Текст книги "Ливонский принц"

Леонид просто тонул, полностью отдаваясь вновь нахлынувшей страсти, тонул, проваливался в омут голубых глаз, так что уже не надеялся выплыть… Тела обоих сплелись, окутанные жаркою негой, слышалось лишь тяжелое дыханье… и стоны…

А потом Ядвига, подпрыгнув, бросилась бежать! Далеко, впрочем, не убежала – встала у белоствольных березок, с ветвями, тронутыми молодой нежной листвой, оглянулась – а ну-ка, поймай!

– А вот поймаю!

Арцыбашев расставил руки, пошел… побежал. Понесся, словно бы полетел, по широкой лесной тропе… над тропой, над усыпанным медвяными росами лугом… Девушка то приближалась, то отдалялась вновь – такая желанная, такая доступная… и недосягаемая разом! Пухлые губы, голубые глаза… серое платье инфанты. Нет! Простая деревенская юбка, жилет… а вот уже на девушке синели джинсы… нет, короткие джинсовые шортики… Но, позвольте, откуда здесь… Впрочем, а какая разница-то? Коли уж так все сложилось, так все пошло… Здорово! Нет, в самом деле – здорово.

– Милая, не убегай! А вот я тебя все равно поймаю. Вот сейчас… Сейчас, сейчас, сейчас…

– Что он там шепчет? – высокий и плечистый мужчина с холодным лицом убийцы, одетый в темно-серый камзол, поправил висевший на поясе кинжал и неприязненно покосился на валявшегося на полу короля. Его величество лежал на спине, раскинув в сторону руки… Лежал с закрытыми глазами и улыбался!

– Да что он там говорит? Хельга, ты знаешь русский?

– Нет, гере Иохансон.

Высокий неожиданно рассвирепел:

– Тихо ты, дура! Сколько раз тебя учить – не произноси вслух мое имя… отвечай только по существу дела.

– Я и отвечаю, – в голубых глазах отразилась странная смесь самых противоречивых чувств: страха, ненависти… и надежды, точнее сказать – алчности. – Ничего он такого не говорит – просто бредит.

– Надеюсь, ты не перебрала со снотворным?

– Не знаю, гере… Сделала, как вы велели. Теперь хорошо бы обещанные талеры получить!

Оба – незнакомец и девушка, не так давно называвшая себя Ядвигой фон Оффенбах – говорили по-шведски, на том его наречии, что в ходу на берегах озера Меларен. Собственно, там же и расположен Стокгольм, на южном берегу озера, связанного бурной протокою с морем.

– Получишь ты свои талеры, не сомневайся, – пристально всматриваясь в лицо спящего монарха, мужчина покачал головой. – Нет, это не принц. Точно не принц! Значит, Гамнибусу Фохту отнюдь не показалось, все так и есть. Самозванец! Ах, тцар Иван! Какую гнилую игру ты затеял…

– Что вы говорите, гере? – накинув на плечи плащ, подала голос девушка.

– Говорю, что славный король Юхан будет нам очень благодарен, моя любезная Хельга. Да-да, очень.

Хельга неожиданно скривилась:

– Толку мне от его благодарностей. Лишь бы талеры дал!

– Экая ты… Никогда не говори так о нашем короле! Поняла?

– Да поняла я. А талеры где?

– Получишь ты свои талеры! Но вначале… Отвлеки стражу!

– Вы что, их до сих пор не…

– Думаю, что не всех, – гере Иохансон прищурился, тонкие губы его искривились в циничной улыбке. – Но ты их отыщешь, я в этом нисколько не сомневаюсь. Пусть выйдут на тебя, словно летящие мотыльки на огонь. А уж дальше – дело моих людей.

– Вот всегда так! – фыркнула девушка. – Ничего-то без меня не можете.

Яак и Торн, двое парней из личной королевской стражи, расположились невдалеке от хижины, куда не так давно вошел его величество король Магнус, и спокойно ждали. Оба надежно укрылись в кустах, ибо никак не должны были показываться на глаза монарху, исполняя тайную стражу. Ну, кому понравится, когда за тобой постоянно смотрят несколько пар внимательных, примечающих любую мелочь, глаз? Тем более в таком пикантном случае. Король нынче отправился на свидание с некой сельской красоткой, которую охранники уже имели удовольствие лицезреть в дверях хижины, а лучше сказать – на старой мызе. Действительно, красивая девушка… даже издалека.

– Может быть, нам стоит подойти ближе? – прислушиваясь, предложил Яак. Коренастый, с широченными плечищами и круглой головой, он представлял собой тот самый тип трудолюбивого крестянина-эста, возможно даже язычника, который так и не смогли уничтожить рыцари-крестоносцы за все время своего владычества.

Торн – полная противоположность своему напарнику: юркий, подвижный, темноволосый, непонятно какого народа, то ли лифляндец, то ли земгал, то ли еще кто-то – в общем, смесь. Торн был похитрее, поживее и куда как падок на женский пол. Королю он сейчас искренне завидовал и подходить ближе к хижине наотрез отказался – зачем мешать человеку? Тем более – венценосному?

– Вот, помнится, была у меня как-то в Нарве девчонка… Ох, Яак, скажу я тебе… – Торн лениво потянулся и вдруг застыл, словно пораженный молнией.

Перехватив взгляд сотоварища, Яак крякнул:

– Одна-ако!

Круглое лицо его сделалось удивленным и слегка напряглось, правая рука привычно потянулась к висевшему на поясе кинжалу. Что и говорить – было чему удивляться! На тропинке, что вела к неширокому ручью, журчавшему в полсотне шагов от мызы, вдруг появилась та самая красотка. Плотненькая, аппетитная, с распущенными по плечам локонами… в одной только рубашке, едва доходящей до колен. Да и то время от времени девушка поднимала подол, перепрыгивая с кочки на кочку. А бедра у нее были… ухх!

Именно так и ухнул Торн, тут же предложивший напарнику немедленно проследить за девой.

– Так мы за его величеством должны следить, а не за девками, – резонно возразил тот. – Я б хижину незаметно проверил – как там наш король?

– Уснул, поди, – Торн хмыкнул и тряхнул головой. – А за девкой проследить надо – куда это она так быстро пошла? Может, украла что… или, не дай бог, чего похуже?

– Тогда над о – в хижину! – сообразив, дернулся Яак.

– Правильно, друг! Ты в хижину, а я – за ней. Если что, дай знак.

– И ты.

Парни разошлись, как и договорились. Круглоголовый Яак неспешно подобрался к мызе и, не обнаружив снаружи ничего подозрительного, осторожно заглянул в хижину. Под тяжелым телом его треснула прогнившая половица… Парень шепотом выругался. Сделал еще пару шагов и, заглянув в комнату, увидел спящего на лавке Магнуса. Увидел, облегченно перевел дух и неслышно попятился обратно…

Узкое лезвие кинжала вошло ему в сердце так мягко и быстро, что несчастный почти ничего не почувствовал, ничего не успел ощутить. Вот только что шел, прислушивался, принюхивался и вдруг – бумм! – и все пропало. Не стало ни хижины, ни видневшихся в окне деревьев, ни пения лесных птиц. Лишь чернота, нега… небытие…

– Тяжелый, черт, – уложив тело на пол, швед вытер клинок об одежду убитого. – Надеюсь, с остальными выйдет так же легко. Да уж Хельга не оплошает, не должна бы.

А Хельга в это время уже подошла к ручью, наклонилась, задирая подол… затем обернулась – скрывавшийся за кустами Торн поспешно присел – и, быстро стянув через голову рубашку, принялась плескаться в ручье. Даже взвизгнула – еще бы, водичка-то была студеная, чай, не лето.

Ухмыльнувшись, Торн снова выпрямился, отодвинул рукою ветку.

– Эй, парень! – обернувшись, нагая нимфа вдруг позвала по-немецки. – У меня, кажется, свело ногу. Помоги!

К кому она обращалась? Как смогла заметить? Ну, раз звала…

– Сейчас помогу, конечно… Ох-х…

Тяжелая арбалетная стрела – болт – пронзила стражнику горло. Хрипя и захлебываясь кровью, бедолага упал в ручей…

Поглядев на него, Хельга проворно натянула рубашку и, глянув на вышедших из леса людей, ухмыльнулась:

– Что, больше нет никого?

– Появились бы – мы б увидели, – арбалетчик закинул свое оружие на плечо и довольно осклабился. – А ты красотка! Правду тебе говорю.

Заскорузлая рука его скользнула к бедру девушки, задрала подол…

– Не про твою честь, – оттолкнув парня, холодно заметила Хельга. – Давайте, поторапливайтесь, корабль не будет долго ждать. Да и ливонцы скоро очухаются.

* * *

Арцыбашев пришел в себя в каком-то крохотном помещении. В одной сорочке и узких штанах, он лежал на узком ложе. Сильно болела голова, так что казалось, вокруг качаются стены! Дощатые, безо всяких украшений… они и в самом деле качались! Снаружи, за слюдяным окном, что-то шумело…

Взяв волю в кулак, Леонид поднялся на ноги и, едва не упав, подошел к окну. Море! За окном синело море!

Корабль! Вот, значит, как. Он – на корабле… Но черт побери – как?! Как такое могло случиться?

Ядвига!!! Заброшенная мыза… пиво… И сон! Крепкий глубокий сон. И что? Ядвига – предательница? А похоже, так. Именно так. Предательница, шведская – или польская – шпионка. А он, Магнус – дурак. Опять – на те же самые грабли! С другой стороны, вообще без женщин, без любовных интрижек тяжело жить, нерадостно как-то.

Дверь в каюте конечно же оказалась запертой снаружи. Правда, не прошло и двадцати минут, как в каморку заглянули двое плечистых матросов – принесли в миске еду, какую-то мерзкую с виду кашу. Молча пришли. Молча поставили миску на стол. И так же молча удалились, никак не реагируя на все попытки пленника завязать разговор. Да и что толку с ними разговаривать – пешки! А вот с хозяином корабля пообщаться бы стоило… только он что-то не слишком торопился развлечь доброй беседой высокого гостя.

Съев все-таки кашу – голод не тетка! – Арцыбашев снова улегся на узкое ложе и задумался. Пока ясно было одно – его похитили. И скорее всего, шведы; всем остальным сильным мира сего сомнительный ливонский монарх без надобности. Разве что литовцам… Нет! Все же шведы. На Балтике их флот – лучший. Дания вышла из войны, а Ганза давно уже не представляла такой грозной силы, как еще лет сто назад. На мировую арену выступали сильные централизованные государства, и торговому союзу северонемецких городов там было ловить нечего. Откровенный пережиток феодального прошлого… как и недавно распавшийся Ливонский орден.

Похитили, да… Но зачем? Что будут делать шведы с королем Ливонии? За легитимного властелина они Магнуса никогда и не признавали, а потому никаких переговоров вести не будут. Просто повесят? Вот прямо так вздернут на мачте, как обычного пирата.

Молодой человек поежился – столь злая судьба его вовсе не прельщала. Или все же не повесят? То есть – не сразу, ну, зачем-то его везут в Стокгольм… или не в Стокгольм, а куда-то. Везут. Однако куда бы ни везли, несомненно одно – ничего хорошего там Арцыбашева не ожидает.

Снаружи – а дверь располагавшейся в кормовой надстройке каюты, похоже, выходила на палубу – вдруг послышались чьи-то шаги и голоса. Кто-то остановился у двери. Скрипнул засов. В каюту вошли двое.

Арцыбашев тут же уселся на ложе, с любопытством разглядывая посетителей. Один – одетый в синий, с золочеными пуговицами камзол плечистый детина с угрюмой физиономией висельника пленнику сразу же не понравился. Впрочем, и второй, вислоносый с тараканьими усиками, тоже не вызывал особенных симпатий. Он и начал разговор, произнеся несколько фраз на совершенно незнакомом Лёне языке. Одно было ясно – язык явно североевропейский: шведский, норвежский или датский. Скорее всего, шведский…

Не добившись ответа, вислоносый скрестил руки на груди и сделал два шага назад, уступая место своему угрюмому спутнику.

– Вы – тот, кто именует себя королем Магнусом Ливонским? – глядя на пленника холодными оловянными глазами, по-немецки спросил здоровяк. Холеное лицо его дышало надменностью и презрением, тонкие губы кривились в недоброй улыбке, на портупее тускло поблескивала шпага в потертых кожаных ножнах.

– Я – легитимный король Ливонии! – поднявшись на ноги, Арцыбашев нахально ухмыльнулся. – А вот кто вы такие, господа? И зачем…

– Я – поданный шведской короны, – с неожиданною охотою пояснил плечистый. – Зовут меня Герд Йохансен… впрочем, имя мое вам ничего не скажет. А вот этот человек, – швед кивнул на вислоносого, – датский купец Гамнибус Фохт… Что-то вы совсем не хотите поговорить с ним на родном языке, ваше величество!

Слова «ваше величество» герр Иохансон произнес таким презрительно-уничижительным тоном, что тут только тупой бы не догадался – почему. Понял и Леонид – самозванство его раскрыто, и везут его, скорее всего, в Данию, к родному братцу – королю Фредерику. Висельник-швед, конечно, туда не сунется, а вот «датский купец» – иное дело. Если он и вправду – купец. Хотя какая разница? Он датчанин – это ясно, и очень может быть, даже был знаком с истинным принцем Магнусом.

Итак – в Данию… к «брату»… если так, то дело плохо – можно себе представить, какой разразится скандал! Король Фредерик (один из немногих, кто поддерживал царя Ивана), несомненно, направит в Московию ноту и обязательно поинтересуется, где же его родной брат. Истинный брат, а не этот наглый самозванец… Правда, к тому времени Арцыбашев, скорее всего, уже умрет под пытками.

Да-а-а… и что же, однако, делать? А что делать? Бежать! Иного пути нет! Вернуться на родной трон, а там пущай клевещут! Самозванец, не самозванец – поди докажи!

– Не понимаю, что вы от меня хотите? – пожав плечами, холодно поинтересовался Магнус.

Йохансен неожиданно рассмеялся:

– Мы – ничего! А вот у доброго короля Фредерика, вероятно, появятся к вам вопросы. – Хмыкнув, швед кивнул купцу: – Идемте, гере Фохт, нечего тут время терять.

– Эй, эй, постойте! – запоздало забеспокоился Леонид. – Может, мы смогли бы договориться…

– Поздно! – верзила обернулся в дверях. – Ставки уже сделаны, любезнейший господин не знаю, кто. В датском королевстве вешали и за менее скандальные дела. А еще вам предстоит познакомиться с королевским палачом… И уже очень-очень скоро.

– Послушайте…

– Прощайте, хм… король. И не надо стучать в дверь… или биться головой о стену. Это лишнее – вас просто свяжут, и все.

Дверь закрылась. Скользнул на свое место засов. В узкое оконце было хорошо видно, как по синему небу медленно плыли белые кучерявые облака.

Взяли его на Эзеле, – нервно прохаживаясь из угла в угол, рассуждал сам с собой Леонид. От Эзеля до Копенгагена – примерно трое суток, и это еще смотря какой ветер. Хорошая новость – у него есть как минимум три дня! Целых три дня. И за это время нужно что-то придумать. Спасание утопающих – дело рук самих утопающих, так ведь в народе говорят!

И для начала хорошо было бы получить хоть какую-то информацию о корабле и его команде. Да, приносящие обед слуги с пленником не разговаривают, да и вообще похитители держат его взаперти, даже в гальюн не выводят – ночной горшок поставили, и все дела.

Да, с пленным не разговаривают. Но ведь у него есть уши и тонкий артистический слух. А переборки на судне не столь уж и толстые – все довольно хорошо слышно. Вот послышались чьи-то торопливые шаги. Кто-то на кого-то заорал – верно, боцман. Орал на незнакомом языке, скорее всего по-шведски… А вот, судя по всему, пробежали матросики. Перебросились фразой на северонемецком. Ну да, матросы-то, скорее всего – немцы. По крайней мере значительная их часть.

Припав ухом к двери, Леонид жадно ловил хоть какие-то фразы и уже к вечеру имел кое-какое представление о своем узилище. Именовался корабль – «Святой Стефан», и шел он под флагом славного ганзейского города Любека, курсом в Штральзунд, а затем – в Копенгаген. Вез кожи, воск, пеньку.

Подобных кораблей – «добрых коггов» – в караване было несколько, и еще имелось два небольших судна для охраны, нанятые в Ростокском порту. Многие матросы откровенно жалели, что не нанялись на воинские корабли, называя владельца «Святого Петра» старой сволочью и гнусным скрягой.

Полученная информация произвела на пленника самое благоприятное впечатление. Значит, специально за ним корабль похитители не высылали, воспользовались попутным караваном… хозяевам коего наверняка не было до фальшивого Магнуса совершенно никакого дела. Вряд ли моряки со «Святого Стефана» так уж пристально следили бы за узником… Но какая-то, выставленная шведом, охрана, несомненно, имелась. Те молчаливые парни, что приносили еду? Ну да, а кто ж еще-то?

После полудня матросы, судя по доносящимся с палубы звукам и граду ругательств, занимались генеральной уборкой – драили палубу, что-то подкрашивали, строгали – и так до самого вечера. Пользуясь суматохой, Арцыбашев малость вздремнул – все равно ничего толком не слышно.

Выспавшись, с аппетитом перекусил принесенной чечевичной похлебкой и вновь занял место у двери, возлагая особенные надежды на ночь. И не просчитался, справедливо предположив, что вахтенные матросы, опасаясь плетки боцмана или корабельного палача – профоса, вряд ли осмелятся откровенно спать, а скорее всего, будут коротать вахту в разговорах. Так и случилось.

Вахтенные долго перекрикивались, потом все затихло, и через некоторое время узник услышал приглушенные голоса. Корабль, скорее всего, остановился на ночь, бросив якорь на рейде какой-нибудь спокойной бухты. Ночью, да еще на воде, разговоры были слышны очень даже неплохо, тем более что невидимые собеседники расположились по тому же самому борту, где находилась и каморка похищенного фальшивого короля.

Говорили, судя по голосам, двое – молодой и пожилой. Молодой – скорее всего юнга, ибо голосок-то был еще ломающийся, детский – уважительно называл собеседника «дядюшка Ганс», а сам откликался на имя Томас. Сначала собеседники обсуждали боцмана – злобного зверюгу, по мнению юнги, а потом перешли к самому интересному: к тайной особе!

– И кого же мы, интересно, везем в той каюте? А, дядюшка Ганс? – негромко спросил Томас.

В ответ послышалось недовольное бурчание:

– Не нашего это ума дело, парень. Везем – и везем.

– А другие пассажиры, похоже, шведы. Они того, что в каюте, взаперти держат.

Снова ворчание. Плевок.

– Ну, шведы и шведы. Тебе что с того?

– Да ничего… – Арцыбашев ясно представил, как мальчишка пожал плечами. – Просто как-то забавно выходит. Мы идем в Данию, туда же шведы кого-то под конвоем везут. А ведь датчане и шведы – враги, воюют!

– Уже не враги. Помирились.

– Все равно, – упрямо возразил юнга. – Совсем недавно ведь воевали, да.

Вздох. Короткое насупленное молчание. А потом – явно неодобрительный тон:

– Вот никак не возьму в толк – чего тебе надо, Томас?

– Хочу уйти с этого корабля, – в срывающемся голосе паренька зазвучала нешуточная обида.

– В Копенгаген придем – и уйдешь. У тебя договор на сколько?

– До ноября… Но я не хочу до ноября, дядюшка! Этот боцман… сам знаешь, свет не видывал еще такого придирчивого и злобного черта! Да-да, истинный дьявол. Вчера так отделал меня плеткой – до сих пор вся спина огнем горит! И, главное, ведь ни за что… просто злость сорвал, свинья рыжая. Отыгрался!

– Ты еще молодой, Томас. Чтоб стать настоящим моряком – терпи. А боцман… да разве это придирки? Вот в наше время…

Где-то наверху, с кормовой надстройки, вдруг донесся негромкий свист, явно условный. Сначала тихо и четко, три раза: фью-фью-фью. Потом – словно бы соловьиная трель, и снова – фью-фью-фью…

– О! – в голосе юнги скользнула радость. – Это Франц! Говорил же, у него тоже сегодня вахта – подменяет заболевшего Рогира. Эй, Франц! Мы здесь, спускайся…

– Я вот вам покажу! Вместо того чтоб зорко нести вахту, они точат лясы, ублюдки! – произнесенная с нешуточной злостью тирада разнесла тишину на куски. – Тысяча чертей вам в глотку! Десять тысяч чертей! Дьявол вас раздери… Вот я вам задам, бездельники! Вот я вам задам!

Боцман! Ну, конечно же… Снаружи явственно донеслись жалобные крики юнги. Похоже, малого избивали плетью.

– Останешься нести вахту до утра, понял, паршивец? Я спрашиваю – понял?

– Понял. Все понял, господин боцман. Останусь нести вахту до утра. Только прошу, не бейте меня, пожалуйста, больше! Не бейте. Не…

Снова звук плети. Стон. И торжествующий хохот боцмана.

Минут через пять все стихло. И эта мертвая тишина стояла почти полночи, так что Арцыбашев даже задремал. И проснулся от килевой качки – налетевший с моря ветер нагнал волну. Что-то скрипело – доски или старые бимсы, и вроде бы еще не начинало светать… нет, не начинало.

Глянув в оконце, узник с минуту прислушивался, а потом тихонько засвистел. Так, как запомнил – три раза отдельно, потом – соловьиная трель, потом снова три раза. Просто так рассвистелся, решил попробовать, что из этого выйдет…

Вышло неплохо! На палубе послышались торопливые шаги, раздался ломкий голос юнги:

– Франц? Ты где? Тебя тоже оставили?

– Ты один, Томас? – припав ртом к щели в дверях, быстро спросил Леонид.

– Один, увы… все остальные уже спят, а я… Ой! А кто это?

– Мое имя тебе ничего не скажет, – самозваный король отвечал, как давеча швед – пафосно, но справедливо. – Скажу лишь, что я – весьма влиятельный и обеспеченный человек. А ты, я вижу, не очень-то доволен своей службой?

– С чего это вы взяли… Я сейчас позову всю вахту! Доложу…

Голос парнишки звучал как-то не очень решительно, и узник продолжал вкрадчиво и весьма рассудительно, стараясь не спугнуть юнгу – наверное, свою последнюю надежду:

– Пожалуйста, если хочешь – зови. Эко дело. Подумаешь! Я просто хотел тебе кое-что предложить.

– Знаю. Деньги за то, чтоб я незаметно отпер засов в первом же порту!

– А ты неглупый парень! Все так… почти так. Правда, речь идет не о деньгах.

– Не о деньгах?

– А о весьма достойной службе, довольно денежной, но и трудной, а иногда и просто опасной. Право, не знаю, выдержишь ли ты?

Подросток раздумывал секунд десять, а потом все же спросил:

– Что за служба? Просто интересно.

– Очень достойная. Тебя никто не будет бить, хотя и требовать будут многое… Или это старое корыто и сиволапый громила боцман тебе так дороги? А-а-а, понимаю, ты просто боишься! Опасаешься будущих трудностей. Уж конечно, что же хорошего в том, чтобы самому отвечать за себя и свои поступки. Право, уж лучше боцман!

– Я не боюсь! Я… я готов!

– Тсс! Тихо! Кроме Копенгагена, мы еще куда-то заходим?

– Штральзунд.

– Хорошо. Пусть будет Штральзунд. Ты знаешь, что делать. Что замолк? Думаешь, я хочу тебя кинуть?

– Кинуть? – рассеянно переспросил парнишка. – За борт?

– В смысле обмануть, – Арцыбашев досадливо поморщился. – Я б тоже на твоем месте думал точно так. Однако что тебе терять-то? Подзатыльники боцмана? Сколько тебе здесь платят?

– Кормят только, – со вздохом протянул Томас. – И – подзатыльник, да. А еще плетка…

– Тогда считай, договорились, – Леонид едва слышно хохотнул. – Договорились ведь? Ну, не слышу ответа. Что-то не так?

– Вообще-то я хотел стать моряком. Видите ли, я сирота, и обо мне совершенно некому позаботиться… А здесь все ж не умрешь с голоду… и лет через семь можно выбиться в матросы…

– И точно так же ловить подзатыльники! – в тон парню продолжил король. – Томас, ты что-нибудь слышал о некоем Генрихе Ротенберге из Нарвы? Говорят, он известный негоциант…

– Генрих Ротенберг из Нарвы… – шепот парнишки прозвучал затухающим эхом. – Это не у него целая флотилия торговых судов?

– У него самого, – охотно подтвердил молодой человек. – И еще одно имечко назову – Карстен Роде!

– Карстен Роде!!! Разбойник!

– Сам ты разбойник, – Арцыбашев даже несколько обиделся за своего доброго знакомца. – Впрочем, как хочешь, я тебя не неволю. Не хочешь – сиди себе здесь, счастливой матросской судьбы дожидайся, а хочешь – выбирай. Или в торговый флот к Ротенбергу… или – к Карстену Роде! Ну? Что замолк-то?

– Так и знал, что вы пират, господин! – выдохнул парнишка.

– Хм… пират. Подымай выше! – Леонид глянул в оконце – кажется, уже начинало светать, и нужно было поскорее заканчивать опасную беседу. Опасную в первую очередь для юнги, самому узнику вряд ли уже могло навредить хоть что-то. – Надоело мне тебя уговаривать. Не хочешь – как хочешь. Наше дело предложить, ваше дело отказаться.

– Эй, бездельник!!! Ты что здесь околачиваешься, свинья? Небось, задумал что-нибудь украсть у господ пассажиров? – громкий голос боцмана весьма кстати оживил тему. – А ну, иди сюда, чучело! А ну!

– Я согласен… – прошептал подросток и, обреченно вздохнув, поднялся на корму – к ожидавшему его боцману. Снова послышались крики…

А дальше что-то случилось. Что-то произошло – вот буквально только что, сейчас, утром – внезапно. Запела труба, забегали по палубе матросы, полезли на ванты поднимать паруса. Загрохотала цепь – судно поспешно снималось с якоря. Вот повернули. Уловили ветер… Что-то глухо рявкнуло. Пушка!!! И не здесь – где-то вдалеке. Просвистев в воздухе, ухнуло в море ядро, за ним другое…

Арцыбашев присвистнул. Похоже, на торговый караван кто-то напал! Быть может, тот же Карстен Роде – запросто. «Святой Стефан» быстро пошел по ветру, судя по всему направляясь к берегу в ближайшую укрепленную гавань.

Фальшивый монарх довольно потер руки. Его неприятная встреча с королем Фредериком отдалялась на довольно-таки неопределенную перспективу.

Увы, в оконце видно было одно лишь небо. А потом – целый лес корабельных мачт! «Святой Стефан» явно вошел в какой-то крупный порт, укрылся от опасности и теперь швартовался к пирсу.

На палубе стоял веселый гомон – как видно, сей порт – и город – был хорошо знаком каждому.

– Вы напрасно радуетесь, господа, – хлестко оборвал кто-то. – Рига нынче не вольный ливонский город, а протекция польского короля Сигизмунда-Августа!

– Надеюсь, он не сделал ее католической?

– Не успел!

– Да и Рига недолго под поляками будет!

– Как знать, господа, как знать. У русских есть поговорка – «из огня да в пламя», как-то так звучит. Точно под наши приключения! От пиратов ушли, но попали в Ригу. Можно сказать – к полякам! А с ними нужно быть очень осторожными, любезные мои господа.

Рига! Волнуясь, пленник покусал губы. Отсюда до его королевства – один шаг! Значит, вот где немцы решили укрыться… Ну, правильно – в Риге испокон веков заправляли немецкие купцы. Ганзейский город, можно сказать – родной. Пусть даже под протекцией Речи Посполитой. Под так называемой протекцией – вряд ли престарелый Сигизмунд-Август слишком настырно лез в рижские дела. Наверняка довольствовался данью.

На палубе вновь послышался гомон, шум – судя по всему, народ собирался на берег. Пусть и польская нынче Рига, а все ж знакома многим, у многих наверняка имелись здесь любимые кабачки и прочие увеселительные заведения, расположенные на берегу Даугавы и близ Ратушной площади.

Судя по небу и солнышку, было уже где-то часа три-четыре пополудни. Арцыбашев то прислушивался, то, нервно щурясь, заваливался на ложе – ждал. Ежели юнга не испугается, ежели соблазнится заманчивым предложением, то… То все сладится! Выпустить узника мальчишке удобнее, когда на судне почти никого не останется – ясное дело. Лишь вахта…

Ого! Вот совсем рядом, на корме, послышалась ругань:

– Тысяча чертей вам в глотки! Иоаким, Вендес – на вахте. Юнга тоже с вами. И пусть этот бездельник как следует отдраит трап! Иначе к чистоте его приучит моя плетка.

Леонид хмыкнул. Знакомый голос. Боцман. Молодец, ай молодец – и правильно: щеми, щеми юнгу, чтоб у парня ни малейших сомнений не осталось.

Чьи-то шаги загрохотали по кормовой лестнице… спустились по трапу… Кто-то крикнул:

– Эй, Томас, слышал, что боцман велел?

