Текст книги "Челтенхэм"

– Стой, можно не бежать… Поздно. Упустили, – и, по всегдашней привычке, взглянул на часы, запоминая время.

Рамиреса Пиредру, Гуго Сталбриджа и Дикки Барселону задержала полиция штата Аризоны во время облавы возле городка Эдмонтон на краю пустыни Мохаве и второпях предъявила им обвинение в бродяжничестве, нарушении закона об эмиграции и незаконном ношении оружия. Если учесть все разночтения, разницу и парадоксы времени между Землей и Тратерой, что без труда делает специальная компьютерная программа, то получается, что на свое невероятное перемещение путешественники затратили немногим более двух часов. Нечего и говорить, что, когда длинные руки Института Контакта дотянулись до Эдмонтона, приятелей давно уже след простыл.

Разумеется, неугомонный Бартон перевернул весь остров по камушку, обежал замок, заглянул в каждый подвал, в каждый сарай и в каждую кадку с мукой. Тщетно, беглецы словно в воздухе растворились, да и поиски завершились быстро – остров не мал, но это сплошь голый камень, прятаться негде, да и построек немного – кроме самого замка лишь кирпичный лабаз склада Вест-Индской торговой компании, несколько бесхитростных хозяйственных построек, крохотная часовня да причал, оборудованный еще в те времена, когда остров был главным южным форпостом Таможенной службы. Охрана подтвердила – какие-то люди и в самом деле подплыли и до замка добежали, но дальше как в воду канули. Порядок тут царил образцовый – как-никак, любимая вотчина короля Ричарда III, известно, что его величество регулярно приезжает сюда, чтобы в тиши уединения, вдалеке от лондонской суеты поразмыслить о возвышенном, любуясь красотами горного пейзажа. Кстати, точно так же поступали его отец, дед и прадед.

Для Диноэла это было немаловажным фактом: действительно, за прошедшие эпохи владения той ветви семейства Плантагенетов, которая ныне известна как Глостеры, изрядно погуляли по карте Англии, но юго-восточный угол Алурского графства (сегодня оно по большей части существует лишь на бумаге), с центром в виде Челтенхэмской усадьбы, принадлежал пращурам Ричарда всегда. Поэтому, полагал Дин, вполне естественно, что секрет Базы переходил от отца к сыну. Теперешний замок, на месте прежнего укрепленного дома – странный сплющенный восьмигранник, «камбала», как прозвали его окрестные жители, высокий и плоский серый зуб с редкими точками бойниц, отражающийся в темных водах Тимберлейка вместе с лесами, горами и хмурым шотландским небом, – построил уже сам король Ричард. Крепость эта, как официально объяснялось публике, должна была противостоять вероятному удару с юга, если вдруг косматые скотты задумают перейти рубежи отечества через Джевеллинский хребет.

Полный вздор, отмечал про себя Диноэл. Да, в самом деле, каждый новый шотландский король по традиции поднимал вековечный вопрос о возвращении к бог весть когда существовавшей границе по Твидлу, и у этой проблемы была длинная, писанная кровью история. Но никакому, даже вконец обезумевшему стратегу, не пришло бы в голову решать этот спор среди Алурских скал – разве что он изобрел бы волшебный способ перенести многотысячное войско через Тимберлейк и еще дальше – через непроходимые Хармагидские топи. К тому же после того, как воссевший на Эдинбургский трон Шелл Бэклерхорст открыл для своей страны выход к северным морям, подобные идеи и вовсе утратили всякий смысл. В итоге за последние двести лет единственным завоевателем, вторгшимся в пределы Британии через Алурскую седловину, оказался сам король Ричард, когда, разгромив на Корнуольских берегах так называемую Южную Конференцию, он, при поддержке шотландских наемников, начал гражданскую войну, продолжавшуюся, с разными перерывами, едва ли не десять лет. «Нет, – думал Дин, – Челтенхэмский замок построен совсем для других целей, и вполне можно догадаться для каких».

