Текст книги "Скифская история. Издание и исследование А. П. Богданова"

В наше время, когда источниковеды упорно сражаются против т. н. «потребительского отношения к источнику», трудно поверить, что Лызлову пришлось столкнуться с совершенно противоположной проблемой. В традиционной исторической литературе господствовало такое почтение к письменному тексту[448]448
  Отраженное, между прочим, в гордом высказывании Сильвестра Медведева относительно своего «Созерцания краткого»: «И аше Господь восхотел писанию сему быти – и никто же отвергнути оное смеет!».


[Закрыть], что Сидор Сназин, например, являя собой одного из последних классических летописцев, предпочитал дважды и трижды повторить статьи об одних и тех же событиях, нежели отказаться от явно ошибочного сообщения какого-либо неисправного краткого летописчика[449]449
  Вроде статьи об основании Киева Кием с братьями при Вещем Олеге, помещенной во времена княжения Святослава Игоревича, или походе Игоря Рюриковича на Царьград после княжения Владимира Святого (ПСРЛ. Т. 31. С. 40, 49 и др.)


[Закрыть].

Не приведение множества версий из разных памятников и редакций, в первую очередь привлекающее внимание при чтении сочинений конца XVII в., а именно отказ от них в пользу установленной истины, четко определенной картины событий свидетельствует о научной смелости Лызлова. Даже в тех случаях, когда «Скифская история» знакомит читателя с противоречивыми мнениями, автор не оставляет сомнения в том, что именно он сам считает наиболее достоверным.

При этом подавляющее большинство решений историка, взявшегося за обобщающий труд, ускользает от внимания читателя без основательного знакомства с содержанием привлеченных Лызловым источников[450]450
  Что можно сказать и о многих современных крупных трудах, авторы которых не в силах изложить все мотивы своих частных выводов или просто перечислить отвергнутые варианты предлагавшихся в литературе решений.


[Закрыть]. Зато внимательное сравнение текстов[451]451
  Такое сравнение проделано нами в статье «Работа А.И. Лызлова над источниками», помещенной ниже в Приложениях.


[Закрыть] выявляет едва ли не за каждым абзацем «Скифской истории» огромную работу по сравнению и оценке достоверности предлагаемых источниками сведений. С точки зрения сегодняшних знаний далеко не все выводы Лызлова верны, но они всегда внутренне мотивированны и логичны.

Вызывает огромное уважение мужество, с коим дворянин, одним из первых вступив на тернистый путь русской исторической науки, преодолевал свойственный современникам трепет перед источниками (знакомый, пусть в меньшей мере, каждому ученому) и отказывался от авторитетнейших свидетельств, когда они не соответствовали детально осмысляемой им картине событий. В начале XXI в. нам известно, сколь трудноопровержимо, чуть ли неистребимо ложное сообщение источника, не опровергаемое непосредственно другим источником. Даже показав, что такого совершенно не могло быть, и объяснив, почему солгал старинный автор, вы не переубедите общественное мнение, упорно считающее, что-де не бывает дыма без огня[452]452
  Подобные примеры см.: Богданов А.П. Нарративные источники о Московском восстании 1682 г. Ч. 1–2; Он же. Царь-реформатор Федор Алексеевич. С. 393–442; Он же. Баснословие о заговоре Милославского и Софьи во время «Хованщины». С. 19–40; Он же. Рождение Хованщины. С. 13–53.


[Закрыть].

Лызлову же приходилось брать на себя ответственность, отвергая неточные, ошибочные или тщательно продуманные маститыми авторами тенденциозные сообщения почти на каждой странице. Так и хочется предположить, что, работая в перерывах между походами и заботами о поместном хозяйстве, дворянин в простоте своей не разумел значения противоречий между источниками и отбирал факты без особых раздумий откуда попало. Однако сравнение текстов показывает, что историк каждый раз учитывал все версии интересующего его события в определенном для книги круге источников (очерченном выше), всегда имел в виду соотношение событий и не только себе не позволял непоследовательности, но и упомянутых маститых авторов на оной неоднократно ловил, отмечая страницы, на которых они сами себе противоречили.

Это не значит, подчеркну еще раз, что Лызлов был всегда прав. Он ошибался часто, особенно в таких сложнейших вопросах, как хронология мусульманских династий, которую он старался установить с великим упорством[453]453
  Сравнение основных фактов, приведенных в «Скифской истории», с современными представлениями дано ниже в подстрочных примечаниях к публикации текста.


