Текст книги "Мир пятого солнца"

Глава 4. 1324 год. Сон второй: девушка с глазами, как звезды

Тогда Ксавье сказал:

– А может быть, вы просто любили? Только любовь объясняет безумие некоторых поступков.

Франсуа Мориак. «Агнец»

Подходил к концу первый месяц года, завтра наступал второй – великий праздник весны и ее покровителя – древнего грозного бога Шипетотека – «владыки в ободранной коже».

Праздника ждали, готовились, и не только жрецы, все! Особенно – молодежь, ибо старший тламатин кальмекака объявил, что празднество будет устроено и в школе – всякий желающий может плясать танцы во славу божеств, для того будут приглашены музыканты…

И даже знатные девушки, что посещали соседнюю школу, изъявили желание участвовать в церемонии. Это радовало, возбуждало… Особенно Асотля, все надеявшегося встретить ту самую… Девушку, с глазами, как звезды.

С утра жители города под руководством жрецов неспешно продвигались к храму Шипетотека, впрочем, и около других храмов тоже было многолюдно, ведь грозный бог выступал сейчас в ипостаси божества плодородия, а содранная с жертвы кожа символизировала сдирание листьев со спелого початка маиса – в честь этого и праздник.

Все радовались, поздравляли друг друга, Асотль всматривался в проходивших девушек, все искал…

– Что, не увидел еще? – со смехом подначивал шагавший рядом Шочи. – Говорил – надо было раньше искать!

– Будто я не искал, – обиженно буркнув, Асотль отвернулся и тут же радостно помахал рукой – увидал своих: толстяка Тлауи, Уии – сына начальника дворцовых писцов, точнее сказать – рисовальщиков, весельчака и балагура Сенцока.

– Хэй, Асотль, Шочи! А мы-то думали, куда вы запропастились?

– Мы же сказали, что задержимся.

Ребята сейчас выглядели франтами: в длинных хлопковых и шерстяных одеждах, в плащах из сияющих всеми цветами радуги птичьих перьев, золотые пекторали сияли на солнце, шевелюры юношей были тщательно вымыты и расчесаны, кое-кто вставил в волосы перья, кто-то надел диадемы, а вот Асотль просто повязал на лоб украшенную золотом и нефритом повязку.

На душе было радостно еще и от того, что удалось уговорить сына масеауалли Шочи надеть узорчатую тунику – у Асотля таких было две, ну неужели он не поделится с другом. Тот, конечно, поначалу отказывался, но потом согласился – все-таки праздник, да и Асотль ему не чужой: парни давно воспринимали друг друга, как братьев.

– Ой, смотрите-смотрите, ой, не могу, какой важный! – скорчившись от смеха, Сенцок показывал пальцем на Тесомока, шедшего сразу за жрецами в компании трех парней, и в самом деле, выглядевшего весьма гордо, еще бы – этой четверке была доверена великая честь: сражаться с будущей жертвой. Поистине, было чем гордиться – парни и гордились, свысока поглядывая на окружающих…

А как только видели какую-нибудь девчонку, ясно – не простолюдинку, так совсем надували расписанные красной и синей краской щеки. Высокие деревянные шлемы, украшенные цветными перьями, увенчивали их головы, такие же перья украшали щиты и короткие копья. Красавцы, что и говорить.

И девчонки на них – да, поглядывали…

Ну что ж, Тесомок, вне всяких сомнений, заслужил подобную честь, в отличие от некоторых, опозорившихся на острове во время военной игры.

– Ничего, – сплюнул Сенцок. – Придет еще и наше время, верно, Асотль?

Асотль торопливо согласился, а Шочи сделал вид, что ничего не слышит – а, собственно, к нему и не обращались.

Сопровождаемая глухим рокотом барабанов и гнусавым пением жрецов, процессия остановилась у подножия пирамиды, на плоской вершине которой располагались четыре храма, по числу ипостасей Тескатлипоки: черный – старший, белый – Кецалькоатль, голубой – Уицилопочтли и красный – Шипетотек.

В Колуакане особенно почитались черный и красный Тескатлипоки, большим уважением пользовался также и Кецалькоатль, а вот что касается Уицилопочтли, то он считался младшеньким – хотя и ему, конечно же, приносились достойные жертвы – никому не хотелось ссориться с богами.

