Электронная библиотека » Андрей Петухов » » онлайн чтение - страница 8


  • Текст добавлен: 15 ноября 2019, 17:20


Автор книги: Андрей Петухов


Жанр: Исторические приключения, Приключения


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Глава пятая
Бой у села Лежанка

Тихим солнечным утром 21 февраля (6 марта) Добровольческая армия вышла из Егорлыкской. До Лежанки следовало пройти около 22 вёрст. Лёгкий морозец и ясная, безветренная погода действовали умиротворяющее. В широких чёрных полях почти не было снега. Плодородная земля ожидала тёплого дыхания близкой весны. Дороги подсохли. Остались позади непролазная грязь и усталость первых дней похода. Отдохнувшие за время стоянки в Егорлыкской добровольцы шли бодро. Они уже успели втянуться в походную жизнь.

В авангарде двигался Офицерский полк, конный дивизион полковника Гершельмана, 1-я батарея подполковника Миончинского и техническая рота, во главе с генералом Марковым, следом в главных силах шли корниловцы и юнкера, затем вытянулся обоз с Партизанским полком в арьергарде. По пути к Лежанке сделали два небольших привала.

На расстоянии трёх-четырёх вёрст от села раскинулся широкий и плоский бугор. На подходе к нему генерал Марков собрал ротных командиров. После короткого совещания части выслали вперёд походные заставы.

Передняя 4-я рота свернула влево от дороги. Один из взводов 1-й роты ушёл по дороге вперёд, другой двинулся вправо на топографический гребень бугра, вдоль которого тянулась дорога. Влево свернул дивизион полковника Гершельмана и пошёл рысью, вскоре скрывшись из глаз за чередой курганов. Когда походные заставы отошли примерно на версту, остальная часть полка продолжала движение в колонне. Она представляла необычную картину: в рядах шло много безусой, жизнерадостной молодёжи, а на взводах иногда стояли седые полковники. 3-ю роту вёл лейб-гвардеец с 1906 года, герой двух войн, георгиевский кавалер, бывший командир Преображенского полка полковник Кутепов. «Сухой, крепкий, с откинутой на затылок фуражкой, подтянутый, краткими отрывистыми фразами отдаёт приказания»[118], – таким запомнил его в тот день А. И. Деникин.

Офицерский полк поднялся на плоский бугор – впереди замаячила верхушка сельской колокольни. В это время тишину оборвал далёкий глухой выстрел, и высоко над головами добровольцев безвредно разорвалась шрапнель со стороны Лежанки. Характерное бело-розовое облачко красиво поплыло по бледно-синему небосводу. Началось! За первой шрапнелью полетела вторая, третья… «Знакомое, несколько забытое чувство жуткой бодрости, подтянутости и жгучего любопытства охватило всех нас, – отразил этот момент в своих воспоминаниях А. П. Богаевский. – Будет бой… Вот за этим спокойным голым бугром, может быть, ждет смерть. Рука крепко сжала винтовку, каждый мысленно пересчитал и запас своих патронов. Взоры всех невольно обращаются на начальника»[119]. Вскоре всё небо покрылось розоватыми облачками от высоких разрывов – красные артиллеристы неизменно «давали журавлей». Как выяснилось позже, огонь двух красных батарей с вышки над сельским правлением неудачно корректировал мужик маханием картуза.

Разгоралось первое крупное сражение похода. Чтобы уверовать в свои силы, добровольцам требовалась решительная победа. Поэтому, не имея опасности с флангов и тыла, штаб армии решил ввести в дело почти все свои силы и выработал план боя: корниловцы, юнкера и чехословаки пойдут на правый фланг, Партизанский полк должен действовать слева, а в лоб ударят марковцы. Генерал Богаевский получил приказ подтянуть партизан вперёд на плоский бугор и, развернув полк, атаковать правый фланг неприятеля.

Оставшийся без прикрытия обоз стал суетливо сворачиваться в вагенбург. И не напрасно – вскоре справа за лощиной, далеко, почти на горизонте, замаячил кавалерийский отряд. Начальник обоза спешно собрал всех имеющих оружие и способных его держать, и двинул их к лощине. Кавалеристы неспешно приближались, делая короткие остановки, а разглядев обозную цепь, повернули назад и вскоре скрылись из виду.

