Текст книги "Путевые дневники. От Ватикана к Шамбале"

Глава шестая
о флорентийском характере, сумках и Микеланджело

…Как писал Бенвенуто Челлини в своих автобиграфичных «Записках», истинный флорентинец отличается удивительным характером, в котором смешались и простодушие, и открытость, и готовность радоваться жизни во всех ее проявлениях. Коренной житель Флоренции и один из ярчайших представителей среднего Возрождения (так называемого Треченто), художник, ваятель, ювелир и поэт, Челлини хорошо знал, о чем говорил. Гуляя по улицам этого города, одновременно и древнего, и молодого, пропитанного и духом времени и дерзкой жаждой жизни, свойственной лишь юным душам, я вглядывался в лица прохожих, стараясь распознать в их чертах отпечатки ренессансного духа. Глупо, быть может, было рассчитывать на то, что люди здесь остались такими же, как и пятьсот лет назад… Но такова уж была магия Флоренции, что порой сложно было понять, в какой эпохе ты находишься. Приметы разных времен смешались вместе. Вот над площадью возвышаются башни работы Джотто, еще одно крупного деятеля Возрождения, и говорят тебе – привет! Зайдя еще дальше, оказываешься на небольшом дворике, закованном между домами тринадцатого-четырнадцатого веков. Здесь жил Алигьери. Да-да, представить только, поэт смотрел из окна на внутренний двор, где суетились прохожие… вот совсем как мы, незадачливые русские туристы. И здесь же сочинял очередной сонет в адрес небесной Беатриче. Или обдумывал замысел своей «Комедии»… Время, конечно, здесь очень относительно и условно.

…Но вот, миновав историческую часть Флоренции, мы как-то незаметно вышли в совсем другую часть города. Это оказались торговые ряды, протянувшиеся от края и до края широкой улицы. Калейдоскоп красок взрывался перед глазами разнородными бликами, уши забивал говор на всех языках сразу… А ряды – изобилие палаток, ларьков и одиноких лотошников с товаром на любой вкус и цвет. Здесь вам и кошельки, и сумки, и ремни, и куртки, и сапоги, и чемоданы, и саквояжи… Все – из натуральной кожи. И зря ли! Как греческая Касторья давно уже признана мировым центром шуб, так Флоренция, бесспорно, – столица кожи. Инструктируя нас на этот счет, гид Светлана заметила, что здесь можно приобрести очень качественные вещи по очень привлекательным ценам. А если еще и поторговаться… Торговаться здесь вообще любят и умеют это делать с изрядной долей артистизма. Это своего рода местный вид спорта. В одной из палаток я присмотрел себе симпатичную сумку на ремне. Сколько? Говорливый торговец на калькуляторе показывает: двадцать пять евро. Дороговато! Строю разочарованную мину, которая, кажется, ранит моего визави в самое сердце. Показываю на пальцах – пятнадцать! Теперь уже в глазах у продавца расцветает молчаливый ужас. Как?! Всего пятнадцать евро за такую отличную сумку? Вот, посмотрите, как она ладно скроена, какие здесь крепкие швы, удобные замки… Я согласен – да, хороший товар. Но все равно, дороже пятнадцати евро брать не хочу. С разочарованным видом отхожу от палатки, не спуская глаз с флорентинца. На лице у того в секунду проносится целая гамма чувств от сомнения до решимости. А! Стиснув зубы, он машет мне. Давай за пятнадцать! По рукам! Дальше, довольный, иду уже с сумкой. Туда как раз помещается журналистский блокнот, пара ручек и кой-какие мелочи. Впрочем, десять евро уступки – не самое большое достижение, свидетелем которого я стал на этом развале. На моих глазах соседи по автобусу сбивали цену с сорока-пятидесяти евро до двадцати, а то и восемнадцати. По ходу дела в глазах у них загорался азартный огонь, а в голосе появлялись интонации людей, готовых, пожалуй, пойти ва-банк. А продавцы? О, таких лицедеев еще поискать. Сначала вы верите, что они будут биться за каждый цент, не уступая ни полушки, но затем, чем жарче торг, тем с большим увлечением они готовы сбрасывать еще и еще. Все это здорово поднимает настроение, и потом целый день держит в тонусе. Каждый, кто хотя бы раз побывал во Флоренции, стал уже чуточку флорентинцем.

…А у автобуса уже новое столпотворение. Тех, кто пришел раньше, осаждают уличные художники. В их руках – выполненные вручную репродукции известных полотен Рафаэля, Леонардо, дель Сарто и виды Флоренции – очень живописные. Местных жителей среди мало; большей частью это выходцы из Африки и Восточной Европы. Но поторговаться любят и они тоже. На моих глазах пейзаж с панорамой Флоренции, изначально стоивший двадцать евро, достался одной из девушек всего за пятерку. Двести рублей на наши деньги – почти копейки. Мы уезжали, переполненные искусством и впечатлениями. Надо было отдохнуть – назавтра нас ждала итальянская столица.

Глава седьмая
посвященная Ватикану и сотворению мира

…Среда в Ватикане – папский день. Ровно в половине одиннадцатого на площади Святого Петра появляется нынешний понтифик Бенедикт XVI, чтобы поприветствовать все христианское человечество. Здесь собираются тысячи туристов, многие из которых специально приезжают ради этого зрелища. Так уж вышло, что в числе этих счастливчиков оказались и мы. Но прежде чем увидеть Папу, нам предстояло пройти самый необычный таможенный контроль, какой только может быть на белом свете. Представьте себе протяженную серую стену метров шести высотой, которая служит одновременно и границей уникального в своем роде города-государства. Пройдя немного по периметру стены, можно увидеть широкий проем ворот, появившийся к юбилею католической церкви в 2000 году, когда ожидался (и ожидания оправдались) небывало большой наплыв посетителей. Тогда же здесь обустроили современный вестибюль, который сегодня одновременно служит и контрольно-пропускным пунктом. Формальности сведены к минимуму. От гостей Ватикана только и требуется, что отдать вещи на просветку, как в аэропорту, и самим пройти через металлодетекторы. За соблюдением этой нехитрой процедуры следят до неприличия вежливые карабинеры.

Вынырнув из толпы туристов, наша Светлана быстро раздала всем входные билеты, и вслед за тем мы устремились на площадь Св. Петра. Надо было торопиться – Папа Бенедикт вот-вот должен был появиться перед народом. Успели – вся площадь, ограниченная знаменитой базиликой, была запружена людьми. Над головами развеваются флаги всех стран, мелькают лица самых разных национальностей и народностей. В эти минуты Ватикан кажется центром если и не Вселенной, то, по крайней мере, всего католического мира точно. Впечатление усиливают огромные плазменные экраны, стоящие по обе стороны от собора. Сначала на них нет ничего интересного. У входа в собор стоят длинные столы, за которыми восседают не то кардиналы, не то еще какие-то важные духовные чины в длинных сутанах, ожидающие Папу. Когда появляется сам Бенедикт Шестнадцатый, собравшиеся радостно шумят, приветствуя понтифика. Что интересно, он выезжает на белоснежном гольфкаре, что должно, наверное, символизировать собой истинную демократичность Папы и его простоту. Сквозь толпу пробираюсь настолько близко к собору, насколько это возможно, чтобы сфотографировать самого главного из католиков, пока он медленно объезжает свою паству. Получилось несколько кадров – не кадры, а сплошное разочарование. Папы из-за тысяч голов, рук и флажков практически не видно. Эхма! Ну, все равно – исторический момент, и когда еще такое будет, если будет…

…Приветствовав, таким образом, понтифика, наша группа отправилась дальше. Нас ожидали музей Ватикана и Сикстинская капелла

