Текст книги "Ангелы улиц (сборник)"

Полковник Раус с офицерами и солдатами подошёл к грозной машине русских, в башне которой были видны несколько небольших пробоин.

Вдруг башня КВ вздрогнула, и ствол орудия мёртвого танка стал двигаться! Солдаты и офицеры бросились врассыпную, лишь один солдат не растерялся и бросил гранату к пробоине, сделанной снарядом зенитки в нижней части башни. Прогремел взрыв такой силы, что даже крышка танкового люка отлетела в сторону.

Но едва солдаты вермахта попытались вновь приблизиться к героическому танку, как оттуда зазвучали выстрелы из командирского «ТТ».

– Огнемёты! – жёстко приказал полковник Раус. – Сжечь этот непокорный экипаж!

Отделение огнемётчиков привычно приступило к своей работе.

Русский танк полыхнул, горя как неприступная крепость, которую враг так и не смог покорить. Пламя плясало на башне КВ, разбрызгивая вокруг огненные брызги.

К погибающему танку в окружении свиты незаметно подошёл генерал-полковник Гёпнер и неодобрительно посмотрел на Рауса.

Но что это?

Раус недоверчиво переглянулся с Гёпнером и своими офицерами.

Что это?!!

Из горящего русского танка чуть слышно раздавались звуки песни, от которых шёл мороз по коже. Голоса умирающих советских воинов на одной тонкой, хриплой и одновременно пронзительной, надрывной волне рождали слова песни:

 
Наверх вы, товарищи, все по местам,
Последний парад наступает,
Врагу не сдаётся наш гордый Варяг,
Пощады никто не желает!
 

Полковник, бледнея, посмотрел по сторонам. Кто-то из его офицеров и солдат, крестясь, снял каски и головные уборы, кто-то из офицеров, не скрываясь, отдавал воинскую честь умирающему, но не сломленному экипажу русского танка!

– Это уже не война, – прошептал потрясённый полковник, злые слёзы бежали по его щекам.

Отдавая воинскую честь горящему танку вслед за Гёпнером, полковник Раус повторял: – Это уже не война, и если у России есть ещё такие же солдаты, война нами проиграна, даже не успев начаться!

Солнце, одинаковое для всех, ласково светило на погибший, но не сдавшийся экипаж бессмертного танка.

Солнце было сейчас, в сорок первом, но такое же именно солнце будет и в сорок пятом, в год Победы, который приблизил, пусть даже не увидев его, наш героический БЕССМЕРТНЫЙ ЭКИПАЖ!

ВЕЧНАЯ СЛАВА ПАВШИМ ЗА СВОБОДУ И НЕЗАВИСИМОСТЬ НАШЕЙ РОДИНЫ!!!

Пассат
^{Рассказ}

НИКТО НЕ ЗАБЫТ, НИЧТО НЕ ЗАБЫТО!

Бессмертному подвигу флотского экипажа СКР-22 «Пассат» ПОСВЯЩАЕТСЯ

Основан на реальных событиях

Над морем Баренца дождливой неприступной стеной стоял густой туман.

– Ох, – выдохнул командир небольшого рыбацкого судёнышка, осторожно пробирающегося сквозь густой туман, – воистину, сам Бог нам в помощь с этим туманом!

Впрочем, каким-либо гражданским пароходом или теплоходом этот корабль можно было назвать с натяжкой. По виду, да, обычный рыбацкий траулер с бортовым номером «СКР-22» и стандартным для морского ветра названием «Пассат». Много таких кораблей бороздит по бескрайним морским просторам, добывая треску и прочую рыбёшку.

Правда вот, ощетинился траулер своим, хоть и слабеньким, но всё-таки вооружением: на носу и на корме корабля стояли, грозно поблёскивая, 45-миллиметровые пушки, за которыми находились два 7,62–миллиметровые пулемёта, что и выдавало в бывшем гражданском рыбацком траулере сторожевой корабль.

Да и время, скажем, было военное, потому что на календаре было именно 13 июля 1941 года. Вот поэтому-то и пробирался по шумевшему небольшой пенной волной Баренцеву морю сквозь ночной туман наш сторожевик, ведя под своей охраной два гражданских рыбацких траулера – «РТ-67» и «РТ-32» с понтонами на буксире.

Впрочем, вскоре ночной туман вместе с моросящим дождём исчез, словно бы его и не было, и на горизонте робко показалось раннее утро.

– Да, погодка поменялась, – подойдя к командиру «Пассата», старшему лейтенанту Окуневичу, изрёк простенькую истину командир БЧ-2 лейтенант Пивоваров, – как вы думаете, Владимир Лаврентьевич, проскочим незаметно?

– Проскочим, Анатолий Владимирович, – невозмутимо посмотрел на лейтенанта командир Окуневич, – обязательно проскочим!

В это время сторожевик со своим небольшим конвоем, к слову сказать, следовавший из Кольского залива в Иоканьгу, находился уже в районе острова Харлов.

– Командир! – прервал их короткий диалог комендор кормового орудия Моцель, – вражеский самолёт!

Действительно, над их конвоем на низкой высоте пролетел самолёт-разведчик люфтваффе.

– Ох, неспроста это, командир, – вздохнул комендор, – неспроста…

– Эх, Борис Никитович, не было печали, так немцы налетали! – грустно пошутил старший лейтенант Окуневич, посмотрев на Моцеля, и скомандовал: – Моряки! Усилить наблюдение!

Да, неспроста летал этот самолёт-разведчик, неспроста…

Как знать было военморам, что именно этот разведчик и был придан к морскому отряду новейших немецких эсминцев кригсмарине типа «Редер» 6-й флотилии эскадренных миноносцев Германии в составе пяти боевых кораблей, которые производили поиск в данном районе с целью уничтожения советских морских конвоев и боевых кораблей противника.

Получив сообщение от своего воздушного разведчика «Юнкерс-88» об обнаруженном им морском конвое русских, командир немецких эсминцев типа «Редер» Альфред Шемель, находившийся на борту лидер-эсминца «Ганс Лоди» Z-16, обратился к экипажам своих кораблей: – Господа! Сама судьба нам посылает такие лёгкие цели, выходим на указанный курс! Ганс, после того как я дам небольшую взбучку этим русским рыбакам, с меня шнапс!

– Согласен, Альфред, – отозвался командир одного из эсминцев, – судя по всему, боя не будет, русские сдадутся, только увидев нас! На это я ставлю ящик бургундского!

С этими словами, словно разбойничья ватага, ищущая для себя лёгкой наживы, «Редеры», все пять, по-волчьи устремились к небольшому советскому морскому конвою. Альфред Шемель горделиво осмотрел свою маленькую эскадру: на каждом из пяти его эсминцев находились по 325 моряков, при этом каждый корабль был вооружён пятью 127-миллиметровыми морскими орудиями и двумя спаренными 37-миллиметровыми зенитками, 14 малокалиберными 20-миллиметровыми зенитками, не считая торпедных аппаратов и устройств для минозаграждения.

И такая армада против трёх жалких рыбацких судёнышков русских!

Шемель усмехнулся: – Да эти русские и минуты не продержатся, как попросят пощады и поднимут белый флаг!

Немец посмотрел на часы: около трёх утра, пора начинать.

Над Баренцевым морем лениво летали морские чайки, поющие свои однообразные печальные песни.

– Командир! – внимание Окуневича привлёк краснофлотец-радист Марьин. – Вражеские корабли!

– Вижу, Алексей Петрович, – нахмурился старший лейтенант, смотря на идущие к ним на всей скорости эсминцы противника, – вот они, на расстоянии 25 кабельтовых от нас!

– Передают, командир! – озабоченно посмотрел радист на старлея. – Нам передают, сдавайтесь, мол, деваться вам некуда, предлагают почётный плен!

– Знаешь что, – задумчиво нахмурился Окуневич, – и ты им передай…

– Что передать, командир, – спросил моряк, – что?

– А пошли-ка их куда подальше, Алексей Петрович, – усмехнулся старший лейтенант, – да по-нашему, по-морскому, позабористей! Чтобы, значит, сразу поняли, что не годится их предложение нам!

– Понял, командир, – ответно улыбнулся Марьин, – передаю…

– Ну и что отвечают? – улыбнулся командир корабля. – Как понравился гансикам наш ответ?

– Замолчала немчура, – презрительно усмехнулся радист, – видимо, поняли, что среди нас нет продажных шкур!

– Вот и хорошо, что поняли! – ответил Окуневич и попросил радиста: – Так, Лёша, радиограмму срочно в штаб флота! Докладывай обстановку и срочно запрашивай помощь!

Радист привычно исполнял свою работу.

– Так! – продолжал отдавать приказы командир русского сторожевика. – Передать нашим судам конвоя: немедленно укрыться в ближайшей бухте вплоть до того, чтобы выброситься на отмель! Я принимаю бой!

– Товарищ командир, Владимир Лаврентьевич, – посмотрел на него радист, – радиограмма из штаба флота!

– Что передают? – был краток командир.

– Как всегда, держитесь! – как-то печально улыбнулся моряк. – Помощь идёт, к нам направляются пять миноносцев и 24 самолёта!

– Поспеет ли помощь? – словно бы сам себя спросил командир и приказал: – Корабль, к бою! Поставить дымовую завесу! Полный вперёд на врага!

С этими словами командир вышел из рубки и, глядя на приближающиеся эсминцы противника, стал поторапливать своих морячков, готовя сторожевик к неизбежному и неравному бою.

Тем временам суда конвоя «РТ-67» и «РТ-32», воспользовавшись поставленной «Пассатом» дымовой защитой, стали на полном ходу идти к берегу.

– Огонь! – скомандовал командир немецкого лидер-эсминца «Ганс Лоди» Альфред Шемель, разгадав нехитрый манёвр русских. – Утопить эти рыбацкие лоханки!

Орудия и крупнокалиберные зенитки эсминцев кригсмарине «Редер» открыли беспощадный артиллерийский и зенитный огонь, расстреливая из всех своих калибров беззащитные корабли русских.

Море закипело от множества разящих осколков и пуль.

Но и русский сторожевик «Пассат», отважно идущий на корабли немцев, открыл огонь по врагу из всего, что имел: двух малокалиберных пушек и двух пулемётов.

Но схватка была чересчур неравной!

Практически в полном вражеском окружении и одиночестве вчерашний советский «рыбак» дрался против пяти новейших эскадренных миноносцев врага!

На расстоянии менее 10 кабельтовых немецко-фашистские корабли беспощадно расстреляли «РТ-67», не успевший подойти к берегу, на добивание пустив в него торпеду. В то время как «РТ-32» успел-таки приткнуться к спасительному берегу бухты Гавриловская и спастись.

Спасая экипаж гибнущего «РТ-67», моряки которого на шлюпках отходили к берегу и пели «Интернационал» под огнём врага, героический сторожевик «Пассат» закрыл собой уничтожаемый экипаж русских рыбаков, принимая весь вражеский огонь на себя.

Огонь из всех пушек и зениток врага был страшен! Получив огромное количество прямых попаданий, отважный «Пассат», подобно «Варягу», стал медленно тонуть, погружаясь в холодные северные пучины Баренцева моря, отражая в воде, как в зеркале, пламя бушевавшего на корабле огромного огненного костра.

– Моряки! – возвысил голос командир, находясь с комендором носового орудия. – Не сдадимся врагу и не посрамим честь русского флота!

Неожиданно дружно, даже погибая, героический экипаж «Пассата», перебивая шум артиллерийской канонады, захлёстываемый подступающей забортной морской водой, запел «Интернационал», который сливался с этим же гимном, звучащим на шлюпках моряков экипажа «РТ-67».

Вода у погибающего и не сдающегося «Пассата» буквально пенилась и кипела от множества прямых попаданий вражеских орудий и зениток.

Но и принимая на себя весь удар эсминцев врага, горящий ярким пламенем несгибаемый сторожевик и не думал сдаваться!

Его носовая и кормовая пушки и пулемёты, объятые пламенем, били врага, даже когда их захлёстывала из всех пробоин холодная северная морская волна.

– Врёшь, не возьмёшь! – кричал комендор кормового орудия Моцель, отстреливая последние, пусть и малокалиберные снаряды по кораблям врага, не обращая внимания на морскую воду, заливавшую его горящие ноги. – Русские моряки не сдаются!

Немцы были потрясены подвигом советского сторожевика!

– Прекратить огонь! – приказал ошеломлённый командир 6-й флотилии эсминцев Альфред Шемель, незаметно стирая набежавшую слезу, смотря на уходящий под воду и развевающийся на гафеле русского корабля непокорённый советский флаг, и видя, как на корме русского сторожевика, уходящего под воду, всё ещё жила, не желая умирать, и упрямо стреляла по ним последняя русская пушка. – Экипажам снять головные уборы!

Отдавая воинскую честь вместе с офицерами своих кораблей героическому флотскому экипажу русского сторожевика, командир эсминцев приказал пройти рядом с местом гибели советских моряков, осматривая море средствами наружного наблюдения, с тем, чтобы обнаружить уцелевших героев русского сторожевика.

Но только морские чайки в грустном одиночестве кружили над местом трагедии и бессмертного подвига и пели свои однообразные печальные песни.

Майор
^{Рассказ}

Основан на реальных событиях

В одном оккупированном фашистами небольшом прифронтовом городке в немецком штабе служила неприметная девушка Оля.

Скажем так: практически всё местное население ненавидело её, считая изменницей Родины и приспособленкой.

Так-то оно конечно так, но не так.

Нет, совсем не так.

Была Оля партизанкой-разведчицей и добывала для своего отряда и советского командования бесценную информацию о планах врага, потому как была переводчицей, имевшей допуск к служебным материалам вражеского штаба.

В один из солнечных ясных дней Ольгу попросил поприсутствовать на допросе захваченного в плен советского офицера штурмбаннфюрер СС Ганс Шмульке.

Зайдя в комнату для допросов, девушка заметила в центре помещения носилки с тяжелораненым пленным офицером, судя по званию майором Красной Армии, на гимнастерке которого тускло отсвечивали боевые ордена.

Раненый тяжело дышал, сквозь его бинты сочилась кровь с гнойными выделениями, и было видно, что ему очень плохо.

– Фройляйн, переведите! – галантно обратился к переводчице гауптштурмфюрер СС Ганс Вайс, также принимавший участие в допросе пленного. – Просим представиться, назвать данные воинской части, командования и всё, что он может рассказать немецкому командованию!

Посмотрев на эсэсовца, девушка перевела и озвучила вопрос пленному офицеру.

Но тот промолчал, даже не удостоив её взглядом.

Штурмбаннфюрер Шмульке глянул на русскую девушку.

– Так, переведите ему фройляйн, – важно произнес он, – что я уважаю офицеров противника, имеющих боевые награды и захваченных на поле боя!

Согласно кивнув головой, Ольга перевела речь немецкого офицера.

Но советский майор молчал.

В нетерпении Шмульке постучал рукой по столу, на котором тускло поблескивал автомат.

– Так, переведите ему, – горделиво посмотрел на пленного немецкий майор, подмигнув своему коллеге-капитану, – от имени немецкого командования и в обмен на сотрудничество я предлагаю поступить на службу великой Германии! Представьте, после войны жизнь в тихой и полусонной Европе, все блага жизни: баварское пиво и колбаски, голландский сыр и немецкая ветчина! Переведите, что это величайшая честь служить немецкой расе господ и обслуживать её, получая рейхсмарки!

Девушка перевела.

Но всё так же советский офицер молчал и лишь прерывисто и тяжело дышал.

– А! – догадался эсэсовец и, подняв телефонную трубку распорядился: – Доктора сюда, живо!

Пришедшему врачу Шмульке дал распоряжение немедленно поменять бинты и сделать обезболивающий укол пленному майору.

Немецкий военный врач исполнил указание своего начальства, после чего допрос продолжил гауптштурмфюрер Ганс Вайс.

– Вот видите, – с жаром убеждал он советского офицера, – мы не звери, и немецкое командование милосердно к вам! При этом мы не торопим вас с показаниями, достаточно просто назвать себя и подписать бумагу о сотрудничестве с Рейхом великой Германии!

Русский майор презрительно посмотрел на переводчицу и немецких офицеров, проводящих допрос.

– Скажи ему, нет! – внезапно прозвучал хриплый голос пленного офицера. – Я советский человек и Родину свою не предам!

Услышав переведенный ответ русского, штурмбаннфюрер Шмульке разгорячился.

– Так, переведите ему! – зло, как змея, прошипел эсэсовец. – Я уважаю его подвиг и мужество, но пусть он поймёт, что о его подвиге не узнает никто и никогда, и мы сделаем так, что все узнают о нем как об изменнике своей страны! Неужели он не понимает, как это практично и целесообразно служить фюреру великой Германии и получить от него бесценный дар – жизнь, подобную сладкой конфете?!

Пленный майор посмотрел на Шмульке.

– Конфете, говоришь?! – в комнате раздался хриплый голос русского майора. – Переведи этому выкормышу фюрера, что советский офицер никогда не изменит своей Родине!

Желая смягчить перевод, Ольга немного изменила ответ пленного майора, переведя оскорбительное слово «выкормыш» как «воспитанник».

Услышав перевод, Ганс Шмульке буквально расцвел.

– О, да! – воскликнул он. – Не я один, а все мы, офицеры третьего Рейха, достойные воспитанники нашего фюрера! Итак, насколько я понял, он готов сотрудничать с нами?

И без перевода русский офицер понял все.

– Нет! – отрицательно мотнул головой он. – Я не буду служить вам никогда!

После чего пленный с интересом посмотрел на переводчицу, стоящую рядом с ним.

– Ну и за сколько сребрянников продалась, подстилка гитлеровская?! – с презрением спросил он у девушки и с омерзением плюнул в неё.

Как раскаленный металл ожег Ольгу оскорбительный плевок майора.

– Так он будет сотрудничать с нами? – мрачно спросил штурмбаннфюрер Шмульке и побагровел. – Переведите ему! Если он отказывается служить нам, то как он терпит немецкое лечение, оказанное ему из милосердия великой Германией?!

Услышав перевод, русский майор с остервенением стал срывать с себя бинты и повязки, несмотря на кровь, хлынувшую из ран.

– Не надо мне фашистского милосердия! – кричал он, сдирая с себя бинты. – Я не нуждаюсь в нём!

– Фу, как некультурно! Какие всё-таки эти русские грязные и неблагодарные свиньи! – поморщился Ганс Шмульке и, подойдя поближе, наклонился над пленным. – Если не передумаешь, я прикажу тебя расстрелять!

Ничего не ответил ему русский майор, а лишь презрительно плюнул прямо в лицо старшего эсэсовца.

Словно взбесившись, майор Шмульке и капитан Вайс в ярости стали избивать пленного ногами.

Во все стороны из тела истязуемого разбрызгивалась темная кровь и заливала дощатый пол немецкого штаба.

Советский разведчик, лейтенант Красной Армии, она же переводчик немецкого штаба Ольга Сергеевна Иванова побледнела: на её глазах два изверга истязали и убивали такого родного и близкого по духу, прекрасного советского Человека.

А она стояла, оцепенев от ужаса происходящего.

Дрогнув, она подошла к столу и потянулась к немецкому автомату, и в тот же момент увидела глаза советского майора.

Он смотрел на нее, умирая, и было видно, что он понял ВСЁ, абсолютно ВСЁ и отрицательно покачал головой, и ей показалось, что какое-то подобие улыбки промелькнуло на его измождённом лице.

«Кнопка»
^Эссе

Я услышал этот рассказ от боевого старшины, прошедшего все фронтовые стёжки-дорожки Великой Отечественной войны.

Вот, что рассказал тогда наш старшина.

Это было под Ровно.

Была у нас в подразделении медицинская сестра Катя.

Маленькая такая, круглолицая.

Просто кнопка, рост – с корешок-вершок, вся такая миловидная из себя, рыженькая, и звали-то её с любовью за её росток – «Кнопка».

И не смотри, что махонькая какая, таких бугаёв с поля боя вытаскивала, при её-то комплекции, что просто диву даешься.

И хоть частенько ругали её командиры, и я грешным делом, за то, что в самое пекло лезла, бойцов спасая, так она, что, спрячется за командирский блиндаж, поревёт немного, для порядка, да и успокоится, и по-прежнему дело своё, значит, делает.

Видя, что лазает она где ни попадя, бойцов спасаючи, подарил ей гранату, так, на всякий случай.

Автомат предлагал, не взяла.

Большой, мол.

Так ведь и вправду, кнопка она и есть кнопка.

Брали как-то высоту, да захлебнулась атака.

Полроты под фашистскими «МГ-42» полегло тогда.

И командир раненый на поле боя остался.

Пока бойцы спохватились, глянь, а наша Катя уже там, на высотке, ротного на себе тащит, тяжелораненого, значит.

И вот в этот самый момент и случилась беда.

Подползли к ней пара немецких солдат, разведчиков, как понимаю, раненого застрелили, а медсестру нашу в плен поволокли.

Смотрю, а «Кнопка» привстала так, немца оттолкнув, и крикнуть только успела:

– Прощайте, товарищи!

И взрыв ахнул.

Пригодилась Катина граната, сослужив ей последнюю службу.

Знаешь, вся рота тогда поднялась в штыковую атаку, без команды, уж какие там пулеметы! И высоту взяли вмиг, и пленных не было, ни одного!

А потом «Кнопку» хоронили, все, кто остался.

Время прошло, а как сердце защемит, вспоминаю её, нашу фронтовую сестру, нашу Катю, «Кнопочку» нашу. И бывает так, что даже вижу её, когда уж совсем плошает. Думаешь, что умер человек, ан нет, живёхонек, и не только в памяти нашей! Так и Катя, живая она, радостная, светлая. Всё смотрит на меня, что-то говорит и улыбается.

Мост
^Эссе

Произошла эта история в Белоруссии.

Дано было задание партизанскому отряду уничтожить мост через реку, ибо шибко важный мост тот был, почитай, стратегического назначения.

Штурмовали мост под утро всем отрядом и со всех направлений, предварительно сняв всех часовых.

Мост-то взяли и заминировав его, стали отходить, оставив на мосту отделение сапёров и разведчиков.

И что тут скажешь?

Очухались фрицы весьма быстро.

Канонада была, аж за тридевять земель слышно.

Самое время бы взрывать, ан нет!

Перебило где-то в нескольких местах бикфордов шнур.

Что ты сделаешь тут?!

И взрывчатка заложена, а мост не рвануть.

А фрицы-то не растерялись: поползли на мост их пятнистые «Пантеры».

Так и наши не промах.

Развернули наши разведчики вражеские длинноствольные зенитки и стали жечь танки те.

В это время пацанёнок наш, Вася Фролов, что при саперах состоял, незаметно так вниз к зарядам толовым полез.

Немчура вся на мост высыпала, караульная рота, почитай, не меньше.

Положили они наших всех, и тех, которые из зениток танки жгли, и группу сапёров, всех положили, до единого.

Только зря радовался враг, преждевременно.

Потому как добрался наш пацан до взрывчатки той, что ранее заложили, и рванул он мост, да так, что только обгорелые танки отлетали, с шипением погружаясь в холодные воды реки.

Такой вот он был, наш пацан Вася Фролов.

Настоящий парень, геройский, и более к этому добавить, пожалуй, нечего.