Тем временем разгорался бой у Лежанки. Офицерский полк развернулся и быстро пошёл вперёд. На его левом фланге двигалась техническая рота. Едва заметив с расстояния около двух вёрст марковские цепи, красные суетливо открыли ружейный и пулемётный огонь, хотя с такого расстояния стрельба неэффективна.

Там, где расположился обоз, не доходя несколько сот метров до холма, стояла тишина, а стоило подняться на его плоскую вершину, и слух наполнялся стуком пулемётных очередей, треском винтовочных залпов и громом орудийных выстрелов. С холма, с широким углом обзора и глубиной обозреваемого пространства, добровольцам открылась панорама местности – залитая солнечным светом, обширная пологая равнина. На её скатах и вдоль лощины виднелись снежные полосы. «Видна вьющаяся в извилистых берегах речка, местами выбившаяся изо льда темною лентою, местами покрытая снежным покровом, – наблюдал картину боя Н. Н. Львов, – а на той стороне за речкой огромное селение, серая масса кустов и деревьев и среди них белые домики. Ясно выступает здание ближней церкви, а там еще купол и колокольня и ряд ветряных мельниц на горизонте. И вся эта долина, залитая солнечным светом под голубым небом, оживлена шумом, грохотом, вспыхивающими клубками дыма, движеньем людей. Простым глазом видно в кустах по берегу речки какое-то движенье, на мосту скопление какой-то кучки, темная полоса окопов ясно выделяется на белом покрове снега»[120].

Участник боя в рядах 1-й роты марковцев С. М. Пауль в воспоминания так рисовал картину сражения: «Подходим. Рассыпаемся в цепь. Ещё есть снег. Местность отлогая вниз, река, снова подъём, и на возвышении село. Мы как на ладони. Справа мельницы; уже заняты нашими. Большевистские батареи открывают огонь, одна даёт перелёт, другая – недолёт. Идём вперёд в сфере ружейного огня. Идём шагом, выровнявшись, винтовки у ноги, как на параде. Смотрю в сторону. Очень красивая картина. Больше похожа на парад, чем на сражение»[121].

С бугра местность понижалась к неширокой реке Средний Егорлык, с топкими берегами заросшими камышом. Река всё ближе и ближе, а роты продолжали идти красиво, не снимая винтовок с ремней и не прибавляя шага. В прошлом израненный, в том числе в позвоночник, опираясь на палку, спешил по дороге вперёд полковник Тимановский, попыхивая трубкой в зубах. И вот начались перебежки частями, но по-прежнему офицеры двигались шагом. Генерал Марков занервничал. Несколько раз присылал в цепь ординарца и, не выдержав, прибежал сам.

– Когда же вы, наконец, будете делать перебежки бегом! – нервно крикнул он, мол, не время сейчас для плац-парадных красивостей.

Корниловский полк и юнкера, скрываясь по балкам, двинулись вправо, в обход левого фланга красных. За ним поскакал отряд всадников с развёрнутым трёхцветным знаменем.

– Корнилов! – пронеслось по цепям.

Подполковник Миончинский хладнокровно и быстро, на открытом месте, на главной дороге развернул два орудия. Вчерашние юнкера, новоиспечённые прапорщики, с маленькими чернильными звёздочками на солдатских погонах, слаженно и бесстрашно под пулями готовили батарею к стрельбе. Несколько точных выстрелов, направляемых рукой мастера своего дела, и красные артиллеристы стали стрелять заметно реже, а одно их орудие, стоявшее у моста, было и вовсе выведено из строя прямым попаданием снаряда.

Под нестройным, но жестоким ружейным и пулемётным огнём, недалеко от реки марковцы залегли. Для устрашения изображая броневик, по главной дороге с грозным рёвом рванул к ним автомобиль. Наступая уступом на правый фланг противника, примерно в версте за цепью марковцев, Партизанский полк уверенно шёл вперёд по вспаханному полю. Под ногами бойцов чуть-чуть зеленели первые всходы. Стоявшая у церкви батарея красных перенесла свой неточный огонь на партизан, но донские казаки спокойно продолжали наступать в полный рост. Одним из снарядов убило двоих – офицера и казака, единственные потери партизан в том бою.

