Текст книги "Прогулки по Москве 24/8"

Прогулка четвертая
Между Мясницкой и Большой Лубянкой, или магический треугольник Москвы

Район Белого города между Бульварным кольцом и улицами Мясницкая и Большая Лубянка так и хочется назвать «таинственным треугольником». В этом районе почти 300 лет наблюдалась повышенная плотность живших и работавших тут знаменитых и талантливых людей. Однако у этих одарённых от природы людей имелись разные таланты. Одни занимались творчеством и несли людям свет и радость. А другие устраивали тайные общества, пытались найти способы управлять человеческим сознанием, были причастны к массовым репрессиям.

«Таинственный треугольник» ко всем своим обитателям относился с разбором. Тех, кто занимался тёмными делами, он не щадил, а тех, кто занимался полезным для людей и страны делом, – оберегал. Масоны, жившие на Мясницкой, в большинстве своём разорились. Руководство ГПУ/НКВД, причастное к массовым репрессиям, было уничтожено своими же коллегами. Члены тайного общества розенкрейцеров «Эмеш редививус» были разоблачены и отправлены в ссылку. А вот художники и писатели, жившие, в «треугольнике», стали знамениты. Примеры? Их много. Например, жители дома-общежития ВХУТЕМАС. Или вся семья Пастернаков, семья Лансере, Илья Глазунов и многие другие.

Итак, начинаем прогулку.

Начинаем прогулку от дома, в котором жил и работал Владимир Маяковский. Теперь в этом доме один из двух московских музеев Маяковского. Здесь, в одной из больших дореволюционных квартир, у Маяковского была маленькая комнатка. В этой комнате Маяковский работал, встречался с друзьями и, в конечном итоге, свёл счёты с жизнью. А жил он на Таганке у Бриков. Как известно, Маяковский был влюблён в Лилию Брик. Но Лиля Брик была замужем и часто пренебрегала Маяковским в этом неформальном браке. Поэтому у страстного революционного поэта Маяковского были и другие возлюбленные, с которыми он встречался вне дома Бриков. А местом для встреч как раз и служила его комната в коммунальной квартире на Лубянке.

Комната в коммунальной квартире досталась Маяковскому случайно. Его порекомендовал хозяину квартиры, которому после революции было предписано самоуплотниться, друг Маяковского. Интересный факт: в самом начале «эпохи коммунальных квартир» владельцы больших квартир, потерявшие свою собственность в результате национализации жилого фонда, могли сами выбирать тех, кто впоследствии будет жить с ними.

И хозяева больших квартир, которые шли под «уплотнение», активно пользовались возможностью окружить себя приличными и близкими по культурному уровню людьми.

Маяковского, по рекомендации Романа Якобсона, взял к себе Юрий Большин – владелец большой квартиры в Лубянском проезде. Комната была очень маленькой, всего 11 квадратных метров. В ней помещались только письменный стол, диван и шкаф. В этой комнате 14 апреля 1930 года Маяковский и застрелился.

Весть о самоубийстве Маяковского мгновенно разнеслась по Москве. И друзья, и почитатели Маяковского устремились в Лубянский проезд. Но первыми на место гибели прибыли не друзья, а санитары, которые извлекли мозг поэта и увезли его в Институт Мозга. Там он теперь и находится, вместе с мозгами других выдающихся деятелей советского периода. Свидетелем операции по извлечению мозга был Юрий Олеша (может быть, вспомните сказку «Три толстяка»?). А о том, что происходило у дома на Лубянке после самоубийства Маяковского, можно судить по воспоминаниям Бориса Пастернака.

Это то гигантское здание, которое народ называет Лубянка. Здание стало символом репрессий и подавления инакомыслия в Советском Союзе. В этом здании содержали в заключении, допрашивали, пытали, расстреливали. Самым известным заключённым, окончившим свою жизнь на Лубянке, был Борис Савенков. Борис Савенков был левым эсером, террористом, членом Временного правительства, организатором тайного общества «Союз защиты Родины и Свободы»…

Вопреки тому, что пишут в некоторых источниках, кабинетов руководителей госбезопасности в здании Лубянки никогда не было. Кабинет Лаврентия Берия находился, например, на первой линии ГУМа. Кабинет Абакумова был в Колпачном переулке в бывшем доходном доме офтальмолога Снегирёва.

