Текст книги "Операция «Артефакт»"

Тем же вечером Эйтингон вывез меня из Москвы. В сопровождении трёх машин охранения мы на огромной скорости пронеслись по улицам ночной Москвы. Спустя час машины свернули с шоссе на незаметную просёлочную дорогу, и через несколько километров уткнулись в высокие металлические ворота, в которые въехала только наша машина. За воротами на огороженной территории в два гектара располагался одноэтажный особняк. И пока машина подъезжала к нему, во всех окнах зажегся свет. Перед входом в особняк располагалась лестница в пять ступеней, по обеим сторонам которой лежали два каменных льва, а на самой лестнице нас уже дожидалась миловидная женщина лет пятидесяти, которую Наум Исаакович представил мне как хозяйку этого дома, Нелли Ивановну. Как мне объяснили, в её обязанности входило: приготовление пищи, уборка, стирка и всякие другие мелочи. Жила она в этом же доме, только вход в её комнату размещался с тыльной стороны здания. Охрану объекта осуществляли исключительно офицеры НКВД, которым было строжайше запрещено приближаться к дому и вступать в контакт с постояльцем. Въездные ворота охранялись вооружённым часовым, а по всему периметру забора был пропущен электрический ток. Таким образом, это был не просто дом, а неприступная крепость, убежать из которой было практически невозможно.

В доме имелись просторная гостиная, кабинет с большой библиотекой, несколько спален и кухня. Дом был обставлен в духе неоклассицизма. Во всех помещениях на полу лежали ковры, на стенах висели картины в массивных позолоченных рамах, мебель была красивой и добротной, а потолки украшали бронзовые эксклюзивные люстры с тонкими лепестками хрустального стекла.

При знакомстве с Нелли Ивановной я пожал её руку, поэтому мне сразу стало известно о ней всё, даже то, о чём она сама уже успела позабыть. Несмотря на дворянское происхождение и европейское образование, в годы революции она раз и навсегда порвала со своей семьёй, став ярым сторонником большевизма и активным участником одной из боевых групп. После разгрома Врангеля в Крыму она вместе с Розалией Землячкой участвовала в красном терроре. Потом работала агентом НКВД в Киеве и Москве. Имеет звание капитана госбезопасности. Владеет рукопашным боем. Крупный специалист по ядам. Закончит свою жизнь в ноябре 1953. Последние слова, которые она услышит, будут: «Приговор привести в исполнение»!

Да уж, попал я в лапы к пауку. А на вид и не скажешь. Лицо миловидное, улыбка на губах, вся такая аккуратненькая, в белом передничке. Видно, ценят её заслуги на работе, коль поставили присматривать за мной. Ну, ничего. Как говорил Гаврилов: «Прорвёмся!». Кстати, а где сейчас Гаврилов? Жив ли? Что-то тоскливо мне здесь.

* * *

18 февраля 1943 года. 19 часов 55 минут. Объект № 26, Московская область, район посёлка Домодедово.

Я сидел в кабинете, когда увидел въезжающую во двор чёрную машину. Из машины вышел Берия. Нелли Ивановна встретила его с подобострастием и препроводила в гостиную, в которую мы вошли одновременно. На этот раз Берия был в гражданском двубортном костюме, белой рубашке и чёрном в крапинку галстуке. Усевшись в широкое кресло, он жестом руки пригласил меня сесть напротив него. Общая атмосфера этого дома как будто сама располагала к длительным и неспешным философским беседам.

Отбросив в сторону разные формальности, Лаврентий Павлович сразу перешёл к делу.

– Как вам новое место жительства, Архип Захарович, всё ли вас устраивает и нет ли у вас каких-нибудь пожеланий по этому поводу? – спросил он любезно.

– По сравнению с тем местом, где я находился в последнее время, этот дом можно считать просто дворцом, – льстиво ответил я на поставленный вопрос.

– В таком случае, – мой собеседник ослабил узел галстука на шее, – я перейду к самому главному, а именно к тому, что меня больше всего интересует в вашей личности. Если разложить всё по пунктам, то, во-первых, я бы хотел лично знать обо всех ваших способностях. Во-вторых, я бы хотел лично присутствовать на некоторых экспериментах с вашим участием. В-третьих, мне надо знать, насколько я могу вам доверять в вопросах государственной безопасности. В-четвёртых, мне нужно, чтобы вы беспрекословно выполняли все мои указания и не задавали лишних вопросов. Взамен этого вы будете обеспечены всем необходимым, но при одном условии. Вы будете подчиняться мне и только мне! Никаких контактов с внешним миром. Всё, что вам потребуется, будет немедленно доставлено сюда в ваше распоряжение. Скажу честно, особенно вас напрягать не буду. У меня хватает и без вас высококлассных профессионалов, способных выполнить любое моё поручение. Но есть отдельные проблемы, в решении которых мы не можем обойтись без вашей помощи. Это вопросы, связанные с проведением следственных мероприятий. А с вашим участием, я думаю, – он посмотрел на меня таким взглядом, будто проник в самые потаённые уголки моей души, – мы устраним эти досадные недоразумения в нашей работе. Кроме того, к вам на экспертизу будут попадать отдельные документы, имеющие отношение к обороне страны, по которым вам необходимо будет делать заключения. Вы поняли меня?

– Конечно, – коротко ответил я.

– Вас такая постановка вопроса устраивает?

– А разве у меня есть другие варианты? – я удивлённо посмотрел на него.

– Вот и хорошо, что вы сразу и правильно поняли меня, это исключит всякие недоразумения. В настоящее время я знаю о вас только то, что мне рассказывал Эйтингон. Кстати, я заметил, что вы с ним неплохо поладили. Чем он купил ваше расположение?

– Да ничем. Просто он был со мной откровенен, не юлил, не обманывал. Вот и всё.

– На меня произвело огромное впечатление, как вы правильно предсказали будущее тех мерзавцев, которых мы расстреляли за измену Родины. Меня поразило то, с какой лёгкостью вы это делаете. Мессинг в этих вопросах вам и в подмётки не годится! Когда он участвовал в аналогичном эксперименте, знаете, что с ним произошло? Он разрыдался, как ребёнок, и не смог дальше работать. Слюнтяй! – и засмеялся своим «ядовитым» специфическим смехом.

Потом немного успокоился и продолжил:

– Расскажите мне для начала, как вы угадываете дату смерти человека?

Помолчав пару секунд, обдумывая вопрос, я начал издалека.

– Область, в которую мы с вами вторгаемся, лежит за горизонтом восприятия простого человека. Всё, что там происходит, нельзя передать словами. Поэтому постараюсь рассказать вам об этом так, как сам чувствую это. В момент прикосновения к человеку в моё сознание вливается информация. Это отдалённо напоминает то, как будто мне на голову «выливают» ушат холодной воды. То есть я хочу сказать, что этот процесс я ощущаю не психологически, а физически. Сразу возникает ощущение того, что я об этом человеке знал всё и всегда. Для меня события его жизни видятся в прошедшем времени, в том числе и те, которые произойдут с ним ещё через много-много лет. Правда, будущее может быть сильно размыто, и я могу ошибаться в отдельных деталях, но дата смерти человека будет неизменной. Вот в принципе как-то так. Вас удовлетворил мой ответ? – поинтересовался я.

– Даже не знаю, что вам сказать. Всё это так неожиданно и непонятно, что сбивает меня с толку, – Берия задумчиво уставился в одну точку. – Но боюсь, что более внятного ответа я от вас не дождусь. Поэтому ответьте мне ещё на один вопрос, для вас существует разница, с каким человеком вы общаетесь? То есть я хочу спросить, для вас имеет принципиальное значение, на каком языке говорит человек? Как это будет выглядеть, когда вы будете контактировать с иностранцем?

– То есть вы хотите узнать, на каком языке приходит ко мне информация о человеке? Я как-то не задумывался над этим вопросом. Но мне кажется, что языковой барьер не имеет к этому процессу никакого отношения, да и опыта общения с иностранцами у меня никогда не было.

– Ну, этот пробел в вашей биографии мы исправим быстро, – проговорил Берия с улыбкой.

– Вы общались с Эйтингоном и предсказали ему долгую жизнь. А раз так, то получается, что Гитлера мы победим и выиграем эту войну? И как скоро это произойдёт?

– Я могу немного ошибиться, но это произойдёт 8 или 9 мая 1945 года.

– А на дворе сейчас только начало 1943 года, – задумчиво проговорил Лаврентий Павлович.

И потом резко сменил тему разговора.

– Следовательно, если вы сейчас прикоснётесь ко мне рукой, то будете знать обо мне всё, что было и будет со мной? Я правильно вас понял, Архип Захарович? И вы будете знать все государственные секреты, которые известны мне?

– Не совсем так. Вы немного преувеличиваете мои способности. Давайте, к примеру, рассмотрим такую ситуацию. Если вы будете знать о том, что я в данный момент буду считывать с вас информацию, ваше сознание повесит замок на памяти, и я не смогу проникнуть глубже, чем оно захочет меня пустить. Но отдельные фрагменты вашей жизни, которые были наполнены самыми яркими эмоциональными переживаниями, будут известны мне, и на основании их я построю проекцию вашей жизни. Помимо этого, мне также будет известна дата вашей смерти, поскольку этой информацией ваш разум не располагает и не может её заблокировать. Эта информация идёт не от вас, она идёт откуда-то свыше, – и я многозначительно указал пальцем вверх.

Лаврентий Павлович с открытым ртом посмотрел на потолок, будто там он мог увидеть того, кто помогает мне это делать. И вслед за этим его руки непроизвольно спрятались в карманах пиджака. Поскольку в такой позе сидеть ему было неудобно, он поднялся и начал ходить по гостиной из одного её конца в другой. Он молчал. Ходил и молчал. В свою очередь, я не стал нарушать ход его мыслительного процесса, поскольку то, что я ему сейчас сказал, требовало глубокого переосмысления.

Бой больших напольных часов в углу гостиной вернул его в существующую реальность. Часы показывали девять часов вечера.

– Архип Захарович! А не поужинать ли нам с вами? – проговорил он, не сводя глаз с циферблата часов.

Он негромко окликнул Нелли Ивановну, и та моментально возникла пред очами своего шефа. Надо полагать, что во время нашего разговора она неотступно стояла за дверью, готовая в любой момент вмешаться, если ситуация начнёт выходить из-под контроля.

После ужина мы вернулись в гостиную, и Лаврентий Павлович предложил мне, не откладывая в «долгий ящик», «пообщаться» с одним из его подчинённых, о судьбе которого ему было известно доподлинно всё. Для этого он на несколько минут вышел на кухню и вскоре вернулся с военным в чине подполковника. Он предложил мне взять его за руку, а потом с глазу на глаз обсудить то, что я узнаю о нём.

Когда подполковник ушёл, я вопросительно посмотрел на Берию, как бы спрашивая его взглядом: «Возможно ли вообще такое?». Но Лаврентий Павлович был невозмутим. Только лёгкая усмешка на его губах говорила о том, что он косвенно подтверждает информацию, считанную мною с офицера.

– Я думаю, что для вас будет интересно узнать дату его смерти. Так вот, он умрёт в воскресенье 12 декабря 1965 года, в 8 часов 13 минут утра в полном одиночестве. От него отвернутся все, включая детей и близких родственников, но ему это будет уже безразлично, поскольку последние восемь лет своей жизни он будет пациентом психиатрической больницы. А сейчас у него яркая и насыщенная жизнь, полная утех и безнаказанности, в которой вы, Лаврентий Павлович, играете далеко не последнюю роль…

– Да я и сам всё это прекрасно знаю без вас.

– Не совсем.

– Что вы хотите этим сказать?

– А то, что он всю жизнь боится разоблачения. В своё время он скрыл от вас одну маленькую деталь из своей биографии, а именно то, что в период своей бурной молодости он сдал царской охранке одного большевика, отца большого семейства за то, что тот не разрешил ему встречаться со своей дочерью. Этот большевик через несколько дней умер во время допроса от сердечного приступа, а через неделю после похорон отца он изнасиловал эту девушку. Об этом неблаговидном поступке знали ещё два его лучших друга, которых он тоже убил. Одного из них он застрелил, а другого утопил.

– Ну и что? Меня это нисколько не удивляет, – проговорил Берия с усмешкой.

– Для нашей работы такие люди просто находка. Когда у человека «рыльце в пушку», то с ним можно делать всё, что захочешь. Да, я согласен с вами, такими данными о нём мы не располагали. Но это не может быть поводом для того, чтобы мы ему не доверяли. Он неоднократно и словом, и делом доказывал органам свою преданность, за что был награждён правительственными наградами. Ладно, сейчас проверим ваше ясновидение… Нелли Ивановна, – он громко позвал женщину, – позовите сюда Саркисова.

Не прошло и минуты, как подполковник снова зашёл в гостиную и встал перед Берией по стойке смирно.

– Рафаэль, – обратился нарком к своему подчинённому. – Что там у тебя было по молодости? Ты что, действительно сдал царской охранке отца девушки, за которой пытался ухаживать? Отвечай! И не смей мне лгать! – Берия грозно сдвинул брови у переносицы.

– Лаврентий Павлович! – Саркисов бросился к нему в ноги. – Простите меня. Я думал, что эта история никогда не выплывет наружу. Ведь никто об этом не знал. Не осталось ни одного живого свидетеля тех событий…

…Сидя в своём кресле, я наблюдал, как унижается и вымаливает прощение этот бездушный и никчёмный человек. Но у меня не было к нему никакой жалости, никакого сострадания. Напротив, мне хотелось, чтобы он был наказан за свои деяния здесь и сейчас. Но по выражению лица Берии я понял, что ему это ползанье на животе с поцелуями его ботинок доставляет неслыханное удовольствие. Сейчас он ощущал себя Богом, имеющим неограниченную власть над людьми и их судьбами. Глядя на унижения Саркисова, я понял, что никто меня отсюда живым не выпустит. До какого-то момента, пока я буду ему нужен, Берия будет со мной заигрывать, любезничать и изображать из себя моего лучшего друга, но как только станет ясно, что я выполнил возложенную на меня миссию, последует немедленная команда на мою ликвидацию.

…Вскоре всхлипы Саркисова прекратились, он неподвижно застыл у ног всесильного наркома, ожидая своей участи. Лаврентий Павлович брезгливо пнул его в бок своим блестящим чёрным ботинком, давая понять, что аудиенция окончена, и тому следует удалиться. Как понятливый пёс, Саркисов на четвереньках начал задом отползать и вскоре скрылся в коридоре.

– Вот видите, Архип Захарович, с какими людьми мне приходится работать. А это, кстати, мой самый приближённый сотрудник, он ведь мне и охранник, и водитель в одном лице. Так что, мой дорогой, работы у нас с вами непочатый край.

Последовала секундная пауза, после чего нарком продолжил:

– Вам не кажется, что-то мы несколько отклонились от темы нашего первоначального разговора? А ведь у меня к вам ещё есть масса вопросов, на которые я хочу получить ответы, – произнося эту фразу, Берия поднялся, подошёл к буфету и достал оттуда бутылку коньяка. – Вам налить? – спросил он меня вполоборота.

– Нет, спасибо. С меня хватило вчерашнего бокала, – интеллигентно отказался я.

Лаврентий Павлович налил себе пол стакана и вернулся на прежнее место. Усевшись поудобнее в кресло, он продолжил прерванный разговор.

– Когда мы проверяли Мессинга, он продемонстрировал нам несколько своих фокусов. Так, например, он беспрепятственно вышел из моего кабинета в наркомате на улицу. И хотя вся охрана была предупреждена о том, что из здания попытается выйти посторонний человек, все дежурные по этажам в один голос утверждали, что мимо них никто не проходил. Также он смог получить в одном из отделений сбербанка Москвы крупную сумму денег, предъявив кассиру всего лишь чистый лист бумаги. Вы знаете, его талант произвёл на Сталина большое впечатление, после чего он приказал, чтобы я этого еврея не трогал, а предоставил ему возможность работать на эстраде. Вот видите, Архип Захарович, какие радужные перспективы могут открыться перед вами. Правда, это расположение надо ещё заслужить вашим лояльным поведением и преданностью мне.

Пока Лаврентий Павлович говорил со мной, его стакан опустел, он подошёл к буфету за второй порцией коньяка. Налив себе ещё полстакана, Берия забрал бутылку с остатками янтарной жидкости с собой и поставил её на пол возле своего кресла.

«Крепкий мужик. Пить умеет», – констатировал я, глядя на него.

– Мне бы хотелось, чтобы вы продемонстрировали мне нечто подобное, если вы на это способны, – закончил он, отхлёбывая коньяк из стакана.

– Мессинг – артист, – начал я издалека, – поэтому он демонстрирует то, что будет интересно сидящему в зале зрителю. В отличие от него, я в своей жизни ничего такого не делал и даже не пробовал. Не знаю, может, и мне будут посильны его фокусы, но, в отличие от него, я могу видеть сквозь стены, а также я могу, посмотрев на человека, сказать, чем он болен, и указать конкретное место на его теле, где притаилась болезнь. Например, у вас, Лаврентий Павлович, язва двенадцатиперстной кишки, вот здесь, – я поднялся со своего места, чтобы показать пальцем конкретное место на его животе.

– Не приближайтесь ко мне и не прикасайтесь, – закричал он, как ошпаренный, вжавшись в кресло.

На этот крик в гостиную вбежали Саркисов и Нелли Ивановна. У Саркисова в руке был пистолет, направленный на меня.

– Хорошо, хорошо! Я не буду к вам приближаться, – примирительным тоном проговорил я, отступая назад.

– Не приближаться ко мне! – громко и истерично кричал Берия. – Никогда! Вы поняли?

– Да, Лаврентий Павлович, понял. Успокойтесь.

– Я вам не этот болван, – он кивком головы, указал на Саркисова. – Мне не нужно знать, когда я отдам концы. В отличие от многих, я управляю своей жизнью сам, а не она мною. И поэтому мне не нужна информация о том, что было или что будет со мной. Будьте добры постоянно держать между нами дистанцию. Всё! Вы свободны! – он приказным голосом выпроводил своих агентов из гостиной.

Ситуация была накалена до предела, поэтому Берия предложил мне прогуляться на свежем воздухе. Продолжая прерванный разговор, Лаврентий Павлович попросил меня продемонстрировать что-нибудь ещё из моих способностей.

Пока мы прогуливались по очищенной от снега дорожке вокруг дома, я мысленно приказал всем сотрудникам, находящимся сейчас на объекте, собраться в караульном помещении для постановки задачи.

А тем временем наш разговор с наркомом зашёл о возможности использования гипноза и методах обучения ему в разведшколах. Тема разговора была интересной и полностью увлекла Берию своими перспективами. Он много говорил, задавал вопросы, внимательно слушал мои рассуждения и предложения. Заканчивая очередной круг прогулки вокруг дома, он внезапно остановился, почуяв неладное. Его глаза начали лихорадочно сканировать пространство вокруг, пытаясь определить направление, откуда исходит сигнал опасности.

– Стойте, Архип Захарович, – приказал он мне, – не могу понять, но что-то здесь не так. Вы чувствуете? Охрана! Её нет на своих местах! – и потом стремительно скомандовал мне: – Архип Захарович, бегом в дом! – и сам мелкими шашками побежал впереди меня.

– Лаврентий Павлович! Да стойте вы! Стойте! – успел крикнуть вдогонку я. – Нет никакой опасности. Вы же сами просили меня продемонстрировать вам что-то необычное. Вот теперь любуйтесь.

– Так это вы убрали охрану? – он недоверчиво посмотрел на меня.

– Абсолютно верно. И вам незачем так волноваться. Вся охрана собралась в караульном помещении и ждёт от вас дальнейших указаний. Так что давайте пройдём в караулку, и вы всё увидите своими глазами.

Когда через пару минут мы вошли в помещение охраны, нашему взору предстала следующая картина. Около тридцати человек с немигающими глазами стояли вплотную плечом к плечу в маленькой комнате лицом к выходу. Мёртвую тишину нарушало лишь тиканье настенных часов.

У Лаврентия Павловича глаза полезли на лоб, когда среди мужчин он увидел затесавшуюся в их рядах Нелли Ивановну с застывшим, как у манекена лицом. Обернувшись ко мне, он недоверчиво спросил:

– Когда вы это успели сделать, вы же всё время были со мной и никуда не отлучались? Разве такое возможно?

Он выглядел растерянным и не знал, что ему надо сейчас предпринять.

– Лаврентий Павлович, подайте им команду, и они придут в себя.

Нарком с опаской повернулся ко мне спиной и громко произнёс: «Вольно!». После чего все в комнате «ожили» и устремили свой взор на наркома. Лаврентий Павлович скомандовал негромко:

– Разойтись по своим местам! – и, не говоря больше ни слова, развернулся и вышел из караульного помещения.

Больше в этот вечер мы с ним не говорили. Через десять минут он покинул объект, попрощавшись со мной кивком головы.

* * *

Казалось, что обо мне снова забыли. Дни были похожи один на другой как две капли воды. Нелли Ивановна готовила для меня обеды, а охрана добросовестно охраняла. В доме была одна маленькая особенность, на которую я сначала не обратил внимания. Она заключалась в том, что здесь не было радио или хотя бы репродуктора, по которому можно было отслеживать события на фронте. На мой вопрос относительно этой проблемы Нелли Ивановна дала мне лаконичный ответ: «Нет? Значит, так надо!». Спорить с её контраргументами было бесполезно. Для того, чтобы найти себе занятие, я перебрался в кабинет, где имелась кем-то со вкусом подобранная большая библиотека художественной и технической литературы. Проводя целыми днями за чтением книг, я старался восполнить багаж моего незаконченного образования. Не приученный бриться, я не отягощал себя этим занятием, в результате чего через пару месяцев у меня появилась солидная седая борода, спадающая на грудь, отчего я стал выглядеть старше ещё лет на десять.