Марковцы залегли, ожидая удобный момент для решающего броска. Впереди, совсем близко, несла свои воды река Средний Егорлык, окаймлённая поясом камышей в 5–6 метров шириной. За рекой подъём с огородами, где в линии окопов засела вражеская цепь. За огородами начиналось село. Хорошо видны перебегающие между хатами фигуры. Единственный мост заперт пулемётным гнездом. Туда соваться – последнее дело.

Бой шёл уже часа два. Обоз уже тревожился за исход сражения… Длительная задержка равносильна катастрофе! Нужна только победа, быстрая, решительная победа… Взводу поручика Кромма приказано открыть пулемётный огонь и подавить огневые точки красных. Как только заговорили пулемёты марковцев, взвод накрыл ответный свинцовый дождь. Взвод понёс потери убитыми и ранеными. В это время подполковник Миончинский заставил красных вжаться в землю. Посланные с ювелирной точностью, несколько его шрапнелей низко рванули над вражескими окопами. Огонь красных стал беспорядочным и заметно ослаб. Используя момент, головные взводы марковцев бросились вперёд к спасительным зарослям, но пули и там стригут верхушки камышей.

Командир Офицерского полка занервничал – по его мнению, атака затянулась. Желая использовать пик эмоционального накала своих частей, генерал Марков и полковник Тимановский нацелили 2-ю роту на молниеносный штурм моста, левее атакует 4-я рота, правее – 3-я и 1-я.

Не дожидаясь команды, по личному почину штабс-капитан Згривец повёл свой 3-й взвод 1-й роты через камыши к чистой воде. Офицеры 1-го взвода капитана Сидорова тоже бросились в заросли, раздвигая их руками. За ротным командиром подполковником Плохинским к воде кинулись и другие взвода. Ширина реки всего шагов двадцать. Ледяная вода – по пояс, но по колено – глубокий ил, идти бесконечно трудно. Местами ещё стоял подтаявший лёд. Его взламывали прикладами. Кое-кто из офицеров попытался плыть с винтовкой над головой, «…с удивлением и восторгом неожиданно увидел, – восхищённо писал А. П. Богаевский, – как марковцы, которым, видимо, надоело открыто лежать на другой стороне речки под бестолковым, но всё же горячим огнем врага, вдруг вскочили и бросились – кто через мост, а кто в воду – в атаку на окопы красных. Последние совсем не ожидали этого и, даже не сопротивляясь, бежали»[122].

Увидев идущих по воде «кадет», красные запаниковали, но отдельные выстрелы ещё раздавались с их стороны из окопов, вырытых в десяти метрах от берега. В 1-м взводе 1-й роты дважды ранен прапорщик Бут. Чуя смерть, с дикими воплями, красноармейцы в ужасе заметались между хатами, унося ноги – кто куда, но поздно…

Мокрые по пояс, в грязи по колено, с окаменевшими, жестокими лицами офицеры 1-й роты выскочили из камышей и рванулись вверх. Блеснули на солнце штыки. Мгновение – и они обагрились кровью. Молнией рота проскочила огороды и брошенные красными окопы. Прокладывая дорогу, офицеры кого-то пригвоздили к забору, кого-то к стене. До кого не дотянулся штык, того достала пуля. С дикими воплями красноармейцы толпами, сломя голову мчались в село, но их нагоняли марковцы, устилая свой путь трупами. Шанс уйти имел лишь тот, кто в числе первых бросил окопы и пустился наутёк. Лишь один из пулемётчиков не побежал, а остервенело, в упор продолжал поливать из пулемёта. Его взяли на штык…

Среди первых хат навстречу марковцам прискакали двое верховых в офицерских погонах.

– Товарищи! Собирайтесь на соборную гору! Кадеты штурмуют мост, – истошно прокричал один из них, прапорщик[22]22
  Это был прапорщик 491-го Варнавинского полка барон Борис Николаевич Лисовский. – Примеч. авт.


[Закрыть]
, и тут же заорал душераздирающим голосом, поняв роковую ошибку.