Само собой, замок просвечивали и с орбиты, и просто так, старательно рисовали на компьютере кальки-синьки и прочее, и вердикт оставался всегда один и тот же: каменная коробка – и ничего больше. Экспертным заключениям Дин охотно верил, потому что знал – вся эта бутафория и построена в расчете на их поиски, просто действующий сегмент устроен так, что даже если его и увидишь, все равно пройдешь мимо. Принцип «Украденного письма» – прячь на видном месте, там, где искать точно не будут.

Он бывал в Челтенхэме неоднократно, надеялся: вдруг всемогущая интуиция подскажет неожиданное решение. Интуиция и впрямь заговорила, но сказала совсем не то, чего ожидал от нее контактер. Если перевести ее таинственные речи на обычный язык, то звучало откровение так: «Не ищи. Без толку». Дин поневоле согласился: в самом деле, то, что он искал, уж точно, ни по какому, пусть даже самому гениальному вдохновению вот так, одним махом, с налета, не найти.

«И что теперь, – думал Диноэл с горечью, заворачиваясь на ночь в свою универсальную плащ-палатку, – какое чудо прикажете совершить? Вдруг поумнеть и самому обо всем догадаться? Или, может, разбежаться посильней и треснуться лбом о челтенхэмскую стену – авось какой-нибудь секрет да выскочит?» Он долго лежал без сна, заложив руки за голову и слушая отдаленный говор воды, пока наконец не заснул – и, как ему показалось, тут же проснулся.

Опять лунный свет. Ну не могут они не таскать с собой эти блики. Кто на этот раз? Надо же, Харрис, тут уж не ошибешься – странное морщинистое лицо, снайперский голографический монокль в глазу, древний синий скафандр с овальной шлемовой горловиной невиданного размера – за каким лешим она такая здоровенная, у всей его команды были такие скафандры, и откуда они только взялись? Справа, как раз по этому выступающему краю, эта горловина у Харриса была разворочена давним выстрелом, словно прогорелая дыра на старом абажуре от оставленной по оплошности свечи. Давно надо было плюнуть на расходы и купить ему нормальный комплект.

– Господи, Харрис. – Сдвинув плащ, Дин откашлялся и сел на своей лежанке. – Ты-то чего от меня хочешь? Ты что, уже умер?

– И да, и нет, – спокойно ответил бывший полицейский. – Ты же знаешь, что со мной произошло.

– Извини, старик, наверное, подробности вылетели из головы. Ну хорошо, в чем ты меня обвиняешь?

– Ты подставил меня. Тогда, на Гестре. Вспомни. Когда дроиды зажали нас в гараже.

Диноэл с силой потер лоб.

– Подожди, дай вспомню. Высаживались мы с тобой, точно. Кто еще с нами был?

– Мири.

– Вроде бы да… странно. Так, так, ладно… Там сразу началась какая-то занудная стрельба, потом прошел ракетный бот, обрушилась колонна и завалила проход, мы отправились искать детонационные якоря…

– За одним мы и зашли в тот гараж.

– Зашли… Ну да, не то пещера, не то каземат, склад, тупик, и там стоял тягач – танк высшей защиты и всякие ящики… Тут опять прошел бот, скорее всего, тот же самый, и отстрелил десантные капсулы. Это я помню.

– Да, и на нас вышел «печник», двухтрубник. Там было метров пятьдесят, мы ничего не успели сделать.

– Так вот почему ты ко мне явился. Из-за того тоннеля. Из-за того, что у нас там не хватило расстояния.

– Да, он оказался рядом через пятнадцать секунд. Свалить его так быстро было нереально, ты сообразил это сразу и решил пожертвовать нами, чтобы выиграть время. Ты посадил нас с Мири за те ящики – впереди, а сам поднялся за угол, по лестнице, где медицинская станция. Ты молодец, признаю, я и лестницы-то этой не заметил. Что же, ты угадал. Последнее, что я увидел – совсем краем глаза, – как ты палишь по нему из своей «десятки», и еще успел подумать: ну, он управится.

– Я же тебя потом воскресил.

– Ты хорошо знаешь, что это уже был не я.

Диноэл покачал головой.

– Бред какой-то. Почему я стрелял из «десятки»? Почему не из скорчера? Где был излучатель?

– Этого я не знаю. Я даже не знаю, уцелела ли Мири.

– В тот раз ничего с ней не случилось. Между прочим, не помнишь, как ее-то туда занесло? Почему я взял ее, а не Рогана?

Тут Харрис даже отвернулся.

– Ты действительно все перезабыл, Диноэл. Ты перестал брать меня на высадки. Ты брал Мири и Рогана, а я квасился в орудийной рубке – так, на всякий случай. Что ж, во всяком случае, мне повезло, я умер как мужчина.

– Слушай, Харрис. Мы прошли вместе большой путь… даже два. Не стану тебе врать, тем более что ты плод моего больного воображения или не знаю уж там чего. Но все равно. Может быть, где-то ты меня слышишь. Не помню, что там вышло на Айлосе, в той кутерьме трудно было что-то разобрать, но скажу откровенно – я так и не понял, на чем держалась твоя слава, потому что дальше, как только доходило до дела, ты падал замертво от чиха за два этажа от тебя. Не обижайся, ты хороший парень, и мы друзья, но это для застолий, это не профессия. Когда мы тогда снова встретились на Оме, в профессиональном смысле ты был полный ноль.

– Однако ты взял меня и во Вторую экспедицию, и в Третью, – сдержанно возразил Харрис.

– Разумеется, взял. Может быть, ты забыл, но Вторая экспедиция была чисто спонсорским мероприятием, и тебя изначально включили во все списки – попробуй не возьми. А на Третьей ты был уже Советником и особой приближенной – ваши генералы меня и спрашивать не стали; какой у меня был выбор. Вот я тебя и возил, никуда не денешься.

– Возил как балласт.

– Харрис, я не хочу ссориться. Меня самого, как ты, наверное, знаешь, списали подчистую и выставили за дверь. Вот теперь маюсь в этой норе.

– Но балластом тебя никто не обзывал, – сказал Харрис. – Ладно, по крайней мере, спасибо за честность. И скажи еще, что там у тебя получилось с Мири?

Диноэл грустно хмыкнул:

– Да, ты не терял времени в моей заглюченной голове. Что это тебя заинтересовала Мири? Я думал, ты со своей членистоногой подружкой ее вообще не замечал… А впрочем, как я понимаю, вы там, на Crew Deck, все поголовно были в нее влюблены… Харрис, у меня нет ответа на твой вопрос. Была нормальная рабочая атмосфера, были хорошие дружеские отношения – да, с некоторым постельным уклоном, не без этого, но не мне тебе рассказывать, в наших условиях подобных вещей не избежать. А вот потом… Не знаю. Она как будто что-то решила для себя – и как отрезало. Я честно пытался восстановить контакт – фигу. Извини, потом много работы – и все в этом роде. Позже, когда мы столкнулись на Змее, она как будто бы оттаяла – но что в этом радости, ты же в курсе, как там сложилось. Не повезло.

Диноэл уставился куда-то вдаль, словно видел что-то за скальной толщей.

– Смешно было бы тебя обманывать – да, я очень не возражал против дальнейшего развития событий. В конце концов, почему не Мири, кто мог быть лучше ее? Мы очень даже подходили друг другу – не знаю, как бы все обернулось в будущем, да ведь этого никто не знает… Короче, останься она жива… да что там теперь говорить. А тот случай на Гестре – извини, что подзабыл, наверное, действительно был в чем-то виноват, но уж такое наше ремесло, что ж удивительного в том, что солдата убили в бою?

Он поднял глаза – Харриса уже не было.

– Духотища там была страшная – вот это я помню, – сказал Диноэл уже неизвестно кому.

С утра, то усиливаясь, то ослабевая, лил дождь. Дин, закутавшись в балахон, сидел на своем базальтовом ложе. Неделя одиночества сделала свое дело – пришла тоскливая неуверенность, дитя сенсорного голода и дефицита общения; подступала обостренная ясность – предшественница погружения. Мысли начали дробиться на несмешивающиеся потоки. Но, как ни странно, по непонятной причине в этот раз Диноэл вовсе не желал погружаться, оттягивая тот момент как можно дольше. Что-то в этой истории с Джоном Доу отталкивало его, словно волшебный Черный Камень в старинной сказке.

