Электронная библиотека » Андрей Кутерницкий » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "Сны над бездной"


  • Текст добавлен: 21 февраля 2020, 13:00


Автор книги: Андрей Кутерницкий


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

СЕГОДНЯ!

единственное представление

«ДО ВСТРЕЧИ В АДУ!»

феерия

В программе:

1. Обращение Сатаны к миру.

2. Великое торжище.

3. Костер до небес.

Начало – за час до восхода Луны.

«Как это получится: костер до небес?» – подумал мальчик.

И решил непременно прийти и посмотреть.


Фома говорил быстро, взволнованно.

– Пойдем с нами! Пойдем, Арсен! Вокруг будет море, – рыбы, птицы, простор, свобода! Не хочу до последнего дня испытывать тоску!

– Не настаивай! – промолвил Арсен задумчиво.

Он помолчал.

– Ты ведь всегда мечтал уйти от людей, Фома, – сказал он.

И заговорил тихо, неторопливо:

– С тех пор как она умерла, смерть не вызывает во мне отвращения. А иногда я хочу смерти. Я вот сказал тебе: с тех пор как умерла… Я неправильно сказал. Она не умерла, она ушла. Оглядываясь, улыбаясь мне. Как бы за перегородку, за стенку. И скрылась там. Но я все равно чувствую ее присутствие.

– Ты не боишься, что окажешься не там, где она? – спросил Фома.

– Нет, – ответил Арсен.

– А мне мерещится: разведут нас, и уже навечно, по разным приютам!

Старики сидели в кухне на табуретах за деревянным столом, на котором стояли тарелки с едой и краснел пузатый графин, наполовину наполненный вином. И как только мальчик вошел в кухню, ему почудилось, что он видит светлую печаль вокруг их лиц, мягко разлитую в воздухе.

– Что, Федя, в подлунном мире нового? – спросил Арсен, обращаясь к мальчику и приглашая его сесть за стол.

– На набережной перед восходом Луны будет спектакль, – сказал мальчик, усаживаясь за стол рядом с Фомой.

– Где же там театр? – спросил Арсен и поставил перед мальчиком чистую тарелку.

– Построили, – ответил мальчик. – Большая сцена за мостом. За Центральным спуском.

И вдруг его охватило внезапное счастье от того, что он как равный сидит среди мужчин в компании Арсена и Фомы.

И мелькнула мысль: «Если бы сейчас с ними был отец!»

– Я вечером посмотрю представление? – спросил мальчик у старика.

– С условием, – сказал Фома, – Будешь осторожен! А лучше не ходи.

– Но мне очень хочется. Ведь я все равно каждый вечер хожу встречать Луну.

– И она отпускает тебя?

Фома всегда называл мать мальчика «она». Он лишил ее имени.

– Да, – ответил мальчик.

– Какие еще события потрясают наш великий город? – спросил Арсен с всегдашнею своею иронией в голосе и глядя на мальчика темными добрыми глазами.

И неожиданно для себя самого мальчик сказал ему:

– Мне пришло письмо-счастье.

Он достал письмо и протянул его Арсену, – ему очень захотелось поделиться с Арсеном и Фомой чем-то тайным, своим.

– Оно пришло мне, – повторил он, выделяя слово «мне».

Арсен водрузил на большой бугристый нос очки и, отставив от себя на вытянутой руке исписанный лист бумаги, начал читать письмо вслух.

– Ты в это веришь? – спросил Фома у мальчика.

– Почему бы не верить? – промолвил Арсен. – Если бы такое письмо пришло мне, я непременно отправил бы двадцать копий.

– А ты скажешь мне адреса людей, которым можно послать письма? – спросил мальчик Арсена.

– Я дам тебе адреса лучших людей в любых частях света, – ответил Арсен.