Обоих убили на месте. Всё дальше и дальше 1-я рота гнала толпы красных, охваченных паникой. Выбежав на дорогу, офицеры разделились. Одни продолжали гнать врага в глубь села, другие взяли влево, навстречу бегущим от реки. Красноармейцы не ждали встретить «кадет» у себя в тылу, и, столкнувшись с ними лоб в лоб, окончательно пали духом, сдаваясь, моля о пощаде.

Одновременно генерал Марков атаковал мост 2-й ротой. Со стороны красных раздавались лишь отдельные беспорядочные выстрелы. Лихо проскочив мост, офицеры полковника Лаврентьева ворвались в почти пустые окопы. Слева 4-я рота во главе с ротмистром Дударевым перешла Средний Егорлык вброд и опрокинула врага. Справа от моста наступала 3-я рота. Офицеры полковника Кутепова разыскали несколько лодок и частью переправились на них, оставшись сухими, остальные бросились в воду. Брод в том месте оказался ненадёжным. По пояс в воде, офицеры шли друг за другом, нащупывая удобный проход. Неосторожный шаг в сторону и можно было провалиться по горло и глубже. Капитан Зейме свалился в глубокую яму и чуть не захлебнулся, но офицеры вовремя его подхватили и вытащили на берег.

Центр обороны красных прорван. В пылу атаки с головным взводом 2-й роты генерал Марков мчался среди хат и с удивлением наткнулся на офицеров своей 1-й роты.

– А вы откуда здесь?! – изумлённо воскликнул он, не ожидая от них такой прыти и не зная о смелом почине их 3-го взвода.

Генерал распорядился не тратить время на пленных, а без задержки продолжать атаку. Полковник Кутепов обходил Лежанку справа, 2-я и 4-я роты зашли слева, прямо ринулась 1-я рота. На соборной горе посреди площади стояла церковь. Около неё – 4 горных орудия красной батареи продолжали вести огонь. Возле пушек суетилась прислуга.

Первым на площадь ворвался поручик Успенский и метнулся к орудиям, за ним ещё несколько офицеров 1-й роты. Обалдевшие от неожиданности и ужаса красноармейцы не стали сопротивляться и разбежались в разные стороны. Несколько красных артиллеристов застыли на месте и с помертвевшими лицами тут же сдались в плен, среди них стояли трое в офицерских погонах.

На правом фланге атаки, у ветряных мельниц, продолжала стрелять ещё одна батарея красных. Офицеры полковника Кутепова не успели её пленить. Увидев стремительно приближающихся «кадет», батарея своевременно снялась с позиции и помчалась прочь из Лежанки, бросив лишь зарядный ящик. Левое крыло Офицерского полка тоже не встретило сопротивления, и 2-я и 4-я роты быстро вошли в село, собирая толпы пленных и отстреливая одиночных убегающих корасноармейцев. Ещё левее энергично обтекали село конная лава полковника Гершельмана и конные разведчики 1-й офицерской батареи.

Пока марковцы входили в Лежанку в центре фронта армии, чехословацкий и юнкерский батальоны и Корниловский полк наступали на левое крыло обороны красных. Генерал Корнилов подъехал к строю юнкеров и осадил коня. Он не умел произносить пышные речи и, пристально вглядываясь в лица юношей, громко сказал:

– Лежанку надо взять! Возьмите Лежанку!..

Этих нескольких слов, сказанных с чувством, хватило, чтобы все присутствующие поняли важность поставленной задачи.

Корниловцы развернулись в боевой порядок. «Мы идём цепью по чёрной пашне, – нарисовал картину атаки Р. Б. Гуль. – Чуть-чуть зеленеют всходы. Солнце блестит на штыках. Все веселы и радостны – как будто не в бой…

 
Расходились и сходились цепи,
И сияло солнце на пути.
Было на смерть в солнечные степи
Весело идти… —
 

бьётся и беспрестанно повторяется у меня в голове.

Вдали стучат винтовки, трещат пулемёты, рвутся снаряды. Недалеко от меня идёт красивый князь Чичуа, в шинели нараспашку, следит за цепью, командует: “Не забегай вы там! Ровнее, господа”. Цепь ровно наступает по зеленеющей пашне…»[123]

Далеко влево прокатилось решительное «ура». Канонада боя в Лежанке стала резко смолкать. Когда корниловские цепи подошли к плотине, сопротивление красных было уже сломлено напором Офицерского полка. Раздавались лишь редкие, беспорядочные винтовочные выстрелы, а пулемёты красных упорно молчали, что вселяло в души некоторых корниловцев тревогу. «С приближением к гати и кирпичным печам с их громадными складами закрадывалось предположение, что товарищи подпустят нас к самой реке и перестреляют, как куропаток»[124], – вспоминал участник боя, корниловец М. Н. Левитов.