К круглым, изукрашенным узорчатыми барельефами, камням, расположенным у подножия пирамиды, уже были привязаны пленники – тлашкаланцы и ацтеки, поклоняющиеся все тем же богам… Ну, почти тем же – к примеру, богом ацтеков был Уицилопочтли, он считался у них старшим.

Асотль с любопытством вглядывался в ацтека: тот был довольно молод, наверное, ровесник Шочи или чуть старше, было видно, что парню не по себе – он нервничал, переступал с ноги на ногу, сжимая в руках макуавитль – простую деревяшку, без всяких обсидиановых вставок. Кожа ацтека была грязной, с широкими полосами крови, и вообще, пленник выглядел жалко.

– Как раз такой и подойдет для скользкого Тесомока, – шепотом съязвил Сенцок. – Четверо против одного… Справятся!

Асотль тоже усмехнулся, хоть и понимал неправоту своего товарища: в конце-концов, и более серьезные воины тоже нападали на пленника вчетвером, как четыре бога, таковы уж были традиции – чужак обязательно должен быть побежден и принесен в жертву, иного просто не предусматривалось.

Вдруг пение жрецов стихло, все умолкло на миг… И вот гулко громыхнул барабан. Четверо юных воинов во главе с Тесомоком окружили ацтека. Тот дернулся, ударил макуавитлем… Дурачок, все было напрасно. Ацтек хорошо понимал это и, еще раз махнув, вдруг выбросил меч, сел на край камня и… зарыдал, уткнув в ладони лицо. Что ж – такое тоже бывало.

Приблизившись, парни опрокинули пленника, быстро связав ему руки, и Тесомок ловко схватил несчастного за волосы, поволок его на вершину пирамиды, к храму и жертвеннику. Толпившиеся вокруг зрители радостно закричали, засвистели, заулюлюкали:

– Давай, давай, тащи его, парень!

– Пусть скорей сдерут с него кожу!

– Слава великому Шочитепеку!

Асотль обернулся:

– Шочи, так ты получил имя в честь этого бога?

– Я не виноват, что меня так назвали! – Парнишка ощерился, но тут же сник. – Хотя почему бы и нет? Чем тебе не нравится мое имя?

– Да кто сказал, что не нравится?

Асотль задумчиво смотрел, как мускулистый и сильный Тесомок тащит вверх по лестнице пленника. Тот уже не рыдал и не вырывался, полностью смирившись со своей участью – а что ему еще оставалось делать? К тому же, это была почетная смерть.

– Зря они выбрали для жертвы ацтека, – негромко произнес кто-то за спиной.

Друзья обернулись, увидев перед собой высокого худого человека с красивым, но уже тронутым морщинами лицом. В облике незнакомца было что-то такое, что внушало уважение – может быть, отсутствие суетливости, может – горделивый взгляд, а, может – что-то еще.

Ясно было, что этот человек привык не повиноваться, а отдавать приказы другим. Однако вид и горделивая поза его плохо соответствовали одежде, более чем скромной, сотканной из волокон агавы и подпоясанной простой веревкой…

Купец! – тут же догадался Асотль. Ну конечно, купец – им запрещалось носить богатые одежды и украшения…

– А почему? – негромко спросил Шочи. – Почему плохо, что жрецы взяли ацтека?

– Ацтеки – воинственный и сильный народ. – Купец ухмыльнулся. – И наш правитель вроде как им покровительствует. По крайней мере, ацтеки сейчас живут на наших землях.

– А где они обычно живут, эти ацтеки? – просто так, чтобы поддержать разговор, поинтересовался Асотль.

– Обычно они живут в пути, – странно пояснил незнакомец. – Да-да, парни, их дом – нагорье… Впрочем, сейчас у ацтеков есть и селение, Мешикальтцинко – если его еще не разрушили шочимильки.

– Но шочимильки – и наши враги! – А враги наших врагов – наши друзья.

– Тогда зачем приносят в жертву ацтека?

Купец неожиданно расхохотался:

– Рад, что хоть вы это понимаете. Ацтеки – сметливый и красивый народ, подождите, они еще себя покажут… Кстати, ты, парень, как раз похож на ацтека.

– Я? – Асотль хмыкнул. – Не больше, чем вот, Шочи.

– Нет, похож, – настаивал незнакомец. – Поверь мне, я много чего повидал в мире пятого солнца. Для колуа ты слишком вызывающе красив!

Асотль просто хлопал глазами, не зная, что и ответить.

