Текст книги "Зона отчуждения"

– Наблюдаю работу электромагнитных катапульт на крейсерах Альянса! Они выпускают вторую волну истребителей!

Ответ капитана Дюбуа был короток. Он понимал, сражение будет недолгим…

– Всем блистерным башням: огонь на поражение по атакующим целям! Двигательный, тяга на полную мощность! Навигационным постам, экстренный запуск всех имеющихся на борту зондов по направлению ракетных атак!

Вот так…

По корпусу «Европы» пробежала крупная дрожь, переборки вибрировали от внезапного ускорения и частых запусков малых аппаратов разведки. В ход шло все, что могло хоть как-то обеспечить дополнительную защиту. Зонды, предназначенные для разведки планетарных атмосфер, создали ложные цели, и первый ракетный залп, произведенный истребителями, пропал впустую. Лишь одна боеголовка достигла корабля, остальные погнались за выпущенными зондами, наводясь на тепло их двигателей…

В следующую секунду страшный удар потряс «Европу».

В рубке управления капитана Дюбуа сбило с ног, и он, встав с пола, тут же рухнул в кресло.

Дрожь от работы орудийных комплексов не прекращалась ни на миг, – каждая блистерная башня теперь работала в автономном режиме, вне зависимости от того, какие повреждения получил корабль и какие маневры он совершал…

– Сэр, прямое ракетное попадание в сегмент оранжерей! Полная декомпрессия отсеков гидропоники! Поврежденный модуль изолирован аварийными переборками!..

Капитан взглянул на экран обзора и увидел, как тянется за «Европой» длинный шлейф обломков от конструкции купола оранжерей. Вперемешку с искривленными, сорванными со своих креплений балками несущих конструкций, сегментами толстых стекол, вырванными взрывом декомпрессии растениями плыли огромные глыбы мутно-зеленого льда – это было содержимое гидропонических баков, где плававшие в воде водоросли вырабатывали необходимый для систем жизнеобеспечения кислород…

Оторвав взгляд от этой уничтожающей разум картины, Огюст Дюбуа отрывисто скомандовал:

– Стабилизировать корабль! Сделать перерасчет массы для двигательного отсека! Продолжаем ускорение!

Одинокий, огрызающийся огнем корабль медленно, но неуклонно двигался навстречу Земной армаде, сближаясь с ней и одновременно с атакующим ромбом, который вели «Люцифер» и «Параллакс».

Взглянув на тактический монитор, капитан «Европы» понял, что их жертва не напрасна, – конвой из четырех транспортных судов на полной крейсерской скорости удалялся от Дабога, а вслед ему сквозь поле обломков сумело прорваться не более десятка вражеских космических истребителей.

Справятся… Они справятся… – словно молитву, повторял про себя капитан «Европы», глядя, как вторая волна космических истребителей, исторгнутая вражескими крейсерами, движется навстречу его кораблю, словно из черноты пространства на них катился плотный вал, сотканный из ярких горячечных точек…

* * *

«Игла», которую вел Дорохов, двигалась в арьергарде конвоя, и потому первый заход прорвавшихся сквозь заслон «Европы» космических истребителей был направлен именно на нее.

Естественно, каждый транспортный корабль колонистов обладал собственными средствами обороны.

Доработки, произведенные на космической верфи луны Стеллар, сводились к следующему: в местах расположения аварийных люков, прямо поверх них на корпусе корабля были смонтированы прозрачные полусферы из термостойкого пластика. Внутри каждого выступа помещалось закрепленное в дугообразной подвеске кресло стрелка и соединенное с ним орудие, ствол которого выходил за пределы купола через вертикальную прорезь. Из-за предельной простоты конструкции внутри блистера царил вакуум, и стрелку приходилось работать в скафандре.

Впрочем, никто не жаловался на дискомфорт.