Центром на гать развернулся 1-й офицерский батальон корниловцев. У самой плотины передовые цепи заметно прибавили шаг и стали сгущаться – купаться в ледяной воде без нужды никому не хотелось. Первой бросилась на переправу 3-я офицерская рота и в мгновение ока проскочила на другой берег реки, к кирпичным печам. Её порыв поддержали пулемёты. К счастью, красных там уже не было. В противном случае под огнём на узком открытом месте корниловцам пришлось бы туго… Перед плотиной тянулась линия свежевырытых пустых окопов и пулемётное гнездо. Повсюду виднелись следы спешки – брошенные винтовки и патронташи. Красные бежали, как только центр их обороны оказался прорван Офицерским полком.

На левом фланге общей атаки не потребовалось вводить в дело Партизанский полк. «Я отчетливо видел, как беглецы быстро движущимися чёрными точками усеяли всю возвышенность за слободой, за которой бешено скакали повозки с “товарищами” и батарея, – отмечал А. П. Богаевский. – Марковцы и корниловцы настойчиво преследовали бегущих. Конница Глазенапа охватила часть их обоза. Партизанам уже делать было нечего. Противник исчез. Я приказал свернуть полк и повел его в Лежанку»[125]. В Лежанке добровольцы захватили в плен несколько сотен красноармейцев, большинство из которых расстреляли. Кроме того, им досталась богатая военная добыча – четырёхорудийная батарея, несколько пулемётов, большое количество винтовок и патронов к ним, а также много амуниции и повозок. Правда, все трофейные артиллерийские орудия оказались горного образца той модификации, снаряды которой не подходили к трёхдюймовым орудиям добровольцев.

Генерал Марков на коне объехал свои части, широко разбросанные по селу. В расположении 4-й роты он увидел скопление пленных.

– На кой ляд вы их взяли?! – раздражённо прокричал он и, развернув коня, умчался дальше.

Посетив 2-ю роту, генерал поскакал к церковной площади. Подъезжая к церкви, он услышал у себя за спиной беглую винтовочную стрельбу и отправил ординарца узнать – в чём дело. Вскоре тот вернулся с докладом:

– Стрельба по вашему приказанию, ваше превосходительство!..

Сергей Леонидович остался крайне недоволен действиями технической роты, особенно её перебежками в боевой линии и задержкой во время атаки моста. За это командира сместили с должности, и роту принял полковник Бонин.

Корниловцы 2-й роты встретили в селе около дюжины пленных австрийцев, которых красные заставили рыть окопы. Офицеры их отпустили, а чехи отловили и всех расстреляли. Они лютовали особенно и косили пленных из пулемёта.

Выпустив самые тяжёлые пары эмоций в первые часы после боя, добровольцы потихоньку стали остывать и относиться к пленным более разборчиво. Например, группу молодых солдат и мобилизованных красными сельчан отпустили, предварительно крепко, до крови, выпоров нагайками.

На площади, у дома, отведённого под штаб, под охраной двух часовых стояла шеренга пленных офицеров-артиллеристов. Проходившие через площадь добровольческие части выказывали пленным своё презрение. В глазах добровольцев читалась нескрываемая ненависть, слышались угрозы и гневная брань. Лишь близость штаба спасла пленных от жестокой расправы. Артиллеристы готовы были провалиться сквозь землю. Их лица – белее мрамора, спины сгорблены, глаза опущены.

Проходивший мимо генерал Алексеев остановился и разразился фонтаном упрёков, завершив свою грозную речь грубым бранным словом.

К пленным подъехал пышущий гневом генерал Марков.

– Да какой ты капитан! – дико заорал он на пленного, в его голосе катились громы и сверкали молнии. – Расстрелять, и точка!

Но главнокомандующий воспретил:

– Всех офицеров предать полевому суду! Сергей Леонидович, офицер не может быть расстрелян без суда.

Случилось так, что семьи пленных офицеров проживали в том же доме, где разместился штаб армии. Их жёны со слезами на глазах неоднократно умоляли штаб и главнокомандующего о помиловании и отмене полевого суда. «Но генерал Корнилов этого сделать не мог, – вспоминал С. М. Трухачёв. – Если бы он это сделал, то больше ни одного пленного к нему бы не привели, и ценою этого суда покупалось доверие к словам командования и гарантия от самосудов в будущем»[126].

Полевой суд состоялся той же ночью. Участие в нём принял и Н. Н. Львов, много сделавший для оправдания подсудимых. На допросе пленные артиллеристы отрицали, что участвовали в бою по доброй воле, и заявили, что красные держали их семьи заложниками. Кроме того, они утверждали, что плохая стрельба красной батареи – дело их рук. «Оправдания обычны: “Не знал о существовании Добровольческой армии”… “Не вёл стрельбы”… “Заставили служить насильно, не выпускали”… “Держали под надзором семью”… Полевой суд счел обвинение недоказанным. В сущности, не оправдал, а простил, – писал А. И. Деникин. – …Итак, инертность, слабоволие, беспринципность, семья, “профессиональная привычка” создавали понемногу прочные офицерские кадры Красной армии, подымавшие на добровольцев братоубийственную руку»[127]. Решение суда добровольцы приняли сдержанно, хотя и двойственно. Все оправданные артиллеристы поступили в ряды армии. В частности, троих из оправданных судом офицеров 39-й артбригады, штабс-капитана Шпилиотова, поручиков Парфёнова и Руссецкого, зачислили в ряды 4-й батареи. Жена одного из офицеров пошла работать в походный лазарет сестрой милосердия.

После перехода и боя армии требовался хотя бы кратковременный отдых. Ещё не все втянулись в походную жизнь. Давало о себе знать физическое и нервное напряжение, пережитое во время сражения.

Добровольцы широко расположились на отдых по всей Лежанке. То и дело то в одном, то в другом конце села раздавались сухие винтовочные выстрелы – так вершилась расправа над пойманными красноармейцами. Как правило, пленных расстреливали в садах, но иногда и прямо на улице. «Одиночные выстрелы не смолкают, – вспоминал И. А. Эйхенбаум. – Может быть, это охотятся за курами, а может быть, достреливают обнаруженного в подвалах и чердаках врага… Брать в плен мы ещё не научились… Во дворе, у коновязей, вижу штук шесть-семь свиней, выедающих мозги с ещё не остывших трупов»[128].

Расстрелы продолжались и на следующий день. Немало офицеров изъявляло желание участвовать в них. К удивлению многих, в расстрельную команду пришла и юная баронесса София де Бодэ. Двадцатилетняя, стройная, красивая девушка, с круглым лицом и голубыми глазами, в нарядном, хорошо подогнанном мундире прапорщика – она жутковато смотрелась в этой роли. Во время расстрела лицо её становилось каменным, а взгляд ледяным. «Люди падали друг на друга, а шагов с десяти, плотно вжавшись в винтовки и расставив ноги, по ним стреляли, торопливо щёлкая затворами, – описывал свидетель расстрела Р. Б. Гуль. – Упали все. Смолкли стоны. Смолкли выстрелы. Некоторые расстреливавшие отходили. Некоторые добивали штыками и прикладами ещё живых. Вот она, гражданская война; то, что мы шли цепью по полю, весёлые и радостные чему-то, – это не война… Вот она, подлинная гражданская война… Расстреливавшие офицеры подошли. Лица у них бледны. У многих бродят неестественные улыбки, будто спрашивающие: ну, как после этого вы на нас смотрите?»[129]

Ехавший в обозе известный политик[23]23
  Н.Н. Львов был депутатом Государственной Думы I, III и IV созывов, где занимал ряд ответственных должностей. – Примеч. авт.


[Закрыть]
и общественный деятель Н. Н. Львов вышел в поход вслед за двумя своими сыновьями, офицерами-лейбгвардейцами. Они служили в 3-й роте Офицерского полка. Прослышав, что у полковника Кутепова есть раненые, а, возможно, и убитые, Н. Н. Львов бросился искать хаты, где квартировала гвардейская рота. Добравшись до них, он с облегчением узнал, что его родные целы и невредимы. «От сердца отлегло, – описывал он свою радость. – Как весело и радостно было увидеть своих. У младшего оказалась легкая царапина на верхней губе от осколка снаряда. Какое счастье. На волосок, и молоденькое лицо его было бы навсегда обезображено. Теперь с повязкой под носом он забавно, по-детски смеялся»[130]. Молодые офицеры весело говорили о перипетиях минувшего боевого дня и сушили промокшую насквозь одежду.

Великовозрастный капитан Зейме, которого офицеры прозвали «папашей», со смехом рассказывал, словно про забавный случай, как во время переправы соскользнул на глубину и начал «пускать пузыри». А ведь у него пошаливало сердце и всё могло кончиться трагически. Но, стоя босиком в одной рубашке у растопленной печи, капитан весело приговаривал:

– Удовольствие, скажу, не из приятных – утонуть в речке под Лежанкой!

Продрогшие после купания в ледяной воде, молодые офицеры как дети радовались теплу печи, нехитрой походной пище. Они где-то раздобыли ведро водки и спасались ею от простуды. По рукам гуляла хмельная кружка, а с уст не сходила улыбка. И трудно было поверить, что всего лишь несколько часов назад они шли в цепях на пулемёты, под пулями вязли в илистом дне реки, взламывая лёд прикладами винтовок…

Радостным оптимизмом заразился от молодёжи и Н. Н. Львов, писавший: «Всё это выносилось легко. После тяжёлых дней Ростова, когда чувствовалось, как верёвка все более и более сжимала горло, победа над большевиками вливала столько бодрости и уверенности в своих силах. Казалось, весь поход мы сделаем, как военную прогулку»[131].

К всеобщему удовольствию, на площади устроили джигитовку. Едва касаясь копытами земли, летала по кругу маленькая белая лошадь, а на ней лихо джигитовал удалой текинец. Мелькала его малиновая черкеска, то на скаку свешивалась до земли, то взлетала вверх, то снова падала.

Вечером 22 февраля (7 марта), в присутствии главнокомандующего, генерала Алексеева, штаба армии и других старших начальников убитых отпевали в церкви. Добровольцы провожали в последний путь своих погибших боевых товарищей: 4[24]24
  По свидетельству В.Е. Павлова, Офицерский полк потерял убитыми 4 офицеров, все из взвода поручика Кромма (Павлов В.Е. Марковцы в боях и походах за Россию в освободительной войне 1917–1920 годов. Книга первая 1917–1918 гг. Париж, 1962. C. 136).


[Закрыть]
офицера из Офицерского полка, все четверо из взвода поручика Кромма 1-й роты, и двоих донцов из Партизанского полка, офицера и казака. «Мы проводили их с воинскими почестями до их могилы на сельском кладбище, – описывал похороны добровольцев В. Е. Павлов. – Отслужена была последняя лития, а потом генерал Алексеев сказал со слезами на глазах о наших первых жертвах похода, о нашей обречённости в дальнейшем»[132]. В обозе шрапнелью убило старого полковника. По возрасту он уже не мог идти в строй, но подрядился возчиком и доставлял пулемётные ленты в цепь. Шальной снаряд разорвался над самой повозкой, буквально изрешетив шрапнельными пулями полковника и его лошадь… Раненых, по разным данным, насчитали от 12 до 20 добровольцев. Потери красных составили свыше 500[25]25
  Потери красных убитыми – 540 человек, а добровольцев – 3 офицера 1-й роты Офицерского полка, привёл в своих воспоминаниях С.М. Пауль (Пауль С.М. С Корниловым // Ледяной поход. М.: Голос, 1993. C. 196). Р.Б. Гуль назвал цифру – 507 убитых красноармейцев (Гуль Р.Б. Ледяной поход (С Корниловым). Берлин: Издательство С. Ефрона, 1921. C. 72). – Примеч. авт.


[Закрыть]
человек убитыми, по большей части расстрелянными.

