Текст книги "Левый глаз (сборник)"

– Я бывал во всех штатах.

– Хорошая шутка! – Он хохочет и хлопает меня по плечу. – Я лично не знаком ни с одним человеком, который был во всех штатах! Что там делать – во всех штатах?

– Дела, дела… – я развожу руками. – Думаю, ты тоже пришел сюда не только для того, чтобы слушать музыку?

– Здесь я только ради музыки. – Он откидывается назад, облокачивается о стену и делает последний глоток из кружки. – Мне тоскливо здесь, в этой дикой стране. В этом холодном городе есть лишь несколько заведений, где можно услышать нормальную музыку – блюз, буги. Большинство людей слушает здесь нечто неописуемое. Русский вариант третьесортного диско. Ты слышал такое?

– Нет. Я здесь недавно.

– Ты не русский, насколько я понимаю? – спрашивает он меня. – Ты – англичанин?

– Почему ты так решил?

– Ты говоришь так, как говорят англичане.

– Просто у меня классический английский, – поясняю я. – Я всегда говорю на классических вариантах языков, нет времени учить диалекты.

– Что ты делаешь в России?

– Меня больше интересует, что здесь делаешь ты. – Я мягко настойчив, но с мягкостью моей трудно бороться, она обволакивает, как паутина. – Расскажи, старина. Я угощу тебя выпивкой. Что ты предпочитаешь?

– Пиво. Русское пиво удивительно хорошее. Немногое из того, что мне нравится здесь.

Я заказываю для него пиво. Сам я пью водку – как всегда. Предпочитаю чистые жидкости.

– Я музыкант, – вдруг говорит он. – Я играл блюз тридцать лет. Я – гитарист. Довольно неплохой гитарист, говорят. Только блюз играется совсем не так, как делают эти русские. Они играют профессионально, но не понимают сути блюза. Блюз – не в словах и не в аккордах. Он между слов и аккордов. Ты дернул струны, прокричал в микрофон свою строчку, и замолчи на секунду. Вся суть – в этой паузе. Те, кто слушает, должны сами додумать слова в этот пустой момент времени, заполнить его собой. Главное – не сбиться с ритма. И тогда следующий аккорд будет воспринят, как откровение. Совершенно необязательно при этом петь голосом Би-Би Кинга. Белый человек – всегда белый.

– Это интересно. – Я залпом выпиваю свои сто граммов водки. Все, больше мне не положено. – Но это не то, из-за чего ты приехал в Россию. Правда?

– Правда, – бормочет он. – Я бросил это, больше не играю музыку. Уже пять лет.

– Чем же ты занимаешься?

– Я копаю землю.

– Что?

– Ищу клады.

– Хорошее занятие – искать клады, – улыбаюсь я. – Только мне кажется, что это не слишком подходящее занятие для людей твоего возраста. Оно скорее подходит для романтичных мальчиков – тех, которые любят читать про пиратов.

– Ты не понимаешь. – Дэниэл не обижен, он уже привык такому отношению. – Если ты проснешься однажды утром и вдруг решишь: "А буду-ка я теперь кладоискателем", то, естественно, ни черта не добьешься. Тут нужен серьезный подход. Есть целый клан людей, который занимается этим. Они хорошо подкованы в своем деле. Они не публикуют в прессе свои секреты, но знают свое дело, уверяю тебя. И это далеко не мальчишки…

– Ты знаком с ними?

– Да, я стал одним из них. Они сами позвали меня. Они настойчиво приглашали меня присоединиться к ним, и однажды я сдался. Я бросил играть музыку, приехал к Сэму Роджерсу в Мичиган и присоединился к поискам.

– Почему?

– У меня есть способности. Талант, можно сказать. Я чувствую, где лежит то, что под землей.

– У тебя всегда был этот дар?

– Всегда, с самого детства. Первый свой клад я нашел, когда мне было тринадцать лет, на берегу Соленого Озера, как сейчас помню. Тогда я был бойскаутом.

– Ты и сейчас продолжаешь находить клады?

– Сейчас – редко. – Дэн поднимает голову. – Я просто боюсь их находить. За мной следят. Следят постоянно. Они знают, что я – удачливый. Зря я связался с кладоискателями, они – завистливые люди. Лучше бы я продолжал играть блюз.

– Ты сбежал от них?

– Сбежал… – Дэн достает носовой платок. Он вытирает пот с лысины. – Можно сказать и так. Хотя дело совсем не в этом.

– Ты ищешь клады в России? Мне кажется, это бесперспективное занятие. Ты все равно ничего не сможешь отсюда вывезти.

– Я ищу другое. Совсем другое. Золотая Лоза… Я слышал, что в последний раз ее видели в России. Здесь, в этом городе.

– Золотая Лоза? Что это? Какое-нибудь украшение?

Он смотрит на меня и испуганно моргает. Может быть, до него дошло, что он рассказал слишком много сокровенного незнакомому человеку. Но он расскажет мне все, никуда не денется. Потому что он – мой клиент. Я нашел его.

– Кто ты такой? – Дэн резко отстраняется от меня. – Ты даже не сказал, как тебя зовут! Ты от них, да? От Роджерса и компании? Вы нашли меня…

– Я не знаю никакого Роджерса, – стараюсь говорить мягко, не пугать его еще больше. – Просто я хочу кое-что предложить тебе, Дэниэл – в обмен на твою откровенность.

– Что ты можешь мне предложить?! – Он пытается встать.

– Сядь, Дэн, – я говорю еще мягче, почти шепотом, но он послушно шлепается на скамью. – Что такое Золотая Лоза? Расскажи мне.

– Ладно, – он доверительно нагибается к моему уху. – Ты знаешь, кто такие лозоходцы?

– Кто?

– Я – лозоходец, – он тыкает себя в грудь пальцем. – Трудно найти клад просто так, с бухты-барахты. Нужно взять в руку прутик, лозу. Нужно идти и держать этот прутик над землей. И над тем местом, где что-нибудь спрятано, лоза сделает кивок – вот такой.

Он показывает рукой, как кивает лоза.

– Как просто! – Я недоверчиво качаю головой. – Взял прутик и иди? И все он тебе покажет?

– Тебе – нет. А мне покажет. Это особый дар. Только у очень немногих людей лоза ведет себя, как живая. Я как раз такой человек, лозоходец.

– Так что же тебе еще нужно, если у тебя есть дар?

– Лозоходец – очень трудная работа, она выматывает душу. Дай бог, чтобы на тысячу кивков лозы пришлась хоть одна находка, отдаленно напоминающая клад. Ты представляешь, сколько ям приходится рыть впустую? Сколько кубометров земли пропускать сквозь пальцы, чтобы обнаружить, что на этот раз тебе снова попался всего лишь десятицентовик столетней давности? Мне нужна Золотая Лоза.

– Она точно определяет клады?

– Да! – Глаза его загораются. – Любой кладоискатель мечтает найти Золотую Лозу. Говорят, с ее помощью находили целые состояния. Только Лоза не задерживается долго в одних руках. Она переходит в новые руки, как только ее владелец становится богат. Она приносит счастье! Говорят, что тот, у кого она побывала в руках, никогда не будет беден, и проживет сто лет без болезней!

– Ты не думаешь, что это всего лишь легенда?

– Скажи лучше, что ты считаешь меня идиотом! – Дэн обиженно шмыгает носом. – Все вы так – залезете в душу, а потом смеетесь. Знаешь, пойду я, пожалуй. Счастливо оставаться.

– Я знаю, где найти Золотую Лозу, – говорю я.

– Иди к черту…

– Ты посылаешь к черту каждого, кто говорит тебе, что он что-то знает? – вежливо интересуюсь я. – В таком случае поиск твой будет бесконечен, друг мой.

– Не понимаю, что тебе от меня нужно. – Он встает, глаза его бесцельно шарят по залу. Он изрядно пьян.

– Я обещал тебе кое-что в обмен на твой рассказ. Теперь пришло время выполнить мое обещание. Я держу свои обещания, Дэн.

– Ну, где Золотая Лоза?! – Он резко оборачивается, едва не падает на стол. – Говори, раз начал…

– Пойдем.

Я бросаю деньги на стол и выхожу из зала. Поднимаюсь по лестнице. Не оглядываюсь, знаю, что мой клиент не отстанет. Он пыхтит сзади. Он побежит теперь за мной хоть на край света.

Последний аккорд блюза глохнет за закрывающейся дверью.

* * *

Мы идем по обледенелой ночной улице, снег скрипит под ногами. Я никогда не был здесь. Я не знаю места, где должен расплатиться со своим клиентом. Жду знака. Интуиция не должна подвести меня.

Большая дворняга, похожая на облезлого шакала, пробегает мимо нас, едва не сбивая нас с ног, и ныряет в подворотню.

– Это здесь, – говорю я.

Мы заходим в маленький внутренний двор. Старые дома спят, опустив веки штор. Черный деревянный забор покосился, лег плашмя на мусорный ящик. Дворняга стоит здесь и смотрит на нас дикими глазами. Она дрожит от холода.

– Золотая Лоза здесь, – произношу я.

– Где? В этой помойке? – Дэн едва не плачет. – Куда ты затащил меня? Кто ты вообще такой?

– Я – ангел.

– Ангел?! – Дэн икает – то ли от изумления, то ли от возмущения. – Ты ангел?! Да ты шизофреник!!!

Я молча расстегиваю пуговицы. Люди такие недоверчивые, им нужно все увидеть своими глазами, чтобы поверить. Я снимаю пальто и кидаю его на землю.

Теперь я гол по пояс. Мне не холодно, приходилось видеть и не такие морозы. Белые крылья тихо шуршат, расправляясь за моей спиной. Белые крылья ангела.

– О Боже… – Дэн отступает назад шаг за шагом. Руки его дрожат. – Ты ангел… Никогда не думал, что ангелы пьют водку…

– Обычно не пьют, у меня на это специальное разрешение. – Я поднимаю трость и отвинчиваю костяную ручку. Достаю из образовавшейся трубки тонкий длинный прутик, сияет в темноте желтым светом. – Ты знаешь, что это такое, Дэн?

– Да… Святая Мадонна… Это Золотая Лоза!

– Ты удивительно догадлив, Дэн. Это она.

– И ты… Ты дашь ее мне?

– Да. В обмен на одну маленькую вещицу.

– Какую?!

– В обмен на твою душу.

– Душу? – Даже в темноте видно, как он бледнеет. – Я думал, что охотиться за душами – это занятие дьявола, а не ангелов!

– А за чем же, по-твоему, охотятся ангелы? За телами? Тело можешь оставить себе, оно тебе еще пригодится.

– Ты хочешь забрать мою душу? А я не умру после этого?

– Ты проживешь до ста лет без болезней. И будешь богат. Ты заслужил исполнение своих желаний.

– Но я же не смогу вывезти Золотую Лозу из России! Меня засекут на таможне.

– Ты вывезешь ее без труда.

– Роджерс убьет меня, – говорит Дэниэл, он все еще пытается найти лазейку, чтобы избежать соблазна. – Он убьет меня и завладеет Лозой.

– Роджерс и его компания будут ползать перед тобой на коленях, будут смотреть на тебя, как на бога. Все клады Нового Света будут твоими.

– Хорошо, я согласен, – быстро произносит он. – Что мне нужно делать? Подписать договор своей кровью?

– Ну зачем же так, Дэниэл? – Я улыбаюсь. – Я хочу тебе лишь добра, сын мой. Дай мне руки.

Он делает шаг ко мне. Я беру в свои руки его холодные пальцы и чувствую, как душа его болезненно съеживается. Она не хочет ко мне. Души не всегда хотят добра. Им нравится сидеть в своих телах, несовершенных и неустойчивых.

– Больно! – дергается Дэн.

– Уже все. – Я достаю из кармана полотняный мешочек и ссыпаю туда что-то из своих ладоней.

– Что это? – Дэниэл подносит руки к глазам, с ужасом разглядывает их. – Где мои ногти?

– Я забрал их. На память.

Кончики пальцев Дэниэла теперь голые и гладкие. Мороз щиплет их. Он прячет руки в карманы. Облачка пара взволнованно вылетают из его рта.

– Почему ты забрал мои ногти?

– Потому что ты гитарист. Не волнуйся, ногти твои отрастут снова.

– Дай мне Лозу, – произносит он внятно.

– Бери. – Я протягиваю ему золотой прутик. – Это твое, Дэн. Иди и будь счастлив.

– Ангел… – бормочет он. – Спасибо, Господи. Я поставлю в церкви большую свечу. Я буду молиться перед сном.

– Ага, – я хлопаю его по плечу. – И не забывай ходить на исповедь, это очень важно.

Дэниэл поворачивается, бредет нетвердой походкой, пока не исчезает в темноте.

Я еще увижу его – через несколько десятков лет. Это совсем немного. Для меня это лишь краткий миг.

Теперь я догадываюсь, зачем Дэниэл понадобился Шефу. Он – хороший блюзовый гитарист. Золотая Лоза, клады… какая чепуха! Шефу плевать на это, шеф любит блюз.

Скоро в нашей команде будет новый хороший гитарист.

Ногти этого человека снова отрастут, только они будут черными и острыми. До конца жизни ему придется ходить в перчатках, чтобы не пугать людей. Но люди все равно будут пугаться его.

Желания его исполнятся.

Какой грех совершил сей человек? За что он наказан?

Он изменил блюзу, променял его на золото. Это – грех.

Я поднимаю руки, отрываю бутафорские ангельские крылья и кидаю их в сугроб. Они мне больше не нужны. Спина зудит от клея.

Снимаю шляпу, провожу ладонью по голове. Маленькие острые рожки – вот они, никуда не делись. Их трудно замаскировать. Приходится всегда носить головной убор.

Снимаю брюки. Теперь я гол. Что ж поделать – в ад всегда приходят нагими. А мне пора возвращаться домой. Хвост мой, освобожденный из штанины, норовит обвиться вокруг ноги. Домой. Пора домой.

– Вот и все, Фенрир, – говорю я псу, – нам пора возвращаться. По-моему, мы неплохо поработали сегодня. Ты что, замерз?

Пес кивает головой.

Правильный диалог

– Слушай, Петя, – произнес Аркаша, – у меня тут проблема небольшая образовалась. Ты у нас писатель опытный, раскрученный. Может, посоветуешь чего?

– Легко, – вальяжно ответил Петя. – По текстам я супермастер, пишу их только так, левой ногой. Всем очень нравится. Критики, правда, лаются, сволочи, говорят, что я, типа, языком не владею… Ну и пошли они, эти критики – в смысле, на хрен. Главное, чтоб народ тебя любил, Петя. Если народ тебя полюбит, то считай всё, поперло – бабло так и начнет капать. Народ – это главное. Вот еще и Пушкин так говорил. Или Достоевский, я уж не помню. Ты читал Достоевского?

– Не, – признался Аркаша.

– Я тоже, – доверительно сообщил Петя. – Но помню, что он чего-то такое говорил. Вот когда-нито возьму и прочитаю всю классику. Всю! Только пока некогда, времени мало, писать надо! Через две недели новый роман сдавать, а у меня еще полкнижки не написано. Боюсь, не успею.

– Успеешь! – выдохнул Аркаша, глядя на Петю с восхищением. – Ты такой… Я когда смотрю, как ты быстро печатаешь, просто охреневаю. Ты просто гений!

– Это ты уж загнул, – Петя с плохо скрываемой гордостью осмотрел свои толстые пальцы. – Ты бы видел, как Серега печатает! Лупит по клаве как из пулемета! Прямо оглохнуть можно! Вот это скорость! Вот это точно гений! Ну ладно, что у тебя там за проблема? Колись.

– Я на диалогах завис, – уныло сообщил Аркаша и отхлебнул пива. – Так вроде все нормально у меня там, люди всякие слова говорят, и слова-то правильные, а вот чего-то не хватает. Не душевно выходит, и все тут.

– А ну-ка, зачти отрывок, – великодушно разрешил Петя и тоже припал к пиву.

– Вот здесь, значит, – Аркаша суетливо полез во внутренний карман, выудил вчетверо сложенный лист бумаги, развернул и начал читать. – Открыв дверь, в комнату вошла очень красивая девушка со светлыми волосами и ногтями, покрашенными красным маникюром. «Здравствуй, Слава», – сказала она, и при этом запахло дорогими духами, которые, судя по очень утонченному запаху, она купила в Париже. «Здравствуй, Марианна, – сказал Вячеслав, и при этом он закурил сигарету Винстон от золотой зажигалки, которую он взял в руку, – как у тебя дела»? «Дела у меня хорошо, – сказала Марианна, – но только я давно не слышала, чтобы ты говорил мне, что ты меня любишь. И поэтому я сомневаюсь». «Я тебя люблю, – сказал Вячеслав, – разве это не читается в моих глазах, которые зеркало моей души»…