Дмитрий не имел опыта пилотирования корабля в условиях жесткого боя, когда работают все огневые точки, порождая при этом сильные импульсы реактивной тяги, направленные в разные стороны, и потому в первый миг, когда корабль задрожал, он растерялся. Дорохову показалось, что приборы навигации разом сошли с ума, а корпус сейчас попросту развалится на куски от противоположных импульсов ускорения.

Первым машинальным движением он включил систему экстренной защиты пассажирских помещений, – по всему кораблю тут же взвыли предупреждающие сирены и начали опускаться герметичные переборки, разделяя «Иглу» на несколько десятков изолированных друг от друга отсеков.

Следующим его порывом было полное отключение автоматики, – бортовой компьютер только добавлял напряжения в хаос импульсивных нагрузок, пытаясь как-то ответить на них работой двигателей коррекции.

Два интуитивных, абсолютно верных в сложившейся ситуации хода спасли не только человеческие жизни, но и сам корабль.

«Иглу» вращало, боковые импульсы толкали корабль в разных направлениях, частично гася или усиливая друг друга, и оттого у пилота создавалось ощущение, что транспорт трясет крупной, вибрирующей дрожью, при этом он постоянно сходил с курса, одновременно теряя скорость.

Дорохов, предчувствуя беду, закрыл забрало гермошлема и взял управление на себя.

Поначалу он ощутил астронавигационные рули как непослушную ему враждебную силу, но постепенно его разум и тело свыклись с постоянным, норовистым сопротивлением корабля, и он оставил тщетные попытки вернуть «Иглу» к оси курса или остановить ее спонтанное вращение. Дмитрий лишь старался предугадать и погасить наиболее сильные импульсы, возникающие при стрельбе орудий, а для этого ему пришлось плюнуть на показания приборов и сосредоточиться на экранах кругового обзора.

Космос вокруг полыхал.

Врут те, кто говорит, что пространство двухцветно, нет, оно брызжет слепящими красками, вспыхивает нитями снарядных трасс, разлетается вишневыми брызгами размягченной ударами лазеров брони, взрывается мутными облаками декомпрессионных выбросов, расцветает оранжево-белыми солнцами…

Бой длился несколько минут. Десяток прорвавшихся истребителей ринулись на «Иглу», пытаясь вспороть обшивку корабля лазерными разрядами, но им навстречу потянулись трассы снарядов, несущих кинетическую энергию, не свойственную боевой космической технике. Все орудия, которыми комплектовались корабли конвоя, были заимствованы из арсеналов наземных средств взаимоуничтожения и в условиях космоса выпускали снаряды с чудовищным ускорением…

Два истребителя противника на глазах Дмитрия превратились в слепящие мутно-оранжевые солнца, от которых во все стороны разлетались брызги расплавленного металла и крупные обломки вишневого цвета.

Спустя минуту он уже вполне владел собой, интуитивно предугадывая, какая огневая точка «Иглы» заработает в следующий момент, и некоторое время смог удерживать корабль от спонтанных рывков, пока один из истребителей не спикировал на куполообразную рубку управления.

Дорохов не видел, как темно-красный шнур теплового лазера взрезает обшивку, он заметил эту атаку только в тот миг, когда купол экранов над его головой вдруг лопнул и начал разваливаться, – отдельные мониторы взрывались, словно шрапнельные снаряды, а вихрь улетучивающегося в пробоину воздуха уже срывал с места все незакрепленные предметы, унося их в пробоину вместе с обломками приборов.

Луч полоснул по полу рубки в полуметре от кресла пилота, оставив на прочной переборке уродливый расплавленный шрам, но Дмитрий уже не видел этого, – стоило ему на миг потерять контроль над управлением, как «Игла» совершила рывок, породивший запредельную для человеческого организма перегрузку. Этот спонтанный маневр вырвал корабль из-под удара истребителя, но сознание Дорохова не выдержало и погасло, как гасли в этот миг разумы десятков других членов экипажа и пассажиров изуродованного транспортного корабля…

* * *

Когда он очнулся, вокруг было темно.

