Текст книги "Они устали"

– Вход запрещен! – кричал он и хлопал крыльями, а на его ноге звенела цепочка, которой он был прикован.

* * *

В обед везде безлюдно и тихо. Сверху из столовой доносится музыка. Там идет концерт, артисты выступают.

– А ты чего такой грустный?

На столе лежат хлеб и сало. Налив в стакан кипяток и спрятав в сейф чайник, старик по кличке Пузырь усмехнулся:

– У меня жена по молодости здесь слесарем работала. Потом с бабами поругалась, они на нее в газету написали. Она ушла в БОТИЗ. Там ей тоже не понравилось, ушла в СЛОН. Знаешь СЛОН? Закончила курсы бухгалтеров, устроилась замом по коммерческой части. Там они не поделили шкуру зайца, который убежал. Она на всех обиделась, ушла в поликлинику физиотерапевтом. Она сама врач по первому образованию. Сейчас получает восемьсот рублей в месяц. Я ей еще столько добавляю. На чай с селедкой ей хватает. Ты бы ее видел. Слепая. Глухая. Страшная! Я бы давно ее выгнал, но привык просто. Человек ко всему привыкает.

Мимо торопится, бежит смущенная девушка. В халате, старательно подогнанном ею под свою тонкую фигуру. Маленькая грудь, аккуратно пристегнутые шпильками волосы. Халат выше колен, голые крепкие ноги. Одной рукой придерживает распахивающиеся полы халата, другой прижимает к груди папку с документами. Когда она подбежала к будке мастеров, дверь перед ней широко распахнулась. Навстречу ей вышла ярко накрашенная девица. Покачивая бедрами, прошла в курилку. Подсев к мужчинам, толстыми порочными губами томно попросила закурить. Кто-то рядом свистнул, и она поморщилась:

– Эй, придурок! Свистни, знаешь, куда?.. Там тоже дырка.

Под лестницей в темноте сидят студенты. Оттуда доносятся вопли и хохот. Под одобрительное улюлюканье раздается крик:

– Сифа пошла! Фу! Держите сифу!

В углу за столом сидят три женщины. Закрыв руками уши, брюнетка читает книгу. Блондинка пьет чай с конфетами. А рыжая спит.

Хмуро озираясь, по пустому цеху медленно проходит начальник. Потом проходит переодетый в спецовку оперативник. Проводив его взглядом, двое быстро спустили в подвал контейнер с ворованными деталями. Между ними неожиданно вспыхивает драка. Победитель гордо удаляется, а побежденный садится на корточки. Задрав голову, вытирает кровь из разбитого носа.

В этот момент ярко вспыхнул свет и с нарастающим гулом загрохотало включенное оборудование. Вокруг все сразу загремело и засвистело. Из недоступных укромных мест стали появляться рабочие.

– О чем думаешь? «Вот приду домой, поем, палочку жене поставлю…»

– Ну их эти палочки! – испуганно отмахнулся он.

– Вот русский человек. После работы лишь бы до дивана доползти.

Стоя в трусах, они толкаются возле умывальников, сморкаются, моют лицо и руки хозяйственным мылом. Гудят краны, журчит и утекает вода.

– Слушай, гляди! У мордвина и чувашина сегодня выходной, и сразу все мыло на месте лежит.

Повесив полотенце, он озабоченно трогает себя за шею:

– У меня вот тут шишка вскочила и болит.

– У моего деда тоже так было перед смертью.

Он заправил рубашку в брюки и застегнул ремень. Посмотрел в зеркало и закрыл шкаф, повернулся и присвистнул:

– Ого, Пузырь Иванович! Какие у тебя ноги красивые! – удивился он, глядя на звезды у него на коленях. – А я и не замечал прежде. Это что означает?

– Означает глупость. По малолетке нанес.

– Нет, серьезно. Что значит?

Надев брюки, Пузырь неохотно ответил:

– Если дословно: «Не встану на колени перед мусорами».

– И что не вставал?

– Не ставили.

Распахнув стеклянные двери, с проходной вышла охранница в расстегнутом бушлате с пакетом в руках. Встав на крыльце, позвала собак и вывалила им из пакета. Лохматые псы начали толкаться и рычать. Лязгая клыками, схватывали со снега куски.