До самого вечера мальчик переписывал письмо-счастье. Он переписал его еще пятнадцать раз, запечатал копии в конверты и стал надписывать на них фамилии адресатов. Весь мир предоставил ему свои чудесные названия – Австралия, Япония, Индия, Китай, Бразилия, Швеция, Канада, Турция, Марокко, Голландия, Тунис…

Закончив работу, мальчик собрал конверты в стопку; она получилась толстая, тяжелая, и тяжесть ее подтвердила мальчику несомненную силу письма-счастья менять судьбу человека. Он решил, что завтра утром отнесет их на почту, чтобы служитель почты поскорее отправил их.

Глава 3

Когда мальчик вышел из дома, морская набережная на всем протяжении уже была плотно запружена народом и напоминала гигантский шевелящийся рой. Отовсюду слышались голоса, выкрики, внезапный свист, шуршание одежды и шарканье шагов, но над всеми звуками, умаляя их, довлел звенящий гул вертолетов, которых висело в воздухе над морем не менее сотни. Солнце опустилось низко, и вертолеты, подсвеченные от горизонта широким потоком лучей, походили на тучи черных жуков, густо усеявших ало-золотой небесный свод в багрово-коричневых над водою и жемчужно-бирюзовых в высоте облаках. То тут, то там хлопали одиночные выстрелы, шипящие ракеты взмывали вверх и, сгорая, падали в море. Вода была очень высока – мальчик сразу отметил это. Она доходила почти до парапета и все прибывала. Молодежь сидела прямо на гранитных камнях, свесив ноги к воде; множество людей расположилось на тротуарах, мостовой, на крышах автомобилей; в отворенных настежь окнах домов видны были бронзовые от закатного солнца лица, и на всех балконах торчали человеческие фигуры.

Оставив позади морской вокзал, мальчик увидел вдали над набережной яркое сияние. На фоне еще светлого неба оно походило на белый огонь гигантской электросварки. Это была освещенная магниевыми прожекторами театральная сцена. Подойдя к ней ближе, мальчик различил, что вся она окутана белесым дымом. Представление уже началось – грохот электрической музыки доносился оттуда, – и черные толпы людей окружали зрелище. Мальчик не мог видеть того, что происходило на сцене, но догадывался, что там происходит нечто очень интересное, по единодушным возгласам толпы и по тому, что время от времени музыка внезапно смолкала и тогда делался слышным сладкий человеческий голос, многократно усиленный через динамики.

Мучимый желанием поскорее увидеть представление, мальчик торопливо протискивался, проскальзывал между зрителями, получая от подвыпивших мужчин пинки и подзатыльники, и наконец встал на очень выгодном месте возле самых подмостков, откуда было видно все сразу.

Кубический объем сцены до конца в глубину был заполнен обрывками слоистого дыма, который подавался на нее через два отверстия снизу. В дыму на длинной подставке стояли певцы в атласных тогах. На заднике сцены был рельефно изображен величественный дворец на фоне синего неба. Перед дворцом были расставлены искусственные деревья, которые пышно цвели яркими стеклянными соцветьями, от переливчатых пурпурных до оранжевых и желтых. Вокруг них танцевали полуобнаженные балерины и застывали неподвижно, когда музыка прекращалась. Впереди же стеклянного сада на самом краю сцены стоял артист в белом хитоне с драгоценной диадемой на голове. В руках он держал живые цветы. И протягивая обе руки с цветами к зрителям, он возглашал:

– Вы думали, я отвратителен, хитер и коварен! Вы думали, я явлюсь к вам со злобой на уродливом лице и смертоносной ложью на устах и в руках моих будут ядовитые змеи? И вот я перед вами! Но разве уродлив я и безобразен? Разве черные, испачканные кровью одежды на мне? Разве ядовитые змеи обвивают мои руки? Нет! Я пришел к вам в чистых белых одеждах, и в руках моих для вас не ядовитые змеи, а прекрасные цветы!

И он швырнул цветы в толпу перед сценой, а певцы позади него запели:

– Осанна! Осанна! Благословен грядущий в мир князь мира сего!