Некоторое время расплывчатое зрение никак не хотело адаптироваться к темноте, потом Дмитрий начал различать крохотные разноцветные огоньки и понял, что это индикационные сигналы, которые светились на уцелевших секциях пульта управления.

Он попытался пошевелиться и понял, что абсолютно не пострадал, в теле не ощущалось никакой боли, лишь страховочные ремни, пристегивающие его к креслу, стесняли движение.

Вспомнив последние секунды перед беспамятством, он задрал голову вверх и вдруг различил смутную тень, ползущую по куполообразному своду рубки управления, двигаясь на фоне чернеющих гнезд выбитых обзорных экранов. Вспомнив про фонари скафандра, он включил один из них и, направив вверх луч осветительного прибора, увидел автономного ремонтного робота, внешне похожего на паука. Робот полз вдоль ровной линии разреза и заполнял щель, проделанную лазерным лучом, специальным герметизирующим пенящимся составом.

Следующее ощущение Дорохова было связано с собственным вестибулярным аппаратом. Тело слегка прижимало к правому подлокотнику кресла, и одновременно мышцы воспринимали нагрузку, значит, корабль летел с постоянным ускорением, развернувшись левым бортом в направлении полета…

Это был неуправляемый дрейф. Дмитрию некоторые нюансы создавшегося положения стали ясны сразу же, как только он очнулся. Вопросы, которые требовали немедленного ответа, относились к иной категории – следовало срочно выяснить, какая часть корабля уцелела после бесноватой атаки космических истребителей, что с людьми, запертыми в автономных отсеках, и какова общая обстановка в ближнем космосе.

Отстегнувшись от кресла, Дорохов попытался встать на ноги, но боковое ускорение мешало нормально утвердиться на полу. Это было нечто среднее между неудобным ускорением и невесомостью, поэтому Дмитрий опять сел в кресло и взглянул на приборную панель, отражающую состояние систем ручного управления.

Несколько десятков индикаторов говорили о полной несостоятельности бортового компьютера, – самое распространенное словосочетание, которое он мог прочесть на уцелевших экранах, было сообщением об ошибке обмена данными.

Оставалось действовать вручную.

Не имея возможности оценить окружающую обстановку, Дорохов решил рискнуть. Отсутствие каких-либо вибраций говорило о том, что все орудия молчат: они либо уничтожены, либо исчерпали свой боекомплект. Осторожно перебирая сенсоры на длинной штанге аварийных астронавигационных рулей, он быстро выяснил, какие дюзы коррекции все еще функциональны и подчиняются командам ручного управления.

Вслепую задействовав два двигателя ориентации, он затормозил боковой дрейф «Иглы». Странное это было чувство – управлять кораблем, который в его воображении превратился в темную глыбу металла, осуществляя коррекции на основе ощущений собственного тела.

Когда он почувствовал, что сила, прижимавшая его к подлокотнику, исчезла, Дмитрий сделал вторую попытку встать и на этот раз попросту всплыл над креслом.

Ощутив невесомость, Дорохов понял, что добился нужного результата. Теперь корабль либо полностью остановился, либо дрейфовал с минимальным ускорением, которое разум пилота автоматически приравнивал к нулю.

Теперь следовало выяснить, что с «Иглой».

Оттолкнувшись от подлокотников кресла, он поплыл мимо разбитых консолей управления в сторону выхода из рубки. Картины, открывавшиеся его взору в тесном помещении командного отсека, вовсе не радовали глаз. Луч лазера, пробивший обшивку, не только оставил уродливый шрам на полу, он еще и задел два компьютерных терминала, превратив их в бесформенную оплавленную массу, из которой на Дмитрия смотрели пустые глазницы лопнувших мониторов, да обрывки кабелей тянулись к нему, цепляясь за тело, будто змеи, выпроставшиеся из своих пластиковых нор.