[Закрыть]. Заслуга ученого историка состояла в том, что он сделал работу лучше, чем представлялось возможным в современных ему условиях, не просто точно выполняя существующие правила, но разрабатывая их для себя и потомков.

И если сегодня мы значительно уточнили ту же хронологию султанов и ханов, то, прежде чем уличать Лызлова в ошибках, полезно задуматься над двумя вопросами: 1) Насколько я лично продвинул вперед методику исследования? 2) Насколько бесспорными будут выглядеть выводы на основе моей методики через триста лет? К сожалению, обозримая история свидетельствует, что хотя стоя на плечах предков потомки лучше видят мир, люди вообще и ученые в частности радикально умнее не становятся.

В обоснование сказанного рассмотрим на конкретных примерах комплекс основных приемов, применявшихся Лызловым при создании фактической основы повествования. Лучшим и наиболее легким случаем было непротиворечивое взаимодополнение сообщений разных источников (или сведений одного источника, приведенных в разном контексте).

В тексте «Скифской истории» о хозяйственном освоении Золотой Ордой территории Волжской Болгарии перечислен целый ряд построенных в Поволжье городов. Ссылка приводит нас к перечню городов, пожалованных ордынским царем, согласно включенному в Степенную книгу Житию, св. князю Федору Ростиславичу. Из этого списка Лызлов исключил русский Чернигов и добавил названия известных ему городов Арпача, Великого Сарая, Чалдая и Астрахани[454]454
  Л. 22; Степенная книга. С. 309.


[Закрыть].

Для установления имени преемника Батыя на сарайском престоле использована статья Степенной книги о «Пленении Неврюеве» с сообщением о хождении в Орду Александра Невского, сведения из которой были сверены с Синопсисом[455]455
  Л. 22 об.; Степенная книга. С. 289. Ср.: Синопсис. Киев, 1680. С. 183.


[Закрыть].

В короткой заметке о татарском баскачестве на Руси Лызлов свел воедино фактические сведения Степенной о «численниках» и о восстаниях в русских городах против татарских ставленников в 1262 г., подтвержденные отсылкой к сообщению Хронографа[456]456
  Л. 23; Степенная книга. С. 290, 291.


[Закрыть]. Последнее было менее информативно, нежели красочные рассказы Степенной, однако содержало упоминание о том, что «по убиении … Батыеве повелеша князи рустии» (выделено мной. – А. Б.) убивать ханских баскаков, которые не захотели креститься[457]457
  Попов А. Изборник славянских и русских сочинений и статей, включенных в Хронографы русской редакции. С. 45 (далее – Хронограф Русский).


[Закрыть]. Это утверждение оправдывало интерпретацию Лызловым стихийных городских восстаний 1262 г. как факта организованной борьбы русских князей против татарского ига в целом, что соответствовало социально-политическим взглядам дворянина, чуть не пострадавшего от Московского восстания 1682 г., случившегося вопреки воле верхов[458]458
  Свидетелю восстания не надо было объяснять, что участие бояр или царевны Софьи в разжигании восстания – политически удобная выдумка. См.: Богданов А.П. Баснословие о заговоре Милославского и Софьи во время «Хованщины». С. 19–40; Он же. Рождение Хованщины. С. 13–53


[Закрыть].

Немало страниц спустя Степенная упоминала в Повести о мучении св. князя Михаила Ярославича Тверского о принятии ханом Азбяком «срачиньской веры». Отметив как важный факт, что хан «прелестника Махомета учение прият», Лызлов наиболее раннее событие, связанное с этим ханом, обрел в Хронографе[459]459
  Л. 24; Степенная книга. С. 334; Хронограф Русский. С. 46.


[Закрыть]. Это позволило ему опровергнуть утверждение Стрыйковского и Гваньини, будто Азбяк был «сыном Батыевым», поскольку между известной историку датой смерти Батыя и вычисленной им датой воцарения Азбяка (6815) прошло 59 лет – слишком много, чтобы поверить польским авторам[460]460
  Точные ссылки на печатные источники, за исключением оговоренных ниже случаев, были приведены на полях «Скифской истории». Они выделены нами курсивом в примечаниях к публикации ее текста.


[Закрыть].

