно, и Ж. Лакан оказал нам неоценимую услугу, проведя различие между другим и Другим. Иными словами, отрицать возможность динамики в существовании личности, факта наличия системных изменений ее структуры не приходится. Но почему, например, тот же Ж. Лакан не усмотрел в этих изменениях процесса «развития личности» как некого самостоятельного и чрезвычайно важного явления? Ответ на этот вопрос, по всей видимости, состоит в специфике психического аппарата, который и создан, кажется, лишь для того, чтобы обеспечить некую иллюзию стабильности в этом отнюдь не стабильном мире.

Сейчас мы имеем в виду тот факт, что человек склонен рассматривать себя как некую неизменную субстанцию, он не чувствует тех различий, которые специфицируют его прошлое и настоящее, ему кажется, что он всегда был таким или почти таким, как сейчас. Однако это очевидная ловушка. Когда мы рассказываем своим детям те события их детства, которые свидетельствуют о различных этапах формирования их личности (а уж отвергать этот факт после исследований Ж. Пиаже и Л.С. Выготского вряд ли у кого-то рука поднимется), они искренне удивляются проявлениям своего речевого эгоцентризма и т. п. вещам. Им кажется, что они почти не изменились с тех пор, как себя помнят. Впрочем, учитывая задачи психического аппарата, это вполне естественно.

Совершенно то же самое происходит и с процессом развития личности. Та личность, которая не переступила порог первого этапа своего развития (совпадающего, как мы уже говорили, с последним этапом ее формирования), конечно, будет сопротивляться теории развития личности сколько это вообще будет возможно. Равно как ни один из нас не знает, что представляет собой смерть, а потому всякие суждения на ее счет кажутся нам шарлатанством высшей пробы, так и личность, которая не осуществила значительных продвижений в процессе своего развития, будет отрицать ту динамику, которую мы будем описывать. Позиция таких людей вполне понятна, и с ней бессмысленно было бы спорить, поскольку то, чего ты никогда не ощущал, возможно только представить, но это представление однозначно будет ошибочным, а потому всякий человек, находящийся в такой ситуации, вправе сказать, что он не верит в то, что такое переживание возможно. Позволим ему оставаться в этом блаженном неведении. Те же, кому удалось перешагнуть хотя бы пару этапов развития своей личности, оказываются в совершенно другой ситуации, которая, впрочем, также не способствует исследованию процесса развития личности, поскольку тут вступает в дело психологический механизм, описанный нами выше, призванный создавать у нас чувство стабильности и неизменности собственного существа.

То, что нам удалось не только заметить и описать, но и периодизировать процесс развития личности, определить его закономерности и динамику личностных структур в этом процессе, – отнюдь не наша заслуга. Поскольку мы, как и любой другой человек, склонны ошибочно думать о неизменности себя и своей тождественности на протяжении всего своего жизненного пути, опираться только на данные рефлексии мы не вправе. Если предложенная психософией периодизация процесса развития личности и стала возможной, то не столько благодаря наблюдательности ее авторов, сколько за счет скрупулезного и последовательного использования, можно сказать, следования требованиям новой методологии. Не наша собственная рефлексия, без которой, впрочем, мы не могли бы обойтись (но не она была главной), а сама методология, логика исследования, требования работы с фактами, определенные новой методологией, – вот что позволило нам описать процесс развития личности с учетом его закономерностей и динамики личностных структур, которые, в свою очередь, обязаны все той же новой методологии.

Процесс развития личности более или менее полно уже был представлен нами в работе «Философия психологии. Начало психософии»,[132]132
  Курпатов А.В., Алехин А.Н. Философия психологии (Начало психософии. Теоретические основы науки о душе человека). – СПб.: «Ювента», 1999. С. 290–325.


[Закрыть] он также имеет четыре уровня: 1) первично открытая модель (ПОМ); 2) первично закрытая модель (ПЗМ); 3) вторично закрытая модель (ВЗМ); 4) вторично открытая модель (ВОМ). В настоящей книге мы лишь представим этапы развития личности, а также опишем основные, на наш взгляд, наиболее важные феномены и действующие факторы этого процесса.

Как и всякий процесс, процесс развития личности разворачивается по четырем последовательно сменяющим друг друга уровням. Первый этап развития личности, или первично открытая модель (ПОМ) феноменологически совпадает с этапом деятельностной социализации процесса формирования личности. Сущностной спецификой ПОМ является, однако, не реализация социальной активности, продуцируемой внешним и внутренним контуром личности, а само существование человека как личности, то есть как социального элемента. Социум можно представить в виде сложной и весьма разветвленной кристаллической решетки, где отдельно взятая личность является одним из «атомов», который сочетается с остальными строго детерминированными системами связей (я-отождествленных и я-неотождествленных ролей). Степень личностной свободы в этом случае соответствующая. Личность не проявляет себя, а проявляется в заданном континууме отношений. Она зависима от связей, в которых она состоит, и детерминирована внешними и внутренними условиями, большая часть из которых виртуальна.

