Текст книги "Мифы о прошлом в современной медиасреде"

В классической советской теории познания знание как результат процесса познания было принято классифицировать на следующие виды: донаучное, житейское, художественное и научное6363
  Спиркин А.Г. Знание // Философский энциклопедический словарь / сост. Л.Ф. Ильичев, П.Н. Федосеев, С.М. Ковалев, В.Г. Панов. – М.: Советская энциклопедия, 1983. С. 192.


[Закрыть]. Критерием этого разделения выступает метод познания. Постепенное формирование типов познания, представляющих собой автономные когнитивно – культурные системы, выполняющие специфические функции (повседневный опыт, магия, миф, искусство, религия, право, философия, мораль, идеология, наука6464
  Касавин И.Т. Познание // Философия: Энциклопедический словарь / под ред. А.А. Ивина. – М.: Гардарики, 2004. С. 872–873.


[Закрыть]), привело к появлению предметной классификации знания, подразделения его на повседневное, магическое, мифологическое, эстетическое, религиозное, юридическое, философское, этическое, идеологическое, научное. Наибольшее внимание исследователей традиционно привлекает проблема демаркации научного знания, однако это не означает бесконфликтности сосуществования остальных типов познания и их результатов. Процесс познания сложно вычленить из процессов коммуникации и деятельности, которые он обслуживает. Нередко он является вспомогательным по отношению к осознаваемой и конструируемой телеологии, что акцентирует конечный результат и затемняет противоречия в разнотипной методологии познания. Но там, где важна чистота методологии познания, эти противоречия становятся очевидными (проблема веры и разума в средневековой теологии, конфликт долга и страсти в искусстве классицизма и т.п.). Сложность взаимопереходов и взаимной блокировки различных типов знания раскрывается в диалектике субъективного и объективного, индивидуального и коллективного, локального и универсального опытов.

Разнообразие видов знания было усложнено научно – технической и промышленными революциями, когда изменилась роль научного знания благодаря его переходу в знание технологическое, трактуемое как прикладное естествознание без собственных познавательных задач, средств и методов: «…целью ученого является создание проверенных знаний. Целью инженера или технолога является преобразование знаний в методы или продукты, в которых у людей есть потребность. Ученые действуют в сфере знаний. Инженеры и технологи действуют в сфере практики»6565
  Питт Д. Научные и технологические знания: что между ними общего и в чем различия; пер. с англ. // Школа и производство. 2002. № 3. С. 8.


[Закрыть]. Движение от научного к технологическому знанию стало ключевым для поддержания и развития цивилизации и привело к массовизации основ научного знания благодаря повсеместному включению его трансляции в институт образования.

Научное знание сегодня является формальным, то есть оно имеет письменную (текстовую) форму, отличающуюся специфическим стилем и жанрами, а также специализированной сетью периодики и книгоиздания. Формальность знания зависит от институционального характера науки, структурные связи внутри которого формализованы, а неформальные сети отношений наслаиваются на структуры вертикальных иерархий. Не случайно итальянские исследователи Д. Дози и М. Лабини подчеркивают, что «…в большой своей части знание – это не "информация", а организация, люди и "кластеры". Академическое исследование – это корпоративная практика, осуществляемая в рамках публичного финансирования, на страницах престижных, т.е. общественно – признанных научных журналов»6666
  Dosi G., Labini M. The Relationships between Science, Technologies and Their Industrial Exploitation: an Illustration through the Myths and Realities of the So – called «European Paradox» // Research policy. 2006. Vol. 35. No. 10. P. 1452.


[Закрыть]. Кластер научной корпоративной практики охватывает как формальные иерархии научно – исследовательских организаций, так и неформальные исследовательские сети – коллаборации и тематические группы исследователей, знающих друг друга, в первую очередь, «по трудам».