Суммировав известные ему сведения об Азбяке, Лызлов в статье Степенной о страданиях митрополита Феогноста нашел упоминание под 6848 г. хана «Заннибека или Жаннибека». Согласно 7‑му титлу Жития св. митрополита Алексия, это был «сын Озбяков», что подтверждала и Хроника Стрыйковского. Установив, таким образом, происхождение и наиболее раннюю дату правления хана Жаннибека, Лызлов передал сообщение Стрыйковского об убийстве ханом своих братьев, подтвержденное указанием Хронографа, по которому далее рассказал о завоевании ханом Крыма и Тебриза (с подробностями по Ботеро) и др. событиях его правления[461]461
  Л. 24–24 об.; Степенная книга. С. 344–346, 353; Хронограф Русский. С. 53.


[Закрыть].

Из того же Жития Алексия историк извлек краткое упоминание об исцелении митрополитом «царицы Тандулы» и убийстве Жаннибека сыном его Бердибеком, уточнив по Хронографу, что произошло это в год взятия Тебриза. В Житии оказались и подтвержденные Хронографом (на который автор не сослался), Стрыйковским и Гваньини сведения о последовательных погибелях сначала самого Бердибека «и немилостиваго его советника Товлубия», затем их убийцы хана «Акулпы» от хана «Наруса», убийцы последнего Хидырая, убийцы Хидырая Темироссы, о воцарении ставленника Мамая хана Овдула и кратком правлении хана Килдибека, наконец, о хане Амурате[462]462
  Л. 25–25 об.; Степенная книга. С. 355–357; Хронограф Русский. С. 55–56.


[Закрыть].

Факты, приведенные в Степенной книге и Хронографе Русском, образуют один из стержней повествования «Скифской истории». Рассматривая эти памятники как общеизвестные и легко доступные, Лызлов не стремился максимально включить их сведения в повествование. Так, говоря о Тимуре Тамерлане, автор просто указывает на соответствующую главу Хронографа и отсылает «неленостного благохотного читателя летописцев» к Степенной книге, где тот может «обрести довольную повесть»[463]463
  Л. 28–28 об.; Хронограф Русский. С. 64–66; Степенная книга. С. 429–440.


[Закрыть].

Степенная книга не служила автору и простым материалом для выписок. Лызлов довольно последовательно извлекает из нее не цитаты, а лишь фактические сведения, которые в сочетании со сведениями других источников позволяют восстановить ход интересующих автора событий. Так, Лызлов извлек из Степенной факты о войнах Седахмета и его орды против Руси и Польши, изложив их с дополнениями по сочинениям Гваньини и Кромера.

Продолжая начатый по иностранным источникам и Казанскому летописцу рассказ о хане Ахмате и освобождении Руси от ордынского ига, автор «Скифской истории» выбрал и весьма точно изложил основные факты из сообщений Степенной о набеге хана на г. Алексин и отказе великого князя ехать в Орду. С дополнениями по Стрыйковскому и Ботеро Лызлов привлек сведения Степенной о победе крымского хана Менди-Гирея над ханом Большой Орды Ахмедом[464]464
  Л. 32 об. – 33, 35 об., 51; Степенная книга. С. 460, 472, 555–556.


[Закрыть].

Фактический материал из Степенной книги использовался и как основа повествования, так и для дополнений или исправлений сведений Казанского летописца, Истории Курбского и иностранных авторов. Например, он был дополнен сведениями Казанского летописца об обогащении Махмет-Аминя и участии в его походе на Нижний Новгород 20‑тысячного ногайского воинства. В свою очередь, глухое упоминание Казанского летописца о смерти Ивана III и вокняжении Василия III Лызлов заменил более точными сведениями Степенной книги; там же он нашел указание дня прибытия рати Д.И. Жилки к Казани[465]465
  Л. 59–59 об., 60–60 об.; Степенная книга. С. 578, 583; Казанский летописец. Стлб. 229–233.


[Закрыть].

Дополнения из Степенной сыграли важную роль в описании Астраханского взятия, сделанного в основном по Истории Курбского, с подтверждением отдельных фактов Хроникой Стрыйковского. Ссылка на Степенную книгу приведена и в подкрепление сообщений иностранных источников об обстоятельствах подчинения Крыма турецким султаном[466]466
  Л. 118–121, 138 об.; История. С. 237–238; Степенная книга. С. 653–654, 580.


[Закрыть].

