Текст книги "Солнце на дороге"

Антошин решил, что разговор окончен. Взгляд его упал на бумажку с соблазнительными цифрами.

– По рукам? – улыбнулся Алекс.

Антошин пожал протянутую руку, а потом сказал:

– А что я еще и умею-то, кроме как жизнью рисковать? Ничего. Значит, придется использовать это мое умение: выхода нет. И потом, а вдруг молодильные яблоки – это миф, а не сказка? Вдруг я сумею понять тайну бессмертия, а? Было бы неплохо. В моем возрасте приятно делать то, чего не делал никогда.

Алексу явно было неинтересно слушать не имеющие к делу рассуждения своего начальника охраны. Он поднялся, ни говоря ни слова, дошел до двери, открыл ее и только после этого бросил:

– Вам не надо говорить пафосные речи: не получается у вас. – И, уже выйдя в приемную, добавил: – Контракт подпишете у начальника отдела. Я очень прошу вас поторопиться…

И шеф убежал, оставив начальника охраны в своем кабинете.

Антошин подумал некстати, что впервые в жизни получил такое задание, которое не представляет не только как выполнять, но и где.

3

И вот он, полковник в отставке Николай Васильевич Антошин, лежал непонятно в каком времени, неясно в каком месте и с печалью оглядывал окружающий его мир.

Мир этот оптимизма не внушал.

Антошин готовился к тому, чтобы невидимым ходить по непонятному миру, есть невкусную, но полезную еду из тюбиков и искать молодильные яблоки.

Вместо этого он валялся в углу какой-то пещеры. Руки и ноги его были так крепко связаны, что казались приклеенными к телу. Хорошо, что эти люди, более всего похожие на разбойников, бросили полковника лицом к внутреннему пространству пещеры, а не к стене: Антошин мог видеть, что тут происходит.

Тусклые светильники неохотно освещали довольно большую пещеру. Посредине догорал костер, на котором жарилась туша животного. Вокруг костра сидели люди. Их грязная одежда и небритые лица доверия не вызывали.

В пещере стояла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием масляных светильников да чавканьем едоков.

Где-то в глубине монотонно и противно цокали капли воды.

Антошин совершенно не представлял, как он сможет выбраться из своего плена, но погибать в самом начале путешествия было совсем нелепо.

Хотя… Если учесть невозможность возвращения домой, это, может быть, не самый плохой вариант?

Но приказ… Полковник Антошин не мог себе позволить его не выполнить. Собственно говоря, единственное, что заставляло его сейчас существовать, – это обязанность выполнить приказ. По-другому он не мог. Не мог – и всё.

Один из разбойников сидел отдельно от всех остальных, ближе к центру. Полковник понял: это вожак. Предводители всех народов и времен всегда стремятся сидеть отдельно и поближе к центру.

Вожак был одет так же, как все. Он вообще мало чем отличался от остальных, если не считать огромной бороды, в которой утопали и глаза, и рот, и нос. Борода с узким лбом – вот что такое было лицо этого человека.

Разглядывать грязных разбойников становилось скучно. От тоски, безысходности и скуки Антошин начал уже засыпать, как вдруг услышал голос предводителя.

Тот произнес только одно слово:

– Гордость.

В этот момент Антошин понял, что чип-переводчик, вшитый в него, не исчез вместе со скафандром.

Разбойники сразу оживились, заулыбались, начали оглядываться на Антошина.

Один из них подошел к туше животного, отрезал кусок и бросил его полковнику.

Кусок упал сантиметрах в пятидесяти от Антошина.

От мяса шел соблазнительный запах, а тающий жирок по краям заставил полковника сглотнуть слюну.

Он потянулся было за мясом, но вдруг понял, что придется ползти за ним на глазах у разбойников, а потом есть кусок прямо с земли, без помощи рук, как собака. Нет, он не доставит этим людям удовольствия смеяться над собой.

Разбойники внимательно наблюдали за ним, а когда полковник замер, облегченно вздохнули и разом отвернулись.

Один из них подобрал предназначавшийся Антошину кусок мяса, вышвырнул его из пещеры.

Вожак вздохнул:

– Гордый человек… Он не может быть нашим рабом. Гордый человек не может быть рабом. – Он оглядел всех и спросил мрачно: – Кому?

«Неужто они решают, кому из них я достанусь? – пытался понять происходящее Антошин. – Хотелось бы знать: в качестве кого? Уж лучше б я съел этот чертов кусок мяса, стал бы рабом. Раб ведь всегда может убежать».