Что ж, из-под опеки своего противника он вырвался, это точно, Джон Доу на какое-то время его потерял. Разумеется, если объявить вселенский розыск, не пожалеть людей и денег, то все равно рано или поздно найдут, но, похоже, его и искать пока что особенно не станут. Ведь, с другой стороны, как явственно ощущал Дин, Джона Доу очень даже устроит, если беспокойный контактер сейчас вдруг исчезнет неведомо куда неведомо насколько. Более того, если он даже и объявится в неких отдаленных местах и будет там тихо сидеть, то его, скорее всего, вполне законно оставят в покое. Зато уж, несомненно, на тот случай, если ему вздумается неожиданно появиться, у Джона Доу в ответственных местах сидят двое-трое надежных парней с широкими полномочиями. Время – в том числе и нынешнее Диноэлово сидение в пещере – работает на него. Айвен прав. Два-три месяца на дискуссии в парламенте, дальше Тратеру закрывают, и можно спокойно отрывать голову кому угодно, в Зону контроля ГРУ никакая проверка не сунется.

Диноэл мысленно проклинал собственный идиотизм. Вот ведь дурак, вот чертов разгильдяй. Слишком поздно он задумался о Челтенхэме. Ведь знал, что Драконий дом, Золотая долина, Минотавр – весь это вздор, которым были тогда забиты головы, никакого отношения к Базе не имеет, и все-таки чего-то ждал. И еще. Давно надо было засесть в архивах и подробно посмотреть, кто и когда интересовался информацией по Базе, и куда эта информация уходила. Во-первых, наверняка наш друг где-то наследил, если он только не бесплотный дух и не кудесник, а во-вторых, вполне реально натолкнуться на какую-то подсказку, где и когда он нашел ключ к загадке. А теперь поздно.

И еще (вопрос вопросов), а зачем ему, собственно, База? Что такого он замышляет? Интуиция по этому поводу рисовала смутные, странно пересекающиеся объемы, но вывод из них следовал самый безотрадный: База для Джона Доу (как, кстати, и Траверс) – это лишь фрагмент, довесок к какому-то чрезвычайно обширному замыслу, эффектный, но случайный подарок судьбы, основные же цели куда серьезнее и обширнее.

Диноэл знал, что доклад-запрос, зачитанный на комиссии безропотным отцом слепой дочери сенатором МакКормиком, был шедевром. Дин перечитывал его несколько раз, и вовсе не потому, что не надеялся на память, да что там перечитывал – не выпуская распечатки из рук, он пролистал многие свои архивы, при этом вновь и вновь заглядывая в текст. Более того, Дин не поленился доехать до компьютера, выход которого в сеть если и можно было засечь, то с большим трудом и далеко не сразу, и там, не пожалев времени, тщательно прошерстил закрытые сайты разных ведомств, о подлинной роли которых публика представления не имеет, и опять то и дело сверялся со злополучными листками.

Выходило, что человек, сочинивший эти удивительные строки, был гением политической интриги. Его как будто наивные на первый взгляд вопросы неумолимо вызывали к жизни сенатское расследование, и справки, наведенные Диноэлом, документально утверждали, что в положенных подразделениях Контактных служб скандальные разоблачения уже заготовлены и ждут не дождутся высокопоставленных ревизоров.

Вольно или невольно способствовали неизвестному гению руководители разного калибра, сказать было трудно, и Диноэл не решился произнести слово «заговор». Но в любом случае итог получался абсолютно безнадежный: плаху для нынешнего руководства СиАй уже подкатили, и парадом командует человек, во-первых, неограниченно информированный, во-вторых, имеющий в институтских сферах серьезное влияние.