Условность ролевых отношений, определяющих существование личности на уровне ПОМ, вполне ясна каждому, кто способен видеть в пресловутых «внутренних условиях» не признаки некой эфемерной индивидуальности (понятой как отличность), а первичную интерсубъективность. По сути дела первичная интерсубъективность напоминает «малый драматический театр». Известное изречение, представляющее социальные отношения как «большой драматический театр», согласно которому «весь мир – театр, а люди в нем – актеры», описывает социальные отношения при взгляде на них как будто бы со стороны, однако такой «взгляд» годится разве что для «кройки и шитья» афоризмов, но никак не для психологии. На самом деле настоящий театр, правда «малый», имеет место быть не в обществе как таковом, а в пространстве первичной интерсубъективности, которая целиком и полностью расположена «внутри» отдельно взятого субъекта и потому интресубъективностью может быть названа лишь с завидной долей условности.

Итак, отличие первичной интерсубъективности от промежуточной и вторичной может быть сформулировано следующим образом: в ней не участвуют другие люди как таковые, во внутреннем (условно «интерсубъективном») пространстве индивида существуют некие представительства (образы) других людей, скроенные данным человеком в соответствии с его собственными представлениями, ожиданиями, требованиями и т. п. А потому то, что воспринимается внешним наблюдателем как «интер-акции», на самом деле, является лишь некой имитацией «интеракций», они только кажутся таковыми, создают эффект взаимодействия, не являясь в подлинном смысле таковыми. Фактически индивид совершает операции с собственными образами и между собственными образами, осуществляя своего рода игру в игре, играя с самим собой, будучи вовлеченным в качестве элемента в игру, большую по масштабам. В некоторых случаях, когда внешние обстоятельства самым разительным образом отличаются от правил установленных индивидом в собственной игре, когда он оказывается не способен игнорировать свидетельства реальности, он с неохотой делает некоторые правки в своем «сценарии», но даже внося в него коррективы, он не отступает от своего изначального «режиссерского замысла», интерпретируя и ориентируя посылы реальности в своем мире таким образом, чтобы они не нарушали установленных прежде правил.

Иными словами, личность на уровне ПОМ взаимодействует не с конкретными людьми, а с их образами (образами других, но собственного производства) в своем собственном сознании (в собственной Индивидуальной Реальности), фактически она не действует, не живет, а «играет на штабных картах». Поскольку же другие люди ведут себя так, как они себя ведут, а не так, как это предписывается их образам в Индивидуальной Реальности рассматриваемого нами индивида, эти «штабные учения» не задаются, наш персонаж вечно проигрывает, что ведет к разочарованиям, проблематизациям и т. п. вещам, которые значительно ухудшают качество психической жизни данного человека. Данные проблематизации, то есть формирование неких дополнительных концепций, объясняющих данные несоответствия какими-нибудь убедительными для данной личности доказательствами (как, например, вынесение оценки или пригвождение каким-либо ярлыком, что хорошо иллюстрируется особенностями мировоззрения верующих фанатиков), позволяют смягчить возникающие разочарования. Нечто подобное мы можем наблюдать и на настоящих географических картах, где возникает ровно такая же трудность, поскольку округлость Земли не позволяет перенести свои контуры на двумерную плоскость без искажений.

Личность на уровне ПОМ занимается, таким образом, постоянным уравновешиванием возникающих дисбалансов, продиктованных несоответствием сценариев ее «малого театра» реальному положению дел. С этой целью формируются громоздкие концепции, формулируется множество закономерностей, которые сопровождаются еще большим количеством различных оговорок и исключений, они паралогически «подтверждают» столь же паралогические «правила», содержательность разбухает подобно дрожжевому тесту. В принципе при удачном стечении обстоятельств и склонности конкретного индивида к «паралогическому» мышлению такая структура может просуществовать неограниченно долго. Такую систему, учитывая ее полную безответность (ибо отвечает она только сама себе, хотя мы и наблюдаем некоторые внешние проявления происходящих внутри нее процессов), можно было бы назвать «закрытой», уподобить ее «абсолютно черному телу» физика или «черной дыре» астронома, но все дело в том, что она жизнеспособна и абсолютно самодостаточна, поэтому она «закрыта» лишь для нашего способа ее восприятия.