Формальность научного знания не отменяет роли неформального общения в производстве научного знания, опорой которого являются научные мероприятия различного формата и уровня. Важно отметить, что иерархии и сети в любых социальных институтах никогда не бытуют автономно: «Иерархия возникает как бы "поверх" сети, надстраивая ее, но никоим образом не деструктурируя – иными словами, любая иерархия имеет как минимум два механизма принятия решений, формальный, предопределенный правилами иерархии, и неформальными, сетевыми, базирующегося на прежде выстроенных сетевых связях»6767
  Коктыш К.Е. Когнитивные интеграторы: опыт моделирования социальной динамики // Вестник МГИМО–Университета. 2010. № 4. С. 260.


[Закрыть]. Ценностные установки этих механизмов различны – иерархия ориентирована на процедуру, а сеть – на результат. Наука в этом отношении не исключение, она развивается там, где есть живое общение, творческий и продуктивный обмен идеями между специалистами. Но окончательная формализация зарождающегося в неформальных сетях формального знания нуждается в процедурах верификации, осуществляемых вертикальными институциональными структурами.

Что же противостоит формальному знанию науки? В классических схемах теории познания донаучное, художественное и житейское знание не верифицировано специализированными иерархиями, субъективно и, в первом приближении, неформально. Однако автономные миры типов познания легко формируют каноны, типизируя производство соответствующих знаний именно благодаря появлению специализированных иерархий – корпораций юристов, служителей культа, правящих политических партий и т.п. В разных обществах эти корпорации имеют различное социальное значение – римские юристы периода античности, западноевропейские богословы, советская партийная номенклатура формировали различные механизмы влияния и формы контроля на производство социального знания через производства своего собственного «эпистемологического продукта». Иначе говоря, специализация типа познания всегда влечет за собой производство формального знания, и только в мире повседневности, на уровне индивидов, знание становится неформальным. В современном обществе формальное научное знание играет доминирующую роль, что не мешает ему подвергаться атакам в зонах притязаний других корпораций (идеологических или религиозных, например). Тем не менее, пока государства нуждаются в развитой науке для обеспечения собственной безопасности, эти атаки не принимают критического характера.

Замкнутость неформального знания в индивидуальных жизненных мирах остается правилом до тех пор, пока коммуникационные революции не обеспечивают индивидов инструментами формирования собственных сетей.

Повседневное знание транслируется как по сильным, так и по слабым связям, в терминологии М. Грановеттера. Знание в сильных сетях, очевидно, имеет первостепенное значение для формирования индивидуальной картины мира и формирования стереотипов, поскольку оно подпитывается авторитетом и закрепляется повторением. Но знания из слабых сетей, несмотря на свою случайность и однократность, также могут оказывать радикальное влияние на мировоззрение, принося инновационную информацию. Важно, что структура слабых и сильных сетей жестко ограниченна пространственно – временными рамками, а также спецификой социального пространства (плотностью населения, типом поселения, процедурами этикета), которые фактически замыкают неформальное знание локальными рамками социальной группы.

Ситуация меняется коренным образом с распространением компьютерных сетей. Их развитие обеспечивает пользователей все более совершенными инструментами управления коммуникацией, с помощью которых они могут развивать свои собственные сети любой конфигурации, обладая минимальными знаниями о контрагентах. Современные информационно –коммуникационные технологии предоставляют пользователям небывалую свободу общения и сотрудничества, но развиваемые на их основе коммуникативные пространства не гомогенны. С одной стороны, они не похожи на конгломераты дискретных жизненных миров. С другой стороны, далеки от нисходящих коммуникационных потоков институциональных иерархий, подпитывающих корпоративные сети. Они меняют способы рекрутирования и численность лидеров общественного мнения. Последние перестают быть представителями корпоративных институтов, обладающими уникальными знаниями, и становятся гражданскими экспертами, обладающими высокой коммуникативной компетентностью и производящими мнения. Так блогосфера сегодня в России основана на культуре углубленного комментария на любые темы. Наиболее популярные блогеры – это сформировавшиеся люди, с хорошим образованием, нередко – филологическим6868
  См.: Поль Д.В. ИКТ и блогосфера. Феномен «литературы путешествий» // Вестник Гуманитарного института. 2015. № 1 (15). С. 38–41.