Но на самом деле изначально, до революции, здание не было монолитным, как сейчас, и никакого отношения к тайным спецслужбам не имело. Здание было построено как многофункциональный торгово-офисный центр. Поэтому и выглядит комплекс хоть и внушительно, но не так уж и мрачно. Спасибо за это нашему великому архитектору Щусеву, который перестроил и объединил несколько зданий в одно, создав современный облик Лубянки. Сам Щусев иронично отнёсся к этому серьёзнейшему заказу и постарался построить «тюрягу повеселее» (это слова самого Щусева). Напротив здания внутренней тюрьмы КГБ стоит Дом спортивного общества «Динамо».

Это здание в стиле авангард было построено уже после революции. В 1928 году проект академика архитектуры Ивана Фомина занял первое место на закрытом конкурсе. Сейчас это здание выглядит вполне буднично и выделяется разве что огромными круглыми окнами на верхнем этаже офисной части здания. Но для конца 1920-х годов это был настоящий инновационный проект, разрушающий дореволюционные стереотипы.

Одна половина здания была занята квартирами, а во второй половине (которая выходила на Большую Лубянку) находились офисные помещения. На первом этаже расположился Гастроном № 40, а в помещениях с огромными круглыми окнами работала архитектурная мастерская Аркадия Лангмана – главного архитектора ОГПУ, выпускника Венской Высшей технической школы.

Здание, построенное для спортивного общества «Динамо», должно было стать образцом «пролетарской классики». Молодое советское государство нуждалось в новых архитектурных формах. И нашлись архитекторы, которые смогли их предложить. Однако авангард в архитектуре, как и конструктивизм, продержался недолго. Сталинское руководство, уничтожив внутренних конкурентов, принялось уничтожать всё революционное, как в науке, так и в архитектуре. Оно стало испытывать непреодолимую тягу к солидности, респектабельности и, как ни странно, к буржуазности.

Авангард и конструктивизм сменились «сталинским ампиром», призванным своей монументальностью символизировать мощь и незыблемость советской власти. И, конечно же, несменяемость руководства страны. Революционные преобразования закончились – закончилась и революционная архитектура. Вот так исторические события влияют на архитектуру и на городскую среду.

Многие знают, что в Москве до революции был Английский клуб и много «англоманов». Но где этот клуб находился? Оказывается, на месте, где сейчас стоит знаменитый Дом фарфора.

В 1898 году старое здание снесли, Английский клуб переехал, и на его месте, по проекту Фёдора Шехтеля, построили новое здание для конторы и магазина «Товарищества производства фарфоровых и фаянсовых изделий М. С. Кузнецова». Первоначально дом был двухэтажный. Впоследствии его дважды надстраивали. В 1913 году в торговых залах магазина проходила выставка картин художественного объединения «Голубая роза». Это был один из первых экспериментов по объединению торгового пространства с выставочным.

После революции в здании разместился «Всероссийский синдикат силикатной промышленности» и «Объединённый клуб третьего интернационала». А уже после Великой Отечественной войны в Дом фарфора снова вернулся фарфор, и начал работать магазин посуды. Круг замкнулся.

На этом месте в XVI веке стояла усадьба Волынских, а в XVII веке владение передали касимовским царевичам. Касимовское царство и касимовские «служилые татары» играли важную роль в жизни русского государства. Существует в среде историков мнение, что Касимовского царства как государства не существовало. Просто город Касимов отдали в «кормление» чингизидам – потомкам предводителя Орды Чингиз-хана. А титул «царевич» был номинальным. Однако то, что касимовские правители сыграли решающую роль в освобождении Василия Второго Тёмного из ордынского плена, не оспаривается. Именно в результате сделки Василия Второго с Касимовским ханом ему удалось вернуться в Москву, а касимовским татарам получить в органах власти Московского Великого князя много рабочих мест.