Большое, богатое село оказалось полупустым. Значительная часть жителей, поверившая рассказам о бесчинствах, чинимых «кадетами», оставила свои дома и ушла. «Обычно, если нет хозяев, то в печке всегда есть горшок со щами или жареное мясо – страховка против разграбления и уничтожения со стороны противника, – вспоминал днёвку в Лежанке А. И. Эйхенбаум. – Здесь всё пусто. Ещё мрачнее кажется село, не соблюдающее боевых традиций»[133]. К удивлению сельчан, добровольцы не отбирали, а просили и за всё просимое платили.

На другой день после боя многие из сбежавших вернулись в село и с изумлением нашли свои хаты целыми и неразграбленными. Не вернулись в основном сельчане призывного возраста, опасаясь, что добровольцы их мобилизуют, и те, кто служил у красных. «Обширные владения, как говорили, до 100 тысяч десятин, принадлежали сельскому обществу, – свидетельствует Н. Н. Львов о достатке сельчан в Лежанке. – Лишь меньшая часть земли была под пашней. Необъятные пространства оставались под залежами, ковыльными и пырьевыми степями. На них паслись гурты скота. Урожай снимали до 200 пудов пшеницы. В редком дворе не стояли скирды немолоченного хлеба. Повсюду сытость и довольство. Для тех, кто видит в русской революции социальную, вызванную крестьянским малоземельем, есть над чем задуматься… А между тем, это богатейшее ставропольское селение было гнездом большевизма»[134].

Оставшиеся в селе жители принимали добровольцев хлебосольно, но сдержанно выказывали свои симпатии, опасаясь мести ушедших с красными односельчан. Опираясь на свидетельства местных жителей, типичный рассказ о становлении новой революционной власти в Лежанке привёл в своих воспоминаниях Н. Н. Львов: «…в Лежанке большевиками оказались солдаты, ушедшие с кавказского фронта и застрявшие в Ставропольской губернии. К ним тотчас примкнул весь сброд бездомных, воров и конокрадов, выпущенных из тюрем и вернувшихся в село… Прежде всего произошёл бабий бунт. Бабы разгромили лавки и растащили мануфактурный товар. Высокая цена на ситец вызвала бабий бунт. Потом принудили мельников даром молоть зерно. Учинили разгром винных лавок. Убили волостного старшину. Образовался революционный комитет. Какой-то солдат встал во главе. В большом здании школы происходил суд и приговорённых расстреливали тут же у забора»[135]. После первых же расстрелов недовольные новыми порядками сельчане вынуждены были покориться революционной власти.

С приближением к селу Добровольческой армии, красноармейцы несколько раз митинговали. Застрельщиками на митингах были артиллеристы и солдаты 154-го Дербентского полка. «Им сказано, что “корниловцы”, они же “кадеты” и “белобандиты” – разрушили железные дороги и поэтому-де дербентцев нельзя демобилизовать и отправить домой.

– Уничтожьте их! – говорят дербентцам, – и вы сможете благополучно уехать домой…»[136] Активисты подбили остальных встретить добровольцев огнём, мобилизовали местных жителей, раздав им винтовки.

При примерном равенстве сил, красные с самого начала сражения выбрали оборонительную тактику, уповая на неприступность своей позиции, усиленной естественной преградой – рекой Средний Егорлык, и силу своего огня. Но они не учли профессионализм добровольцев. Инициатива оказалась в руках у Добровольческой армии, что и решило исход боя. Они применили несложный, но действенный приём: решительный удар с фронта с одновременным обходом фланга. «На большевиков, видимо, неотразимое впечатление произвело спокойное, без всякой суеты, стройное, как на учении, развертывание армии, – подводил итоги сражения А. П. Богаевский, – смелый переход ее в наступление и атаку и меткий огонь. Добровольцы увидели перед собой многочисленного, хорошо вооруженного противника, занимавшего сильную позицию, но скоро убедились в отсутствии у него стойкости войск и толкового управления боем»[137]. Успеху добровольцев способствовало отсутствие опасности в тылу и на флангах, в результате чего армия смогла сосредоточить почти все свои силы на переднем фронте.

Убедительная победа в бою за Лежанку имела огромное нравственное значение для добровольцев. Они поверили в свои силы, в полководческий дар своего вождя, в выдающиеся способности штаба армии и других строевых начальников. В дальнейшем большинство многочисленных боёв похода имели похожий план и характер.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации