Текст книги "Солнце на дороге"

6

Когда Малко закончил свой рассказ, старик поднялся и почтительно поклонился ему:

– Не го́рю твоему кланяюсь. Горе не заслуга: к каждому приходит. Кланяюсь родителям твоим, души которых путешествуют сейчас по Вырию и тебя ждут.

Малко тоже встал и поклонился.

Антошину ничего не оставалось, как тоже подняться. Хотя отрываться от стола с яствами не хотелось вовсе.

Старик, звали его Стан, гостеприимно и даже радостно встретил гостей и поставил на стол все, что у него было.

«Не зря Малко в этот дом торопился, – подумал Антошин. – К хорошему человеку пришли, гостеприимному. А предчувствия мои все-таки были усталостью. И ничем иным».

Стан был похож на волшебника из сказки. Узкое морщинистое лицо, длинная седая борода. Большие черные глаза глядели умно и ясно, никакой старческой поволоки на них не было.

Сначала старик поставил на стол деревянные ковши с густым и терпким вином.

Потом поставил горшок с бело-серой кашей, сказав при этом:

– Это и на закусь будет, и на главную сыть.

Глубокую миску Стан нес торжественно, как бы демонстрируя, что кушанье, на ней лежащее, необыкновенно.

– Творог! – в изумлении воскликнул Малко.

– Да, – улыбнулся Стан. – Творог, сам Сварог творил его! Божественная еда… Гость всегда дорог: он несет с собой воздух дороги. Гостю – лучшая еда в доме.

«Творог – яство их главного бога Сварога. Кто бы мог подумать!» – Полковник едва сдержался, чтобы не высказать свое удивление вслух.

И вот только Антошин начал есть творог, вкус которого и вправду был божественный, как пришлось торжественно подниматься и кланяться – благодарить за редкое угощение.

Впрочем, довольно быстро они снова сели.

Неожиданно, шумя крыльями, большая птица пролетела над самой головой Антошина – ему даже пришлось пригнуться – и села на плечо старику.

– Мой друг – Вук. – Стан поднял глаза на черного во́рона, который удобно устроился у него на плече.

Малко не смог скрыть удивления:

– «Вук» – это «волк». Почему ты назвал птицу волком?

Старик недовольно пробурчал:

– Ворон и есть птичий волк. Нет разве? Вук – мудрая птица. Иногда мне кажется, что, когда я умру, моя душа в него вселится. Если, конечно, надоба будет.

Стан замолчал.

Антошин не понял, что он имел в виду. Но переспрашивать не стал: не хотелось отрываться от творога.

Стан с вороном на плече снова ушел и принес следующее блюдо, увидев которое Малко радостно закричал:

– Мазюня!

Мазюня была вкусна невероятно! И вкус имела совершенно необычный: острый и сладкий одновременно.

Полковник, как ни пытался, не мог понять, из чего таинственная мазюня сделана.

– Это редька в патоке, – объяснил Малко.

Надо же, редьку, оказывается, можно готовить в сахаре!

– Да, обры нынче сильно буянят, – продолжил старик, с сочувствием глядя на Малко. – Спасу от них не стало! Сварог не зря ведь создал и людей, и зверей. Люди не должны быть зверьми – это непорядок. – Стан повернулся к Антошину: – Теперь ты про себя расскажи. Какой-то ты не такой. Иной словно.

– Он – инородец… – как будто даже виновато вздохнул Малко.

Старик удивленно вскинул седые брови:

– А почему же разговаривает?

– Он – необычный инородец, – объяснил Малко. – Его растения слушаются. Он из заоблачной страны. Почти бог…

Антошин хотел возразить, однако рот его был набит вкуснейшей мазюней, поэтому оставалось только виновато улыбаться: мол, сами понимаете, мальчишка, что с него взять, преувеличивает он всё.

Сообщение о том, что к нему в дом пришел «почти бог», не произвело на хозяина особого впечатления.

– Бог? – повторил он без тени усмешки. – Понимаю. – Он поднялся, налил еще вина, спросил, глядя Антошину прямо в глаза: – Идешь-то куда, инородец?

Антошин быстро дожевал и ответил:

– Я ищу молодильные яблоки. – Поймал удивленный взгляд Малко и поправился: – Мы ищем.

Услышав про молодильные яблоки, старик засуетился: вскочил, потом снова сел, опять вскочил.

Вук, почувствовав тревожное состояние хозяина, тоже закружил по избе, нервно хлопая крыльями.

Стан замахал на него руками:

– Что это такое? А ну лети на улицу! Там кружи!

Ворон, будто и вправду поняв слова Стана, вылетел в дверь.

Старик налил себе вина, выпил залпом, вытер рот бородой и произнес:

– Молодильные яблоки… Это очень хорошо! Молодильные яблоки… Кто их съест, узнает тайну бессмертия. Вот что главное… – Он вздохнул. – Тайна бессмертия…

«Не обманул, значит, Алекс! – усмехнулся про себя полковник. – А чем черт – или бог? – не шутит: не удивлюсь, если именно здесь я узнаю тайну бессмертия. Что я, правда, потом буду с ней делать? Ну да ладно…»

– А на что молодильные яблоки еще годятся? – тихо спросил Малко.

Старик расхохотался:

– Тайны бессмертия мало тебе? Молодильные яблоки найти – дело тяжкое, не каждый справится. – Стан повернулся к Малко и спросил, едва кивнув головой на полковника: – Справится инородец?

Малко предательски пожал плечами и опустил глаза.

Антошина не покидало ощущение, будто эти двое вместе, а он среди них чужой. Нет, не с ним Малко – со стариком.

– Ну что, теперь в баньку? – улыбнувшись, спросил Стан. – Я как раз топил перед вашим приходом.

– Угу, – нерадостно буркнул Малко.

«Чего баня-то парня не радует? – удивился Антошин. – Может, не любит? А я с удовольствием бы попарился!»

И снова попытались подняться в его душе неприятные предчувствия. Но полковник легко утопил их в блаженной неге, возникшей после вкусного обеда.

Баня вид имела закопченный, обветшалый и даже какой-то заброшенный.

Антошин вздохнул:

– Неприятная она какая-то…

– Так ведь баня, – объяснил Малко. – Ее ж не зря вдали от дома ставят.

А старик добавил:

– Место, в котором грязь смывают, красивым быть не может. Видать, далеко твоя заоблачная страна, если ты таких простых вещей не понимаешь.

Стан открыл скрипучую дверь и первым прошел за грязный порог.

Малко придержал полковника за локоть, прошептал в самое ухо:

– Ты, Инородец, только не бойся ничего. Главное, ничего не бойся!

Антошин расхохотался:

– А чего бояться? Это баня, а не поле боя. Мы ж сюда мыться пришли…

Малко ничего не ответил, вошел в предбанник.

Старик снял рубаху, остался в белых тонких штанах. Тело у него было молодое, мускулистое, сильное. Только седые волосы на груди да шрамы указывали на то, что человек этот немало повидал на своем веку.

Сняли свои рубахи Малко и Антошин.

– Пошли, что ли? – сказал Стан и распахнул дверь парилки.

Густой белый пар весело набросился на них, словно обрадовавшись приходу гостей.

– На полку ложись, я тебя попарю, – почти приказал старик Антошину.

Полковник лег на скользкий, почерневший от времени поло́к.

Стан взял березовый веник и начал сначала поглаживать, а потом стегать им полковника. Стегал все сильней и яростней.

Антошин любил парную. Но так его не стегали никогда.

«Что ты делаешь? – хотелось ему крикнуть. – Ты с ума сошел? За что ты меня так?»

Однако боль быстро отступила, и всепоглощающая лень уже оккупировала все его тело, поглотив и мысли, и чувства, и волнения. То была удивительная, волшебная лень, дарующая не беспомощность, а негу, счастливое ощущение того, что жизнь движется правильно, то есть стоит на месте, и это самое лучшее, что сейчас может сделать жизнь.

Жизнь должна просто длить эти минуты неги, потому что таких прекрасных мгновений больше не будет никогда.

Малко плеснул на камни воды. Еще и еще раз.

Горячий влажный пар обволакивал тело, словно отделяя Антошина ото всего того, что сейчас казалось нелепым, бессмысленным и пустым.

Антошин понял: никогда в жизни он не знал, как бывает по-настоящему хорошо. По-настоящему хорошо было теперь.

– Пошли, – обратился Стан к Малко. – Огонь, вода… Всё в порядке. – Он плеснул воды на камни, камни фыркнули, выдавая новую порцию пара. – Пойдем…

Антошин хотел спросить: «А как же я?..» – но изо рта вырвалось только неясное бульканье.

Стан, словно услышав мысли полковника, усмехнулся:

– Тебе Банная Бабушка поможет, если что!

Это еще кто?

– Банная Бабушка, – зачем-то повторил Малко.

Антошин подумал: «Стан и Малко – сообщники, они что-то задумали против меня».

Эта мысль, тревожная по сути, не хотела думаться. Потому что она была из другой, нехорошей жизни. Хорошее было здесь. Его было много – хорошего, ленивого, теплого.

Какие могут быть тревоги?

Дышать становилось все тяжелее, но расставаться с этим всепоглощающим «хорошо» было невозможно.

Антошин, понятно, не мог видеть, как вышли в предбанник Малко и Стан, как ударили друг друга по рукам, как подперли дверь палками, чтобы ее нельзя было отворить изнутри.

Потом чокнулись деревянными чашками, специально прихваченными из дома, выпили и остались в предбаннике – ждать.

Бабушка действительно появилась. Из ниоткуда. Антошин не мог не услышать скрипа двери. Но не услышал. Может, уснул?

Не важно.

Вдруг возникла в густом пару старушка – аккуратная такая, седая, на вид добрая. Ее старческие близорукие глаза смотрели на мир с любопытством.

– Ты откуда, бабка? – еле шевеля губами, спросил Антошин.

Старуха удивилась:

– Как – откуда? Я тут живу завсегда. Меня так и называют – Банная Бабушка. А как же… Баня – страшное место! Нечистое. Бог тут не живет. И никогда жить не будет. Сюда и кикиморы заходят, черти заглядывают, лешие… Должен же в грязном месте хотя бы кто-то чистым оставаться? Кому быть? Сам разумей. Банная Девушка? Неловко. Банный Парень? Опять неловко, только уже с другой стороны. Вот бабушку и определили, чтоб без срама. Я тут за порядком завсегда и слежу…

С трудом ворочая языком, Антошин буркнул:

– Разумно тут у вас все устроено. Это я давно заметил. Только хочешь-то ты чего, Банная Бабушка?

Старушка по-хозяйски прошлась по бане, заглянула во все углы, словно искала кого.

Потом подошла к печке, вздохнула:

– Хочу, чтоб ты жил…

– Чего такое? – не понял Антошин.

– Пар-то, гляди, какой сильный… Такой пар и задушить может… Угоришь ты, того гляди.

Бабушка подошла к Антошину, погладила его по голове и проскрипела ласково:

– Спасать тебя надо, милок.

Полковник усмехнулся сквозь дремоту:

– Меня?

Бабушка гладила его по голове. Ощущение было приятное, ласковое, доброе. Как в детстве.

– Меня? – повторил Антошин.

Ему никто не ответил.

Он открыл глаза. Банной Бабушки не было. Она исчезла так же внезапно, как появилась.

«Спасибо таинственной бабке, а то ведь и вправду умру в этой духоте – угорю».

Антошин с трудом спустил ноги с полка́. Голова кружилась. Волшебное «хорошо» быстро исчезало, и на смену ему приходило привычное «плохо».

Встал, пошел к двери.

Ткнулся в нее.

Дверь не открывалась.

Тогда потянул горячую ручку на себя.

Дверь не открывалась.

Верить в то, что его подло заперли, не хотелось. Хотя уж можно было привыкнуть к тому, что на смену чему-то по-настоящему хорошему всегда приходит не просто какая-нибудь рядовая гадость, а непременно какая-нибудь самая ужасная мерзость на свете.

В голове лениво начали просыпаться мысли: «Старик, конечно, подозрительный. Впрочем, кто тут не подозрительный, в этом краю? Но Малко… Предал? Запер? Зачем?

Нет, исключено: мальчишка предать не мог.

Как же тогда? Почему? И что мог сделать мерзкий старикан с мальчишкой, чтобы лишить его возможности мне помогать?»

Плохое ворвалось в жизнь естественно и неотвратимо, выкинув хорошее за ненадобностью.

Толкнул дверь плечом. Бессмысленно. Очевидно, что она снаружи чем-то подперта.

Начал тарабанить в дверь. Безрезультатно.

Мысли становились все четче: «Понятно. Старик что-то сделал с мальчишкой, а сам ушел, оставив меня угорать в бане. Зачем? Мерзкий какой старикан! Сначала накормил, а потом убить хочет таким подлым образом…»

Легче от этих мыслей не становилось.

В двери оказалась крохотная дырочка. Антошин припал к ней.

Увидел Малко.

– Эй! – заорал полковник. – Друг! Спаси меня! Выпусти, пожалуйста! Выпусти!

Малко не мог не слышать этого крика. И тем не менее сидел неподвижно, ни один мускул не дрогнул на его лице. Антошин подумал было, что Стан убил его, но тут парень встал и… исчез из поля зрения.

– Малко! – захрипел Антошин, все еще не в силах поверить в предательство.

Антошин не мог видеть, как Малко молча подошел к Стану.

В глазах парня был не вопрос – отчаяние, мольба.

Но Стан увидел вопрос.

И ответил.

Молча.

Покачал головой.

Отрицательно.

Банная Бабушка, конечно, существо таинственное. Но ведь она как-то пришла сюда, а потом ушла. Значит, должен быть еще один выход. Его просто не может не быть!

Пар постепенно оседал, давая возможность оглядеться. Антошин, еле переставляя ноги, прошел по парной, ища второй выход.

Его не было! Ну не было, и всё тут!

Полковник подошел к печке.

Случайно ли, нарочно ли оставили наверху большую миску с водой. Полковник, разумеется, ее не заметил, задел плечом – лохань упала, вода выплеснулась на горячие камни, и снова парную наполнил густой белый пар.

Это уже не был здоровый, расслабляющий пар. Это был пар – враг. Он забирался в легкие, не позволял дышать. Казалось невероятным, что еще совсем недавно – минуту назад? пять? десять? вечность? – этот пар притворялся другом.

Голова кружилась. Двигаться становилось все трудней, тело не слушалось. Хотелось сесть, прислонившись головой к стене, и уснуть.

Антошин еще раз бессмысленно ткнулся в дверь.

– Малко!.. – прошептал он в отчаянии.

Окон нет. И щелей нет. Надо же! Баня вроде старая, а крепкая, сволочь, вон из каких толстых бревен сделана.

Малко смотрел на Стана со слезами на глазах.

– Мне надо понять, что он – настоящий, – спокойно произнес старик. – Надо, понимаешь?

Малко понимал. И потому сидел не шевелясь.

Только слезы текли из его глаз.

«Не обманули предчувствия… – вздохнул Антошин. – Сколько раз говорил себе: это мыслям можно не верить – предчувствиям надо верить всегда. Мысли обманут – чувства никогда. Уже ведь убеждался в этом, убеждался, убеждался!»

Мысль заработала стремительно: «Не отвлекаться на постороннее! Не отвлекаться! Схватить горячий камень, поджечь дверь и прорваться сквозь огонь?!

Хорошая идея. Не ясно только, кто сгорит раньше – я или дверь?

Так. Всё. Надо ломать. Другого выбора нет.

Выбить дверь невозможно. Чем сильнее бить по ней, тем глубже будут вбиваться в землю подпирающие дверь жерди.

Ломать. Но чем?

Вот полка, на которой он лежал. Черная, старая, крепкая. Но все-таки не цельная, а сбитая из отдельных досок.

Надо сломать полку, оторвать от нее кусок, а потом с его помощью выломать хотя бы одну доску в двери. Здесь же есть маленькие щели – может получиться».

Он стал жать на полку что было сил.

Сил было мало.

Еще нажать! Еще! Иного выхода нет.

Слава богу, вроде поддается! Раздался сухой треск – и большой кусок деревяшки оказался в руках полковника.

Он подошел к двери.

Доски, из которых сбили дверь, были пригнаны очень плотно, к тому же щели промазали какой-то вязкой гадостью, чтобы тепло не выходило.

Он еще раз посмотрел в дыру: пустой предбанник.

Сунул в щель деревяшку. Она оказалась слишком хлипкой. Полковник вбивал ее в дверь, но деревяшка ломалась с хрустом, как весенняя сосулька.

Воздуха становилось все меньше. Перед глазами плыли отвратительные желтые круги.

Сил бороться не оставалось. Антошин совершенно не понимал, что делать дальше.

К горлу подступало самое мерзкое чувство, какое только есть на свете, – отчаяние.

– А если он умрет?! – заорал Малко. – Если он там угорит?!

– Значит, не прошел огонь и воду. Значит, чужой. Значит, придется одному тебе идти за молодильными яблоками.

Малко не мог успокоиться:

– Но ведь он умрет!

– Все умрем… – вздохнул Стан.

Палка. Откуда ни возьмись. Хорошая, большая.

Антошин решил: «Это добрая Банная Бабушка мне палку подкинула. Пожалела – и кинула. Почему нет? Может, она добрый человек».

А может, полковник просто не замечал ее раньше? А когда пар рассеялся…

Да какая, черт возьми, разница! Главное, палка крепкая, с обожженным концом. Ею, наверное, угли в печи ворошили.

Антошин схватил палку, сунул ее в дверную щель. Нажал.

Дверь не поддалась.

Нашел другую щелку. Пошире. Пошевелил в ней палкой. Нажал.

Есть! Поддалась доска! Медленно, неохотно, со скрипом. Но поддалась!

Появилась надежда, и вместе с ней открылось второе дыхание. Сейчас здесь, в этом белом вязком чаду, выражение про второе дыхание обретало буквальный смысл.

Еще нажал – доска вылетела.

В парную ворвался, словно ждавший приглашения, воздух.

Дальше стало проще. Выдрал вторую доску. В образовавшееся отверстие сунул руку, отодвинул жерди, которыми была подпёрта дверь, и выскочил в предбанник.

Он стоял – красный обозленный человек с крепкой палкой в руках – и смотрел на Малко и Стана, словно решая, кого из них он будет убивать первым.

– Сволочи! – закричал Антошин. – Урою, гады, обоих!

Стан улыбнулся и тихо произнес:

– Молодец! Огонь и воду прошел. Сдюжил. Значит, настоящий. – Он помолчал и добавил: – Ну, почти настоящий… Огонь, вода, медные трубы… слава то есть. Два испытания прошел.

Полковник плохо понимал, о чем говорит мерзкий старик. Не хотел понимать.

– Еще издеваешься, гад! – закричал полковник и замахнулся палкой.

Понятно, первым будет старик.

А с Малко еще поговорить придется, выяснить, как и откуда в таком маленьком человеке рождается предательство.

Стан спокойно посмотрел на полковника и сказал:

– Я знаю, как найти молодильные яблоки.

– Он знает, – подтвердил Малко. – В этом-то все и дело.

Антошин опустил палку.

7

Они возвращались в дом.

Вечерело. В сереющем воздухе поселилась тревога – так всегда бывает в это время суток.

Деревня засыпала, как и жила, беззвучно.

Антошин понял: шум в деревне создают животные, птицы, даже жужжащие насекомые, но только не люди. Люди здесь жили тихо, будто боясь потревожить то ли друг друга, то ли окружающий лес. А может быть, эти лесные люди еще не научились заявлять о себе громогласно.

Первым делом полковник выпил вина, закусил творогом. Потом мазюню доел. Всю. До последней крошечки. Не хотелось уже, а ел всем назло, чтобы никому не оставить.

Малко и Стан молча и, казалось, безучастно смотрели на него.

После всего пережитого Антошина потянуло спать. Да и вино еще это тоже… Кажется совсем слабым, а вот ведь – и в бане без его воздействия явно не обошлось, да и сейчас голова туманная.

«Нет, на утро все разговоры надо переносить. Утром – впереди день, ощущение старта, настроение хорошее. Вечером – позади мытарства, ощущение финиша, настроение – упасть и забыться», – решил Антошин.

– Ты понял, что с тобой произошло? – спросил Стан, поглаживая сидящего на плече ворона.

– Два негодяя хотели меня убить, а я… – начал полковник.

Но старик не дал ему договорить:

– Ты не понял, что с тобой произошло. А то, что я знаю, как искать молодильные яблоки, – хоть это ты усвоил?

– Стан расскажет нам, где и как найти молодильные яблоки, – вступил в разговор Малко. – Но для этого ты должен пройти три проверки. Огонь и воду ты уже прошел. Осталась третья – медные трубы.

Антошин даже вскочил от возмущения:

– Так вы меня, оказывается, проверяли?! Да кто вы такие, чтобы меня проверять? Я чуть не сдох там, в вашей бане! Чуть не угорел! – Полковник отхлебнул вина и заорал на Малко: – А тебя я вообще больше знать не хочу! Я ж тебе все объяснил! Я к тебе специально прилетел из заоблачной страны за помощью, а ты?! А если б я там помер? Вы бы что сказали? Не прошел проверку?

Ворон Вук недовольно каркнул, а Стан произнес без тени эмоций:

– Мы бы решили, что ты не можешь идти за молодильными яблоками. И Малко отправился бы за ними один.

– А его, значит, не надо проверять?

Старец оставался невозмутимым.

– Он свой. А ты инородец. – Стан поднялся. – Посмотри на меня: мне осталось совсем немного восходов, и моя душа отправится в Вырий. Я не боюсь смерти. Тот, кто знал жизнь, понимает: ничего страшнее ее быть не может. Но я еще не все понял про жизнь. Вот в чем дело. Я узнал много тайн, но не познал тайны бессмертия. А мне необходимо ее постигнуть. Поэтому мне нужны молодильные яблоки даже больше, чем вам. У меня недостанет сил их найти. И я хочу быть уверен, что у тебя – достанет. Сил и души.

Вук поднялся с плеча хозяина, опустился на стол перед Антошиным и внимательно посмотрел полковнику прямо в глаза.

Взгляд у Вука был умный, изучающий. Антошин никогда не видел, чтобы птица смотрела настолько по-человечески.

Изучив Антошина, Вук вернулся на плечо Стана.

Полковник прекрасно понимал, что просто обязан злиться на старика, из-за которого едва не попрощался с жизнью. Однако раздражения почему-то больше не возникало. В словах старца читалась странная, неприятная, но очевидная логика. И Антошин вынужден был ей подчиниться. Он уже привык подчиняться сумасшедшей логике этих людей. Потому что во всем, что делали и говорили эти люди, всегда присутствовала логика. Это было странно. Но это было безусловно так.

Поэтому придется подчиняться их законам. Не потому, что это правильно или хорошо. А потому, что нет иного выхода.

Полковник сказал, стараясь держаться спокойно:

– Правильно ли я понимаю: мне нужно пройти еще одно испытание?

– Нет! – отрезал старик. – Неправильно. – И, поймав удивленный взгляд Антошина, разъяснил: – Это мне надо, чтобы ты прошел еще одно испытание. Третье. Надо мне.

«Так вот оно откуда: огонь, вода и… Что там еще было, третье? – попытался вспомнить Антошин. – Ага! Медные трубы. Даже интересно, какие такие медные трубы они мне тут устроят».

– Ну и что мне надо делать? – начал было полковник, но тут же поправился: – Что вам надо, чтобы я делал?

Стан посмотрел на Малко.

Малко, опустив глаза, произнес тихо:

– Дело в том, что я рассказал Стану, что ты… Ну, в общем, что ты – бог… Ну, почти… И можешь притягивать всё: растения, людей… Всё. Ну вот и…

– Боги и люди – это так близко… – вздохнул Стан. – Это даже ближе, чем люди и цветы. Но некоторые не выдерживают, когда их называют богами. В их душах рождается презрение к другим, и они начинают творить неизвестно что. – Старец, не мигая, посмотрел на Антошина и проговорил медленно: – А еще бывает, что богами себя называют колдуны…

«Значит, если у меня не получится фокус с притягиванием травинки, меня сочтут колдуном и, наверное, сожгут, – подумал Антошин совершенно спокойно. – Колдунов ведь сжигают. Стоило выживать в бане, чтобы быть поджаренным на костре?»

Старик не попросил – приказал:

– Пойдем во двор. Покажешь, что умеешь.

Полковнику стало не по себе. Как-то по-настоящему не по себе. А это нехороший признак, когда берешься за дело.

«Всегда надо доверять предчувствиям, – не открывая рта, сказал сам себе Антошин. – Всегда. Но выхода нет. Пойду им фокус покажу, раз им так надо…»

Пошатываясь, он вышел из-за стола.

Мысли расплывались: «Вино еще это… Известно ведь: нельзя пить на работе. Впрочем, я на работе всегда, что ж теперь, и напитков местных не попробовать?»

…Луна заспалась. Ей не хотелось сбрасывать с себя одеяло облаков, и она лениво тянулась, лишь изредка выбрасывала лучи из-под одеяла и, потягиваясь, протягивала их к земле.

На улице стояла такая темень, что не только травинку – руку свою трудно было разглядеть.

Старик вынес из дома факел, воткнул его прямо в землю.

Свет от факела шел нехороший: таинственный и недобрый. А тут еще ворон над факелом крылья распластал – ну просто голливудский триллер!

Антошин натирал рубахой меч, а сам думал о том, что все не так уж и страшно, во всяком случае поводов для паники нет. Этим мечом он сумеет отбиться от мальчика и старика и убежит в темный лес. Так что волноваться особенно не о чем.

Жалко, правда, с мальчиком расставаться. Но с жизнью еще жальче…

Лес стоял вокруг молчаливой громадой и выглядел негостеприимно. Бежать в его сторону совсем не хотелось.

Стан и Малко, не сводя глаз с полковника, присели на землю.

Вук опустился на плечо старика и начал, явно недовольно, взмахивать крыльями.

А Антошин все тер и тер меч. Тер и тер. Почему-то он был убежден: на этот раз ничего не получится, фокус не удастся.

Луна проснулась и отбросила облака. Мир сразу осветился, ожил, словно заговорил.

Господи, надо же изображать из себя бога! Слова какие-то таинственные произносить.

Что же он говорил тогда? Это Антошин позабыл напрочь.

Пришлось бубнить себе под нос что-то нечленораздельное, изображая таинственность.

Антошин еще раз потер меч, встал на колени, протянул его к травинке.

То ли потому, что дело нельзя начинать с неуверенности, то ли потому, что ночная трава мокрая, то ли потому, что никакое дело не может получиться после такого количества выпитого вина, а может, по какой иной, мистической причине, – но травинка не шелохнулась, и цветок, не шевелясь, нагло торчал вверх своим ночным, нераскрытым бутоном.

Антошин медленно поднялся, крепко сжимая меч в руках. Он был готов к нападению.

Лицо Малко сияло от счастья.

«Предатель, какой ужасный оказался предатель!» – думал полковник, медленно отступая к лесу.

– Ну что?! – радостно закричал Малко и бросился к Стану. – Я ж тебе говорил, он – настоящий!

Впервые за вечер Стан улыбнулся. И улыбка эта, что было поразительно, явно предназначалась Антошину.

Вук улетел в избу – казалось, он все понял и ему стало тут неинтересно.

Старик поднялся.

– Ты прошел испытание, – сказал он, с трудом сдерживая радость. – Ты сдюжил.

Антошину стало не по себе: «С ума они, что ли, сошли? Или это хитрость такая: сейчас усыпят мою бдительность и набросятся оба».

Луна снова укатилась спать, будто выходила она лишь для того, чтобы осветить позор полковника.

Озаренные мерцающим светом факела лица Стана и Малко доверия не вызывали.

– Я не понимаю ваших шуток. – Антошин старался говорить жестко.

Стан поднялся и, улыбаясь, направился к нему.

Антошин выставил меч.

Стан остановился, продолжая улыбаться.

– Ты – инородец, – сказал он. – Ты не понимаешь очевидных вещей. Всегда и всё получается только у колдунов. Только колдуны не ошибаются. Мне совершенно не надо было проверять, умеешь ли ты притягивать к себе растения. Мне ведь Малко сказал, что умеешь. Этого вполне достаточно.

От удивления Антошин открыл рот, как ребенок.

– Так в чем же тогда заключалась третья проверка? – ошалело спросил он.

Старик усмехнулся:

– В том, чтобы понять: будешь ты кичиться своим умением или нет! Люди и боги так похожи: и те и другие могут ошибаться. Не ошибаются только колдуны.

«Ну конечно! – понял Антошин. – Огонь, вода и медные трубы. Медные трубы – это проверка на тщеславие! Будешь ты кичиться тем, что умеешь, или нет. Вот в чем проверка, в сущности, заключалась. Удивительное место!»

Ничего этого он не сказал, а вслух спросил:

– А боги что, тоже ошибаются?

– Разве ты не убеждаешься в этом, глядя на наш мир? – Старик подошел к Антошину и опустил его руку с мечом. Полковник не сопротивлялся. – Ты не стал кичиться своим умением. Значит, ты – живой, у тебя есть душа, и когда она волнуется, это может очень помешать делу. У тебя есть сердце, которое иногда бьется так сильно, что не позволяет довести начатое до конца. У колдунов нет души. К тому же не они подчиняются своему сердцу, а сердце подчиняется им. Поэтому у колдунов всегда все получается. А у тебя не получилось. Ты прошел проверку.

Нет, никогда не понять ему, полковнику Николаю Васильевичу Антошину, логику этих людей, своих, между прочим, предков. Но логика эта, безусловно, разумна. И от этого никуда не денешься.

– Теперь спать! – строго сказал старик. – Ночь не выдерживает много дел. Ночь не для дел создана. Для дел – утро.

И он пошел в избу.

Малко подскочил к Антошину, взял его за локоть:

– Ты ведь не обижаешься на меня, правда, Инородец? По-другому было нельзя, ты же понимаешь? Понимаешь? Не обижаешься? Но ты прошел проверку. Стан нам поможет, я точно знаю. Мы найдем молодильные яблоки, и тогда…

Мальчик осекся на полуслове, будто боясь сказать что-то важное, но тайное.

Уже в дверях Стан остановился и, обернувшись, произнес:

– Утро – для дел. Утром я расскажу вам, как и где искать молодильные яблоки. И вы их найдете. И принесете мне. Это будет трудно, но у вас получится. Потому что я знаю, как надо.