Текст книги "Узоры для умных и тупых"

– Для чего тебе нужна эта заумь?

– Наши узоры. Все дело в них. Тебе никогда не хотелось узнать, откуда они появились? Ты же не думаешь, что их изобрел пролетарий-плиточник?

– Понятно… – я картинно сложил руки на груди. – И что тебе удалось откопать?

– У этих трудов есть одна интересная особенность – все они написаны учеными нашего города.

– И что с того?

– По данным конференции, феномен снижения уровня олигофрении имел место только в Нижегородской области, больше нигде. Из этого можно сделать вывод, что узоры были разработаны в Нижнем.

– Ты хочешь найти людей, которые это сделали?

– Да, конечно.

– Их убил Игорь, – жестоко сказал я. – Убил, закопал, на дощечке написал. Технологию присвоил себе. А мы разберемся с ним самим – другого выхода у нас нет. На этом закончится плохая история и начнется история хорошая. Я назначу тебя, Хуч, главным координатором по исключительно гуманному применению наших графических комбинаций. Нобелевку можешь забрать себе – думаю, это будет Премия Мира. Не нужны нам создатели узоров – старых и новых. Будем надеяться, что их нет в живых. Эта игрушка слишком опасная, дорогой мой Хуч.

– Игорь пудрит нам мозги, – встревоженно сказал Хуч. – Он обманывает нас, и пока я не могу понять, в чем. Нам нужна информация, как можно больше достоверной информации. Иначе он обведет нас вокруг пальца.

– Виталия Сергеича не обведет! – уверенно заявил я.

Виталий Сергеевич Ольгин уселся в кресло, открыл кейс и кинул на стол пяток цветных глянцевых фотографий.

– Его физиономия?

– Он самый, – сказал я, морщась от пикантной смеси удовольствия и отвращения. – Толстая рыжая сволочь. Как его зовут, узнали?

– И в самом деле Игорь. Игорь Федорович Сяганов. Живет на отшибе, на окраине Сормова. Адрес известен. Занятная у него там избушка…

– Сяганов? – Хуч оживился. – Знакомая фамилия. Где-то я ее видел…

– Подожди! – я нетерпеливо махнул рукой. – Виталий Сергеевич, как вы его зацепили?

– Очень просто. Он регулярно следит за вашей квартирой, а я – за ним. У него «Жигуль» третьей модели, старый, но в приличном состоянии. Стекла – высокой степени тонирования. Каждый день с двух дня до десяти вечера Сяганов проводит на улице, выходящей к вашему подъезду. Несколько раз сопровождал вас, Дмитрий, по пути следования вашего автомобиля.

– Вот гад, – выдохнул я. – Ну ладно, попался, голубчик. Когда брать его будем?

– Брать? – брови подполковника приподнялись как бы в искреннем недоумении. – Что значит брать?

– Как что? – на этот раз удивился я. – Мы приходим к нему в дом, берем его за хибон и… как бы это сказать… нейтрализуем. Потом забираем то, что принадлежит нам. А потом уезжаем.

– А в его доме есть что-то, принадлежащее вам? – Ольгин хитро прищурился.

– Есть.

– Все это незаконно, господа, – спокойно сказал Ольгин. – Абсолютно незаконно. Действия, которые вы планируете, грозят вам статьей уголовного кодекса Российской федерации. Точнее, сразу тремя статьями.

– Я ничего не планирую, – тут же забормотал Хуч. – Митя, я же тебе говорил, зря ты все это, ничего не выйдет…

– Помолчи, – оборвал я его. – Виталий Сергеевич, давайте говорить откровенно. Как вопросы такого рода решаются в вашем агентстве? Вы же их как-то решали до сих пор? Вы сами говорили, что для вас нет невозможного.

– Говорил… – Ольгин забарабанил пальцами по столу, полез за очередной сигаретой. – Можно, конечно, решить, если постараться, но сложно, сложно… Во-первых, у этого вашего Игоря не дом, а настоящий бастион. С виду – обычное одноэтажное строение, примыкает к заброшенному складу. Участок шесть соток, окруженный деревянным забором. Но есть основания подозревать, что на территории участка имеются подземные помещения, связанные с территорией склада. Я видел, как субъект наблюдения заходил в свой дом и через десять минут выходил с территории склада. Что там – просто туннель? Вряд ли. Я думаю, что там могут быть обширные помещения, защищенные современными техническими средствами. Значит, захватить субъекта на его территории будет не так-то просто, потребуется создание опергруппы из трех-четырех человек. Естественно, поскольку операция незаконна, всем им придется прилично заплатить…

Ольгин выразительно посмотрел на меня.