Что ж, ответ простой: кто сядет в кресло начальника нового управления, тот и есть Джон Доу. Да вот только вряд ли удастся полюбоваться на это зрелище… Парень дальновидный, и смешно было бы надеяться, что появление на Тратере верховного резидента Контакта обернется неожиданностью для столь серьезных планов. Убить, конечно, вот так сразу не убьют, до вынесения парламентского вердикта скандал такого масштаба тайным планам противопоказан, да и нужды в том особой нет. Айвен Тью снова прав, для подобных ситуаций существует испытанный трюк: подсунуть врагу «куклу» – пустышку, навести на ложный след. Покуда тот разберется, что гонится за тенью и ловит луну в воде, упущенное время отзвонит беспощадный финал. Таких ложных следов может быть два, три, в каких угодно сочетаниях – было время подготовиться.

Разумеется, сбить с толку Диноэла, у которого на Тратере старинные связи и надежные друзья, дело непростое, но у нашего искусника есть колоссальное преимущество: поддержка всемогущего короля Ричарда с его мистическими познаниями и нечеловеческой прозорливостью. Вот ключевая фигура загадочной сделки, вот кто запросто может изобрести блесну с цветом и запахом, не отличимыми от натуральных. Так что, скорее всего, в результате Диноэлу угрожает отнюдь не смерть, а позорный провал на излете карьеры.

«Эх, был бы здесь Скиф, – с тоской подумал Дин. – Но нет, засел наш корифей безвылазно на Гестии со своими лаксианскими методиками – вот кто ушел в науку, и вот кого уж точно никакие власти не тронут. Впрочем, легко представить, что сказал бы Эрик, во-первых, обозвал бы всю суету вокруг Базы авантюрой, вздором, в который попросил бы не впутывать, а во-вторых, посоветовал бы заняться каким-нибудь серьезным делом и обращать поменьше внимания на капризы начальства. Вот кому позавидуешь – живет вне времени и пространства, и начхать ему на карьеру, политику и славу».

– А за какую, интересно, славу ты испугался? – вдруг спросил Диноэла один из вновь оживших «клинтов».

– И чем тебя не устраивает моя слава? – хмуро спросил Диноэл.

«Клинт» в ответ мерзко захихикал:

– Ты еще скажи, что на Чонгарскую гать ходил с музыкой.

– Ладно, и что с того?

– Да то, что все губернии плевали на твою музыку. Кем ты себя возомнил? Да, ты вывез Келгрена из той каши на Хелунде, завел-таки «Ял» в последнюю секунду, и Келгрен потом вывел свой закон об информационных площадках, но про тебя-то в этом законе ни слова не сказано. Твоя слава в Контакте – это слава шерпа, носильщика и проводника. Да, твое имя будет в Херефордском зале славы, но уже теперешнее поколение не помнит, чем же, собственно, ты был знаменит. Везение немыслимое? Дуракам везет. Ты единственный, кто прошел Линг-Шанский тоннель? Нет давно на свете этого тоннеля, и рассказать о нем некому. Ты один из всех выжил после операции «Минотавр»? Да это был тупик, ошибка, отрицательный результат, который тоже результат, но на него еще в пятидесятом поставили крест и забили вот такими гвоздями. Ты открыл Золотую долину? Поздравляю, Джон Доу будет мазать ее себе на хлеб. И так далее. А теперь он, видите ли, боится забрызгать грязью неудачи белые ризы пророка – ты не рано их примерил?

– Хорошо, и что в итоге?

– Единственное реальное твое достижение – это то, что ты родился на свет. Ты сам артефакт, экспонат кунсткамеры, ущербный плод первого и последнего за всю историю информационного контакта с космическим разумом, о котором, между прочим, ты сам ни в зуб ногой. Вот чем тебя помянут, и на большее не рассчитывай.

– Послушай, можешь язвить сколько угодно, но давай все-таки ближе к делу. К чему ты клонишь?