Сразу за переборкой начинался главный коридор «Иглы», проходивший через весь корабль от носа до кормы. Отсюда можно было получить доступ к любому отсеку, но первое, что увидел Дорохов, вручную открыв овальный люк, было плотное нагромождение всевозможных предметов, перемешанных с обломками обшивки. В стене коридора зияла дыра около метра в диаметре, идеально круглая, с оплавленными краями. Хаос предметов подле нее объяснялся просто – что-то перегородило отверстие в момент декомпрессии, не позволив воздушному потоку унести с собой скопившиеся подле дыры предметы.

Этим «что-то» был робот-андроид, один из тех, кто вместе с беженцами эвакуировался с Дабога. Дмитрий знал, что эта модель человекоподобных машин серийно производилась еще на Земле. Андроиды входили в комплектацию колониальных транспортов, и многие семьи передавали такие машины из поколения в поколение как семейную реликвию…

– Сэр, вы можете мне помочь? – раздался в коммуникаторе гермошлема глухой синтезированный голос машины.

Дмитрий посмотрел на андроида. Если изначально робот пытался заткнуть своим телом дыру в обшивке, то теперь, когда воздух из коридора все же улетучился, несмотря на такой отчаянный акт самопожертвования, тело дройда оказалось заклиненным в пробоине. Голова, верхняя часть торса и руки находились внутри «Иглы», ноги же снаружи, а по бокам все щели между краями пробоины и телом дройда были плотно забиты мелкими предметами, которые затянуло в зазоры шквальными напором истекающего в дыру воздуха.

Были секунды, когда на Дмитрия вдруг накатывала жуть.

Глядя на торчащее из пробоины тело человекоподобного робота, он испытал очередной прилив страха и неопределенности, – все происходящее с ним казалось дурным сном, он жил словно актер, действующий в рамках навязанного ему сценария…

Хуже всего, конечно, было осознавать, что темный, лишенный воздуха коридор «Иглы» и есть сама реальность, а глухой голос человекоподобной машины никем не срежиссирован…

Он машинально начал вытаскивать заклинившие тело дройда обломки, одновременно отталкивая в сторону крупные, мешающие работать предметы, которые плавали в невесомости подле пробоины.

Сорванные с креплений пластиковые стулья, куски декоративной обшивки и видеокамеры наблюдения с разлохмаченными обрывками проводов послушно уплывали от его толчков в темные глубины коридора, беззвучно рикошетя от стен…

Наконец одна рука дройда освободилась, и он тут же начал активно помогать в собственном вызволении…

Они работали молча, не обменявшись более ни одной фразой, и только когда человекоподобный робот смог, пользуясь уже двумя руками, втянуть себя внутрь космического корабля, он произнес, на этот раз с нотками интонаций в синтезированном голосе:

– Спасибо, сэр. Меня зовут Дейвид, я отношусь к разряду бытовых машин серии «Хьюго», но моя семья звала меня просто Дейв.

– Где они? – спросил Дмитрий.

– Кто?

– Твоя семья. Люди, которым ты служишь.

– Они погибли, сэр.

– Где? – По спине Дорохова пробежал холодок. – В каком отсеке?! Я же велел всем надеть аварийные скафандры!..

– Они погибли на Дабоге, сэр. Попали под первую орбитальную бомбежку.

Дорохов посмотрел на дройда.

В интонациях синтезированного голоса машины слышались горечь и страдание, наверное, эта слуховая галлюцинация несколько смягчила резкий вопрос Дмитрия:

– Тогда какого… Как ты попал на борт «Иглы»?

– Была объявлена всеобщая эвакуация. Я последовал за остальными, чтобы улететь с планеты. К сожалению, я не нашел себе нового хозяина, а это предполагает некоторую свободу моих поступков.

Эта машина была похожа на человека и разговаривала как человек.

– Сэр…

– Да? – Дмитрий повернул голову.

– Вы не хотите взять меня к себе?

– Зачем?