В этот момент снова забили барабаны, а наверху пирамиды заголосили жрецы – и все собравшиеся, упав на колени, в экстазе протянули руки к небу, к богам…

На миг все стихло… Послышался жуткий вопль… на жертвеннике мелькнуло что-то красное… Ясно – жрецы вырвали пленнику сердце… Теперь отрубят голову, вместе с другими наденут ее на специальные прутья у подножия пирамиды – тцомпантли – а обезглавленное тело сбросят вниз – вот оно, как раз кувыркается по крутым ступенькам.

Ага, старики на средней площадке поймали его… Унесли в храм с плоской крышей, чтобы содрать кожу и расчленить для жертвенного пира. А в эту кожу потом обрядится жрец. В окровавленную кожу врага. Жертвы. Необходимой, чтобы солнце катилось по небу, чтобы оно не погасло, как уже случалось четыре раза, а нынешний мир – мир пятого солнца – будет существовать, пока солнце может питаться досыта жертвенной кровью людей, их горячими, трепещущими сердцами. Так уж устроен мир.

Кстати, говорят, ацтеки поступали со своими пленниками точно так же. И шочимильки. Да и вообще – все.

– Эй, приятель, гляди-ка!

Асотль вздрогнул – Шочи чувствительно пихнул его локтем под ребро.

– А? Что?

– Во-он, туда смотри, чучело!

Юноша, конечно, немного обиделся на друга за «чучело», но, проследив за взмахом руки Шочи, закусил губу… И растерянно моргнул… Неужели?

По крутой лестнице с вершины пирамиды спускались девушки в белых платьях, их волосы, их грудь и запястья были украшены яркими цветами – желтыми, синими, красными – потрясающе красивое зрелище, понятно любому. А впереди, в окружении подружек, шла девушка в золотой сияющей диадеме… Та самая… Девушка с глазами, как звезды.

Белый наряд ее был забрызган жертвенной кровью, как видно, девчонка наблюдала за церемоней в числе почетных гостей… Да кто же она такая?!

– Ого! – откуда ни возьмись, подбежал весельчак Сенцок. – На кого это ты так вылупился? О! Красивая девушка… Кто такая?

– А я почем знаю? – неожиданно рассердился Асотль. – Вот заладили все – кто, да кто? Ясно, что не из простых.

– Ну да уж, – Сенцок хохотнул и протянул приятелю пирожок из кукурузной муки. – Хочешь?

– Хочу… – Асотль улыбнулся. – Дай два… нет, лучше три.

– Ого – три! Возьми сам… Вон, у камней раздают.

– Давай, давай…

Выхватив у Сенцока из рук несколько пирожков, юноша быстро побежал к лестнице, расталкивая плечом толпу. Сердце билось, а в голове была одна мысль – «только бы не ушла»…

Ну, старик, что ты путаешься под ногами? А ты, женщина? Ну, дайте же пройти! Ну, пожалуйста…

И где же?

Остановившись, Асотль поискал глазами… Где?

– Эй, парень, тут девчонки не проходили? Красивые такие, с цветами.

– С цветами? А, вон туда пошли. Ты случайно не видал здесь…

Юноша не слушал – бежал. И за углом пирамиды, у входа в сад, наконец увидел…

О, Асотль был хитер! Пронырливым койотом юркнул в соседнюю аллейку, тянувшуюся параллельно, по ней и пошел, то и дело прислушиваясь. Ага – вот он, девичий смех, никуда не делся… Теперь, на углу – оп! Выскочить и идти себе, будто так и шел… Медленнее, медленнее…

Все! Теперь пора!

Обернуться:

– Хочешь пирожок?

О, Боги!!! Не те!

Нет, девчонки красивые, и вот эта, что стоит прямо перед ним – хохотушка:

– Ты кто?

– Я? Асотль.

– А я Тескаль. Будем дружить?

– Будем… Слушай, а ты не видала тут девушку… такую… с сияющими глазами. И вы все – не видали?

– А у нас тут у всех глаза сияют! Разве нет?

Девчонки дружно расхохотались.

– Ну, платье у нее еще все в крови… Видать, близко стояла…

– А!!! – Тескаль улыбнулась. – Так бы сразу и сказал. Не знала, что у Ситлаль такие знакомые.

– Как ты сказала? Ситлаль?

Какое подходящее имя – Ситлаль – «Звездочка»!

– Так, где же она?

– Беги во-он к той беседке – догонишь. Она у нас любит уединиться.