И вновь заговорил артист, игравший главную роль:

– Итак, теперь я продолжаю то, с чего начал! Бессмертие… Нет для человека страшнее наказания, чем бессмертие! Разве кто-нибудь из вас хотел когда-нибудь бессмертия? Никто! И это известно мне доподлинно, ибо не существует в мире души человеческой, прошедшей мимо меня. И что бы вам пришлось делать, стань вы бессмертны? Вы страдали бы от скуки и тоски! И от этих страданий мучили друг друга. И конца бы вашим мучениям не было, потому что вы были бы бессмертны. Вам предложили бы воспевать славу Богу. Но кто из вас видел Бога? Кому вы будете воспевать славу? Невидимому духу, никогда не жалевшему вас? И что есть более неразумное и бессмысленное, чем петь славу не самим себе, не своим дерзаниям и подвигам, а тому, кого никогда не видели?! Славьте друг друга! Превозносите великих своих! Преклоняйтесь перед совершенствами своими! Я ищу славы не для себя, как обо мне думали и говорили мои враги, но – для вас! Вы – подданные державы моей, и ваша слава радует меня! Бессмертие – великое надругательство над человеком. Я – князь ваш! Я – друг ваш! Я – отец ваш! Я – ваш товарищ! Я – спасение ваше! И я знаю, чего вы хотите. Я изучал ваши желания на протяжении тысяч и тысяч лет. И они всегда были неизменны. Вы жили, как дикари, вы строили дворцы, вы творили поэзию и музыку, вы познавали законы космоса, вы сокрушали прежде созданное вами и опять воссоздавали, но всегда и во все времена вы хотели одного…

Он замолчал, выдержал долгую паузу и особенным, вибрирующим голосом медленно произнес:

– Наслаждения!

– Осанна! Осанна! – запели певцы. – Благословен грядущий в мир князь мира сего!

– Да! Пусть подойдет ко мне тот, кто не хотел наслаждаться! – заговорил вновь главный артист. – И пусть он мне скажет, не лукавя в сердце своем, что он не хочет наслаждения, но желает бессмертия! От пеленок своих вы жаждете наслаждения: еды, пития, сладкого, вкусного. Вы взрослеете, и разнообразятся ваши сладости: сила, власть, богатство, почести, слава, сластолюбие, сладострастие. Как жаждете вы сладкого! О, как жаждете! И я даю вам сладкое! Я не запрещаю вам сладкого!

Вдруг из пластов дыма в руке его появился деревянный крест. Он поднял крест над собою и воскликнул:

– Вот что ввело вас в заблуждение! Вот что отравило ваше наслаждение! Вот знак того, кто влил в вашу сладость горький яд бессмертия! Да. Он вечный враг мой, вечный мой противник в борьбе за ваше счастье. Это он пришел однажды и рассказал вам о бессмертии! А меня назвал человеконенавистником и лжецом. И как он вас обманул! Какую ужасную угрозу вашему счастью он с собой принес! «Распните плоть свою на кресте моем!» – сказал он. А я говорю вам: услаждайте плоть свою, ибо что у вас есть кроме плоти? Итак, я спрашиваю вас: есть ли среди вас такие, которые не предпочтут сладость и сытость – острым гвоздям и позорному кресту? Кто из вас хочет страдания, а не наслаждения, кроме тех малочисленных сумасшедших, потерявших последний разум и надевших на себя одежды скорби? Нет таких.

Он с силою переломил крест о согнутое колено и отшвырнул от себя обломки его.

– Дети мои! – воскликнул он и прослезился. – Славные мои подданные, сыны и дочери плоти и крови! Вот вам мои богатства! Царские венцы – желающим славы: насытьтесь! И горы золота – алчущим: насытьтесь! И оружие тем, кто хочет усладиться победою над соседом своим: насытьтесь! И похотливые, жаждущие прикосновений тела – сладострастным: насытьтесь! Насытьтесь все! Мои сокровища не на небесах, где никто и никогда их не видел, а здесь! Радуйтесь! Вкушайте! Я, верховный ангел света Сатанаил, первым осознал пагубу света и первым отбросил от своего имени позорную приставку «ил»! Я стал для вас Сатаною. Это был мужественный шаг, потому что до меня никто не посмел возвысить свой голос. Сатана! Как прекрасно мое имя! Как торжественно! Повторяйте его и освящайтесь им! Славьте его и поклоняйтесь ему! Са-та-на! Са-та-на!