– Я привык служить людям. Мне нужен человек, который бы нуждался во мне…

– Ладно… – Дорохов согласился легко, потому что не воспринимал все всерьез и его голова была занята в этот момент проблемами куда более страшными и насущными, чем осиротевший бытовой дройд. В любом случае пара механических рук ему не помешает…

– Сэр, могу я узнать…

– Так, – перебил его Дорохов, – меня зовут Дима, я пилот «Иглы». Сейчас ты следуешь за мной и исполняешь все мои указания, понял?

– Да. Образец голоса для распознавания речевых команд внесен в основную базу данных. Прошу уточнить степень свободы действий при исполнении приказов.

– Полная, – ответил ему Дмитрий, не подозревая, что для тонко запрограммированного андроида эта команда, отданная новым хозяином, означает очень многое.

На секунду робот застыл, словно манекен, затем в коммуникаторе Дорохова раздался его голос:

– Смена командных приоритетов произведена. Включена наивысшая функция свободы принятия решений. Я готов к действию.

– Тогда пошли. Вскрываем отсеки правого борта, проверяем состояние людей и исправность аппаратуры.

* * *

Это был тяжелый путь.

«Игла» не металлический и уродливый неполноценный обломок, как того опасался Дмитрий, но множественные повреждения брони, декомпрессия отсеков, разбитые агрегаты и дезориентированные, перепуганные люди – все это создавало удручающую картину.

Приказав Дейву исследовать грузопассажирский отсек «А», Дмитрий занялся ручным приводом первой опущенной по его приказу аварийной переборки. За ней царил вакуум, в темном помещении, прижавшись друг к другу, стояли люди в аварийных скафандрах, сквозь оплавленную дыру в обшивке просматривались звезды, но первое, что увидел Дорохов в рассеянном свете своего плечевого фонаря, были алые капельки крови, плавающие в невесомости, и раскроенное лазерным лучом человеческое тело, которое, разделившись на две половинки, медленно дрейфовало под потолком отсека.

В первый момент Дима остолбенел, его горло сжал спазм, но тихий голос в коммуникаторе едва не заставил его заорать от отчаяния, внутренней боли и неприятия всего происходящего вокруг:

– Дяденька, заберите нас отсюда…

Взрослые и дети, всего девять человек… Сколько они простояли вот так, в терпеливом ожидании, среди алой каплеобразной взвеси, которую разбрызгивало кружащее под потолком отсека мертвое тело?

– Дейв, что там у тебя?!

– Отсек «А» не пострадал. Тут есть свет и воздух. Я запускаю рециркулятор атмосферы и автономный контур жизнеобеспечения.

Доклад дройда был первой приятной новостью. Робот оказался намного более полезным и сообразительным, чем это можно было предположить на первый взгляд.

– Идите за мной. – Дмитрий сам поразился твердости собственного голоса. На самом деле ему все еще хотелось кричать, но молчаливые фигуры не оставляли ему права проявлять свои чувства, – в их глазах он был офицером корабля, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

– Двигаемся прямо по коридору, к отсеку «А», – задавив душившие его эмоции, коротко приказал Дмитрий.

* * *

За два часа он собрал почти всех принятых на борт корабля беженцев. Тридцать человек разместились в первом, подготовленном Дейвидом отсеке, еще сорок – во втором, более обширном, имеющем литеру «Б».

За время своих поисков Дмитрий не встретил ни одного члена экипажа «Иглы». Всего их было двенадцать человек, и, кроме Дорохова, который вел корабль, остальные члены команды по боевой тревоге заняли посты в блистерных куполах.

Теперь никто из них не отвечал на вызовы по внутренней связи. Блистеры молчали, и эта тишина при попытках связаться с кем-либо из экипажа порождала в душе Дорохова отчаяние.

Наконец, констатировав смерть шестерых беженцев, погибших в момент, когда «Игла» подверглась массированной атаке прорвавшихся сквозь заслон «Европы» космических истребителей, и разместив выживших в двух загерметизированных отсеках, Дмитрий, уже едва живой от усталости и непрекращающегося стресса, смог заняться непосредственно огневыми точками корабля.