Не менее интересная работа была произведена Лызловым с хронографическим материалом. Используя приведенные в Хронографе факты, автор по-своему осмыслял и строил на их основе аналитическое изложение хода событий, выверенное, разумеется, по всем другим источникам. Так, на основе «Синопсиса» историк расширяет хронографическое описание штурма монголами Киева. По Хронике Стрыйковского он дополняет рассказ Хронографа Русского о походе Батыя в Центральную Европу. При рассмотрении сомнительной статьи Хронографа «О убиении Батыя» Лызлов ссылается на «Синопсис» и трактат Гваньини «О татарах»[467]467
  Л. 18 об. – 21 об.; Хронограф Русский. С. 43 и сл.


[Закрыть].

Хронограф стал основным источником при описании нашествия хана Тохтамыша на Русь в 1382 г. Автор строго отобрал факты из подробного рассказа, изложил их в более верном хронологическом порядке, заключение же истории – о падении Тохтамыша и бегстве его к Витовту – основал на другой главе Хронографа и подтвердил сообщением Стрыйковского[468]468
  Л. 27 об. – 28; Хронограф Русский. С. 59–60.


[Закрыть].

Ряд хронографических сведений Лызлов использовал в рассказе о Тимуре. Из Хронографа Русского он извлек основные сообщения о ханах Жанибеке и Булат-Салтане, подтвержденные по Степенной. В сочетании с материалами последней рассказы Хронографа легли в основу текста «Скифской истории» о хане Улу-Махмете (как историк, в соответствии с Засекиным летописцем, называет Улуг-Мухаммада, именовавшегося в Хронографе и Степенной просто Махметом), о пленении его сыновьями великого князя Василия Темного (об освобождении которого сообщается по Стрыйковскому)[469]469
  Л. 28–29, 30 об., 33. Любопытно, что, заимствуя часть сведений из Степенной, Лызлов отказался в целом использовать здесь ее обширное повествование, не дававшее указаний на годы этих событий и сообщавшее явно недостоверные, особенно для военного человека, сведения вроде того, что раненый в голову и обе руки князь Василий сразил самолично 100 татарских ратников, и о прочих чудесах.


[Закрыть].

С дополнениями по Стрыйковскому Хронограф использован в рассказах о Лазаре, деспоте сербском, о битве на Косовом поле. С дополнениями по Бельскому – о войнах султана Баозита в Македонии и Греции, его отношениях со Стефаном Лазаревичем и осаде турками Константинополя (л. 200–200 об.). В свою очередь, сведения Хронографа послужили для расширения и уточнения рассказов Бельского, Кромера и Стрыйковского о войне султана Баозита с Тимуром Тамерланом и взаимоотношениях византийского императора с претендентами на султанский престол (л. 202–203).

Уточнение сведений источников было, разумеется, значительно сложнее их взаимного дополнения. Для этого требовалось прежде всего усомниться в достоверности того или иного рассказа, в том числе столь общеизвестного, как упоминавшаяся хронографическая «Повесть об убиении Батыя». Это легендарное повествование, впервые появившееся в Венгрии в XV в. и попавшее уже в Московский свод конца XV столетия[470]470
  Розанов С.П. Повесть об убиении Батыя. Пг. 1916; ПСРЛ. М.; Л., 1949. Т. 25. С. 139–141.


[Закрыть], было отражено многими авторитетными летописными памятниками. Судя по распространенности, оно не вызывало сомнений у историографов XVI–XVII вв., в том числе у А. Гваньини, когда тот писал раздел «О татарах».

Однако Лызлов нашел Повесть не соответствующей своим представлениям о ходе Батыева нашествия и сделал следующий шаг, приведя доказательство ошибочности мнения об убиении хана легендарным венгерским королем Владиславом. Оно нашлось в трактате того же Гваньини по истории венгров, где рассказывалось не о поражении монголо-татар, а об их победе над историческим королем Белой[471]471
  Л. 21 об. Сам Гваньини не обратил внимания на противоречивость своих известий. Ср.: Gwagnin A. Kronika Sarmatyej Europskiej. Ч. 1. С. 62; Ч. 9. С. 40.


[Закрыть].