Кто-то невесело рассмеялся…

Затем – тишина: гнетущая, долгая, длящаяся, наверное, около часа. Или куда там час – почти до самого вечера! Почему-то именно так показалось узнику. Арцыбашев уже устал постоянно прислушиваться, мерить шагами каморку. Может, он вообще зря надеялся? Юнга вовсе не должен был выпустить его в Риге, договаривались-то на Штральзунд.

Так вот, нервничая, Леонид и не расслышал вдруг раздавшийся снаружи шорох, лязг. Дверь резко распахнулась, и ломкий подростковый голос выдохнул:

– Пошли.

Что и говорить, пленника не нужно было долго упрашивать! Впереди, в коротких матросских штанах и черной, накинутой поверх серой сорочки жилетке, пробирался юнга. Темно-рыжие космы его выбивались из-под черной замызганной шляпы, башмаки парень предусмотрительно нес в руках. Вообще паренек показался Лёне довольно забавным: круглое лицо, забавные веснушки, густо рассыпанные вокруг задорно вздернутого носа, светло-синие испуганные глаза.

Иногда оглядываясь, Томас что-то говорил громким свистящим шепотом, а чаще – указывал жестами: сейчас стой, теперь пересидим… все – можно идти.

Арцыбашев выполнял все беспрекословно, не забывая внимательно осматриваться вокруг. «Святой Стефан» оказался большим четырехмачтовым коггом с массивными надстройками и четырьмя большими пушками, установленными прямо на палубе. С расположенного на носу корабля камбуза пахло какими-то вкусностями – то ли чечевичной похлебкой, то ли жареной рыбой. Из печки густо валил дым, слышались чьи-то довольные голоса и раскаты хохота. Похоже, матросы коротали вахту с пользой.

– Ждите! – повернувшись, юнга махнул рукой и, опустив на палубу висевшую на правом плече котомку, подошел к слонявшемуся у трапа вахтенному – нескладному молодому парню с унылым лицом.

– Боцман велел мне все здесь отчистить как следует, – подойдя, грустно улыбнулся Томас.

Вахтенный встрепенулся:

– Боцман? Велел?

– Да-да, он самый. Ты не слыхал, что ли?

– Не… – парень оказался весьма сообразительным. – Значит, пока ты здесь, друг, я смогу пойти на камбуз!

– Ну конечно же можешь.

– Отлично! Ну, ты, если что – зови.

Радостно потерев руки, вахтенный направился прочь, не забыв пообещать юнге лепешку. Или похлебку – Арцыбашев особо не вслушивался, он давно уже присматривался к расставленным возле фальшборта башмакам, щедро начищенным ваксой и выставленным для просушки. Башмаки были самых разнообразных фасонов – с пряжками и шнурками, с каблуками и без – все это узника не интересовало, куда больше занимал размер. У самого-то Лёни башмаков не было – его ведь босиком взяли…

Ага! Вот эти должны подойти. Хорошие башмаки, без каблуков, на шнуровочке – словно кеды. Их и прихватил. На вид вроде бы в самый раз, ну, не малы – точно. А уж если и чуть велики, так не беда – на шнурках удержатся.

Арцыбашев тут же и натянул выбранную пару… Впору! В самый раз. Надел, оглянулся на юнгу: тот уже махал рукой, скорчив отчаянную рожу:

– Скорей, господин. Скорей!

Сбежав по трапу вслед за слугой, Леонид-Магнус очутился на пирсе, у которого покачивалось великое множество самых разных судов, разглядывать которые сейчас не имелось ни времени, ни смысла. Кораблей было много, и под самыми разными фагами, в основном – ганзейскими и польскими. На кормовой мачте «Святого Стефана» тоже развевался массивный стяг Любека. Ну, не шведский же «Тре крунер», шведов поляки, мягко говоря, не жаловали!

Быстро пройдя по набережной, беглецы свернули в город у Рижского замка и, укрывшись за деревьями, немного перевели дух. Над замком развевалось алое знамя с белым польским орлом. Судя по этому флагу, именно там располагался наместник Речи Посполитой, под власть которой отдался город почти сразу после развала Ливонского ордена. Ну, не прожить было самому по себе, «вольным» – обязательно кто-нибудь бы прихватил. Не поляки, так шведы, не шведы – так датчане или русские.