Если бы не невесомость, царящая в отсеках, его бы шатало при ходьбе от усталости и нервного напряжения, но в отсутствие тяготения он ощущал лишь бесконтрольную дрожь, которая волнами гуляла по телу под скафандром.

Озноб не имел никакого отношения к холоду.

Дмитрий позволил себе остановиться, чтобы хоть немного прийти в чувство после двухчасовых блужданий по темным, изувеченным отсекам «Иглы» в поисках выживших.

Уцепившись за скобу, он висел под потолком коридора, слушая, как гулко и неровно бьется его собственное сердце. Внезапно вспомнился шипящий вишнево-красный луч лазера, прошедший всего в полуметре от его кресла, оставляя на полу рубки расплавленную борозду и падающие сверху осколки лопнувших экранов, которые, не долетев до пола, вдруг взмывали вверх, подхваченные шквальным порывом улетучивающегося в узкую пробоину воздуха.

…Когда сердце немного успокоилось, а пульс перестал ощущаться в висках, как гулкий и ритмичный набат, Дима больше не смог медлить, застыв под потолком коридора, – кончились все мыслимые отговорки, – ему нужно было проверить огневые точки, чтобы убедиться воочию, что стало с одиннадцатью членами экипажа «Иглы», отражавшими атаку истребителей, находясь в блистерных отсеках, выступающих за обшивку корабля.

К ним вели аварийные шлюзы, внутренние люки которых выходили все в тот же центральный коридор «Иглы». Всего огневых точек было двенадцать, одна пустовала в момент атаки, но Дорохов не знал, в каком именно блистере не было стрелка, поэтому, отправив Дейва заделывать пробоину в обшивке – ту самую подле рубки управления, из которой он извлек дройда несколько часов назад, Дима, собрав остатки мужества, решил, что будет исследовать все блистеры подряд, начиная от хвостовой части корабля.

Пока в центральном коридоре царил вакуум, у него не было причин выполнять процедуру шлюзования – отсеки стрелков с установленными в них орудиями также не имели атмосферы, поэтому Дмитрий открыл сразу оба люка, протиснулся сквозь узкий тамбур аварийного шлюза и оказался внутри прозрачного купола огневой точки.

Ему потребовался лишь краткий, полный ужасного прозрения миг, чтобы понять – он не в куполе, а в открытом космосе!..

Уцепившись за покореженную, оплавленную штангу, которая крепила орудие к корпусу «Иглы», Дорохов огляделся и понял, что блистера попросту нет, от него остались лишь острые огрызки бронестекла да несколько искривленных стоек, на одной из которых, будто черная насмешка над всеми его надеждами, уцелел фрагмент кресла, прожженная насквозь спинка с обрывками страховочных ремней.

Ему, несмотря на возраст, вдруг захотелось заплакать навзрыд, как маленькому ребенку… но даже этого не вышло, лишь вырвался из горла сдавленный хрип…

Война…

Только сейчас, глядя на расположенные по кругу огрызки бронестекла, он начал смутно понимать истинный смысл этого слова…

Оно никак не хотело приживаться внутри, находить свое место среди жизненных понятий, и Дима в этот страшный для него миг окончательного прозрения смог осознать только один непреложный факт – она пришла и уже не уйдет… Как бы страстно он ни желал проснуться – это был не сон, не кошмар из мира грез, а реальность, которая вскоре станет буднями, обыденностью, если, конечно, ему самому повезет выжить…

Сколько раз за последние часы ему казалось, что иссякло все: и физические силы, и мужество, и желание жить, но нет, откуда-то брались энергия и упрямство, чтобы сделать очередной шаг…

Вот и сейчас…

Ему нужно было поднять голову, чтобы посмотреть вдоль корпуса «Иглы», увидеть остальные блистеры этого борта… и он поднял взгляд, скользнул им по обшивке корабля, где вместо огневых точек виднелись оплавленные язвы да кружили, бесшумно скребя по керамлиту брони, какие-то неразличимые издалека фрагменты не то тел, не то орудий…

Дима смотрел на эту картину, его взгляд холодел и ожесточался одновременно, он не мог видеть себя со стороны, как не осознавал, что в эти минуты его волосы под гермошлемом стали седыми…

* * *

– Дейв, ты меня слышишь?