Уточнение требовало довольно внимательного анализа всех деталей событий и оценки достоверности источника. Например, описывая на основе Хронографа и Степенной воцарение хана Булат-Салтана, Лызлов нашел в Засекине летописце упоминание, что тот был сыном Тохтамыша. Из Хронографа автору был известен упомянутый под 6920 г. «царь Зелени-Салтан Тактамышевич», которого сведения Стрыйковского позволяли отождествить с Булат-Салтаном. Следовательно, Засекин летописец действительно давал возможность уточнить повествование. Поэтому вскоре, проверяя Стрыйковского «российскими летописцами», Лызлов приводит в первую очередь сообщение Затопа Засекина под 6929 г. о хане «Улуахмете, сыне Зелед-Салтанове», добавив, что «в Степенной имя ему Махмет»[472]472
  Л. 30 об., 31 об.; Степенная книга. С. 460; Хронограф Русский. С. 70.


[Закрыть].

Чрезвычайно трудно провести грань, разделяющую уточнение сведений и историческую реконструкцию событий. Так, рассказывая о ханах Золотой Орды после Батыя, Лызлов обратился к 10‑й главе 18‑й степени Степенной книги. Там сообщалось, что «диявол … наостри безбожных татар нудити Христианом, да воиньствуют с ними», но поездка князя Александра Невского в Орду отвела от русских князей «нужду» участвовать в завоевательных походах ханов.

Лызлов же начинает повествование конкретным сообщением, что «лета 6770‑го умре царь Сартак сын Батыев, по нем же облада Ордою царь имянем Беркай. Сей злочестивый приела послов … к в. к. Александру Ярославичу, понуждающи его и прочих князей российских с воинствы их ходити на войну с собою» и т. п[473]473
  Л. 23; Степенная книга. С. 291–292.


[Закрыть]. Выделенное сообщение не имеет аналогии в источниках и является результатом самостоятельных рассуждений автора. Ход их таков.

Имя хана Берке упоминается в тексте Степенной ниже – именно его «умолил» Александр Невский отменить (свое?) распоряжение об участии русских войск в ордынских походах. Было это перед тем, как по сообщению Хронографа князь умер при возвращении из Орды в 6771 г.[474]474
  Хронограф Русский. С. 48.


[Закрыть], то есть, по расчету Лызлова, в 6770 г. или в начале 6771 г. Но восстание 6770 г., рассуждал историк далее, произошло против баскаков, поставленных Сартаком, то есть при жизни последнего, – следовательно, смена ханов (Сартака на Берке) датируется 6770 г.

В своей реконструкции событий историк оказался прав: мы сегодня представляем их именно так, только используя более ранние и близкие к событиям источники[475]475
  Богданов А.П. Александр Невский: Солнце земли Русской. М., 2022.


[Закрыть].

Имя следующего хана – Менгутемира – Лызлов выявил в главе Степенной о мучении в Орде князя Романа Ольговйча. Далее в использованном уже в «Скифской истории» Житии св. князя Федора Ростиславича Степенная упоминала некоего татарского хана, но кого именно? В Хронографе историк обнаружил сведения о том, что в 6790 г. против в. кн. Дмитрия Александровича выступила татарская рать Туратемира и Алына, но это, по определению Лызлова, были лишь «мурзы». Далее же Хронограф сообщал, что в том же году в. кн. Дмитрий «поиде в Орду к царю Ногую» (т. е. Ногаю). Заключив, что с 6790 г. в Золотой Орде правил Ногай и именно он послал на Русь «мурз», Лызлов дополнил повествование указанием Стрыйковского о походе Ногая на Польшу в 6796 г.

Время смерти хана Ногая установлено в «Скифской истории» по сообщению Хронографа, что за 9 лет до нашествия Кавдыгая на Русь, в 6823 г., в Орде уже правил Азбяк: «и посему умре царь Нагой 6815‑го лета». Согласно Житию, князь Федор Ростиславич умер в 6807 г., и, следовательно, облагодетельствовавшим его «царем» был Ногай[476]476
  Л. 23 об.; Степенная книга. С. 300–301; Хронограф Русский. С. 48, 46.


[Закрыть]. Разрешив этот вопрос, Лызлов смог в хронологической последовательности изложить имевшиеся у него сведения о правлении Ногая.

Сказанного достаточно, чтобы заметить, что упорство автора «Скифской истории» в следовании установленным для себя принципам, таким как обязательное установление точных дат, привлечение всех прямых и косвенных сведений строго очерченного круга источников, позволяло решить много вопросов, но умножало и количество заблуждений историка. В основания его умозаключений легко вкрадывались ошибки; некоторые рассуждения вообще были бы не нужны при обращении к Воскресенской и Никоновской летописям, к рукописям, ближе передающим текст Московского свода конца XV в. или просто к более исправному списку того же Хронографа Русского.