– Кому? – повторил вожак свой неясный вопрос.

Сначала встал один разбойник, молодой. Это был огромный человек, будто сложенный из квадратов. Голова – квадрат, туловище – квадрат, даже ноги и те казались квадратными.

Следом вскочил еще один – старый, тщедушный, с испуганным взглядом.

– Зачем? – спросил вожак, обращаясь к молодому.

– Мое дело, – ответил тот. Но, поймав недовольный взгляд вожака, добавил: – Боровой.

Вожак утвердительно покачал головой, как бы показывая, что ему все ясно.

Антошин не понимал ничего, кроме главного: ему совсем не нравилось начало его путешествия.

– Зачем? – спросил главный, обращаясь теперь к пожилому.

– Тебе ведомо зачем… – вздохнул пожилой. – Мне нужна новая кровь: у меня иссякают силы. Ведьмы ведают, как приготовить зелье, которое омолодит меня. Для приготовления зелья нужен гордый человек, ты знаешь. Нужна его кровь. Кровь гордого человека.

«Ничего себе! – вздрогнул Антошин. – Все идет к тому, что я стану послеобеденным развлечением и меня будут разыгрывать в непонятной игре».

Вожак вздохнул и спросил:

– Бык – в яме?

Вопрос почему-то обрадовал разбойников: они загалдели, заулыбались – в общем, начали вести себя как люди, предчувствующие хорошую забаву.

Пожилой разбойник недовольно пробурчал:

– Это нечестная игра. Ведь заранее известно, что я проиграю. – Старик внимательно оглядел своего молодого соперника и твердо произнес: – Я ведь не смогу его победить.

Разбойники печально затихли.

Их мрачный предводитель задумался, почесывая свою огромную бороду.

Борода зашевелилась – вожак заговорил:

– Почему нет? Ведь не только сила, но и ум. Ум и сила. Так?

– Так! Так! – радостно закричали разбойники и потянулись к выходу из пещеры, повторяя на все лады: – Ум и сила! Ум и сила!

Один из них легко, словно полковник был игрушечный, взвалил на плечи Антошина и вынес его из пещеры.

Лес шумел так неистово, будто всему миру: небу, солнцу, воздуху – всем хотел сообщить о своем существовании.

Лучи солнца скромно пробивались сквозь листву не для того, чтобы принести в мир духоту, но для того, чтобы сделать его цветным.

Короче говоря, мир намекал на то, что все будет хорошо. И это казалось Антошину подозрительным.

Разбойники пришли на поляну, посреди которой зияла огромная яма. В яму вела то ли сколоченная, то ли связанная наспех деревянная лестница.

Один из разбойников горящим факелом прочертил над ямой знак. Из глубины раздался рев животного.

Разбойники удовлетворенно загалдели.

– Жив! Жив! Жив! – послышалось в разных концах поляны.

Опутанный веревками полковник лежал под сенью огромного дерева и думал, что все это очень похоже на приключенческий фильм. Если бы он смотрел его дома на диване, а не здесь, под деревом, было бы даже интересно, чем дело кончится.

Разбойники расселись вокруг ямы.

Предводитель вышел вперед.

– Ты! – Он указал на молодого разбойника. – И ты! – Указал на пожилого. – Вы оба жаждете гордого человека.

Два разбойника отделились от остальных, как бы показывая, что они станут главными лицами действа, суть которого полковнику пока оставалась абсолютно неясной.

– Мы принесли сюда гордого человека, чтобы он сам видел: игра будет честной, – продолжил предводитель разбойников. – Тот из вас, кто победит в игре, получит гордого человека. – Разбойники одобрительно зашумели. – Игра будет честной… Вы знаете правила: надо спуститься в яму и вынести оттуда быка.

– Да! Да! Так! Так! – закричали разбойники.

Более всего они походили сейчас на футбольных болельщиков.

– Ум и сила! – закричал вожак.

– Ум и сила! – эхом откликнулись разбойники.

Вожак прошелся вокруг ямы.

Бык внизу затих. Он, так же как Антошин, видимо, ждал продолжения событий и, так же как полковник, ни на что хорошее не надеялся.

– Начнешь ты. – Предводитель показал на младшего. – Потом – ты. – Жест в сторону более пожилого. – Каждый должен вытащить быка из ямы. Как хотите. Как можете. Тот, у кого получится лучше, возьмет гордого человека.

Разбойники радостно завопили:

– Так! Да! Так!

«Меня разыгрывают в быка!» – усмехнулся про себя Антошин.

Квадратный парень прыгнул в яму и исчез.

Разбойники вскочили, подошли к самому краю, наклонили головы.

Бык нервничал, перебирал ногами, наклонял свою рогатую голову. Но в узком пространстве ямы он ничего не мог сделать против огромного человека.

Парень два раза ударил быка между рогами, и бык затих, поняв: бороться с этим человеком да и вообще с этим миром – дело абсолютно бессмысленное.

Бык был голоден и слаб. Ему надоела жизнь, которая не предлагала ему ничего хорошего. На что нужна такая жизнь?

Бык позволил разбойнику залезть под себя. Парень взвалил огромное животное на плечи и под одобрительный гул начал подниматься с ним из ямы по шаткой лестнице.

На последней ступеньке квадратный человек чуть зашатался.

Толпа ахнула.

Нога молодого разбойника уже замерла над землей…

Как всякому усталому пленнику, быку вовсе не хотелось на свободу. Он уже привык к своей яме. Конечно, там не было простора, но зато там было какое-то подобие жизни. А что его ждет на этом самом просторе, еще неизвестно. Бык привык не ждать от жизни ничего хорошего, он не любил изменений.

Животное инстинктивно подалось назад. Этого движения оказалось достаточно, чтобы парень не удержался и рухнул в яму вместе со своей ношей.

Толпа радостно закричала.

От отчаяния парень ударил быка ногой по костлявому боку и выскочил из ямы.

Он проиграл. Он стал неинтересен. Все смотрели на пожилого разбойника, который занимался странным делом – рвал траву.

«Все ясно, – понял Антошин, – он хочет выманить быка. Отлично!»

Перспектива остаться один на один с парнем, который поднимает на своих плечах быка, Антошина не радовала. Лучше уж стать пленником старика, остаться с ним один на один, а там уж…

Со стариком-то он справится! Полковник Антошин Николай Васильевич не позволит, чтобы из его крови варили что-то там омолаживающее.

Старик набрал травы и спустился в яму.

Обессиленный бык лежал на дне и усталыми глазами смотрел в пустоту. Глядел мимо человека, мимо ямы, мимо столпившихся наверху разбойников, мимо леса, мимо мира – в себя. Животное даже не пошевелилось, когда старик подошел к нему.

Старик склонился над быком и начал что-то шептать ему на ухо. Шептал долго. Но вот наконец бык перевел на него свой мутный взгляд.

Разбойники стояли по краям ямы, понимая, что на их глазах вершится некое таинство.

Старик улыбнулся, протянул животному пучок травы. Бык схватил траву быстро, но с достоинством.

Разбойники попытались выразить свой восторг, но старый разбойник жестом остановил их.

Он протянул к носу быка траву и сделал первый шаг спиной по лестнице.

Подумав недолго, бык поднялся. Он знал: еда – самое главное в жизни, за ней всегда надо идти, хоть на волю, хоть в просторы, хоть куда. Без еды умрешь.

И снова попыталась зашуметь толпа. И снова старик остановил ее повелительным жестом.

Лишь по реакции толпы и мог понять Антошин, что там происходит, и молча молил непонятно кого: «Только бы у старика получилось! Только бы у него вышло!»

Бык не умел ходить по лестнице. Но голод был сильней любых неумений. Огромное отощавшее животное начало медленно подниматься.

Все поняли, что старик победит и гордый человек, валяющийся под деревом, будет отдан ему. Разбойники были убеждены в этом.

Все, кроме одного.

И когда бык начал свое странное восхождение, тот самый парень, который только что проиграл, проскочил между окружившими яму товарищами и изо всей силы толкнул лестницу.

Бык рухнул на дно ямы, старик упал на него, вцепился в шею животного и зарыдал.

Вождь подошел к молодому парню.

«Сейчас он его убьет, – подумал Антошин. – Это же подлость, а не честная игра! Он убьет молодого за подлость, я достанусь пожилому. Все сбудется, как я хотел».

Но предводитель разбойников улыбался широко и радостно. Даже тень гнева не омрачила его лица.

– Ты победил! – выкрикнул он и обнял молодого. – Молодец! Все видели, что ты почти вынес быка. И главное, ты не позволил другому победить себя!