– Да, сэр!

– Называй меня по имени.

– Хорошо, Дима.

– Ты заделал пробоину?

– Заканчиваю. Осталось немного.

– Еще утечки есть?

– Я не успел проверить. Ремонтные роботы из резерва корабля сейчас работают в ходовой рубке и двигательных секциях, устраняя неисправности. Думаю, что утечками можно заняться позже.

– Хорошо, как закончишь с дырой, перебирайся на правый борт. Возьми себе в подчинение пару сварочных роботов, пусть освободят аварийные шлюзы от остатков уничтоженных блистеров.

– Я понял.

«Игла» оживала, медленно, но верно.

В центральном коридоре заработали генераторы искусственной силы тяжести. Из зарешеченных щелей под потолком вырывались зримые струи пересыщенного водяными парами воздуха, температура в загерметизированных отсеках поднималась благодаря включившимся в работу резервным системам жизнеобеспечения.

Войдя в рубку, Дмитрий увидел совершенно иную картину, чем ожидал. Узкая, похожая на разрез хирургического скальпеля пробоина была заделана, с куполообразного свода в некоторых местах, словно сосульки, свисали потеки застывшей герметизирующей пены, большинство приборов работало, и лишь один, к счастью, не главный, а вспомогательный пульт управления был безнадежно испорчен. Луч лазера буквально раскроил компьютерный терминал на две половины.

Покосившись на оплавленную борозду, которая шла в полуметре от его кресла, Дима занял свое место за главным пультом управления «Иглы».

Судя по сигналам, бортовой компьютер уже включился в работу: шла тестовая проверка систем управления. Данные на мониторах свидетельствовали, что двигательные секции и отсек гипердрайва не пострадали. Основной удар истребителей пришелся на зримые точки сопротивления и на хорошо различимый купол рубки управления. Логика тех подонков, что атаковали транспорт с беззащитными людьми, была проста. Они уничтожили блистеры, разворотили главный пост управления и ринулись в атаку на остальные корабли конвоя.

Дима заметил, что его руки дрожат, когда он потянулся к переключателям пульта, чтобы активировать резервную подсистему обзора и связанный с ней тактический монитор.

В первый момент, когда осветились расположенные непосредственно над пультом управления экраны, он не смог адекватно оценить картину, которую ему предлагала бесстрастная электроника.

Ближний космос был буквально забит обломками. «Иглу» от столкновений с ним спасало лишь то, что корабль неподвижно висел в пространстве, а сами обломки имели небольшие кинетические энергии и медленно образовывали нечто вроде водоворота, – какая-то сила заставила их медленно двигаться по кругу…

Несколько минут Дорохов разбирался в потоке поступающих данных, пока не понял, что на его глазах происходит образование совершенно новой формации небесных тел. Страшное, жестокое, сюрреалистическое произведение человеческих рук, которое теперь подчинялось законам небесной механики. В центре коловращения массы обломков находился огромный, обладающий внушительной массой крейсер Земного Альянса. Его корпус был разворочен взрывами, обшивка стояла дыбом, ее рваные куски торчали во все стороны перпендикулярно корпусу. Видимо, в крейсер врезался один из начиненных взрывчаткой кораблей-самоубийц…

За три часа, в течение которых Дима собирал выживших на борту «Иглы», этот корабль стал центром тяготения для огромного поля обломков.

Попеременно бросая взгляд то на экраны умножителей, то на тактический монитор, куда бортовой компьютер проецировал электронную версию происходящего, Дорохов заметил среди плывущих в космосе обломков еще один большой темный контур, который поначалу показался ему бесформенной глыбой, но системы опознавания быстро рассеяли данное заблуждение. Это была «Европа» – мертвый, изуродованный до полной неузнаваемости корабль, принявший на себя первый удар сонмища атакующих конвой истребителей.

Дима смотрел на экраны, и его разум проваливался в черную пропасть. Он не мог осознать масштабов произошедшего. Логика подсказывала, что ромб, собранный из малых кораблей, присланных с орбит Стеллара, благодаря отвлекающему, дерзкому маневру «Европы», сумел достичь точки гиперсферного всплытия Земных армад и, судя по количеству обломков, обрушил на них всю самоубийственную мощь кораблей-смертников.

Это происходило одновременно с тем моментом, когда прорвавшиеся истребители атаковали отступающий конвой и непосредственно «Иглу».

Дима уже не мог сопереживать, внутри иссяк запас этого чувства, он лишь попытался отыскать среди окружающего хаоса еще два корабля: ракетные крейсеры «Люцифер» и «Параллакс», но бортовой компьютер смог опознать лишь обломки последнего…

Хотелось верить, что «Люцифер» сумел ускользнуть из этого ада.

Теперь, когда стала ясна общая картина, он направил свои усилия на поиски остальных кораблей, входивших в состав конвоя…

Тщетно…

Тактический монитор рисовал лишь уродливые контуры обломков, чьи призрачные, смутно различимые глыбы проплывали в зоне разрешающей способности резервных видеокамер «Иглы»…

Дорохов понял – их кораблю просто повезло. Атака истребителей частично вывела его из строя, и стервятники ринулись на новые цели, а потом… Потом, когда небольшой флот Колоний, возглавляемый «Люцифером» и «Параллаксом», достиг точки гиперсферного всплытия земных армад, никому уже не было дела до изувеченного транспортного корабля – под атакой оказались многокилометровые земные крейсеры, и все силы Альянса были брошены на их защиту…

Итогом стало это поле обломков, простирающееся на многие сотни километров.

Дабог виднелся отсюда тусклой звездочкой, основные события происходили уже в глубоком космосе, на значительном удалении от многострадальной планеты.

Дима не знал, как ему следует поступить. Первым порывом было желание включить двигатели «Иглы» и медленно выбираться из страшного поля обломков, чтобы активировать секции гипердрайва, как только корабль достигнет зоны чистого космоса, но этот внутренний порыв тут же угас, как только он подумал о людях, которые, возможно, сумели выжить среди окружающего «Иглу» хаоса искореженного металла…

Если повезло ему, значит…

Вот тут перед ним и встала эта дилемма. Глядя на поле бесформенных обломков, которые в своем медленном движении постепенно пытались образовать уже не плоскость, а сфероидальную фигуру с громадным крейсером Земного Альянса в центре, Дорохов пытался определить, кого ему следует спасать, но длилось это недолго, – завораживающий вид обломков стирал ненависть, как ластик стирает несмелый штрих карандаша. Тут уже не могло быть врагов и друзей, все, кто сохранил способность двигаться и драться, покинули это кладбище как минимум несколько часов назад, да и экипажи с поврежденных кораблей Альянса наверняка были подобраны, вот только чудом уцелевших беженцев, если такие найдутся, подбирать было некому…

Эти мысли, на самом деле рваные, хаотичные, заставили Дмитрия прийти к волевому решению. Его рука потянулась к панели внешней связи, переключив диапазон передачи на открытую волну длиной в двадцать один сантиметр.

– Дима… – На плечевую пластину его скафандра легла металлопластиковая кисть.

Дорохов резко обернулся.

– Дейвид?

– На борту «Иглы» есть ручное оружие? – спросил андроид.

– Да.

– Тогда я бы рекомендовал отправить вооруженных людей к стыковочным узлам.

– Зачем?

– Ты собираешься подать сигнал оповещения тем, кто уцелел в обломках, верно?