– Я вчера слышу, она стоит и отдувается: «Ох!.. Фу!..» Пожаловалась, что у стариков пот сильно воняет. У нас типа. А так, как она сама потеет, не дай бог пожелать никому. Я до сорока лет вообще не потела. А ты молодая пропотевшая вся от и до. Дезодорантом намажется, и то не перебивает. Вчера, как конь, вошла. На остановку шли следом за ней. Там не то, что потом. Псиной прет!

Дожидаясь автобусов, недавно пришедшие из армии двадцатилетние пацаны незатейливо заигрывают с тридцатилетними замужними женщинами со своей бригады. Одна снисходительно вздыхает:

– Ой, мальчик! Тебе сколько годиков? Чего расстегнутый? Застегнись, а то простудишься. Жалко тебя, маленького.

– Слышь, мать! Давай поваляемся?

– Слышь, ты, сынок… – томно начала говорить и вдруг завизжала, он начал валить ее в кусты: – Ты что сдурел совсем?!

Осторожно ступая по лежащим в луже доскам, Люба громко говорит идущим следом за ней:

– Она жалуется, что у нее теперь кухня стала маленькая. Это она мою не видела. У нее там можно йогой заниматься.

– Можно. Только с кем?

– Как с кем? С йогом!

На складном стуле сидит старик, играет на баяне незатейливую мелодию. Проходящие бросают ему мелочь в картонную коробку.

В автобус набились так тесно, что трудно повернуться. Мимо с воем сирены пронеслась милицейская машина.

– О, сват поехал за водкой. Где подешевле.

– Сегодня утром Вовку вдвоем на работу несли. Ты его не видел?

– Нет, я Шурке звонил. Мне Шурка сказал, что он не вавакает совсем. А что это он вдруг?

– Сегодня ведь годовщина Чернобыля. Его тогда в тот же день сразу через военкомат туда отправили, здесь еще никто не знал ничего. Он с тех пор каждый год отмечает. Это у него второй день рождения.

Склонив голову к сидящей рядом женщине, он с улыбкой шепчет ей на ухо. Она держит обеими руками сумки и пакеты, которые ей наложили подруги. Он пытается обнять ее, но она движением плеча стряхивает его руку и громко смеется:

– Отвянь, ты! Толстая твоя харя!

– Нет, ты что? – удивляется он. – Я сейчас похудел, похорошел.

– Да? Ах, ты, падла симпатичная!

За окном проносятся голые деревья. На их ветвях угрюмо сидят прилетевшие грачи.

– А новенькая у нас до того наглая! Даже Светка удивляется. Говорит: «Я тоже наглая, но эта вообще!» Совсем ничего делать не хочет. Работать за нее другие должны.

– А ее как зовут? Тоже Ленка? Слушай, у вас там столько Ленок развелось. Вас отстреливать пора…

Глядя в окно, часто нервно моргая, седой старик в шляпе неожиданно сказал:

– Из кожаного пистолета расстреливать.

– Как вам не стыдно?! – возмущенно упрекнули его. – Пожилой человек! Мысли свои при себе держите. Вокруг вас люди находятся.

Достав из кармана платок, сидящий старик обвел презрительным взглядом стоящих вокруг него людей и вытер мокрые губы трясущейся рукой.

* * *

Сунув руки в карманы, пинком открыв дверь, Рябчиков вошел в комнату отдыха. Сдвинув брови, грозно спросил:

– Чего вы сидите, упыри, вурдалаки! Работать кто за вас будет?

В него кинули грязную тряпку, к нему потянулось много рук. Смеясь, он выскочил и хлопнул дверью.

– Держи его!

Вернувшись, потирая выкрученное красное ухо, он подошел к столу. На газете лежит хлеб и копченое мясо. Взяв нож и отрезав кусок, Рябчиков скромно интересуется:

– А что за мясо? Кто угощает?

– Оленина. У нас охотник из отпуска вышел.

– Да? – спрашивает он недоверчиво. – Мне кажется, для оленины жирное слишком.

– Олень ленивый попался. Типа тебя.

В окно сквозь мутное стекло ярко светит солнце. На трубе, нахохлившись, сидят воробьи.