Разбойничья логика…

Антошин прикусил губу, чтобы не заорать от отчаяния.

Старик вылез из ямы, подошел к молодому, обнял его и произнес сквозь слезы:

– Сегодня ты сильней! Сегодня ты победил!

«Ужасные люди! Ужасные законы! Ужасная жизнь!» – Антошин перевернулся на другой бок, чтобы не видеть разбойничьего ликования.

Впрочем, разбойники радовались недолго. Представление закончилось, победитель определился, и они пошли в пещеру, видимо, как-то по-своему, по-разбойничьи отмечать это событие.

Ушли все. Кроме квадратного человека.

Человек подошел к Антошину, посмотрел на него. Наверное, этот свой взгляд он считал ласковым.

– Теперь ты мой, гордый человек! Мой! Я отдам тебя Боровому в жертву, и за это Боровой сделает хозяином леса меня. Меня!

Антошин понятия не имел, кто такой Боровой, но быть его жертвой не хотелось абсолютно.

Полковник посмотрел на квадратного человека. Снизу он казался еще огромнее. Шансов сбежать от него не было никаких.

4

Разбойник рывком поставил полковника на землю. Потом обошел, будто раздумывая, что делать с ним дальше.

Полковник Николай Васильевич Антошин бывал в разных передрягах. И на войне, и в то время, которое опрометчиво считали мирным. Он знал, что почти с любым человеком всегда можно договориться. Однажды ему даже удалось уговорить сумасшедшего фаната, взявшего заложников, отпустить ни в чем не повинных людей. С кем он только не договаривался за свою жизнь!

Но сейчас полковник Николай Васильевич Антошин прекрасно понимал, что с этим молодым разбойником договориться будет невозможно.

Одним рывком разбойник порвал веревки на ногах пленника, подтолкнул Антошина в спину: иди, мол.

На затекших, будто чужих ногах полковник двинулся мимо ямы и зачем-то заглянул в нее.

Бык лежал на самом дне. Он поднял голову и, как показалось полковнику, понимающе посмотрел на него.

Положение быка и Антошина было, конечно, похоже. И все-таки у полковника, в отличие от животного, был шанс, которым он собирался воспользоваться. Ничтожный, конечно, шансик, но все-таки был.

Бежать!

С руками, привязанными вдоль тела, это будет сделать очень сложно. Но так вот, безо всякого сопротивления, отдавать себя в жертву какому-то неведомому Боровому не годится.

Ноги, которые поначалу вообще отказывались идти, постепенно обретали силу.

Полковник понял, что больше ждать нечего, и бросился напролом через кусты.

Гигант нагнал его мгновенно, но Антошин этого ждал: он рухнул на спину, своими ногами захватив ноги разбойника.

Тот не ожидал нападения и повалился. Антошин вскочил и прыгнул на спину квадратному человеку. Разбойник взвыл от боли.

Что есть силы полковник ударил его ногой в лицо. Попал, видимо, куда надо: кровь хлынула на зеленую траву.

Квадратный человек был силен, но неловок: дрался он плохо. Антошин понял, что шансы на спасение растут.

Полковник размахнулся, чтобы стукнуть еще раз, и… почувствовал сильный удар сзади по шее, а потом по голове…

Когда Антошин пришел в себя, перед ним на траве сидели двое: молодой разбойник и старый.

– Да-а… – уважительно протянул старик. – Гордый человек! Очень гордый!

– Ага, – согласился молодой, вытирая кровь с разбитой губы. – Гордый человек, хороший.

Антошин с удивлением понял, что в голосе того, кого он только что избил, не слышно было ни обиды, ни злобы. Разбойники обсуждали полковника, словно бифштекс к ужину.

– Такой человек должен понравиться Боровому, – заключил старик.

«А может, они действительно хотят приготовить из меня ужин? Может, Боровой – это людоед и меня отдадут ему на съедение?» – пришла в голову полковника ужасная мысль, и он тотчас почувствовал, как противный холодный пот потек по позвоночнику.

Разбойники помолчали еще немного, а потом молодой спросил у пожилого:

– Ты откуда вообще тут взялся?

– Мы решили: один человек может не суметь принести жертву. Надо помочь. Помочь тебе должен я, потому что я проиграл.

Антошин понял: это – конец. Он не найдет молодильные яблоки. Он не узнает тайну бессмертия. Он никогда не вернется в свое время. Он никогда не увидит сына. Бороться с миром, в котором проигравший радостно помогает победителю, невозможно.

– Для того чтобы принести жертву, нужен жрец, – сказал пожилой.

Молодой переспросил:

– Жрец?

– Да, жрец. – Пожилой говорил медленно, словно не привык произносить сразу так много слов. – Тот, кто приносит жертву, – жрец. Поэтому он так и называется.

Эти слова явно взволновали квадратного человека.

Он поднялся, несколько раз кругами обошел лежащего Антошина, потом произнес:

– Люди леса живут по своим законам. Гордый человек – мой подарок Боровому. Боровой страшный. Боровой злой. Мой подарок усмирит его, обрадует. Тогда, может, и не понадобится никакой жрец.

«Точно: Боровой – это людоед! Нет сомнений…» – понял Антошин. Он поднял глаза на пожилого и заорал:

– Ты – старый идиот! Ну почему ты ударил меня, а не его? Почему ты не добил его, когда он валялся тут, среди леса? Почему? Ты мог бы убить его, а потом отвести меня, куда ты там хотел, чтобы омолодиться. Ну почему, почему ты так не сделал?!

Оба разбойника смотрели на Антошина удивленно.

– Гордый человек умеет разговаривать… – печально вздохнул молодой.

– На нашем языке… – подтвердил пожилой.

Они помолчали, и пожилой заметил:

– А ведь он инородец. Инородец – немой, а этот разговаривает.

– Почему думаешь, что инородец? – спросил молодой явно без любопытства.

Пожилой ответил:

– Только инородец может предложить проигравшему напасть на победителя… Инородец, который совсем не знает, как надо жить.

– Дикие люди. Нам никогда не понять законы инородцев, – подытожил молодой и спросил: – Боровому нужен живой человек или мертвый, как ты думаешь?

Пожилой задумался.

Антошин замер.

Пожилой думал, казалось, вечность, потом сказал:

– Живой лучше мертвого. Это закон.

Значит, часы его жизни хоть и ненадолго, но продлятся.

Разбойники подняли Антошина, привязали к дереву.

– Ты не боишься звать нечистую силу? – спросил пожилой. – Может быть, сначала ты попросишь прощения у наших богов?

Этот вопрос снова заставил молодого разбойника занервничать. Он вскочил, начал ходить туда-сюда, даже сорвал несколько ягод земляники и съел их, отчего губы его стали красными, словно у вурдалака.

Наконец он подошел к пожилому и начал говорить, почему-то не поднимая глаз:

– Я скажу тебе, зачем мне нужен Боровой. Только тебе скажу. Я не верю нашим богам: они не помогают мне. А Боровому верю. И он мне поможет. И сейчас. И после смерти. Пусть он страшный, огромный, злой. Но он – хозяин леса. А я – часть леса. И потому он пособит мне. Мы – лесные люди. Значит, всякая сила, которая живет с нами в лесу, – чистая.

Пожилой выдохнул:

– Ты – победитель, значит, ты прав. А тебе известно, как нужно призывать Борового, чтобы он пришел и принял жертву?

Молодой не ответил. Снова зашагал, еще съел земляники, потом подошел к огромному дубу, обнял его и закричал:

– Боровой! Хозяин леса! Я привел тебе гордого человека! Возьми его, Боровой! Он – твой! Я не боюсь тебя, Боровой! Ты – мой хозяин! Ты – хозяин леса, а я часть его! Ты – властелин деревьев, а я – одно из них! Приди! Возьми гордого человека! Ты – хозяин леса, а я – часть его, – повторял молодой. – Приди!

– Ты – властелин деревьев, а я – одно из них, – вторил ему пожилой. – Приди!

Вдруг среди деревьев Антошин заметил человеческую фигуру. Он присмотрелся…

Не может быть!

Сквозь листву, осторожно отводя ветки, к Антошину приближалась абсолютно обнаженная женщина.

Но потрясло полковника не то, что она была обнажена, – в этой стране он уже был готов к чему угодно, – и даже не то, что она была очень хороша собой.

Невероятным… Да что там невероятным! Просто невозможным казалось то, что женщина эта, как два листа на дереве, была похожа на…

Нет! Не может этого быть! Бред! Чушь!

Видение… Это видение, точно! Конечно, видение… Мираж! Несомненно, несомненно – мираж! Почему в пустыне могут быть миражи, а здесь – нет?

Но она была такая реальная, такая близкая, такая…

Ирэна!