Однако именно последовательность в детальном освещении и хронологическом расположении событий давала Лызлову ключ к их пониманию, часто правильному, несмотря на частные огрехи. Богатство причинно-следственных связей, отраженных в «Скифской истории», явилось прямым результатом последовательности автора в соблюдении своих весьма затрудняющих работу принципов.

Например, в рассказе о казанских ханах после Алехама Лызлову вполне достаточно было бы Степенной книги, однако он вычислил точные даты воцарения Махмет-Аминя и избиения в Казани русских купцов. Последнее позволило на основании сведений Казанского летописца уточнить, что побоище 24 июня, приходившееся на день рождества Иоанна Предтечи, произошло (не только в Казани, но и «во всех областех казанских») в связи с собранием на казанской территории огромных богатств: в это время бывала «по вся годы в Казани ярманка знаменитая и зело людная, идеже приезжаху купцы от многих стран, паче же от Московских».

События расставились по порядку: злодейский замысел хана был связан с жаждой обогащения, которое позволило ханству резко активизировать военные действия против соседей, в том числе с помощью наемников[477]477
  Л. 58–59 об.; Степенная книга. С. 566 и сл.


[Закрыть]. Разрозненные сведения русских источников о казанских набегах превратились в логически обоснованное повествование о важном этапе укрепления Казанского ханства.

Сведение воедино русских и иностранных источников, даже по вопросам отечественной истории, лучше всего отраженной летописанием, давало еще более значительные результаты. Так, хорошо известный нам теперь союз Ивана III с крымским ханом Менгли-Гиреем лаконично трактовался в Степенной книге как своего рода противовес злокозненному соглашению польского короля с ханом Большой орды Ахматом и, как издавна закрепилось в русской историографии, более всего увязывался со «стоянием на Угре».

Привлечение всех источников, в особенности Стрыйковского и Гваньини, внесло ясность в мотивы Менгли-Гирея, отягченного в первую очередь «порабощением от турка», и лишь затем – опасениями относительно Ахмата, против которого великий князь смог оказать Крыму реальную помощь (причем российские полки «едва не до самыя Перекопи ходили»). Обрисовав военную и политическую роль Москвы в этом союзе, Лызлов смог последовательно показать действия Крыма против Литвы и Польши, Большой орды и ногайцев. Главное – становилось понятно, каким образом «силна нача быти Крымская Орда»[478]478
  Л. 141–142 об.; Степенная книга. С. 565.


[Закрыть].

Это в свою очередь объясняло последующий рассказ об инспирированном польским королем Сигизмундом I набеге крымских татар на Русь и разгроме их воеводами В.В. Одоевским и И.М. Воротынским. Сравнительно с источником (Степенной книгой) в «Скифской истории» был четко выявлен смысл военных действий сторон и указана дата событий. Также и в рассказе о победе воеводы В.И. Шемячича над крымскими татарами за р. Сулой, А.И. Лызлов дополнительно к сведениям источника раскрыл читателям причину набега. В свою очередь описание посольства от хана Махмет-Гирея в Москву, основанное на Степенной с небольшими дополнениями по Стрыйковскому и Гваньини, пополнилось точной датой и утверждением, что великий князь послал татар в набег с целью испытать верность хана московскому договору[479]479
  Л. 143–144; Степенная книга. С. 592, 595, 597–598.


[Закрыть].

Последовательно сопоставляя источники, Лызлов старательно использовал в тексте и большие, и малые результаты. Так, рассказывая о русской службе и измене крымского царевича Ислама по Степенной («Ислам-царь»), историк удовольствовался уточнением по Гваньини, что речь идет не о хане, и привел его имя в транскрипции польско-итальянского сочинения («Аслам-Салтан»). Зато со следующим далее лаконичным сообщением Степенной о победе русских воевод князей С. Пенкова и И. Татя над татарами на р. Проне было связано значительное исследование. Уточнив географическое расположение реки, вычислив точную дату события и отождествив его с рассказом Гваньини, Лызлов смог подробно объяснить этот эпизод русско-крымско-польских отношений[480]480
  Л. 149 об. – 150; Степенная книга. С. 610, 631.


[Закрыть].