К беседке? А, вот она – среди цветов, в беседке с позолоченной крышей… Изящный мостик рядом, и тихонько журчит ручей.

Выскочив из кустов, юноша едва не упал, еле-еле удержал равновесие, выронив пирожки в песок… И вскрикнул:

– Ой!

– Ну вот. – Сидевшая в беседке девушка – та, та самая! она! – недовольно повела плечом. – Видно, сегодня нигде не найти мне покоя… – И продолжила, нараспев:

 
Лишь здесь, на земле,
Сохраняются благоухающие цветы,
И песни, составляющие наше счастье.
Наслаждайся же ими!
И никуда не спеши!
 

– А я и так не спешу, – улыбнулся Асотль на слова девушки. – Хочешь, угощу тебя пирожками?

– Теми самыми, что валяются на земле?

– Ой…

Юноша смутился, а потом осмелел, поднял глаза:

– Ты – Ситлаль?

– А тебе что за дело?

– Так… Хотел пригласить тебя на наш вечер, в кальмекак. Ты не бойся, там и другие девушки будут, ведь сегодня праздник – нам можно плясать и веселиться вместе.

– Хм, – лицо юной красавицы надменно скривилось. – С чего ты взял, что я буду шляться по всяким там школам? Будто у меня нет других дел. Ну и что, что сегодня праздник? Мне он, кстати, не очень-то нравится… Брр… О! Слышишь? Меня уже ищут!

И в самом деле, в саду раздались голоса, между прочим, мужские. Звали Ситлаль.

– Что ж, вижу, у тебя много поклонников, – огорченно пробормотал Асотль. – Прощай.

– Это слуги, – Ситлаль неожиданно улыбнулась. – Во-он, бегут уже…

– Прощай… – снова повторил юноша.

– Прощай… Да! Постой-ка! Ты ведь так и не сказал, где находится твой кальмекак?

Они кружили в пляске под ритмичную дробь барабанов и пение тростниковых флейт. Все: «воины-орлы», «воины-ягуары»…

– Хэк!!!

Подпрыгивая, одновременно выбрасывали вверх правую руку.

– Хэк!!!

А потом – левую…

Потом дружно совершали прыжок. Все движения были четко выверены и регламентированы, ведь это был не просто танец, нет, он имел сокровенный божественный смысл. Как и жертвоприношения, как и весь праздник.

– Хэк!!! Хэк! Хэк! Хэк!

На юных воинах были одни лишь набедренные повязки из хлопка, зато – множество золотых украшений: браслеты, пекторали, цепочки, серьги.

– Хэк! Хэк! Хэк! Слава великому Шочитепеку, слава!

Отбивая ритм, утробно рокотали барабаны.

– Слава Красному Тескатлипоке – властителю урожая! Мы принесем тебе богатые жертвы, о, наш бог!

Взвыли – резкий звук, словно взмыл вверх, в небеса – флейты…

– Слава Шилонен, богине-матери молодого маиса!

Это появились девушки, юные красавицы в длинных юбках из разноцветного хлопка. Их обнаженные груди колыхались в ритме танца, позвякивали золотые браслеты и ожерелья…

– Слава Шилонен! Слава!

И самая красивая, вне всяких сомнений, была Ситлаль. О, она сразу узнала Асотля и улыбнулась, улыбнулась именно ему, ему одному и оттолкнула Тесомока, попытавшегося занять место напротив неё.

Выскочив из группы танцоров, Асотль вмиг оказался рядом, выкрикнув, как того требовали традиции:

– Слава Тескатлипоке!

– Слава! Слава Шилонен! – Богине молодого маиса – слава!

Они танцевали теперь друг против друга, исполняя ритуальный танец, захватывающе эротичный, неистово-дикий, волнующий…

– Хэк! Хэк! Хэк!

Волшебной змеей извивалась в танце Ситлаль. Вот подняла руки… О, как красива ее грудь… Как тонок стан… Как, наверное, шелковиста и нежна кожа!

А глаза? Сверкающие, как драгоценные камни… Вот уж поистине – Звездочка!

– Хэк!!! Слава Тескатлипоке!

О боги, да кто же так орет-то над самым ухом?

Асотль скосил глаза…

Ха! Шочи! Ишь как вертится, аж, бедняга, вспотел… И перед кем, интересно, выпендривается? Ага! Ясно, перед кем. Тескаль! Тоже красивое имя – Зеркальце.

Танец кончился далеко за полночь. Потом до утра пели песни, точнее сказать – гимны – во славу богов. А потом…

А потом все вместе пошли гулять в сад кальмекака. Конечно же, под присмотром жрецов. Разноцветные светильники горели в саду, в черном высоком небе сияли луна и звезды. На террасе тихо пела флейта.

Сидя на траве перед скамейкой, Асотль держал в руке горячую ладонь Звездочки. И шепотом читал стихи. Свои, между прочим. Никому до сих пор не хвастался, что сочинял:

 
Ты отдаешь свое сердце всякой вещи
И ведешь его неизвестно куда:
Ты разрушаешь свое сердце.
На земле разве можешь ты за чем-то угнаться?
 

Глава 5. Осень. Санкт-Петербург. Провокации

Она заранее нейтрализовала все, что могло бы мне рассказать о ее прошлой жизни.

Франсуа Мориак. «Подросток былых времен»

«Порядок. Законность. Работа для всех и каждого» – предвыборный лозунг неплохо смотрелся под большим портретом г-на Перепелкина на фоне развевающегося российского триколора. Ушлый мужичок, ухватками похожий на конокрада, ловко прикрепил плакат на скрипучую дверь крайнего подъезда «хрущовки» и, обернувшись, подмигнул собравшимся избирателям:

– Ну, что, поработаем? Наш депутат – товарищ Перепелкин, ставит без ограничения и привёз закусь!

Он кивнул на машину – пролетарскую «четверку» с призывно поднятой задней дверью: в багажнике стоял ящик водки и пакет с закусью, тоже вполне «пролетарской», памятной, так сказать, старшему поколению – другие вообще на выборы ходили редко. Плавленые сырки, палка докторской колбаски, хлебушек, китайские маринованные огурчики – что еще надо-то?

Избиратели, собравшиеся во дворе в количестве аж целой дюжины, представляли собой зрелище не особенно презентабельное: трое пенсионерок с возмущенно-застывшими лицами – «Нам все всё должны»… в принципе, если говорить о государстве, то так оно и было; четверо, отдаленно напоминающих постперестроечную интеллигенцию – зачуханных и грязных; и пятеро откровенных алкоголиков, вожделенно поглядывающих на дармовую выпивку.

– Меня зовут Петр Иваныч, фамилия – Иванов, – взмахнув непонятным «мандатом», мужичонка, наконец, представился и, картинно показав на плакат, добавил. – Доверенное лицо кандидата в депутаты Геннадия Ивановича Перепелкина. Округ у нас одномандатный, значит, за Геннадия Иваныча и голосуем. А сегодня, по его поручению, организуем здесь субботник по уборке двора.

Кто-то из «интеллигентов» равнодушно хлопнул в ладоши.

– Ну, друзья мои, – Иванов засуетился у машины. – Прежде чем поработать, неплохо и выпить – так сказать, согреться.

Пенсионерки от выпивки отказались, прочие охотно и радостно чокнулись пластиковыми стаканами:

– Ну, чтобы все!

Выпив, оттащили в сторону валявшуюся прямо посреди дороги доску, после чего вновь выпили и принялись собирать разбросанные вокруг песочницы консервные банки, тоже, надо сказать, недолго – суетящийся Иванов вновь предложил выпить.

Алкоголики с «интеллигентами» радостно терли ладони – хорошее дело этот субботник, и кандидат в депутаты, Геннадий Иванович Перепелкин – несомненно, хороший человек, за него и надо голосовать… Если никто другой не нальет больше.

Ленивое октябрьское солнце высунулось на миг из-за облаков и, разочарованно посмотрев на трудившийся электорат, поспешно скрылось обратно. С красных кленов падали в песок и на асфальт листья, тут же уносимые ветром.

Доверенное лицо, отправив «трудящихся» за угол – жечь кучу листьев, вытащило мобильник:

– Редакция «Новостей»? Это вас беспокоит некто… – и назвался неразборчиво. – Вы освещаете избирательную кампанию? Приезжайте срочно по адресу…

Ухмыльнулся, снова набрал номер:

– Избирательная комиссия… Тут такое… Да, да, да – прямой подкуп избирателей, подъезжайте… В милицию сами позвоните? Вот и славненько… Колян, заводи.

Последняя фраза относилась к водителю, тут же запустившему двигатель.

Услыхав шум мотора, представители электората поспешно выглянули из-за угла… и тут же радостно заулыбались: доверенное лицо их ничуть не разочаровало:

– Мне тут срочно отъехать надо, а вы, мужики, выпейте… Хорошо поработали – хорошо и отдохнете!

– Это верно! – охотно кивнул электорат.

Машина, газанув, скрылась за углом, как и не было – обычная грязно-белая «четверка», каких в городе тысячи. Пенсионерки, поджав губы, ушли, а все остальные с удовольствием расположились у ящика, на лавочке, рядом с подъездом, как раз под портретом Перепелкина.

Тут их и обнаружили приехавшие журналисты и возмущенные члены избирательной комиссии вкупе с милицией. Уже хорошо подвыпившие «избиратели» наездов не поняли:

Почему это им водки не попить, коли кандидат угощает? Какой кандидат? А вон, на двери… Субботник, вишь, организовал, угощенье народу выставил. Хороший человек – тут и думать нечего!

– Вот, полюбуйтесь, – начальник службы безопасности – Михалыч – положил на стол перед шефом свежий номер «Новостей» с большим фото теплой компании на фоне портрета депутата.

«Г-н Перепелкин поит избирателей водкой» – гласила статья.

– Что, избиркому не ясно – подстава голимая! – Геннадий Иваныч пожал плечами. – Даже опровержение давать как-то неудобно – ну чушь же!

– Опровержение мы уже дали, – начальник безопасности кивнул. – И избирком, и милиция – все всё хорошо понимают. Но грязь – она липкая. На то и расчет.

– Кто – узнали? – тихо спросил кандидат.

– Ищем. – Михалыч ухмыльнулся. – Только сам понимаешь – вряд ли найдем. Машинка была – «четверочка», номера никто не запомнил… Да и искать не надо: ясно, либо Степанов, либо Пивняк, либо Раскарычный – других кандидатов нет. Ответный ход делать будем?

– Так против кого?! – не выдержав, Геннадий Иваныч повысил голос.

– А против всех сразу! Заготовок хватит.

– Хм… – кандидат задумался. – Политика, конечно, дело грязное… но, погоди пока… Вот, ежели еще что-нибудь подобное будет – тогда…

– Понял, шеф. – Михалыч вытащил из папки парочку предвыборных газет-однодневок. – Тут еще кое-что… Вот… Интересное я там фломастером выделил.

– Да уж вижу, вижу… – Геннадий Иваныч вчитался. – «Лихие девяностые: г-н Перепелкин – фигурант уголовного дела»… И что тут такого? Ну, проходил свидетелем… тут так и написано – не врут, не придумывают…

– Так «свидетель» то, шеф – ма-аленькими буквицами, и в конце, а «фигурант» – огромными буквищами, шапкой. А «фигурант» – слово скользкое: то ли он украл, то ли него украли…Но ясно, что весьма подозрительный тип. Да и статья… Я вот там подчеркнул… То, что ты в девяносто втором в Финляндию на джазовый фестиваль ездил – многие ли знают?

– Да никто почти, – Геннадий Иваныч задумчиво погрыз колпачок авторучки. – Там не особенный-то и фестиваль был, нечем хвастать. Знаешь, у финнов их летом много проходит – почти в каждом хуторе. Да и вообще – в чем тут криминал-то?

Михалыч устало уселся на стул:

– Так я уже говорил… Кто-то из своих сливает. Из хорошо осведомленных своих – каждую мелочь помнит. На этом и прокалывается – ты, Гена, не сомневайся, вычислим, и очень быстро. – Кто-то из своих, – негромко повторил шеф. – Что ж, бывает, можно даже сказать – сплошь и рядом случается. Правда, не хочется верить. Даже не то, что не хочется – неприятно.

Чтобы развеяться, Геннадий Иваныч решил поехать домой пораньше – да и так уже за панорамными окнами офиса синел вечер. Послушать джаз, позвонить Леночке – чтоб пораньше приехала… Заодно пошарить в интернете – посмотреть значение новых – узнанных в очередном сне – слов. А, может, лучше какую-нибудь книгу купить?

– Миша, к «Дому книги» сверни!

– Как скажете, шеф.

Черный лимузин Перепелкина плавно притормозил у тротуара, Геннадий Иваныч вышел и, чувствуя поспешавших за спиною охранников, вошел в магазин… В глазах зарябило от книг, от названий, рекламных буклетов, вообще, от всего. По всем кассам, на стеллажах, на видных местах лежали романы модных авторов – лежали не просто так, «видное место» было специально проплачено издателями, Геннадий Иваныч в этом разбирался – когда-то давно торговал книгами.

К его удивлению, нужная литература нашлась сходу. Он взял сразу три книжки, наскоро, по пути домой, пролистал в машине.

Тельпочкалли – школа для простолюдинов, в основном готовила воинов. Кальмекак – это нечто повыше, школа для детей знати… Так, ну а дальше – ничего нового. Только говорилось, что количество человеческих жертв у ацтеков явно преувеличено… Ничего себе – преувеличено!

Правда, там, в Коулакане были не атцеки, а колуа. Впрочем, какая разница? Ацтеки, колуа, шочимильки, более древние и культурные тольтеки – народ-то, по сути, один – науа. И культура, и язык – общие, исключая разве что тарасков на западе долины Мехико. Правда, было еще множество народов…

Да, а вот и ацтекский город Мешикальтцинко – одна из остановок в течение многолетних странствий, следующая – последняя – Теночтитлан. Но его пока еще нет, а есть вот этот самый Мешикальтцинко… Это примерно получается… Где-то до 1325 года – года основания Теночтитална на одном из островов озера Тескокоеверу от Шочимилько, на берегах которого раскинулся Коулакан.

Геннадий Иваныч усмехнулся – хоть с этим ясно. Теперь бы еще понять – почему его вообще посещают столь странные сны? С хорошим психоаналитиком посоветоваться… Конечно, не сейчас, после. Вот, пройдут выборы, тогда…

Ах, какие в этом Колуакане девки! Одна другой краше. А самая красивая – Звездочка-Ситлаль. Интересно, сладится у них с Асотлем? Тот вроде тоже парень хоть куда, как видный. И общество у тамошних индейцев, если вот, верить книжкам – раннеклассовое, наверное, и не было там уж таких строгих сословных перегородок, как в индийских кастах.

Да, любопытно – как будут их отношения дальше развиваться? Дойдет до женитьбы? Или хотя бы до секса? Нет, похоже, там женитьба и секс – связаны. Сначала одно, а уж потом – другое. Несчастные люди. Хотя, несчастными они отнюдь не выглядели. Веселились, шутили – как всегда молодежь – не обращая особого внимания на кровавые жертвы. Если разобраться – бррр!!!

Леночка была дома – ждала, читала новый роман Уэльбека… Дался ей этот Уэльбек!

Бросилась на шею, чмокнула, снова напомнила про Париж…

– Да не забыл, не забыл… Дам тебе денег – закажи билеты.

– Ой, как я тебя люблю, милый!

Ага, любишь, как же! Уж на этот-то счет Геннадий Иваныч не обольщался. Так, держал Ленку для общения и секса, лучше сказать даже – содержал, да и вообще – покровительствовал. И дальше – мало ли что – совсем уж бросать на произвол судьбы не собирался, денег, слава богам, хватало…

Тьфу-ты! Вот это подумал – слава богам! Хорошо еще, не «слава великому Тескатлипоке». Насмотришься всяких снов…

Леночка сегодня была чудо как хороша, впрочем, она всегда была хороша, но сегодня почему-то – особенно. Румяная – только что из ванны, загорелая (солярий), в одних обтягивающих плавочках и желтой, завязанной высоко на животе, блузке, естественно, без всякого там бюстгальтера, в общем – вполне готовая к употреблению.

Геннадий Иваныч и употребил, там же, в прихожей, на диване, а, употребив, горделиво крякнул – есть еще порох в пороховницах! Никаких особых проблем в половой жизни, слава богам… тьфу ты.

– Скоро совсем культурной станешь, – войдя в комнату после душа, Геннадий Иваныч кивнул на Уэльбека, скривился. – Опять читаешь?

– Угу… – кивнув, Леночка отбросила книгу и потянулась, словно сытая кошка. – Поедем куда-нибудь ужинать?

– Поедем. Чего б не поехать? Ты куда хочешь?

– Еще не выбрала… А Уэльбека ты зря не любишь, он так интересен! Пишет, что культурных женщин – он так их и называет – культурных – интересует вовсе не секс, а процесс обольщения, с которым они справляются плохо – вычурно и не эротично, а в постели вообще ни на что не способны!

– Ого! – хмыкнув, Геннадий Иваныч уселся рядом и, положив руку Леночке на плечо, спросил. – Это ты к чему?

– К тому, что не называй меня больше культурной, вот!