– Кто охотник, кто рыбак, кто турист… Отдушина в жизни все равно должна быть. Разнообразие от серых будней. Я сам про себя понимаю, что я больной человек. Хотя с другой стороны есть и дурнее меня. Вон альпинист сидит. Так это вообще без мозгов. Лазить по этим горам. Я хотя бы рыбу домой приношу.

– Он не по горам. Он по пещерам. Да, Миша?

– Это другое дело. В пещеры мы все любим залезать. В теплые особенно.

У него обвислые обмороженные уши. Острый кадык в жесткой щетине.

– Хотя бы раз рыбой угостили. Как ни придешь, одни разговоры. Вот такую поймал.

– А почему мы вас должны угощать? Ни хера себе жара! У вас там свой рыбак есть. Он вам не носит?

– Кто? Ах, этот… Но он ведь чистый теоретик. Вот тоже человек. Две лодки, одна с мотором, спиннинги, вся амуниция. Рассказывает он очень хорошо. В тиши кабинета. А вот так, чтобы взять и пойти порыбачить… Это не его.

У него сломанная кривая переносица. Широкая луковица носа. Все черты лица мягкие и мясистые.

– А там за ГЭС есть такая беда. Автобус называется. Утром к берегу в определенном месте льдина подплывает. Они заранее на это место приходят и ждут. Эта льдина трется там несколько минут о берег, пока вся толпа прыгает на нее. Потом она весь день по водохранилищу плавает. Вечером снова на то же место к берегу подходит. Все с нее обратно спрыгивают. Там течение так устроено. А несколько лет назад непонятно что случилось, по каким техническим причинам. Может быть, сброс воды был. Короче, она по другому маршруту пошла. Они два дня на ней сидели, как пингвины. Прикинь, порыбачили? Собирались утром прийти, вечером уйти. А получилось, что два дня на морозе без еды, без всего. А они с таким удовольствием об этом рассказывают. Но это больные люди. Она и раскалывается постоянно. Каждую зиму. Автобус этот, маршрутка…

– Я вообще не понимаю, что это за удовольствие? Один раз с ними сходил, больше в жизни не пойду.

Он сидит на складном стуле, морщится от дующего в спину холодного ветра, поджал ноги, подпирает бледную щеку рукой. Рябь бежит по черной тяжелой воде.

– Сижу, рыбачу. А темно вокруг. Я вижу, что рядом на бревне тоже рыбак сидит. Через некоторое время поворачиваюсь, там их двое сидят. Я еще удивился: «Как он так тихо мимо меня прошел? Я его даже не заметил». Сидят вдвоем такие набыченные. Головы в плечи втянули. Потом поворачиваюсь: «Мужики, у вас спички есть?» А они встали и улетели.

Белохвостые орланы, у которых начиналось время спаривания, как динозавры, раскинув двухметровые крылья, поджав желтые куриные ноги, пролетели над его головой.

– Вот этого балбеса возьми с собой на рыбалку? На него сом хорошо клюет.

– Его сначала потушить надо.

– Так я тебе и говорю. Его тушить не надо. Он сам по себе по жизни тухлый. С гнильцой.

У него густые сросшиеся брови порывистого вспыльчивого человека. Широкие азиатские скулы.

– Когда на рыбалку поедем? Сколько можно договариваться?

– Ты машину возьмешь?

– Зачем? Если бы мы далеко собирались. А тут на автобусе можно доехать.

Он задумчиво почесал затылок, осторожно прикусил нижнюю губу. Пожал плечами и молча ушел.

– Он машину бережет. Зимой на ней не ездит.

– А то я не знаю. Я его подколоть хотел.

…Потом они это рассказывали, как анекдот. Однажды зимой поехали на рыбалку три друга. Слесарь, токарь и электрик. Встретились рано утром, сели в автобус. Слесарь Худяков всю зиму собирался на рыбалку. Зима кончилась, скоро лед растает. Но однажды утром встал рано, собрался и поехал. Ему кондуктор в автобусе продала билет. Он посмотрел на него и переменился в лице. Номер у билета оказался 1313. А слесарь баптист Николай Иванович Худяков был очень суеверным человеком. Черных кошек всегда обходил стороной. На следующей остановке к полному изумлению двух своих товарищей он молча вышел из автобуса и направился домой. От греха подальше.