Городская усадьба, которую мы видим сейчас, построена в середине XVIII века Салтыковыми. В 1831 году усадьбу приобрёл Александр Дмитриевич Чертков. Чертков собрал в своём доме самую большую в то время библиотеку по русской истории. В этой библиотеке работали Пушкин, Жуковский, Гоголь и даже Лев Толстой. В 1863 году в специальной пристройке открылась первая в России частная бесплатная публичная библиотека.

В 1914 году особняк купил Густав Кеппен. Он собирался снести особняк и построить на его месте пятиэтажный доходный дом. Но начавшаяся Первая мировая война помешала его планам. С 1991 года это центральный Российский дом знаний.

Сворачиваем с улицы Мясницкой в Милютинский переулок. Первый дом по левую руку на нашем пути – доходный дом, который построил архитектор Николай Фалеев в конце XIX века. Дом был записан, как тогда было принято, на женщин. Владелицами значились Зинаида, Софья и Александра Фалеевы. Традиция записывать недвижимость на женщин сохранилась до сих пор. Что лежит в её основе, ещё предстоит понять. Квартиры в доме арендовали солидные люди – врачи, адвокаты, инженеры.

После революции, в 1920–1930-е годы, в доме жили члены семей красных латышских стрелков. В том числе и артисты Московского Государственного латышского театра «Скатувэ». Был в Москве такой театр. Скатувэ в переводе с латышского означает сцена. Театр был основан в 1918 году учеником Евгения Вахтангова Освальдсом Глазниексом. В репертуаре театра были пьесы и на русском языке. Театр находился на Страстном бульваре в доме № 6. Театр был популярен. Но 3 февраля 1938 года актёрский состав театра был расстрелян на Бутовском полигоне.

За доходным домом архитектора Фалеева находится Московская телефонная станция. Здание телефонной станции в Милютинском переулке было построено в 1909 году. К тому времени телефон стал уже необходимым средством коммуникации. Здание одно время было самым высоким в Москве. Телефонизация шла полным ходом, и в 1914 году пристроили ещё одно здание. Как раз то, на входе в которое слева и справа видны лица мужчины и женщины, разговаривающих по телефону.

Соединение устанавливалось вручную «телефонными барышнями». Телефонистки были довольно крупными, так как при приёме на работу работодатели устанавливали минимальный рост и размах рук для претенденток. Кроме того, телефонистки не имели права выходить замуж до тех пор, пока работают на телефонной станции.

Большевики в 1917 году хорошо понимали важность телефонной связи. Поэтому при подавлении мятежа юнкеров, захвативших телефонную станцию, отказались от артиллерийского обстрела. Станция использовалась по назначению более сотни лет, что является рекордным сроком. В данный момент она не работает, а здание переживает капитальную реновацию.

Архитектор Афанасий Григорьев был крепостным. И как же ему удалось стать архитектором? Как водится на Руси, благодаря барину. Хорошо, что барин был добрым. Хорошо, что барин заметил способности мальчика и определил его на обучение к знаменитому архитектору Джованни (Ивану) Жилярди. А иначе был бы Афанасий Григорьев не архитектором, а дворовым по имени Афонька. И трудно представить, что с момента выхода Афанасия Григорьева из крепостной зависимости до полной отмены крепостного права прошло более шестидесяти лет.

Как-то забываем мы, что крепостные в России были практически на правах негров-рабов в Соединённых Штатах. И забываем, что так горячо любимые советскими историками декабристы не освободили ни одного из своих крепостных. Но не помним того, что только ужасный руководитель Тайной полиции Российской Империи Александр Бенкендорф дал вольную своим крестьянам ещё до восстания декабристов.

Получив вольную в 1804 году в возрасте двадцати двух лет, Григорьев становится архитектором Ревизион-коллегии. А после пожара 1812 года активно работает в комиссии по восстановлению Москвы. Большой Манеж, Московский университет, Воспитательный дом на Солянке – это его работы. Тесно сотрудничал с Доменико Жилярди (сыном Джовани) на работах по восстановлению Москвы после пожара. Учился Григорьев также и у Франческо Кампорези.

Зарплата служащих в России никогда не была особенно большой. Поэтому Григорьев, только построив несколько частных особняков, смог купить участок в Милютинском (ранее Казённом) переулке и построить на этом участке дом. Дом архитектор построил для себя. В возрасте шестидесяти двух лет архитектор переезжает сюда с семьёй и живёт в доме до самой смерти (он ушёл из жизни в 1868 году).

В 1923 году в доме Григорьева разместилось издательство анархо-синдикалистов «Голос труда», издававшее сочинения Михаила Бакунина и Петра Кропоткина. Это было время полного разгула свободы слова и собраний. Можно было говорить и думать всё, писать всё, исполнять со сцены всё что угодно.

Период послереволюционной свободы длился недолго – всего около десяти лет. Уже в 1929 году все гайки были закручены, последним счастливчикам позволили покинуть пределы Советского Союза, и мышеловка захлопнулась.

Немного было в Москве храмов, которые работали все годы советской власти. Католическая церковь Святого Людовика – одна из них. Скорее всего, чекистов устраивала близость церкви св. Людовика к Лубянке. Следить было удобно и за иностранцами, и за своими.

История католической общины в Москве началась со строительства в 1687 году маленького храма Пресвятой Троицы в Немецкой слободе. Участок под церковь был выкуплен итальянским купцом Франциском Гваскони. Храм окармливал всех католиков, живущих в Москве, и не был привязан к конкретной национальной общине.

Храм Святого Людовика в Милютинском переулке появился значительно позднее – в 1791 году, и считается французским. После нашествия Наполеона, уже в 1833–1836 годах, на месте деревянного был построен каменный храм по проекту Александра Жилярди. Это храм существует и работает до сих пор.

Имя Святого Людовика церковь получила в честь короля Франции, окончившего свою жизнь в походе за пределами родины. Наверное, французы, жившие в России, представляли себя эдакими крестоносцами, несущими цивилизацию на просторы Евразии. Но каждый раз, возвращаясь на родину после нескольких лет жизни в России, они смотрели на Францию уже другими глазами. Замечали мелочность и отсутствие масштабов в повседневной жизни своей бывшей родины и облегчённо вздыхали, когда вновь возвращались в Россию. Это не мои домыслы – об этом пишут сами русские французы, вынужденные после 1917 года вернуться в Европу.

В период наполеоновских войн настоятелем храма Святого Людовика был Адриен Сюррюг, который поддерживал связи с московскими аристократами и имел на них огромное влияние. Есть данные, что многие московские аристократы под влиянием Сюррюга перешли в католичество, но фамилии их не известны.

В это можно поверить, ведь в то время для многих дворянских детей первым языком общения становился французский. Французские горничные, французская одежда, французская мебель, идеи французской революции (как много и упоительно можно было о них говорить долгими российскими вечерами, но, не дай бог, им следовать) – всё это могло приводить восторженных русских дворян к католичеству. Попробуйте почитать кому-нибудь вслух оригинальный текст «Войны и мира» Льва Николаевича Толстого. Думаю, вас, в связи с обилием речевых вставок на французском, надолго не хватит. Вашего слушателя тоже.

Когда Наполеон был в Москве, Сюррюг отказался встретиться с ним, продемонстрировав своё отрицательное отношение к войне между Францией и Россией. Приезжал Наполеон в храм или нет – неизвестно. Но храм не подвергся разграблению, в отличие от православных храмов, из которых украли всю драгоценную церковную утварь и устроили конюшни. По легенде, Адриен Сюррюг, когда подъехали наполеоновские солдаты, вышел на порог храма с распростёртыми руками и заслонил вход в церковь. После продолжительной и страстной речи священника солдаты отступили и не стали грабить храм.

В советские годы храм продолжал свою работу. С 1938 года настоятелем храма работал уже не француз, а американец Леопольд Браун.

Храм Святого Людовика действует и сейчас. Богослужения совершаются на русском, французском и английском языках.

Рядом с храмом Святого Людовика стоит здание, построенное в конце XIX века. Это здание всегда было учебным заведением. Первым появилось мужское реальное училище им. Святого Филиппа Неррийского. Деньги на постройку училища передала церкви Святого Людовика некая мадам Детуш. Немного позже купец Жан Валуа пожертвовал деньги на школу для девочек имени Святой Екатерины.

В 1897–1899 годах было построено здание для двух французских школ – для мальчиков и для девочек. После 1917 года школы закрыли, и уже в 1997 году, по соглашению с французским правительством, здание было передано в аренду Франции на 49 лет для организации лицея с обучением на французском языке по французским стандартам. Лицею присвоили имя Александра Дюма.

На открытии присутствовал президент Франции Жак Ширак. Есть романтичная история о том, что один из сотрудников посольства Франции в Москве случайно увидел дореволюционную открытку с изображением французских лицеев и загорелся идеей восстановить их работу. Имя этого сотрудника по не совсем понятной причине не упоминается.

Если днём пройти по переулку, соединяющему Милютинский переулок и улицу Малая Лубянка, можно увидеть группы учеников лицея. Можно позавидовать им, ведь место, в котором они учатся, очень интересное и находится в самом центре Москвы.

Напротив здания лицея в глубине улицы стоит старый особняк. Он основательно врос в землю. Этому особняку уже больше трехсот лет. Он принадлежал истопнику Петра Первого Алексею Милютину. Если смотреть на особняк без учёта истории владельца, то ничего интересного в здании нет. Но если представить, что в этом месте было во времена Петра Первого, история оживёт.

Близость к верховной власти и предпринимательская жилка помогла Милютину приобрести участок в Белом городе и построить там дом и фабрику по производству шёлковых и позументных тканей. Фабрика находилась рядом с городской усадьбой. За дело Малютин взялся с размахом – его фабрика в то время стала самой большой в Москве.

За три века ничего не изменилось. Близость к верховной власти и теперь даёт доступ к большим деньгам. А большие деньги дают возможность развернуть масштабный бизнес. Плюс гарантию, что этот бизнес не отберут.

Интересно, что уже позднее, во второй половине XIX века, на территории усадьбы родился Валерий Яковлевич Брюсов – известный поэт-символист. Был ли Валерий Брюсов потомком Якова Брюса, легендарного сподвижника Петра Первого, сказать сложно…

И на улице Мясницкой, и в Милютинском переулке есть указатели на дом Якова Брюса. Если вы попытаетесь найти этот дом, будете сильно озадачены, так как по указанному номеру дома имеют место быть более пятнадцати строений. Понять, какое из строений принадлежало Якову Брюсу, нет возможности. Скорее всего, его дом вообще уже не существует. Однако в процессе поисков вы неизбежно обратите внимание на небольшое стильное здание Каббала центра. Возможно, именно в нём причина появления указателей. Брюса называли чернокнижником, но каббалистом он не был. А теперь вот стал, – скажут нам основатели Каббала центра. Забавно…

Забавно и то, что Яков Брюс был коренным москвичом, так как родился в Москве. Общеизвестно, что его предки были из Шотландии и имели королевские корни. Только непонятно, возникнет мысль у многих, зачем они, потомки шотландских королей, в Россию приехали. На этот вопрос ответить довольно легко: как раз 300 лет назад Англия присоединила к себе Шотландию, и шотландские короли англичанам стали не нужны. А если не нужны, то, по законам того времени, от них нужно было избавиться раз и навсегда, то есть уничтожить физически. Плюс к этому, во времена Алексея Михайловича, отца Петра Первого, произошла буржуазная революция в Англии, и теперь уже английский король лишился головы. То же самое могло случиться и с другими потенциальными претендентами на престол. В общем, оснований для переезда в Россию, с её патриархальной стабильностью, у предков Якова Брюса было достаточно.

Ну и напоследок. Домов в Москве у Якова Брюса было много. Даже Брюсов переулок носит своё название в связи с тем, что почти целиком принадлежал Якову Брюсу. А ещё дома на современном Проспекте Мира, в Немецкой слободе…