«Так, спокойно, полковник. Еще раз войди в ум. Немедленно и навсегда».

Антошин пытался сосредоточиться.

«Ирэны нет и быть не может. Нигде! Даже здесь, в этом странном мире, ее быть не может!

Ее сбил пьяный водитель несколько веков тому назад. Или вперед? Не важно.

Она умерла. Погибла. Она всегда неосторожно переходила улицу, а тут – пьяный водитель.

Она лежала в гробу, словно спала.

Сын все спрашивал у тебя, полковник: «Где мама?» И ты не знал, что ему ответить.

Ирэны не было. Физически ее не существовало. Хотя, безусловно, ты все время думал о ней. Память об Ирэне стала частью тебя.

Но при чем тут память? Физически ее быть не может. Не может!

Или ты думаешь, что, умирая ТАМ, приходят СЮДА?

Это уже не мистика, полковник Антошин, это просто бред. Бред человека, который никак не может взять себя в руки».

…Ирэна шла сквозь листву.

Мираж. Видение. Невозможность. Нереальность. Фантастика. Не мистика, а бред.

Но – черт возьми! – Ирэна шла сквозь листву.

Антошин заметил шрам у нее под грудью. Маленький шрам, полученный ею в детстве… Шрам, который Антошин так любил целовать.

У Николая Васильевича Антошина был сын. У сына, разумеется, была мама.

У Николая Васильевича Антошина была жена. Одна. Любимая. Так случается: одна любовь – и на всю жизнь.

Когда полковник увидел ее впервые, он взмолился:

«Боже, сделай так, чтобы я прошел мимо нее! Именно из-за таких женщин мужчины сходят с ума, бросают профессию, кончают с собой. Из-за таких».

Но Бог никогда не помогает влюбленным избежать любви.

Понять, а тем более описать, за что мужчина полюбил женщину, – невозможно. Вдруг – всегда вдруг, не подготовишься! – появляется женщина, которая перекрывает собой весь мир. Какие еще подробности нужно описывать?

Их роман длился четыре года. Четыре года вместе с Антошиным жила женщина, при взгляде на которую у него начинало бешено колотиться сердце, а во рту становилось так сухо, словно накануне он страшно напился.

Николай Васильевич Антошин – солдат, для которого опасность была смыслом существования, – вдруг начал бояться.

Он боялся только одного: что однажды Ирэна испарится из его жизни. Потерять Ирэну – это было куда хуже, чем потерять жизнь. Потерять Ирэну означало потерять смысл жизни.

И когда Ирэна сказала, что беременна, Антошин обрадовался невероятно. И не только тому, что у него родится сын (а в этом полковник был абсолютно убежден), но, главное, он понял: теперь-то эта женщина навсегда останется рядом с ним.

Она погибла, когда их сыну было два года.

После нее у Антошина не было любимых женщин. Нет, дамы всякие, конечно, появлялись: красивые, умные, великолепные, несчастные, одинокие, сумасшедшие – разные.

Только вот такой, при взгляде на которую сердце начинало бы бешено колотиться, больше не возникло в его жизни.

И вот теперь через лес к нему шла Ирэна, улыбаясь Антошину своей удивительной улыбкой. Улыбкой, которую полковник никогда не забывал, абсолютно точно зная, что больше ее не увидит.

Антошину вдруг стало неловко за Ирэну, ведь сейчас разбойники увидят ее обнаженной…

Занятые своей странной молитвой, разбойники заметили Ирэну, лишь когда та подошла совсем близко.

Ужас сковал их.

Несколько секунд – Антошину показалось: вечность – они стояли прижавшись друг к другу, не в силах сдвинуться с места. Потом медленно, не сводя с Ирэны глаз, спиной двинулись в лесную чащу, повторяя шепотом одно странное слово:

– Боровуха! Боровуха!

Когда лес уже почти скрыл их, они развернулись и опрометью бросились бежать. Долго еще в птичий гомон леса врывался треск сломанных веток.

Кто такая Боровуха? При чем тут Ирэна?

Черт возьми, но ошибки быть не могло! Перед полковником стояла его жена, улыбаясь так, словно ее вовсе не удивляет их невероятная, совершенно невозможная встреча.

Она пришла, чтобы спасти его. Она ведь так его любила! Почувствовала, что ему грозит смертельная опасность, и пришла.

Его ведь предупреждали: здесь может случиться что угодно.

А почему, собственно, это «что угодно» должно быть только плохим?