Послышались редкие голоса.

– Громче! – закричал артист, заводя толпу. – Громче!

И вот уже тысячи хрипели, вопили, скандировали:

– Са-та-на! Са-та-на!

Артист поднял руки, и площадь затихла.

– Тьма! – вдруг торжественно провозгласил он. – Тьма – моя стихия! Я возлюбил ее! И вы ее возлюби́те! Вы уже знаете ее, потому что только во тьме возможно удовлетворить любое желание! Свет не стал бы светом, если бы не был отделен от тьмы! Берите же ее черный огонь! Берите в избытке!

В руке его появился горящий факел.

Певцы и балерины покинули свои места на сцене и ушли через боковую дверь.

– Этот костер – во имя нашего союза в блаженстве и наслаждении!

И он поджег сцену.

Толпа вокруг ахнула.

– Весь мир – бушующее пламя! – закричал он в исступлении. – Похоть плоти! Кипение страсти! Я иду к вам, ваш бог и князь!

Он спустился со сцены и, подняв над собой распахнутые руки, пошел сквозь толпу.

И люди расступались и давали ему дорогу.

Огонь все ширился, горячел.

Возгласы удивления и восхищения слышались кругом.

Наконец зрители шарахнулись в стороны и начали разбегаться.

И мальчик вместе с толпою отбежал от театра.

Когда расстояние до горящей сцены сделалось безопасным, он остановился и стал смотреть на нее издали. Пламя охватило уже всю постройку, гудело, металось, возносясь на огромную высоту и заслоняя своей яркостью прямые лучи заходящего солнца. Вдруг с треском крыша сцены рухнула, выплеснув к небу тысячи искр.

«А где князь мира сего?» – подумал мальчик и огляделся.

Артиста, исполнявшего в спектакле главную роль, нигде не было видно.

Как бы очнувшись от сна, мальчик побрел по набережной. Опять отовсюду его окружил многоголосый человеческий говор, выкрики парней, визги девиц, шуршание одежды и шорох шагов.

Опять услышал он грозный гул висящих над заливом вертолетов. Медленно продвигался он в толпе, которая временами скучивалась, становилась непроходимо плотной, и тогда ее надо было огибать по краю, временами же возникали перед ним свободные асфальтовые площадки. В одном месте дрались, в другом – танцевали, шлялось много пьяных, а также угрюмых людей со страшными лицами, но много было и медлительных, тихих, испуганных – эти ходили одиночками либо маленькими компаниями, взявшись за руки.

Все ждали появления Луны.

Народу прибавлялось с каждой минутой. Новые и новые группы людей втекали в бескрайнюю толпу из парадных и подворотен домов, из улиц, выходящих на набережную. Красно-оранжевый купол неба начал приобретать зеленоватые тона, а над головой темнеть, делаться синим, первые звезды обозначились в его глубине, но вертолеты над заливом, освещенные из-за горизонта исчезнувшим солнцем, горели в воздухе яркими слепящими огнями.

Вода прибывала.

Мальчик прошел мимо плотной шеренги людей, державших над собой развернутый транспарант:

ТРЕБУЕМ ОТКРЫТОГО РАССЛЕДОВАНИЯ ПРИЧИН ВЗРЫВА НА ЛУНЕ И НАКАЗАНИЯ ВИНОВНЫХ!

И остановился возле стенда, на котором были выставлены акварели и рисунки. Рядом со стендом сидел на складном стульчике худой остролицый человек – художник и блестящими черными глазами окидывал каждого, кто проходил мимо стенда.

Мальчик стал рассматривать акварели. На всех на них была изображена Луна огромных размеров. Луна-убийца заносила нож над беззащитной планетой, Луна – Шива-Многорукий походила на разъяренного осьминога, в раскрытый рот Луны-людоеда шли люди длинной скорбной вереницей. Она сияла над городами, лесами, пустынями, над индийским Тадж-Махалом, над Московским кремлем, над египетскими пирамидами.