– Стоп, стоп! – Петя замахал рукой. – Все понятно! Разговаривают они у тебя действительно правильно, грамотно написано, придраться не к чему – прямо как живые получаются. У тебя другая проблема: слишком много слова «сказал». «Сказал», «сказала», – нельзя так повторяться. Скучно это, непрофессионально. Выкинь это слово – «сказал», вообще забудь о нем. В каждой фразе должно быть новое, оригинальное описание – кто чего делает. И тогда сразу будет видно – мастер пишет. Вот, смотри.

Он взял свою книжку с полки, открыл и начал читать.

– «Что-то мы лоханулись, пацаны, – поковырял в носу Пятижильный, – опять солнцевские на нас наезжают». «Шеф, – приподнялся на ноги всем туловищем Карацап, – да ты только скажи, что делать, и мы всю братву в ружье бросим». «Это сейчас делать сразу нельзя, – Пятижильный пошел по полу комнаты, топая ногами в стильных кожаных ботинках за пять тысяч долларов и причесываясь расческой, – потому что это надо все сперва перетереть с одним конкретным человеком». «А, тогда это понятно, – сел обратно на стул Карацап, – но если что, то мы всегда готовы в бой, ты нас знаешь»…

– Здорово! – почесал в затылке Аркаша и достал из холодильника новую бутылку пива «Будвайзер». – То есть они у тебя разговаривают, и при этом еще все время что-то делают. И компактно получается, и динамика опять же бешеная. Особенно вот это талантливо вышло: «Поковырял в носу Пятижильный». Прямо вживую видишь, как он в носу ковыряется, бандюга. И палец у него такой кривой, переломанный, весь в татуировках, а на него надет перстень – большой, золотой, с драгоценными бриллиантами, Прямо как в кино! Тебе кино еще снять не предлагали?

– Все время предлагают, – поставил книжку обратно Петя. – Как тираж произведений за полмиллиона перескочил, так и начали предлагать. Только что толку? – он плюхнулся объемистым седалищем на табуретку, табуретка натужно скрипнула. – Они там сценарий требуют. Ну, написал я им сценарий. А они: «Переделать надо, слишком сложно написано, типа, слишком по-литературному, народ не пропрет». Я три раза уже переписал, а они опять: «Стрельбы мало, трахаются мало, нужно включить четыре сцены групповых сексуальных оргий, и чтобы еще у Пятижильного была биография священника, что он, в общем, раньше был попом, а потом менты у него мать убили, монашку – за то, что она им взяток не давала, и тогда он расстригся и в крутые пацаны подался, чтобы честно мстить». Как тебе такое, Аркашка?

– Да вроде ничего… – наивно захлопал глазами Аркадий. – Хорошая идея, между прочим. Я бы на твоем месте…

– Да что ты знаешь о моем месте? – заорав, приподнялся и навис над столом Петя. – Ты хоть понимаешь, какая это ответственность перед людьми?! Они же меня читают – миллионы людей по всей стране – в автобусах, в метро, самолетах и другом общественном транспорте! Куда не посмотришь – у всех в руках моя книжка! И как я им такую пургу гнать буду? Монашка не дала взятку ментам!!! О Боже! – Петя воздел руки к потолку. – Это же туфта, причем тут монашка, и причем менты? А я не могу писать неправду! Потому что народ меня тогда сразу разлюбит. И покупать перестанет. Надо держать марку!

– Уважаю я тебя за это, – тихо прошептал Аркадий. – Ты тридцать романов издал, мог бы и зазнаться, писать что попало, а наоборот, стараешься, бережешь репутацию.

– Тридцать два романа, – откусывая от бутерброда с копченой колбасой, уточнил Петя. – И дело вовсе не в репутации. Репутация моя никуда не денется, потому что она у меня очень высокая, понял? Я о своей душе забочусь, понял? Вот ты заботишься о душе, Аркаша?

– А как же, – пробормотал Аркадий. – Обязательно даже. Книгу читаю хорошую: «Трансцендентальная коррекция неоткорректированной прижизненной кармы». Очень способствует…

– Это ты брось, – Петя проглотил остатки бутерброда и смахнул крошки с усов. – Всякий там оккультизм никого до добра не доводил – поверь мне. Просто для того, чтоб хорошо писать, надо это честно делать. Тогда все само будет получаться.

– А мне иногда кажется, что честно – этого мало, – сказал Аркадий.

– Э, э, подожди! – взъерошился Петя. – Ты чего такое только что сделал?

– Как чего? – сказал Аркаша. – Сказал тебе свое мнение.

– Вот именно! – возмущенно вытаращил глаза Петя. – Сказал! А мы с тобой как договаривались? Никаких больше «сказал»! Ты должен был это произнести, или промямлить, или, на худой конец, просипеть или проскрежетать. Ты давай, кончай эту бодягу.

– Да я пытаюсь, – сказал Аркаша. – Пытаюсь заявить, или провозгласить, или хоть прокукарекать. Только не выходит. Наваждение какое-то.

– Ты серьезно? – не поверил Петя.

– Ей-богу, – сказал Аркаша. – Как будто кто-то заставляет меня это делать.

– Поклянись! – потребовал Петя.

– Не могу! – с отчаяньем сказал Аркадий. – Поклясться не получится. Могу только сказать, и больше ничего! Блин, да что со мной такое?

– Давай пивка тяпнем, и все пройдет, – участливо предложил Петя.

– Да что там пиво? – сказал Аркадий. – Мне вот почесаться до смерти хочется, спина зудит, словно там муравейник поселился, а не могу! Заклинило, и все тут!

– А если я тебя за уши потяну? – спросил Петя. – Или затрещину дам? Может, пройдет?

– Тогда я скажу тебе, чтоб ты прекратил меня за уши тянуть, – сказал Аркаша. – Лучше не делай так, Петь. Мне больно будет, а толку – ноль.

– Может, скорую вызвать? – предположил Петя. – Или там эту… психбригаду?

– Не, не вздумай, – сказал Аркаша. – Не хочу в психушку.

– Так и будешь всю жизнь сиднем сидеть? – Петя нервно дернул щекой. – Здесь, у меня на кухне? Мне это не надо.

– Я все понял, – сказал вдруг Аркадий. – Просек, в чем дело.

– В чем? – спросил Петя.

– Это автор, – сказал Аркадий. – Это он надо мной издевается.

– Автор? – Петя недоуменно заморгал. – Какой еще автор?

– Ну как какой? – сказал Аркаша. – Тот самый. Тот, который про нас пишет.

– А что, про нас кто-то пишет? – Петя настороженно обвел глазами кухню.

– Похоже, да, – серьезно сказал Аркадий. – Вот ты, Петя, знаешь, какая у тебя фамилия?

– Фамилия? – Петр задумался, насупив густые брови. – А в самом деле, какая?

– Вот видишь, – поучительно сказал Аркаша. – Не знаешь ты свою фамилию. И я свою не знаю. Потому что автор, черт бы его побрал, не удосужился ее назвать. Лень ему было, видите ли. Может, я – Тургенев. Или даже круче – сам Корецкий. Или Доценко. А вот сижу тут, и ничего не знаю.

– Нет, у Тургенева вроде другое имя было, не Аркадий, – усомнился Петя. – И не похож ты на него. У Тургенева ружье было, он с ним охотился. У тебя есть ружье?

– Откуда я знаю? – раздраженно сказал Аркадий. – Я вообще уже ничего про себя не знаю. Ты у нас свободен в действиях, сходи в прихожую, посмотри, с ружьем я пришел или без?

– Все чисто, – сообщил Петя, сбегав в прихожую и вернувшись обратно. – Слава богу! Что ты не Тургенев, это понятно, но вдруг ты какой-нибудь киллер? Напоил бы меня пивом, а потом шлепнул бы меня из этого самого ружья…

– Ты ненормальный, – сдавленно сказал Аркадий. – Из какого еще ружья?

– Ну, этого. Которое ты с собой не принес.

– Я сейчас сдохну, – с мукой в голосе сказал Аркаша. – Петя, ты должен меня спасти. Почеши мне между лопаток.

– Так лучше? – осведомился Петя, исполнив просьбу друга.

– Спасибо, – сказал Аркаша. – Считай, ты меня спас. Почти.

– Почему почти?

– Потому что мне отлить надо, – тоскливо сказал Аркаша. – Пива я сегодня тонну выпил, и, чувствуется, зря. Отлить ты за меня никак не сможешь. И минут через десять я лопну.

– Все, вызываю скорую! – решительно заявил Петя. – Иначе ты у меня тут умрешь от разрыва пузыря, а мне потом отвечай перед следствием. И отмывай тут все после твоего разрыва!

– Эй ты, сволочной автор! – заорал Аркаша. – Хорош издеваться, садюга! Ну-ка, отпусти меня!

– Подожди, – опешил Петя. – Ты понял, что сделал? Ты же заорал! Это что-то новое!

– Отлить хочу!!! – проорал Аркаша так, что у Петра заложило уши. – Эй, автор! Сделай так, чтоб я смог отлить, или я на тебя в суд подам!!!

– Только не на кухне пусть отливает, – спешно добавил Петя. – Пусть до толчка дойдет.

– А ты не лезь! – заорал Аркаша на Петю, бешено вращая глазами. – Не видишь, с автором разговариваю?! Суются тут всякие!!!

– Что, так и будешь теперь все время вопить во все глотку?

– Откуда я знаю? – провизжал Аркаша и шарахнул кулаком по столу так, что подпрыгнули разом все стаканы и бутылки. – Тебе бы такое мучение!!! Сразу бы все понял!

– Тихо, тихо… – Петя приложил палец к губам. – Смотри, кажется, отпускает… Дай-ка, я тебе помогу.

Он схватил субтильного Аркашу за шиворот могучей дланью и рывком поставил на ноги. Аркаша болезненно застонал.

– Ты болезненно стонешь, – зашептал Петя. – И кулаком стучишь по столу. Значит, все, отпустило тебя. Бегом в сортир!

– Бегом не могу, – прорыдал Аркашка. Слезы катились по его щекам.

– Тогда шагом. Или на четвереньках. Да хоть ползком! Пойдем.

Петя доволок спотыкающегося, подвывающего Аркашу до туалета, запихнул его внутрь, прикрыл дверь и вытер вспотевший лоб.

– Вам не стыдно? – спросил он у автора. – Приличный человек, вроде бы, а своего героя до такого довели…

«Да, что-то жестковат я сегодня, – подумал автор. – Даже жестоковат. Аркашка-то причем? Он у меня нежная душа, интеллигент, а я его так обидел, можно сказать унизил… Надо было Петю помучить. В конце концов, именно он вывел меня из себя своей дубоголовостью»…

– И не надейтесь, – заявил Петя. – Фиг вам, товарищ автор. Я у вас персонаж проработанный, колоритный, можно сказать, в законе. Меня обижать – вам же дороже выйдет. Вот перестану получаться – и все, плакало ваше вдохновение, и романы ваши плакали, и гонорарчики тоже. Живите тогда сами как хотите, а на меня не рассчитывайте!

«Тоже верно, – решил автор. – Аркаша – персонаж проходной, малоперспективный, вообще непонятно, что он тут делает. Забрел случайно. А Петя – типаж наработанный, удоистый. Не стоит его третировать без нужды – ему еще через пару глав от банды рокеров дрыном отмахиваться. Пожалуй, Пете нужно отдохнуть, расслабиться – с учетом предстоящей тяжелой работы. Стоит кое-что переписать. Ошибки хороши тем, что на них учишься. Тем, что их исправляешь».

Автор пробежался по клавиатуре, затер три страницы и Аркаша исчез, растворился в сортирном воздухе. Петя вздохнул с облегчением. Автор – тоже.

В дверь позвонили. Петя открыл и обнаружил на лестничной площадке сногсшибательную блондинку с ногтями, накрашенными красным лаком. Пахло от блондинки явным парижским парфюмом.

– Привет, Петя, – промурлыкала девушка, показывая початую бутылку «Хеннеси». – Меня зовут Марианна. Коньячку вмазать не хочешь?

– А ты ласковая? – поинтересовался Петя.

– Очень, – заверила блондинка. – Владею сорока пятью видами интима. И сорок шестым, дополнительным – для тех, кто мне лично нравится.

– Я тебе точно понравлюсь, – уверенно произнес Петя. – Заходи, цыпа. Начнем с сорок шестого способа.

Автор засучил рукава и бросился в бой.

Вдохновение наконец-то поперло.