– Естественно, – я кивнул головой.

– Дальше: поскольку дом находится в населенном районе, операцию захвата могут наблюдать немало свидетелей. А это – немедленный вызов милиции и большие неприятности. Поэтому вопросы с УВД нужно решить заранее. Получить, так сказать, негласное разрешение. Лучше даже, чтобы во время операции присутствовал наш человек из Сормовского отдела УВД. Само собой, не бесплатно, человека нужно отблагодарить.

Я снова кивнул.

– В общем, то, чего вы хотите, будет стоить приличных денег, – резюмировал подполковник.

– Сколько именно?

– Нужно посоветоваться с людьми, все обсчитать…

– Не тяните кота за хвост, – сказал я. – Вы прекрасно знаете, сколько это стоит. Говорите. Мне нужно знать, потянем ли мы такое.

– Тридцать тысяч долларов.

Ольгин назвал сумму явно наобум, завысил ее раза в два, в расчете, что я начну торговаться и снижать цену. А я едва не взвыл от восторга, едва удержался, чтоб не заорать: «Да, да!!!»

Что такое тридцатка по сравнению с двумястами тысяч? Мелочь. Зато мы будем единственными владельцами уникальной технологии, монополистами. Будущее уже рисовалось мне в виде орла с золотыми крыльями и алмазной головой, парящего в недосягаемой для простых смертных высоте.

– Это возможно, – сказал я, задумчиво почесывая подбородок. – Тридцать, конечно, много, но… скажем так, двадцать две – сумма вполне реальная.

На этот раз чуть не взвыл Ольгин. Счастливые чертики запрыгали в его глазах.

– Что ж, – произнес он не менее флегматично, чем я, – пожалуй, на такой сумме мы и остановимся. Через неделю можно будет все сделать.

– Почему через неделю? Что, раньше нельзя? Завтра-послезавтра?

– Завалить все дело хотите? Я должен как следует обследовать территорию субъекта. Пока он следит за вами, порыскать по его владениям и выяснить, что нас там может ждать. Произвести, так сказать, рекогносцировку. Со своими хлопцами, опять же, договориться, подобрать надежных ребят, оргвопросы решить.

– Три дня, – сказал я.

– Пять. Никак не меньше. И аванс. Три тысячи прямо сейчас.

На том и сошлись.

19

Едва мы прибыли с Хучем домой, как он бросился к своим научным брошюркам и начал их ворошить. Через пять минут издал победный клич – я едва не оглох.

– Сяганов! – вопил он. – Сяганов! Ну конечно, он самый!

– Что означают сии истошные крики? – осведомился я.

– Профессор Сяганов Федор Андреевич! Такое сочетание тебе о чем-нибудь говорит?

– Похоже, что это папаша нашего Игоря Федоровича.

– Наверняка так и есть! Сяганов – известный нейрофизиолог, он занимался исследованиями неокортекса еще в шестидесятых-семидесятых.

– Ты становишься умнее меня, Хуч, – заметил я. – Говоришь слова, которых я не знаю.

– Неокортекс – это определенные участки серого вещества головного мозга. Понятно?

– Более или менее.

– Мы найдем этого профессора! – Хуч пришел в небывалое возбуждение, скакал козлом по своей захламленной комнате и сшибал все на пол. – Мы поговорим с ним! Мы узнаем, как все это произошло.

– Хорошо, – согласился я. – Найдем, поговорим. Если он еще жив, конечно.

Честно говоря, мне было ни капли не интересно. Мой золотой орел не нуждался в подпорках. Но так желал Хуч, а желания Хуча надлежало исполнять.

Я любил Хуча как младшего братишку. Мне было приятно исполнять его детские прихоти.

Профессор жил в десяти минутах ходьбы от нас, в старом «сталинском» доме. Он сам открыл нам. Вежливо поздоровался и повел по темному коридору, пропахшему мышами и стариковским одиночеством.

Лицом старый профессор отдаленно напоминал своего непутевого сына. Возможно, что некогда Федор Андреевич тоже был рыж и крупен телом. Теперь он был сед, тощ и безнадежно стар. При ходьбе он пошатывался и опирался на палочку.

В кабинете царил полумрак, толстые зеленые шторы едва пропускали солнечный свет. Сяганов опустился в кресло, положил на стол сухие морщинистые руки.

– Вот, Федор Андреевич, – Хуч, нервно моргая, выложил перед ним рисунок «Антидури». Что вы можете об этом сказать?

Профессор уставился на картинку сквозь толстые линзы очков. Потом вытащил из кармана склянку, открыл ее, отправил под язык таблетку. Запахло валидолом.

– «Комбинация 3216 д», – тихо сказал он. Давно я ее не видел. Вам ее Игорек дал?

– Дал… – Я усмехнулся. – Ладно, можно и так сказать – дал. Лучше бы не давал.

– Когда вы видели Игорька?

– Меньше месяца назад. А вы давно его видели?

– Давно. Очень давно. В девяносто втором он вышел… – профессор кашлянул в кулак, – вышел из тюремного заключения. Вернулся домой, пожил у меня месяца два. А потом ушел.

– Как к нему попала эта дрянь? – я показал на картинку.

– Украл. Взломал мой сейф, для него это было нетрудно, он хорошо разбирался в замках… Он забрал все, включая копии.

– Он знал, какое воздействие могут оказывать эти комбинации?

– Знал, конечно знал. Игорек – очень умный, – в голосе профессора послышалась гордость.

Я уже начал догадываться, в чем дело. «Игорек – очень умный». Хорошо это звучало. Звучало так, что нетрудно было догадаться: когда-то Игорек был очень тупым.

– Федор Андреевич, кто изобрел эти комбинации? Вы?

– Я.

– Специально, чтобы излечить вашего слабоумного сына?

– Нет, не специально, – профессор махнул рукой. – Это случайность, всего лишь случайность… В семидесятых годах я занимался высшей нервной деятельностью приматов. Как бы вам объяснить суть экспериментов…

– Мы знаем, как это выглядело, – сказал Хуч. – Вы просверливали в черепе шимпанзе маленькие дырочки, вставляли тонкие проволочки-электроды в определенные участки коры головного мозга и регистрировали биотоки.

– Да, именно так оно и было, – профессор удивленно посмотрел на Хуча. – Откуда вы знаете, молодой человек?

– Я читал ваши работы. Стандартная методика.

– Да, да. Моя кафедра изучала условные рефлексы обезьян. Мы проводили серии опытов – комбинировали различные геометрические фигуры, демонстрировали их приматам, записывали кривые биотоков, делали вывод о реакции. В общем, ничего необычного. Одна докторская диссертация, три кандидатских. Потом деньги на обезьян перестали давать, они дорогие, много едят, легко простужаются. Мы перешли на кошек…

– Ближе к сути, Федор Андреевич, – нетерпеливо сказал я. – О кошках поговорим потом.

– Одна из случайно составленных комбинаций резко повысила умственные способности Герцога.

– Герцог – это обезьяна?

– Да, шимпанзе-четырехлетка. Ах, малыш Герцог, такой умничка был… – Старик прикрыл глаза, вздохнул. – Он стал лучше понимать человеческую речь… да что я лукавлю, он начал понимать русский язык не хуже нас с вами. Говорить Герцог, конечно, не научился, гортань антропоидов для этого не предназначена, но мы общались при помощи жестов. Часами с ним разговаривали. Герцог начал считать до тысячи. Решал арифметические примеры. Порой мне казалось, что он даже скрывает свои умственные способности. Он что-то замышлял…

– Сбежать он хотел, – заявил Хуч. – Вот вы попробуйте, просидите всю жизнь в клетке.

– Кто-нибудь еще знал об этом? – вмешался я.

– Никто. Никто не успел узнать.

– Почему?

– Потому что Герцог погиб. Острая двусторонняя пневмония. Кто-то забыл закрыть форточку на ночь, зима… В общем, он не прожил и трех дней, антибиотики не помогли. Такой вот печальный итог.

– Это вы его убили! – заявил я. – Сначала форточку открыли, потом лечили его неправильно, или еще что-то там… Не важно, как. Главное то, что вы это сделали.

– Нет, нет, что вы… – забормотал старик. – Как я мог?

– Вы испугались. Страшно испугались

– Да! – признался вдруг профессор. – А вы бы не испугались на моем месте? У нас обычный мединститут, я руковожу кафедрой, ответственное лицо. А тут такое феноменальное открытие! Вы вспомните время – холодная война, гонка вооружений, империалисты разрабатывают секретное оружие. К нам и так из КГБ регулярно наведывались, интересовались, нет ли у нас разработок, перспективных в плане… Ну, вы понимаете в плане чего. Они называли это «оборонными приоритетами». Если бы сведения о «Комбинации 3216 д» стали известны, нас бы засекретили.

– А что в этом плохого для вас? – спросил я. – Заработали бы немало деньжат, за оборонку тогда хорошо платили, дали бы вам еще какой-нибудь доппаек, привилегии, а со временем, глядишь, и Героя Соцтруда бы получили…

– Я бы сразу стал невыездным, понимаете? Я регулярно ездил за границу с докладами, конечно, не в капстраны – в ГДР, в Чехословакию, Польшу, но тогда и это было высоким уровнем. Я жил очень неплохо, и вовсе не собирался разрушать свой уклад жизни. И самое главное: я не хотел, чтобы все это попало в грязные руки. – Профессор покачал головой. – Вы можете мне не верить, но я всегда был пацифистом. Это же не просто картинки-узоры… Оружие, мощное оружие… Сделать тупых умными, умных – олигофренами… Боже упаси. Стоит только начать, и уже не выберешься. Помните, что они сделали с Дмитрием Андреевичем? С Сахаровым. Я знал его лично, в больнице его консультировал…

– Понятно, – сказал я. – Должен признаться – вы были абсолютно правы, доктор. Обезьянку, конечно, жалко, но что тут было поделать… Только как же получилось, что комбинация до сих пор существует, почему вы ее не уничтожили сразу?

– Вы уже догадались, почему. У меня был больной сын, Игорек. Олигофрения. К тому времени ему было восемнадцать лет, и полжизни он провел в интернате для слабоумных. Здоровенный парень, в армию не берут, читать едва научился, зато преступных наклонностей – хоть отбавляй. К этому у него были явные способности – к воровству, к бродяжничеству, к постоянным дракам на улицах. Наркотиков тогда не было в таком масштабе, как сейчас, но дешевым портвейном он напивался постоянно. Ужасно… Он свел в могилу свою мать, и я тогда тоже был близок к инфаркту. Он выносил из квартиры вещи и продавал. Ко мне приходил участковый… В общем, я решил, что попробую комбинацию на Игоре, а потом уничтожу ее – вне зависимости от результата.

– И Игорь стал умницей.

– Да. Феноменально! Это превзошло все мои ожидания…

– И тут же исправился, свернул с преступного пути и пошел светлой дорогой в будущее?

– Сперва все было хорошо – Игорь стал намного спокойнее, начал читать, много и с удовольствием. Поступил в техникум, учился неплохо, стал разбираться во всякой механике. Пить бросил. Я просто нарадоваться не мог. Он собрал мотоцикл своими руками, потом машину старую купил, починил… Техникум закончил, стал зарабатывать. А через три года его арестовали. Оказывается, там целая преступная шайка была, они квартиры грабили, а Игорек все это на своей машине возил. Дали ему четыре года. Отсидел, вышел. А дальше вы все знаете.

– С тех пор, как он забрал рисунки и ушел, он с вами ни разу не связывался?

– Ни разу. Я пытался найти его – безуспешно.

– Хотите знать, где он живет? Увидеть его хотите?

– Не уверен. – Руки профессора задрожали. – Откровенно говоря, я к этому не готов. Он избивал меня… несколько раз, после тюрьмы. Пожалуй, лучше мне его не видеть. Он жесток – холодно, расчетливо, бесчеловечно. Я боюсь его.

– Итак, почему же вы все-таки не уничтожили свои волшебные узоры?

– Жалко было. Я думал, никто не знает о них. Думал, унесу этот секрет с собой в могилу. Увы, не получилось…

– Сколько графических комбинаций было в вашем сейфе?

– Две. Всего две. И один нейтрализатор.

– Нейтрализатор? Это что еще такое?

– Устройство, генерирущее световые вспышки. Похоже на фонарь. Оно снимает положительный эффект от «Комбинации 3216 д». Больше того – нейтрализатор приводит умственные способности в состояние гораздо хуже прежнего. Проще говоря, бывший дебил становится имбецилом.

– Знакомая штука…Тоже ваше изобретение?

– Да. Уже в восьмидесятых годах я экспериментировал на кошках. У кошек, конечно, эффект слабее, и вообще находка действующей частоты была случайностью…

– Слишком много у вас случайностей, – перебил его я. – Вы создали эту штуку, чтобы попытаться нейтрализовать Игоря. Только он опередил вас.

– Подождите, Федор Андреевич, – встрял Хуч, – вы сказали, что нейтрализатор действует на бывших олигофренов. А на нормальных людей?

– Никак не действует.

– То есть, он не может сделать нормального человека дураком?

– Никоим образом. Только того, кто был «исправлен» при помощи «Комбинации 3216 д».

Меня прошиб холодный пот. Хуча, судя по всему, тоже.

– Ты понял, Митя, что это значит? – произнес он дрожащим голосом.

– Понял, – сипло сказал я. – Мне не грозит превратиться в овощ. Я уже почти спасен. А вот ты – нет.

– Так вы – «исправленный»? – профессор вытаращился на Хуча.

– Да. Ваш Игоречек сперва сделал меня умным, а некоторое время назад взял, да и обработал нейтрализатором, – Хуч едва не плакал.

– Быть того не может! – уверенно заявил профессор.

– Почему?

– Нейтрализатор действует почти мгновенно, в течение пяти секунд.

– Тогда все понятно, – тихо сказал Хуч.

20

Мы покинули профессора, но не дошли до дома. Забрели в ближайшее кафе и набросились на холодное пиво, снимая стресс.

– На твоего Севу он воздействовал настоящим нейтрализатором, – сказал Хуч. – А нам показал имитатор, игрушку. И это намного облегчает дело.

– Дело в шляпе, – заявил я. – Ты гений, Хуч, что додумался навестить дедулю-профессора. Нам с тобой ничто не угрожает. А рыжего, гада такого, скрутим на днях.

– Отнимем у него нейтрализатор, – подхватил Хуч, – и посветим в рожу. Пусть снова станет дебилом. Он это заслужил.

– Только ты не вздумай присутствовать при этом, – сказал я. – Тебе на работу настоящего нейтрализатора смотреть нельзя. Пятнадцать секунд – и ты кретин.

– Козе понятно, – сказал Хуч.

Профессор Сяганов скончался на следующий день у себя дома. Официальный диагноз – острый инсульт, кровоизлияние в мозг и так далее. Но я почему-то до сих пор уверен, что к этому приложил руку его мерзкий сынок. Рыжий Игорь бродил за нами невидимой тенью. Он знал обо всем, что мы делаем.

Почти обо всем.

Своим визитом к профессору мы сравняли счет. Всего лишь сровняли. Но мы об этом не знали – были уверены, что убойно выигрываем по очкам.

Errare humanum est[3]3
  Человеку свойственно заблуждаться (лат.).


[Закрыть].

21

– В чем дело? – спросил я. – Где ваша команда, Виталий Сергеевич? Почему вы один? Сегодня наша операция не состоится?

– Все нормально, – сказал Ольгин. – Не надо лишних людей. Я сделаю все сам.

Ольгин выглядел так, словно шел на деловой визит, а не на боевую операцию. Серые отутюженные брюки, белая рубашка, куртка из дорогой замши. Даже галстук не забыл, пижон хренов.

Я зло помотал головой.

– Так не пойдет. Вы же сами доказывали мне, что нужна опергруппа, что там у Сяганова – настоящие катакомбы. Если вам нужно больше времени на подготовку – так и быть, дадим вам еще пару дней.

– Нет там никаких катакомб. Я все облазил, знаю теперь его усадьбу как свои пять пальцев. Признаюсь, что я переоценил сложность ситуации. Лишние люди – лишние языки. С районным ОВД все улажено. Остальное сделаю сам. Сегодня в одиннадцать сорок пять вечера мы возьмем его.

– Вы как будто в ресторан собрались. Я не вижу никакой экипировки.

– Экипировка? Вот тебе экипировка! – подполковник распахнул полы куртки и я увидел ремни с кобурой и широкий пояс, из десятков кармашков которого торчали ножи, отвертки, сверла и гаечные ключи причудливых форм, а также не поддающиеся распознанию металлические приспособления. – Ты что, хочешь, чтобы я шел в камуфляже и с «Калашниковым» наперевес? Чтобы устроил там пальбу из гранатомета? Так вот что я тебе скажу, дорогой Дмитрий: ты свое дело знаешь, а я свое. И если я говорю, что надо делать так-то, то делать надо именно так. Таких ерундовских дел как сегодня, я уже миллион сделал. Я профессионал, понял? И если я тебя не устраиваю, то уйду прямо сейчас, а ты ищи другого. Только не найдешь – это я тебе гарантирую. Никто в городе после сегодняшнего с тобой работать не станет.

Безупречно корректный Ольгин резко перешел на «ты», это произвело на меня определенное впечатление. Хуч же, как завороженный, таращился на хромированную амуницию подполковника. Выглядело действительно впечатляюще.

– Аванс-то хоть вернешь? – спросил я.

– Аванс? – подполковник захохотал. – На, бери свои три тыщи! – он вытащил из кармана и швырнул на стол пачку купюр. – Небось, думал, что я проел-пропил эту твою мелочь?

Это меня добило.

– Извини, Виталий, – сказал я. – Кажется, я ошибался. Ничего не отменяется, договоренности остаются в силе. Делай свое дело.

22

Итак, на дело пошли втроем – Ольгин, я и Хуч. Машину оставили в километре от дома Сяганова – чтобы не светиться. К дому пошли пешком. Моросил холодный осенний дождь, грязь хлюпала под ногами, на улице стоял кромешный мрак. Сяганов жил на отшибе, до ближайшего уличного фонаря было метров триста.

Дом окружал забор – деревянный, высокий, из досок, плотно прилегающих друг к другу. На воротах висел здоровенный замок.

– Что, его дома нет? – опешил Хуч. – Кого же мы брать будем?

– Дома он, – уверенно сказал Ольгин. – Как обычно, проник на свою территорию через подземный ход со склада. А замок – для отвода глаз. Сейчас этого замка не будет.

Через десять секунд замка не было.

– Окна не горят, – объяснял подполковник, пока мы шли по дорожке к дому. – Вероятнее всего, это означает, что он сидит в своем подвальном помещении. Это хорошо – шума не услышит. Замки на двери у него капитальные, многоригельные, с секретами, возиться придется долго…

– Справишься?

– Спрашиваешь…

Белокирпичный дом, простецкий с виду, был защищен по первому классу. Я слышал, как тихо матерится обычно невозмутимый Ольгин, щупая внутренности двери длинной отмычкой. После открытия первого замка в ход пошли электрические провода, присоединенные к хитроумному электрическому прибору. Через десять минут что-то негромко загудело, невидимые ригели щелкнули и вышли из пазов. Ольгин вытер пот со лба.

– Наставил всякой приблуды ваш рыжий, – сказал он, – а что толку? Для толкового специалиста это не работа, а так, работенка. Вход свободен, господа.

Я посмотрел на него с уважением. Хуч – с восхищением.

За дверью оказалась не прихожая – длинный коридор с голыми стенами, а в конце его – снова железная дверь. С нею Ольгин справился минут за пять.

– Достал он меня своими запорами, – сообщил Ольгин. – Долго возимся. Выбиваемся из графика на две минуты.

– Он нас не засек еще?

– Не засек. Там он, внизу, телевизор смотрит, – Ольгин ткнул пальцем вниз. Из подвала доносился слабый отзвук речи. – Сейчас как раз «Убойная служба» идет. Он ее не пропускает.

Мы вошли в просторный квадратный холл, подполковник осветил стены фонариком. Четыре внушительных двери, одна из них открыта.

– Это ход в подвал, – тихо сказал Ольгин. – Идем туда. И берем его.

– Как ты думаешь, он вооружен?

– Нет. Точно нет, проверено. Сяганов питает личную неприязнь к огнестрельному оружию.

– А если нож?

– Для противодействия ножу существуют приемы рукопашного боя, – Ольгин сдержанно улыбнулся.

– Виталий, я напоминаю: сперва пусть он отдаст нам все, за чем мы пришли. Кое-какие документы и один хитрый фонарик. Сами мы можем их не найти. Потом его нужно обездвижить – это твоя работа. А потом я его нейтрализую. Этим самым фонариком.

– Все помню, – кивнул Ольгин. – Не волнуйтесь, ребята, все будет по плану. Я иду первым, вы – за мной, метрах в трех. Голосов не подавать, в мои действия не вмешиваться. И аккуратнее двигайтесь – лестница здесь крутая, шеи себе не сломайте.

Он бесшумно скользнул вперед.

– Мужик – супер! – шепнул мне в ухо Хуч. – Зря я в нем сомневался.

23

Комната, в которую мы вломились, была обставлена по канонам мещанского совка – ковры на полу и стенах, горка с хрусталем и хохломой, телевизор на тумбочке, полированный стол. На столе – початая бутылка коньяка, нарезанная селедка, наломанный большими кусками ржаной хлеб. На разложенном диване собственной усатой персоной возлежал хозяин дома.

Гражданин Сяганов, – рявкнул Ольгин, – встать, лицом к стене, руки за голову!

Сяганов испуганно вскочил на ноги, вытаращился на нас, медленно поднял лапы, поросшие оранжевым волосом. Его монументальное пузо оттопыривало майку и свешивалось над дешевыми тренировочными штанами.

– Эй, начальник, – сказал он, – в чем дело-то? Если вы из милиции, то ордерок предъявите. А если просто так, то права не имеете, я жаловаться буду.

– Значит так, – сказал Ольгин, – ты, Сяганов, мошенник и рецидивист, не по делу обидел двух наших клиентов. Это называется шантаж и вымогательство, ты понял? Снова на зону хочешь? Загремишь в два счета. А если не хочешь – делай, что тебе говорят. Понял?

– Понял, – хмуро сказал рыжий.

– Давай все рисунки и нейтрализатор, – сказал я. – И плитки, если еще остались. Всё давай.

– Нет у меня ничего такого…

– Придется объяснить, – сказал я. – Виталий, займись.

Ольгин сделал быстрое движение, я даже не успел понять, какое, и толстяк упал на пол. Захрипел, засучил по ковру ногами.

– Не придуривайся, – сказал Ольгин, – жить будешь. В следующий раз сделаю больнее. Вставай и давай то, что от тебя требуют.

Сяганов открыл глаза и внимательно посмотрел на меня.

– Ушлые вы ребята оказались, – прогудел он. – Ваша взяла. Значит так – я отдам все, что вам надо, а вы меня отпустите с миром. Я больше перед вами мелькать не буду, из города уеду. Лады?

– Лады, – сказал я.

Не люблю обещать невыполнимого. Но иногда приходится.

24

Рыжий возился с сейфом долго – набирал код, поворачивал круги с делениями и цифрами. Ольгин стоял рядом и дышал ему в затылок.

– Вот оно, – сказал Сяганов, наконец открыв дверь. – Все тут. Можете посмотреть.

Смотреть, по идее, должен был я. Или Хуч. Но Ольгин первым сунул нос в сейф – уж очень ему любопытно было, что за секреты стоят двадцать две тысячи баксов. И тут же осел на пол в приступе истерического хохота.

Сяганов пнул подполковника ногой в ребра и с непостижимым для столь тучного тела проворством рванулся в сторону. Вломился в стенной шкаф и исчез.

Хуч бросился к сейфу.

– Там «Эйфо» лежит! – завопил я. – Не гляди, Хуч, вырубишься!

Хуч, послушно зажмурившись, пошарил рукой на полке и вытащил большой фонарь – раза в два больше того, которым дурачил нам головы Игорь.

– Нейтрализатор!

– Он самый. Эй, Виталий, вставай!

Я присел рядом с Ольгиным и начал хлестать его по щекам. Подполковник очухался удивительно быстро.

– Что это было? – взвыл он, ошарашенно вращая глазами.

– Не важно! Рыжий уходит!

– Сейчас догоним, – Ольгин резво вскочил на ноги. – Спокойно, ребятки, все под контролем.

Проем шкафа открывался в темный туннель. Ольгин пошел вперед, шаря рукой по стене.

– Не видно ни зги, – бормотал он. – Сейчас найдем… Здесь должен быть рубильник. Ага, вот он!

Вдоль потолка разом вспыхнули люминесцентные лампы. Я увидел Игоря, стоящего в центре туннеля. В руке он держал пистолет.

Пистолет оглушительно кашлянул. Подполковник запаса Ольгин повалился на спину вверх лицом. Во лбу его появилась аккуратная багровая дырка, из дырки потекла кровь.

Я стоял, онемев, не чувствуя ватных ног. Наш супергерой, спаситель, профессионал в долю секунды отправился на тот свет, разрушив тем самым тщательно расписанный сюжет.

– Откуда пистолет? – проблеял Хуч. – Ты же не любишь оружие, Игорь?

– Полюбил, – коротко сообщил рыжий. – С вами, козлами, еще не то полюбишь. А ну-ка, давай сюда игрушку. Будешь дергаться – шлепну, как этого легавого.

Он надвигался темной неопрятной тушей. На меня нашел ступор – как на кролика, гипнотизируемого удавом. Рука моя медленно поднялась вверх и протянула нейтрализатор вперед. Игорь уже притронулся к нему пальцами… И тут Хуч с визгом бросился наперерез.

Игорь успел выстрелить, но пуля ушла в сторону. Пистолет покатился по полу. Я стоял и обалдело смотрел, как барахтаются на бетонном полу Хуч и Сяганов. Кажется, я не соображал ничего.

– Митька, включай фонарь! – вопль Хуча вывел меня из оцепенения. – Включай скорее, чего стоишь?

– Не могу, – просипел я. – Ты тоже тогда, Хуч… Тоже…

– Включай!

Сяганов весил в два раза больше тощего Хуча. Он уже почти скрутил бедолагу, Хуч держался из последних сил, не пуская громилу ко мне.

Резкое движение, и Хуч полетел в сторону. Рука Сяганова цапнула пистолет.

– Включай! – слабый голос Хуча.

– Хуч, зажмурься!!! – заорал я. И нажал кнопку.

В подземелье ворвался клубок ослепительных молний. Синие отсветы заплясали на стенах.

Игорь поднял пистолет и направил его на меня. Потом громко икнул. С удивлением посмотрел на пистолет, словно не понимая, что это такое… Разжал пальцы и уронил оружие на пол. Из угла его рта потекла струйка слюны.

– Хуч, ты зажмурился? – крикнул я. – Ты как, Хуч? Все нормально?

– Гы-ы, – раздалось в ответ.

Хуч смеялся, широко разевая рот.

25

Перед тем, как продать квартиру Хуча, я отодрал от стен ванной и туалета всю плитку, расколошматил ее в мелкие осколки, вывез на машине в лес и закопал в овраге. Я с ужасом думал о том, что кто-нибудь может восстановить проклятые графические комбинации и пустить их в дело. Мало ли дураков на свете? Таких, как я.

Хучу квартира больше не нужна, он живет у меня. Я кормлю его, стираю его простыни, в которые он регулярно мочится, и вожу его на прогулку два раза в день. Мой братишка Хуч любит гулять.

Я – его опекун. Он недееспособен.

Мне стоило больших трудов добиться опеки над ним. Я сделал фальшивую справку, что он – мой двоюродный брат. Это основательно опустошило мои карманы… Я не жалею об этом. Я пересмотрел свое отношение к деньгам. Деньги – дерьмо. Я отдал бы все, что имею, лишь бы вернуть Хучу разум. Увы, никто не в состоянии сделать это. Даже известный московский профессор О.Г. Кукушко, к которому я возил Хуча, сказал, что данный клинический случай безнадежен. Что никто не в состоянии превратить имбецила в нормально мыслящего индивидуума.

Много они знают, эти профессора.

Перед тем, как уничтожить все три комбинации, я пытался привести Хуча в нормальное состояние. Каждый день показывал ему «Антидурь» раз по сто. Конечно, без толку. Покойный проф. Сяганов хорошо знал свое дело, будь он проклят. Нейтрализатор выжег Хучу большую часть мозгов. Впрочем, как и Игорю Сяганову.

Игорь занял место, приличествующее ему, в психушке на улице Ульянова. Безобидный идиот… Почему-то этот конец никак не устраивает меня. Не могу я считать его счастливым, и все тут.

Полгода назад я стер с лица земли все узоры, созданные проф. Сягановым. Все туалетные плитки, бумажные копии, эскизы рекламы, компьютерные файлы. Гнусный нейтрализатор я растоптал ногами, а обломки сжег в костре. Само собой, я больше не пользуюсь «Медиумом» в работе. Иногда мне снится, что «Комбинация 3216 д» ожила – как мертвец, восставший из гроба. И тогда я просыпаюсь в холодном поту.