– К тому, что ты еще жив. У тебя там разные импланты, коленка, левый глаз, все такое, но пока что терпимо, работает. Но ты сам знаешь – это ненадолго. Скоро твоя плоть из верного слуги, друга и защитника превратится сначала в обузу, а потом и во врага, который для начала посадит тебя на стимуляторы, а потом станет живым склепом, тюрьмой, в которой ты будешь угасать день за днем. И вот, сгнивая в этом склепе, ты будешь бессильно наблюдать, что Джон Доу вытворяет при помощи Базы, и думать: а вдруг я мог его остановить тогда, вдруг бы натолкнулся на тот самый шанс, один из тысячи, ведь что-то он наверняка не учел, иначе не бывает, а моя фортуна такая, что я бы этого шанса не упустил, я же лучший, но ведь не решился из идиотской разумной осторожности, срама неведомого убоялся, и вот теперь смотрю… со скрежетом зубовным. Вот вопрос: стоила того твоя осторожность, пророк хренов? Ответь, каково тебе будет?

– Они уговорили двух слепых ужей умереть героической смертью, – пробормотал Диноэл, но уже понимал, что побежден и выбор сделан. – Черт с ним со всем, твоя взяла, сарказматик железный.

Покинув пещеру затемно, он дошел до той расщелины, где сплетение колючих ежевичных ветвей хранило его гравицикл, и еще до полудня потряс своим появлением бездельников-стажеров из Тринадцатого района. Там Диноэл бегло просмотрел два десятка накопившихся телеграмм, выяснил, что багаж его прибыл и успешно отправлен, велел Фреду не забыть и перегнать снизу его машину, и затем, перебравшись через заросшую лиственницами обрывистую лестницу скальных уступов, очутился на Сороковой Миле – последнем закрытом участке дороги, упиравшейся в Райвенгейт – левобережное предместье Лондона.

Этот недолгий, тридцати-сорокаминутный путь из нашего времени в Средневековье самого что ни на есть густого и подлинного замеса, было принято проделывать пешком – если, конечно, по причине срочных и неотложных дел гостя не ждала подстава лошадей. Сесть на коня Диноэл собирался позже, спустившись к самой Хэмингтонской набережной – там, на постоялом дворе против зданий Государственной Канцелярии, недавно переехавшей на левый берег из Уайт-Холла, он арендовал часть конюшни, да и проход по Сороковой Миле не мог остаться незамеченным – кто-то из его людей непременно должен был встретить. Поэтому, вооружась специально припасенным посохом и усилием воли временно изгнав из души всевозможные сомнения, Дин шел себе средним шагом и любовался постепенно открывающейся панорамой города.

Никаких костюмных преображений ему не требовалось. Его бесформенная хламида с монашеским капюшоном, безликая котомка через плечо и сапоги неопределенно-старинного фасона соответствовали какой угодно эпохе, а посадка головы и аристократическая внешность наводили на мысль, скажем, о бароне, который по обету пешком обходит близлежащие монастыри.

Лондонские дали понемногу разворачивали перед ним свой пестрый простор. Вон уже видны башенки Тауэр Бриджа – он еще не видел мост законченным; вон показались сложные ряды причалов на Мидл Твидле, вот купол собора Св. Павла поднимается над дымкой, за поворотом реки – Господи, сколько же лодок! – открывается череда мостов… Ого, а это еще что такое?

На Диноэла стеной надвинулся дикий рев мотоциклетного двигателя. С верхней дороги, ясное дело, какой-то ухарь, послав куда подальше правила и запреты, ехал с водопадов Ведьмина колодца, есть на Равенгейтских утесах такое природное диво, можно полюбоваться на падение шумных вод в окружении красных кленов, но надо иметь не то что наглость, а настоящее безумие, чтобы вот так промчаться оттуда через закрытую зону – такие развлечения попахивают Тауэрхиллом. А вот подъехало и само чудо.

Да, есть на что посмотреть. Рядом с Дином затормозил мотоцикл самого что ни на есть грозного и ужасающего вида – подлинный коктейль-чоппер конца пятидесятых, явная ручная сборка – чудовищные загибы периметрической рамы, рога в небо, махры-хвосты, основа, несомненно, харлей-дэвидсоновская, была у них, помнится (Диноэл одно время интересовался подобными вещами), такая мелкая серия, S-что-то-там-такое, а вот двигатель удивительный, едва ли не оппозит в духе BMW, и даже развернут в той же манере. Словом, раритет, и страшно даже подумать, сколько дали бы знатоки за такой уникум.

Сам беспечный ездок тоже соответствует – черные кожи, серебряные шипы, цепи, бахрома, устрашающий остромордый шлем весь в звездах и автографах жирным фломастером. Рука в перчатке, наводящей на мысль о Грюнвальдской битве, подняла защитное стекло, и Диноэл увидел, что перед ним девушка.

Ну, теперь понятно. Последнее приобретение короля Ричарда, его родная внучка Мэриэтт, герцогиня Ричмондская, которую он вывез с Земли на Тратеру года два или три назад. Говорят, девица весьма образованная, доктор каких-то там наук, и Ричард дал ей отдельную лабораторию – то ли молекулярной генетики, то ли нейрокибернетики – в своем знаменитом филиале Стэнфорда, скрытом от феодального мира за толстыми стенами Хэмингтонского дворца – вон справа уже видны его красные арки. И еще припомнилось Дину, кажется (тратерские слухи и сплетни долго идут до Траверса), у нее роман с Олбэни Корнуолльским.

– Мир вам, странник, – не скрывая веселой иронии, сказала герцогиня под упавший до шепота рокот двигателя. – От каких святынь идете? У вас все в порядке? Могу подвезти – у меня с собой «лягушка».

– Благодарю вас, ваше высочество, – отвечал Диноэл предельно нейтральным тоном, вглядываясь в потрясающие синие глаза. Что-то было в этих глазах, но что именно, он пока не мог разобрать. Между прочим, в это время его левая рука привычным маневром покинула широченный рукав и большой палец машинально поддел ремешок на кобуре под плащом. – Эту часть пути я привык проходить пешком. Там внизу, у Йогена, меня ждет лошадь.

– Мы с вами знакомы? – удивилась девушка.

– Нет, леди Мэриэтт, – сохраняя каменное лицо, отозвался Дин. – Но вы наверняка слышали обо мне. Перед вами главный враг этой страны и ночной кошмар вашего дедушки. Я Диноэл Терра-Эттин, верховный комиссар Комиссии по Контактам.

Наверное, не менее полминуты Мэриэтт молча смотрела ему в лицо, потом захлопнула щиток, и мотоцикл с воем унес ее прочь. Контактер в некотором замешательстве смотрел ей вслед. Он понял, что его смутило. В глубине явившихся ему удивительных глаз он угадал фанатичную приобщенность к некой, пока неизвестной ему идее, непоколебимую веру в призвание – к чему? Для чего? Неясно, зато ясно нечто другое – рожденный этими устремлениями неотразимый аромат лидерства, столь сильно действующий на Дина. Недремлющий страж, его всезнающая и всевидящая интуиция не сказала «нет», и Диноэл, исполнившись недоброго предчувствия, отметил, что первый рубеж его внутренней обороны не устоял. Не в меру разговорчивый «клинт» выразился еще бестактней:

– Вот это да… Берем.

– Тебя не спрашивают! – оборвал его Дин.

– Меня и спрашивать не надо, сам скажу – вещь.

Диноэл лишь покачал головой – хорошенькое вступление. Однако приключения этого дня только начинались. Эхо мотоцикла еще не угасло меж нависающих крутых откосов, как послышался звук более привычного здешним палестинам транспорта – конский топот, снизу, с набережной, кто-то гнал во весь опор. Вот они выскочили – смотрите-ка, еще одна шальная дама, ирландская красавица Алексис Мэй, одна из лучших сотрудниц Диноэла, которую он правдами и неправдами затащил на Тратеру, ишь как нахлестывает, волосы по ветру, и тоже в круто-замысловатых кожах – мода, что ли, теперь такая? Под ней гнедая Голубка, а в поводу – оседланный чалый Адмирал, пустые стремена мотаются на скаку. Удалая Алекс осадила коня, подлетев буквально вплотную, Голубка, злобно дергая головой, заплясала перед самым носом Дина, и туда же, чуть не прямо в физиономию начальника, веснушчатая прелестница швырнула длинный, с подшитым ремнем, повод Адмирала.

– Не стой столбом, садись! – яростно заорала она. – Быстрее! Кугля убивают!