…Длинные галереи, каждый участок которых ошарашивает новым впечатлением. Невероятной ширины гобелены, свисающие со стен – тканые картины, выполненные с изумительным изяществом и мастерством. Особенное внимание наш гид обращает на гобелен с Иисусом, выходящим из пещеры; что в нем особенного? А вот что. При приближении к нему Христос, окруженный апостолами, словно бы разворачивается – движется к зрителям, выступая, продвигаясь вперед. Оптическая иллюзия настолько полная, что хочется притормозить, чтобы удостовериться: а не живые ли на самом деле все эти люди в хитонах-туниках? Того и гляди – коснутся рукой. Другое диво встречает нас в зале со стрельчатыми сводами, украшенными рельефной лепкой. Глядя на эти изящные фигуры, символизирующие собой грех и невинность, человеческую слабость и совершенство, я вспоминал виденные в детстве картинки со статуями Фидия, Микеланджело и других мастеров. И тем более шокировали слова гида, который сообщил – рельеф на самом деле и не рельеф вовсе, а филигранно выполненная потолочная роспись. Художники, оформлявшие папские покои, в совершенстве знали, что такое свет и тень, и как с их помощью можно обмануть человеческий глаз. Известно же, что титаны Возрождения с одинаковым усердием вместе с теорией искусств изучали естественные науки, механику, оптику, физиологию, анатомию. Кто-то из великих сказал, что подлинное величие разума невозможно без стремления к истине, а последнее, в свою очередь, питается интересом к жизни во всех ее проявлениях. Кажется, так выразился Руссо в своей «Исповеди», хотя в точности за это не поручусь. Проходя по галереям, лишний раз убедился – художники Возрождения знали толк и в жизни, и в истинах.

…И в географии тоже. Мы оказались в секции, которую условно говоря можно было бы назвать «галереей карт». Здесь тоже гобелены, но на этот раз – в виде географических карт, отражавших последовательное расширение границ Римской империи. Помимо этого, здесь также оказались представлены все города-республики – Флоренция, Венеция, Пиза, Неаполь… Гобелены вытканы настолько тщательно, что по ним и сегодня можно изучать физическую географию Италии.

…Перед тем, как войти под своды Сикстинской капеллы, мы остановились у широкого стенда во внутреннем дворе Ватикана. Здесь Светлана вкратце посвятила нас в историю создания знаменитой росписи Микеланджело, рассказала о том, как его долго упрашивали заняться капеллой, как он упорно противился желаниям Папы, даже сбежал из Рима… В итоге все-таки согласился, но с одним условием – работать он будет так, как ему на душу ляжет, и никак иначе.

…Здесь нельзя громко говорить, гомонить и фотографировать.

…Казалось бы – все мы не раз и не два видели эти картины – они растиражированы, кажется, везде, где только можно, начиная с фотографий в школьном учебнике и заканчивая научно-популярными фильмами производства ВВС. Так вот – лучше забыть об этом.

…Есть произведения искусства, которые ошарашивают своей силой, яркостью образов, остротою запечатленного чувства; их трудно, почти невозможно, забыть, будто что-то сдвигается в голове после встречи с ними. И есть – творения, которые отзываются в самых глубинах сердца, поражающие своей необъятностью, заставляющие остановиться в благовейном изумлении. «Страшный суд» – вне категорий оценок «хорошо» или «плохо», «талантливо» или «гениально». Он просто захватывает все внимание зрителя, целиком и безоговорочно вовлекая в свой страстный и беспрестанно движущийся мир, существующий вне конкретного времени и пространства. А над головой – сцены «Сотворения мира», центральным образом которого служит самая известная композиция Микеланджело – Бог, окруженный херувимами, с облака протягивает руку созданному им человеку. Мгновение, и в телесный образ войдет искра жизни. Мгновение, которое длится уже пятьсот с лишним лет, подумать только.

…Нам было отведено всего двадцать минут на осмотр капеллы, но могло быть и двадцать часов – их все равно бы, думается, не хватило, что все это осознать, переварить и упорядочить в своей голове. А безжалостная Светлана уже торопит нас: давайте, господа, давайте! Мы идем (а точнее, почти бежим) к собору Святого Петра.

…Его назвали в честь одного из учеников Христа – апостола Петра, который, уверовав в своего учителя, сделался одним из самых преданных его последователей. По легенде именно Петр стал первым Папой, преемником Иисуса на земле. И верность его своему учителю была столь велика, что, попав в руки римлян (в то время, понятное дело, вовсе не благосклонных к христианам) и ожидая казни на кресте, Петр упросил палачей распять его в положении вниз головой – чтобы не повторять Христовой смерти. Это произошло в самом центре нынешней площади Св. Петра, напротив главного входа в собор. Мы проходим под массивными сводами, там, где некогда шагали римские центурионы, и тысячелетняя история брезжит перед глазами.

…Светлана сыплет фактами – кто строил собор, в какие годы, какие стили смешались здесь, – но все это скользит где-то по краю сознания. Надвигается чувство, хорошо знакомое всем туристам, которое заставляет воспринимать все происходящее уже словно бы со стороны. Некоторая усталость от грандиозности и величавости. Наверное, устать от Рима – это звучит почти как богохульство, но все же наш марш-бросок по бесконечным достопримечательностям дает себя знать.

…«А здесь похоронен апостол Петр», – долетает до меня фраза. Вот это заставляет оживиться! И еще большее оживление вызывает само место погребения. Это что-то вроде мраморного престола, над которым возвышается высокий бронзовый шатер метров в пять высотой (кстати, самое большое сооружение из бронзы в мире). Собор строили вокруг этой могилы, в буквальном смысле на костях апостола.

Так была заложена традиция, пережившая почти две тысячи лет. Пожалуй, ни один склеп в мире сегодня не может похвастаться столь представительным собранием достойных мужей! В стенах собора и в подземных тайниках захоронено около трех сотен Пап. Покоится здесь и предшественник Бенедикта XVI – Иоанн Павел II. У ниши, где погребено его тело, мы застали большое скопление паломников, молчаливо осеняющих себя крестными знамениями. Интересно, думалось мне при этом, многие бы из них хотели оказаться во времена Петра, чтобы увидеть, как все это начиналось?

Глава восьмая
последняя. Вместо эпилога

…Хотелось бы, пожалуй, еще вспомнить о многом; путешествие складывалось, как мозаика, из десятков и сотен впечатлений, каждое из которых что-то добавляло к пониманию Европы. Культурный шок в хорошем смысле этого слова. Но больше всего мне запомнилась одна прогулка по Риму в поисках фонтана Треви (ударение на первый слог). Захотелось воочию увидеть это сооружение, увековеченное в «Римских каникулах» с Одри Хепберн и Грегори Пеком. В нашей программе как раз выдался свободный день, и я посвятил его самостоятельному туру по Риму. В этом путешествии по Вечному городу я был один, без группы, компанию мне составлял лишь пластиковый путеводитель, мало чем способный помочь в силу небывалого изобилия римских улиц, улочек, и косых тупиков. Не беда! Я прибег к методу, который издавна используют все туристы, путешественники и автостопщики: «Девушка, а как пройти в библиотеку?» Мне нужна была не библиотека, и спрашивал я не только у девушек, но в целом этот принцип здорово помог. И знаете, вспоминаю сейчас этих людей, у которых на отвратительном итальянском спрашивал дорогу на римских просторах. Карабинер в идеально пригнанной форме, чем-то похожий на Адриано Челентано в его молодые годы, уяснив, что мне, собственно говоря, надо, понимающе кивает, указывает направление – туда, затем направо, и еще раз направо… Понимаете, синьор? Мужчина – по виду типичный «белый воротничок» в строгом костюме, с дорогим кейсом – останавливается на мою просьбу, и буквально на пальцах объясняет, где надо сворачивать и через сколько перекрестков остановиться. Продавщица в винном магазине, смуглая уроженка Аппенин. Такое впечатление, будто она только и ждала моего появления – взрывается вулканом жестов, не переставая обстреливать меня очередями быстрых фраз, приправленных искрящимися взглядами. Поблагодарив словоохотливую синьору (grazie, grazie), пошел дальше, улыбаясь непосредственности итальянцев… Таких встреч – случайных и мимолетных, быстротечных, как вспышка метеора, – было здесь немало. И каждая из них теплым воспоминанием останется в моем сердце. Италия, Италия, благодарю тебя за всё!

Из записок о Херсониссосе
(Крит, 2013)

…А сверху эти острова кажутся серыми блинами, раскатанными по морю. То там, то сям, как будто Гефест, бог-кузнец, некогда плеснул горячего металла в воду – зашипело, заскворчало, да так и осталось на века. Где-то я читал, что в Греции насчитывается около двух тысяч островов, но большей частью они необитаемы. Теперь понятно, почему. На голых скалах-mo особенно не развернешься, даже глазу зацепиться не за что. Но Крит, куда со скоростью 900 километров в час мчится наш сверкающий «Airbus А-320», совсем другое дело. Шестой по величине остров в Средиземноморье и самый крупный среди всех островов греческого архипелага. Центр притяжения для миллионов туристов со всего мира. Родина Зевса-громовержца и быкоголового Минотавра. Мое путешествие в этот край мифов началось прелестным августовским утром, когда шасси самолета коснулись греческой земли, и стрелки часов повели свой отсчет.

Песнь первая. Прелюдия

Сойдя с трапа «Эйрбуса», вижу Международный аэропорт Ираклиона, столицы Крита, и он кажется мне совсем маленьким, серым, больше похож на какую-нибудь областную администрацию, чем на воздушные врата в большой мир. Хотя… возможно, это только по сравнению с шикарным московским аэропортом «Домодедово», который остался в трех часах лета позади от нас. Впрочем, теперь надо думать совсем о другом. Автобус, куда погрузились пассажиры с нашего рейса, бодро катится по взлетной полосе к входным дверям транзитного терминала. Пару минут спустя мы уже готовы к прохождению таможенного контроля. Образовалась очередь, но движется она быстро. Все формальности ограничиваются кратким взглядом таможенника из-за пуленепробиваемого стекла регистрационной стойки и штампом в загранпаспорте. Вперед и с песней! Забрав с конвейерной ленты транспортера свой саквояж, направляюсь к дверям, ведущим в новый и (надеюсь) удивительный мир. Там, у главных ворот аэропорта, – десятки автобусов. Может быть, около сотни. Представители туроператоров со всего света машут яркими табличками с названиями и логотипами, вылавливая «своих» туристов. Отыскав новоприбывших, турагенты тут же отмечают их в листках прибытия, а затем направляют к тому или иному автобусу. Тут не заблудишься, даже в приступе географического кретинизма, мелькнула у меня мысль. Да, так и оказалось. Совсем cкoрo я уже располагался со всеми удобствами в комфортном салоне «Неоплана», и пол приятно вибрировал, напоминая урчание довольного кота. Когда все пассажиры оказались на местах, в проходе появилась симпатичная блондинка с волосами, аккуратно забранными в хвост. Бейджик на ее груди сообщал, что зовут ее Лариса, и она представляет нашу компанию-туроператора. Лариса сказала, что она будет сопровождать нас от аэропорта до забронированных отелей в Херсонисоссе – городке в 26 километрах езды от столицы (расслабьтесь и получите максимум удовольствия от дороги) – а затем раздала господам туристам конверты с полезной информацией.

Среди таковой оказались туристические ваучеры, копии электронных билетов, а также договора со страховой компанией на время отдыха Дорога до Херсонисосса оставила у меня странное впечатление раздвоенности. С одной стороны шумело и играло светлое лазоревое Критское море, с другой же виднелись пологие горы, уходившие вглубь острова. Серпантин шоссе, свист ветра – не слышимый, но явственно представляемый. Двухэтажные домики… хотел сказать особняки, но это слово как-то не идет к этим миниатюрным белокирпичным зданиям, в изобилии рассыпанным по побережью. Оливковые плантации на пепельной каменистой земле. Ровная, мягкая, почти что идеальная дорога. Все вместе это так сильно напоминает крымские пейзажи. И позже я находил здесь немало параллелей с нашими родными «югами». Но, с другой стороны, воздух здесь был совсем не крымский, да и солнце тоже. Несмотря на то, что во все время моего путешествия стояла жара от тридцати до тридцати пяти по Цельсию, она тут совершенно не ощущалась. Если только стоять на открытом солнцепеке, безрассудно оголившись под греческим ультрафиолетом…

А пока наш автобус катился по национальной трассе, соединяющей крупнейшие города побережья, я с разговорником в руках повторял основные фразы из туристического минимума. Больше всего, помню, мне почему-то понравилось различие между греческим «Доброе утро» (Калимэра) и «Добрый день» (Калиспэра). Взял на заметку – обязательно попрактиковаться в приветствиях. А также самое необходимое: «Пожалуйста» (Паракало) и «Спасибо» (Эвхаристо). Да уж, это вам не «хэппи инглиш» с его заезженными «хау ду ю ду?» и «ай эм фром Раша». Тут – поэзия!

Между тем автобус затормозил на обочине дороги. Вывеска над полосатым тентом извещала, что мы у отеля под романтичным названием «Blue island». Да. Это место назначения. Выгрузившись с вещами, наша небольшая делегация из десяти человек направилась вовнутрь. Миновали ряды столиков с плетеными креслами – кафе на открытом воздухе, как мило, – и приблизились к стойке ресепшн. Там Лариса передала нас в руки хозяина отеля – коротко стриженого крепко сложенного мужчины лет так сорока двух. Он выдал нам анкеты для постояльцев, переписал данные загранпаспортов и попросил подождать заселения до полудня, до которого оставалось около получаса. Причем сказал все это на чистейшем английском, так что с пониманием у нас проблем не возникло. Вообще, к языку Свифта и Шекспира на Крите пришлось прибегать гораздо чаще, чем к греческому. Да и про русский забыть мне тут тоже не дали. О причинах этого я узнал чуть позже.

Прогулявшись по отелю и перекусив поздним завтраком в фойе «Голубого острова», вернулся к стойке. Хозяин извиняющимся тоном сообщил, что нынче – так уж вышло – мест свободных для меня не осталось. Но, продолжил он, я могу пожить два-три дня в соседнем отеле. «Окей?» Ситуация не сказать что редкая. Почти что типичная! Перед отъездом я прочитал немало историй о том, как туристы в таких случаях изрядно портили жизнь и себе, и туроператорам, и отельерам, закатывая скандалы и истерики, требуя компенсаций, возмещения морального вреда и… да чего они там только не требовали! Я же прилетел в Грецию не сидеть в четырех стенах и не любоваться на прелестные гостиничные интерьеры, а поэтому особой разницы, где жить, для меня не было. Есть койко-место, да и ладно. Со всеми этими соображениями на предложение грека я ответил согласием: «Окей, окей». Ноу проблем, ну, вы понимаете.

Второй отель оказался в прямом смысле под боком – за углом, в минуте ходьбы от «Острова». Он назывался не менее романтично, по-цветочному: «Floral». На то, чтобы разобраться там с вещами и обосноваться на новом месте, у меня ушло не больше двадцати минут. Не было еще и двух часов дня, когда я покинул свой номер и направился в город.