Текст книги "Моя вторая первая любовь"

2

«Треугольник» сложился в восьмом классе, до тех пор просто дружили, не особо выделяя друг дружку из числа прочих. Впоследствии оба, и Константин, и Валерий утверждали, что влюбились с первого взгляда в первый школьный день, но Виктория этому не очень-то верила, потому что такие вещи чувствуются сразу, а она до восьмого класса ничего не чувствовала. Мелькало нечто временами, то Константин вдруг покраснеет, встретившись с ней взглядом, то Валерка на день рожденья сочинит поздравление в стихах, но все это было так несерьезно, что и внимания обращать не стоило. А в восьмом классе пошло-поехало, усиливаясь с каждым днем. В музыке это называется «крещендо». Шли втроем из школы домой к Виктории, делали вид, что делают уроки вместе (надо же было как-то оправдать эти ежедневные приходы), потом отправлялись гулять.

– Счастливая ты, Вика, – откровенно завидовала соседка по парте Ленка Попылькова, – у некоторых ни одного кавалера, а у тебя сразу два!

Виктория смеялась – какие кавалеры? О чем речь? Мы всего лишь дружим. Хотя, понимала, что Ленка права, потому что дружба у них была особенная. Чувствовалось, что рано или поздно придется делать выбор, но пока с выбором спешить не хотелось. Когда мальчишки по очереди, с разрывом в один день, признались ей в любви, Виктория каждому честно сказала, что не может решить, кто ей нравится больше. Константина это заметно расстроило, он насупился, покраснел, запыхтел обиженно, а Валерка отреагировал спокойно, сказал, что готов ждать, сколько нужно…

– Почему ты выбрала Константина? – спросила Альбина вскоре после той, первой свадьбы.

С Альбиной Виктория познакомилась после окончания школы. Знакомство было случайным. Обе в студенчестве подрабатывали на промоакциях, там и встретились. Альбина стала первой по-настоящему близкой подругой Виктории. Вообще-то такими подругами положено обзаводиться в школьные годы, но как-то не сложилось. Возможно, причина была не только в том, что не встретилось подходящей девочки, но и в том, что в самом «подружечном» возрасте рядом с Викторией постоянно были Костик и Валерка.

– Он так улыбается, что больше ничего не надо, – ответила Виктория.

Пошутила, конечно, потому что не в одной улыбке было дело, но, в то же время, сказала правду. Открытый, эмоциональный, непосредственный Константин с некоторых пор начал нравиться ей больше Валерия. Это случилось еще в школе, в одиннадцатом классе. Учеба в разных вузах «разбила» треугольник и как-то так сложилось, что больше времени Виктория стала проводить с Константином. Валерий все понял и деликатно отошел в сторону. Виктории не понравилось, что он «отошел» молчком, не попытавшись объясниться с нею. Тогда она решила, что Валерий не испытывает к ней серьезных чувств, испытывал бы – не сдал бы свои позиции так вот, без разговоров. Юношеский максимализм страшное дело. Нет бы понять, что человек настолько уважает твой выбор, что считает себя не вправе влиять на него, уговаривать, просить. Ну и разницу между людьми надо было чувствовать глубже. Валерию, в отличие от Константина, очень важно, чтобы был шаг навстречу. Объяснился тогда, в восьмом классе, сказал, что будет ждать и ждал этого самого шага. Она не шагнула, значит, сделала выбор. Это Константин был готов признаваться в любви по десять раз на дню. Настойчивость и целеустремленность – похвальные качества, особенно для юноши в глазах девушки. То, что настойчивость и целеустремленность могут быть тихими, но от этого не менее «качественными», понимаешь не сразу. И то, что искренность и доверие в любви важнее всего прочего, тоже понимаешь не сразу. Многое начинаешь понимать лишь после того, как получишь урок. Опыт – лучший учитель и чем он горше, тем лучше учит.

Но как же он хорошо улыбался! Никаких подарков не надо, только бы эту улыбку…

Предложение Константин сделал, когда они учились на третьих курсах, он в автомобильно-дорожном, Виктория в гуманитарном университете. Выходить замуж, не доучившись, Виктория не хотела. Она привыкла доводить начатое до конца и считала, что семью надо создавать на прочном фундаменте. Константин горячился, убеждал, что два года – это так много, целая вечность, хвастался своими совсем не студенческими заработками в автосалоне, обещал работать еще больше, но Виктория была непреклонна – сначала диплом, потом ЗАГС. Можно хоть на следующий день. Альбина (к тому времени они уже сдружились), как-то раз спросила, не надеется ли Виктория, что Костино предложение подстегнет Валеру к более решительным действиям. Виктория, немного разозлившись – что за глупости, ответила, что с Валеркой «все ясно», хотя на самом деле с ним было ясно далеко не все. Что-то такое оставалось внутри, сидела глубоко-глубоко какая-то заноза, иначе бы она не злилась. Валерка – это Валерка, Константин – это Константин, избранник может быть один, а друзей много, не каждый близкий друг имеет шансы стать спутником жизни и так далее. Услышав про «все ясно» Альбина округлила глаза и покивала головой – да-да, конечно. Виктория, поняв, что подруга откровенно над ней издевается, разозлилась еще сильнее и они чуть не поссорились. Это «чуть» случалось у них часто, потому что Альбина не могла жить без провокаций, подколов и насмешек, такой уж у нее характер. Их дружбу спасали и продолжают спасать два обстоятельства. Во-первых, Альбина всегда безошибочно чувствует, когда надо включать задний ход, а, во-вторых, Виктория понимает, что Альбина не злая вредина, а хороший веселый человек со своеобразным чувством юмора. Подчас с весьма своеобразным, но ведь главное, чтобы человек был хороший.

У Константина, как оказалось, чувство юмора было еще своеобразнее, чем у Альбины. Когда Виктория узнала, что в шаферы жених решил пригласить их лучшего друга, она сначала не поверила, подумала, что ее разыгрывают. «Зачем? – спросила Виктория. – Разве больше некого?». «Хочу, чтобы был он», – ответил Константин, никак не комментируя свое «хочу». Удивительно, но Валерка принял приглашение. «Это отдает «мылодрамой», – обеспокоенно сказала Альбина, которой предстояло выступать в роли подруги невесты. – Как бы чего не вышло…». Виктория тоже опасалась, как бы чего не вышло, но изменить ничего не могла. Шафера приглашает жених, его прерогатива. Объяснять, что Валерке роль шафера на их свадьбе может быть неприятна, не было необходимости. Константин не ребенок, сам должен понимать. Поломав голову над тем, какие мотивы руководили Константином – простота или коварство, Виктория сделала выбор в пользу простоты и с головой окунулась в приятные предсвадебные хлопоты. Обида на Константина, однако, осталась. Небольшая, но все же достаточная для того, чтобы не менять фамилию. Так и осталась Викторией Сергеевной Ряжинской, хотя Виктория Сергеевна Вишнякова тоже звучало неплохо. «Ты все знала наперед, – скажет спустя шесть лет Альбина. – Знала, но не осознавала». Эх, если бы так…

Опасения оказались напрасными. Свадьба прошла замечательно и заслуга в том была Валеркина, хотя Константин считал, что это он сумел все так замечательно организовать. На самом же деле, он только высказал пожелания, а их воплощением в жизнь занимался Валера, организатор высшего дана. Во время свадьбы Виктория случайно заметила, какие теплые взгляды бросает ее мать на Валеру и только тогда догадалась, что он нравился ей больше, чем Константин. Кавалеров они с мамой никогда не обсуждали, мама вообще не вмешивалась в личную жизнь Виктории, считая, что есть сферы, в которых даже самый близкий человек не может быть хорошим советчиком. И вообще, обжегшись на собственном примере, она считала все браки, мягко говоря, обреченными. «Какая у нас любовь была с твоим отцом! – вспоминала она, вздыхая через слово. – Он меня на руках носил, дня друг без друга прожить не могли, собирались жить долго и счастливо, умереть в один день, а вышло вот как…». Отца своего Виктория почти не помнила. Он ушел из семьи, когда ей было полтора года, и с тех пор не давал о себе знать. На алименты мать не претендовала из гордости, о причинах расставания не распространялась, говорила «просто устали мы друг от друга», но по тому, как замирал при этом ее взгляд, можно было догадаться о том, что недоговаривала она многое. Неизвестно почему, но у Виктории было предчувствие, что они с отцом когда-нибудь встретятся. Предчувствие не сбылось или, если можно так выразиться, сбылось частично. Виктория узнала подробности об отце после его смерти. Вдобавок, неожиданно получила наследство, причем солидное. Что-что, а невыплаченные алименты отец воздал сторицей, жаль, только, что мама об этом не узнала. Они с отцом когда-то собирались умереть в один день, но умерли в одном и том же месяце, с разрывом в двадцать дней, сначала она, потом он. Оба скончались скоропостижно, от сердечного приступа, такое вот совпадение. Правда о смерти отца Виктория узнала лишь спустя пять месяцев, когда ее нашел адвокат. В начале девяностых отец вспомнил о своих немецких корнях и эмигрировал в Германию. Осел в Штутгарте, женился на немке, которая была на двадцать с лишним лет старше его. У немки был доходный дом в центре Штуттгарта, десять двухкомнатных и две однокомнатные квартиры. После ее смерти дом перешел к отцу, а от него – к Виктории.

В каждой бочке меда непременно найдется ложка дегтя. С этого неожиданно свалившегося на Викторию наследства у них все и пошло наперекосяк. Дом приносил стабильный, весьма неплохой, особенно по российским меркам, доход – около пятидесяти тысяч евро в год. Пятнадцать процентов брала за услуги управляющая компания с непроизносимым названием, сорок с небольшим «хвостиком» оставалось Виктории. Константин, обзаведшийся к тому времени автосервисом неподалеку от станции метро Пражская, почему-то решил, что Виктория должна продать дом, а деньги вложить в семейное дело. Особо не настаивал, но ожидал этого и надеялся, что если не сразу, то со временем жена поймет, что один автосервис – хорошо, а сеть автосервисов еще лучше.

Константин был не просто увлечен своим бизнесом, он им бредил. В прямом, ну, почти в прямом смысле этого слова. Бормотал во сне то про слесарный цех, то про кузовной, утром, едва проснувшись, звонил на приемку (сервис работал круглосуточно) и интересовался, как прошла ночь. Всякий раз, отбывая в отпуск, говорил «Ну, теперь отдохну пару недель», но едва приехав на место, начинал названивать на работу. Или ему оттуда названивали без конца. Когда-то Виктория этому удивлялась, одно время, даже, сочувствовала мужу – надо же, никогда покоя нет, бедолаге, пару раз попыталась объяснить, что правильная организация бизнеса не подразумевает личного участия владельца в решении всех мало-мальски важных вопросов, а потом привыкла. Или, если уж говорить начистоту, делала вид, что привыкла. «Если мужчина не увлекается делом, то он увлекается бабами», успокаивала Альбина. «Лучше бы бабами!» – отшучивалась Виктория, имея в виду, что ни одна любовница не отнимет столько времени, сил и эмоций, сколько отнимают тридцать пять сотрудников. Шутила, шутила, и в какой-то момент дошутилась. Правильно же говорят: «Не буди лихо, пока оно тихо».

У Виктории на наследство были свои виды. Скопив доходы за несколько лет, она собиралась открыть дизайнерское агентство. Кроме того, часть их можно было использовать для лечения от бесплодия за границей, если выяснится, что дома проблему решить не удастся. Проблему Виктория начала решать на третьем году семейной жизни и решала до сих пор. Постепенно походы по врачам, все эти УЗИ и анализы, стали привычными жизненными ритуалами. Врачи выравнивали гормональный фон, лечили от эндометриоза и еще от ряда болезней, дотошно выясняли, нет ли проблем с иммунологической совместимостью, обнадеживали, советовали набраться терпения… Виктория пунктуально выполняла все рекомендации, ей обещали, что скоро, уже совсем скоро будет результат, но результата все не было. «Сколько можно бегать по кругу? – удивлялась Альбина. – Ты же не цирковая лошадь! Кроме экстракорпорального оплодотворения тебе ничто не поможет». Виктории же хотелось, чтобы беременность наступила, если можно так выразиться, естественным путем. Кроме того, ее пугали возможные осложнения. Альбина и сама не раз повторяла, что главная заповедь медицины «не навреди», полностью звучит так: «не навреди – не делай того, без чего можно обойтись». Когда же Виктория надумала, ей вдруг стало не до беременности. Впору было не огорчаться тому, что никак не получалось забеременеть, а радоваться. Рожать нужно от достойных мужчин, так правильнее и спокойнее. Например – от Валеры. Он верный, надежный и, вообще, собрание всех добродетелей. А ценнее всего то, что он ее очень любит. Столько лет ждал, не женился на ком-то другом, надеялся, хотя надеяться уже, казалось, и не на что. Такого хорошего и любящего Валерку полагалось любить так же сильно, но с этим была закавыка. Не Виктория слишком сильно прикипела душой к Константину (было, ведь, было к чему прикипать!), не то она эмоционально «перегорела», не то просто дула на воду, обжегшись на молоке, но любви в полном смысле слова, такой, чтобы дух захватывало и сердце билось в упоении, она к Валерке не испытывала. Ни раньше, ни сейчас. «Оно и к лучшему, – говорила Альбина, – потому что то, что ты считала любовью, нормальные люди называют помешательством. Я вот своего Сашку люблю, но дух у меня от этого не захватывает и сердце не колотится. Во всяком случае, до тех пор, пока он не начинает меня домогаться». «Я не об этом», – робко возражала Виктория. «А я об этом! – ставила точку Альбина. – У тебя вообще не любовь была, а привычка, которую ты приняла за любовь. Вы же с первого класса знакомы и тогда между вами никакой любви не было…» Да – с первого класса. Да – вначале была дружба. Но дружба с Константином переросла в нечто несоизмеримо большее, а с Валеркой нет. Любовь и приязнь – разные понятия, хотя кто его знает, может когда-нибудь и к Валерке появится Чувство. Виктории очень хотелось, чтобы появилось. Валерка, как никто другой, заслуживал любви. Поэтому она успокаивала себя тем, что все приходит в свое время, старалась быть замечательной женой и очень хотела родить от Валерки ребенка. Принято считать, что после рождения первого ребенка отношения между супругами поднимаются на качественно новый уровень. Некоторые из знакомых говорили, что так оно и есть. Альбина утверждала, что все происходит с точностью до наоборот, мол, только после рождения дочери Машки она поняла, какая свинья ее муж. Помогать почти не помогал, но секса от замотанной бессонными ночами Альбины требовал каждый вечер. Впрочем, так подруга говорила, когда пребывала в меланхолии. В хорошем настроении она хвасталась тем, как ловко ее муж менял новорожденной дочери подгузники и ставил газоотводную трубку, а также рассказывала, как сильно ее потянуло на секс сразу же после родов.

В последнее время Виктория морально «созрела» для экстракорпорального оплодотворения. Действительно – сколько можно бегать по кругу и надеяться на то, что вот-вот получится. Оставалось «созреть» физически. Она уже предвкушала радости материнства настолько, что начала присматриваться, не покупать, Боже упаси, а всего лишь присматриваться ко всему малышовому, от пинеток, до кроваток и выбрала, пока только про себя, не обсуждая с Валеркой, комнату, которой предстояло в обозримом будущем (тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить), стать детской.

И тут вдруг начались эти проклятые провалы в памяти! Беременеть такой неопределенной ситуации было немножко страшно. А ну как беременность спровоцирует новые приступы? Выставленный самой себе «диагноз» немного успокоил. Желая убедиться в том, что больше никаких сюрпризов она себе не устроила, Виктория убила уикенд на тотальную ревизию всех шкафов и уголков под видом генеральной уборки. Валерка недоуменно качал головой и предлагал позвонить теткам, двум родным сестрам, которые убирались у него до женитьбы, но Виктория категорически отвергла это предложение, сказав, что справится сама. Валерке вообще не нравилось, что она занимается уборкой, он считал, что ей незачем себя утруждать, особенно с учетом того, что они могут позволить себе нанимать домработниц. Виктория на это отвечала, что «когда-нибудь потом», когда появятся дети, домработницы им, возможно, и понадобятся, а сейчас ей совсем нетрудно в субботу с утра пару часов уделять уборке. Тем более, что у таких аккуратных людей, как они с Валеркой, и убирать-то было нечего. Так – пройтись пылесосом, да тряпкой пару раз взмахнуть. Зато уборка давала Виктории ощущение того, что она здесь хозяйка, помогла ей, прожившей всю жизнь в городских квартирах, быстро привыкнуть к загородному дому. Дом Валерка купил давно, вскоре после того, как начал зарабатывать адвокатской практикой. Продал московскую квартиру, взял кредит на недостающую сумму и купил. Виктории и Константину, несколько удивленным таким решением, сказал, что устал от соседей и что, как «потомственный куркуль» всегда мечтал жить в собственном доме, только не мог осуществить свою мечту, пока была жива его мать. Валеркина мать, которую Виктория помнила бодрой, энергичной женщиной, заболев диабетом, в сорок с небольшим стала инвалидом. Ожирение, гипертония, проблемы с сосудами, трофические язвы… Валерка совмещал учебу в институте с уходом за матерью, при этом успевал где-то подрабатывать, потому что на стипендию и пенсию инвалида второй группы жить было невозможно. Виктория подозревала, что переезд за город был не столько желанием жить в собственном доме, сколько желанием уехать оттуда, где все – домашняя обстановка, поликлиника, аптеки, напоминало о болезни матери. Соседей тоже не стоило сбрасывать со счетов, те еще у Валерки были соседи, алкоголик на наркомане. Бывают люди с несчастливой судьбой, а бывают такие дома, в которых волей случая или по чьему-то неведомому злому умыслу подбираются жильцы один другого хуже. Валерке «повезло» вырасти именно в таком доме.

Вскоре после переезда, Валерка устроил новоселье. На соседнем доме в то время висел баннер «Продается» и Виктория с Константином, впечатленные местными красотами – дубравой и речушкой, немного помечтали о том, как хорошо было бы купить этот дом.

Хорошо, что не купили.

Хорошо, что у них с Константином не было детей.

Тысячу раз права Альбина, когда говорит: «Что Бог не делает – все к лучшему». В этом лучшем из миров все к лучшему – и сделанное, и несделанное.

Но как же славно улыбался Константин! Любую печаль-тоску мог разогнать улыбкой…

3

«Бог велел делиться»

Письмо было анонимным и лаконичным. В теме стояло «Вниманию Виктории Ряжинской!», именно так, с восклицательным знаком, обратный адрес состоял из семи цифр и названия почтового сервера. Цифры показались Виктории смутно знакомыми. Сперва она подумала, что это чей-то номер телефона, но, перерыв все контакты, ничего похожего на 314-15-92 не нашла. Поиск в Сети сразу же дал ответ. Число «пи», первые семь цифр, только без запятой. Надо же, всплыло из глубин памяти, а ведь казалось, что алгебру она основательно подзабыла.

Возможно, в другой день Виктория просто отправила бы дурацкое письмо в корзину и забыла бы о нем. В другой, но не сегодня, не после серии обескураживающих находок и полной домашней «ревизии». С кем делиться? Это шантаж? Или что-то другое? Она должна с кем-то поделиться? Что еще она успела натворить? Причем, на работе, ведь письмо пришло на рабочий адрес.

Настроение сразу же испортилось. Ничего себе, хорошенькое начало новой рабочей недели…

В студии «Марбина-стиль» понедельники были не просто тяжелыми, а очень тяжелыми днями. По понедельникам владелица и директор Маргарита Борисовна Иневаткина (отсюда и «Марбина») за глаза называемая подчиненными Хозяйкой, делилась планами, пришедшими в ее светлую голову за уикенд. По будням Маргариту Борисовну не осеняло, мешала суета.

Планы Маргариты Борисовны требовали немедленного претворения в жизнь, поэтому подчиненным приходилось лихорадочно перекраивать и без того трещащие по швам графики, что неизбежно приводило к накладкам и конфликтам. «Жизнь бьет ключом!» удовлетворенно констатировала Маргарита Борисовна, когда атмосфера в студии накалялась до предела. Нельзя сказать, что Маргарита Борисовна была стервой, получавшей удовольствие от конфликтов. Просто она считала, что творческие люди могут полноценно выкладываться, создавать нечто особенное, лишь в состоянии эмоционального напряжения. Спокойствие и гениальные проекты несовместимы.

– Я считаю, что нам надо принять участие в «Вольном художнике»! – объявила она на утренней летучке. – Надо держать марку!

Кабинет у Маргариты Борисовны был небольшим, поэтому летучки и прочие собрания проходили в офисном зале. Подчеркивая свой демократизм, Маргарита Борисовна отказывалась от стула, который ей традиционно предлагал подхалим Елькин, голубоглазый херувим с душонкой мелкого барышника, и садилась на край его стола. Елькину везло, подхалимам вообще всегда везет, за спиной у Маргариты Борисовны он мог спокойно заниматься своими делами, а вот остальным полагалось внимательно слушать. Летучки порой растягивались на час, а то и больше. Упущенное время приходилось наверстывать вечером.

– Конечно, надо! – с готовностью поддакнула Ира Филиппова по прозвищу Буратина, высокая, нескладная, длинноносая. – Мы там всех в клочья порвем!

Виктория не смогла сдержать улыбки. Неделей раньше, когда Хозяйке не хотелось участвовать во всероссийском конкурсе «Вольный художник», Ира, презрительно морща нос, говорила, что «не взрослое это дело, с детьми в песочнице играть».

– Должны порвать, – поправила Иру Маргарита Борисовна. – Готовьте проекты, я выберу два лучших. Только сразу предупреждаю, чтобы без плутовства. Макс, тебя это особо касается!

Два года назад дизайнер Максим Калиниченко представил заказчику, сети рыбных ресторанов, проект оформления интерьера, полностью «слизанный» с одного нью-йоркского кафе. Хозяйка почему-то его не уволила, хотя за такое обычно полагалось немедленное и безжалостное увольнение. Урезала зарплату, перевела из «перспективных» в «бесперспективные», срывалась на него по поводу и без, и то и дело попрекала былым грехом. Офис-менеджер Настя, любительница триллеров и детективов, считала, что Хозяйка «завербовала» Макса и теперь он доносит ей обо всем, что происходит в студии. Ира-Буратина в пику Насте предположила, что Макс мог вымолить прощение и другим, амурным путем, но эта версия успеха не имела. Невозможно было предположить, чтобы Маргарита Борисовна хоть чуточку заинтересовалась бы блеклым, аморфным, совершенно «никаким» Максом. Она бы скорее могла обратить свое царственное внимание на нордического красавца фотографа Ванечку, прозванного «Ван Гогом» по сокращению от «Иван Георгиевич». Сам Ван Гог был уверен, что это Хозяйка посоветовала Максу «слизать» проект у американцев, а Макс, когда правда выплыла наружу, дальновидно взял всю вину на себя. Виктория же считала, что Маргарите Борисовне нужен «мальчик для битья», чтобы было на ком сорвать зло.

– А может нам лучше сделать какой-нибудь общий проект? – подумала вслух Лена Ганапольская, талантливая, но ужасно неуверенная в себе. – Всем вместе?

Лена пыталась самоутвердиться эпатажным путем, экспериментируя со своей внешностью. Творческих людей трудно эпатировать, но Лене это регулярно удавалось. На прошлой неделе она явилась народу «пирсинганутой по самое не могу», как выразилась Ира. От левого уха к «носовому» кольцу по щеке тянулись две тонкие цепочки, увешанные миниатюрными брелочками. Увидев такую красу, бесчувственная Маргагрита Борисовна гаркнула командирским голосом: «Ганапольская, снять аксельбанты!». Брызнув на пол слезами, Лена выбежала из офиса и вернулась через полчаса с «голым» лицом. Сегодня же она попыталась взять реванш, выкрасив волосы в цвета радуги и покрыв их прозрачной золотой сеточкой из органзы, которую злоязычный Ван Гог сразу же обозвал «чепчиком».

– Вместе будет свара, дела не будет! – отрезала Маргарита Борисовна. – И, вообще, у нас не колхоз, а…

– Лучшая студия дизайна в России! – с показным энтузиазмом выкрикнул Елькин.

От неожиданности Маргарита Борисовна вздрогнула. Когда за спиной вопят, трудно не вздрогнуть. Вместо одобрительной улыбки Елькин получил укоризненный взгляд и сник. Пока Хозяйка оборачивалась, Виктория успела отправить анониму ответ, тоже лаконичный: «Выражайтесь яснее». Намеренно обошлась без «пожалуйста» и прочих вежливых слов. Какой привет, такой и ответ.

Выдержав небольшую паузу и убедившись, что никто больше не горит желанием высказаться, Маргарита Борисовна огласила следующую новость.

– С будущего месяца у нас появится креативный директор!

Маргарита Борисовна обвела взглядом зал, интересуясь реакцией подчиненных. Народ не спешил реагировать, а молча ждал продолжения.

– Я не могу и не хочу все делать сама! – в голосе Маргариты Борисовны прорезались капризно-раздраженные нотки. – Я погрязаю в рутине и не успеваю заниматься развитием! И контролем, кстати говоря, тоже! Мне нужен человек, который будет тянуть творческий процесс!

Ира нетерпеливо заерзала на стуле и вытянула сутулую спину, давая понять, что ей есть, что сказать, но Хозяйка махнула рукой, словно отгоняла назойливую муху, погоди, мол, я еще не все сказала.

– Со стороны я никого брать не стану! Я считаю, что руководителей надо выращивать самостоятельно…

Начальник ремонтников Стас, брутально-амбалистый весельчак, изобразил, будто поливает пол из воображаемой лейки. Стас находился на особом положении, потому что никто в студии, кроме него, не разбирался в вопросах ремонта и отделки и не мог руководить рабочими, не самой, надо сказать, приятной для руководства публикой. А еще Стас умел укладываться в самые скудные бюджеты. Маргарита Борисовна полушутя-полусерьезно говорила, что в студии есть два незаменимых человека, она сама и Стас.

– У многих из вас есть шанс…

Маргарита Борисовна снова оглядела зал. Виктории показалось, что Хозяйка на секунду задержала на ней взгляд. Филипповой, видимо, тоже что-то показалось, потому что она снова заерзала.

– У многих! – голос Хозяйки стал строже. – И за этот шанс вам придется как следует побороться. Я пока в раздумьях, хотя, у меня есть и фавориты, и аутсайдеры. Но шанс есть у многих. Причем, не только у дизайнеров…

Офис-менеджер Настя, рыжая плутоватая лисичка, умевшая при помощи косметики превращаться в томную русалку, встретившись взглядами с Викторией, состроила гримасу, давая понять, что уж ей-то повышение точно не светит. Виктория подмигнула в ответ – кто знает, может Хозяйка выберет тебя. В душе у Виктории уже потянуло неприятным холодком. Психологический климат в студии и без того оставлял желать лучшего. Творческие люди эмоциональны, да еще и Хозяйка любила сталкивать сотрудников лбами, а тут еще такая приманка, как пост креативного директора, первого человека в студии после Маргариты Борисовны. Жди нагнетания в геометрической прогрессии…

Одновременно мелькнула мысль о том, почему бы и ей не стать креативным директором? Опыт есть, голова варит хорошо, а еще она умеет ладить с людьми. За все время работы в студии ни разу не стала участницей крупного конфликта, всегда ухитрялась обходить острые углы, договариваться, уговаривать. Филиппова вон даже подпрыгивает от энтузиазма, желая обратить на себя внимание Маргариты Борисовны, а назначь ее креативным директором, так завтра все сотрудники уволятся. Даже супертерпеливый Макс сбежит, потому что под Иркой работать невозможно. Вадик всех изведет придирками, Ленка сама откажется, да ее Хозяйка никогда не назначит, потому что Ленка рохля и мямля… Перебирая в уме кандидатуры, Виктория настолько увлеклась, что перестала слушать Маргариту Борисовну. К реальности ее вернул густой бас программиста Юры. У Юры была редкая фамилия Паливода и он любил всем объяснять, что в переводе с украинского это слово означает «сорванец», а не человека, который палит воду.

– А можно ли узнать, какие у креативного директора будут плюшки? – спросил он. – Стоит ли овчинка выделки?

Спросить такое, да еще прилюдно, мог только чрезмерно меркантильный и настолько же бесцеремонный Юра. И только ему подобные выходки сходили с рук. Поинтересуйся «плюшками» Виктория или же попробуй она усомниться в том, что «плюшек» может оказаться недостаточно, Маргарита Борисовна тут же устроила бы ей показательную выволочку. Наговорила бы хлестких колкостей (это она умела), вогнала бы в краску, потом, в кабинете, с глазу на глаз, еще бы добавила. А Юрке всего лишь погрозила своим хрупким пальчиком, одетым в кольца, как в броню. Кольцами и перстнями Маргарита Борисовна увлекалась чрезмерно, до полной безвкусицы, надевала на все пальцы, кроме больших, по нескольку штук, не сильно заботясь о единстве стиля. Да и разве можно было бы выдержать единство при таком изобильном количестве?

– О плюшках я с тобой, Юрочка, поговорю келейно, когда остановлю выбор на твоей персоне, – сказала Маргарита Борисовна. – И вообще, о плюшках потом. Сейчас надо поговорить о шишках. Хорошие новости закончились, настало время плохих…

Сотрудники замерли в тревожном ожидании. Филиппова перестала ерзать и втянула голову в плечи. Макс, давно привыкший к незаслуженным упрекам, нервно оглянулся по сторонам. Менеджер по продажам Света Дунаева едва слышно вздохнула и нервно дернула разлапистым кончиком своего утиного носа. Все знали, что Света копит на пластическую операцию, причем не где-нибудь, а непременно в Швейцарии.

Плохие новости у Маргариты Борисовны всегда были плохими на самом деле, без какого-то либо преувеличения. Виктория подумала, что создав новую должность креативного директора, Маргарита Борисовна непременно должна кого-то сократить. Ничего личного, простой баланс. Если в одном месте прибыло, значит, в другом должно убавиться.

– У нас в студии завелась крыса! – Маргарита Борисовна сурово сдвинула брови. – Точнее – гадина!

– Змея?! – ахнула бухгалтер Даша Гусарова. – Где?

Даша хорошо разбиралась в бухгалтерии, но во всем остальном была сущим ребенком, доверчивым и восторженным. У нее и лицо было детским – круглым, с ямочками на щеках и широко распахнутыми глазами. Ладно крыса, еще куда бы ни шло, но откуда в офисном здании в центре Москвы взяться змее?

– Я образно, Даша! – Маргарита Борисовна недовольно поморщилась. – Среди нас находится вражеский агент. Кто-то из сидящих передо мной сливает информацию о наших заказчиках и проектах конкурентам!