…Из леса спустился на берег токарь Князев. Поправив рюкзак на спине, прошел по песку и ступил на лед. Он видел сидящие далеко на белом поле черные фигуры людей. Лед блестел ослепительно, и он зажмурил глаза. Вдруг раздался страшный треск, от которого замерло сердце. Из-под ног неожиданно вырвалась темная вода. Не успев опомниться, он мгновенно с головой провалился в полынью. Почувствовал, как сразу потяжелела на нем намокшая одежда. Ледяная вода залилась за шиворот.

Вынырнув, задыхаясь, он широко раскрыл рот и стал хватать руками острые края льда. Вода зловеще черная. Вокруг тишина. Плеск, лопаются пузыри. Лед в его руках с хрустом обламывался. На воде вокруг него колыхались его шапка и перчатки, его сигареты, деньги.

…В это время по берегу шел электрик Пташкограй. Сначала он наткнулся на разбросанные засыпанные песком могильные плиты. Стал очищать их и с интересом читать высеченные на камнях надписи.

Подняв голову, он посмотрел на высокий обрыв, из глинистой стены которого торчали корни росших наверху деревьев. Кряхтя, цепляясь за корни, он взобрался наверх. А там с изумлением увидел поляну, которая вся была усыпана ландышами.

Потом ехали обратно в автобусе. В тот день рыбы никто не поймал. Один получил несчастливый билет и сразу вернулся домой. Второй провалился под лед, чудом спасся. Третий нарвал букет цветов.

У них пустые рюкзаки. Один сидит хмурый и мокрый, на нем вся одежда стоит колом. Второй едет с цветами, держит в руках букет ландышей и улыбается. Он с удовольствием объясняет исподлобья смотрящему на него мокрому товарищу:

– В лесу все равно не так чувствуется. Сейчас в квартиру занесу, аромат сразу как пойдет, моя забалдеет!

5.

Войдя в кабинет, Люба сняла пальто. Она вытерла платком лоб, оправила белый халат и присела к столу.

– У тебя телефон здесь только по заводу? Юлечке надо позвонить. Ходила она на рынок или нет? – зашелестев фольгой, она распечатала шоколадку. – Ты представь, они купили попугая. Я тебе не рассказывала? С ним нужно заниматься каждый день, а им все некогда. Он знаешь, что придумал? Научился звонку подражать. Они замучились к телефону бегать. Я ей полдня дозвониться не могу. Потом спрашиваю: «Ты почему трубку не берешь?» – «А я думала, что это Гриша чирикает». – «Да выкини его в окно!» – «Жалко, он дорогой».

– А сейчас мало кто их держит. Это раньше мода была. У нас тоже был, в окно улетел. А раньше их сколько с воробьями по городу летало, да?

– Этому только с голубями вместе летать. Меня, знаешь, что бесит? Они ведь сами умные, никого слушать не хотят. Где-то прочитали, что ребенку нужно с рождения общение с животными. Решили создать у себя зверинец. Сначала завели крысу, потом кота, потом собаку. Они все никак ужиться у них не могут. Я им говорю: «Вы что делаете?» А они удивляются, что вот у их друзей все вместе мирно живут. А у них сначала крыса с балкона выпрыгнула от такой жизни. Потом кот стал под ванной жить, они ему туда миску и горшок поставили. Собака не дает ему оттуда выходить. Они меня сейчас просят, чтобы я кота у них забрала. Ты понимаешь, они ведь простых не покупают. У них все породистые. Там кого ни возьми, всякая тварь так на тебя смотрит, она тебя за человека не считает. Зачем мне такой кот? Ты его только корми и горшок за ним убирай, а он даже погладить себя не дает? То ли дело мой простой советский котик! Он меня и встретит, и оботрется, и всю оближет. Не то, что гордый подлец со справкой.

Повернувшись в кресле, Люба посмотрела в зеркало. Накануне она постриглась и перекрасила волосы. Подумав, она вспомнила:

– А я знаю, у кого мне денег попросить.

– У баптиста Коли. У него всегда деньги есть.

– У этого не допросишься. Но у меня в записной книжке народу много. Есть еще свидетель Иеговы. Вот он мне точно не сможет отказать. Он когда мнется, не хочется ему, я говорю: «Леша! Ты ведь свидетель. Ты не можешь отказывать людям».

– Подожди, а зять? – недоуменно вытаращила глаза подруга. – Костя у тебя бандит. Разве у него денег нет?

– Ой, ладно. Что ему там платят? У них тоже все деньги начальство себе загребает.

Облизав пальцы, которыми брала растаявший шоколад, Люба махнула рукой и вздохнула:

– Я их никак не могу научить. Они живут одним днем. Только деньги появились, сразу надо потратить. Я им постоянно говорю, что деньги всегда должны быть. Мало ли что может случиться? Юлечка мне говорит, что я не живу, а только всю жизнь в копилку складываю. А они типа хотят жить в свое удовольствие.

Она не знала, что в этот момент ее пытаются найти везде. Звонят по всем телефонам, где она может быть. Наконец раздался резкий звонок и в этом кабинете.

– Костя у вас? – удивилась Люба, и на ее лице появилось выражение тревоги. – Что он там делает? Подожди, Наташа. А ты не спутала его?

…Широко расставив ноги, лбом уткнувшись в пол, он сложил руки на затылке. Здесь весь пол устлан бритоголовыми парнями в кожаных куртках. Они лежат на полу гигантского склада, в котором по рельсам обычно быстро двигаются грязные промасленные роботы с всемогущими руками. Кроме спецназа в черных масках, здесь сейчас много оперативников в гражданской одежде. Они по одному грубо поднимают лежащих на полу мужчин.

– Фамилия, имя, отчество?! – строго спрашивают угрюмых насупившихся бандитов. – Отвечаем громко и отчетливо. Работаем на камеру!

Задрав высоко голову, шмыгая носом, Костя тихо отвечает. Рука в перчатке легла на его затылок и заставила смотреть прямо в камеру.

– Что здесь делаешь?

Опустив глаза, Костя молчит. Из разбитого носа у него на губу снова потекла кровь.

– Судимости есть?

– Нет.

– Будет! – зло усмехнувшись, его снова положили на пол. – Будет, дорогой!

Вытесненные из цеха, за оцеплением стоят рабочие и равнодушно наблюдают за происходящим. Они видели такую картину не в первый раз. Но всегда спустя недолгое время бандиты возвращались. Они здесь были настоящими хозяевами, и к этому все давно привыкли.

Хотя не все смотрели только равнодушно или с усмешкой. Выйдя из толпы, Люба торопливо пошла на вставку. Там был телефон, по которому можно было позвонить в город.

…В полдень в комнате с зашторенными окнами они спят вместе на диване. Чмокая губами, Алиса морщится во сне. Подняв голову от подушки, Юля посмотрела на часы и перевернулась на другой бок. В зале раздался звонок телефона. Услышав его, она даже не пошевелилась.

В зале в клетке скучает попугай Гриша. Его перья раскрашены самыми яркими красками. Целыми днями он внимательно присматривается и прислушивается ко всему, что происходит вокруг. Иногда он начинает развлекать себя запомнившимися ему звуками или фразами.

Телефон продолжает настойчиво звонить. Взлетев на жердь, Гриша отряхнулся и захлопал крыльями. Раздраженный непрекращающимися звонками, он громко произнес картавым голосом фразу, которой Люба его научила:

– Эй, писька драная, слышишь?

* * *

Оставив уснувшую Алису у соседки, они вышли на улицу, где слышен был громкий перестук мартовской капели и дул пронизывающий ветер. Накинули капюшоны, повесили сумки через плечо и пошли в ночи из города. Огни у них за спиной удалялись и таяли во тьме.

– А ты зачем шубу новую надела? – спросила Люба и закрыла нос рукой.

– А что я надену? – уныло сказала Юля. – У меня больше нет ничего. Все старые вещи раздала или выкинула.

Они долго идут молча. Все давно сказано, они теперь почти все время проводят вместе. Разве можно было подумать, чтобы почти одновременно они лишились своих мужчин. От прежней жизни остались только воспоминания и долги, которые надо отдавать.

Они идут вдоль высокого забора с колючей проволокой, мокрый порывистый ветер дует им в лицо. На их пути, свернувшись и закрывшись лапами, лежит бродячая собака. Когда они приблизились к ней, она подняла голову, тявкнула и снова спрятала нос под лапу.

– Спи лежи! – проходя мимо нее, тихо сказала Юля.

Тропинка привела их к пролому в заборе. Они пролезли в него и оказались на территории заброшенной фабрики. Вокруг стояли темные разрушенные цеха.

– Каждый раз иду здесь и трясусь от страха… – пожаловалась Люба и неожиданно обмерла, увидев кровь на снегу.

Их много. Некоторые в шубах из густой шерсти. Некоторые почти голые. Они молча переглядываются. У них умные и глупые морды, стоячие и обвисшие уши, длинные и короткие хвосты. Все они заранее виновато повесили головы, покорно стоят и ждут. Сейчас должен прийти их вожак. Они знают, что все будут наказаны.

Некоторые заранее скулили. Только что при полном безразличии кобелей, наблюдавших со стороны, старые суки загрызли молодую собачку. У нее впервые началась течка, и они ее приревновали.

Едва показавшись, вожак еще издалека начинает рычать. Во тьме блестит его свирепый взгляд. Все невольно приседают и прижимаются к земле. Хотя он не самый сильный из них. Но самый опытный, и его память хранит множество сложных ситуаций. В повседневной жизни ничто не может поставить его в тупик. Он с бешенством накинулся и на сук, которые безжалостно убивали, и на кобелей, которые равнодушно смотрели.

В этот момент женщины и проходили мимо. Некоторые собаки были рады подвернувшейся возможности побежать и облаять их. Истерично лаяли и оглядывались, успокоился ли вожак.

– Юля, я боюсь!

– Иди спокойно, вида не показывай! – шепчет Юля, сама напуганная. – Они чувствуют, когда их боятся.

Им оставалось пройти десяток шагов. Заскочив внутрь и захлопнув за собой дверь, они перевели дух.

Вожаку перед тем, как лечь спать, нужно обязательно обойти и пометить территорию. Его подруга всегда старается быть рядом с ним, чтобы ее место никто не занял.

Главный кобель и главная сука. Он старый, она молодая. У нее симпатичная породистая морда, хотя вряд ли он именно это в ней ценит. Он не уверен, что это именно она организовала жестокую расправу. Она ведь сама не участвовала. Хотя ей больше всех это было выгодно.

Они вдвоем бегут мимо разрушенных зданий, мимо гор строительного мусора, перепрыгивают через железнодорожные рельсы. Возле пролома в заборе на границе своей территории он поднял ногу. Она молча стоит рядом и ждет. Закончив здесь свой обход, они развернулись и побежали обратно.

Войдя внутрь, женщины долго осторожно идут в темноте. Под их сапогами хрустят осколки. Поднявшись по лестнице и подойдя к железной двери, Юля со всех сил толкнула ее и зажмурилась. В глаза ей ударил яркий свет, оглушила громкая музыка.

На пороге стоял улыбающийся таджик в спортивном костюме. Он вытирал голову полотенцем.

– Привет, Шариф! – Юля переступила через порог. – С легким паром! Работа есть сегодня?

– Да! – восклицает он. – Директор спрашивали про вас. Придут или нет?

Они проходят через это общежитие. Это похоже на картинку жилого дома в разрезе. В первой комнате смотрят телевизор, во второй жарят на плите ужин, в третьей спят, в четвертой стирают. В пятой на тюках с ветошью лежат молодой симпатичный таджик и старая пьяная русская женщина. Он хочет ее обнять, а она капризно отстраняется от него.

Потом они снова долго идут в темноте. Открывают много дверей. Толкнув последнюю, снова словно попадают в другой мир. Снова яркий свет, шум, много людей.

Их встречает менеджер, который разговаривает по двум телефонам одновременно. Он кивает головой и показывает им, чтобы шли переодеваться. Они поднялись по крутой лестнице в раздевалку, которая представляет собой железный ящик, висящий под потолком.

Держа во рту заколку, Юля собрала в пучок волосы на затылке. Завязывая лямки фартука на спине, Люба посмотрела вниз и спросила:

– А это что за армян там стоит?

– Директор!

– Да? А я его не узнала. Богатым будет.

– Он и сейчас не бедный.

…Под утро Юля выключила станок, устало потянулась и подошла к матери.

– Ты как? Скоро заканчиваешь?

– А ты все сделала? Давай чай попьем?

Хмуро посмотрев на согнутые спины работающих таджиков, Юля спросила:

– Ты ничего не чувствуешь?

– Опять эти чурки забыли на плите парашу свою.

– Я пойду посмотрю.

Выйдя из цеха, Юля пошла по темным коридорам, в которых запах гари ощущался сильнее. Она открыла дверь на лестницу и отпрянула назад. Оттуда повалил густой черный дым, внизу плясали языки пламени. В мутном окне вспыхивали синие проблесковые огни на пожарных машинах.

Он шагнул к ней из клубов дыма и сдернул противогаз. Его лицо было мокрым от пота. Задыхаясь, он изумленно закричал на нее:

– Вы что здесь делаете?!

– Мы здесь работаем… – растерянно пролепетала Юля.

– Кто мы? – прохрипел он. – Нам сказали, что здесь нет никого!

Захлопнув перед ним дверь, Юля бросилась обратно. Навстречу ей, срывая с себя грязные фартуки, в панике бежали таджики.

– Мама! – закричала она, но ее толкнули, и она упала.

Вокруг нее в темноте яростно спорили и кричали. При вспышках света на мгновение возникали перекошенные страшные зубастые лица.

Когда пожарные вывели всех из здания, то собралась огромная толпа. Лица у всех были в саже и копоти. Милиционеры расставляли вдоль стены и заводили в автобус полуголых людей.

Посмотрев на свою белую шубу, которую теперь нельзя было узнать, Юля села в сугроб и разревелась.

– Ладно, не плачь! – обняв ее, сказала Люба. – Радуйся, что живы остались. Хочешь еще новость? Ничего нам не заплатят. Зря мы сюда целый месяц ходили. Менты армяна за задницу взяли. Он от всего отказывается.

6.

Мечта была прекрасна и ослепительна. Наступит время, когда все люди будут счастливы. Золотой век не позади, а впереди. Все доброе, все желанное и радостное будет. Нужно только много трудиться.

Но мир не будет раем для лентяев. Трудитесь, пока можете. Пока позволяют силы и годы. Труд есть жизнь человека. К кипящему котлу не летят мухи. Перестаешь трудиться и перестаешь жить. Трудись и молись. Труд сделает тебя свободным. Велик тот день, когда пот пролил человек. Нет ничего прекраснее на свете возделанного поля.

Люди собирают в полях больше хлеба, чтобы прокормить больше людей, чтобы они собрали еще больше хлеба. Труд для человека превратился в необходимое зло. Если человек не может сбросить с себя это ярмо, то это не значит, что эти оковы надо прославлять. Бог приговорил Адама к труду и к женщине. Богатство достается легко, а маленькие деньги даются большим трудом. Когда люди становятся трудолюбивы, они становятся безмерно глупы. Труд не есть смысл и цель жизни на земле. Тяжелый труд усыпляет. Труд есть, когда есть рабы. Трудись неустанно.

Она подтянула до локтей нарукавники, надела фартук и завязала его на спине. Спрятала волосы под косынкой и взяла из шкафа перчатки.

– Вот я зарплату получила. За квартиру заплатила, за детей в школу отдала. Ее почти и нет. Не успеваешь отслюнявливать.

– Это родное государство о тебе заботится. Вернее, не о тебе, а о твоем кармане. Следит, чтобы там всегда пусто было.

– Заинтересуйте вы людей! Мы и в выходные, и в ночь будем работать. Верно? А так здоровье свое губить, надрываться за эти гроши? А больной кому ты здесь будешь нужен? Даже полы подметать не возьмут.

Начальник посмотрел на окруживших его возмущенных людей. Вернул протянутые ему расчетные листы и грубо ответил:

– Вы слишком много разговариваете. Знаете, сколько за забором желающих на ваше место? Не хотите здесь работать, идите в фирму ГОРТОП. Все знают, что это такое? Город топтать!

Они сидят на пустыре, где от посторонних глаз их скрывают густые кусты. Ярко светит солнце. Над заводскими корпусами дымят высокие трубы. Вокруг свалены железные бочки, ржавые контейнеры с замками и пломбами, горы поломанной тары и мусора. Рядом спуск в бомбоубежище с толстыми бронированными дверями.

Блестят на солнце рельсы, по которым мимо медленно движется локомотив, толкая впереди себя вагон с металлоломом. На вагоне висит и смотрит вперед обходчик в оранжевом жилете.

– Эх, сейчас бы сесть на паровоз и уехать в прекрасное далеко.

– Это где такое? – усмехнулся Князев. – Туда поезда ходят?

Вздохнув, Пузырь задумчиво произнес:

– Есть такой шахтерский украинский городок Антрацит.

– И что там?

– Жила там когда-то одна девчонка. У нее дом был прямо возле станции.

* * *

…У подножия Жигулевских гор плещет волны рукотворное море. Скалы, утесы, крутые обрывы, пещеры и глубокие овраги. На хребтах и горных склонах растут сосны, бьют родники. Сложенные из множества слоев известняков и доломитов каменные стены отвесно поднимаются из воды. Это отложения древнего моря, которое было на этом месте миллионы лет назад. Окаменелые моллюски, стебли морских лилий и кораллы. Наступавший ледник остановился у подножия этих гор, и здесь сохранились реликтовые растения и животные. Среди них есть такие, которые не встречаются больше нигде в мире. Это один удивительный древний крот и две доисторических бабочки.

В этих горах скрывался приговоренный к казни бандит Ермак. Разбои его на Волге превысили меру терпения, и ему пришлось спасаться от царского гнева. Войска окружили его в этих горах и предоставили ему только один путь за Урал в царство Кучума. Оттуда потом он отправлял гонцов царю, посылая с ними известия о завоевании им новых земель для российского государства и просьбы о прощении.

В синем небе над деревней Кузькино барражирует вертолет. На противоположном берегу Жигулевского моря находится город Тольятти.

– Как грибы? – вежливо спрашивает Путин у нарядной старухи.

Возле крыльца сельской школы вокруг них собралась толпа из местных жителей и журналистов. Снимают камеры, закинуты удочки с мохнатыми микрофонами.

– Грибов много! – уверенно заявляет старуха.

– А вот не угощают… – улыбаясь, он показывает на самарского губернатора Титова.

– А поедемте ко мне, поедемте! – приглашает она.

Они сели в автобус и проехали к ее дому. На деревянных воротах висит подкова. Увидев гостей, испуганная кошка на согнутых ногах сбежала под крыльцо. Высунув только морду из конуры, лает собака. Вся обычно безлюдная улица заполнена народом.

Войдя вслед за хозяйкой в избу, президент и губернатор сели на кухне перед печью. Камера снимает их из сеней, и на фоне светлого окна видны лишь их силуэты. Старуха достает стеклянную банку с грибами, гости берут вилки.

– Володя приехал у татар и башкир суверенитет отнимать… – объясняет соседям сутулый обросший старик. – Борька-алкаш им много свободы дал. Живут по своим законам, как в отдельном государстве. Налоги в бюджет не платят, своих солдат на войну не дают.

– Они там все вчера спали, как младенцы! – доносится насмешливый шепот. – У меня сестра там горничной работает. Путин вечером за ужином бокал красного вина поднял и сказал, что всем спасибо, всем спать. Они привыкли при Ельцине, что пьянка на всю ночь. А тут так неожиданно всем отдыхать, завтра на работу. Они все переглянулись и разошлись по номерам.

Пенные волны лениво накатываются на берег. Узкий песчаный пляж, а дальше стоит неприступная стена, из которой торчат корни растущих наверху деревьев. Офицеры службы федеральной охраны мягко ступают по желтому песку. Они видят вокруг разбросанные сухие коряги и серые могильные плиты с высеченными надписями.

Остановившись, они прочитали на поднявшемся из песка позеленевшем камне:

«Здесь покоится прахъ кресщоной жены дер. Берез. Агафии Ивановны Железновой скончавшейся в 1898 г. въ 7 ч. вечера 15 сент. 37 летъ и 14 дней от рождения. День ее ангела 5 фев.»

Мимо них от воды по берегу, извиваясь, скользит змея. Оставляя на песке след в виде косых полос.