– Нравится? – спросил художник мальчика.

Мальчик подумал было сказать, что учится в художественной школе и тоже рисует, но акварели были так плохи, что он застеснялся и промолчал.

– Может, у тебя есть хотя бы немного травки?.. Две-три затяжки. Или порошочек? – художник положил на свою ладонь маленькую фарфоровую Луну с синими цифрами 666 на белой эмали и показал мальчику. – А я подарил бы тебе этот талисман. Он, конечно, не спасет. Но все же симпатичная вещица!

– Нет, – сказал мальчик. – Я ничего не смогу дать вам взамен.

– Жаль, – произнес художник разочарованно. – Душа подсказывает мне, что настало время расплыться и потерять очертания. Очертания стали для меня очень болезненны.

За спиной мальчика послышался бой барабанов и звон металлических тарелочек.

– Харе Кришна, харе Кришна, Кришна, Кришна, харе, харе! Харе Рама, харе Рама, Рама, Рама, харе, харе! – распевали на ходу бритоголовые парни с черными завитками косичек из волос на голых затылках.

Одетые в одинаковые оранжевые балахоны, они шли большой толпой, приплясывая на ходу, били в барабаны, звенели тарелочками и несли над собой хоругви.

«Рыже-белая колли… – неожиданно подумал мальчик. – Придет ли она сегодня на Центральный спуск?»

Эту красивую породистую собаку он и прежде не раз видел на набережной; среди множества брошенных или потерявших своих хозяев домашних животных она выделялась не только красотой, но и гордой благородной осанкой. Вчера же, когда мальчик пришел на набережную смотреть восход Луны и сидел на верхних ступенях спуска, эта собака села рядом с ним, и хотя на спуске было много народа, мальчик почувствовал, что она выбрала именно его. Он смотрел на гладкую воду залива, на горизонт, на заходящее солнце, и она смотрела на воду залива, на горизонт, на заходящее солнце. И он ощущал параллельно своему взгляду ее взгляд. Тогда он повернул к ней голову, и она одновременно повернула к нему свою узкую морду, и он увидел, что из ее золотых глаз текут слезы. Собачьи глаза были до краев полны сверкающей влагой. И мальчик, утешая собаку, стал гладить ее по длинной мягкой шерсти. И когда он гладил ее, она лизнула его пальцы горячим языком. Потом она ушла и потерялась в толпе, а мальчик вернулся домой. Но лежа в постели перед сном, он долго думал о ней, и ему не давало покоя, что в тот момент, когда она лизнула его пальцы, он ясно понял: она именно плачет, как может плакать только человек. Утром приехал Фома, и мальчик забыл о собаке, но сейчас неожиданно вспомнил о ней, и у него сразу возникло ощущение, что она и сегодня сидит на том же самом месте и смотрит на залив. И он пошел проверить: так ли это?

Чем ближе подходил он к высоким статуям, украшавшим спуск с обеих сторон и хорошо видимым издалека, тем сильнее хотелось ему снова встретить рыже-белую колли. Когда же наконец он подошел к ним, то обнаружил, что все ступени спуска, до самой верхней, находятся под водой. Десятки людей сидели на граните, на пьедесталах статуй и даже на самих каменных статуях, и среди них у самой воды стоял человек в черном одеянии и говорил собравшимся вокруг него:

– Это расплата. Вы должны принять ее. Она дана во спасение. Разве мало было вам неба и земли? Разве не хватало пищи? Для чего же вы ненавидели друг друга, были так ненасытны, завистливы, злы?

– Что ты болтаешь, придурок! – крикнул ему с места мужчина в голубой футболке с рекламой сигарет на груди и в голубой летней кепке. – Там был взрыв. По телевидению ясно сказали: взрыв огромной силы. Эти гады хранили там оружие.

– Нет. Над нами довлеет порок. И мы всегда видели его. Но мы решили, что можно жить с ним. Что жить порочно – комфортно и приятно. И тогда мы превратили его в нашу поэзию. Мы им любовались. Мы его воспели в произведениях искусства. Мы даже убедили себя – и тому же научили детей, – что иначе жить невозможно. А если невозможно, значит, мы живем правильно. Правильно – порочно. И порок наш стал расти. И мы наконец увидели, что он раздавит нас. И испугались. Нам не спасти тело, – время исчерпано. Но мы можем спасти душу, которая бессмертна!

Мужчина в голубой футболке вдруг вскочил с гранитного камня, на котором сидел, и, подбежав к говорившему, крепко схватил его за грудки.

– А я жить хочу! – заорал он ему в лицо. – Мне сорок лет! Понимаешь? Мне положено еще столько же! И если ты не заткнешься, я сам утоплю тебя в этой воде и посмотрю, как твоя бессмертная душа этому обрадуется!

Боясь, что начнется драка, мальчик пошел по набережной дальше. Он не любил смотреть, как люди дерутся. Всегда, когда он видел, как люди бьют друг друга, с ним начинало происходить странное: ему хотелось броситься на землю лицом и горько плакать.

Но, к счастью, он увидел, как человек в черном одеянии невредимым выбрался из толпы и быстро пошел прочь.

Рыже-белой колли нигде не было.

Вдруг шум на набережной начал стихать, всё вокруг напряглось, подняло головы, оглядываясь, озираясь, прислушиваясь, словно внимая кому-то, кто имел надо всеми власть и явился наконец из сумрака ночи… И замолчало.

Гул вертолетов над заливом стал еще более грозным. И мальчик понял: Луна восходит, появился ее край.

«Сейчас начнется…» – подумал мальчик.

И услышал тихий нарастающий вой, издаваемый миллионом людей. Вой делался громче, сильнее, тоньше, в нем стали различимы стоны, крики, рыдания…

И вот уже вся набережная, от одного видимого края до другого, выла, рыдала, стонала, молилась, металась, воздевала к небу руки, тряслась в нервных припадках, орала, била стекла, стреляла из огнестрельного оружия в воздух, задыхалась, материлась, хрипела. Тысячи лиц, множество наречий! Но крик отчаянья одинаков на всех языках!

– Я поймаю тебя! Выходи! – хохотал пьяный матрос, глядя на Луну и широко расставив в стороны руки.

Старшеклассницы, сбившись в кружок, исступленно визжали, словно находились на рок-концерте на стадионе. Их напряженные лица были мокры от слез.

Черноволосая женщина, повернув к мальчику голову и прижимая пальцы к разорванному уху, пролепетала в ужасе:

– Он вырвал у меня золотую сережку!

Возле крышки люка городской канализации мальчик споткнулся о поставленный на асфальт портфель и упал, и когда поднялся, увидел рядом с собой маленького плачущего человечка с плоским лицом и раскосыми глазами. Тот сидел на поребрике тротуара, обняв голову ладонями, и твердил:

– Нет, меня никто не слышит! Меня никто никогда не услышал! За всю жизнь ни разу!

– Я слышу, – сказал мальчик.

Человечек печально взглянул на него и промолвил:

– Подержи меня за руку!

Мальчик прикоснулся к его руке, взял ее в свою руку.

И так они сидели молча.

Невдалеке от них в позе лотоса восседал голый по пояс юноша и медленно повторял:

– Все рождается в радости, все пребывает в радости, все к радости стремится и в радость уходит.

– Бейте евреев! – хрипел дикий утробный голос. – Золотой телец! Золотой телец на Луне!

– Аллаху Акбар! – донеслось из толпы, и там прогремел взрыв.

Вдруг мальчик обнаружил, что рука его пуста, и тот человечек, которого он держал за руку, повалился набок.

Странное бормотание услышал мальчик над собой.

Крупный пожилой мужчина в форме швейцара пятизвездочного отеля твердил с закрытыми глазами:

– Водка «Смирнофф» – самая чистая водка в мире! Аллилуйя! Пользуйтесь шампунем «Хэд энд шолдерс» – и вы избавитесь от перхоти! Аллилуйя!

Мальчик поглубже вдохнул в легкие солоноватый холодный воздух и пошел прочь от этого места.

Луна уже наполовину взошла. Зловещие цирки кратеров были ясно видны на ней.

– Тише! Тише! Надо совсем тихо! Полная тишина! – сказал рядом с ним старичок с переносным радиоприемником в руке. – Почему все кричат? Почему все говорят так громко? Сейчас надо говорить шепотом. А лучше – не говорить вовсе. Лучше молчать. Нет истины там, где кричат.

И он зашептал мальчику:

– Знаешь, что я понял? Только никому не говори! Они должны догадаться сами. Если бы все одновременно подумали о том, чтобы она не падала, то она и перестала бы падать. Только все вместе и в одну минуту! Мысль! Одна на все человечество. Но каждый думает о своем. И она, конечно, упадет.

– Я послезавтра поплыву к Изабель, – сам не зная почему, вдруг сказал ему мальчик и пошел дальше.

И опять крики, вой, плач, хохот, беспорядочная стрельба окружили его. Мелькали люди, одежды, головные уборы, протянутые к Луне руки, искривленные рты, широко раскрытые глаза.

Послышался грохот мощного дизеля, и мальчик увидел, как на набережную выкатил серебряный танк.

Верхний люк на его башне открылся, и оттуда выскочила голая девица, зажимая в кулаке свое платье. Девица спрыгнула на землю и закричала:

– Весь мир из вонючих скотов! Пусть Луна раздавит вас! Всех! Как тараканов!

И бросилась сквозь толпу.

Следом за нею из люка появились два танкиста. Один из них пил вино прямо из горлышка бутылки.

Кто-то предложил:

– А не пальнуть ли в Луну?

Танк задрал хобот орудия и начал со страшным грохотом выпускать снаряд за снарядом.

– Эй, танкисты, лучше врежьте по атомной станции, чтобы все поскорее кончилось! – заорал десантник в защитной камуфляжной форме.

Танк опустил ствол орудия, выстрелил в ту сторону, где на противоположном берегу залива находилась атомная электростанция, снабжавшая город электричеством, но снаряд не долетел до цели, упал в залив, и вдали, от взрыва, фонтаном взметнулась вода.

Танкист пожал плечами, потом промолвил как-то вяло, бездыханно, словно из него вдруг ушла вся жизненная сила:

– А ну вас к дьяволу!

И залез внутрь танка.

Танк рванулся с места, пробил гранитное ограждение парапета, проплыл несколько десятков метров по черной воде, постепенно в нее погружаясь, и наконец исчез безвозвратно.

Мальчик почувствовал себя усталым.

«Мне пора возвращаться», – подумал он.

Вновь побрел он по набережной, которая теперь уже перестала выть и рыдать.

Наступало затишье.

Вертолеты один за другим шли на посадку.

Луна ярко сияла в небе. Весь ее огромный диск был виден целиком.

Сильно избитый человек лежал на тротуаре.

И мальчик узнал его.

Это был артист, игравший князя мира сего. Одеяние на нем было порвано и испачкано в пыли и крови, драгоценная диадема потеряна. Он утирал окровавленный нос рукавом хитона и громко стонал:

– Дикари! Мерзавцы! Я исполнял роль! За деньги! Чтобы развлечь!

– Вам нужна помощь? – спросил мальчик.

– Помоги мне встать! – ответил артист. – Они так страшно избили меня.

Мальчик с трудом поднял его и довел до ступенек ближайшей парадной.

– Это же спектакль! – твердил артист. – Выдумка!

И, взглянув на мальчика, добавил:

– Ты видел?

– Да, – ответил мальчик.

– А все же, согласись, я сыграл сильно! – произнес артист, усаживаясь на приступочку. – Какое воздействие на зрителей!

Внезапно вся набережная одновременно ахнула.

Толпы людей шарахнулись от парапета.

«Что там?» – удивился мальчик.

И мгновенно понял: вода хлынула на набережную.

Сокрушая все на своем пути, падая, вопя, перескакивая через лежащих, расталкивая друг друга, люди бежали прочь.

Набережная быстро пустела.

Мальчик увидел густую темную воду, стремительно заливавшую асфальт.

И только один человек не убегал, но, задрав руками брючины, лихо плясал, притоптывая в воде ногами.

– Теперь и я – со всеми! И я уйду не один! – радостно выкрикивал он. – Как я счастлив! Как счастлив! – он отпустил брючины и ткнул себя рукою в живот. – Она – тут! Тут! Может, слышали, вы, трусы, испугавшиеся воды, про то, что есть на свете смертельные болезни? И от этих болезней умирают, потому что они смертельные! Но знаете, как обидно умирать одному, когда все остальные остаются жить? Благословенная Луна! Ты светишь мне ярче Солнца!

Увлекаемый массой разбегающихся людей мальчик оказался прижатым к стене в боковой улице рядом с группой полицейских; полицейские озверело били людей дубинками по головам. Двоих из них толпа сшибла с ног и тут же затоптала. Мальчик понял – и его сейчас ждет такая же участь. Но внезапно человечья лавина вновь подхватила его и понесла вместе с собой дальше. Улица влилась в другую улицу, более широкую. Толпа стала редеть, рассасываться… Крики затихали.

Вдруг мальчик увидел рыже-белую колли.

Она неторопливо шла вдоль стены дома, гордая, красивая, шла так легко и спокойно, словно не замечала всей суеты, которая происходила вокруг.

Мальчик захотел подозвать ее, но понял, что не может этого сделать, потому что не знает клички собаки.

– Эй! – крикнул он. – Это я! Подожди!

Собака обернула голову, посмотрела на него золотыми глазами и пошла дальше.

Но мальчику почудилось, что в глазах ее сверкает радость.

Он догнал собаку.

Некоторое время они шагали рядом.

Колли свернула в короткий кривой переулок, дугою ведший к маленькой круглой площади.

Касаясь стены дома рукой, навстречу им по тротуару семенила полная седая женщина. Белый платок на ее голове сбился на спину.

– Уходят! – шептала она. – Уходят все! Они не могут ошибиться!

«Кто уходит?» – хотел было спросить мальчик, но в этот момент что-то светлое мелькнуло перед самыми его глазами – гибкая сиамская кошка прыгнула с карниза второго этажа вниз и опрометью бросилась к площади.

Когда же мальчик вышел на перекресток, ему открылось зрелище столь невероятное, что, не в силах совершить более ни одного шага, он замер на месте.

Сотни тысяч собак и кошек широкой колонной двигались по проспекту, и конца-края не было видно этой колонне. В разноцветном свете неоновых реклам, без спешки, но ни на секунду не останавливаясь, животные целенаправленно шли все вместе, друг подле друга, словно кто-то разумный выстроил их в эту ужасную колонну и вел за собой. Высокие, низкие, черные, серые, они шли, бесшумно переставляя лапы, мрачно опустив головы и глядя в землю. Они ничего не просили, не отзывались на окрики людей и ничего не боялись. Великое количество темных спин, колышась, текло над мостовой; у мальчика даже на миг закружилась голова. Движение на проспекте встало; железные машины высились над этой медленной и непрерывно текущей живой рекой как странные уродливые острова. Воздух был наполнен грозным шорохом, урчанием, и мальчику почудилось, что он слышит дыхание обезумевших животных.

Рыже-белой колли рядом с ним не было. Она незаметно влилась в колонну и ушла навсегда.

Мальчик задрал голову кверху и увидел над собой уходящий в небо дом. В лунном сиянии грозно чернел над ним прямоугольный каменный эркер и сверкали жестким ночным блеском квадратные темные окна.

И мальчик понял, что смотрит на окно той квартиры, где до отъезда в Рим жила со своими родителями Изабель и где в тот чудесный зимний вечер он впервые поцеловал пальцы на ее руке…


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации