Текст книги "Похождения Сахиб-Фаранги"

Мохнатые Уши

Благодаря водителю тук-тука, усатому Абдулле, мне посчастливилось познакомиться с Абдулом Рахманом по прозвищу Чота. Лавка Чоты располагалась на Рамгандж-Базаре почти напротив лавки мистера Саджида. Рамгандж-Базар не назвать спокойным местом. Здесь сумасшедший трафик, и перейти улицу бывает не так просто. Орут клаксоны и торговцы овощами. По соседству с лавкой Чоты жарят самосы, кипят котлы дешевых забегаловок. Работяги и нищие, сидя рядком на скамеечке, хлебают свой дал. Шныряют попрошайки.

Абдул Рахман проводил дни в пластмассовом кресле перед лавкой. Он был доброжелателен и исполнен достоинства, рядышком рассаживались почтенные старики или сыновья. Все смеялись и шутили. Чота не терпел уныния. Верхние части ушных раковин Абдула Рахмана были увенчаны пучками седых волос.

Когда его уши были еще не так мохнаты, родители определили маленького Абдула Рахмана в школу имени христианского святого. В юности он служил в армии и участвовал в двух войнах с Пакистаном, торговал запчастями для мотоциклов и промышлял мелкими спекуляциями. Почувствовав вкус к старине, Чота занялся реставрацией. Оказалось, что его глаза видят, а руки делают именно то, что требуется. В последнюю четверть XX века он стал одним из самых знающих оружейных дилеров северо-запада Индии. Торговал он и недвижимостью, а когда мы познакомились, владел лимузином, приобретенным у знакомого махараджи. Салон автомобиля был отделан серебром и полированным деревом. Вес только лишь одного серебряного клаксона, выполненного в виде зубастого монстра, составлял около пятисот граммов. У Абдула Рахмана я приобретал сасанидские инталии[94]94
  Инталия – ювелирное изделие, выполненное в технике углубленного (отрицательного) рельефа.


[Закрыть] и портретные миниатюры на слоновой кости. Из футляров с шелковым нутром он извлекал изделия из светло-зеленого стекла, покрытые золотым узором. Такие кубки и тарелки украшали застолья индийских князей в XVII–XVIII веках. Но его подлинной страстью было индо-персидское вооружение. За фасадом микроскопической лавки скрывались триста квадратных метров пещер Али-Бабы. На стенах громадного зала размещалась сотня отборных сабель и мечей. Древние патиссы[95]95
  Патисса – южноиндийский меч с обоюдоострым клинком.


[Закрыть] и кханды[96]96
  Кханда – классический индийский меч. Имеет прямой клинок со слегка расширенным концом.


[Закрыть], тальвары с шевронными клинками, булатные шамширы персидской работы. В ящиках хранились бессчетные кинжалы и наконечники копий. В чуланах размещались бандуки – фитильные ружья, изготовленные в Лахоре в XVIII веке, седла, конская упряжь и промасленные доспехи. Горы материала, закупленного впрок. Чрезвычайно выразительный предмет несколько лет украшал его галерею: громадный алам – навершие могольского знамени или штандарта. Объемная позолоченная голова дракона, вычеканенная из меди, когда-то вела войска и устрашала противника. На древке, вероятно, висели ячьи хвосты. Подобный алам, но в значительно худшем состоянии можно увидеть в музее Альвара.

Абдул Рахман был ясен и строг. Иметь с ним дело было просто и приятно. В отличие от многих своих коллег он всегда точно знал возможную ценность и порядок редкости предметов, которыми торговал. Называл лондонскую цену и иногда соглашался на цену, резонную для местного рынка. Профессионализм, юмор и эрудиция Чоты, возможность увидеть и порой приобрести очень серьезный материал – все это превращало визиты к Абдулу Рахману в удовольствие. Скромность и знания он, вероятно, считал важнейшими добродетелями. Широта взглядов не мешала Чоте строго воспитывать сыновей, что, впрочем, не вполне ему удавалось. Шабан и Махбуб выросли легкомысленными и бестолковыми, так и не проявив отцовской глубины. В какой-то момент я понял, что от Чоты я узнал о старом восточном железе больше, чем из всех западных книжек, попадавших мне в руки. В силу масштаба своей деятельности Мохнатые Уши сотрудничал с таможенной службой. В ответ на оказанные услуги его порой принуждали покупать таможенный конфискат. Таким образом к нему попало несколько интересных тибетских предметов, конфискованных у менее удачливых антикваров. Мохнатые Уши не скрывал своей ненависти ко всему тибетскому. Для него, как для просвещенного мусульманина, язычники-тибетцы были воплощением варварства. В лоте было несколько тибетских мечей, шлем с козырьком бутанского типа, железные пояса и человеческий череп, оправленный в серебро, так называемая копала. Череп хранился в прямоугольной жестяной банке от пальмового масла. Банка стояла на самой верхней полке, над стеллажами с саблями. Череп выглядел очень убедительно и, несомненно, был подлинным буддистским ритуальным объектом, а не подделкой, созданной в последние десятилетия. Об этом свидетельствовала хорошая патина и износ серебра, слой жира и грязи, характерный для старых тибетских вещей. Мохнатые Уши не знал, как избавиться от такой гадости, это был совсем не его материал. Зная о моем интересе к тибетской культуре, он пару раз пытался сосватать копалу мне, но досталась она ему явно недешево, и покупать ее совсем не хотелось. На мгновение я представил, каково мне будет продолжить путешествие с головой в багаже, и решительно отказался от этой идеи.

Однажды летним вечером, мы сидели со старшим сыном Мохнатых Ушей Шабаном в семейном шоуруме. Все дела в основном были сделаны, и мы лишь обсуждали последние детали нашего сотрудничества. Во всем здании явно никого не осталось, кроме нас. Вдруг в помещении раздался отчетливый шум. Гулкие удары и шорох. Пауза в несколько секунд, потом опять серия ударов. Звуки, очевидно, доносились с верхней полки, из жестянки с черепом. Заметив, что я определил источник шума, Шабан махнул рукой, словно отгоняя назойливое насекомое. Мол, не обращай внимания, обычное дело – череп ворчит и грохочет. Покинув магазин, я рассеянно брел в сторону гостиницы, пытаясь дешифровать послание мертвого тибетца из мусульманского плена. Похоже, сигнал был обращен ко мне: «Забери меня отсюда», – говорила голова. Мне немного стыдно за свою трусость, но я так и не решился сделать покойного тибетца своим попутчиком.

Когда мне приходилось покупать у Мохнатых Ушей много сабель, он предпочитал вывести меня через черный ход в параллельный переулок и сразу загрузить продолговатые сумки в багажник заранее подогнанного автомобиля. Для зевак на торговой улице и лавочника по соседству это могло выглядеть немного таинственно и зловеще – зашел сахиб-фаранги[97]97
  Сахиб – вежливое название европейца в колониальной Индии. Фаранги – иностранец.


[Закрыть] к Абдулу Рахману да так и не вышел. Как-то я набрал заветный адрес магазина Мохнатых Ушей в Google Earth. Вот базар, вот лавка, вот переулок, а вот машина у черного хода. Хозяин соседней лавки, может, и не знает, куда делся посетитель Мохнатых Ушей, но Большой Брат и небесная канцелярия легко могут выяснить.

Индия – необыкновенная страна. Отравиться здесь самое обыкновенное дело. Недаром представителям высоких каст полагается в дороге питаться лишь пищей, сваренной в масле. При температурах ниже уровня кипения масла микробы тут чувствуют себя вполне комфортно. Одним знойным летним утром в начале 2000-х я проснулся в деревне в ста тридцати километрах от Джайпура. Мне было дурно, я определенно отравился. Меня колотило и сотрясали приступы тошноты. Водитель арендованной машины отвез меня в местный лазарет. Было семь утра. В помещении стояло две сотни пустых кроватей. Вероятно, какие-то силы порой укладывают на лопатки сотни селян в этой местности. Врач осмотрел меня с пессимистическим видом и настоятельно посоветовал немедленно отправляться в Джайпур, в серьезный госпиталь. Хорошие дороги в Раджастхане еще не были построены, и на преодоление ста двадцати километров понадобилось три часа. Побив все рекорды скорости, мы прибыли к унылому бетонному параллелепипеду современной больницы. От тряски по разбитой раскаленной дороге лучше мне не стало. Через сорок минут административного ада я оказался на койке в центре громадной больничной палаты, переполненной больными и их родственниками. Исколов мне обе руки, с пятой попытки медбрат подключил наконец капельницу. Вокруг кровати образовался круг из самых любопытных обитателей палаты. Не каждый день увидишь, как загибается бледнолицый. Меня рвало желчью, давление было высоким, а пульс низким, перед глазами плавали разноцветные круги. Через некоторое время мне приспичило в туалет. Категорически отказавшись отправлять свою нужду в утку в кругу восхищенных зрителей, я отодвинул в сторону протестующего медика и, прихватив с собой металлическую стойку с банкой глюкозы, отправился искать уборную. Оставшись наконец один, я с облегчением выкурил сигарету. Меня слегка отпустило. Через пять минут, открыв дверь, я обнаружил, что меня поджидает делегация из медработников. Один из них шустро выдернул из моей руки иголку, другой подсовывал на подпись казенную бумагу. Меня выгоняли из больницы за нарушение режима. Растерянный и злой, я опять оказался в автомобиле. Из руки сочилась кровь. «Куда поедем? В другую больницу?» – спросил водитель. «Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! – подумал я. – Поедем за оружием и золотом». Через полчаса я сидел в лавке Мохнатых Ушей. Как ни странно, от ярости и фатализма приступ слегка отступил. «Выглядишь как Ленин после каторги», – пошутил Мохнатые Уши. Я криво улыбнулся и приценился к нескольким вещам. Очертания предметов немного расплывались, а золотой декор двоился. Сил обсуждать цены не было вовсе. Я молча отсчитал купюры и, не торгуясь, рассчитался за маленький металлический щит и изящную рукоять тальвара. А потом я упал. Меня подхватили и довольно скоро на машине доставили в крошечный мусульманский медпункт на соседней улице. Заглянув мне в глаза и расспросив, лекарь дал мне таблетку и уложил на кушетку. «Ты знаешь “Халдирам”? Кондитерскую “Халдирам”?» – спросил он. Название этой сетевой кондитерской было мне знакомо, но я никогда не был любителем индийских сладостей. Лекарь послал водителя куда следует, и через полчаса передо мной возникли два шарика из теста, плававших в сахарном сиропе. Такой десерт называется гулаб джамун. «Если я это съем, то точно умру», – подумалось мне. Однако, вняв совету, я послушно проглотил приторный шарик. Прошло пять минут, и я с изумлением отметил, что чувствую себя намного лучше. Мне настоятельно посоветовали немедленно отправляться в Дели. Ближе к трем часам ночи мы подъезжали к столице. Чувствовал я себя прекрасно.

Пряжка

Абдул Рахман, мистер Саджид и Гульфам происходили от общих афганских предков, но отношения внутри клана нельзя было назвать теплыми. Войны между семьями не было, но и любви не наблюдалось. Формально все было ровно. Семьи разошлись давно, тем не менее ревниво следили за взаимными успехами. Я никогда не видел Саджида, Гульфама и Чоту вместе, однако замечал, что между ними поддерживается обмен информацией и – реже – материалом.

В очередной раз обшаривая сундуки и шкафы мистера Саджида, я наткнулся на половинку стальной пряжки хорошей работы XIX века. Пряжка не очень нужный товар, а полпряжки и вовсе никуда не годится. Однако что-то заставило меня присмотреться к предмету повнимательнее. Добротная вещь, классная работа штихелем плюс кофтгари серебром. Похожая половинка мне где-то попадалась. «Опля! Вроде такая была у Гульфама». Я небрежно отбросил железку и безразлично поинтересовался, почем сегодня такой мусор. Ненужная вещь стоила немного. Я отсчитал деньги и забрал полпряжки без лишних разговоров. Риск ошибки был довольно велик, половинку в лавке Гульфама я видел только мельком. Через два часа я уже рылся в ящиках на Кишанпол-Базаре. Вот она. Вторая половина пряжки. Или очень похожая, работы той же мастерской. Между прочим, узнав цену половины Гульфама, я наконец вытащил половину, приобретенную двумя часами ранее у Саджида. Железки лязгнули и прильнули друг к другу, как супруги после длительной разлуки. Триумф! Гульфам изумился, может быть, больше, чем я, оценил чудо и немедленно выкупил пряжку. Я мгновенно заработал сто долларов и подтвердил свою репутацию профессионала и волшебника.

Комментарии и легенды

От конкурентов Саджида и Чоты, исповедующих индуизм, я получил забавные комментарии по поводу их происхождения: «Прадеды родом из Афганистана? Ха-ха-ха. А они похожи на афганцев? Ха-ха-ха. Они похожи на своих соседей, а вовсе не на афганцев», «Мистер Андрей, вы же культурный человек, вы же понимаете, только человек низкой касты может делать тетиву и возиться с жилами, только неприкасаемый. Всем известно, кто они такие. Только между нами. Все они выходцы из низких каст, принявшие ислам». Слышал я и такой рассказ: «Однажды Абдул Рахман сидел в пластмассовом кресле перед своим магазином. Там было много людей, все видели, как дело было. Приехал важный иностранец. В лавку к Чоте приехал смотреть товары. Чота обрадовался, со стула встал, стал иностранцу руку трясти. Разговаривать они стали. Стоя. Стоят перед магазином, разговаривают. Тут к ним подходит один человек. Бедный человек. Попрошайка. На улице там, на Рамгандж-Базаре попрошайничает. Чота стоит, с иностранцем разговаривает, а этот попрошайка подходит прямо к ним и просит денег. С Чотой разговаривает, иностранец, англичанин, наверное, или немец, стоит, ничего не понимает. Чота видит: не уходит человек, мешает разговаривать. Достает монетку, две рупии, дает человеку и опять с иностранцем важным разговаривает. А бедный человек, попрошайка, смотрит на монетку – это две рупии всего. Он тогда говорит: “Чота, у тебя плохи дела, совсем денег нет у тебя. Я, бедный человек, попрошайка, помогу тебе”. И дает Чоте монетку пять рупий. А у Чоты голова занята очень, он с иностранцем разговаривает. Он не сообразил сначала, что это попрошайка говорит и почему деньги дает ему. Потом увидел, что это пять рупий, ругаться стал. А этот человек ушел уже. Ну ладно, пошли Чота с иностранцем в магазин товары смотреть. Тот все посмотрел и говорит: “Хорошие у тебя товары, Чота, но мне надо то, то и то, чего у тебя нет”. А Чота говорит: “Ровно наоборот, оно у меня есть, что вам надо, только оно у меня не здесь, а в другом месте. Вы, говорит, приходите завтра утром, я вам именно то, что вам надо, покажу”. Ну хорошо, так и договорились. На следующее утро приходит иностранец к магазину на Рамгандж-Базаре. А у магазина уже люди стоят и кричат, и ругаются. Это Чота и сыновья его Шабан и Махбуб кричат. Не открывают магазин, а стоят и ругаются. А магазин у них на ночь железной ставней закрывался. Сверху такая ставня опускалась и на три замка амбарных запиралась. И вот они стоят ругаются, потому что все замки и ставня вымазаны калом человеческим. Все измараны замки, и никто не хочет их открывать. Это попрошайки с Рамгандж-Базара все испачкали. Это бедный человек, который вчера приходил, все испортил. Отомстил он Абдулу Рахману за жадность. Это все люди видели на Рамгандж-Базаре. Многие подтвердить могут, что все так и было».

«А был еще такой случай. Опять приехал иностранец к Чоте. Только другой. Не этот англичанин, а какой-то другой. Тот был толстый, а этот худой. Голова белая совсем. Волосы белые, а тот англичанин толстый, лысый был, без волос почти. Ну а Чота сидит у лавки, как он всегда сидит там. И с ним рядом дети его сидят. Шабан и Махбуб сидят. Иностранец этот к ним ближе подходит и улыбается, радуется, наверное, чему-то. Чота тоже сидит, улыбается, и Шабан сидит. А Махбуб вдруг встает со стула и бросается обнимать иностранца. Видно, иностранец удивился, что его обнимают, но он виду не подает, улыбается. Тут Чота не выдержал, тоже вскочил, быстро схватил сына своего за плечо и кулаком его по лицу ударил. Так ударил сильно, что Махбуб упал, как мешок. Он лежать не стал, сразу вскочил Махбуб. Иностранец уже не улыбается, рот открыл, стоит с открытым ртом. Тогда Чота его позвал, и они в магазин пошли, товары смотреть, наверное. Вот так все и было. Вот так Шабана и Махбуба Чота воспитывал».

Прошли годы. Абдула Рахмана разбил паралич. Он по-прежнему сидит в пластмассовом кресле перед лавкой на Рамгандж-Базаре. Старый хитрец отпустил бороду и почти устранился от дел.

Валя острые коленки

Я не был единственным, кто занимался поисковой работой в Северо-Западной Индии. То и дело в лавках, торгующих стариной, я встречал покупателей из Западной Европы и США. Иногда со мной в поездки отправлялись друзья. Кто-то из любопытства, кто-то – пытаясь заработать. Изящная художница Валя из Петербурга пару раз сопровождала нас с женой в таких поездках. За плечами у Вали было высшее художественное образование и сложные интересные путешествия. До Индии она успела побывать в Южной Америке и проехать через Ближний Восток. В теплых странах Валя с удовольствием носила коротенькие шорты. Сверкающие белые ноги европейской барышни завораживали азиатских мужчин и порой превращали их в полных зомби. Мы с женой подсмеивались над Валей и дали ей прозвище Валя Острые Коленки. Валя не обижалась и смеялась вместе с нами. Так Валя стала Валей ОК. В одном из длительных ночных переездов в автобусе я сидел рядом с женой, а Валя позади нас, рядом с незнакомым мужчиной. Короткие шорты сослужили Вале плохую службу в ту поездку. Всю ночь сосед пытался прихватить ее за ноги. Валя визжала и вскакивала. Зажигался свет, и все пассажиры с укоризной глядели на Валиного соседа – сухонького старичка. Старичок втягивал голову в плечи и потуплял взгляд. Свет опять гас, и через некоторое время, после непродолжительной возни, Валя опять вскакивала и голосила на весь автобус. Ситуация повторялась пару-тройку раз, после чего Валя, отбиваясь, начала лупить старичка и вытеснила его ближе к окну. Посреди ночи двигатель чихнул и сломался. На рассвете нам удалось поймать такси и покинуть проклятый автобус. Когда мы добрались до деревни, Валя первым делом приобрела шальвар-камиз – костюм, состоящий из штанов и платья ниже колен.

Посмотрев на мои занятия, Валя неожиданно увлеклась старинным восточным оружием и активно включилась в игру. Девушка чувствовала себя очень уверенно и предприняла ряд самостоятельных поездок в довольно глухие места. Хорошие глаза и художественное чутье позволили Вале быстро научиться распознавать настоящие правильные предметы. Для меня это стало полной неожиданностью, однако мы с Валей пришли к согласию и нашли поле для взаимовыгодного сотрудничества. Удача сопутствовала Вале. Ей удавалось находить отличные предметы по человеческим ценам. Я знал, кому предложить такой материал. Из деревенского Секавати она привезла ножны тальвара, покрытые серебром, с восхитительной чеканной работой. Рельефные олени скакали по поверхности ножен, их преследовали конные охотники и собаки. Из трущоб Джайпура Валя выудила несколько композитных луков в отличной сохранности. Кинжалы, украшенные золотом, стали обычным делом в ее багаже. Если Валина метаморфоза была удивительна для меня, то для индийских антикваров Валя ОК стала полной неожиданностью. Возможно, иногда они и видели европейских дам в своих магазинах в качестве покупателей, но, как правило, это была легкомысленная туристка, совершающая разовую покупку сувенира. Никогда ранее индийские антиквары не встречали прекрасной блондинки с голубыми глазами в качестве оружейного дилера. Валя пользовалась растерянностью антикваров, торговалась и принуждала снижать цены. Отважно садилась на мотоциклы с малознакомыми людьми и ехала в деревню смотреть очередной кинжал или саблю. В какой-то момент смелость и безрассудство стали приближаться к критической точке. В очередной раз, упаковывая багаж перед отлетом из Мумбая, Валя не стала церемониться и положила туда следующие предметы: два катара[98]98
  Катар – индийский обоюдоострый кинжал с Н-образной рукоятью.


[Закрыть] XVIII века, украшенные золотом, с клинками длиной не менее двадцати сантиметров каждый, каджарский[99]99
  Каджары – правящая династия Ирана с 1795 по 1925 год.


[Закрыть] стальной щит, декорированный травлением и серебром, с изображением солнца, диаметр щита – сорок девять сантиметров. А также довольно редкий предмет – стальное копье с металлическим древком, украшенным золотом. Копье состояло из нескольких сегментов, соединенных резьбой. Древко копья имело внутри гладкий канал, а сбоку запальное отверстие, позволяющее совершить выстрел с помощью фитиля. Таможенная служба аэропорта Мумбая выделила Валин багаж из потока чемоданов и по громкой связи вызвала путешественницу на разговор. Люди в форме разложили Валины приобретения на столе. Два кинжала, щит и копье. Офицеры удивились, когда увидели Валю. Может быть, они ожидали увидеть мистера Валентина – мерзкого старикашку и бессовестного контрабандиста, а увидели прекрасную девушку с голубыми глазами. «Что это такое?» – спросил офицер-сикх в чалме цвета хаки, обращаясь к Вале. Рукой он указал на копье и катар. «Почему эти вещи у вас в багаже? Где вы их взяли и куда везете?» Валя нежно улыбнулась сикху. «Я художница, – сказала она. – Я рисую картины. А мой отец офицер, как и вы. Он очень любит оружие. Помню, когда я была ребенком, он приходил домой вечером со службы, садился за стол на кухне, разбирал и чистил свой пистолет. Я купила эти вещи в подарок своему отцу-офицеру. Думаю, ему особенно понравится вот этот предмет». Тут Валя показала на разборное копье. Сикх на мгновение задумался. Затем вытянулся, приложил руку к чалме и отдал Вале честь. «Все в порядке, мэм, – сказал он. – Передавайте привет вашему отцу». Офицер опять показал на оружие, разложенное на столе: «Об этом не беспокойтесь, мы все аккуратно упакуем и вернем в багаж. И счастливого вам пути, мэм». Надо думать, офицер-сикх на мгновение представил, как его красавица-дочь прилетает из холодной России и привозит ему в подарок русскую саблю.

Случай в Мумбае не особенно напугал Валю. Скорее даже окрылил. Она продолжала совершать свои волнительные вояжи, знакомилась с новыми людьми и покупала интересные предметы. Когда мне позволяли ресурсы, я принимал участие в Валиных авантюрах деньгами и информацией. Когда Валя находилась в рабочей поездке, а я оставался дома, мы созванивались почти ежедневно и обсуждали предметы, которые ей показали в последнее время. В одну из таких экспедиций Валентина попала в приключение, которое заставило ее по-новому взглянуть на свои занятия.

В тот раз она провела много времени в Джайпуре. Звонила мне в хорошем настроении и бодро описывала предметы, которые могли бы быть нам интересны. Все выглядело хорошо. Попадались любопытные вещи, и средства Валя тратила разумно. Стало понятно, что было бы неплохо передать ей еще денег, ибо в этот раз предложения на рынке были особенно привлекательны. Подворачивался удобный случай – наши знакомые вскоре летели в Дели и могли передать несколько тысяч долларов тому, кто подъедет в аэропорт. Валя сообщила мне, что это не проблема, новые друзья отвезут ее на машине в аэропорт имени Индиры Ганди[100]100
  Аэропорт имени Индиры Ганди находится в Дели.


[Закрыть], это всего двести пятьдесят километров, и она сама лично заберет деньги. На этом и порешили. Вскоре намечался ее день рождения, и Валя сказала, что планирует провести вечеринку.

Несколько дней от нее не было никаких вестей. На третий день я стал задумываться о том, что, пожалуй, совершенно не знаю, где Валя и что происходит. На четвертый день она позвонила в полной истерике.

– Они все знают! – кричала Валя.

– Кто они? Что знают?

– Эти люди, они все знают! Они знают, что мы занимаемся оружием.

– Валь, все знают, что мы занимаемся оружием. Кто эти люди? Что случилось?

– Они знают, что мы покупаем у Мохнатых Ушей. Им это не нравится, они говорят, что мы не должны иметь дел с Мохнатыми Ушами, а должны вести дела с ними. Они не отпускают меня. – Валентина рыдала в голос. Такой Вали я никогда раньше не слышал.

– Где ты сейчас?

– Я у Канти-Чандры. Они привезли меня за вещами и ждут у ворот.

– Так, Валя, слушай меня внимательно. Сваливай оттуда. Возьми только необходимое и беги. Попробуй выйти из Канти-Чандры через заднюю дверь. Она в дальнем зале, обычно закрыта на шпингалет. Ты окажешься на параллельной улице. Не бери багаж и беги налегке. И сразу уезжай из Джайпура. В Дели, в Пушкар, куда угодно.

– Попробую, – ответила Валя тихо. Она больше не плакала.

Через неделю Валентина вернулась домой взвинченная, в полном расстройстве чувств. Запинаясь, она рассказала, что случилось с ней в Джайпуре.

Сначала все было хорошо, она посетила двух-трех крупных дилеров, наших старых знакомых, что-то купила, что-то отложила. Потом все стало еще лучше, потому что Валя познакомилась с замечательным молодым человеком. Статный красавец с бархатными глазами водил ее гулять в парки и показал себя галантным кавалером. Прекрасный принц возил Валю на малолитражном автомобиле и красиво за ней ухаживал. Девушка таяла и думала, что почти влюблена. От такого счастья временами чуть кружилась голова. Принц познакомил Валю со своими друзьями – веселыми молодыми бизнесменами. Тут Валя вспомнила, что приближается день ее рождения, и не преминула сообщить об этом новым знакомым. «Это прекрасно, – отозвались ее новые знакомые. – Мы устроим вечеринку в твою честь». Сказано – сделано. В назначенный день принц заехал за Валей на автомобиле. Он вручил имениннице букет гладиолусов, а на шею повесил гирлянду из мохнатых оранжевых цветов. Молодой человек сказал, что они едут в специально арендованный для такого случая дворец. Вскоре они подъехали к красивому особняку с цветными стеклышками в окнах. В доме, окруженным садом с большими деревьями, уже играла музыка, а на столе ждало угощение – фрукты и алкоголь. Их встретили веселые мужчины – знакомые ее нового друга. Других девушек, кроме Вали, в компании не было. Все шутили и выпивали. Курили хуку[101]101
  Хука — кальян.


[Закрыть], сидя на низеньких диванчиках, и даже танцевали. А потом что-то случилось. То есть Валя отключилась, и что случилось дальше, оставалось только догадываться. Она пришла в себя неизвестно где в незнакомой кровати. Солнечный свет в помещение проникал через цветные стеклышки, мысли в голове шевелились медленнее, чем обычно. Все вокруг окутывал фиолетовый туман, и действительность выглядела как-то не вполне реально. Рядом с ней был незнакомый мужчина. Не ее принц, а какой-то совсем другой человек. Весьма неприятный и совершенно Вале неизвестный. Незнакомец что-то говорил, но звук голоса и смысл сказанного доходили до Вали с некоторой задержкой. Он был чем-то недоволен и кричал: «Мы все знаем про тебя и твоих друзей! Мы знаем про ваши черные дела. Нам это не нравится. Эту гадину, Абдула Рахмана, я уничтожу. Теперь ты будешь работать на нас». Незнакомец замахнулся и хотел ударить Валю по лицу, но в последний момент сдержался, опустил руку и выскочил из комнаты. Валя тоже попыталась выйти из комнаты, но дверь оказалась заперта. На полу валялась порванная гирлянда из пожухлых оранжевых цветов. Страшно болела голова, а руки и ноги не вполне слушались. Все было ужасно, но притом как-то совершенно неважно. Валя присела на кровать и вновь провалилась в небытие.

Она пришла в себя, когда дверь открылась и в комнату вошли трое мужчин. Ее принца среди них не было, зато был отвратительный незнакомец, который давеча ей угрожал. «Сейчас мы отвезем тебя в гостиницу, ты заберешь свои вещи и документы, потом ты поедешь с нами и будешь делать то, что тебе скажу я и вот эти джентльмены», – сказал он и указал на своих спутников. Валя не стала спорить и проследовала в автомобиль. Когда ее высадили в переулке у гостиницы, она первым делом зашла в телефонную будку и позвонила мне. После разговора она сделала все правильно и сбежала через заднюю дверь, оставив в номере все крупногабаритные приобретения. Через полчаса Валя уже сидела в поезде, отбывающем в Дели.

Валентина была по-настоящему напугана. Она прекратила игру в оружейные спекуляции и вернулась к занятиям живописью. Душевное спокойствие и баланс Валя обрела, изучая буддизм ваджраяны. Она по-прежнему бывает в Индии, но лишь для участия в ретритах[102]102
  Ретрит – английское слово, вошедшее в русский язык как международное обозначение времяпрепровождения, посвященного духовной практике.


[Закрыть] и встречах с буддийскими учителями. Помимо всего прочего, была в Валином рассказе и одна важная и неприятная деталь. Мой старый знакомый, водитель тук-тука Абдулла, познакомил Валю с волшебным принцем.

Неприятности, приключившиеся с Валей, заставили меня пересмотреть ход моих занятий. Стало понятно, что мы попали в поле зрения людей, о которых не имели ни малейшего понятия. Людей злых и опасных. Однако я вовсе не собирался останавливаться. Но как стратегию, так и тактику стоило переосмыслить. С Абдуллой было покончено. Я вычеркнул его номер из записной книжки. Перестал останавливаться в гостиницах, к которым успел привыкнуть. На некоторое время поменял маршруты своих перемещений. В течение двух лет я вообще не ночевал в Джайпуре. Приезжал рано утром из другого города, делал дела, а вечером старался непременно уехать. Масштаб мой деятельности увеличивался день ото дня. Росла квалификация. Мои новые знакомые, индийские торговцы-профессионалы, нуждались во мне не меньше, чем я в них.