[Закрыть]. Их информированность и осведомленность практически не отличается от той, которой обладают их читатели (в отличие от профессиональных журналистов). Над читателем блогера возвышает больший коммуникативно–информационный опыт, навыки работы с потоками информации, субъективно окрашенная подача материала и текстового оформления мыслей. Блоги интересны как площадка самовыражения с позиций читателя только тогда, когда таковое эстетически состоятельно, автор владеет литературным языком (включая субкультурные жаргоны) и способен развлекать и привлекать читателя, открывать новые горизонты предсказуемого ракурса интерпретации («я бы и сам пришел к таким выводам, если бы у меня было время на освоение материала»). Блогер предлагает свою субъективную оценку, и если форма ее выражения вызывает эстетический, эмоционально окрашенный, отклик у реципиента, то реципиент примет и ее содержательную систему аргументации. Гражданский эксперт от социальных сетей эксплуатирует иллюзию сильной связи, конструируя широкую слабую сеть.

Рациональное, объективное, эмоционально нейтральное, сложное для восприятия научное знание может быть включено в формат блогосферы только при особом популяризаторском таланте блогера. Требуется серьезная жанровая работа для адаптации научного знания к продвижению в условиях социальных сетей. Лженаука, изобилующая красочными примерами, риторическими приемами, «историями из жизни», пренебрегающая информированием ради убеждения, чувствует себя комфортнее в среде сетевого неформального знания и быстро в ней распространяется.

Блогосфера как «сеть сетей» аккумулирует усилия массы безвестных блогеров, почти мгновенно откликающихся на злободневные события, тиражируя информацию о них, наращивая ее новостную плотность и укрепляя общественный интерес, то есть наделяя событие резонансом. Известные блогеры (гражданские эксперты) дают оценку сложившимся резонансным событиям, формируя тем самым повестку дня и воздействуя на общественное мнение. То есть фактически мнение в блогосфере производит горстка избранных экспертов, хотя эта совокупность всегда остается открытой и любой рядовой блогер, удачно на старте осветивший резонансное событие, может оказаться в топе. Высокая работоспособность, привлекательность авторского стиля, актуальность тематики – все это способствует быстрому вхождению рядового блогера в топовый круг, что осуществляется весьма быстрыми (по меркам традиционной социальной мобильности) темпами. Важно, что приобретаемый авторитет конвертируем для внешних медиасред – СМИ и других социальных сетей, в первую очередь, Фейсбука и Твиттера.

Принципы формирования неформальной гражданской экспертизы, сформировавшиеся в блогосфере, работают и во всех остальных сетях. Однако важным отличием сетей «последнего поколения» является резкое снижение объемов печатного текста в сообщениях. Постепенная, но неуклонная эволюция Интернет – сообщений от электронного гипертекста через медиатекст, интегрирующий вокруг печатного сообщения видео, аудио и графические элементы, к видеотрансляции приводит к тому, среда социальных сетей становится все менее пригодна для трансляции научного знания и все более удобна для мифотворческих практик, питательной средой для которой она и становится.

1.3. Миф в структуре масс – медиа

В настоящее время в медиасреде получили распространение мифотворческие процессы, в которых социальному мифу отводится роль инструмента воздействия на общественное сознание. При этом тиражируемые в медиапространстве социальные мифы способны оказывать как конструктивное, так и деструктивное влияние на общественно – политические процессы, на жизнь каждого человека. Исследование механизмов трансляции социального мифа в медиасреде даст возможность увидеть современное измерение социальной мифологии, мифологического сознания, мифотворческой и мифологизационной деятельности. Дело в том, что зачастую в настоящее время трансляция социального мифа происходит в парадигме «мы – они», в которой улавливаются отголоски известного архаического противопоставления сфер на «сакральную» и «профанную», где сегодня в качестве сакрального, священного выступает «мы» как некий кластер, инспирирующий консолидацию, интеграцию, идентификацию и даже патриотизм, а «они» – это нечто неосвоенное, неупорядоченное и почти враждебное. Это обстоятельство позволяет нам вновь – уже с учетом развития пространства масс – медиа – обратить внимание на такие дихотомии как «мы – они», «свой – чужой», «герой – злодей».

Для того, чтобы понять современное пространство масс–медиа, необходимо, на наш взгляд, проследить его генезис. Это было осуществлено С.В. Тихоновой, выделившей несколько этапов развития коммуникационного пространства, где критериями деления выступали средства коммуникации. «В развитии коммуникационного пространства могут быть выделены четыре этапа, сопряженные с появлением новых средств коммуникации: этап устной коммуникации, этап письменной коммуникации, этап массовой коммуникации и современная коммуникационная революция. <…> Мифология выступает формой социальной коммуникации, структурирующей все уровни коммуникационных взаимодействий. Появление письменности приводит к процессам текстуализации мифа, становящимися механизмами контроля мифотворческих практик, а также к появлению светской, несакральной мифологии, создателями которой оказываются индивидуализированные субъекты. Массовая коммуникация делает мифотворчество дистантным, анонимным, страндартизированным, дискретным, вписывает его в технологические и рациональные процессы производства, основанного на разделении труда и подчиняет функции обслуживания потребления. <…> Современная коммуникационная революция является сетевой, детерминируется изменением роли цифровых технологий в коммуникационном процессе…»6969
  Тихонова С.В. Социальная мифология в коммуникационном пространстве современного общества: автореф. дис.… д–ра филос. наук. – Саратов, 2009. С. 12–13.


[Закрыть].

По нашему мнению, социальный миф и коммуникационный формат обнаруживают тесную взаимосвязь уже с первого этапа – с устной коммуникации. Стоит вспомнить, хотя бы, Платона и Аристотеля, которые полагали, что мифы можно использовать с пользой для общества как средство управления народом. Далее – на этапе письменной коммуникации – взаимосвязь коммуникационного пространства и социального мифа наглядно демонстрирует распространенность памфлетов в Новое время. По яркости, доходчивости и степени воздействия памфлет фактически оказывается самым настоящим письменно оформленным социальным мифом новоевропейской эпохи. Так, в работе Б. Бейлина «Идеологические истоки Американской революции» этому обстоятельству уделяется особое внимание, когда он отмечает, что именно в виде памфлетов «… увидели свет многие важнейшие политические сочинения Американской революции. В глазах этого поколения, как и многих других, начиная с начала XVI века, памфлет как средство сообщения обладал определенным достоинством: он освобождал от многих ограничений, накладывавшихся иными печатными формами»7070
  Бейлин Б. Идеологические истоки Американской революции; пер. с англ. – М.: Новое издательство, 2010. С. 16–17.


[Закрыть]. Отмечая вариативность размера памфлета, автор заключает, что его объем соответствовал потребностям сочинителей: «Он позволял развить аргументацию: рассмотреть посылки, объяснить логику и обосновать выводы; он без труда вмещал столь свойственные XVIII столетию литературные ухищрения; он давал достаточно места для неспешных проповедей с их риторическим инструментарием, государственных документов, газетных выписок и эпистолярных подборок. <…> Вместе с тем памфлеты такого объема редко были абстрактны. Даже самые серьезные и широковещательные сочинения имели конкретные, постоянно менявшиеся цели, связанные с вновь возникшими трудностями, неожиданными спорами или стремительно возвышавшимися политическими фигурами. Благодаря этому лучшие памфлеты отличались редким сочетанием основательности и сиюминутности, напора и аргументированности, тщательности и случайности»7171
  Бейлин Б. Идеологические истоки Американской революции; пер. с англ. – М.: Новое издательство, 2010. С. 17–18.


[Закрыть]. Интересно заметить, что лучшие социальные мифы также отличаются таким редким сочетанием: органичным сочетанием архаического и конъюнктурного (инструментального) уровней.

История развития коммуникационного пространства показывает, что медиасреда выступает в качестве дополнительного средства или звена при воздействии социального мифа на общественное развитие, важнейшего инструмента такого воздействия. Однако здесь всегда речь идет об опосредованном воздействии. На таких «посредников» прямо указывает К. Флад: «Структуры, прецеденты, профессиональные нормы, внешние воздействия, взаимоотношения людей на всех уровнях – все это приводит к эффектам идеологического толка, которые, возможно, непосредственные участники процесса не замечают, но которые очевидны для наблюдателей, ориентированных в ином идеологическом ключе»7272
  Флад К. Политический миф. Теоретическое исследование; пер. с англ. – М.: Прогресс–Традиция, 2004. С. 61.


[Закрыть].

При характеристике этапа массовой коммуникации, нам представляется интересным обратить внимание на оформившиеся в течение XX века модели коммуникативного подхода – трансмиссионную и экспрессивную или ритуальную. Они были удачно описаны в работе А.И. Черных «Ритуалы и мифы медиа». Согласно трансмиссионной модели, «…массовая коммуникация представляет собой саморегулирующийся процесс, целью которого является удовлетворение интересов и запросов аудитории. Основной коммуникативной проблемой является однонаправленный – от источника к получателю – линейный характер процесса передачи, в рамках которой отсутствует полноценная "обратная связь" (feedback), а также, до некоторой степени, ее "происхождение"… <…> В рамках этой модели масс – медиа выступают как относительно открытые и нейтральные организации, обслуживающие секулярное общество в кооперации с другими социальными институтами. И хотя трансмиссионная модель подвергается значительной критике прежде всего в силу ее ограниченности (она плохо работает применительно к новым электронным медиа), а также одного из ее исходных тезисов, состоящего в том, что целью медиа является удовлетворение интересов аудитории, она, тем не менее, остается наиболее "ходовой" моделью, когда речь идет о традиционных новостных медиа, прежде всего газетах и журналах, а также о размещении рекламы»7373
  Черных А.И. Ритуалы и мифы медиа. – М.: Центр гуманитарных инициатив; СПб.: Гнозис, 2015. С. 58–59.


[Закрыть]. Что касается другой модели – экспрессивной или ритуальной, то она «…ориентирована на выражение устремлений и чувств отправителя (или получателя), а не на некую инструментальную цель. Ритуал или экспрессивная коммуникация базируется на общности понимания или общности эмоций, выступая часто как цель в себе, и нередко включает определенный элемент перформанса как неотъемлемой части коммуникации. Коммуникация направлена на удовольствие от ее осуществления в большей мере, чем на достижение некой вне ее лежащей цели. Послание в ритуальной коммуникации обычно латентно и амбивалентно, оно основывается на ассоциациях и символах, которые не выбираются участниками, но уже присутствуют в культуре. Медиум и мессидж, как правило, трудно разделить. Ритуальная коммуникация относительно вневременна и неизменна»7474
  Там же. С. 60.


[Закрыть]. Интересно, что к принципам ритуальной коммуникации автор относит значимые символы, скрытые апелляции к культурным ценностям, совместному прошлому, мифы, традиции. Справедливо полагая, что в рамках данной модели речь уже не может идти о традиционном понимании медиа как средства трансляции информации, А.И. Черных заключает, что приобщение к медиа в экспрессивной или ритуальной модели – это «…идентификация индивидом самого себя как участника культуры. Это и есть ритуал, цель которого – сплочение группы»7575
  Черных А.И. Ритуалы и мифы медиа. – М.: Центр гуманитарных инициатив; СПб.: Гнозис, 2015. С. 62.


[Закрыть]. Становится очевидной тесная связь, с одной стороны, механизма трансляции социального мифа в медиасреде, с другой стороны, содержания экспрессивной (ритуальной) модели коммуникативного подхода: прежде всего, их объединяет то, что они способствуют конструированию новой реальности, в которой разделяются общие ценности, функционируют интерсубъективные символы, объединяются противоположности.

Все большее распространение экспрессивной (ритуальной) модели коммуникативного подхода во многом является следствием современной коммуникационной революции, которая привела к также к такому положению дел, что роль cредств массовой коммуникации существенно возрастает.

В начале XXI века процесс нашего знакомства с историей стал почти полностью медиатизированным. Медиа в форме печати, телевидения, кино, фотографии, радио, Интернета – основные источники для записи, создания, архивирования и распространения публичных и частных историй. Они обеспечивают наиболее удобный доступ к информации как недавнего прошлого, так и более отдаленного, когда соответствующих медиасредств еще не существовало. Кажется, мы не в состоянии понять прошлое без его медиаверсий. Весь XX век демонстрирует нам, что средства массовой информации и исторические события практически неразделимы7676
  Garde–Hansen J. Media and Memory. – Edinburgh: Edinburgh University Press Ltd., 2011. P. 1.


[Закрыть].

Интересно, что бурное, если не сказать революционное (не случайно С.В. Тихонова пишет о современной коммуникационной революции), развитие коммуникационного пространства оказало решающее влияние на такое существенное и чувствительное мифологическое отношение как дихотомия «сакральное – профанное», впрочем, равно как и на уже обозначенные выше дихотомии («мы – они», «свой – чужой», «герой – злодей»): они стали «переплетаться».

И здесь мы возвращаемся к осмыслению пространства масс – медиа в современных его проявлениях. Известно, что многие современные масс – медиа, особенно традиционные их формы, не скрывают своих политических ориентаций и пристрастий, работают на определенную социальную группу – на правых или левых, на рабочий класс или истеблишмент. Не стоит сбрасывать со счетов и изначальную готовность и настроенность на восприятие информации, разделяемое многими членами общества доверие к средствам массовой информации (например, в Великобритании).

Возможности медиасреды оказываются гораздо шире, если учесть их способность и потенциальную готовность мифологического сознания инициировать мифотворческие и мифологизационные процессы: все непознанное, рационально не воспринимаемое в обществе следует считать вовлеченным в мифологическую картину мира, транслируемую, иногда даже создаваемую, в том числе и современными средствами массовой коммуникации. При этом, до какой бы степени мы ни рационализировали что – либо, всегда будет оставаться место для мифологического, и такая «неотрационализированная пустота», сопряженная с готовностью общества к восприятию новых мифов, будет тут же заполняться социальной мифологией. Возможностям для реализации социальных мифов во многом способствует контекст, который, применительно к пространству масс – медиа, следует называть медиаформатом.

Масс – медиа способствуют погружению человека в некую новую реальность, достаточно схожую с мифологической реальностью или с тем, что Е.Я. Режабек называет мифической реальностью: «Мифическая реальность начинается там, где индивид не контролирует собственные действия, а приписывает реальности свои субъективные ощущения, даже не подозревая об этом»7777
  Режабек Е.Я. Мифомышление (когнитивный анализ). – М.: Едиториал УРСС, 2003. С. 217.


[Закрыть]. Мифологической реальностью человек может жить, не подозревая, что она не соответствует объективной реальности. Имеет место определенного рода отождествление с транслируемыми средствами массовой коммуникациями событиями, представляемыми готовыми образами, иллюзиями, стереотипами. Можно сказать, что мифотворческие процессы оказываются более действенными в случае активного использования всевозможных клише, стереотипов; мифологизационные же процессы инспирируются иллюзиями, образами.

Важно также отметить, что современные масс – медиа претендуют на то, чтобы транслировать определенные ценности, вторгаясь в пространство повседневной жизни. Успех мифа сегодня во многом объясняется тем, миф состоит в союзе, с одной стороны, с масс – медиа, с другой стороны, с повседневностью. Впервые в истории, – пишет известнейший теоретик постиндустриального общества Д. Белл, – телевидение создало то, что греки некогда называли ойкуменой, – единое сообщество, или то, что М. Маклюэн назвал «глобальной деревней»7878
  См.: Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования; пер. с англ. – М.: Academia, 1999. 956 с.


[Закрыть]. Масс – медиа не только дает определенные знание, но и учит, как применять их в различных видах деятельности в практике повседневности. «Доместикация телевизора привела к распространению экранной медиакультуры, стандарты которой: окуляроцентризм (или доверие увиденному), информационная мобильность (или способность „перемещаться“, наблюдая на экране весь мир), синхронизация частного времени в пользу всеобщего, индивидуализация сознания, мозаичный характер восприятия информации. Опыт первых телезрителей заключался в привыкании к приватному экрану, в переходе к новой аудиовизуальной насыщенности дома, что постепенно изменило отношения в семье»7979
  Сергеева О.В. Медиакультура в практиках повседневности: автореф. дис… д–ра социол. наук. – СПб., 2011. С. 14.


[Закрыть]. На сегодняшний день можно с уверенностью утверждать, что масс – медиа «незримо» сопровождает повседневную жизнь человека и общества: «…медиасреда – это то, что нас окружает повседневно. Это совокупность условий, в контексте которых функционирует медиакультура, то есть сфера, которая через посредничество СМК связывает человека с окружающим миром, информирует, развлекает, пропагандирует те или иные нравственно – эстетические ценности, оказывает идеологическое, экономическое или организационное воздействие на оценки, мнения и поведение людей»8080
  Кириллова Н.Б. Медиасреда российской модернизации. – М.: Академический Проект, 2005. С. 11.


[Закрыть].

Рассмотрим более подробно, как развитие коммуникационного пространства повлияло на такое существенное для мифологического сознания отношение как «сакральное – профанное».

Дело в том, что соотношение «сакральное – профанное» выступало как основополагающее для архаического мифа. Для того чтобы ориентироваться в окружающем мире, человек архаического общества придавал определенные акценты всем окружающим явлениям и социальным процессам, которые в результате обретали более ясные очертания, надолго сохраняясь в коллективной и индивидуальной памяти. Ключевой особенностью данного процесса стало сведение всех социальных явлений к относящимся либо к сакральной, либо к профанной сферам. Сакральное – это то, что содержит трансцендентное, божественное, священное. Профанное же относится к обыденной, повседневной жизни. Э. Кассирер отмечал в этой связи следующее: «Проекция всякого бытия и всего происходящего на одну оппозицию "священного" и "профанного" позволяет… обрести в самой этой проекции новое содержание…»8181
  Кассирер Э. Философия символических форм. Т. 2. Мифологическое мышление; пер. с нем. – М.; СПб.: Университетская книга, 2002. С. 91.


[Закрыть]. Р. Кайуа, рассуждая об общих отношениях сакрального и профанного, писал, что они представляют собой два мира, где один мир определяется через другой, полагая, что оппозиция сакрального и профанного «…предстает поистине как непосредственная данность сознания»8282
  Кайуа Р. Миф и человек. Человек и сакральное; пер. с фр. – М.: ОГИ, 2003. С. 151.


[Закрыть]. Основной момент, по нашему мнению, здесь заключается в том, что такое противопоставление сакральной и профанной сфер распространяется на все без исключения окружающие явления и процессы, на все, что включается в мифологическую картину мира.

Длительное время считалось, что миф противостоит повседневности, так как он связан с пространством сакрального, а повседневность, в силу своей обыденности, относится к миру профанному, миру конкретных ситуаций, в которых живет человек. Тем не менее, именно, находясь в пространстве повседневного, человек сначала творит миф, а потом подчиняется его законам. Так, в пространстве повседневного происходит переплетение различных порядков, двух миров. В «посюстороннем миру» миф получает дополнительные формы, видоизменяется, иногда образуя новые мифы и порождая новые смыслы. Со временем миф становится хранилищем представлений и стандартов поведения, которые помогают человеку ориентироваться в пространстве повседневной жизни: «В мире повседневного бытия, как и в мифе, "следование правилу" выступает высшей нормой – ценностью. Миф способствует закреплению однажды возникших "божественных заповедей"»8383
  Бабаева А.В. Миф в пространстве повседневности // Смыслы мифа: мифология в истории и культуре. Выпуск 8 / Сборник в честь 90–летия профессора М.И. Шахновича / отв. ред. М.М. Шахнович. – СПб.: Санкт–Петербургское философское общество, 2001. С. 269.


[Закрыть]. Окружающий человека мир остается прежним, но меняется его восприятие. Повседневность, посредством ритуальных действий, переходит в мир сакрального, наделяя людей, события и предметы особым смыслом. Создавая миф, человек начинает строить свою повседневную жизнь по его законам. Мифотворчество таким образом выступает в качестве неотъемлемой части жизнедеятельности людей. Невозможно провести четкой грани между системой мифов и повседневностью. Изучение мифа вне пространства повседневности делает неполным представление о нем. В свою очередь изучение мифов того или иного народа, формирует представление об их повседневной жизни, значении тех или иных обычаев и ритуалов в практике повседневности. Миф содержит в себе информацию, необходимую для развития общества, так как она содержит опыт многих поколений, которая транслируется в виде готовых бытийных основ и моделей повседневного поведения от рождения до смерти. «…Миф – это духовная неотъемлемая основа повседневного бытия общества, раскрывающая событийную природу социума и онтологическую связь между социальной жизнью и архетипическими структурами мышления»8484
  Фролова С.М. Миф в повседневной жизни общества // Вестник Поволжской академии государственной службы. 2012. № 1 (30). С. 209.


[Закрыть].

Повседневная жизнь человека является динамичным образованием, она меняется с появлением новых предметов, процессов, явлений, которые медленно, но верно проникают в нашу жизнь, какие – то легко и быстро, а какие – то требуют от человека усилий и дополнительного времени. «Медиа "встраиваемы" в повседневную жизнь человека, и это "встраивание" есть социокультурный процесс: вещи наделяются смыслом, а человек под влиянием новой вещи переосмысляет свои действия»8585
  Сергеева О.В. Медиакультура в практиках повседневности: автореф. дис… д–ра социол. наук. – СПб., 2011. С. 9.


[Закрыть]. В повседневную жизнь современного человека входит все больше и больше технологических приспособлений, которые делают нас потребителями специальных знаний, умений и навыков обращения с технологией и многочисленными гаджетами.

Повседневность имеет свою структуру ценностей, которая «… тесно связана с важными изменениями в социальном опыте, происходящими в XX веке»8686
  Шапинская Е.Н. Повседневное как динамическое пространство современной культуры // Культурное наследие: от прошлого – к будущему. Т. 6 Фундаментальные проблемы культурологии / отв. ред. Д.Л. Спивак. – М.: Новый хронограф; СПб.: Эйдос, 2009. С. 218.


[Закрыть]. Так как структура повседневной жизни складывается в кругу семьи, коллег и друзей навыки пользования современной техникой, как правило, приобретаются внутри данного ближнего круга. Помимо этого, знания о чужой повседневной жизни и о том, чем она наполнена мы можем получать из масс – медиа, приобщаясь к незнакомой культуре, чему – то удивляясь, а что – то и заимствуя (например, блюда японской кухни, интерьерный стиль Прованс и т.п.). Сфера повседневности является тем социальным пространством, где происходит аккультурация медиатехнологий, когда техника из непонятной новинки превращается в значимый предмет, а ее использование – в потребность. Те социокультурные образцы, которые в данный период времени на групповом или общесоциальном уровне принимаются как наиболее значимые для организации повседневной жизнедеятельности людей представляют собой ценности повседневной жизни. Культурные ценности всегда носят групповой характер, будучи продуктом коллективного, а не индивидуального опыта. В повседневной культуре ценности часто утверждаются через медиакультуру, в частности через рекламу. В популярном сознании та или иная культурная ценность занимает место в иерархии и ассоциируется с ее потребительскими качествами. Таким образом, ценности обыденного сознания во многом формируются масс – медиа.